Текст книги "Торговцы космосом"

Фредерик Пол. Чума Мидаса

Итак, они поженились.

Жених и невеста образовали прекрасную пару, она – в своем жабо на двадцать ярдов безупречно белого цвета, он – в своей строгой серой гофрированной блузе и плиссированных панталонах.

Свадьба выдалась скромная, но большего он не мог себе позволить. В гости пришли к ним только ближайшие родственники и горстка близких друзей. И когда священник закончил церемонию, Мори Фрай поцеловал свою невесту, и они поехали на прием. Всего было двадцать восемь лимузинов (правда, в двадцати из них – одни только роботы из прислуги) и три цветочных вагона.

– Благослови вас обоих Господь, Мори и Черри, – сентиментально протянул старик Илон. – Вы у нас – пара хоть куда. – Он высморкался в рваный батистовый квадратик ткани.

Старики держатся молодцами, подумал Мори. На приеме, окруженные огромными стопками свадебных подарков, они выпили шампанское и съели целую гору крошечных восхитительных канапе. Они вежливо слушали оркестр из пятнадцати человек, и мать Черри даже протанцевала один танец с Мори из чувства сострадания, хотя было ясно, что танцы были далеки от обычного образа ее жизни. Они изо всех сил старались слиться с толпой, но все равно две пожилые фигуры в строгих и простых, вероятно, взятых напрокат костюмах обескураживающе бросались в глаза посреди четверти акра гобеленов и журчащих фонтанов, что составляли главный зал для торжеств в загородном доме Мори Фрая.

Когда пришло время гостям расходиться по домам, а молодоженам – обустраивать мало-помалу совместную жизнь, отец Черри пожал Мори руку, а мать невесты поцеловала его. Но когда они уехали на своем крошечном катере, по их лицам было видно – оба полны дурных предчувствий.

Конечно, как личность Мори их вполне устраивал – но не должны же бедные вступать в брак с богатыми!

Мори и Черри, конечно же, любили друг друга. Это их выручало поначалу – в первые месяцы брака они признавались друг дружке в любви по двадцать раз на дню. Мори решился даже взять отгул ради того, чтобы прошвырнуться с невестой по магазинам, к вящей радости последней. Они ехали на своих тележках по огромным сводчатым коридорам супермаркета, Мори проверял список покупок, пока Черри выбирала. Это было весело.

Первое время.

Их первое идеологическое разногласие произошло именно в супермаркете – как раз там, где открылся новый отдел драгоценных камней, меж секций «Продукты к завтраку» и «Напольная мебель».

– Бриллиантовый лавальер[24]24
  Лавальер – ожерелье из подвески с крупным драгоценным камнем и простого шелкового шнура или ленты. Свое название украшение получило благодаря герцогине Луизе Де Ла Вальер (1644–1710), фаворитке Людовика XIV, популяризировавшей его в свое время.


[Закрыть], кольца, сережки… – Мори поднял взгляд от списка.

– Мори, у меня есть лавальер! – возмущенно откликнулась Черри. – Ну чего ты хоть!

Мори неуверенно пролистал список. Лавальер там значился – и никаких альтернатив ему предложено не было.

– А как насчет браслета? – спросил он. – Смотри, у них тут есть несколько рубиновых, очень красивых. Прекрасно подойдут к твоим волосам, дорогая. – Он подозвал консультанта – тот, само собой, был роботом, – и тот протянул Черри поднос с браслетами. – Ну разве не прелестно! – воскликнул Мори, когда Черри пристроила на запястье самый крупный.

– И что, мне этот лавальер ни к чему, получается?

– Ну конечно. – Он взглянул на бирку. – Смотри-ка, он стоит ровно столько же пайка-баллов. – Черри явно не убедили его слова, она все еще сомневалась, и он поспешно добавил: – А пойдем-ка теперь в обувной отдел! Мне как раз нужна новая пара танцевальных туфель…

Черри не стала возражать ни тогда, ни потом, когда они оба отдыхали после похода по супермаркету. Только под конец, дожидаясь в вестибюле, когда робот-бухгалтер выдаст счет, а робот-кассир проставит штампы в их пайковые книжки, Мори вспомнил про браслет.

– Не стоит посылать его вместе с остальными вещами, дорогая, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты его надела прямо сейчас. Честь по чести, не припомню, чтобы что-то еще тебе так здорово шло.

Черри тут же приняла взволнованно-счастливый вид. Мори возгордился собой – кто б на его месте так ловко разрулил семейную проблему!

В приподнятом настроении он пребывал всю дорогу домой, пока Генри, их робот-компаньон, развлекал их анекдотами про завод, где его собрали и запрограммировали. Черри вообще не привыкла к Генри, хотя этого робота трудно было не любить. Шутки и забавные истории, когда вам нужно поразвлечься, участие, когда у вас нет настроения, неисчерпаемый запас новостей и сведений на любую тему – вот на что Генри был неизменно щедр. Черри в тот день даже специально попросила Генри составить им компанию за ужином и искренне, как и Мори, потешалась над его остротами.

Но позже, в оранжерее, когда Генри деликатно оставил их одних, ее веселость сошла на нет. Мори этого не заметил. Он очень добросовестно совершал обход: включал телевизор, выбирал дижестивы, просматривал вечерние газеты.

Черри смущенно откашлялась, и Мори прервал свои занятия.

– Дорогой, – сказала она неуверенно, – сегодня я что-то будто не с той ноги встала. Как думаешь, может, просто останемся дома и… ну… расслабимся?

Он глянул на нее с легким беспокойством. Она устало откинулась в кресле, прикрыв глаза.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Мори.

– Прекрасно. Просто в этот вечер меня никуда не тянет. Нет настроения.

Мори сел и машинально закурил сигарету.

– Понятно, – сказал он. По 3D-визору транслировали комедийное шоу; он встал, чтобы подбавить звук, и одновременно включил магнитофон. Приглушенная струнная музыка тут же разлилась по комнате.

– У нас были забронированы номера в клубе сегодня вечером, – напомнил он ей.

Черри неловко поежилась.

– Это я знаю.

– Еще есть билеты в оперу. Одни я уже сдал на прошлой неделе. Не хочу придираться, дорогая, но мы не использовали ни один из наших билетов в оперу.

– Можно посмотреть ее прямо здесь, в 3D, – тихо заметила она.

– Да я ведь не о том, милая. Я… я не хотел тебе об этом рассказывать, но Уэйнрайт из конторы сказал мне вчера кое-что. Сказал, что накануне вечером ходил в цирк и рассчитывал и нас там застать. А нас там не было! Бог знает, что я скажу ему на следующей неделе.

Мори ждал, что Черри ответит, но она молчала, так что он продолжил тем же ровным тоном:

– Так что, если б ты взяла себя в руки и все-таки решила пойти сегод…

Тут Мори осекся на полуслове – Черри плакала, безутешно – и практически беззвучно.

– О, дорогая, – промямлил он и попробовал обнять ее, но Черри увернулась. Все, что ему оставалось, – стоять беспомощно и смотреть, как она плачет.

– Радость моя, в чем дело? – спросил он.

Черри отвернулась.

Мори покачался на каблуках. Видеть слезы жены ему было уже не впервой. Уже была одна сцена, когда они едва не расстались – вдруг осознав огромную взаимную разницу таких масштабов, что счастливыми ни за что при такой не стать; раньше-то они эту пропасть в упор не видели, наивно считая, что нужно быть вместе, несмотря ни на что. Впрочем, та неурядица как-то улеглась, сошла как с гуся вода – а вот теперь Мори чувствовал себя виновным в этих ее слезах. Впервые за все время.

Постояв молча еще недолго, он развернулся и направился к бару. Проигнорировав уже приготовленные дижестивы, он смешал два хайбола[25]25
  Самый базовый рецепт хайбола выглядит так: одна часть крепкого алкоголя и две (реже три) части содовой (сельтерской, минеральной) воды. Как нетрудно догадаться, из этого рецепта происходят все базовые и самые популярные смешанные напитки: джин с тоником, куба либре, виски с колой и т. д.


[Закрыть]. Пошел обратно к Черри, поставил один бокал рядом с ней, сделал большой глоток из другого.

– Дорогая, в чем дело? – спросил он снова, но уже совсем другим тоном.

Она все молчала.

– Да хватит уже. Что не так?

Черри посмотрела на него, потерла глаза кулаками, потом угрюмо бросила:

– Прости.

– Все нормально. Послушай, мы же любим друг друга. Давай просто все обсудим.

Черри взяла свой бокал, поднесла к губам, потом поставила на место нетронутым.

– А что толку, Мори?

– Давай хотя бы попробуем.

Она пожала плечами. Мори решил не давать слабины:

– Так, я понимаю, ты несчастна. И все это из-за… ну, из-за всего этого. – Он широким жестом обвел богато обставленную оранжерею, толстый ворсистый ковер, армию бытовой и развлекательной техники, только и ждущей, чтобы к ней обратились. Подразумевались также и двадцать шесть комнат, пять автомобилей и девять роботов-слуг. – Ты не привыкла к такой жизни, правда? – с нажимом произнес он.

– Ничего не попишешь, – пробормотала Черри. – Знаешь же, я пыталась привыкнуть. Но тут совсем не так, как дома.

– Да ведь твой дом теперь здесь! – вспыхнул он. – Ты больше не живешь с папашей в пятикомнатном коттедже! Не возишься больше в саду по вечерам, не играешь с родителями в карты! Ты живешь со мной – тем человеком, которого взяла в законные мужья! И ведь знала же, на что идешь – мы все обсудили задолго до того, как поженились… – Он умолк – от слов не было проку. Черри снова заплакала, но уже не беззвучно.

– Я пыталась! – стала причитать она сквозь слезы. – Ты даже не представляешь, как я пыталась! Носила всю эту дурацкую одежду и играла в дурацкие игры, носилась с тобой все время… ела всю эту ужасную еду, покуда не начала жи-жи-жиреть! Я думала, мне все будет с тобой по плечу – но не могу я так жить, и все тут. Меня к такому не готовили. Я очень люблю тебя, Мори, но такая жизнь сводит меня с ума. Я ничего не могу поделать, Мори, – эта дикая бедность меня так утомляет!..

В конце концов слезы высохли, конфликт сошел на нет, влюбленные поцеловались и помирились. Но в ту ночь Мори лежал без сна, прислушиваясь к тихому дыханию жены из соседнего номера, и смотрел в темноту с таким трагизмом, какого до него не знавал ни один нищий.

Блаженны нищие, ибо они наследуют землю.

Блаженен Мори, наследник такого количества мирских благ, что их ему не потребить и за всю жизнь.

Мори Фрай, погруженный в беспросветную нищету, никогда в жизни не испытывал голода, никогда не испытывал недостатка ни в чем, что только душа желала, – ни в пище, ни в одежде, ни в ночлеге. В мире Мори ни у кого не было недостатка в таких вещах – попросту не могло быть.

Прав был Томас Роберт Мальтус, видный английский экономист, но прав только лишь относительно цивилизации, не знающей ни полностью автоматизированных заводов, ни даже гидропоники и принципов пищевого синтеза, ни ядерных заводов-производителей, ни руды и металлов, добытых прямо из океанических недр… не говоря уже о постоянно возрастающем резерве рабочей силы, об архитектуре, пронзившей небеса и углубившейся в земные недра, о зданиях, проектируемых и возводимых буквально за день… и, конечно же, о роботах.

Прежде всего цивилизация Мальтуса была лишена роботов – неустанных работников, столяров и плотников, металлургов и швей, шахтеров и пахарей.

Все, в чем нуждалась суша, в изобилии поставляло море, а чего недоставало, то легко производилось в лабораторных условиях. Промышленность сделалась рогом изобилия: еда и одежда, техника и недвижимость для целой плеяды колонизированных миров – давала она все это, и даже больше. Головокружительные научные открытия, безмерная сила атома, труд людей и роботов, механизация, положившая на Земле конец лесам, болотам и льдам, на чье место пришли города, производственные комплексы и космодромы – ни один король в эпоху Мальтуса о таком и мечтать не мог.

Но у всякой трубы – два конца. Изобилие, ключом бьющее с одного конца, каким-то образом должно быть почерпнуто с конца другого.

Счастливчик Мори, скромный хозяйственно-потребляющий индивид, утопающий в половодье материальных благ, мужественно тщился съесть, выпить и сносить свою долю из непрерывного прилива богатства. Мори отнюдь не чувствовал себя благословенным – ибо благословения бедных всегда лучше всего ценятся издалека.

Квоты являлись ему в кошмарах. На следующее утро он проснулся в восемь часов, с красными глазами – измученный, но полный решимости. Пришла пора начать новую жизнь.

Утренняя почта, как назло, не принесла радостных вестей. На казенном бланке от НПС – Национального Продовольственного Совета – было отпечатано следующее: С прискорбием извещаем, что отмеченные в нижеследующем перечне предметы, по августовской квоте возвращенные Вами как «пользованные» и «непригодные к дальнейшей эксплуатации», были проверены нашими специалистами и признаны не сильно изношенными. «Нижеследующий перечень» оказался такой длины, что у Мори закружилась голова. В этой связи сообщаем об отказе предоставления Вам кредита по данным пунктам. Вам насчитана дополнительная квота потребления на текущий месяц в размере 435 баллов, из которых не менее 350 баллов должны быть потрачены на изделия текстильной промышленности и предметы домашнего обихода.

Мори скомкал письмо и швырнул на пол, но робот невозмутимо поднял его, разгладил и положил на стол.

Ну что за несправедливость! Ладно, может быть, плавки и пляжные зонтики взаправду не так часто использовались – хотя как, черт возьми, их использовать, когда на неторопливый досуг вроде плавания и времени-то нет? Зато он поносил походные брюки! Целых три дня и даже часть четвертого! Что они от него хотят – чтобы он таскался в обносках?

Мори воинственно посмотрел на кофе и тосты, принесенные роботом-лакеем вместе с почтой, а затем собрался с духом. Несправедливо это все или нет – он должен был играть по правилам. В большей степени – ради Черри, не ради себя самого, а дорогу осилит идущий – и никак иначе.

Итак, Мори собрался потреблять за двоих.

Он сказал роботу-камердинеру:

– А ну-ка подай мне сливки и сахар к кофе! Много сливок и много сахара. Еще тосты, омлет, жареной картошечки, апельсинового сока… нет, пусть это будет лучше грейпфрут – половинка грейпфрута! А, чего уж – апельсиновый сок тоже неси!

– Сию минуту, сэр, – ответил робот. – Значит, вы не будете завтракать в девять, сэр?

– Конечно, буду, – добродетельно возвестил Мори. – И порции у меня будут двойные! – Когда робот уже закрывал дверь, он крикнул ему вслед: – А к тосту подай масло и джем!

Он пошел в ванную; у него был полный рабочий день, и нельзя было терять время. В душе он трижды тщательно намылился, а потом, смыв мыло, прошел через весь ассортимент по порядку: три лосьона, простой тальк, надушенный тальк и полминуты ультрафиолетового излучения. Затем он снова намылился, сполоснулся и вытерся полотенцем, вместо того чтобы встать под сушильную струю горячего воздуха. Почти все лосьоны и ароматы тут же ушли в канализацию вместе с водой, но если уж Совет обвинит его в расточительстве, он скажет, что так экспериментирует. Эффект, по сути, был отнюдь не плох.

Ванную он покинул, преисполненный энтузиазма. Черри уже проснулась – и с ужасом смотрела на принесенный слугой поднос.

– Доброе утро, дорогой, – тихо сказала она. – Уф…

Мори поцеловал ее, похлопал по плечику.

– Ну и ну! – сказал он, уставившись с хищной улыбкой на поднос. – Кушать подано!

– Не многовато для нас двоих?

– Нас двоих? – повторил Мори эхом. – Дорогая моя, я собираюсь все это съесть сам!

– О, Мори! – ахнула Черри, и обожающего взгляда, который она бросила на него, было достаточно, чтобы заплатить за дюжину таких обедов.

А это, думал он, завершая свои утренние упражнения со спарринг-роботом и садясь за свой настоящий завтрак, должно было происходить изо дня в день в течение долгого, долгого времени.

Итак, Мори принял решение. Лавируя между сельдью, чаем и сдобными лепешками, он обсуждал с Генри свои планы.

– Я хочу, чтобы ты немедленно наметил мне график, Генри. Три часа в неделю оставь на тренажерный зал – и чтобы потогонных тренажеров побольше, похудеть мне не повредит. Так, еще примерочные – надо купить новую одежду, а то эту ношу уже несколько недель. И не стоит забывать про визиты к врачам – про дантиста помню, а когда там визит к психологу?

– Вообще-то сегодня утром, сэр, – мягко сказал робот. – Я уже дал все распоряжения шоферу и известил вашу контору.

– Прекрасно! Ну, тогда займись другими вещами, Генри.

– Да, сэр, – сказал Генри и принял рассеянный вид робота, говорящего по своим ОРКР-каналам – так условно называлась служебная радиочастота «от-робота-к-роботу», и по ней он договаривался за своего хозяина со всеми потребными на данный момент службами.

Мори закончил свой завтрак в молчании, довольный своей добродетелью, пребывая в мире со всем миром. Не так и трудно быть настоящим, трудолюбивым потребителем, если работаешь над этим, подумал он, а кто чем-то недоволен – тот просто бездельник. Ну что ж, должен же кто-то страдать – нельзя приготовить омлет, не разбив яйца. Истинный его долг ведь состоял отнюдь не в том, чтобы делаться каким-нибудь сумасбродом, бросающим вызов общественному порядку и бьющим себя в грудь «за несправедливость», а в том, чтобы заботиться о своей жене и своем доме.

Жаль, что как раз сегодня он никак не мог вплотную заняться потребительством – но ничего, он еще наверстает свое в те четыре дня, что отведены под консьюмеризм, и ни под что другое. А сегодня его ждет сеанс групповой терапии. Теперь, когда он взглянул проблемам в лицо, психоанализ, скорее всего, покажет лучшие результаты.

Рассеянно чмокнув восторженную новым режимом Черри на прощание, Мори, все еще полный самодовольных дум, прошел к автомобилю. Он не заметил приземистого типчика в мягкой широкополой шляпе и мятых ярких брюках, спрятавшегося в кустах.

– Эй, приятель! – громким шепотом окликнул Мори типчик.

– А? Что такое?

Типчик воровато огляделся кругом.

– Приятель, – торопливо затараторил он, – ты, я смотрю, культурный малый, не откажи в милости. Трудные времена нынче настали, но ничего – ты мне, я тебе, так и сдюжим. Айда махнемся талонами? Один твой на шесть моих – лучшего обменного курса во всем городе не сыщешь, это я тебе говорю. Мои, конечно, не настоящие, но никто не заметит, дружище, вот увидишь…

Мори недоуменно заморгал.

– Ну уж нет! – с чувством выпалил он и оттеснил типчика с дороги. Еще и аферист на мою голову, подумал он с гневом. Соседство с трущобами и грязные спекуляции с пайковыми не могли не расстраивать Черри – теперь еще и райончик становился Меккой для народца по ту сторону закона. Разумеется, к Мори не впервые приставали мошенники с подделанными потребительскими талонами, но чтобы у собственного порога – такого еще не бывало!

Забираясь в машину, Мори мельком подумал, не позвонить ли в полицию. Но этот тип наверняка испарится задолго до их приезда и сбудет свои фальшивки где-то в другом месте.

Конечно, было бы здорово получить за один талон целых шесть.

Вот только попасться на подделках будет совсем не здорово.

– Доброе утро, мистер Фрай, – звонким голосом приветствовал его робот в приемной. – Пожалуйста, проходите. – Стальным пальцем он указал на дверь с надписью ГРУППОВАЯ ТЕРАПИЯ.

Когда-нибудь, поклялся себе Мори, кивнув и подчинившись, я смогу-таки позволить частного психоаналитика. Групповая терапия помогала снять извечный стресс современной жизни; без нее он мог оказаться в таком же невыносимом положении, как истеричные толпы во время пищевых бунтов, или удариться в антисоциальщину, как тот поддельщик талонов, что попался утром. Но на таких сеансах Мори недоставало личного подхода. Психоанализ, по его разумению, был делом глубоко интимным, а заниматься им публично – все равно что жить полноценной супружеской жизнью в доме, где постоянно толчется орава угодливых, но жутко мешающих роботов.

Собственные мысли вдруг испугали его – и придет же такое в голову! Входя в комнату и приветствуя свою группу, Мори заметно волновался.

Их было одиннадцать – четыре фрейдиста, два ришеиста, гештальтпсихолог и парочка юнгианцев, сторонник шоковой терапии и пожилой тихий салливанист[26]26
  Шарль Рише (1850–1935) – французский физиолог, психолог и сторонник применения гипноза в интересах психоанализа; Карл Юнг (1875–1961) – швейцарский психиатр, психолог, основоположник аналитической психологии; Гарри Стек Салливан (1892–1949) – американский психиатр и психолог, яркий представитель неофрейдизма. Гештальтпсихология (от нем. Gestalt – образ, форма) – направление в психологии, которое рассматривает психику человека с точки зрения целостных структур.


[Закрыть]. Подход к пациенту у них, ясное дело, разнился, но Мори, даром что четыре года общался с группой, так и не смог уловить, в чем конкретно различия заключаются. Мне известны их имена, подумал он, этого хватит.

– Доброе утро, эскулапы! – поздоровался он. – Что у нас на сегодня?

– Доброе утро, – угрюмо откликнулся доктор Циммельвайс. – Сегодня вы впервые к нам входите с таким видом, будто вас что-то действительно беспокоит, и все же расписание требует психодрамы. Доктор Фэрлесс, – обратился он к коллеге, – не могли бы мы немного изменить расписание? Фрай явно чем-то перенапряжен, а мы, как говорится, не докопаемся – не дознаемся. Психодрама подождет до следующего раза, правда ведь?

Фэрлесс покачал своей изящной лысой головой:

– Извините, доктор, но тут от меня ничего не зависит. Вы же знаете правила.

– Правила, правила… – Циммельвайс усмехнулся. – А прок от них какой? Вот пациент в состоянии острой тревоги – навидался я таких на своем веку! – и мы игнорируем его острый случай в угоду правилам? Ну и где здесь профессионализм? Разве так мы его излечим?

– Если позволите, доктор Циммельвайс, – ледяным тоном произнес маленький доктор Блейн, – множество исцелений было проведено без необходимости отступать от правил. Да и сам я, собственно говоря…

– «Сам я»! – передразнил Циммельвайс. – Сами вы никогда в жизни не управлялись с пациентом в одиночку. Когда уже вы покинете группу, Блейн?

– Доктор Фэрлесс! – в ярости бросил Блейн. – Я что, должен терпеть подобного рода переходы на личности? Просто потому, что у Циммельвайса – стаж и пара частных пациентов в день? Да что он о себе…

– Джентльмены, – мягко заметил Фэрлесс, – пожалуйста, давайте продолжим работу. К нам мистер Фрай пришел за помощью, а не ради того, чтобы слушать наши перебранки.

– Извиняюсь, – коротко отчеканил Циммельвайс. – Однако я по-прежнему призываю не возводить правила в догму.

Фэрлесс склонил голову.

– Прошу проголосовать – кто за прежний порядок ведения наших собраний? Девять. Против только вы, коллега Циммельвайс. Посему мы сейчас приступим к психодраме, если секретарь напомнит нам заметки с прошлого сеанса… Прошу.

Секретарь, толстый, приземистый юнец по фамилии Спрэг, перелистнул несколько страниц своего журнала и зачитал нараспев:

– Протокол сеанса от двадцать четвертого мая, объект – Мори Фрай; присутствовали доктора Фэрлесс, Блейн, Циммельвайс, Каррадо, Вебер…

Фэрлесс вежливо прервал:

– Если не трудно, давайте сразу следующую страницу, то есть последнюю, Спрэг – уж будьте так добры…

– Гм… Да. После десятиминутного перерыва для проведения дополнительного теста Роршаха и энцефалограмм группа, собравшись, провела тест на ассоциации. Все результаты были сведены в таблицу и сопоставлены со стандартными значениями. После было отмечено, что значительная часть психических травм объекта, соответственно…

Мори обнаружил, что его внимание ослабевает. Терапия была хороша, все это знали, но время от времени он находил ее немного скучной. Но если бы не она, неизвестно, что могло бы случиться. Конечно, сказал себе Мори, ему оказывали тут значительную помощь – по крайней мере, он не поджег свой дом и не кричал на пожарных роботов, как Ньюэлл, когда его старшая дочь развелась с мужем и вернулась жить к нему, взяв с собой свою норму пайка, конечно. Мори даже не испытывал искушения сделать что-нибудь столь же возмутительно и пугающе безнравственное, как уничтожить вещи или растратить их впустую – хотя порой и возникал соблазн, нечего кривить душой. И все-таки – ничего серьезного за ним замечено не было. Он был здоров. Абсолютно здоров.

…Вздрогнув, он поднял глаза. На него изумленно смотрели доктора.

– Мистер Фрай, – повторил Фэрлесс, – вы займете свое место?

– Конечно, – поспешно ответил Мори. – А где?

Циммельвайс загоготал.

– Скажите на милость! Ничего, Мори, вы пропустили не так уж и много. Сейчас мы с вами прогоним важную сцену из вашей жизни – ну, одну из тех, о которых вы нам поведали в прошлый раз, помните? Вам четырнадцать лет, Рождество, мать кое-что вам пообещала…

Мори проглотил комок в горле.

– Помню, – сказал он грустно. – Помню. Где мне встать?

– Давайте сюда, – сказал Фэрлесс. – Вы – это вы, Каррадо – ваша мать, ну а я – ваш отец. Коллеги, которые не участвуют, – прошу отойти назад. Отлично. А теперь, Мори, у нас здесь рождественское утро. Веселого Рождества, Мори!

– Веселого Рождества, – сказал Мори вполголоса. – Пап, помнишь, мама обещала мне как-то подарить собачку…

– Собачку? – сердечно переспросил Фэрлесс. – Мы с мамой приготовили для тебя кое-что получше. Ну-ка, посмотри, что это там, под елкой? Ба! Да это же робот! Да, Мори, твой собственный тридцативосьмипроцессорный робот, твой личный компаньон! Давай, Мори, не бойся, подойди к нему, поговори с ним. Его зовут Генри. Ну, давай, мальчик, иди!

Мори внезапно почувствовал неприятное пощипывание в носу.

– Но я… я вовсе не хотел робота, – проговорил он неуверенно.

– Что значит – не хотел? – твердо спросил Каррадо. – Всегда ты хотел робота. Ну же, детка, пойди поиграй с этим милягой.

– Но я ненавижу роботов! – воскликнул Мори яростно. Он оглянулся на докторов, на серые стены и с вызовом добавил: – Слышите все? Я их терпеть не могу!

Повисла секундная пауза, а затем началось обсуждение.

Где-то полчаса спустя в комнату вошел давешний робот из приемной и объявил, что время, отпущенное на сеанс, подходит к концу. За эти полчаса Мори бросало то в жар, то в холод, у него перехватывало дыхание от гнева – он вспомнил все то, что было забыто целых тринадцать лет назад.

Он ненавидел роботов.

Ничего удивительного не было в том, что в молодости Мори испытывал к роботам отнюдь не лучшие чувства. То был «роботовый бунт» – последний отчаянный протест плоти против железа, битва не на жизнь, а на смерть между человечеством и машинами, что были им же, человечеством, созданы. Битва, так никогда и не произошедшая, – ведь тот мальчик, что ненавидел роботов, стал мужчиной, что с роботами работает и вообще идет с ними рука об руку по жизни.

Всегда и во все времена конкурент за рабочее место, особенно новичок, ставился вне закона. Конкуренты набегали волнами – ирландцы, негры, евреи, итальянцы, и всякая волна загонялась в гетто, варилась там и кипела, пока не рождалось на свет поколение, пригодное к мирному житью под боком у соседей.

Роботы не имели национальности – по этому параметру их не в чем было винить. Они произошли от автоматизированных схем с обратной связью, от усложнившихся многократно систем интеллектуального наведения огня – и так, обрастая приводами, мощными батареями и другими конструкторскими ухищрениями, стали проникать во все сферы жизни.

И вот первый универсальный робот с лязгом сошел с конвейера.

Его миссия заключалась в собственном уничтожении, но из обломков тела пилотной модели сотня улучшенных роботов черпала вдохновение. И сотня принялась за работу, и еще сотня – пока не появились миллионы поверх бесчисленных миллионов.

И бунтов они никогда не устраивали – ибо пришли вместе с даром по имени изобилие.

И к тому времени, когда дар проявил свои собственные, неведомые до поры, темные стороны, время для бунта роботов прошло. Изобилие – это дурман, формирующий привычку. Понижение дозы в его случае не работает – если получается, лучше раз и навсегда соскочить с иглы. Но следующая за соскоком ломка может разрушить здоровье раз и навсегда.

Мучаясь от последствий, зависимый никогда не питает ненависти ни к наркотику, ни к наркодельцу. И если Мори, будучи маленьким мальчиком, мог ненавидеть робота, которого ему подсунули вместо желанной собачки, то Мори-мужчина прекрасно понимал – роботы как слуги и как друзья на редкость хороши.

Но в каждом мужчине жив мальчишка, и тот маленький Мори так и остался при своем мнении.

Обычно Мори с радостью ждал наступления своего единственного рабочего дня, когда он мог сделать что-то полезное, а не просто потреблять, потреблять и потреблять до одури. И сегодня он вошел в испытательную лабораторию Брэдмурской компании развлечений в пике душевного подъема.

Но когда он переодевался из уличной одежды в рабочий халат, в лабораторию вошел Хоуленд из отдела закупок – с заговорщическим видом.

– Тебя Уэйнрайт хотел повидать, – шепотом сообщил он. – Лучше сбегай сейчас.

Мори нервно кивнул – с поручениями Уэйнрайта взаправду лучше не медлить.

Кабинет начальства был размером с трансформаторную будку, а убранством своим смахивал на плавучую глыбу антарктического льда. Каждый раз, видя его изнутри, Мори так и сжимался от зависти. Подумать только – по-настоящему рабочий стол, где ничего лишнего – ни часов с календарем, ни подставки для ручек с двенадцатью стерженьками разного цвета, ни диктофона – нет!

Шмыгнув за дверь, Мори сел и стал ждать – Уэйнрайт болтал по телефону. Мысленно он перебирал все возможные причины, по каким его может захотеть повидать начальство, да еще и лично, а не по телефону. Видимо, ничего хорошего его тут не ждет.

Уэйнрайт опустил трубку, и Мори выпрямил спину.

– Вы за мной посылали? – спросил он.

Для современности, пышнотелой и луноликой, Уэйнрайт был явно худоват, как аскет. Как главный суперинтендант отдела разработки дизайна Брэдмурской компании развлечений, он занимал высокое положение в верхних слоях зажиточного общества.

– Конечно посылал, – прошелестел он. – Фрай, что вы такое себе позволяете?

– Вы это о чем, мистер Уэйнрайт? – волнуясь, спросил Мори, мысленно вычеркивая из списка причин интереса начальства к его персоне все мало-мальски позитивные.

– А то вы не знаете. – Уэйнрайт хмыкнул. – Если не знаете, значит, и не хотите знать. Это многое меняет. Помните, по какому поводу я делал вам замечание неделю назад?

– Моя продовольственная книжка, – болезненно произнес Мори. – Послушайте, мистер Уэйнрайт, я знаю, что немного отстаю, но…

– Никаких «но»! Знаете, что о вас думают в Комитете, Фрай? Они получили жалобу от продовольственного совета в ваш адрес. Естественно, они передали ее мне. А я, естественно, собираюсь передать ее прямо вам. Вопрос в том, что вы собираетесь предпринять? Боже мой, посмотрите на эти цифры: ткани – пятьдесят один процент, еда – шестьдесят семь процентов, развлечения – тридцать процентов! Вы уже несколько месяцев ни в чем не дотягиваете до своего пайка!

Мори с несчастным видом опустил взгляд.

– Мы – то есть моя жена и я – говорили об этом вчера вечером, мистер Уэйнрайт. И, поверьте мне, мы будем над этим работать вплотную. Вот как засучим рукава, так сразу… так сразу, думаю, все будет нормально, – закончил Мори не очень уверенно.

Уэйнрайт кивнул, в его голосе прорезалась симпатия:

– А, ваша жена ведь – дочка прокурора Илона? Хорошая семья. Много раз я виделся со стариком Илоном. – Спохватившись, он перешел на более резкий и официальный тон: – Что ж, Фрай, я вас предупредил. Мне плевать, как вы выкрутитесь из этой истории, но из-за вас я не намерен терпеть регулярные втыки от Комиссии – ясно?

– О да, сэр.

– Вот и прекрасно. Как обстоят дела с новой схемой К-50?

Мори просветлел.

– Почти готова, сэр! Сегодня я дописываю на пленку первую секцию. Хочу сказать, я очень доволен результатом. Вышло более восемнадцати тысяч подвижных элементов, и это – не считая…

– Славно. Славно! – Уэйнрайт опустил взгляд на свою пустеющую столешницу. – Что ж, возвращайтесь к работе, Фрай. И выправляйте все остальное. Вы это можете, потребление – долг каждого из нас. Вот о чем нужно всегда помнить.