Текст книги "Торговцы космосом"

Рассказы

Фредерик Пол. Тоннель под миром

I

Утром пятнадцатого июня Гай Бёркхарт проснулся с криком.

Настолько реальных снов ему в жизни видеть еще не приходилось. Взрыв, сминающий металл и пышущий жестоким зноем, все еще стоял у него перед глазами, отдавался в ушах. И взрывная волна, хоть и всего лишь приснившаяся, чуть не сбросила его с постели.

Рывком поднявшись, он уставился на стены тихой комнаты, залитые солнечным светом из окна, едва ли веря глазам своим.

– Мэри? – хрипло окликнул он.

Жены в одной кровати с ним не было. Перекрученное одеяло было примятым, будто бы она только-только встала, а сон во всех красках до сих пор стоял перед глазами, и Бёркхарт даже взглянул боязливо на пол – не упала ли Мэри с кровати из-за взрыва?

Нет, ее там не было. Ну разумеется, сказал он сам себе, бросив взгляд на знакомое ему каминное кресло с низким сиденьем и высокой спинкой, расшитой в стиле рококо, на плотно закрытое окно и целехонькую стену. Взрыв был всего лишь сном.

– Гай? – тревожно окликнула его Мэри откуда-то снизу, со стороны лестницы на первый этаж. – Гай, милый, все в порядке?

– Ну конечно, – слабо отозвался он.

Повисла пауза, а потом Мэри с сомнением в голосе переспросила:

– Точно? Мне показалось, что ты кричал. Спускайся, завтрак готов.

– Просто кошмар приснился, лапушка, – откликнулся Бёркхарт поувереннее. – Уже бегу к тебе!

Выйдя из душа и побрызгавшись любимым одеколоном, Гай твердо решил, что взрыв был всего лишь сном, пусть и на редкость дрянным. Впрочем, чему тут дивиться? За крайние тридцать лет эры водородной бомбы, надо думать, мало кому не снились взрывы.

Даже Мэри не обошла эта участь – едва он стал рассказывать о кошмаре, как она его перебила, явно удивленная:

– Что, и тебе такое приснилось? Подумать только, мне – то же самое… ну, почти. Звука не было, но будто бы меня что-то разбудило, а потом ударило – в мгновение ока. Вот и все. У тебя, значит, что-то похожее было?

Бёркхарт кашлянул.

– Ну, не совсем, – произнес он. Мэри была не из тех чудо-женщин, что и коня на скаку останавливали, и в горящие избы входили. Не было нужды пугать ее всеми подробностями. Не стоило упоминать, что во сне, реальном до омерзения, он чувствовал, как ломаются ребра, как булькает в горле соленая кровь, как наваливается безотрадное предчувствие конца.

– Может, на улице взаправду что-то рвануло, – заметил он. – Мы услышали во сне оба – и вот как это сыграло.

Мэри с отсутствующим видом погладила мужа по руке.

– Возможно, – согласилась она. – Уже почти половина девятого, дорогой. Не опоздаешь в контору?

Бёркхарт наскоро разделался с завтраком, поцеловал жену на прощание и побежал на улицу – не ради того, чтобы поспеть на работу к сроку, а чтобы поскорее проверить догадку.

Но сонные улицы Тайлертона казались нетронутыми. Сидя в автобусе у окна, Бёркхарт ловил глазами хоть какие-то следы разрушений, но тщетно. Тайлертон казался будто бы даже целее, чем прежде. Стоял прекрасный, бодрящий денек, на небе – ни облачка, дома лучились чистотой и гостеприимством. Одну лишь громаду «Пауэр энд Лайт», единственную высотку в городе, заволокло дымом, сгоняемым с раскинувшегося на задворках города химического завода. То еще наказание – дым каскадных перегонных установок оставлял на стенах домов причудливые разводы.

Автобус не был забит как обычно, и спросить о взрыве Гаю было некого. Он сошел на углу Пятой авеню и Лихай-стрит, и автобус, тарахтя, покатил дальше. Просто воображение, по-видимому, так подшутило – никакой реальной подоплеки у взрыва из сна не было.

Он остановился в вестибюле здания, где помещалась его контора, у табачного киоска, но Ральфа за прилавком не оказалось. Вместо него там торчал какой-то незнакомец.

– А где мистер Стеббинс? – спросил Бёркхарт.

– Приболел, – вежливо ответил мужчина-сменщик. – Будет завтра. Вам пачку «Морли»?

– «Честерфилда», – поправил его Гай.

– Конечно, сэр. – Продавец снял с полки и протянул через прилавок какую-то очевидно незнакомую Бёркхарту пачку – зелено-желтую. – Попробуйте эти вот, сэр, – предложил он. – У них особая пропитка, меньше тянет кашлять. Сами же знаете – бывает, выкуришь сигарету-другую, и кашель прямо-таки жить не дает.

– Никогда о таких не слышал, – недоверчиво заметил Бёркхарт.

– Само собой, это ведь новинка.

Гай явно колебался, и продавец предложил:

– Знаете что, попробуйте их на мой страх и риск. Если они вам не понравятся, принесите назад пустую пачку, и я вам верну деньги. Уговор?

Бёркхарт пожал плечами:

– Ну как тут отказаться? Но все-таки продайте мне и «Честерфилд».

В ожидании лифта он распечатал новую пачку и закурил сигарету. Недурственно. Он вообще-то относился к обработанным всяческой химией сигаретам с предубеждением, да и новый продавец ему показался каким-то чудаковатым – у него же одни убытки пойдут, если каждому покупателю вот так вот навязывать товар.

Двери лифта разъехались под аккомпанемент низкого мелодичного звука. К Бёркхарту в кабину вошли еще несколько человек, и он кивком поприветствовал их. Когда их движение вверх возобновилось, потолочный динамик стал поливать их привычной рекламной чепухой.

Нет, эта чепуха – непривычная, вдруг отметил Бёркхарт. Он порядком наслушался всех этих звуковых объявлений и научился почти не воспринимать их, но в этот раз они как-то миновали его оборону. И даже не потому, что большей части рекламируемых брендов Гай не знал; сам стиль подачи у рекламы как-то изменился. Ему в уши лилась назойливо-истеричная рифмованная дребедень. Сперва нахваливали какие-то неизвестные безалкогольные пойла, а потом каких-то два десятилетних, судя по голосам, сорванца затараторили о какой-то новой шоколадке. Их щебет потонул в неожиданно властном, басовитом призыве:

– Эй, друг, не тупи – скорей «Шоко-Байт» купи! Купил «Шоко-Байт-Бест» – умял за один присест! Облизал пальцы, айда улыбаться! Олл райт, покупайте «Шоко-Байт»!

Потом кошмарный плаксивый женский голос затянул:

– О, как я хочу холодильник «Фриз», за него головой расшибусь об карниз!

Удивленно жмурясь, Бёркхарт сошел на своем этаже. Каким-то образом сей диковатый словесный понос, заменивший привычные спокойные объявления, умудрился выбить его из привычной колеи.

На его счастье, хотя бы в конторе все было по-старому – если не обращать внимания на отсутствие мистера Барта. Мисс Миткин, зевавшая за своим столом в приемной, понятия не имела, что с тем приключилось.

– Я звонила ему домой, там сказали, что он завтра явится.

– Может, он пошел на завод? Он совсем рядом с его домом.

– Ага, может быть, – протянула мисс Миткин пофигистично.

И тут Гая Бёркхарта осенило:

– Но сегодня же пятнадцатое июня, день подачи квартальной налоговой декларации! Он должен расписаться!

Мисс Миткин пожала плечами, давая понять, что все это – проблемы мистера Барта, а не ее собственные, и вернулась к своим ногтям.

Порядочно возмущенный, Бёркхарт прошествовал назад к своему столу. Конечно, ему ничего не стоило расписаться в налоговой декларации за Барта, но такое в его обязанности не входило. Барт как управляющий городским представительством химзавода должен был сам за такое отвечать.

Он решил было позвонить Барту домой или попытаться застать его на заводе, но тут же отказался от этой мысли. В сущности, его не слишком интересовал заводской персонал, и чем меньше он будет иметь с ними дел, тем лучше. Однажды он вместе с Бартом побывал там на экскурсии, и виды предприятия оставили у него на душе тягостный осадок… если не сказать – напугали. Если не считать пары-тройки управляющих и инженеров, на заводе было шаром покати. И будто бы ни души – одни агрегаты.

Ни одной живой души, поправил себя Бёркхарт, припоминая слова Барта. Послушать его – выходило так, что всей заводской машинерией заведовали компьютеры, являющиеся, по сути, репликами настоящих человеческих сознаний, с уникальными памятью и умственной деятельностью. Сама мысль слегка отторгала. Барт тогда с хохотом заверил его, что думать о заводских компьютерах как о неких монстрах Франкенштейна, выкраденных из неги небытия мертвецах, нет смысла. Вся суть только в том, говорил он, что привычные человеку реакции переносятся из клеток головного мозга в ячейки электронной памяти. Людям от этого вреда нет, да и машины от такого монстрами не становятся.

И все равно Гаю Бёркхарту тогда сделалось не по себе.

Отбросив мысли о Барте, заводе и прочем постороннем, он взялся за налоговые бумаги и до полудня подбивал счета. У Барта, с его-то регистрационным гроссбухом, где все ходы были записаны, на все про все ушло бы минут десять, то и дело напоминал он себе с досадой.

Когда дело было сделано, Бёркхарт запечатал декларацию в конверт и вышел к мисс Миткин.

– Так как мистера Барта сегодня нет, нам придется на обед сходить по очереди, – сказал он. – Идите сначала вы, я уступаю.

– Ой, спасибо. – Мисс Миткин, никуда не торопясь, достала косметичку из ящика стола и взялась наводить красоту.

Гай протянул ей конверт с декларацией:

– Будьте добры, закиньте по пути в почтовый ящик. Впрочем, погодите-ка… Надо бы – так, чистой совести ради, – звякнуть мистеру Барту. Как думаете, он ведь возьмет второй раз трубку?

– Он и в первый раз ее не взял. – Мисс Миткин тщательно поправляла сползшую линию губной помады салфеткой. – Я думала, возьмет жена, но ответила его дочка.

– Разве ей в школе быть не положено? – Бёркхарт нахмурился.

– Взяла трубку она. Больше ничего не знаю.

Гай вернулся к себе и недовольно уставился на неразобранную корреспонденцию, что скопилась на столе. Он на дух не выносил ночные кошмары, после них весь день слоняешься сам не свой. Уж лучше было и вовсе сюда не являться. Вон как Барт.

По пути домой с Бёркхартом приключилось кое-что забавное. На углу, где он обычно ловил автобус, творилась очередная чертовщина – кто-то истошно вопил о том, как нужен ему холодильник «Фриз», – и ноги сами пронесли Гая лишний квартал. Почти у самой будки остановки он заприметил подъезжающий автобус и побежал за ним, но вдруг его остановил чей-то оклик. Оглянувшись, Гай уставился на невысокого мужчину, бежавшего навстречу.

Узнал он его не сразу – то был его довольно-таки шапочный знакомый, тип с фамилией Свенсон. Пока Бёркхарт раздумывал, стоит ли задерживаться, автобус уже ушел.

– Привет, – сказал он.

Лицо Свенсона выражало отчаянную решимость.

– Бёркхарт? – робко спросил он каким-то странно обострившимся голосом – и вдруг так и застыл столбом, глядя на него в упор с затаенной надеждой, зримо вырождающейся в сожаление. Он что-то ищет, кого-то ждет, подумал Гай. Но от меня-то ему что нужно?

Кашлянув, он снова поприветствовал:

– Привет, Свенсон.

Ответом ему послужил лишь глубокий вздох.

– Ничего не изменилось, – пробормотал тот, обращаясь, похоже, к одному себе. Кивнув Бёркхарту отстраненно, Свенсон развернулся и зашагал прочь.

Бёркхарт смотрел, как сутулая фигура Свенсона затерялась в толпе. Что за день чудес сегодня, подумал он. Все идет наперекосяк.

Запрыгнув в следующий автобус, он думал о случившемся всю дорогу до дома. Что-то не так. Ничего серьезного, но мир будто сдвинулся с места. Живешь вот так себе привычной жизнью, вырабатываешь некий конструкт впечатлений и реакций, на его основе худо-бедно прогнозируешь грядущие события; знаешь, где лежит бритва и как придержать дверь, чтобы проскальзывающий язычок замка вошел в паз… и вдруг что-то подспудно меняется.

Именно несовершенные вещи вносят в жизнь привычность. Такие, что немножко не в порядке. Такие, как заедающий замок или выключатель на верхней лестничной площадке, на который надо нажать посильнее, так как пружина в нем совсем разгулялась. Или же коврик у двери, вечно сбивающийся комом, если вытереть об него ноги.

В жизни Гая Бёркхарта все вроде бы оставалось по-прежнему, а вот в окружении что-то определенно сместилось. Взять того же Барта – не вышел сегодня на работу. Первый раз за все время.

Бёркхарт думал об этом и за обедом. Он думал об этом весь вечер, несмотря на попытки жены расшевелить его партией в бридж с соседями. Энн и Ферли Деннерман ему нравились, он знал их еще детьми, но и они весь вечер были какие-то странные и задумчивые, и ему пришлось терпеливо слушать жалобы Деннермана на плохую работу телефонной станции и замечания его жены касательно мерзкой рекламы, которой пичкали зрителя с утра до ночи.

Бёркхарт уже собрался было поставить мировой рекорд по длительности абстрактных размышлений, как вдруг в районе полуночи, уже лежа в постели, со странным осознанием того, что так и должно быть, он перекатился на другой бок и провалился в бездну сна.

II

Утром пятнадцатого июня Гай Бёркхарт проснулся с криком.

Настолько реальных снов ему в жизни видеть еще не приходилось. Взрыв, сминающий металл и пышущий жестоким зноем, все еще стоял у него перед глазами, отдавался в ушах. И взрывная волна, хоть и всего лишь приснившаяся, чуть не сбросила его с постели. Казалось странным, что комната уцелела!

Быстро-быстро взбежала по лестнице Мэри.

– Милый! – воскликнула она. – Что с тобой?

– Все в порядке, просто кошмар приснился, – пробурчал он.

Схватившись за сердце, жена перевела дух.

– Перепугал меня! – обиженно выпалила она.

Но вдруг на улице истошно завыли сирены и забили колокола, заглушив ее слова.

Обменявшись настороженными взглядами, супруги Бёркхарт метнулись к окну.

Вместо спешащих пожарных экипажей их глазам предстал скромный фургончик, что неспешно полз вдоль самой кромки тротуара. На крыше у него вращались яркие рупоры, вопя благим матом. Вой сирен, порождаемый ими, становился все сильнее и смешивался с шумом мощных моторов и звоном колоколов. Это была прекрасная магнитофонная запись прибытия пожарных машин, вызванных по сигналу общей тревоги.

Бёркхарт удивленно воскликнул:

– Это же противозаконно! Они пользуются служебными сигналами, Мэри! Что они себе позволяют?

– Может, это розыгрыш какой-нибудь, – пробормотала та.

– Ничего себе шуточки – весь квартал поднять на уши в шесть утра. – Он гневно мотнул головой. – Через десять минут сюда прикатит полиция, клянусь.

Никакая полиция, впрочем, так и не прибыла – по-видимому, решив, что возмутители общественного спокойствия в фургоне угомонятся как-нибудь сами.

Фургон замер посреди квартала, и матюгальники на крыше на несколько минут смолкли – а затем, после трескучей прочистки канала, из них рванул оглушительный рев:

– ХОЛОДИЛЬНИК «ФРИЗ», ХОЛОДИЛЬНИК «ФРИЗ» – ЭТО ВАШ ПО ЖИЗНИ ГЛАВ-НЫЙ ПРИЗ! ХОЛОДИЛЬНИК «ФРИЗ», ХОЛОДИЛЬНИК «ФРИЗ», ТЫ ЕГО КУПИТЬ ПО-ТО-РО-ПИСЬ!..

Безумный речитатив повторялся раз за разом. Из окон соседних домов повысовывались головы. Тщась перекрыть несущийся с улицы ор, Бёркхарт рыкнул:

– Что это за «Фриз», черт его дери?

– Наверное, новая модель холодильника! – прокричала в ответ Мэри.

Внезапно шум прекратился. Тихое туманное утро, косые солнечные лучи, скользящие по конькам крыш, – с трудом верилось, что умолкшие рупоры еще секунду назад заходились в безумном вопле.

– Что за бестактный рекламный трюк! – выпалил гневно Бёркхарт, отходя от окна. – Ну, я надеюсь, на сегодня концерт окончен…

Звуковая волна поразила его в спину, с оттягом врезала по ушам. Насмешливый резкий бас звучал так, как и не снилось архангельской трубе:

– Ты холодильник купил другой марки? Да он же словно мертвому припарка! В таком продукты держать – ежей против шерсти рожать! И только холодильник «Фриз» холодит как океанский бриз! Ты что, идиот, «Аякс» купил? Еще б Зубную Фею покормил! А может, ты купил «Трипл-Крист»? Да ты у нас, блин, коммунист! А если купил холодильник «Фриз» – тогда и только тогда собою гордись! – С каждым словом голос будто набирал обороты, да еще и становился истеричным, озлобленным: – Короче, я вас предупредил: кто «Фриз» у нас не купил, тот – дебил! Купи холодильник «Фриз» и не пались! «Фриз»! «ФРИЗ»! «ФРИЗ»!!!

Наконец голос умолк. Бёркхарт облизнул губы. Он успел только сказать: «Может, стоит все-таки вызвать полицию…» – как вдруг динамики снова взорвались. Они подловили его – совершенно сознательно; на то и был расчет.

– «Фриз»! «Фриз»! Вот в жизни главный приз! Если не хочешь протухшее жрать – ну-ка живо купил «Фриз», твою ж мать!

Это было уже слишком. То и дело промахиваясь пальцем мимо кнопок, Бёркхарт в конце концов с трудом набрал номер местного полицейского участка. Их номер был занят: не ему одному, похоже, пришло в голову воззвать к стражам порядка. Пока он нетвердой рукой набирал повторно, ор на улице оборвался.

Гай боязливо выглянул в окно. Фургон наконец-то укатил.

Ослабив узел галстука, Бёркхарт заказал официантке еще один «Фрости-Флип». Если бы только в кафе «Кристалл» не было так жарко! Новая стенная роспись – блеклые красные мазки и ослепительно-яркие желтые – казалась ему на редкость безвкусной, мозолящей глаз, а тут еще кто-то, очевидно, вообразил, что на дворе не июнь, а январь, и выкрутил термостат так, что в помещении стало на добрый десяток градусов теплее.

Он одолел «Фрости-Флип» в два больших глотка. У напитка, как он заметил, вкус стал довольно странный – впрочем, не сказать, что плохой. И впрямь освежает – официант, надо же, не наврал. Надо бы купить целую бутылку по пути домой, напомнил он себе, наверняка Мэри понравится. Ее всегда интересовало все новое.

Он неуклюже встал, и как раз в этот момент через весь зал к нему направилась девушка. Таких краль он в Тайлертоне никогда не видывал. Ростом ему до подбородка, с гривой волос светло-медового оттенка, фигура просто на загляденье. Да еще и, похоже, кроме этого платья в облипку на ней ничегошеньки не надето. Когда она поздоровалась с ним, Гай почувствовал, что краснеет.

– Мистер Бёркхарт, – напористо воззвала она к нему, будто бы откуда-то издалека. – Так любезно с вашей стороны, что вы дали мне шанс повидать вас после сегодняшнего утра.

Он кашлянул смущенно.

– Вообще-то я не… может, присядете, мисс…

– Эйприл Хорн, – промурлыкала она, садясь рядом с ним, а не напротив, куда его палец указывал. – Для вас – просто Эйприл, хорошо?

Какой-то частью своего сознания, которая еще продолжала функционировать, Бёркхарт отметил, что от нее исходит аромат духов… хотя почему-то казалось, что вот так вот должна пахнуть она сама, а не какой-нибудь парфюм. Странно. Вздрогнув, он пришел в себя и понял, что официант удаляется с заказом – говяжьи медальоны на двоих.

– Ой, – вырвалось у него.

– Ничего страшного, мистер Бёркхарт. – Ее плечо льнуло к его плечу. Она смотрела ему прямо в глаза, с нежно-заискивающим выражением, и волны ее теплого дыхания омывали его лицо. – Это все за счет компании «Фриз». Не противьтесь. Это самое меньшее, что они могут для вас сделать.

Он почувствовал, как ее рука проскользнула к нему в карман, будто щупальце.

– Вот вам деньги для уплаты по счету, – заговорщически прошептала она. – Прошу вас, заплатите вы, хорошо? Я вам буду так признательна… у меня просто такие причуды… в этих вопросах я, можно сказать, старомодна.

Одарив его милой улыбкой, она нацепила маску притворной серьезности.

– А вообще-то, – сказала она, – можете засудить «Фриз»! Да-да, серьезно! Подайте на них в суд – пусть возместят вам каждую украденную минутку сна!

Несколько ошеломленный, словно только что на его глазах в цилиндре фокусника исчез кролик, он сказал:

– Ну, не так уж я и пострадал, Эйприл… шумно, конечно, было, но…

– О, мистер Бёркхарт! – Ее широко распахнутые голубые глаза лучились восхищением. – Я знала, знала, что вы поймете! Тут такое дело… этот новый холодильник настолько крут, что кое-кто из рекламного отдела перестарался. Как только в головном офисе прознали, что произошло, во все дома в вашем квартале были посланы представители, чтобы извиниться. Ваша жена известила нас, куда мы можем вам позвонить… и я так рада, что вы согласились со мной встретиться! Приношу самые-самые искренние извинения, мистер Бёркхарт! Но хочу заметить – этот новый холодильник, он того стоит! Не знаю, стоит ли вам говорить, но… – Эйприл застенчиво опустила небесно-голубой взгляд. – Я, считайте, на что угодно пойду в интересах «Фриз». Для меня это не просто работа! – И тут же ее подбородок снова взлетел вверх – ну до чего очаровательно. – Вы, наверное, думаете, я совсем с головой не в ладах, да?

Бёркхарт закашлялся.

– Нет, я…

– О, не хотите показаться девушке невежливым… – Она покачала головой. – Нет, нет, не притворяйтесь. Вы думаете, что это глупо. Но в самом деле, мистер Бёркхарт, вы не стали бы так думать, если бы узнали побольше о новом холодильнике от «Фриз». Разрешите, я покажу вам вот эту брошюрку…

Бёркхарт вернулся после завтрака с опозданием на целый час. Его задержала не только Эйприл – он снова столкнулся на улице с коротышкой Свенсоном, шапочным знакомым; тот остановил его, проявив крайнюю назойливость, и снова слинял, не обмолвившись и словом.

Ну уж это-то как-то можно было пережить – пустяки, дело житейское, а вот отсутствие мистера Барта, совершенно беспрецедентное, и легшая ему на плечи возня с квартальными налоговыми декларациями – это уже серьезнее. И Гай никак не мог взять в толк, зачем сделал заказ на холодильник «Фриз» (вертикальная модель с функцией авторазморозки, емкость 324 литра, 625 долларов по прейскуранту, «извинительная скидка» – десять процентов; из-за того утреннего недоразумения, как пояснила Эйприл). Он не знал, как объяснит покупку той же Мэри.

Напрасное, как оказалось, беспокойство – едва он ступил за порог, жена сказала:

– Дорогой, ну неужто мы не можем позволить себе новый классный холодильник? Сюда приходил такой обаятельный мужчина из их компании, извинялся за тот шум… ну, мы с ним зацепились языками, и вот…

Оказалось, она тоже оформила заказ.

Чертовски неудачный день, подумал Бёркхарт, поднимаясь вечером к себе в спальню. Но день еще не рассчитался с ним. Выключатель на верхней площадке лестницы полностью отказал. Бёркхарт щелкал им, щелкал и дощелкался до того, что в домашней сети коротнуло. Свет во всем доме погас.

– О, дьявол, – простонал Гай Бёркхарт.

– Что, пробки вылетели? – сонно осведомилась Мэри. – Да брось, до утра потерпят…

Бёркхарт покачал головой.

– Спи спокойно. Я сейчас все починю.

Дело было не только и не столько в пробках – просто он был слишком взвинчен и знал, что сразу заснуть не получится. Отвинтив шурупы, он снял сломанный выключатель, после чего, спотыкаясь в темноте, спустился на этаж вниз, отыскал электрический фонарик и с ним уже направился в подвал. Найдя перегоревшую пробку, он придвинул к щитку пустой чемодан, встал на него, прибавив себе росту, и вывернул ее.

Когда новая пробка была поставлена, он услышал, как холодильник у него над головой сначала защелкал, а затем ровно загудел.

Он направился обратно к лестнице и в удивлении остановился. Там, где раньше стоял чемодан, пол подвала как-то странно блестел. Он осмотрел его при свете фонарика.

Пол был почему-то сделан из металла.

– Вот так номер, чтоб я помер, – сообщил Гай пустому подвалу, почесывая в затылке. Он стал тщательно всматриваться, провел по краям металлического пятна большим пальцем и больно порезался: края были острые.

Заляпанный цементный пол подвала служил лишь тонкой оболочкой. Бёркхарт отыскал молоток и отбил ее в доброй дюжине мест – и везде нашел металл.

И даже цементированные кирпичные стены оказались фасадом-обманкой – открылось, что весь подвал был чем-то вроде железного ящика.

Сбитый с толку, он поковырял одну из несущих балок. Настоящее дерево. И слуховые окна в своих рамах несли настоящее стекло.

Он пососал кровоточащий палец и пощупал нижнюю ступеньку подвальной лестницы. Дерево как дерево. Он отбил кусочек кирпича. Кирпичи как кирпичи. Но стены и пол были фальшивые.

Кто-то будто бы оправил дом снизу в металлическую раму, после чего тщательно замел все следы.

Самым большим сюрпризом для Гая оказался поставленный кверху дном корпус лодки, перегородивший заднюю часть подвала – память о непродолжительном увлечении столярным делом несколько лет назад. Сверху он казался обыкновенным, но с изнанки, где надлежало располагаться настилу, сиденьям и уключинам, обнаружилось какое-то переплетение трубок из меди. Конструкция отчего-то выглядела незаконченной.

– Я такого не строил, – проговорил Бёркхарт, мигом позабыв про порез на пальце. Кое-как борясь с нахлынувшим чувством ирреальности, он оперся на днище лодки и постарался все хорошенько обдумать. Выходило, что по каким-то абсолютно неведомым ему причинам кто-то взял и лодку, и подвал – весь дом, может статься! – и заменил их искусными макетами.

– С ума сойти, – пожаловался Гай вслух. Посветив фонариком по сторонам, он окинул подвал-подменыш взглядом и добавил шепотом: – Господи, но кому от этого был прок?

Ответ – разумный и логичный – не приходил в голову. Его попросту не было, разумного и логичного-то. Уж не съехал ли я с катушек, промелькнула у Бёркхарта мысль.

Он еще раз глянул под лодку, надеясь, что ошибся, что это всего лишь плод фантазии. Но неряшливые, неотделанные крепления никуда не делись. Чтобы лучше видеть, он подлез под лодку, недоверчиво ощупывая шероховатое дерево. Совершенно невероятно!

Потушив фонарик, Гай пополз назад, но выползти так и не смог. В тот самый момент, когда мозг уже посылал команду ногам распрямиться и вытянуть Гая из-под лодки, на него снизошла незнамо откуда изнуряющая волна усталости. Сознание вырубило – не с легкостью, а так, словно кто-то его умыкнул, – и Гай Бёркхарт заснул.