Текст книги "Торговцы космосом"

III

Утром шестнадцатого июня Гай Бёркхарт очнулся в подвале своего дома, под корпусом лодки, в весьма неудобной позе.

Первым делом он еще раз осмотрел лодку, квазипол подвала, поддельный отделочный камень. Все было таким, как запомнилось ему с вечера – совершенно невероятным.

Гай поднялся на кухню – тоже не изменившуюся, умиротворенно-тихую. Электронные часы прищелкнули – сменились цифры в минутном «отсеке». Почти шесть утра, не ровен час Мэри проснется.

Распахнув входную дверь, Гай пристально оглядел бесшумную улицу. На лестнице его дожидалась утренняя газетенка. Подняв ее, он открыл, что та датирована пятнадцатым июня.

Но ведь… пятнадцатое июня было вчера. Незабываемая ведь дата – день квартальных налоговых деклараций.

Возвратившись в прихожую, Гай снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер информационной службы. Вслушался в сообщение, автоматически «сшитое» из фрагментов записанного хорошо поставленного голоса:

– Ожидается похолодание, временами ливни. Атмосферное давление – приблизительно семьсот пятьдесят один миллиметр ртутного столба, идет на повышение. По сведениям Бюро погоды, пятнадцатого июня ожидается теплая солнечная погода, максимальная температура около…

Гай повесил трубку. Все-таки – пятнадцатое.

– Ну и ну, – выдохнул он. Странные дела творятся. Заслышав звон будильника Мэри, он заспешил к ней, вверх по лестнице.

Мэри Бёркхарт сидела в постели с перепуганным, огорошенным видом человека, только что вытряхнутого из тенет дурного сна.

– Ну и сон мне только что приснился, – сбивчиво произнесла она. – Жуткий… как будто тут все взорвалось, и…

– Снова? – воскликнул Гай. – Мэри, что-то неладное творится! Весь вчерашний день, ну и вот теперь…

Он стал рассказывать ей о медной обшивке подвала и о макете, заменившем его лодку. Непонимание на лице Мэри довольно-таки быстро переросло в тревогу. Ей явно сделалось не по себе.

– Гай, ты уверен? Я на прошлой неделе стирала пыль с той махины, ничего не заметила.

– Уверен на все сто, – безапелляционно заявил он. – Я приставил чемодан к стене, встал на него и ввернул новую пробку – у нас же свет вырубало, помнишь? – и…

– Что ты такое про свет говоришь? – Мэри еще сильнее нахмурилась.

– Свет у нас гас, говорю. Не помнишь? Когда выключатель наверху закапризничал, я спустился в подвал и…

– Гай, выключатель не капризничал. Вчера ночью я сама погасила свет.

Бёркхарт уставился на жену:

– Как так… я же помню, что не гасила! Пойдем, я покажу!..

Он вышел на лестничную площадку и потыкал пальцем в испорченный выключатель – тот, который он отвинтил накануне вечером, да так и оставил висеть. Вот только никакого испорченного выключателя он не увидел. Все было так, как всегда.

Не веря своим глазам, Бёркхарт нажал кнопку – и свет вспыхнул в обоих коридорах.

Мэри, бледная и встревоженная, оставила мужа и спустилась на кухню сделать завтрак. Бёркхарт долго стоял, не сводя глаз с выключателя. Он отказывался чему-либо верить и был в полной растерянности.

Он побрился, оделся и позавтракал в том же состоянии отключки. Собственное «я» им теперь воспринималось как бы со стороны. Мэри это видела – и всячески тщилась успокоить его. Она поцеловала Гая на прощание, перед тем как он, так и не сказав ни слова, выбежал из дома, торопясь на автобус.

Мисс Миткин, сидевшая в приемной, поздоровалась с ним сквозь зевок.

– Доброго утречка, – сонно протянула она. – Мистера Барта сегодня не будет.

Бёркхарт хотел что-то сказать, но сдержался. По-видимому, она не знала, что Барта не было и вчера, так как оторвала листок календаря с четырнадцатым числом, оставив листок с «новой» датой – пятнадцатым июня.

Доковыляв до своего стола, он отсутствующим взором окинул всю корреспонденцию на нем. Ни один конверт пока не был вскрыт, но Гай уже знал, что департамент благоустройства послал запрос на две тысячи кубометров звукоизолирующей черепицы, а фирма «Файнбек и сыновья» направила жалобу.

Он далеко не сразу рискнул прочитать письма. Все его предположения подтвердились.

Когда наступил час завтрака, Бёркхарт, движимый неким предчувствием, предоставил мисс Миткин пойти первой. Она ушла, явно озадаченная его неестественной настойчивостью. Зазвонил телефон, и Гай с отсутствующим видом снял трубку.

– Городское управление химзавода слушает, – протараторил он.

– Это я, Свенсон, – донеслось из трубки, и повисла какая-то неловкая пауза. Бёркхарт ждал продолжения, но на том конце упорно молчали.

– Алло?

Ни слова в ответ – поначалу, но вдруг Свенсон траурным голосом вопросил:

– Все еще ничего, да?

– В каком смысле – «ничего»? Свенсон, что тебе нужно? Вчера ты ко мне ровно с этим же вопросом подходил. Ну сколько…

Тут хриплый, надтреснутый голос из трубки с жаром перебил его:

– Бёркхарт! О боже мой, ты помнишь! Сиди и жди меня – я буду через полчаса!

– О чем это ты?

– Неважно! – Судя по голосу, радости коротышки не было предела. – Я все расскажу как только приду. Не телефонный разговор. Нас, вполне возможно, прослушивают. Просто меня дождись – хорошо? Так, погоди-ка. Ты один в конторе сидишь?

– Ну, здесь еще мисс Миткин…

– Черт! Слушай, Бёркхарт – где ты обычно обедаешь? Там достаточно шумно?

– Вроде бы… да. Я хожу в «Кристалл», это примерно в квартале от…

– Знаю-знаю. Будь там через полчаса.

И трубка дала отбой.

Кафе «Кристалл» лишилось прежней красной палитры, но в нем было все так же жарко. И теперь здесь крутили музыку – вперемежку с рекламой. Рекламировали «Фрости-Флипы», сигареты «Морли» (они священны, промурлыкал рекламщик) и какие-то шоколадные штуки под названием «Шоко-Байт», о которых он, похоже, никогда ранее не слыхал. Впрочем, этот недостаток в самый короткий срок был восполнен – чего он только о них не наслушался, пока ждал прихода Свенсона. Девица в юбке из целлофана, какие носят продавщицы сигарет в ночных клубах, прошла через кафе, неся на подносе крошечные, завернутые в алые бумажки батончики.

– «Шоко-Байт» – вкуснятина, – прошипела она, подойдя вплотную к столику Гая. – Раз куснешь – язык сотрешь!

Поначалу Бёркхарт не рассмотрел ее толком – все выглядывал Свенсона, но стоило ей с прикипевшей к лицу рекламной улыбкой высыпать горсть батончиков на соседний столик, он поймал ее взгляд – и вздрогнул от удивления.

– Мисс Хорн? – воскликнул он.

Поднос с «Шоко-Байтами» грохнулся девушке под ноги. Бёркхарт поднялся с места, не сводя с нее взгляда.

– Что происходит? – спросил он. Спросил уже вдогонку – мисс Хорн снялась с места и куда-то побежала.

Администратор кафе подозрительно уставился на Гая. Тот, напустив непричастный вид, вернулся на свое место. По сути, он действительно всей этой странной ситуации ни капли не поспособствовал – так почему мисс Хорн оскорбилась? Может, конечно, некие моральные принципы – пусть и немного не вяжущиеся с целлофановой юбкой, под которой, очевидно, ничего более не было, – заставили ее заподозрить в Бёркхарте приставучего мужлана. Какая нелепая мысль. Сделав мину, он придвинул к себе меню.

– Бёркхарт! – раздался настойчивый шепот.

Гай бросил взгляд поверх меню – и вздрогнул. На стуле напротив него в напряженной позе восседал коротышка Свенсон.

– Бёркхарт! – зашипел этот чудак снова. – А ну пошли отсюда! Они тебя уже заметили – если дорога жизнь, сматываемся скорее!

С таким спорить явно было себе дороже. Наградив извиняющейся улыбкой давешнего подозрительного администратора, Гай вслед за Свенсоном покинул кафе. Тот, похоже, точно знал, куда им идти, – и, едва они оба очутились на улице, схватил Гая за локоть и поспешно за собой поволок.

– Ты видел, кто в телефонной будке? – спросил он. – Та девица Хорн! По ее сигналу они прибудут сюда минут через пять, так что поторопимся!

На улице было людно, сновали машины, и никто не обращал внимания на Бёркхарта и Свенсона. Ветерок, гулявший снаружи, влек за собой приятную прохладцу. Как будто сейчас октябрь, а вовсе не июнь, подумал Бёркхарт. Идя на поводу у очевидно тронувшегося умом невротика, он чувствовал себя идиотом. От кого они сейчас бегут, зачем, куда? Страх, незнамо чем вызванный, подстегивал бедного помешанного Свенсона – а страх, как известно, заразен.

– Вот сюда, – запыхавшись, проговорил коротышка, распахивая дверь какой-то другой забегаловки, второразрядного кафетерия, где Бёркхарт еще ни разу не бывал.

– Идем насквозь, – прошептал Свенсон, и Гай Бёркхарт послушно прошествовал мимо флотилии столиков в дальний околоток зала. Тот был L-образной формы, с фасадами на две улицы, расположенные под прямым углом друг к другу. Проходя вторые выходные двери, Свенсон бросил презрительный взгляд на удивленного их маневром кассира. Выйдя, он повел Гая к противоположной стороне улице.

Теперь они находились под ярко освещенным стеклянным навесом у входа в кинотеатр. Выражение напряжения сошло с лица Свенсона.

– Оторвались, – довольно прошептал он. – Почти у цели.

Он подошел к окошку и купил два билета. Бёркхарт поплелся с ним в зал – практически пустой при текущем будничном утреннем показе. Крутили вестерн – ржали кони, то и дело свистели пули. Одинокий билетер, облокотившись на блестящие латунные перила, мимолетно взглянул на них и вновь уставился на экран. Свенсон потащил Бёркхарта вниз по устланным ковровой дорожкой ступеням.

Они очутились в совершенно безлюдном фойе. Там были три двери: «Для мужчин», «Для женщин» и еще одна, на которой золотыми буквами значилось «УПРАВЛЯЮЩИЙ». Свенсон прислушался и тихонько приоткрыл последнюю дверь.

– Чисто, – сказал он, махнув рукой.

Бёркхарт прошел вслед за ним через пустой кабинет к другой двери, вероятно, стенного шкафа, так как на ней не было никакой надписи. Но это оказался не стенной шкаф. Свенсон осторожно открыл дверь, заглянул внутрь, затем кивнул Бёркхарту, чтобы тот шел за ним.

Это был тоннель с металлическими стенами – ярко освещенный, пустовавший. Тянулся он сразу в обе стороны.

Изумленный, Бёркхарт заозирался. Одно он знал, знал наверняка: никаких тоннелей под Тайлертоном не существовало.

Проход привел их в комнату, где, кроме кресел и письменного стола, было еще что-то вроде телевизионных экранов. Свенсон тяжко опустился в кресло, ловя ртом воздух.

– Пока что мы в относительной безопасности, – выговорил он, переведя дух. – Теперь они редко сюда заявляются. Если придут – мы их услышим и успеем спрятаться.

– Кого – «их»? – уточнил Бёркхарт.

– Марсиан, конечно же! – выпалил Свенсон – и подавился своими же словами, и как-то весь обмяк. Угрюмым тоном он добавил: – По крайней мере, я думаю, что они – марсиане. Но может, и русские. Я этот вариант тоже обмозговывал – после того, как тебя схватили.

– Давай по порядку – кто и когда меня схватил?

Свенсон вздохнул:

– Опять рассказывать! Ну ладно. Пару месяцев назад ты постучался ко мне – поздним часом. Ты был весь избит и безумно испуган. Попросил меня о помощи…

– Это точно был я?

– Само собой, ты ничего не помнишь. Послушай – тогда поймешь. Тебя так и несло – ты говорил, что тебя схватили, что тебе угрожали, что твоя жена то умирает, то воскресает… все в таком духе. Я-то решил, что ты умом тронулся. Но я всегда уважал тебя. Ты попросил дать тебе убежище, и у меня как раз сыскалась подходящая темная комнатушка. Она запирается только изнутри – я сам ставил задвижку. Итак, мы засели там – ты сам на том настоял, – и в полночь, то есть через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут, оба умерли.

– Умерли?

Свенсон кивнул:

– Ну да. Нас как будто мешком с песком пришибло. Слушай, с тобой это не повторялось прошлой ночью?

– Что-то такое было, да. – Бёркхарт нерешительно кивнул.

– Ясное дело! А потом мы вдруг снова проснулись, и ты пообещал показать мне нечто забавное; мы вышли на улицу и купили газету. Газета была от пятнадцатого июня.

– Пятнадцатого июня? Но ведь это сегодня! То есть…

– Вот именно, дружище. Это всегда сегодня!

Потребовалось какое-то время на анализ ситуации. Наконец Гай поинтересовался:

– Сколько недель ты просидел в той темной комнате?

– Откуда я знаю? Четыре-пять, наверное. Я со счета сбился. И каждый день одно и то же – всегда пятнадцатое июня, всегда моя хозяйка, миссис Кифер, метет крыльцо, всегда одни и те же заголовки у газет – жутко монотонный быт, дружище.

IV

Идея пришла в голову именно Бёркхарту, и Свенсон ее не одобрил, но Гая это ничуть не смутило. Он был из числа тех славных малых, что ни на кого не оглядывались.

– Опасная же затея! – устало твердил Свенсон. – Вдруг кто-нибудь зайдет? Они увидят нас – и…

– И что? Что мы потеряем?

Свенсон пожал плечами.

– Опасная затея, – тихо повторил он. Но – пошел вслед за Гаем.

Мысль Бёркхарта была очень проста. В одном он не сомневался: тоннель куда-то ведет. Марсиане или русские, фантастический заговор или коллективное помешательство – что бы ни приключилось с Тайлертоном, некое объяснение всему этому существовало, и где искать его, как не в конце тоннеля?

Двое мужчин все шли и шли вперед; когда они одолели уже пару километров, впереди забрезжил выход. Им несказанно свезло – никто больше не объявился здесь и не обнаружил их присутствия. Свенсон заметил, что тоннелем, судя по всему, пользуются в определенные часы.

И все время – пятнадцатое июня. К чему это все? – спрашивал себя Бёркхарт. И даже уже не важно, как они это сделали. Главный вопрос – зачем?

И то, как все засыпали мгновенно, неожиданно – все как будто в одно время. И то, что никто ничего не помнил – память попросту обнулялась. Свенсон рассказал, как обрадовался, снова увидев Бёркхарта наутро после того, как тот опрометчиво задержался на лишних пять минут перед уходом в темную комнату. Когда Свенсон пришел, Бёркхарта уже не было. В тот день несчастный отщепенец увидел его на улице, но Гай ничего уже не помнил.

Свенсон вот уже несколько недель кряду жил как мышь: прятался по ночам в стенном шкафу и, крадучись, выходил днем со слабой надеждой отыскать Бёркхарта, боясь попасться «им» на глаза.

Одной из «них» была девушка по имени Эйприл Хорн. Увидев однажды, как Эйприл с беспечным видом входит в телефонную будку, но назад не показывается, Свенсон обнаружил тоннель. Другим был продавец табачного киоска в здании, где находилась контора Бёркхарта. Имелась еще по меньшей мере дюжина человек, которых Свенсон подозревал.

Этих подозрительных личностей нетрудно было вычислить, если знать, на кого глядеть, – ведь только они в Тайлертоне менялись ролями изо дня в день. Каждое утро каждого дня – то есть каждое утро каждого пятнадцатого июня – Бёркхарт неизменно садился в автобус, отходивший без десяти девять; а Эйприл Хорн то светилась в кафе во фривольной юбочке, приковывая взгляды, то показывалась в самой простой одежде, а иногда и вовсе исчезала без следа.

Кто бы ни стоял за этим безумным маскарадом, их цели оставались туманны донельзя. Может, разгадка тайны взаправду ожидала за дверьми в конце тоннеля. Бёркхарт и Свенсон чутко прислушивались к звукам где-то вдалеке – понять их природу представлялось делом трудным, но опасности они не внушали. Вскоре оба мужчины миновали заветную дверь. Они прошли через просторный предбанник, поднялись по лестнице…

И очутились, как понял Бёркхарт, на территории городского химзавода.

Людей не было видно, что само по себе не казалось странным, ведь предприятие было максимально автоматизировано. Гай, побывавший здесь один-единственный раз, помнил, что работа на заводе не прекращалась – открывались и закрывались клапаны, баки опорожнялись и наполнялись, размешивались и варились загадочные составы; одновременно производился их химический анализ. На заводе не бывало людно, но и шум на нем никогда не смолкал.

А вот теперь – смолк. Если не считать отдаленных звуков, не было никаких признаков жизни. Плененные электронные мозги не посылали приказов, катушки и реле отправились на простой.

– Пойдем, – сказал Бёркхарт, и Свенсон неохотно последовал за ним по извилистым переходам, мимо перегонных кубов и дистилляторов из нержавеющей стали.

Казалось, они ступают по какому-то высокотехнологичному погосту. Аналогия, смысла не лишенная – ведь что есть автоматы, некогда управлявшие заводом и вдруг отключенные, как не трупы? Машинный труд на заводе был отлажен компьютерами, что были не вполне компьютерами, а, скорее, электронными реконструкциями биологических мозгов. Если такую штуковину выключить – разве не равнозначно это умерщвлению? Ведь каждая из них, в сути своей, произошла от человека.

Возьмите химика-специалиста – наторевшего, скажем, в крекинге нефти, – спеленайте его ремнями и исследуйте его мозг электронными зондами. Машина досконально исследует структуру мозга, составит карты нейронов, зафиксирует в виде синусоид всякую выявленную активность. Запишите всю эту активность на мощный компьютер – и вы как бы скопируете этого химика, создадите своего рода выгрузку. Можете потом сделать хоть тысячу копий – и все они будут обладать всеми знаниями и умениями подопытного, вдобавок на них не будут распространяться никакие физические ограничения, с которыми сталкивается человек. И если вы установите дюжину копий химика на химзаводе, они будут управлять производством всю неделю, сутки напролет, не зная устали, ничего не упуская и не забывая.

Свенсон подступил к Бёркхарту поближе.

– Как-то здесь неуютно, – заметил он.

Через помещение к ним неслись звуки, теперь – более отчетливые; уже не шум машин, но голоса. Бёркхарт подкрался к ждущей впереди приоткрытой двери и рискнул заглянуть за нее.

Его глазам предстало нечто вроде наблюдательного пункта: десятки экранов, к каждому приставлена пара зрителей – женщина и мужчина. Время от времени они комментировали то, что происходило на вверенном им экране – их слова писались на диктофоны, – и «скакали» с одной картинки на другую. Изображения на всех «дозорных постах» разнились; трансляции казались несвязанными меж собой. Один экран показывал магазин, где девушка, одетая как Эйприл Хорн, рекламировала холодильники «Фрост», другой – магазин кухонной утвари, на третьем Бёркхарт приметил нечто вроде табачного киоска в здании, где находился городской офис химзавода. За всем этим зрелищем крылась какая-то загадка, и Бёркхарт охотно остался бы здесь и разгадал ее, но кто-то из «наблюдателей» мог посмотреть в их сторону или, сойдя с поста, наткнуться на них – риск обнаружения был слишком велик.

Пройдя дальше, они со Свенсоном разыскали еще одно помещение – пустое: кабинет, просторный и хорошо обставленный, с письменным столом, заваленным документацией. Гай мельком проглядел пару заголовков. Один из них зацепил его – при первом взгляде; ну а при повторном, более внимательном – натурально ошеломил. Схватив верхний лист, он прочел его от и до. Взял следующий. Свенсон тем временем воровато обшаривал ящики.

Потрясенный, Бёркхарт бросил бумаги обратно на стол.

– Смотри-ка! – Свенсон с довольным видом поднял из ящика револьвер. – Заряженный!

Бёркхарт смерил коротышку отсутствующим взглядом, силясь уяснить смысл только что прочитанного. Осознав находку Свенсона в полной мере, он приободрился.

– Нам он пригодится, – твердо сказал он. – Бери его, Свенсон. Мы выйдем отсюда, и нас никто не рискнет остановить – даже если застанет с поличным. Мы обратимся к властям. Не к нашим местечковым болванам, а куда-нибудь повыше – в ФБР, скажем. Взгляни на это!

Бумага, которую он протянул Свенсону, была озаглавлена: Отчет по исследованному району. Объект: кампания по рекламированию сигарет «Морли». Текст в основном состоял из столбцов цифр, ничего не говоривших ни Бёркхарту, ни Свенсону, но в конце документа приводилось резюме:

«Хотя испытание 47-КЗ привлекло почти вдвое больше новых клиентов по сравнению с предшествующими, его, по-видимому, нельзя применять в широких масштабах из-за постановлений местных муниципалитетов, запрещающих использовать рекламные фургоны, оснащенные установками громкого вещания.

Результаты испытаний по группе 47-К12 оказались на втором месте, и мы рекомендуем повторно произвести апробацию этих средств воздействия, проверив каждую из трех наиболее эффективных кампаний, с внедрением либо же без внедрения протестированной техники.

В случае если клиент не соглашается на расходы по добавочным испытаниям, возможен и непосредственный переход к наиболее совершенным средствам убеждения из серии К12.

Средние значения прогнозируемых результатов могут отклоняться от цифр, полученных при предварительных расчетах, но не более чем на 0,5 % с вероятностью 80 % и не более чем на 5 % с вероятностью 99 %».

– Ничего не понятно, – выдохнул Свенсон, уставившись на Бёркхарта.

– Я тебя не виню, – ответил Гай. – Звучит безумно, но все факты сходятся, Свенсон, – все до единого! Всему виной не марсиане и не русские, а рекламщики! Каким-то образом – уж не знаю, как именно, – они захватили наш Тайлертон и заполучили над нами – над всеми нами – контроль. Над тобой, надо мной… еще над двадцатью или тридцатью тысячами человек. Они либо гипнотизируют нас, либо еще как-то воздействуют – без разницы; главнее всего то, что из-за них мы проживаем один и тот же день. Одни и те же проклятые сутки, за которые всех нас начиняют дурацкой рекламой. Смотрят, как мы на нее реагируем, и стирают этот день из нашей памяти – а назавтра тестируют уже другую рекламу!

У Свенсона отвисла челюсть. Он с трудом вернул ее на место и твердо произнес:

– Ты псих.

Бёркхарт покачал головой:

– Ну да, звучит безумно. Но ведь все, что тут творится, – безумие. Как иначе объяснишь? Глупо отрицать, что львиная доля жителей города застряла в одном-единственном дне. Ты же сам убедился в этом. Сложно поверить в подобный бред, но мы давай предположим, что все обстоит именно так, если только мы с тобой не свихнулись. Если предположить, что кто-то нашел способ провернуть такое, все остальное становится совершенно понятным. Да ты сам подумай! Они же прогоняют все досконально, прежде чем вложить хотя бы пять центов в рекламу – представляешь, что это значит, какие средства у них в распоряжении? Я, например, знаю, что иные фирмы тратят на рекламу по двадцать-тридцать миллионов долларов в год. Давай умножим это на сотню фирм. Допустим, каждая из них найдет способ снизить расходы на рекламу всего на десять процентов. Для них это пустяки – с виду. Но знай они заранее, что из рекламы даст наибольшую эффективность, их расходы урезались бы вполовину или даже больше. У них появилась бы экономия в двести-триста миллионов долларов в год; если вдруг тайлертонский эксперимент встал бы им в десять-двадцать процентов от этой суммы, выгода все равно достала бы до потолка.

Свенсон облизнул пересохшие губы.

– Хочешь сказать, – осторожно начал он, – что все мы для них – объект эксперимента?

Бёркхарт нахмурился:

– Пожалуй. – Он поразмыслил немного. – Знаешь, как испытывался пенициллин в свое время? На желатиновых пластинках растили колонии бактерий и испытывали на них разный пенициллиновый состав. Мы – что-то вроде тех бактерий, Свенсон, только нас всех пользуют гораздо эффективнее. Нашу колонию можно испытывать вновь и вновь.

Свенсону явно было трудно принять нечто подобное. Он лишь спросил:

– И что мы сделаем?

– Пойдем в полицию. У них нет права делать из нас лабораторных крыс!

– Как мы доберемся до полиции?

Бёркхарт поколебался.

– Я думаю… – медленно начал он. – Ну конечно. Мы находимся в кабинете какого-то важного управленца. И у нас – револьвер. Мы просто подождем здесь, пока он не объявится, и потом заставим его самого вывести нас отсюда.

План был ясен. Свенсон затаился, усевшись у стены так, чтобы его нельзя было увидеть со стороны дверного проема. Бёркхарт приник к стене сразу за косяком – и стал ждать.

Долго ждать им не пришлось – во всяком случае, не больше получаса. Услышав чьи-то приближающиеся голоса, Бёркхарт жестом предупредил Свенсона и весь напрягся, прильнув к стене.

Говорили двое.

– …почему не могли оповестить по телефону? – спрашивал мужчина. – Из-за вас тест на целые сутки может провалиться. Что за выходки, Джанет?

– Прошу меня извинить, мистер Доршин, – ответил звонкий девичий голос сахарным тоном. – Я решила, что он для нас важен.

– Важен? – Мужчина хмыкнул. – Да он всего лишь один из двадцати одной тысячи.

– Но это же опять Бёркхарт, мистер Доршин. Опять! Судя по тому, как он улизнул, ему теперь кто-то помогает.

– Ладно. Хорошо. Нам он никакой погоды не делает, Джанет. Во всяком случае, план по «Шоко-Байтам» выполняется даже с опережением. И раз уж вы сюда явились, зайдите в офис и заполните все отчеты. А насчет Бёркхарта не волнуйтесь – он, наверное, ошивается где-то неподалеку. Вечером мы его поймаем, и…

Когда они вошли в комнату, Гай пинком захлопнул дверь и взял их на прицел.

– Посмотрим, кто кого поймает, – припечатал он их.

Наконец-то жуткие часы, проведенные им в тревоге и страхе за собственный рассудок, окупились. Гай давно уже не чувствовал себя столь победоносно. Этих типов с химзавода он, если судить по их вытянувшимся физиономиям, застал врасплох – а это уже чего-то стоило. Доршин издал какой-то смешной звук – вопрос, не облеченный в слова. Только взглянув на обладательницу второго голоса, Гай понял, почему счел на мгновение, что где-то ее слышал. Перед ним была девушка, представившаяся ранее Эйприл Хорн, – собственной персоной.

Доршин, похоже, быстро оправился от первого удивления.

– Это что, Бёркхарт? – уточнил он.

– Он самый. – Девушка кивнула.

– Что ж, беру свои слова назад – вы насчет него не ошиблись. Слушайте, Бёркхарт, что это вы удумали?

– Поосторожнее с ним! – предупредительно окрикнул Свенсон. – Может, он вооружен!

– Обыщи его, – распорядился Гай. – Я скажу вам, Доршин, что мы удумали. Мы хотим, чтобы вы вместе с нами отправились в Федеральное Бюро и объяснили там, как вам сошло с рук похищение целого города.

– Похищение? – Доршин фыркнул. – Смех, да и только. Опустите револьвер – от угроз в вашем случае проку будет мало.

Бёркхарт повел стволом в сторону, как бы взвешивая револьвер в руке.

– Я так не думаю, – спокойно ответил он.

– О черт. – В голосе Доршина читалась досада, даже немного злости, но – ни намека на испуг. – Вы ошибаетесь, Бёркхарт. Поверьте мне, я никого не похищал.

– С чего бы мне вам верить?

– Я клянусь…

– Клясться будете федералам. Посмотрим, как у вас это получится. Давайте-ка мы все отсюда двинемся…

Доршин открыл было рот, намеренный возразить, но тут терпению Гая пришел конец:

– Даже не начинайте! Если придется, я вас за милую душу пристрелю! Не понимаете? Я два дня прожил как в аду, и за каждую секунду вы мне теперь отплатите. Думаете, мне есть что терять? Ведите нас всех отсюда!

Лицо Доршина вдруг сделалось непроницаемым. Похоже, он уже решил сойти с места, но вдруг светловолосая девушка, к которой он обращался как к Джанет, встала между ним и Гаем.

– Вы ничего не понимаете! – сказала она Бёркхарту. – Хватит в нас целиться!

– Отойдите в сторону, мисс!

– Нет, мистер Бёркхарт, я…

Джанет так и не договорила. Все случилось за считаные секунды: Доршин метнулся к двери, Гай резко мотнул рукой с оружием, девушка вскрикнула и заслонила собой мужчину с мольбой и несогласием во взгляде, палец Бёркхарта инстинктивно рванул спусковой крючок. Прогрохотал выстрел. Гай целился так, чтобы подстрелить, а не свалить наповал, но его рука дрогнула.

Пуля попала ей прямо в живот.

Доршина и след простыл. Дверь за ним захлопнулась, слышно было, как он бежит – уже где-то далеко. Отбросив револьвер, Бёркхарт подскочил к девушке.

– Что ты натворил? – простонал Свенсон. – Нам теперь точно крышка. А ведь могли бы и выбраться, могли бы в полицию пойти… да нам ведь ничего не стоило уйти отсюда! Мы…

Бёркхарт его не слушал. Он припал на колено рядом с девушкой. Та лежала навзничь, причудливо сплетя руки. Крови не было, но все в ее неестественной позе говорило – она уже не жилец.

И все-таки до мертвой ей тоже было далеко.

Джанет не умерла, но Беркхарт, застывший близ нее, понимал, что не была она и живой. Ее скрюченные пальцы мелко дрожали, но пульс, даже затихающий, не прощупывался. Свист непонятного толка рвался из ее груди, но Гай совсем не ощущал движения воздуха у ее губ. И она смотрела на него – смотрела широко распахнутыми глазами, но в них не читался страх, и не было в них боли – одно лишь сожаление, глубокое, как Демокритов колодец[31]31
  «Истина о вещах столь же недоступна, сколь дно бесконечно глубокого колодца» – положение из учения Демокрита Абдерского, древнегреческого философа, одного из основателей атомистики и материализма.


[Закрыть].

Сквозь сведенные судорогой губы она сумела выдавить:

– Не… беспокойтесь, мистер Бёркхарт. Со мной… все в порядке.

Не вставая с колен, Гай подался назад, все глядя на Джанет: там, где должна была течь кровь, виднелось сухое отверстие, пробитое в некоем веществе, живую плоть нисколько не напоминающем. И из отверстия этого завивалась тонкая медная проволока.

Бёркхарт почувствовал, как во рту пересохло.

– Вы робот, – вымолвил он.

Девушка попыталась кивнуть.

– Да, – сорвалось с ее кривящихся губ, – и вы – тоже.