Текст книги "Тень Сохатого"

6. Домыслы

Председатель совета директоров МФО «Город» и крупнейший акционер компании «Юпитер» Антон Павлович Ласточкин, обвиняемый в хищении двухсот миллионов долларов, выглядел подавленным и уставшим. Лицо его осунулось, под глазами пролегли тени. Губы были бледными, и вообще он стал сильно похож на измотанного жизнью старика.

На Турецкого он смотрел, как забившийся в нору кролик – затравленно и испуганно, но с тайной и слабой надеждой на спасение.

Турецкий, до сих пор глядевший на Ласточкина строго и холодно, поняв, в каком положении находится обвиняемый, решил сменить гнев на милость и заговорил с ним нарочито вежливым и мягким голосом:

– Как вы уже знаете, Антон Павлович, я веду дело об убийстве бизнесмена Риневича.

– Да, да, я в курсе, – кивнул Ласточкин.

Турецкий сдвинул брови и заговорил серьезно, вдумчиво и веско, как – в представлении большинства обывателей – и должен говорить строгий, но справедливый и мудрый следователь:

– У меня есть основания считать, что убийство Риневича связано с другими делами. В том числе и с вашим. Не стану вдаваться в объяснения, это отнимет слишком много времени. Скажу лишь, что я не уверен, что вы замешаны в тех преступлениях, которые вам вменяют в вину. И если мне удастся разобраться во всех этих делах, возможно, я смогу вам помочь.

Губы Ласточкина тронула слабая улыбка:

– Это было бы чрезвычайно любезно с вашей стороны. Но я не уверен, что у вас получится. Механизм подавления уже запущен, и тягаться с ним – пустая трата времени.

– Я думал, у бизнесменов вашего масштаба должна быть железная воля, – заметил Турецкий. – А вы что-то рано сдались.

– Воля-то у меня есть, – со вздохом ответил Ласточкин. – Но она не рассчитана на то, чтобы бороться с репрессивными органами. В конце концов, я не диссидент, не революционер и не правозащитник. Я могу составить бизнес-план и подсчитать возможную прибыль, но я не готов отстаивать свои интересы на баррикадах.

Турецкий прищурился:

– Что вы имели в виду, когда сказали, что механизм уже запущен?

– Все, что связано с «Юпитером» и Боровским. Его обложили, как волка. А флажками стали мы – его бывшие коллеги и партнеры.

– Расскажите мне все, что вы знаете об отношениях Риневича и Боровского, – попросил Турецкий.

– Ну, Генрих и Олег с самого детства… – начал было Ласточкин, но Турецкий остановил его жестом:

– Только не говорите мне, что они дружили с детства и занимались общим бизнес-проектом. Я не хочу ничего слышать про их дружбу. Я хочу знать, кому было выгодно столкнуть их лбами? И что могло заставить их вступить друг с другом в схватку?

Лицо Ласточкина стало задумчивым.

– Вы… Простите, запамятовал, как вас по имени-отчеству?

– Александр Борисович.

– Александр Борисович, вы задали мне сложный вопрос. Я практически не участвовал в подготовке проекта по объединению «Юпитера» и «Дальнефти». Но знаю, что объединение это сулило обоим компаниям большие выгоды.

– Это вы про нефтепровод в Китай? – уточнил Турецкий.

– В том числе, – кивнул Ласточкин. – Перспективы открывались вполне глобальные. Если бы эта четырнадцатимиллиардная сделка состоялась, то объединенная компания стала бы четвертой по величине в мире и соответственно стала бы обладать колоссальным политическим весом. Не уверен, что это могло понравиться представителям государственной власти.

Ласточкин вдруг побледнел, покосился на дверь кабинета, в котором проходил допрос, и сказал, понизив голос:

– Александр Борисович, вы должны понять, я никого не обвиняю. Это всего лишь мои предположения.

– Я понимаю, – кивнул Турецкий. – Но каким образом все это могло отразиться на взаимоотношениях Боровского и Риневича? Ведь, исходя из ваших слов, получается, что они должны были сплотиться еще теснее перед лицом общей опасности. Опасности, исходящей от наших российских властей.

– Так-то оно так, но… – Ласточкин еще больше понизил голос. – Дело в том, что наше государство умеет действовать не только грубо и в лоб, оно умеет действовать тонко и умно. В тандеме Боровский – Риневич их больше всего не устраивал Боровский. Собственно, явная опасность для наших властителей исходила только от него. Последние месяцы Генрих Игоревич находился в открытой оппозиции Кремлю. Тогда как Риневич никогда против власти не выступал. Наоборот, он всегда давал понять, что он – лицо послушное и готовое прийти на помощь, если того потребует Кремль. Понимаете? Уверен, что Генриху это не нравилось.

– Думаете, между ними могли возникнуть разногласия на этой почве?

Ласточкин пожал плечами:

– Не знаю, как насчет разногласий, но они… – Антон Павлович показал пальцем на потолок, – …вполне могли на этом сыграть. Риневич был человеком чрезвычайно амбициозным. Мне кажется, он всегда втайне завидовал Боровскому. Тот был не только богаче Риневича, но и умнее, и интеллигентнее. К тому же… – Ласточкин замолчал, словно не решался заговорить о чем-то очень деликатном.

– Продолжайте, – властно потребовал Турецкий.

Ласточкин, немного смутившись, продолжил:

– У Боровского есть красавица жена. И мне кажется… повторяю, мне кажется, что Риневич был к ней неравнодушен. Свечку я ни над чьей постелью не держал, поэтому утверждать не берусь.

– Н-да, жена у Боровского действительно красивая, – признал Александр Борисович.

– Вы ее видели, да? – Ласточкин прикрыл глаза и с улыбкой покачал головой: – Это не женщина, это жар-птица! Риневич, помнится, так и говорил: «Ты, Геня, настоящий счастливчик – поймал жар-птицу. Но сумеешь ли ты ее удержать – вот в чем вопрос!»

– И что отвечал на это Боровский?

– Да ничего. А что он мог ответить? Мне кажется, ему слова Риневича льстили.

– Как вы думаете, жена Боровского могла изменить ему с Риневичем?

Во взгляде Антона Павловича мелькнула неприязнь.

– Александр Борисович, прошу вас, увольте меня от предположений на этот счет, – холодно ответил он. – Я и так рассказал вам больше, чем следовало. В том смысле, что из области фактов невольно перешел в область грязных слухов и домыслов. Больше мне нечего вам сказать.

– Уверены?

– На все сто.

После беседы с Ласточкиным Александр Борисович позвонил жене Боровского – Ляле. Однако ее телефон молчал.

Глава одиннадцатая
Тени из прошлого

1. «Розовый бутончик»

Вечер выдался теплый. Машину Александр Борисович сдал в ремонт, поэтому ближайшие три дня ему предстояло передвигаться с работы и на работу исключительно на собственных ногах и с помощью общественного транспорта. Турецкого это не сильно огорчило. Он любил прогуливаться пешком: во время пешей прогулки в голову часто приходили интересные мысли. К тому же всегда была возможность зайти в магазин, купить бутылочку пива и выпить ее по дороге домой.

Однако в этот вечер Александру Борисовичу не суждено было насладиться одинокой раздумчивой прогулкой. Едва он вышел на улицу и отправился по Столешникову переулку в сторону Тверской, как к нему подошла молодая темноволосая женщина с симпатичным, однако несколько смущенным и растерянным личиком.

– Простите, вы ведь Турецкий?

Александр Борисович оглядел ее снизу доверху и лишь затем ответил:

– Да, я Турецкий. А с кем имею…

– Простите, что не захотела прийти к вам в кабинет, – не дала договорить ему незнакомка, нервно теребя в пальцах носовой платок, – поскольку ваше здание действует на меня угнетающе.

– Бывает, – отозвался Александр Борисович. – Простите, а откуда вы знаете, что я – Турецкий? Мы с вами встречались раньше?

Женщина улыбнулась:

– Нет, не встречались. Но я видела вас по телевизору. Вы давали интервью. Правда, все ваше интервью состояло из нескольких слов, но я вас хорошо запомнила.

Турецкий вспомнил, как с неделю назад у проходной Генпрокуратуры к нему пристали телевизионщики.

– Господин Турецкий, как продвигается расследование убийства бизнесмена Олега Риневича? И продвигается ли оно вообще? – прижав его к стене микрофоном, визгливо приставал журналист.

– Хорошо продвигается, – хмуро ответил Александр Борисович, чувствуя раздражение от одного только вида направленной на него видеокамеры.

– У вас уже есть версии, почему это произошло?

– Есть.

– Вы можете поделиться с нами?

– Только после окончания следствия, – отрезал Турецкий.

– А что, если…

– Извините, мне пора.

Еще некоторое время журналист бежал рядом с Турецким, но затем, не получая ответов на свои вопросы, отстал с выражением крайнего разочарования на лице.

При воспоминании об этом «интервью» Турецкий досадливо поморщился. Смазливая брюнетка протянула ему руку в тонкой лайковой перчатке.

– Меня зовут Дина Друбич. Мы с Аликом… то есть с Олегом Риневичем были близкими друзьями.

Турецкий пожал протянутую руку и уточнил:

– Насколько близкими?

– Мы были любовниками, – нервно объяснила брюнетка.

Александр Борисович взглянул на женщину с любопытством.

– Значит, вы хотите со мной поговорить… – задумчиво сказал он.

Брюнетка кивнула:

– Да, хочу. Простите, что не пришла раньше. Я не могла прийти. Понимаете, мы с Аликом расстались полгода назад, и расстались очень плохо. Почти ненавидя друг друга. За эти месяцы мы стали друг другу совсем чужими. Когда я узнала, что он погиб, я испытала гадкое и подлое чувство… – Женщина потупила взгляд, и они некоторое время шли молча. – Знаете, что-то вроде торжества. Дескать, наконец-то он поплатился за все страдания, которые мне принес. Но чем больше проходило времени, тем меньше ненависти я чувствовала. В конце концов, за то время, пока мы общались, он принес мне не только страдания. У нас было много счастливых моментов.

– Да, я понимаю, – сказал Турецкий и указал на скамейку рядом с памятником Юрию Долгорукому: – Давайте присядем, ладно?

– Давайте, – согласилась женщина.

Они сели. Дина достала из сумочки пачку «Вог», вытряхнула сигаретку и сунула ее в ярко накрашенные губы. Затем достала зажигалку и несколько раз безуспешно крутанула колесико – пламени не было.

– Черт! – яростно ругнулась она. Потом повернулась к Турецкому: – Простите, у вас не будет…

Но Турецкий уже поднес к ее сигарете зажигалку. Дина прикурила, кивнула и сказала:

– Спасибо. Я редко курю. Только когда волнуюсь. Вот как сейчас.

Турецкий тоже закурил, затем молча и выжидательно посмотрел на Дину.

– Понимаете, Александр Борисович, – заговорила она, немного успокоившись. – Алик был тяжелым человеком. Он был грубоват, насмешлив… К тому же он никогда не считал верность достоинством. Я имею в виду верность женщине. Он считал, что мужчина – это волк, хищник. А волка, как известно, кормят ноги.

– Вы долго с ним прожили?

Дина покачала головой:

– Мы не жили вместе. Мы просто встречались. Но встречались очень часто, иногда почти каждый день. Нередко он оставался у меня ночевать. Но жить… – Она вновь покачала головой. – Нет, Алик не смог бы жить с женщиной в обычном понимании этого слова. Он быстро перегорал. Как только он хорошо узнавал человека, тот становился ему неинтересен. По крайней мере, так обстояли дела с женщинами. Он знал за собой эту черту и все время повторял мне, что, если я хочу и дальше быть его женщиной, я должна оставаться для него загадкой.

Александр Борисович усмехнулся. В словах Риневича был определенный смысл. И даже очень немалый.

– Интересный подход, – заметил он. – Интересный и весьма романтичный.

– О да! – усмехнулась Дина. – Если бы Алик каждое утро видел в постели мою заспанную физиономию, если бы он видел, как я стою в халате у плиты и варю ему борщ или стираю ему носки и рубашки, он бы очень быстро охладел ко мне. А так… мы были близки почти три года.

Она затянулась тонкой сигареткой и выпустила дым уголком рта.

– Конечно, я знала, что он неверен мне, – продолжила Дина. – Но я приучила себя не обращать на это внимания. В конце концов, я была его постоянной женщиной, а все эти… они приходили и уходили. Вы понимаете, о ком я говорю, да?

– Разумеется.

– Я не знаю… – Дина слегка пожала плечами. – Возможно, мужчины и вправду не умеют быть верными. Возможно, Алик был прав, когда говорил, что у них такая природа. Вы-то, кстати, как считаете?

– Я считаю, что все люди разные, – дипломатично ответил Турецкий.

– Вот и я ему так говорила. Но… – Она вздохнула. – В любом случае, теперь это неважно.

Дина замолчала.

– Вы из-за этого поссорились? – осторожно спросил Турецкий.

– И из-за этого тоже. Но главное, что Алик стал… меняться. И совсем не в лучшую сторону. Он стал ужасно зол и невоздержан на язык. Как будто вдруг возненавидел весь мир. Раньше он никогда не позволял себе дурного слова о Боровском. А тут… Когда я упоминала о Генрихе, Алик усмехался – знаете, такая смесь ехидства и злости.

– Он что-нибудь говорил о Боровском?

– Да нет. Так, замечал иногда, что Гене повезло, что он лишь правильно использовал то, что само текло ему в руки. И еще – что некоторые люди производят впечатление честных и благородных, а в душе мечтают задушить тебя.

– Это он о Боровском?

– Мне кажется, да. Хотя, когда я его спрашивала, кого он имеет в виду, Алик махал рукой и ничего не отвечал.

Турецкий задумчиво кивнул:

– Понятно. Ну, а как вы думаете, какая кошка пробежала между ними?

– Этого я не знаю. И вообще, я не об этом хотела вам рассказать. – Дина повернулась к Турецкому и пристально посмотрела ему в глаза. – Мне кажется, я знаю, кто убил Алика.

– Правда? – прищурился Александр Борисович.

Дина строго нахмурила брови.

– Зря усмехаетесь, – сказала она. – Я говорю не о том, кто нажимал на курок. Мне кажется, Генрих сам не ведал, что делает. Мне кажется он был… как бы в тумане, понимаете?

– Не совсем.

– Ну бывают же разные трюки. Гипноз, например!

– Ах, вы об этом? – вяло отозвался Турецкий. Интерес, загоревшийся было в его глазах, стал затухать. – И кто же этот таинственный гипнотизер, который заставил Боровского нажать на спуск?

Дина чуть наклонилась к Турецкому, сделала круглые глаза и произнесла хриплым шепотом:

– Призрак.

– Кто? – Турецкий отшатнулся от нее.

– Призрак, – повторила Дина, по-прежнему глядя на Александра Борисовича безумными (как ему в этот момент показалось) глазами. – Призрак из прошлого!

– Ясно. А у этого призрака есть имя?

– Разумеется. Имя есть у всех вещей и людей.

– И кто же он?

Некоторое время Дина смотрела на Турецкого, потом уголки ее губ дрогнули, она отвела взгляд и выпрямилась на скамейке.

– Я вижу, что вы мне не верите, – устало и сухо произнесла она. – Вы думаете, что я сумасшедшая или попросту морочу вам голову. Пожалуй, нам не стоит продолжать этот разговор. Простите, что потревожила.

Дина порывисто поднялась со скамейки и бросила Турецкому через плечо:

– Прощайте.

Затем резким движением запахнула полы пальто и быстро пошла по тротуару, цокая высокими каблучками.

– Подождите! – окликнул ее Турецкий. – Дина, постойте!

Но женщина лишь убыстрила шаг.

– Черт! – тихо выругался Александр Борисович, вскочил со скамейки и догнал Дину.

– Дина, да постойте же вы! Эй! Извините, если я вас обидел!

Дина замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Она, не оборачиваясь, дождалась, пока Турецкий подойдет к ней, затем посмотрела на него сухими, блестящими глазами и сказала:

– Я понимаю, что выгляжу в ваших глазах полной дурой. Но вы должны были меня выслушать.

– Вы очень обидчивы, – слегка запыхавшись, ответил Турецкий. – Я и не думал смеяться над вами.

– Правда? – недоверчиво спросила Дина.

Турецкий кивнул:

– Правда. И я очень хочу, чтобы вы все мне рассказали про этого… призрака.

Некоторое время Дина молчала, бросая на Турецкого недоверчивые взгляды, потом вздохнула и сказала:

– Ладно. Дело было незадолго до нашего разрыва. Однажды Алик пришел ко мне в мрачном настроении. Он был весь какой-то… напряженный. Словно с ним случилось что-то, чего он никак не мог осознать. Как будто его мучила какая-то мысль или какое-то воспоминание. Я спросила, что случилось, почему он такой мрачный? А Алик посмотрел на меня стеклянными глазами и ответил: «Ничего не случилось. Просто встретил одну тень из прошлого». Я подумала, что он шутит, и спросила, из какого прошлого? А Алик усмехнулся и ответил: «Из такого, о каком хочется забыть, да никак не получается». Потом оскалился, как волк, и добавил злым-презлым голосом, этаким рыком: «Р-розовый бутончик!»

– Розовый бутончик? – удивленно переспросил Турецкий.

Дина кивнула:

– Да, именно так: розовый бутончик.

– И что это значит?

Дина пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Гм… – Турецкий задумчиво потер подбородок. – Это все?

Дина медленно покачала головой:

– Нет. Ночью он разговаривал во сне. С ним это иногда случается. Обычно он разговаривает тихо и бессвязно, и ничего нельзя понять. А тут он вдруг стал кричать, как будто оправдывался перед кем-то. Алик ведь из тех людей, которые защищаются, нападая. Вот и тут…

Новый порыв ветра разметал Дине волосы. Она зябко поежилась.

– Он так кричал, что я испугалась, – продолжила она, придерживая рукою ворот. – Будить его я побоялась. Кричал он бессвязно, но очень зло. Я смогла разобрать только несколько слов.

– И что это были за слова?

Дина усмехнулась, словно хотела предварить этим усмешку Турецкого, и ответила:

– Тень. «Ты тень!» – так он кричал на кого-то из своего сна. И потом еще: «Отстань! Оставь меня в покое!» Утром я спросила, что ему снилось. Алик ответил, что не помнит. С той ночи он стал особенно невыносим. Смотрел на меня так, как будто я узнала какой-то его секрет и, по-моему, возненавидел меня за это. Он потом несколько раз спрашивал меня о том, что я слышала. Я сказала, что ничего. Что он просто кричал и очень испугал меня этим. Но… по-моему, Алик мне не поверил. А вскоре мы разошлись. Вот и все, что я хотела вам рассказать.

– И вы считаете, что эта «тень из прошлого» решила отомстить Риневичу за что-то? – спросил Турецкий.

– Я считаю, да. Недаром он сказал, что рад бы забыть свое прошлое, но никак не может. Алик ведь не был подлым человеком. Он мог совершить низкий поступок, но потом всегда об этом жалел. Даже оправдывался сам перед собой. Вот и здесь: мне кажется, он очень плохо с кем-то обошелся. И этот «кто-то» решил ему отомстить.

– Это может быть кто-то из коллег Риневича по бизнесу?

– Не знаю. Но мне кажется, вряд ли. Своих коллег по бизнесу он мало жалел. Он считал, что раз уж они сами ввязались в драку, то должны быть готовы к тому, что когда-нибудь их побьют. Мне кажется, тут что-то личное… Но я не знаю что.

– Ясно. Что ж, спасибо, что пришли.

Снова поднялся ветер. Дина поправила рукою волосы, глянула на Турецкого из-под черных пушистых ресниц и спросила:

– Вам поможет то, что я рассказала?

Турецкий пожал плечами:

– Честно говоря, не знаю. Но обещаю, что отнесусь к вашему рассказу со всей серьезностью. Скажите, Дина, а вы были знакомы с женой Боровского?

– Даже на свадьбе гуляла. Правда, странная какая-то у них была свадьба…

2. Странная свадьба

Генрих Боровский опаздывал на двадцать пять минут. Риневич уже, наверное, в десятый раз пытался вызвонить друга по всем известным ему номерам, но все было бесполезно. В офисах Генриха не было, секретарша понятия не имела, где его искать. А оба сотовых телефона, которые Боровский таскал с собой, были отключены.

– Нет, это черт знает что, – ворчливо сказал Риневич, обращаясь к своей спутнице, невысокой и худенькой брюнетке, стриженной «под мальчика». – Сам назначил нам здесь встречу, и сам же опаздывает. Свинство какое!

Брюнетка улыбнулась, взяла руку Риневича и ободряюще ее пожала.

– Успокойся, милый, – произнесла она высоким и довольно писклявым голосом. – Твой друг такой же занятой человек, как и ты. Вероятно, у него нашлись какие-то срочные дела.

– Да, но позвонить-то он мог? Какого черта мы вообще здесь сидим? – Риневич взял бокал с недопитым вином, яростно опрокинул вино себе в рот, поставил бокал и сказал: – Слушай, а может, ну его, этого Геню. Пойдем отсюда, а? У меня дома есть уютный новый диванчик, коллекционная вещь. Мы с тобой его обновим.

Глаза Риневича замаслились, он протянул руку и, ухмыляясь, погладил брюнетку по щеке.

– Пошляк, – девушка шутливо хлопнула его по ладони.

– Так что насчет диванчика, детка? – не сдавался Риневич, продолжая гладить ее по щеке. – Ты на нем будешь смотреться просто по-королевски. Особенно когда я поставлю тебя в коленно-локтевую…

– Милый, но мне здесь так нравится, – жалобным голосом проворковала брюнетка. – А обновить диванчик мы всегда успеем. Между прочим, по рейтингам журнала «Оазис гурмана» этот ресторан входит в тройку самых лучших ресторанов Москвы.

– Да ну? А по мне, так здесь хуже, чем в Макдоналдсе.

– А ты был в Макдоналдсе? – усомнилась девушка.

Риневич пожал плечами:

– Ну не был, ну и что?

– Ты просто сердишься на Генриха, а ресторан тут ни при чем.

Риневич убрал руку от ее щеки и сердито насупился.

– Ну тогда, может, закажем что-нибудь горячее? – проворчал он. – Тут вроде неплохо готовят телятину. Подыхаю с голоду.

Брюнетка сделала бровки «домиком» и сказала с просящей ноткой в голосе:

– Милый, но это будет неделикатно по отношению к Генриху. Ты ведь сам говорил, он просил без него не начинать.

– Не начинать, не начинать… – пробурчал Риневич. – Но мы все равно уже начали. – Он взял бутылку и вновь наполнил свой бокал. – Ну ладно, Динка, напьюсь – сама будешь виновата, – пригрозил Риневич. – И домой меня на себе потащишь.

– Ничего, дотащу, – успокоила Риневича подруга. – Не впервой уже. И потом, своя ноша не тянет.

Однако напиться Олег Александрович не успел. Едва он поднес бокал ко рту, как за спиной у него раздался насмешливый голос Боровского:

– Та-ак. А здесь уже, оказывается, пьют! А почему без нас?

Риневич обернулся и в сердцах воскликнул:

– Геня! Ну где тебя черти носят? Мы тут с Динкой уже пару ежиков родили, пока тебя жда… – Риневич осекся. Генрих обошел вокруг стола, и только теперь Риневич увидел, что его друг не один. Он держал за руку высокую стройную девушку, и девушка эта была настоящей красавицей. Густые каштановые волосы, спадающие на плечи мягкими волнами; тонкое, аристократическое лицо, лучистые карие глаза, аккуратный носик и большой, чувственный рот.

– Джулия Робертс, если не ошибаюсь? – сострил Риневич, поднимаясь со стула навстречу красавице.

– Угадали, – с веселой улыбкой ответила незнакомка. – Проездом и только на один день. Так что пользуйтесь случаем.

Риневич изящным движением поцеловал девушке руку и по-гусарски щелкнул каблуками.

– Поручик Лермонтов, – представился он. – К вашим услугам.

Девушка засмеялась, а Боровский, лицо которого прямо-таки светилось от счастья, обнял девушку за талию, притянул ее к себе и объявил торжественным голосом:

– Познакомьтесь, ребята, это моя новая жена – Ляля!

Лица Риневича и его подруги вытянулись.

– Жена? – охнула брюнетка Дина.

– Как жена? – открыл рот Риневич – Настоящая, закольцованная?

Боровский поднял правую руку и показал другу безымянный палец, на котором поблескивало тонкое обручальное колечко.

– Ну и дела, – выдохнул Риневич. – Как это могло случиться?

– Очень просто. Мы расписались, – ответил Генрих Игоревич.

– И когда же с вами случилось это несчастье?

– Только что, – ответила девушка. – Мы прямо из загса.

Боровский поцеловал ее в щеку, повернулся к Риневичу и виновато сказал:

– Извини, что не предупредил, старик. Я хотел сделать сюрприз.

– Что ж, это тебе удалось, – притворно насупился Риневич. – А я звоню, звоню, звоню, звоню…

– Я выключил телефоны, не хотел, чтобы они нас отвлекали, – объяснил Боровский. – А включить забыл. – Он повернулся к красавице и сказал таким деликатным и мягким голосом, словно боялся, что она может улететь от одного его дыхания: – Присаживайся, дорогая. Ты среди друзей.

– Да, действительно, в ногах правды нет, – подтвердил Риневич.

Друзья расселись по своим местам.

И тут же рядом со столиком появился официант – словно из воздуха соткался.

– Чего изволят господа предприниматели и их спутницы? – осведомился он полузаискивающим, полушутливым тоном.

– Виталик, ты пока погуляй, а мы займемся изучением меню, – сказал ему Боровский. И с улыбкой добавил: – Моя жена здесь в первый раз, пусть она осмотрится как следует.

Официант понимающе кивнул и повернулся к Риневичу и его подруге.

– А мне тащи телятину, – сказал ему Риневич. – Вашу фирменную. Я слышал, вы большие мастера ее готовить.

– Вас не обманули, – с вежливым поклоном подтвердил официант. – Телятина у нас действительно отменная. А что желает дама?

– Дама желает чего-нибудь легкого, – ответила Дина. – Какой-нибудь салат поизысканней. С тропическими фруктами.

– Будет сделано, – кивнул официант, еще раз поклонился гостям и удалился выполнять заказ.

– Расторопный малый, – похвалил официанта Риневич, затем повернулся к Боровскому и его жене, обвел обоих насмешливым взглядом и сказал: – Ну-с, тихушники, на свадьбу-то пригласите?

– А ты уже на ней, – ответил Генрих.

– Как это? – не понял Риневич.

– А вот так. Мы решили не делать большую свадьбу, а просто отпраздновать это событие в ресторане, в компании лучших друзей. Да, дорогая?

Ляля кивнула:

– Угу. – Заметив недоуменную улыбку Риневича, она чуть смущенно объяснила: – Это из-за меня. У меня аллергия на пышные празднества. По мне – лучше интимный огонек свечи, чем большой пионерский костер.

– Красиво сказано, – похвалил Олег Александрович, беззастенчиво и даже нагловато разглядывая Лялю. – Наш человек, да, Динка?

– Точно! – подтвердила его спутница.

А Риневич продолжил:

– Что ж, ребята, дело ваше. Все это весьма странно, но одно я тебе, Геня, скажу наверняка. Ты поймал настоящую Жар-птицу. Смотри теперь, не упусти ее. Желающих похитить такую красавицу будет много.

– И ты в их числе! – насмешливо сказала Дина. – Хватит пялиться на чужую жену, старый ловелас!

Риневич вздохнул и покорно опустил глаза.

– Как скажешь, мой маленький цербер, – с притворной покорностью ответил он подруге. Затем взял бутылку и объявил: – Сейчас мы, как и полагается, выпьем за молодоженов! Но не думайте, сорванцы, что вы так легко от меня отделались. Как только выпьем, расскажете мне историю вашей любви во всех подробностях. – Он прищурился на Боровского и покачал головой: – Это ж надо, утаить от народа такую красоту! Нет, Геня, не будет тебе моего прощения, если только я не найду в твоем рассказе смягчающих обстоятельств.

– Заметано, – засмеялся Боровский.

Риневич разлил вино по бокалам, и вечеринка продолжилась.

Талия у Ляли была такая тонкая, что, казалось, ее можно обхватить ладонями. У Риневича было полное ощущение, что он танцует с каким-то неземным созданием – не то феей, не то эльфом. И пахло от ее волос чем-то поистине волшебным и неземным. Риневич почувствовал, что возбуждается, и, чтобы побороть искушение прикоснуться губами к ее щеке, заговорил с девушкой насмешливым легким тоном:

– Ну и где же вы с Генрихом познакомились?

– Совершенно случайно, – ответила Ляля. – Я работала менеджером в консалтинговом агентстве. Генрих – тогда еще Генрих Игоревич – обратился к нам за помощью. И я…

– С ним это редко случается, – с усмешкой заметил Риневич. – Обычно к нему обращаются за помощью, а не он.

– Генрих – профессионал в своем деле, а я – в своем.

– Согласен, – кивнул Риневич. – Значит, он обратился к вам как к профессионалу. А потом?

– А потом все как обычно. Телефонные звонки, свидания.

– Никогда не думал, что Геня может быть таким тихушником. Обычно я знал обо всех его увлечениях. Хотя, к чести его нужно сказать, что увлечений у него было не так уж и много.

– Сомнительный комплимент для мужчины, – заметила Ляля.

Риневич покачал головой:

– Геня не мужчина. Он – ангел в штанах. И физиономия у него такая благообразная, что с нее только иконы писать. Вы не находите?

– Генрих очень красивый мужчина.

– Нет, не красивый, а благообразный. А это две большие разницы.

Некоторое время они танцевали молча. Потом девушка спросила:

– Ну а вы? Я знаю, что вы знакомы с детства.

– Да уж, со времен нашей юности безусой. Можно сказать, дружим уже лет двадцать.

– Не надоело? – насмешливо спросила Ляля.

– Сам удивляюсь, – в тон ей ответил Риневич. Он чуть отстранился и глянул девушке в лицо. – Послушайте, а мы с вами нигде не могли встречаться раньше?

– А я вам кого-то напоминаю? – улыбнулась Ляля.

– Нет, но… У меня такое ощущение, что я вас откуда-то знаю. И чувство это очень приятное.

Ляля засмеялась:

– Вероятно, я вам напоминаю сразу всех красивых девушек, которых вам удалось охмурить за вашу долгую жизнь.

– Ну не такая уж она и долгая, – парировал Риневич. – Но возможно, вы и правы. Так или иначе, все красивые женщины похожи друг на друга. Не лицом, а каким-то облаком, которое их окружает. Флером, так, кажется, говорят?

– Дыша духами и туманами…

Риневич кивнул:

– Да. Что-то в этом роде. Знаете что… Если когда-нибудь соберетесь уйти от Генриха, позвоните мне, ладно?

– Зачем?

Риневич усмехнулся усмешкой коварного соблазнителя:

– Я хочу использовать этот шанс.

– Боюсь, вам слишком долго придется ждать, – ответила Ляля.

– Ничего, я терпеливый. Итак?

– Что? – не поняла девушка.

– Вы обещаете мне?

– Позвонить вам, если я уйду от Генриха?

– Да.

Несколько секунд Ляля молчала, потом сказала:

– Обещаю, что вы узнаете об этом первым.

– Отлично, – кивнул Риневич. Он втянул носом тонкий аромат, исходивший от девушки, и не выдержал – прикоснулся губами к ее ушку. – Отныне, – прошептал Риневич, – вся моя жизнь превращается в ожидание. И поверьте мне – я не шучу.