Текст книги "Восьмой грех"

– Что это? – заинтересовалась Катерина, заметив в руках Мальберга квитанцию.

– Рейс во Франкфурт, билет на имя Марлены Аммер. – Мальберг сделал паузу. – Но дата, дата! – невольно вскрикнул он.

Катерина взяла квитанцию и вопросительно посмотрела на Лукаса:

– Двадцать шестое августа?

– В день, когда Марлена должна была лететь во Франкфурт, ее убили. И хотя мы собирались вместе провести пару дней в Риме, она и словом не обмолвилась о своих планах.

– Тогда я ничего не понимаю, – сказала Катерина, внимательно разглядывая квитанцию на свет. – Может, она перекомпостировала билет на другой день?

– Да, наверное, так и было, – покорно согласился Лукас. С минуту он молча смотрел в пустоту. А если Марлена просто хотела сбежать? Мальберг с горечью отметил, что совсем не знал женщину, которая совершенно негаданно стала для него такой важной.

Квитанция была единственной уликой, которая ускользнула от глаз полиции, или преследователей Марлены, или того, кто стоял за всем этим делом. Может, она намеренно спрятала квитанцию в его книгу, чтобы оставить хоть какую-то наводку? Шанс, что он обнаружит квитанцию, был один к тысяче. «Но если она хотела о чем-то сообщить мне, то почему таким странным образом? – думал Мальберг. – Почему она не оставила прямых указаний? Что значит весь этот спектакль?»

Мальберг усиленно думал. Но чем больше он ломал голову, тем яснее ему становилось, что квитанция в книге оказалась случайно. Скорее всего, Марлена в это время читала книгу. Тут позвонили в дверь и, чтобы никто не догадался о ее планах, она сунула квитанцию в книгу и поставила ее на полку. Лукас потер виски и вздохнул.

Катерина вернула ему квитанцию. Ей стало жалко Мальберга, который сейчас выглядел беспомощным и каким-то потерянным. Катерина, хотя и обладала аналитическим складом ума, не знала, что делать дальше. Она чувствовала себя неуютно в чужой квартире, в которой скрывалась мрачная тайна.

– Паоло, – позвала она брата, стараясь говорить почти шепотом. – Ты еще там?

– Не переживай, – послышался в ответ такой же шепот. – Но я был бы вам благодарен, если бы мы поскорее убрались отсюда. Мы торчим тут уже четыре часа, и батарейки в фонаре вот-вот сядут. Кроме того, я чертовски устал. Года дают о себе знать.

Проигнорировав шутку Паоло, Мальберг сказал:

– Парень прав. Давай закругляться. – Он снова взял книгу и, вложив в нее квитанцию, спрятал ее в карман. – Нам действительно лучше уйти отсюда.

Катерина с облегчением кивнула. Она была рада, что они наконец-то покинут эту странную квартиру.

– Оставь свет включенным! – шепнула она, когда Лукас проходил по галерее.

Глава 23

Под картиной святого Карло Борромео, которого в шестнадцатом столетии назначил государственным секретарем его дядя, Папа Пий IV, встретились шестеро мужчин в черном. Все они имели довольно решительный вид. Монументальная картина в приемной префекта конгрегации была единственным настенным украшением скудно обставленной комнаты. В торце комнаты громоздился письменный стол гигантских размеров. Посередине – трапезный стол с четырьмя угловатыми стульями по бокам. Один стул стоял во главе стола, прямо напротив распятия, висевшего на стене.

Вначале встреча проходила в молчании. Мужчины, входя в комнату, приветствовали друг друга важным кивком.

Выглядело это собрание вполне обычно, потому что кардинал Бруно Моро, глава Святой Палаты, ненавидел праздные речи. Необычным было время встречи. Светящиеся стрелки «ролекса», который кардиналу подарило епископство на семидесятилетие, показывали двадцать три часа. В это время в Ватикане обычно уже царили мир и согласие.

Пока Моро все еще сидел за письменным столом, увлеченно просматривая документы, в комнату друг за другом входили мужчины. Они усаживались за пустой трапезный стол и так же, по очереди, складывали руки на столе: левую – снизу, правую – сверху, будто в ожидании Страшного суда. Слева, напротив высокого окна, сидели монсеньор Джованни Саччи – личный секретарь последнего Папы, бритый наголо, в дешевых никелевых очках. У Саччи было такое выражение лица, словно он ожидал, что его в эту ночь высекут розгами. (Ходили слухи, что Саччи якобы желает провести самобичевание, подражая святому Доминику.) Во власти Саччи – он был также главой архива Ватикана – находился тайный архив его светлости. Он хранил документы, которые нельзя было увидеть простому христианину. Это были бумаги о тайных монастырях, где воспитывались дети священников и епископов; рукописи о святых, которые при жизни совсем не были святыми, но которых в таком виде преподнесла верующим Церковь; секретные документы об аннулировании браков высокопоставленных лиц и записки с их сомнительными оправданиями.

Рядом с монсеньором сидел седой Франтишек Завацки. Он так согнулся, будто нес на своих узких плечах все грехи мира. Ему было за пятьдесят. Он был префектом по делам Церкви с общественностью. Завацки состоял на неблагодарной должности, поскольку в его обязанности входило оглашение решений его светлости народу. Он ловко задушил в зародыше дискуссию о крайней плоти Иисуса и вопрос, вознесся ли Спаситель вместе с ней или она осталась на земле и ее нужно чтить, как и многие другие реликвии.

Далеко от такого рода мыслей, но рядом с ним сидел Арчибальд Зальцманн и морщил нос от едкого запаха средства для полировки, который исходил от темной поверхности стола. Зальцманн пришел в Римскую курию со стороны, что заставило поволноваться всех клерикальных завистников. В юном возрасте, а в Ватикане это около шестидесяти, он стал просекретарем по образованию и заведовал всеми церковными университетами и другими учебными заведениями. Не раз завистники порицали его за то, что у него нет церковного образования.

Напротив Зальцманна, спиной к окну, сидел глава Института по делам религии Джон Дука, как всегда, в сером фланелевом костюме. Он явно скучал, на лице застыла чуть заметная ироничная улыбка, которая отличала его от всех присутствующих.

В глубокой печали, по правую руку от Дуки, сидел профессор Джек Тайсон, сын легендарного гарвардского профессора Джона Тайсона, который предложил Ватикану заменить оригинал Туринской плащаницы фальшивкой. Пытаясь скоротать время, он тихо барабанил по столешнице пальцами правой руки. Если прислушаться, можно было понять, что он выстукивает «Марш гладиаторов».

Это вызывало недовольство монсеньора Абата, личного секретаря кардинала Бруно Моро, который уселся возле Тайсона с карандашом и пачкой чистых листов. Он собирался все запротоколировать: кардинал был уверен, что только написанное, но не произнесенное слово имеет значение. Абат негодующе посмотрел на Тайсона, но это не подействовало. Тогда монсеньор сделал знак, и профессор, извинившись, прекратил барабанить по столу.

Кроме Тайсона, который прилетел на встречу специально из Массачусетса и впервые оказался в стенах Ватикана, всех остальных присутствующих здесь людей объединяло одно – они были ярыми противниками государственного секретаря, кардинала Филиппо Гонзаги.

– Я пригласил вас всех сюда в столь поздний час, – разорвал напряженную тишину хриплый голос кардинала Моро, который поднялся из-за письменного стола и пересел во главу трапезного, – потому что здесь, в этих стенах, было совершено страшное преступление.

Кардинал сделал приглашающий жест начальнику тайного архива Папы.

И без того угрюмое лицо Саччи помрачнело еще больше, и он, не взглянув на монсеньора, сказал:

– Плащаница Господа нашего Иисуса, предположительно оригинал, исчезла из сейфа тайного архива.

Франтишек Завацки взволнованно вскочил с места.

– Что значит «исчезла», брат во Христе? Вы не могли бы выражаться яснее? – потребовал он.

– Исчезла – это значит, что ее там больше нет! – Архивариус поднял глаза.

– Погодите, – вмешался Арчибальд Зальцманн, – насколько мне известно, тайный архив Ватикана защищен не хуже государственного банка Англии. И на этой планете есть только три человека, которые беспрепятственно могли туда попасть. Это его святейшество, государственный секретарь Гонзага и вы, монсеньор, глава тайного архива. И это весьма ограничивает круг подозреваемых. Разве не так?

Саччи кивнул и беспомощно оглядел собравшихся. При этом его никелевые очки блестели так, будто хотели защитить хозяина от враждебных взглядов.

– Для меня остается загадкой, как такое могло произойти, – тихо ответил он.

– А когда вам стало известно о пропаже, ваше высокопреосвященство? – поинтересовался Джон Дука, повернувшись к кардиналу.

– Вот уже три недели, – ответил Моро и нервно стиснул подлокотники стула. – Прежде чем рассказать вам о катастрофе, я хотел бы предоставить возможность монсеньору Саччи разъяснить дело.

– Кто об этом знал до сих пор? – Арчибальд Зальцманн, просекретарь по вопросам образования, заерзал на стуле.

Саччи хотел было ответить, но кардинал опередил его:

– Когда мне сказал об этом монсеньор, я попросил ничего пока не сообщать его святейшеству. Он сейчас как раз проводит отпуск в Кастель Гандольфо. А когда Саччи призвал к ответу государственного секретаря Гонзагу, того обуял приступ ярости, который чужд христианину, и это навело подозрение на самого архивариуса.

Личный секретарь кардинала, не отвлекаясь, стенографировал.

– Ради Пресвятой Девы и всех святых! – Зальцманн хлопнул ладонью по столу. – В конце концов, есть только два подозреваемых: монсеньор Саччи и государственный секретарь Гонзага!

– Если позволите… – Моро сложил руки, будто хотел обратиться в усердной молитве, и продолжил: – Мы все, собравшиеся здесь, отнюдь не являемся друзьями Гонзаги, да простит нас Бог. Ведь нигде не сказано, что мы должны любить зло…

– Ваше высокопреосвященство, говорите то, что думаете, – перебил кардинала Франтишек Завацки. – Гонзага подвергает курию риску. Он должен уйти.

Монсеньор Абат вопросительно посмотрел на кардинала Моро, словно хотел сказать: «Стоит ли записывать эти слова?» Но префект указал пальцем на протокол, и Абат беспрекословно повиновался.

– Если я правильно понимаю, – тихо заметил Арчибальд Зальцманн, – вы намекаете на отстранение Гонзаги от должности? В последний раз это случилось в Средние века и то только с помощью грубой силы!

Кардинал Моро пожал плечами и промолчал.

Джон Дука нерешительно вмешался в разговор, что ему было несвойственно:

– Если позволите сделать замечание, я хотел бы напомнить, что курии в последнее время очень не везло с кардиналами…

– Вы намекаете на экс-кардинала Тецину? – спросил просекретарь Зальцманн.

– Именно.

– Это дела минувших дней! Он, кажется, переехал в какой-то замок на Рейне. Наверняка он до сих пор не забыл обиду и злится, что его не избрали Папой.

– Тецина? – переспросил Завацки.

– Теперь он называет себя по-другому, произносит свое имя наоборот, – добавил Дука.

– Что это значит? – заинтересовался Завацки.

– Бывший кардинал произносит свое имя не слева направо, как подобает благочестивому христианину, а справа налево, как те, кто противостоит нашей вере.

– А-н-и-ц-е-т, – вполголоса произнес по буквам монсеньор Абат.

Кардинал Моро инстинктивно перекрестился.

Арчибальд Зальцманн посчитал нужным уточнить:

– Это имя демона, антихриста и воплощения зла.

Прищурив глаза, кардинал внимательно посмотрел на Джона Дуку и спросил:

– Откуда вам это известно?

– Я думаю, – начал Джон Дука, – что мне следует вам кое-что рассказать.

– А вот это уже любопытно! – не скрывая раздражения, воскликнул кардинал Моро.

Дука кивнул и продолжил:

– Если быть кратким, несколько дней назад я тайно встречался с экс-кардиналом, которого теперь зовут Аницет…

В комнате повисла гнетущая тишина. Через несколько секунд раздались голоса:

– Изменник!

– Этого не может быть!

– И что же дальше?

Дука поднял руки вверх:

– Вы не будете осуждать меня, если узнаете подробности. К сожалению, должен констатировать: сейчас Аницет держит всю курию в кулаке. Он предъявил мне списки «Ордо JP» и угрожал опубликовать их, если я не выполню его требования. Мне не нужно лишний раз напоминать, чьи фамилии стоят в этом списке.

В тот же миг все умолкли.

Моро покачал головой и сказал:

– Бывший кардинал превратился в шантажиста! О чем вы говорили с ним?

– О плащанице Господа нашего Иисуса!

Все за столом уставились на Джона Дуку, будто он пригрозил им вечными муками в аду.

– Откуда, – пробормотал Моро хриплым голосом, – откуда ему известны подробности о плащанице? Есть только несколько посвященных людей, в том числе и профессор Джон Тайсон. Но тот дал священную клятву и унес ее с собой в могилу. Так ведь? – Моро бросил пронзительный взгляд на Тайсона-младшего.

Джек, ожесточенно жестикулируя, ответил:

– Господин кардинал, отец рассказал мне все это только перед смертью. И будьте уверены, что я ни при каких обстоятельствах не раскрою тайну и буду нем как рыба.

Моро оглядел мужчин, сидевших по обе стороны стола. Наконец он остановил взгляд на Джоне Дуке.

– И что же было нужно Тецине, или Аницету, или как он там сейчас называет себя?

– Он утверждал, что плащаница находится у его братства.

– Это невозможно!

– Я тоже так думал. Но Аницет настаивал на своем, сказав, что якобы один человек лично привез реликвию в замок братства Fideles Fidei Flagrantes.

– Ничего больше не говорите! – перебил банкира кардинал Моро. – Этот человек – Филиппо Гонзага!

Джованни Саччи быстро записывал, как будто ему в спину упиралось острие кинжала.

– Гонзага, государственный секретарь, – простонал он и покачал головой.

– Но здесь есть одна тонкость, – продолжил Джон Дука, – и в этом кроется причина, почему он обратился ко мне. Одаренный ученый, один из членов братства, утверждает, что Гонзага передал не оригинал плащаницы, а фальшивку, которая была изготовлена по заказу курии.

– Неправда! – зло выпалил кардинал. Его лицо налилось кровью. – Это значило бы, что оригинал находится в Турине. Но все обнародованные исследования утверждают обратное. Нет, это полный абсурд!

– Я так и сказал. Но Аницет считает, что этому есть простое объяснение. Мастер изготовил не одну, а две копии!

Монсеньор Завацки согнулся так, что его подбородок едва не касался стола.

– Но с точки зрения фальсификатора, это означало бы двойную выгоду!

– Братья во Христе, – произнес Арчибальд Зальцманн, – предположим, ваши догадки верны, но тогда возникает вопрос: где находится оригинал плащаницы Иисуса? – Он окинул всех вопросительным взглядом. – Кто стоит за этим преступлением?

– У меня есть только одно предположение, – ответил кардинал Моро.

Саччи согласился с кардиналом, как, впрочем, и монсеньор Завацки.

– Государственный секретарь Филиппо Гонзага, – сказал Джон Дука. Он повел плечами и вздрогнул, как будто эти слова причинили ему боль.

– Гонзага, Гонзага, Гонзага! – раздраженно закричал кардинал Моро. – Иногда мне кажется, что Бог послал нам дьявола в облике этого человека, чтобы проверить нас!

Секретарь Абат опустил голову и сложил руки в молитве. Он уже давно перестал записывать. Опыт подсказывал Абату, что эти записи могут стать страшным оружием в руках противника. Повернувшись к Дуке, кардинал Моро спросил:

– Брат во Христе, вы можете нам рассказать, для чего предназначались сто тысяч долларов, которые нашли у Гонзаги во время несчастного случая?

– К сожалению, нет. Мы знаем, что у государственного секретаря есть средства для особых случаев. Они находятся на отдельном счету, который не включен в баланс банка Ватикана. Насколько мне известно, они хранятся в одном из семи сейфов тайного архива, где была и плащаница.

Тогда все взоры обратились на Джованни Саччи, главу тайного архива.

Но монсеньор только отрицательно покачал головой:

– Нет, нет, нет! Упаси меня Господь от этого. Вступая в эту должность, я дал священную клятву Богу, что буду соблюдать все законы Церкви. К этому относится и хранение тайн. Когда же настанет мой час, я унесу эти тайны в могилу.

– Даже если на кону стоит судьба святой Церкви?

– Церковный закон не знает исключений. И вам, ваше высокопреосвященство, не нужно этого объяснять. Я думаю, что не возьму грех на душу, если скажу вам, что я знаю, где Гонзага хранит данные о счете.

По комнате прокатился глухой рокот, а затем вновь все умолкли.

Монсеньор Завацки удивленно посмотрел по сторонам и, не обращая внимания на архивариуса, в гнетущей тишине произнес:

– Но кто, собственно, сказал, что Гонзага тратил эти деньги на плащаницу нашего Господа? Принимая во внимание значение предмета, сто тысяч долларов – это просто богохульство. А Гонзага не тот человек, который может продать плащаницу за такую смехотворную сумму.

– Может быть, – вмешался Арчибальд Зальцманн, – мы все думаем об одном и том же?

– Награда за молчание! – воскликнул кардинал.

– Гонзага с помощью этих денег хотел заставить замолчать соучастника, – поспешил вставить Зальцманн.

Джон Дука кивнул и продолжил:

– Нужно установить слежку за государственным секретарем. Его частые поездки, его сомнительные встречи вне курии – все это вызывает подозрения.

Бруно Моро уныло произнес:

– Как вы себе это представляете, братья во Христе? Гонзага, в силу своих служебных обязанностей, поддерживает контакты курии с внешним миром. Он не только министр иностранных дел города-государства, но и глава правительства в стенах Ватикана. Как вы намереваетесь следить за ним и при этом оставаться незамеченными?

– Позвольте сказать, – вмешался монсеньор Абат. – Нужно попытаться привлечь на свою сторону секретаря Гонзаги, Джанкарло Соффичи.

Предложение вызвало неоднозначные отклики. Завацки и Зальцманн посчитали, что это весьма рискованно. В качестве аргумента монсеньор Завацки предложил подумать, что будет, если Гонзага подойдет к монсеньору Абату и попросит шпионить за кардиналом Моро. Разумеется, Абат все расскажет высокопреосвященству.

Джон Дука, напротив, считал Соффичи человеком, страдающим от высокомерия и властолюбия государственного секретаря: несмотря на выгодную должность и возраст, помощник кардинала еще ни разу не избирался папским капелланом.

– Могу себе представить… – продолжил Дука.

– Кардинал Гонзага мог бы предложить Соффичи должность папского капеллана, – будто прочитав мысли Дуки, сказал Моро.

– Ваше высокопреосвященство, – откликнулся тот, – вы серьезно считаете, что его святейшество откажет вам в продвижении по службе Соффичи? Причина найдется всегда. Для кардинала Гонзаги это было бы сродни позору. А Соффичи, я в этом уверен, просто будет готов на все от благодарности. Таким образом, мы сможем насолить Гонзаге.

– Неплохая мысль! – На лице Моро впервые за весь вечер появилась улыбка, хотя и сдержанная.

Тут вскочил монсеньор Саччи и взволнованно закричал:

– Братья во Христе, разве вы еще не поняли, что мы поощряем зло? Мы, люди Церкви, последователи святого Петра, ведем себя подобно фарисеям. Наши интересы сейчас касаются греха и преступления, а не веры и избавления. Ради власти и влияния апостолической иерархии уже не останавливаются перед убийством. Как говорит пророк Иеремия? «Воистину, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы. И потом приходите и становитесь пред лицом Моим в доме сем, над которым наречено имя Мое, и говорите: «Мы спасены, чтобы впредь делать все эти мерзости. Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое?»

Монсеньор снял очки и протер стекла белым платком. Потом он снова уселся на стул.

Кардинал Моро долго смотрел на Саччи испытующим взглядом. Он не ожидал такой вспышки гнева от обычно сдержанного архивариуса. Когда их взгляды пересеклись, префект угрожающим тоном тихо сказал:

– Монсеньор, ваше благородство и вера в законы красят вас, но факт остается фактом: в наших стенах появился дьявол. И как учит нас история Церкви, дьявола в особых случаях нужно изгонять огнем и мечом. Скажите мне, брат во Христе, как мы можем освободиться от цепей, в которых при скверных обстоятельствах оказалась наша Церковь? – Моро заговорил громче: – Я спрашиваю вас: как? Отвечайте, монсеньор!

Саччи молча смотрел в пустоту.

Речь Моро становилась все экспрессивнее.

– Разве вы не понимаете, что речь идет о вас, обо мне, о нашем существовании? – вопрошал он. – Но речь не только о нас – вопрос стоит о дальнейшем существовании Церкви. И ключевая фигура здесь – Филиппо Гонзага.

– А что, собственно, мешает провести отстранение его от должности? – осторожно поинтересовался Джованни Саччи. – Вы, ваше высокопреосвященство, принадлежите, по-моему, к двадцати пяти членам правления.

– Ах, брат во Христе, это было бы самое непростое решение нашей проблемы. Sacra Romana Rota[20]20
  Высший суд Ватикана.


[Закрыть] состоит из представителей различных групп и течений в Ватикане: консервативных и прогрессивных, элитарных и популистских. Большинство голосов получить крайне сложно. К тому же этот процесс проходит под надзором нескольких апостолических инстанций. Приговора суда можно ждать годы, если не десятилетия. К тому времени дьявол уже наверняка завершит свое дело. Нет, мы должны найти другое решение. Теперь вернемся к вам, профессор Тайсон! Причина, по которой мы вас сюда пригласили… – Кардинал Моро запнулся и посмотрел на дверь. Он узнал звук опускающейся дверной ручки. Теперь насторожились и все остальные. В следующую секунду в дверном проеме показалась лысая голова Гонзаги.

– Я увидел, что у вас горит свет, – произнес государственный секретарь. – А что это Святая Палата[21]21
  Конгрегация римской инквизиции, формально называемая Святой Палатой, была переименована в 1965 году в конгрегацию Доктрины и Веры. Префектом этой организации являлся кардинал Ратцингер, нынешний Папа.


[Закрыть] заседает так поздно?

Когда он вошел и закрыл за собой дверь, в комнате распространился терпкий запах дорогого мужского парфюма. Но в данной ситуации он ассоциировался у собравшихся здесь людей с запахом дьявола.