Текст книги "Торговцы космосом"

Хоуленд встретил Мори в лаборатории.

– Ну что, все плохо? – сочувственно осведомился он. Мори промычал в ответ нечто невразумительное. Уж кто-кто, а Хоуленд бы лучше не совал нос не в свое дело.

Но настырный коллега остался маячить за плечом, пока Мори вводил параметры на панель программирования. Молча изучив все матрицы, он занялся чтением сводных записей, сверяя их со смехами и задавая сценарии программ. Хоуленд молчал, пока Мори заканчивал настройку и запускал тестовую ленту. Все прошло идеально – Мори отступил на шаг, чтобы закурить, прежде чем нажать кнопку «Пуск».

– Продолжай! – подбодрил его Хоуленд. – С места не сойду, пока не увижу, как оно у тебя получилось.

Ухмыльнувшись кисло, Мори нажал на кнопку. Панель осветилась изнутри, загорелся и начал ритмично пульсировать крошечный огонек датчика. Дело пошло. Мори знал, что в другом конце ангара длиной в четверть мили автоматические сортировщики и конвейеры перебирали медные катушки и стальные слитки, отмеряли порции пластикового порошка и краски, производя тысячу отдельных компонентов, которые должны были составить новую игру от Брэдмурской компании развлечений – «К-50 Спин-э-Гейм». Но с того места, где они стояли, в искусно отделанной фресками зале, ничего не было видно. «Брэдмур» был заводом на острие науки – здесь даже от роботов отказались в пользу всеохватной автоматизации.

Мори глянул на часы и ввел время начала, пока Хоуленд быстро проверял программу подачи сырья.

– Все путем! – объявил он наконец торжественно, хлопнув Фрая по спине. – Я думаю, уже можно праздновать победу. Это ведь у тебя первый дизайн?

– Ну да. Во всяком случае, моя первая самостоятельная работа.

Хоуленд уже доставал из своего стола бутылку, которую держал специально для таких случаев.

– За Мори Фрая! – с чувством воскликнул он. – Нашего великолепного разработчика! Поднимем бокалы за отличного парня!

Мори выпил. Обычно он добросовестно брал минимальную годичную норму выпивки, так что лишняя рюмка погоды не делала. Все хорошо в меру, подумал Мори и почувствовал, как во рту, в горле, в груди разливается тепло, как приятный жидкий огонь начинает тлеть у самого сердца. Когда Хоуленд, продолжая расхваливать К-50, предложил выпить еще, Мори, к своему удивлению, возражать не стал.

Хоуленд осушил рюмку.

– Ты, наверное, думаешь – чего это я так тобой доволен? – спросил он пока еще ясным голосом. – А я могу тебе сказать!

– Говори тогда, – ответил Мори с улыбкой.

– А все потому, – Хоуленд важно кивнул, – что я вообще всем теперь доволен, Мори. И еще от меня вчера вечером ушла жена.

Мори был шокирован – так, как только свежеиспеченный муж может быть шокирован новостью о крушении чьей-то семьи.

– Да быть такого не может! Неужто…

– Ага. Теперь ее нет ни у меня в кровати, ни на кухне. Остались только пятеро роботов, и я ими вполне доволен. – Он налил им обоим еще по стакану. – Женщины… с ними жить не получается, но и без них – туговато. Сперва вздыхаешь, страдаешь, добиваешься, потом… Ты вот стихи – любишь? – спросил Хоуленд неожиданно.

– Смотря какие, – осторожно ответил Мори.

Хоуленд процитировал:

– «Мой сад ни капли не похож на твой – ведь в нем растет одна лишь только вишня, а твой сад прячет розы за стеной – стеной, что говорит мне: я здесь лишний». Как, нравится? Я это написал для Джослин – ну, для жены моей, – когда мы только-только начали встречаться.

– Прекрасные стихи, – сказал Мори.

– Она не разговаривала со мной два дня. – Хоуленд осушил свой бокал. – Характер у нее стальной. Охотился я за ней прямо как тигр – и поймал-таки как-то… надо же.

Мори сделал большой глоток из своего стакана.

– В смысле – «надо же»? – спросил он.

– В том самом. – Хоуленд ткнул в сторону Мори пальцем. – «Надо же!» – это я и имею в виду. Мы поженились, и я отвез ее домой в свою нору, и надо же – у нас родился ребенок. И надо же – у меня были небольшие проблемы с рационом, ничего серьезного, конечно, но все равно возникли вопросы, и надо же – мы стали ссориться… начинали с легкого ворчания, и я, естественно, отвечал ей тем же, и мы расходились. Бюджет, бюджет, бюджет; надеюсь, умру, если еще раз услышу слово «бюджет». Мори, ты же женатый человек, ты-то знаешь, что это такое. Скажи мне правду, разве ты не был готов взорваться в первый раз, когда поймал свою жену на мошенничестве с бюджетом?

– Мошенничество с бюджетом? – Мори был поражен. – О чем именно речь?

– Да много способов-то существует. Твои порции вдруг становятся больше, чем у нее, и еще она накидывает тебе дополнительные рубашки из своей квоты, ну… знаешь же.

– Не знаю, черт возьми! – воскликнул Мори. – Черри бы никогда так не поступила!

Хоуленд смерил его долгим и каким-то непонятным взглядом.

– Конечно, не поступила бы, – сказал он наконец. – Давай еще выпьем.

Поморщившись, Мори протянул рюмку. Черри не из тех, кто жульничает, подумал он. Конечно не из тех! Красивая, любящая девушка из хорошей семьи – ей такое и в голову не придет.

Хоуленд говорил чуть нараспев:

– Никаких больше бюджетов, никаких больше ссор, никаких больше «а вот папенька так никогда не поступал». Никаких больше придирок и расширенной квоты семейного, черт бы его побрал, потребления. Мори, а как насчет смотать отсюда удочки и немножко напиться – я знаю одно местечко, где…

– Прости, – стал отнекиваться Мори, – но мне бы еще поработать…

Захохотав, Хоуленд показал ему часы. Контора закрывалась через считаные минуты.

– Не знал, что уже так много времени, – нахмурился Мори. – Но все равно, пойду-ка я лучше домой – Черри будет волноваться. Ты уж прости…

– Конечно, будет, – хихикнул Хоуленд. – Не поймай ее сегодня за поеданием твоего и ее пайков.

– Хоуленд! – натянуто произнес Мори.

– О, прости-прости. – Хоуленд махнул рукой. – Я ничего не имею против твоей жены. Просто, похоже, Джослин отшибла у меня охоту ко всем женщинам подряд. Знаешь, как это местечко называется? «Погребок дядюшки Лиготти» – это в Старом городе. Там ошивается сумасшедшая банда. Они тебе понравятся. На прошлой неделе у них была пара вечеров – то есть понимаешь, Мори, я не так часто туда хожу, но я просто случайно заскочил и…

Мори твердо прервал его:

– Спасибо за приглашение, дружище. Мне нужно домой. Жена ждет. Желаю от души повеселиться. Увидимся.

Он, пошатываясь, побрел прочь, у двери повернулся, чтобы отвесить поклон, – и лбом поцеловал ближний дверной косяк. Удар, однако, был неощутим сквозь пряное оцепенение, охватившее все тело, и Мори с трудом воспринимал даже Генри, который, хлопоча вокруг, без умолку трещал, рассказывая анекдоты. Генри вдруг застыл, и Мори заметил наконец, что по одной стороне его лица стекает струйка крови. С достоинством он вытер ее рукавом.

– Это, черт подери, настоящая рана, – проговорил Мори с гордостью. – Кровь, Генри, кровь! Но уж тебе-то, робот, пугаться нечего. Спрячь свою жестяную рожу. Меня вот сейчас на думы тянет – так что не мешай.

И он продрых в машине всю дорогу до дома.

Похмелье оказалось поистине дрянным.

Казалось бы, ничего такого: немного выпил – немного поспал, проснулся-потянулся и с новыми силами – за старые дела. Но нет ничего хуже, чем перепить, а потом недоспать. В голове стучит, во рту словно медведь нагадил, и вообще всячески штормит.

Есть только одно лекарство.

– Сделай-ка коктейль, дорогая, – проскрипел Мори.

Черри с удовольствием разделила с ним предобеденный аперитив. Какая же умница, и красавица вдобавок, нежно подумал он – и вдруг заметил, что мотает головой, точно болван, в такт своим мыслям. Движения рождали неприятные ощущения.

Черри аккуратно дотронулась до его виска.

– Здесь болит? – спросила она сочувственно. – Наверное, ударился обо что-то?

Мори уставился на нее, боясь прочесть на лице осуждение, но, похоже, она взаправду просто пеклась о нем.

– Да это пустяки, дело житейское, – ответил он залихватски.

Робот-дворецкий, принеся коктейли, отбыл. Черри подняла свой бокал, Мори – свой (уловив запах спиртного, он чуть не выронил его). Приказав внутренностям стерпеть, Мори через силу сделал первый глоток.

Как ни странно, коктейль, попав в желудок, не попросился обратно, и удивительный феномен разлившегося тепла пошел на второй круг. Мори допил остаток залпом, дал роботу отмашку, чтобы тот подлил еще, и попробовал улыбнуться. Вышло – и даже без неприятных ощущений.

Еще один глоток – и все. Мори почувствовал, как на него нисходят счастье и покой, но не только выпивка была тому причиной. В прекрасном расположении духа он и Черри сели за обеденный стол. Они оживленно болтали друг с другом и с Генри, и Мори даже несколько раз сентиментально посочувствовал бедному Хоуленду, у которого что-то там не сложилось с женой, ведь на самом деле семейная жизнь – это сплошь уют и тепло, покой и доверие…

– Прости, что? – переспросил он, вынырнув из забытья. Что-то, сказанное Черри, вдруг прямо-таки оцарапало слух.

– Ничего умнее в жизни не слышала, говорю. Нет, ну такой забавный тип был! Сейчас все немного нервные – ну, ты понимаешь, о чем я, – и он так смешно таращился на дверь, как будто кого-то ждал. Вот глупый, а? Зачем его друзьям следить за ним в нашем доме?

– Черри, прошу, – настойчиво сказал Мори. – Повтори про потребительские талоны.

– Да ты, смотрю, совсем меня не слушал! – воскликнула она. – Утром дело было, сразу после твоего ухода. Явился этот смешной коротышка – даже не представился! – и я с ним поговорила, подумала, что это наш сосед, а с соседями нельзя быть грубой, ты сам говорил, дорогой, помнишь?

– Потребительские талоны! – взмолился Мори. – Я не ослышался? Ты сказала, что он предлагал фальшивые талоны?

– Ну, в общем-то, да, – неуверенно проговорила Черри. – Они и впрямь в некотором смысле фальшивые. Ну, не совсем такие, как обычные, он предупредил. Но зато – четыре за один, дорогой. Четыре его талона – за один наш, подумай, как выгодно? Так что я взяла нашу книжку и оторвала парочку недельных талонов…

– Сколько? – воскликнул Мори.

Черри заморгала.

– Что-то около двухнедельной квоты, – сказала она тихонько. – А что не так?

Мори потрясенно смежил веки.

– Двухнедельной квоты, – эхом повторил он. – Четыре – за один. Да ты продешевила.

– Откуда мне было знать? – запричитала Черри. – Вот дома мне ничего подобного не предлагали! Я не знала, что такое трущобы, не знала, что такое пищевые бунты, не знала, что такое эти ужасные роботы и отвратительные, грязные, мелочные людишки, нагло лезущие к тебе в дом!

Мори вяло глянул на нее. Черри плакала, но на сей раз слезы не производили никакого впечатления на грубую броню, которой неожиданно обросло его сердце. Робот Генри издал звук, который, будь он человеком, означал бы тактичное покашливание. Мори в ответ лишь мертво уставился на него, пресекая все попытки вмешаться.

– Ладно, давай я объясню, что ты наделала, – убитым голосом начал пояснять он. – Я даже предположу, что нам повезло и эти талоны – качественная подделка, а не такая, что их только выбросить, ведь любой, кому мы их предъявим, настучит на нас законникам. Ладно – это все стороннее. Итак, ты осталась с двухмесячной нормой фальшивых талонов на руках, и если ты еще не до конца уяснила, что пайковые книжки – не просто украшение, так вот, просвещаю – не просто. Каждый месяц их положено сдавать на проверку, чтобы доказать, что мы истратили свою месячную потребительскую квоту. Каждую книжку как минимум просматривает инспектор, а выборочно их проверяют ультрафиолетом, инфракрасными и рентгеновскими лучами, радиоизотопами, хроматографами и кучей других способов, которые изобрело, черт его дери, человечество! – Его голос достиг гневного крещендо. – Допустим, нам повезет и мы сбудем один такой талон… но мы просто не осмелимся – слышишь меня, не осмелимся! – использовать больше одной-двух таких подделок на дюжину настоящих! Это значит, Черри, что ты купила не двухмесячный запас, а в лучшем случае двухлетний. Но поскольку – ты, конечно, этого никогда не замечала – срок действия талонов ограничен, мы сможем использовать не больше половины этих бумажек! – Тут Мори показалось, что он вот-вот сорвется, вытащит из-под себя стул и обрушит Черри на голову. – Более того, те талоны, что ты отдала этому ублюдку, нужны были мне прямо сегодня, прямо сейчас, потому что, так уж вышло, мне прозрачно намекнули, что нам две недели придется жить на двойной норме, как ни прискорбно. Но даже не это – главное. О главном ты и не подумала: иметь фальшивые талоны противозаконно. Да, Черри, я бедный; живу в трущобах – мне ни к чему лишний раз о том напоминать. Мне еще предстоит долгий путь, прежде чем я достигну такого богатства и уважения, какие есть у твоего отца – ведь его ты постоянно ставишь мне в пример, не думая, что от этого я устаю. Но я могу сказать тебе уверенно – всегда и везде, до сего часа уж точно, я жил честно. Всегда и везде.

К тому времени, как Мори закончил тираду, Черри перестала плакать. Она сидела, как будто аршин проглотив, с бледным лицом и сухими глазами. Мори иссяк, но раздражение его не покинуло. Какое-то время он хмуро смотрел на жену, потом встал, развернулся и выбежал из дома, громко хлопнув дверью.

Жизнь семейная, думал он на ходу, придумают же!

Он шел несколько часов, не замечая, куда идет.

К нему вернулось ощущение, которого он не испытывал уже лет десять. Мори осознал внезапно, что вовсе не последки развеивающегося похмелья заставляли его чувствовать себя так странно. Он был голоден – по-настоящему голоден.

Мори Фрай огляделся вокруг. Он находился в Старом городе, в нескольких милях от дома, влекомый толпами людей из низших слоев общества. Квартал, где он жил, представлял собой самые ужасные трущобы, какие Мори когда-либо видел, – китайские пагоды тут стояли рядом с рококо-имитациями часовен Версаля, виньетки извивались по всякому фасаду, и ни одно здание не обходилось без ярких вывесок и факелов.

Он увидел кричаще разукрашенное заведение под громоздким названием «Бюджетная Трудяга-Пчелка Билли» и пересек улицу, лавируя меж бесконечных потоков транспорта. Это было жалкое подобие ресторана, но Мори было все равно. Он нашел себе место под пальмой в горшке, как можно дальше от звенящих фонтанов и струнного ансамбля роботов, и сделал бездумный заказ, не обращая внимания на цены. Когда официант бесшумно удалился, Мори с тошнотой осознал: он вышел без своей продуктовой книжки. Он громко застонал; слишком поздно было уходить, не вызвав шума. Но тогда, подумал он с вызовом, какое значение имеет еще один ненормированный прием пищи?

Еда все же помогла ему почувствовать себя немного лучше. Он доел последний кусок профитроли с шоколадом, даже не оставив на тарелке недоеденной трети того, что позволяла традиция, и потребовал счет. Робот-кассир машинально потянулся за продуктовой книжкой, и Мори с видом триумфатора бросил ему:

– А продовольственных талонов при мне нет.

Роботы не были приспособлены для демонстрации удивления, но этот предпринял честную попытку. Человек, стоявший позади Мори в очереди, помянул тихим незлым словом жителей трущоб. Мори воспринял это как комплимент – и вышел на улицу почти в хорошем настроении.

Достаточно хорошем, чтобы вернуться домой, к Черри? Мори на секунду задумался. Он не собирался притворяться, что ошибся, и, уж конечно, Черри не собиралась признавать свою вину. Кроме того, мрачно напомнил себе Мори, она наверняка уже спит. У Черри-то со сном никогда не было проблем. Она даже не использовала свою норму снотворного, хотя Мори не раз говорил ей об этом. Конечно, напомнил он себе, он был так вежлив и тактичен, как и подобает молодожену, что, скорее всего, она даже не поняла, что так он указывает ей на недостаток. Тьфу!

Храбрый человек Мори Фрай, собственноручно надевший на себя богато украшенное ярмо, решительно вышагивал по улицам Старого города.

– Эй, приятель, не хочешь хорошо провести время?

Мори бросил на него недоверчивый взгляд.

– Опять ты! – взревел он.

Маленький человечек уставился на него с неподдельным удивлением. Затем слабый проблеск узнавания промелькнул на его лице.

– А, так это ты, – сказал он. – Сегодня утром с тобой виделись, да? – Он сочувственно хмыкнул. – Жаль, что ты не хочешь иметь дел со мной. Твоя жена оказалась намного умнее. Конечно, ты меня немного обидел, дружок, так что, естественно, я немного повысил ценник – ну так, чтоб тебе урок преподать.

– Ах ты скунс! Обманул мою бедную жену! Пойдем-ка с тобой в местный полицейский участок – там все обсудим!

Маленький человечек поджал губы.

– Что, потащишь меня?

– Еще как потащу! И позволь мне сказать тебе… – Он замолк на полуслове, потому что на плечо ему легла огромная ручища. Хозяин оказался ей под стать, и странно было слышать от такого громилы столь вежливый и спокойный голос:

– Этот джентльмен беспокоит тебя, Сэм?

– Не очень, – ответил коротышка. – Но, по-моему, он чего-то хочет, так что не уходи.

Мори высвободил плечо.

– Не думайте, что сумеете меня запугать! Я немедленно иду в полицию!

Сэм недоверчиво покачал головой:

– Ты думаешь, закон будет на твоей стороне?

– А как же иначе!

– Что скажешь, Уолтер? – Сэм опечаленно вздохнул. – Бедная женщина – его жена… Такая красивая леди.

– Что это ты болтаешь?

– Я болтаю о твоей жене, – объяснил Сэм. – Сам я, конечно, не женат. Но сдается мне, что если бы я был женат и моя жена вляпалась бы в какую-нибудь историю, то не стал бы звать полицию. Нет, сэр, я бы постарался выкрутиться сам. Почему бы тебе просто с ней не поговорить? Заставить ее понять ошибку…

– Погоди, – прервал его Мори. – Ты хочешь сказать, что впутал в это дело мою жену?

Коротышка развел руками.

– Это не я ее впутал, приятель, – сказал он. – Это она сама впуталась. Преступление же совершают двое, верно? Ладно – я торгаш, не отрицаю. Но как бы я мог торговать, если никто не покупал бы, а?

Мори угрюмо уставился сначала на него, потом – на верзилу Уолтера. С тех пор как он увидел Уолтера впервые, тот никак не уменьшился. Драка отпадала, полиция отпадала, оставался не самый почетный путь – подловить момент и удрать от коротышки снова.

– Ну вот, – сказал Сэм, – рад видеть, что ты кое-что понял. Давай теперь вернемся к моему первому вопросу, дружок. Так как, хочешь неплохо провести время? Мне кажется, ты ловкий парень и тебя бы заинтересовало одно местечко, тут, рядышком, в конце квартала, а?

– Так ты еще и местный зазывала, – горько сказал Мори. – Талант широкого профиля.

– А то, – согласился Сэм. – По моему опыту, торговля талонами ночью идет медленно. Люди больше думают о хорошем времяпрепровождении. И, поверь мне, хорошее время – это как раз то, что я могу им дать. Взять хотя бы то место, о котором я говорю, – оно называется «Погребок дядюшки Лиготти». Необычное местечко – ну правда же, Уолтер?

– Еще какое, – буркнул в ответ верзила.

Но Мори едва ли слышал его. Он уточнил:

– «Дядюшка Лиготти», ты сказал?

– Ну да. – Сэм кивнул.

Мори стал копаться в памяти – название казалось знакомым, где он мог его слышать? Ну да, кажется, именно об этом месте упоминал Хоуленд на заводе. Интересненько.

Пока он раздумывал, Сэм взял его за одну руку, Уолтер – за другую, и Мори смекнул, что его уже ведут.

– Вот увидишь, тебе понравится, – пообещал Сэм. – А что до утреннего дельца с твоей женой – давай без обид, лады? Как только посмотришь на «Погребок», все одно перестанешь злиться. Это место – особенное. Клянусь тем, что они платят мне за привлечение клиентов, – я бы не стал этого делать, если бы в свое дело не верил…

– Эй, Джек, потанцуем? – сквозь шум бара прокричала какая-то девица. Она отступила назад, подняла колышущиеся юбки на высоту лодыжек и исполнила ловкий найнстеп.

– Меня зовут Мори! – завопил Мори в ответ. – И танцевать я не хочу!

Девица пожала плечами, многозначительно посмотрела на Сэма и протанцевала прочь.

Сэм подозвал бармена.

– Первый раунд за нами, – объяснил он Мори. – Это чтобы потом не суетиться. Будешь пить, пока пьется. Ну, нравится это местечко? – Мори заколебался, но Сэм и не ждал ответа. – Отличное местечко! – прокричал он и опрокинул в глотку стакан, который поставил перед ним робот-бармен. – Увидимся позже!

И он куда-то исчез вместе с громилой Уолтером. Мори неуверенно посмотрел вслед этой диковинной парочке… и сдался. Раз уж он здесь, можно и выпить. Сделав заказ, он стал глазеть по сторонам.

«Погребок дядюшки Лиготти» был третьеразрядным заведением, замаскированным под один из престижных загородных клубов высшего класса. Бар, например, был отделан как будто бы деревянными рейками, прибитыми гвоздями, но, приглядевшись, Мори обнаружил в отделке расслоение, типичное для пластика. То, что для неискушенного посетителя должно было изображать холщовые портьеры, на самом деле было тщательно обработанной тканой синтетикой, и так – по всему заведению.

На здешней небольшой сцене заканчивался стендап, но, казалось, никто не обращал на выступающего внимания. Мори напряг слух, стараясь уловить слова народного юмориста, и поморщился – шутки у того были плоские, как гладильная доска. Вскоре юмориста сменил на сцене унылый кордебалет скудно одетых девиц – Мори показалось, что та самая, изъявившая недавно желание с ним станцевать, тоже в их числе.

Рядом с ним какой-то мужчина декламировал стихи женщине средних лет:

 
Были скалы безмерны и серы,
Труб фабричных ревел хоровод,
Хулиганов плясал хоровод,
И точили все язвы без меры
В изобильный на диво тот год…
 

– О, Мори! – прервался он. – А ты что здесь делаешь?

Теперь Мори узнал декламатора.

– Привет, Хоуленд, – сказал он. – Я… э-э… я сегодня вечером был свободен, решил вот заскочить…

Хоуленд хихикнул:

– Ну, похоже, тебе жена больше с рук спускает, чем моя спускала. Закажи выпивки!

– Спасибо, уже, – сказал Мори.

Женщина, бросив на Мори тигриный взгляд, сказала:

– Это была одна из твоих самых красивых вещей.

– О, Мори слышал мои стихи, – сказал Хоуленд. – Мори, хочу познакомить тебя с очень красивой и талантливой молодой леди, Танакил Бигелоу. Мы с Мори сослуживцы, Тан.

– Очевидно, – ледяным голосом произнесла Танакил Бигелоу, и Мори поспешил от нее отдернуть руку – ту, что уже протягивал в приветствии.

Разговор не клеился; Танакил была холодна, Хоуленд – расслаблен и рассеян, и Мори в голову пришла одна идейка. Поймав взгляд робота-бармена, он заказал на всех троих питье и учтиво намекнул записать все в потребительскую книжку Хоуленда. Пока робот готовил им выпивку, Мори уже подумал, что зря, наверное, все это затеял, – но тут Танакил Бигелоу чуть оттаяла.

– По-моему, вы из тех людей, что умеют думать, Мори, – сказала она. – Мне нравятся такие, с ними приятно разговаривать. А то я всякое терпение теряю с теми тупицами, которые днем работают до упаду, а вечером едят и едят, потребляют и потребляют как сумасшедшие – откуда они только берутся такие? О да, я вижу, вы все понимаете. Всякий болван, только-только родившись, уже несется потреблять и потребляет, пока его – хлоп! – удар не хватит. И кто в этом виноват, если не роботы?

По рассеянному умиротворению Хоуленда пробежала рябь беспокойства.

– Тан, – проворчал он, – может, Мори не интересуется политикой.

Политика, подумал Мори, что ж, пусть будет политика. У него кружилась голова. Слушая эту женщину, он чувствовал себя словно шарик в игральном автомате, испытанном сегодня утром. И еще неизвестно, сколько углов, столбов и поворотов ждут его впереди.

Он сказал – почти что искренне:

– Пожалуйста, продолжайте, миссис Бигелоу. Мне очень интересно.

Она улыбнулась, но затем отчего-то нахмурилась. Мори напрягся было, но сообразил тут же, что вовсе не он – причина такого преображения.

– Роботы! – громко прошипела Танакил. – Вы думаете, это они работают на нас? Ха-ха три раза! Это мы – их слуги, это мы работаем на них – каждую секунду каждого дня нашей жалкой жизни! Люди – рабы! Мори, хотите присоединиться к нам и стать свободным?

Мори отгородился бокалом и сделал свободной рукой некий жест, который можно было толковать довольно-таки двояко, но женщину он, кажется, устроил. Танакил заговорила тоном заправского обвинителя:

– Знаете ли вы, что больше трех четвертей населения в этой стране за последние пять с половиной лет получили нервные расстройства? Что больше половины сидят на постоянном учете у психиатров по поводу психозов? И это все не считая неврозов, которые есть и у моего мужа, и у Хоуленда, да и у вас, уверяю. Можете мне поверить, у меня они тоже есть. Знаете, что минимум сорок процентов населения подвержены маниакальной депрессии, тридцать один – шизофрении, тридцать восемь процентов имеют целый набор незафиксированных психогенных расстройств, и двадцать четыре процента – шизоидные…

– Подожди минутку, Тан, – перебил ее Хоуленд. – Сыпешь процентами как горохом! А ну давай сначала – и попонятнее.

– Ну и черт с ним, – мрачно сказала женщина. – Жаль, что здесь нет моего мужа. Он выражает это гораздо лучше, чем я. – Она отпила из бокала. – Пока вы не совсем окосели, – неприятным тоном обратилась она к Мори, – как насчет еще по одной, на сей раз в счет моей потребительской книжки?

Мори согласно кивнул – в его замешательстве это было проще всего. Выпив, он сделал еще один заказ – снова на книжку Хоуленда. Насколько он понял, женщина, ее муж и, вполне возможно, Хоуленд принадлежали к какой-то антироботной группе. Он слыхал о таких; они имели квазиправовой статус, ни одобренный, ни запрещенный, – но никогда не сталкивался с ними раньше. Вспоминая ненависть, которую мучительно переживал на сеансе психодрамы, Мори с тревогой подумал, что, возможно, с этими ребятами у него куда больше общего, чем может показаться. Но расспросы с его стороны никак не помогали твердо усвоить принципы организации.

В конце концов женщина оставила попытки объяснений и отправилась искать мужа, а Мори и Хоуленд, выпив еще по стаканчику, слушали, как пара пьяниц спорит о том, на чью книжку запишут новую порцию выпивки. Они находились в состоянии опьянения Альфонса-Гастона[27]27
  Альфонс и Гастон – персонажи американского художника комиксов Фредерика Барра Оппера, неуклюжая парочка французов, что склонны к чрезмерной вежливости по отношению друг к другу: «Пожалуйста, прошу вас, господин Гастон, вы первый» – «Нет-нет, сначала вы, господин Альфонс».


[Закрыть]; утром явно пожалеют о том, потому что каждый из них все уступал другому право тратить пайковые баллы. Мори с тревогой думал о своих собственных сбережениях: уж точно Хоуленду дадут кредит за то, что Мори сегодня много пил. Конечно, это послужит хорошим уроком – нечего забывать книжку.

Потом вернулась Танакил Бигелоу, а с нею – тот самый верзила, с которым Мори уже встречался в компании Сэма-фальшивомонетчика, генерала и предводителя всех прохвостов в Старом городе.

– Наш мир удивительно тесен, не правда ли? – прогудел Уолтер Бигелоу, лишь слегка сжав руку Мори в своей. – Видите ли, сэр, жена сказала мне, что вас интересуют основные философские мотивы нашего движения, и я хотел бы обсудить их с вами. Начнем с того, сэр, рассматривали ли вы принцип двойственности?

– Принцип чего? – переспросил Мори.

– Минутку, – вежливо сказал Бигелоу. Он откашлялся и продекламировал:

 
Во Древнем Китае сей принцип открыт,
Он ярко сияет – досель не забыт,
Распался началами – женским, мужским,
Слепящий спирально-нарезанный вихрь –
Отсель – Ян и Инь.
 

Уолтер скромно пожал плечами.

– Это лишь первая строфа, – сказал он. – Не знаю, много ли вы из нее извлекли.

– Не очень много, – признался Мори.

– Вторая строфа, – твердо объявил Бигелоу:

 
Внял Гегель ему – и прозрел очень ясно,
Но вот Карл Маркс волком вкрался опасным,
Он свод разработал блистательных правил,
И принцип он с ног на макушку поставил:
Теперь – Инь и Ян.
 

Последовала выжидательная пауза. Мори сказал:

– Я… эм… не уверен, что понима…

– Здесь все прекрасно суммировано, не правда ли? – воскликнула жена Бигелоу. – О, да если бы другие видели все так же ясно, как ты, Уолтер! Робот – враг и робот – спаситель, тут и голод, тут и переедание – всюду двойственность, всюду!

Бигелоу похлопал Мори по плечу.

– Следующая строфа проясняет все еще лучше, – сказал он. – Она на редкость хороша – я бы, конечно, сам такие слова не нашел, ее придумал Хоуленд. Он помог мне со стихами.

Мори бросил быстрый взгляд на Хоуленда, но тот старательно отводил глаза.

– Третья строфа, – объявил Бигелоу. – За ней труднее всего уследить, она длинная, так что будьте внимательны…

 
Все во Вселенной отмерено слепо
Чашей весов – с хладнокровием склепа…
 

– Хоуленд, – вдруг прервался он, – ну что это за декадентские позывы! Я на этом месте все время спотыкаюсь – да разве же есть у склепа хладнокровие? А впрочем, ладно! – И Уолтер продолжил:

 
К А или к Б
Ты прибавь сколько хочешь,
Вместе они –
Неизменно и точно.
В синусах тока, в биениях жизни,
В климате и в половом диморфизме,
В том, как живешь ты, и в том, как умрешь, –
Всюду ты Двойственность только найдешь,
Все, что имеем, куда взор ни кинь –
Светлое Ян
И темное Инь.
 

– Дорогой мой! – воскликнула жена Бигелоу. – Вот это декламация!

Раздались аплодисменты, и Мори впервые осознал, что половина бара прекратила свое шумное веселье, чтобы послушать их. Очевидно, Уолт Бигелоу был здесь довольно известной фигурой.

– Я никогда не слышал ничего подобного, – слабо произнес Мори.

Он нерешительно повернулся к Хоуленду, который тут же сказал:

– Что нам всем сейчас нужно, так это выпить.

Они выпили за стихи Бигелоу.

Мори отвел Хоуленда в сторону и спросил его:

– Все эти люди – они что, спятили?

– Нет, с чего ты взял? – досадливо ответил Хоуленд.

– Какие-то стишки, какая-то двойственность… к чему это все?

Хоуленд пожал плечами:

– Ну, для них это что-то да значит. Они – философы, Мори. Видят вещи насквозь. Ты даже не представляешь, какая это для меня честь – общаться с ними.

Они выпили еще по стаканчику. Отметки снова ушли в книжку Хоуленда.

Мори отвел Уолтера Бигелоу в укромное место.

– Оставим пока в стороне двойственность, – сказал он. – Что насчет роботов?

Бигелоу посмотрел на него округлившимися глазами.

– Разве вы не поняли стихотворение?

– Само собой, ни черта я не понял. Обрисуйте самую суть в простых терминах, чтобы я смог хотя бы пересказать ее жене.

Бигелоу просиял.

– Речь идет о дихотомии роботизации, – объяснил он. – Ну, как в той сказке, где один мальчик соорудил соляную мельницу, а она стала молоть, и молоть, и молоть… Ему, конечно, нужна была соль – но не в таких же объемах! Еще у Уайтхеда[28]28
  Уайтхед, Альфред Норт (1861–1947) – англо-американский логик, математик, философ.


[Закрыть] это хорошо объясняется…

Они выпили еще – в этот раз за счет книжки Бигелоу. Наклонившись к Танакил, Мори, запинаясь через слово, спросил:

– Ну вот вы мне объясните… ик… вы вот послушайте…

– Слушаю вр-р-разумительно, – с улыбкой ответствовала жена Уолтера.

– Ну вот тут у вас все, ик, сложно, стихи всякие, философия… а можно этак попроще, по-про-ле-тар-ски… в простых терминах… что не так с нашим обществом?

– Проблема в роботах, – сразу ответила она, не думая. – Их слишком много, роботов. Слишком много роботов делают слишком много всего…