Текст книги "Тень Сохатого"

– Кстати, Александр Олегович, а разрешение на ствол у вас имеется?

– Разрешение? На какой ствол?

– На тот, которым вы в меня целились.

– Господь с вами, Александр Борисович. Сроду я в вас не целился. А разрешение имеется. А как же иначе.

– Можно мне на него взглянуть?

– На разрешение-то? Э-э… – Глаза старика забегали. – Да я уж и не помню, куда его запихал. Склероз ведь, сами понимаете.

– И все-таки придется поискать, – настойчиво сказал Турецкий. – А лучше отдайте его мне. Пока не случилось беды.

Он протянул руку. Старик некоторое время молчал, грозно двигая седыми бровями, потом вздохнул, вынул из-под себя маленький пистолет и положил его на протянутую ладонь Турецкого.

– Теперь мне и защититься нечем, – проворчал он.

– Просто не открывайте дверь незнакомцам, – сказал Турецкий. – По крайней мере, до тех пор, пока они не покажут вам документ. Цепочка у вас на двери крепкая, живете вы скромно, так что бояться вам нечего. – Он осмотрел пистолет. – Ого! Вальтер. Где вы его приобрели?

Старик вздохнул:

– На рынке, в прошлом году. Сейчас у черномазых что угодно купить можно.

– Узнаете того, кто вам его продал?

– Черномазого-то? – Риневич криво ухмыльнулся, обнажив желтые стариковские зубы. – Да вы что? Они же все на одно лицо.

– Ясно. В таком случае – до свидания. Если вспомните что-то важное – звоните. Моя визитка у вас на столе.

И Турецкий покинул квартиру старика, сопровождаемый его сердитыми, гневными взглядами.

Мишаня Камельков, молодой следователь Генпрокуратуры, выслушал Александра Борисовича без особого энтузиазма. В последние дни он был завален работой, о чем и сообщил Турецкому, надеясь на снисхождение. Но снисхождения он не получил.

– А кто не завален? – цинично ответил ему Александр Борисович. – У всех у нас работы выше крыши. Но, как говорят бизнесмены, нужно правильно расставлять приоритеты.

– Акценты, – поправил грамотный Камельков. – Расставляют акценты, а приоритеты – определяют.

– Тем более, – кивнул неумолимый Турецкий. – Когда узнаешь фамилии мужчин, изображенных на фотографии, выясни, кто из них проживает в Москве. Ну и, само собой, наскреби мне адреса. И желательно – телефончики.

Камельков вздохнул:

– Александр Борисович, вы ставите нереальные задачи. Да на это полгода уйдет.

– Два… Максимум – три дня, – отрезал Турецкий. – У тебя есть номер и адрес воинской части. Ты просмотрел материалы дела Риневича. Этого хватит. Все, свободен. Как только разузнаешь – немедленно звони.

Как только опечаленный Камельков покинул кабинет, Турецкий достал из кармана мобильник – городскому телефону он в случаях, когда требовалась сугубая конфиденциальность, не доверял. Номер директора ЧОПа «Глория» Дениса Грязнова, племянника своего друга Вячеслава Ивановича, Турецкий набрал по памяти.

– Слушаю, – немедленно откликнулся Денис.

– Денис, привет. Это Турецкий.

– А, здравствуй, дядь Саня. Давненько не слышал твоего голоса.

– Думаю, что на это тебе грех жаловаться, – усмехнулся Турецкий. – Как правило, мой голос обещает тебе только проблемы.

– Но иногда это сопровождается вознаграждением, – заметил Денис. – Что на этот раз?

– Проблемы.

– И только?

– Да. Слушай, Деня, мне нужна техническая поддержка.

Денис на секунду замешкался, затем ответил:

– Понял. Какого рода?

– Камерного, – сказал Турецкий. – Вещь должна быть маленькая и незаметная. И притом чувствительная.

– Устроим, дядь Сань. Когда она вам понадобится?

– Вчера.

– Ясно. Через час я вам перезвоню и скажу, где мы можем встретиться. Я сейчас в Подмосковье. Это все?

– Да, – ответил Турецкий. Подумал и добавил: – По крайней мере, пока. А дальше будет видно.

Глава двенадцатая
Активизация

1. Последнее предупреждение

Турецкий с насмешливым выражением лица смотрел на Меркулова. Вернее, даже не смотрел, а отслеживал его реакцию. Однако лицо Константина Дмитриевича оставалось бесстрастным, как физиономия каменного сфинкса. Тем временем маленькие черные динамики продолжали вещать голосами «важняка» Эдуарда Гафурова и начальника Следственного управления Владимира Михайловича Казанского:

– Нужно сделать все, чтобы эти гады сели. Ты слышишь меня, все! И сели не просто так, а всерьез и надолго.

– Владимир Михайлович, я стараюсь.

– Плохо стараешься… Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не общался с прессой! Что за идиотское интервью ты дал? Как называется статья?

– «А судьи кто?»

– Вот именно. И это еще мягко сказано. Я бы назвал ее «Мракобесы». Да, да, Эдуард Маратович, «Мракобесы»! Сколько раз я тебе говорил – остерегайся жестких выпадов. Чтобы делать жесткие заявления и чтобы они при этом звучали веско и весомо – для этого нужен талант. А твой талант в том, что все, что ты говоришь, можно истолковать нам во вред.

– Ну это вы уже утрируете, Владимир Михайлович. Они же там все переврали.

– Ну так и нечего с ними разговаривать, если не можешь потом проконтролировать!.. Поляков у тебя от показаний отказался?

– Ну.

– Загну! И не просто отказался, а медицинское освидетельствование потребовал.

– Да, но ведь освидетельствование ничего не показало.

– На твое счастье, Гафуров. На твое счастье! С Ласточкиным до сих пор возишься.

– Он скользкий тип, хоть и выглядит как херувим. К тому же у него хороший адвокат, а он шага без него не сделает.

– Эдуард Маратович, мне что, тебя учить? Ты не знаешь, как делаются такие вещи? Ты что, мать твою, дите малое?

Последовала пауза. Затем Гафуров обиженно ответил:

– Владимир Михайлович, я не понимаю, к чему этот тон? Я работаю. Дела движутся.

– Дела давно пора передавать в суд! А ты все возишься.

– Так ведь твердых доказательств нет!

– А ты на что? Сделай так, чтобы они были… Я не хочу лишиться из-за тебя работы. Про финансовую сторону дела я уже не говорю. Наши с тобой… нет, твои проволочки сильно кое-кого нервируют. Мне сегодня утром указали на то, что мы разучились работать.

– Владимир Михайлович, мы тоже с вами не роботы. И не с роботами дело имеем. Нужно ведь учитывать человеческий фактор. К тому же сволочь эта все время под ногами путается. Не ровен час наскребет доказательства, и тогда пиши пропало.

– Я тебе когда еще говорил, что с Турецким надо разоб… – Голос прервался, но затем договорил тише и на два тона ниже: —…разобраться.

– Да, но я ведь…

– Хватит! Хватит оправданий, Эдуард. Иди и сделай то, что от тебя требуется. Иначе нам с тобой обоим предъявят счет.

Турецкий щелкнул «мышкой» компьютера, и запись остановилась.

– Дальше Казанский хлещет кофе и шелестит бумажками, – объяснил он Меркулову. – Больше записи нет.

– Ясно.

Константин Дмитриевич по своему обыкновению задумчиво побарабанил пальцами по крышке стола.

– Значит, с тобой, Саня, давно пора «разобраться», так?

Турецкий кивнул:

– Угу. Только у этих парней «разобралка» еще не выросла.

– Как знать, как знать… Записывающий чип взял у Дениса Грязнова?

– У него.

– Изъял или он все еще торчит у Казанского в кабинете?

– Изъял. Заходил утром к Казанскому и все подчистил. Ну что, Константин Дмитриевич, теперь ты и сам видишь, что я был прав.

– Да, похоже на то, – согласился Меркулов. – Только информации все равно маловато. Понятно, что Гафуров и Казанский – куклы, но непонятно, кто в этом деле кукловод. Кто дергает за ниточки?

– А по-моему, все понятно. – Турецкий поднял руку и указал пальцем на потолок. – Вот откуда твои ниточки тянутся. С самой вершины пирамиды.

– Если это так, то нам с тобой самое время подавать в отставку. Хотя… – Меркулов пожал плечами. – Кто сказал, что мы с тобой – полные нули?

Турецкий усмехнулся:

– Вот такой поворот мысли мне нравится.

– И все же я не верю, что все так плохо, – упрямо сказал Меркулов. – Давай-ка мы с тобой не будем делать скоропалительных выводов. Понаблюдаем, подумаем.

– А разве не ты мне говорил, что я слишком затянул с делом Риневича – Боровского?

– Говорил, – согласился Меркулов. – Мне самому чуть ли не каждый день звонят. Звонят и требуют, чтобы дело было передано в суд.

– Но ты же пока держишься? – с иронией напомнил Турецкий.

– На последнем дыхании, Саня. На последнем дыхании. – Меркулов нахмурил брови и положил на стол широкую ладонь, словно подтверждая этим жестом вескость и правомочность своих слов. – Но на этот счет не волнуйся. Весь огонь я возьму на себя, а ты продолжай копать. Только будь осторожен. Они сейчас перейдут к решительным действиям.

– Это-то мне и нужно – сказал Турецкий. – Когда человек действует, он совершает ошибки. Главное, увидеть эти ошибки и суметь ими воспользоваться.

– Иначе они воспользуются тобой, – философски заметил Меркулов. И повторил: – Будь осторожен, Саня. Будь предельно осторожен.

2. Нападение

Вечерело. Перед кондитерской с веселым названием «Сладкоежка» Турецкий остановился. Он вспомнил, что жена просила его купить что-нибудь к чаю. Что именно, она не уточнила, да Турецкому и не нужно было, он прекрасно знал вкусы Ирины. Круассаны и сладкие пирожки – это было ее излюбленное блюдо. В те редкие моменты, когда она не сидела на диете.

Александр Борисович глянул на витрину кондитерской, под стеклом которой красовались огромные муляжи эскимо, эклеров и сладких ватрушек, и почувствовал, как у него самого заурчало в желудке. Он зашел в кондитерскую и с удовольствием втянул носом сладкий запах сдобы, как всегда напомнивший ему о детстве.

Наполнив бумажный пакет круассанами, пирожками и печеньем и уплатив за это, Александр Борисович еще некоторое время постоял у прилавка, не в силах покинуть этот рай, за одно посещение которого он в детстве готов был бы отдать душу дьяволу, затем вздохнул и, зажав пакет под мышкой, вышел из кондитерской.

Турецкий двинулся было к стоянке, но вспомнил, что машина в ремонте и что ближайшие дни ему предстоит много ходить, от чего он уже порядком отвык.

«Ничего страшного. Зато, глядишь, и сброшу килограмм-другой», – утешил себя Александр Борисович и двинулся вниз по улице, на ходу доставая из кармана сигареты.

Путь его пролегал мимо темной арки проходного двора. Александр Борисович вспомнил, как неприятно ему было когда-то проходить мимо этого черного провала темными вечерами, и усмехнулся. Черт его знает почему, но от этой арки всегда веяло какой-то бедой. Турецкий не смог бы объяснить, откуда взялось это странное ощущение. Вероятно, это было чутье, сродни собачьему.

«Дом старый, еще довоенной постройки, – думал Турецкий. – Может, под этой аркой когда-нибудь кого-нибудь убили, и стены впитали последние стоны жертвы. А теперь как бы отражают их обратно, но услышать эти стоны суждено лишь немногим избранным».

Мысль о том, что он принадлежит к числу «немногих избранных», рассмешила Александра Борисовича. «Если так, то мне самое время податься в экстрасенсы, – рассудил он. – Говорят, эти шарлатаны неплохо зарабатывают на людских страхах».

Однако страхам самого Александра Борисовича, от которых он так насмешливо отмахивался, суждено было сбыться. И именно сегодня.

Улица была безлюдна. Александр Борисович держал пакет со сладостями под мышкой левой руки, в пальцах правой руки он сжимал дымящуюся сигарету. Он обратил внимание на то, как четко стучат каблуки его туфель по сухому асфальту тротуара. Поравнявшись с треклятой аркой, Турецкий сделал над собой усилие, чтобы не смотреть в темноту провала. Он повернул голову и стал смотреть в другую сторону. И в этот момент из арки донесся шорох.

Александр Борисович быстро повернулся, в то же мгновение раздался хлопок, и в лицо Турецкому ударило едкое облачко газа. Острая боль пронзила глаза, нос и горло. Турецкий отшатнулся от арки и, роняя пакет со сладостями и сигарету, машинальным движением схватился ладонями за покалеченное лицо. Ощущение было такое, словно кто-то забил Турецкому ноздри и глаза измельченным стеклом, и острые кусочки этого стекла попали ему в самый мозг.

Застонав от боли, Турецкий попятился и, споткнувшись об бордюр, повалился на асфальт, больно ударившись затылком.

Он услышал звонкие шаги где-то рядом с собой и, тут же определив, откуда раздаются шаги, и собрав волю в кулак, рывком откатился в сторону. Что-то тяжелое ударилось об асфальт в том месте, где он только что лежал.

Турецкий отнял ладони от лица и так быстро, как только мог, поднялся на ноги. Его душил кашель, но, превозмогая боль, он резко вытянул руки вперед. Пальцы его левой руки коснулись прохладной ткани чужой куртки. Темная тень, едва различимая за пеленой жгучих слез, отшатнулась в сторону, но Турецкий успел ударить по ней кулаком – быстро и хлестко. Удар пришелся незнакомцу в лицо.

Турецкий, не медля ни секунды, ударил еще несколько раз. Темная фигура, рыкнув что-то нечленораздельное, повалилась в черный провал арки. Турецкий собрал волю в кулак и прыгнул на незнакомца, теперь уже почти наугад, потому что воспаленные глаза отказались ему подчиняться.

Борьба завязалась на земле. Турецкий изо всех сил пытался прижать незнакомца корпусом к асфальту, одновременно сомкнув на его шее пальцы. Шея была мускулистая, да и сам незнакомец оказался парнем крупным и сильным. Дрались мужчины молча, лишь изредка постанывая и покряхтывая. Незнакомец изо всех сил пытался выскользнуть из-под Александра Борисовича и отвести его руки от своей шеи, но в Турецкого словно бес вселился. Он не чувствовал боли от ударов противника, он чувствовал лишь измельченное стекло, забившее ему ноздри и глаза, и эта боль придавала ему ярости.

Боль проникла в голову Турецкого, объяв пылающим огнем лобные доли, и Турецкий ударил этой звенящей, онемевшей головой противника в лицо. А потом еще раз. Он услышал хруст ломающейся кости. Противник захрипел, выгнулся дугой, дернулся еще несколько раз и затих.

Турецкий разжал затекшие пальцы, отвалился от незнакомца и сел рядом с ним, тяжело дыша и тряся покалеченной головой.

Придя в себя и увидев перед собой лицо Турецкого с красными, пылающими гневом глазами, с разводами грязи на щеках, похожими на боевую окраску, незнакомец попытался вскочить на ноги, но не смог. Его руки были крепко стянуты за спиной ремнем. Он снова попытался подняться, но Турецкий небрежным, почти ленивым движением ткнул его пальцами в грудь, и парень, потеряв равновесие, снова рухнул на асфальт.

– Вижу, ты очухался, – сказал Александр Борисович. – Это хорошо. Теперь можно поговорить.

– Поговорить? – Парень выплюнул кровь, которая натекла ему в рот из сломанного носа, и буркнул: – Да пошел ты…

Турецкий коротко, без замаха врезал ему снова в ноздри. Тот взвыл.

– Неправильный ответ, – мрачно сказал Турецкий. – Еще раз позволишь себе грубость, и я врежу так, что голова отлетит. Понял меня?

– Понял, – угрюмо отозвался незнакомец.

Парень был довольно рослый и широкоплечий. Светлые, коротко стриженные волосы, широкое лицо с плоским, раздавленным носом и широкими губами. Голубые маленькие глаза смотрели затравленно, исподлобья. В левом ухе незнакомца поблескивала похожая на шляпку гвоздика серьга.

Парень попробовал было подергать руками, чтобы ослабить ремень, но руки были стянуты профессионально, и он лишь поморщился от боли.

– Ну так что, – спокойно спросил Турецкий (резь в глазах и глотке уже поутихла, оставив после себя неприятные ощущения, слезы и покашливание), – ты готов к разговору?

– Здесь, что ли? – Парень обвел взглядом темные своды арки.

– Сначала здесь, – ответил Турецкий. – А потом, возможно, и в более комфортных условиях.

Он достал из кармана пачку сигарет, вытряхнул одну сигарету и вставил ее в рот. Протянул пачку парню:

– Будешь?

– Нет, – неприязненно ответил тот. – Я не курю.

– Правильно делаешь, дольше проживешь, – кивнул Александр Борисович, закуривая. – Итак, приступим. Кто приказал тебе напасть на меня?

Парень подумал и ответил:

– Никто. Я хотел вас ограбить.

– Вот как? И часто ты так промышляешь – с помощью аэрозоля?

– Не часто. Сегодня первый раз. Я думал, вы вырубитесь, но я вас недооценил.

– Ты знаешь, кто я?

– Да. – Парень чуть заметно усмехнулся. – Вы прохожий. Прохожий с бумажным пакетом. Я увидел, что у вас дорогое пальто, и подумал, что у вас с собой много денег. Вот и напал.

Турецкий посмотрел на парня с сожалением. Потом покачал головой.

– Я видел твою ксиву, – спокойно сказал он. – Там написано, что ты работаешь в службе безопасности компании «Дальнефть».

Глаза парня злобно сверкнули.

– Это поддельная ксива. Я ее украл. Украл и вклеил свою фотографию.

– А серьга у тебя в ухе настоящая или тоже поддельная? – прищурился Турецкий.

– Настоящая. – Парень настороженно зыркнул глазами. – А что? Вам не нравится, когда парни носят в ушах серьги?

– Только некоторые, – ответил Турецкий. – Те, которые нападают на людей из-за угла. И еще стреляют в бизнесменов из пистолетов с глушителями. Ты ведь из их числа, да?

Удивление во взгляде парня сменилось растерянностью.

– Я не понимаю… – пробормотал он. – Какие еще глушители? Какие пистолеты? И при чем тут я? Мне кажется, вы бредите, гражданин следова…

Парень осекся.

– Ну вот, – кивнул Турецкий. – Значит, ты все-таки знаешь, что я следователь.

– Я пошутил, – быстро сказал парень. – Это у меня шутка такая. – Он выдавил из себя улыбку и добавил: – Понимаете, шутить я люблю. Всех называю следователями.

– Я понимаю, понимаю, – кивнул Турецкий. – Дальше шутить будешь уже на нарах. Тамошняя публика шутников любит. Во всех смыслах этого слова, особенно если я выдам тебе соответствующую рекомендацию. Кстати, и статья у тебя будет совсем не та, на которую ты рассчитываешь.

– Что-о? – Парень попытался приподняться, но Турецкий снова легонько толкнул его в грудь, и парень упал на задницу. – Какая статья? – повысил он голос.

Турецкий вздохнул, словно бедственное положение парня вызывало у него жалость.

– Нападение при исполнении, – грустно сказал он. – Я тебя преследовал, ты – убегал. В одной руке у тебя был аэрозольный распылитель, а в другой – настоящий пистолет. Ты хотел в меня выстрелить, но я тебя опередил.

– Какой еще пистолет? О чем вы?

– А вот этот. – Александр Борисович достал из кармана прозрачный пластиковый пакет с маленьким вальтером и помахал им у парня перед носом. – О твоих отпечатках я уже позаботился, – доверительно сообщил Турецкий.

– У вас нет свидетелей! – рявкнул парень.

– Да ну? – Усмешка Турецкого стала еще грустнее. – Это ты так думаешь. Если мне понадобится, я найду десяток свидетелей. И все они покажут, что видели тебя с пистолетом в руке. Кстати, на этом стволе уже висят два трупа. Так что с твоей помощью я распутаю еще пару мокрушных дел. Хороший расклад получается, правда? Получишь лет двадцать строгого режима. И без права на амнистию.

– Это произвол, – прохрипел парень, сверкая белками глаз. – Вы не имеете права!

Но Турецкий покачал головой.

– Ошибаешься, – спокойно сообщил он. – Прав у меня больше, чем у тебя, зэк. А в скором времени из всех твоих нынешних прав у тебя останутся только два: хлебать баланду и подставлять задницу, когда прикажут.

Турецкий спрятал пакет с пистолетом в карман.

– Ну давай, рассказывай. Кто тебя послал и зачем?

Парень насупился. Он посмотрел на Турецкого из-под нахмуренных бровей и сказал:

– Я не могу здесь. Подо мной лужа. И мочой несет со всех сторон.

– Это от твоих штанов, – сообщил ему Турецкий. – Ты на машине?

– Да.

– Где она?

– Здесь, в сотне метров. Надо только через двор пройти.

– В машине тебя кто-нибудь ждет?

Парень покачал головой:

– Не, я один.

– Смотри, – с угрозой сказал ему Турецкий. – Ладно, вставай. Дернешься – снова дам по носу. Усвоил?

Парень шмыгнул сломанным носом и тихо ответил:

– Усвоил.

– Ну пошли.

Турецкий помог противнику подняться на ноги и слегка подтолкнул его вперед, держа за шиворот, чтобы тот не упал. Так они и пошли.

3. Серьга

Двор был пуст, только возле одного из подъездов, опираясь на палку, стояла старуха. Проходя мимо нее, Турецкий сказал:

– Спокойно, бабуля. Я из милиции. – Он на ходу вынул из кармана удостоверение и показал его старушке.

– Ох, свят, свят! – перекрестилась та. – И за что ж его, горемычного?

– Это, бабушка, опасный вор-рецидивист. Специализируется на квартирных кражах.

– На кражах? – охнула старуха. – И поделом же ему, гаду! Нечего честных людей обкрадывать. Ишь, повадились, ироды, квартиры обносить! И когда только вас всех переловют?! И когда только вас, скотов, перебьют?!

– Слыхал? – усмехнулся Турецкий, продолжая держать парня за шиворот и легонько подталкивая его вперед. – Не понравился ты ей.

– Вы бы ей еще сказали, что я Христа распял, – угрюмо отозвался парень.

– Давай шагай, рецидивист-христопродавец…

Они прошли через двор и подошли к следующей арке. Прежде чем выйти на соседнюю улицу, Турецкий остановился и спросил:

– Какая машина?

– «Девятка». Бежевая.

– Где стоит?

– Сразу за аркой.

Придерживая парня одной рукой, Александр Борисович осторожно выглянул из-за угла. Возле арки и в самом деле стояла бежевая «девятка». Салон был пуст.

– Да нет там никого, говорю же, – проворчал парень.

– Помалкивай, когда не спрашивают, – осадил его Турецкий. – И шевели батонами.

Они вышли из арки и подошли к «девятке». Турецкий вынул из кармана ключи, которые предусмотрительно изъял у парня, пока тот находился без сознания. Сняв машину с сигнализации, он открыл заднюю дверцу:

– Полезай!

Парень забрался в салон. Турецкий сел рядом с ним и захлопнул дверцу. Парень заговорил первым.

– Если я все вам расскажу, вы не станете подбрасывать мне этот паленый ствол? – спросил он.

– Смотря по тому, что ты расскажешь, – ответил Турецкий. – Кто приказал тебе стрелять в Генриха Боровского? Риневич?

Парень медленно покачал головой:

– Я в него не стрелял. Я только целился. Стрелял я в того, другого, который выбежал из магазина. Но в него даже и не попал. – Парень усмехнулся и добавил: – Хотя мог бы. Старик не такой уж и быстрый.

– Зачем ты целился в Боровского? – спросил Турецкий.

– Я должен был его напугать. А если бы хотел, я бы легко его убил. Он даже пистолет от страха на пол выронил.

– Ты долго стоял возле машины. Зачем?

Парень повернулся к Турецкому боком и ответил:

– Чтобы он увидел серьгу у меня в ухе. Вот эту. Но он, по-моему, вообще ни хрена не соображал от ужаса.

Турецкий нахмурился и задумчиво почесал пальцем переносицу.

– Значит, ты должен был просто напугать Боровского. И сделать это так, чтобы он позже смог тебя опознать. Так?

– Так, – кивнул парень. – Поэтому и серьгу в ухе оставил. Чтоб было легче узнать.

– Грубо и глупо, – резюмировал Турецкий. – Тебя оправдывает только то, что не ты сам эту глупость придумал. Хотя… должен признать, что этот дешевый трюк сработал. Тебе ведь приказал это сделать не Риневич, так? Ты должен был подставить Риневича. Чтоб Боровский увидел тебя в офисе «Дальнефти» и решил, что ты действовал по приказу своего патрона. Правильно я говорю?

– Правильно, – нехотя признал парень.

– Как ты попал в службу безопасности «Дальнефти»?

– Просто. Как все попадают. Увидел объявление в газете, ну и пришел. Закончил курсы охранников. Поэтому конкурс прошел без проблем.

Турецкий слушал слова парня с безразличным лицом, словно не находил в них для себя ничего нового. Он ободряюще хлопнул парня по плечу и сказал:

– Молодец, рецидивист. Осталось только назвать имя своего настоящего босса.

Парень удивленно уставился на Турецкого:

– Как? А вы разве не знаете?

В ответ Турецкий поморщился, как от зубной боли.

– Дурак. Конечно, знаю. Но надо, чтоб ты сам назвал это имя. Ты ведь даешь показания, а не я.

– А у вас пишется, что ли?

– Ага. На корочку. Нет, болван, разве ты видишь у меня в руках магнитофон? Итак, я жду.

Парень нахмурился еще больше.

– Моему боссу не понравится, что я его сдал, – сипло сказал он.

– Да ну? – усмехнулся Турецкий. – В таком случае своей обидой он поделится с сокамерниками. Больше будет не с кем.

– А вы уверены, что вам удастся его посадить? – нагловато спросил парень.

Турецкий кивнул:

– На все сто. И чем быстрее ты начнешь говорить, тем быстрее я это сделаю.

Некоторое время парень размышлял, поглядывая на Турецкого оценивающим взглядом, – сумеет ли тот выполнить свое слово или нет. В конце концов решил, что у Турецкого лицо человека, заслуживающего доверия, и сказал:

– Хорошо, я расскажу. Имени человека, на которого я работал, я не знаю. Я говорил с ним по телефону. Деньги за работу он перечислял на мой счет в банке.

Александр Борисович недоверчиво прищурился:

– Как он на тебя вышел?

– Позвонил мне домой. Я взял трубку, а там – незнакомый голос. Говорит: «Проверь свой счет в банке. Я перезвоню завтра». А дальше – гудки. Я, конечно, сильно удивился, но проверил.

– И что ты обнаружил?

Парень посмотрел на Турецкого лукавым взглядом и ответил:

– Три тысячи долларов! Представляете? На следующий день он перезвонил и сказал: «Это только за то, чтобы ты меня выслушал. И чтобы понял, что намерения у меня самые серьезные. Если сделаешь то, что я скажу, получишь в десять раз больше».

– Щедро, – хмыкнул Турецкий. – Давай дальше.

– Ну дальше он сказал, что у него с моим шефом, Риневичем, старые счеты. И что он хочет свести эти счеты с моей помощью.

– Ну а ты?

– А я ответил, что в таком случае ему лучше обратиться к услугам киллера. И что вообще я своих хозяев не сдаю.

– Да ты, оказывается, парень с принципами! – иронично заметил Турецкий.

– Вам смешно? – Парень насупился. – Вот и ему стало смешно. Он засмеялся и сказал, что убивать он никого не собирается. Просто он хочет немного моему хозяину… досадить. Да, так он сказал: «Досадить». Я спросил, не боится ли он, что я все расскажу Риневичу. Он ответил, что нет. Потому что уверен, что я умный парень и не захочу наживать себе врага. Лучше получить деньги, чем жить в постоянном страхе и шарахаться от каждой тени. Потом он сказал, что видит меня. Видит, как я сижу у окна и разговариваю по телефону. И что ему ничего не стоит… погодите, как же он выразился?.. удивить меня до смерти – вот как.

– Что, так и сказал?

– Так и сказал.

– И ты, конечно, согласился?

Парень уныло вздохнул:

– А что мне оставалось делать? Как только я сказал «да», Соха тут же перевел на мой счет еще пять тысяч. Чтобы я окончательно понял, что он не шутит.

– Как он объяснил тебе нападение на Боровского?

– Да так же, как и вы. Сказал, что хочет подставить Риневича. Что Боровский должен меня запомнить, но чтобы рожу свою я особо не светил. В общем, так, чтобы у Боровского остались сомнения – я это был или не я.

– Сложный план, – заметил Александр Борисович.

Парень кивнул:

– Да. Я ему тоже так сказал. А он мне: «Ничего, ты парень сообразительный, что-нибудь придумаешь». Вот тогда я и придумал с серьгой. Все в ушах кольца носят, а я гвоздик вставил.

– Умно придумано, ничего не скажешь, – похвалил Турецкий. – Сколько он тебе за это заплатил?

– Сравнял до десяти кусков. Сказал, что это только начало и что впереди у нас много работы.

Парень заерзал на сиденье, скорчив болезненную мину. С упреком посмотрел на Турецкого и сказал:

– Руки бы развязали. Больно ведь. Я уже пальцев почти не чувствую.

– Придет время – развяжу, – неумолимо ответил Александр Борисович. – А ты давай рассказывай дальше. Что еще ты сделал для своего нового хозяина?

Парень заметно приуныл и продолжил тихим, обиженным голосом:

– Кроме сегодняшней истории, ничего. Он долго не объявлялся. А вчера позвонил и говорит: «Есть, говорит, такой следователь – Турецкий. У него сейчас машина сломана, поэтому он домой от метро пешком ходит». Ну вот. Потом объяснил мне про эту арку. Сказал, что это очень удобное место, рядом с вашим подъездом.

– Он тебе описал мою внешность?

– Да. И еще фотку прислал.

– Как?

– Да по телефону. Вы у меня трубу забрали. Посмотрите там в памяти.

Александр Борисович достал из кармана телефон парня и пощелкал по кнопкам. На экране всплыло его собственное лицо. Снят он был где-то на улице, почти в движении, однако снимок был довольно отчетливым. Да и одет на снимке Турецкий был в то же пальто, что и сегодня. В общем, узнать можно было легко. Турецкий нажал на кнопку, чтобы узнать номер отправителя, но обратного телефона не было.

– Я тоже пытался узнать, с какого номера он кинул эту картинку, – объяснил парень. – Но у него, видимо, блокировка. Антиопределитель, или как он там называется.

– Ты должен был меня убить? – спросил Турецкий.

Парень едва заметно усмехнулся:

– Обижаете. Я ведь не мокрушник. Мы с ним сразу договорились, что никаких мокрых дел. Он сказал, чтоб я хорошенько пересчитал вам кости. Он сказал, что действовать нужно осторожно и решительно, но… – парень вздохнул. – Но я вас недооценил.

– Это точно, – подтвердил Турецкий. – А по телефону угрожал мне тоже ты?

– По телефону? Вам? – Парень удивленно поднял брови. – Когда?

Александр Борисович небрежно махнул рукой:

– Ладно, не важно. – Затем внимательно посмотрел на парня и вдруг спросил: – Ты ведь, кажется, сказал, что не знаешь своего хозяина?

Парень покачал головой:

– Нет.

– И имени своего он тебе не называл?

– Да нет же!

– Тогда почему ты назвал его Соха?

Парень уставился на Турецкого, но затем, ухмыльнувшись, качнул головой:

– А, это? Это он мне сам сказал. Чтоб, значит, я его Сохой называл. Я его спросил: как мне, говорю, вас называть? Как к вам обращаться? Он засмеялся и отвечает: «Зови меня Соха. Меня так в детстве во дворе дразнили». Ну вот.

– В детстве, значит. – Александр Борисович задумался. – Интересно… Ладно, голубь, пора ехать. Думать будем позже.

– Погодите. Как ехать? Вы же обещали меня отпустить!

– А вот это уже вранье, – спокойно сказал Турецкий. – Никогда я тебя, Жуков, отпускать не обещал. Ты ведь Жуков? Или это тоже кличка?

– Жуков, – хмуро отозвался парень. – Но вы ведь сами пообещали, что если я вам все расскажу, то в камеру меня не отправите.

– Я обещал, что пистолет к делу не присовокуплю. А за мои опухшие глаза и за испорченные круассаны ты ответишь. По всей строгости закона.

Парень обиженно отвернулся к окну, нахохлившись, как воробей, и за всю дорогу не сказал больше ни слова. Впрочем, Турецкому было о чем подумать и без него. Уж очень сильно кличка таинственного босса Соха была похожа на бранное слово, которым Боровский – в пересказе Андрея Полякова – обозвал того, кто ему «пакостит».