Текст книги "Нескучные рассказы"

Небесная встреча

Сдаётся мне, что практически любой человек согласится со мной, если я скажу, что в повседневной текучке мы никогда не задаемся вопросом о результатах своего труда ни в ближайшем будущем, ни в отдаленной, тем более, перспективе. Мы просто работаем, выполняя порученное дело. Скажем, машинист поезда вряд ли думает о том, какие товары, куда и как перевозятся в вагонах его состава, и что и как будет с ними после того, как он их доставит по месту назначения, продавец, продавая нам товар, не думает о том, как мы будем его использовать, принесет ли он нам пользу, и какие будут отдаленные последствия, скажем, этой сиюминутной торговой сделки. Вот так и я, работая преподавателем в вечерней школе, редко задумывался о будущем пути своих учеников, их успехах и неудачах, месте в жизни, и о своей роли в этом процессе. Все люди разные, а ученики, как предполагает наука педагогика, тоже люди, и к каждому нужен свой подход, если ты, как преподаватель, чувствуешь свою ответственность за уровень знаний по твоему предмету в их головах.

Пришло время, и я завершил свой семилетний учительский труд, поскольку жизненные обстоятельства достаточно жестко переместили меня совсем в иные сферы человеческой деятельности. Само собой, что годы учительства оставили в моей душе достаточно глубокий след, в котором было место самым разнообразным ощущениям и чувствам. Чем дальше в прошлое уходило это время, тем теплее и приятнее становились воспоминания о нём. Чувство это еще усиливалось и случайными встречами на жизненном пути со своими бывшими учениками.

Разговаривая с теми, с кем там или там встретился, я начал задумываться о том, что роль учителя все-таки гораздо весомее в действительности, чем мы как-то бессознательно ее оцениваем в повседневности. И заключается она не только в умении дать знания, но есть в ней еще что-то сверх этого, что так или иначе способствует формированию образа мышления и действия того или иного твоего ученика.

Малозначительный случай, о котором я хочу поведать, как мне кажется, достаточно убедительно говорит о правоте моих предположений и мыслей об учительском труде. Подобные встречи в разные годы и в разных концах страны у меня случались довольно регулярно, хотя и не особо часто, и я сам, пожалуй, не могу объяснить, почему я выбрал в данном случае именно этот.

Лет эдак около пятнадцати тому назад вздумалось мне слетать в любимую Караганду, город моей юности, и город, где я как раз и работал учителем. Захотелось повидать родственников, оставшихся в живых друзей по студенческим годам, просто пройтись по приятным памятным местам. Сказано – сделано. Время побывки пролетело незаметно, пришла пора улетать. В аэропорту, зарегистрировав билет, и дождавшись посадки, я уселся в самолет. Все шло, как обычно, разбежались, взлетели, стюардесса привычно объявила всю информацию, как положено в таких случаях. Однако, её последняя фраза заставила меня насторожиться. Когда она сказала, что командир корабля пилот первого класса Бархет, я вспомнил, что у меня был когда-то очень давно ученик с такой фамилией. Вспомнил, что он учился у меня два года, в 10 и 11 классах, сидел на самой последней парте среднего ряда, даже внешность его мне вспомнилась. Поскольку такая фамилия встречается весьма нечасто, да к тому же самолет был карагандинский, я решил узнать, не мой ли это ученик. Я подозвал девушку и спросил, как имя командира корабля. Ее ответ немного меня обескуражил, ибо она сказала, что летит с этим экипажем первый раз и имени командира не знает. Я ее попросил узнать, не Юрием ли его зовут, и добавил, что если это так, то он – мой ученик, и мне хотелось бы встретиться. Через пару минут девушка вернулась. Сказала, что имя командира действительно Юрий, и что он сам скоро ко мне подойдет.

Минут через пятнадцать дверь пилотской кабины отворилась, и оттуда вышел мужчина в пилотской форме, в котором я, не смотря на годы, без труда опознал своего бывшего ученика. Надо сказать, что и он, окинув взором салон машины, безошибочно направился прямо к моему креслу. Я привстал ему навстречу, мы поздоровались и он сказал мне, что через час с небольшим будет промежуточная посадка в одном из аэропортов, и мы там сможем поговорить. После приземления я остался в салоне, все пассажиры вышли, экипаж тоже покинул машину, остались только мы с моим бывшим учеником. На этот раз мы немного обнялись, похлопав, как водится друг друга по плечам и спинам. Юрий сказал, что времени у него мало, и он должен по своим делам еще побывать где-то там в своих служебных инстанциях, выражаясь высоким канцелярским штилем. Мы наскоро обменялись парой десятков фраз о том, о сем, о своих пройденных путях и обо всем таком, что в подобных случаях говорят. Времени было мало, мой бывший ученик спешил, и мы начали прощаться. Буквально в последнюю секунду я спросил его, а как же ты оказался в пилотах, ты же помнится, где-то на шахте работал и ничего об авиаторских наклонностях не говорил, на что Юрий мне ответил, что винить в этом нужно меня, потому что я, рассказывая на своих уроках скучнейший для большинства учеников материал о силах, воздействующих на крыло самолета, и рисуя на школьной доске поток воздушных струй вокруг крыла, проронил фразу, которая его буквально околдовала. Оказывается, его поразил факт, что во время полета самолета он, благодаря особому раскладу сил, попадает в некотором роде в состояние невесомости и именно поэтому не падает на землю. Вот эти слова о невесомости и запали ему в душу, привлекли его внимание к аэродинамике, а дальше все пошло по цепочке. Сначала книги, потом аэроклуб, далее по нарастающей. Вот так, дескать, я и стал летчиком благодаря вашим урокам физики.

Полет продолжился, уже в Новосибирске, расставаясь, мы, пожав руки, пожелали друг другу удачи. Напоследок он мне еще сказал, что очень рад этой встрече, не раз думал о ней, и что в некотором роде считает меня человеком, сделавшим его жизненный путь. Я направился в здание аэропорта для оформления билета к дальнейшему полету, а мой ученик, бывший ученик, пошел по своим служебным делам.

Уже потом, спустя несколько часов, сидя в самолете, летевшем на Дальний Восток, я долго еще размышлял о прихотях судьбы, о своих учениках, с которыми мне приходилось встречаться. Не скрою, что меня охватило приятное чувство некоей теплоты и гордости за то, что мой простой труд как-то положительно повлиял на людей, помог им в избрании жизненного пути. Убаюканный приятными мыслями, я незаметно заснул, и проснулся только от звуков голоса стюардессы, которая извещала нас о том, что через несколько минут наш самолет приземлится в аэропорту города Хабаровска, что температура воздуха в Хабаровске восемь градусов, и так далее, и так далее. Путешествие в прошлое завершалось, меня ждал дом.

Дзибутада

Предвижу недоумение тех, кто прочел невразумительное и непонятное слово в заголовке. Не волнуйтесь, дамы и господа, сие недоразумение будет исчерпано, недоумение рассеяно, и во всем наступит ясность превеликая, совсем скоро, через несколько предложений.

Не так давно ездил я в славный город Владивосток по своим делам. Помимо всего прочего, что там мне пришлось делать, в свободное время я встретился со своим уже давнишним знакомым, тамошним жителем, очень умным и хорошим человеком. Он уже пожилой человек, старше меня, давно на пенсии, но продолжает преподавать в нескольких ВУЗах города, так как является доктором геолого-минералогических наук, крупным специалистом в вопросах океанологии и еще в целом ряде областей. Короче, он относится к когорте тех людей, которых раньше называли энциклопедистами, и ряды которых, увы, все редеют и редеют. Его опыт и знания весьма востребованы, вот и не дают ему покоя, и он продолжает профессорствовать по старой привычке.

Имя его называть не буду, поскольку разрешения на это не спрашивал. Я просто расскажу некую забавную историю, свидетелем которой он был, и которую мне рассказал во время нашей последней встречи. Итак, сидите, читайте, и «слушайте», что будет повествовать мой друг-профессор почти моими почти устами. Рассказ я буду вести в основном от его лица.

Мы, как обычно при наших встречах, сидели на квартире директора нашего института, пили чаек и рассказывали друг-друг всяческие истории, обменивались мнениями по тем или иным гипотезам, проблемам и прочей научной и около научной тематике. Речь шла, помнится, о проблемах ведения лесо-хозяйственной деятельности, и вот тут мой товарищ между делом мне и говорит: слушай, Львович, какую я тебе забавную историйку расскажу, свидетелем которой я был совсем недавно во время последнего своего визита в Харбин.

Короче, суть такова. От Приморского края в Харбин поехала делегация для переговоров на региональном уровне как раз по проблемам лесо-пользования и лесо-восстановления. В составе делегации были ученые, хозяйственники, практики и, как водится, представители властей и депутатского корпуса края. Переговоры прошли, работа закончилась и, сам понимаешь, по старинной русской, да и китайской тоже, традиции, хорошее дело закончилось хорошим же посещением одного из тамошних ресторанов. Наши хозяева арендовали для нас отдельный зал, все было, как всегда, практически чинно и благородно, как говорится. Тем не менее, благородно то оно благородно, но алкоголь, как известно, всегда делает свое дело безотказно и профессионально, и конечно, почти всегда находится человек, который, скажем так, несколько теряет контроль над собой, проявляет неразумную инициативу, в результате чего попадает в разные, порой неприглядные и нелепые ситуации. Как говорят в таких случаях картежники, не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз.

Нашелся и среди нас такой, который не преминул воспользоваться сией старинной традицией. Как-то так незаметно получилось, что когда ситуация стала менее официальной и все стали разговаривать свободнее и без особых церемоний, под шумок один из наших, депутат приморской краевой думы, видимо вспомнил, что он – депутат, представитель народа, и решил с этим народом пообщаться поближе. Не знаю, уж каким мыслями, возникшими в возбужденном алкоголем мозгу, он там руководствовался, но только ему удалось как-то практически скрытно выбраться в общий зал ресторана, и он там принялся энергично устанавливать контакты с местным, с позволения сказать, электоратом, видимо начисто забыв, что находится не у себя дома, а в чужой стране.

Само собой китайцам, несмотря на то, что в основном это очень приветливые, улыбчивые и контактные люди, не очень-то понравилось его пристальное внимание к ним, тем более, что действия его были не совсем адекватными. Кончилось все тем, что подошли ребятки из службы безопасности ресторана, и стали этого друга достаточно вежливо, но и весьма настойчиво выпроваживать из помещения. Однако, не тут-то было.

Наш человек, как известно, нигде и никогда не сдается без боя, поэтому герой событий самым решительным образом вырвался из рук охранников, достал из кармана красную депутатскую книжечку, и стал выкрикивать, что дескать вы не имеете права, я – личность неприкосновенная, я – депутат! Едва только он произнес это магическое слово, как поведение китайцев решительно изменилось. Все, кто был поблизости, вдруг проявили самый широкий интерес к этому событию, придвинулись к депутату поближе, и стали внимательно смотреть на книжечку, на него, и многие (а китайцы многие чуток понимают по-русски) стали переспрашивать: тывая дзибутада? – Да, я депутат! – опять кричал подвыпивший, тыкая всем в лицо своей депутатской книжечкой. Китайцы начали смеяться и опять переспрашивали «тывая дзибутада?» и при этом как-то вроде уважительно смотрели на книжечку, но продолжали смеяться.

Так продолжалось минут пять. Затем, очевидно, кто-то из охраны сообразил, откуда этот гость, прибежал в наш зал, китайские друзья с переводчиком быстро пошли к месту общения депутата с электоратом, и ситуация благополучно разрешилась. Потом переводчик, а это был член нашей делегации, рассказал, что к чему, да как, и нам стала понятна реакция, которую проявили китайцы на книжечку и слово депутат.

Оказалось, что китайцы услышали его слова в силу особенностей фонетического восприятия как нечто искаженное китайское, или попытку сказать по-китайски. Фраза сия, как они ее слышали, на русском, означала приблизительно ни много, ни мало, как «большая писька». Представляете, как удивило китайцев, что элосы (элосы – по-китайски – русский) говорит, что у него «большая писька», да при этом еще показывает документ, подтверждающий сей факт. Вот народ и покатывался со смеху, стараясь посмотреть на этот удивительный документ…

Вот такую историю поведал мне владивостокский друг-профессор. Уж какие выводы будут делать читатели из этой истории – дело, как говорится, каждого, но я уверен, что каждый призадумается. Впрочем, есть о чем, и есть над чем.

И сняли с меня в театре штаны

Наша жизнь, как я думаю, это непрерывная цепь событий, сопровождающих нас от рождения до смерти. Они все разные по масштабу, характеру, значимости. Какие-то из них остаются в памяти, другие мы забываем напрочь, и потом искренне удивляемся, когда кто-нибудь нам напоминает о том или ином случае, имевшем, как говорится, место быть в нашем существовании, говоря высоким канцелярским штилем. Вот об одном таком случае я и хочу сегодня поведать.

Случилась эта история в самом начале шестидесятых годов. Как бы прямо не в шестидесятом, потому что я помню, деньги тогда еще были сталинские. Я уже был большенький пацан, мои увлечения астрономией и географией отошли в тень, и все свободное время занимало моё новое хобби – игра на баяне. Шел уже третий год, как я нещадно рвал мехи моего многострадального баяна, купленного мне отцом, продавшим ради этого корову, и достиг в этом деле определенных, так сказать, успехов. Во всяком случае, в нашем селе и в окрестных селах района я был широко известен, и ни один праздник или свадьба не обходились без моего участия, не смотря на мой совсем юный возраст. Надо сказать, что в деревенской среде того времени такой категории, как возраст, мало уделяли внимания и… впрочем, я уже отклонился чуток от сути.

Короче говоря, в районе прошел смотр художественной самодеятельности в школах, и я, как оказалось, в числе трех призеров был удостоен поездки на областной смотр-конкурс в город Горький. В назначенный на поездку день я должен был прибыть в райцентр к дому пионеров к 9 утра, что я и сделал. Там я познакомился с двумя девочками, которые тоже ехали на смотр, они танцевали какую-то чешскую польку… Дом пионеров почему-то был закрыт и мы стояли, болтали и ждали. Вскоре приехал автобус, и там оказался третий призер – школьный духовой оркестр второй школы-интернат райцентра, там же и были руководители поездки. Мы с девчонками погрузились, они с какими-то узелками, а я со своим баяном, автобус поддал газку и бодренько побежал по булыжной мостовой по арзамасскому шоссе.

Ребята из духового оркестра откуда-то знали меня, знали, как меня зовут, очень приветливо встретили, и через пару-тройку минут и я уже знал, как зовут их каждого.. и все такое.

Короче говоря, почти двести километров пути за разговорами-шутками пролетели быстро, и к вечеру мы прибыли в Горький. Уже не помню, где нас разместили, но помню, что утром, как было сказано, мы все поедем в областной театр оперы и балета, и что смотр-конкурс будет проводиться там.

На другой день мы на нашем же автобусике поехали в театр, нас завели в какое-то помещение, довольно тесное, и велели сидеть и ждать, когда позовут. Время шло, на сцене выступали участники и коллективы из других районов, потом вызвали наш оркестр. Пацаны отыграли, как мне показалось, очень хорошо. Затем вызвали двух наших девочек-танцовщиц, я даже вышел вслед за ними и из-за кулис посмотрел, как они танцевали.

Прошло еще какое-то время и тут зашла важного вида пышногрудая дама и спросила, кто Разумов? Я отозвался, она посмотрела на меня, и что-то сказала нашему руководителю, дословно не помню, но что-то типа: где вы такую деревенщину откопали, и что в таком виде она меня на сцену не выпустит. Тут надо кое-что пояснить.

Сегодня уже мало кто помнит и знает, что русская глубинка, русская деревня тех лет, жила практически на грани нищеты или крайней бедности. Не избежала этой участи и моя семья. Нас у родителей было к той поре десять человек детей, достаток весь был – мизерная учительская зарплата отца и огород. Нас, пацанов, да, как я подозреваю, и взрослых той поры, эта сторона жизни как-то не особенно волновала, потому что мы не особо знали, что есть какая-то другая, более богатая жизнь. Семьи были многодетные, ребятня донашивала одежду младшие за старшими, вот и я всю жизнь был вынужден донашивать одежду своих старших братьев.. Так что я, отправляясь в этот вояж, мало задумывался об одежде, да, собственно говоря, и задумываться было не о чем: другой у меня в то время попросту не было, в чем был, в том и поехал… Вот вид моей одежды, хотя она была, как и положено, чистая и аккуратная, но крайне бедного вида, и шокировал эту важную даму. Взрослые что-то там еще посовещались, но уже так тихо, что я не слышал их слов, но я уже понял, что выступать мне не разрешат по причине моего абсолютно непрезентабельного вида. Не скажу, что меня это сильно расстроило, скорее разозлило, и я уже хотел было что-то резкое сказать этой даме, но наш руководитель, Николай Николаевич, человек очень умный и добрый, как-то сумел погасить мой гнев и сказав что-то этой даме, отвел меня в сторонку, и подозвал одного мальчика из оркестра. Надо сказать, что оркестр этот был из школы-интерната, и дети там было одеты не в пример богаче нашего брата, деревенской шантрапы. Я был тогда уже высокий и крупный паренёк, а пацаны из оркестра все были меньше меня, только один более или менее мог сравниться со мной по комплекции, вот его-то и подозвал Николай Николаевич. Затем он мне сказал, что ему неловко за все происходящее, но я должен, я обязан выступить за честь района, и предложил нам переодеться. Короче, я стянул с себя штаны и гимнастерку, и надел костюм Толика, как звали того пацана. Брюки были коротковаты, но я их приспустил… Общими усилиями кое-как мне придали почти нормальный вид и показали этой даме. Придирчиво и, как мне показалось, высокомерно осмотрев меня, она милостиво кивнула, что означало добро на мое выступление.

Вот этот взгляд и привел меня в какое-то особое состояние светлой злости, как бы я сегодня его назвал. Когда, наконец, объявили, что выступает такой-то такой-то из Лукояновского района, что он исполнит на баяне «Восточную сказку» Арутюняна, я буквально на какой-то почти нереальной волне вышел на сцену и сыграл эту пьесу так, как не играл никогда раньше, да, наверное, и позже тоже, если честно сказать.

Когда я закончил игру, в зале воцарилась какая-то, как мне показалось, напряженная тишина; было видно, что среди членов жюри начались какие-то разговоры. Я встал, поклонился и хотел было уже уходить, как вдруг какой-то мужчина из жюри спросил меня, не смогу ли я сыграть еще что-нибудь для них? Я ответил, что смогу, и назвал рондо Моцарта, венгерский танец №5 Брамса, и еще пару-тройку произведений, среди которых был чардаш Монти. Вот его-то меня и попросили исполнить. На той же стихийной волне, с каким-то торжественным ожесточением я исполнил и это произведение.

Успех был полный, меня поздравляли, говорили разные слова, а я, как-то враз устав, посмотрел печально на эту даму и ушел за кулисы, где сразу же переоделся в свою одежду. Тогда я впервые вот так остро ощутил, что в мире есть несправедливое неравенство, и что есть многое в людях такое, чего я не знаю, о чем не ведаю, но с чем мне придется сталкиваться и бороться.

Ближе к вечеру мы выехали домой. Почти все, устав за день, как-то быстро угомонились и уснули. Я не спал. У меня в баяне лежала грамота, подписанная главным режиссером оперного театра, где было написано, что я награжден ей за то-то и то-то, и что я занял первое место в области среди школьников-баянистов. Эта грамота до сих пор хранится у моей старшей сестры, она не хочет мне ее отдавать, а я и не стремлюсь ее забрать, зачем она мне? Я и без нее помню, как с меня сняли штаны в оперном театре.

Люди – существа загадочные

Поступки, которые иногда совершают люди, часто остаются для меня загадкой. Я просто, как говорится, не в силах понять, что руководило этим человеком в тот или иной момент его поведения. Расскажу одну историю, в общем-то, пустяковую по сути, но тайну которой я так и не могу понять, хотя прошло уже с тех пор практически полвека.

Случилось это году то ли в 67, то ли 68, точно уже не помню. Я тогда учился в институте, и была у меня приятельница по имени Светка. Она училась курсом старше меня, познакомились мы с ней в городском автобусе, в котором каждое утро вместе ездили на занятия в институт. Между нами не было ничего такого, что можно было бы принять за любовь или влюбленность. Мы были просто приятелями, хотите верьте, хотите нет. Она была умничка, сообразительная, с хорошо подвешенным языком, не нытик. Короче, девчонка что надо!.

Так вот, как-то, была летняя сессия, я встретил случайно Светку в институтском дворе, она шла с консультации, я тоже был в институте по какой-то надобности. Короче, поболтали, то, се, я ей и говорю, слушай, поехали завтра с утра в Петровку на Нуру, покупаемся, позагораем, ну и учебники прихватим с собой, почитаем, все веселее, чем дома сидеть зубрить. Светка согласилась, и мы на другой день рванули на природу.

День пролетел незаметно, пришла пора ехать домой. Уже вечерело, и как это часто бывает бывает в Казахстане, стало холодать. Сели на мой мотороллер и покатили. Только переехали мост через Нуру, вижу, на обочине стоит мотоцикл, возле него с убитым видом стоит дедок лет около 60. Дело было воскресным вечером, шоссе пустынное, никого нет. Я тормознулся, спрашиваю, что случилось? Да вот, говорит, ехал-ехал, вдруг заглох мотор, что ни делаю – результата нет. Сейчас, говорю, батя, мы твоему горю поможем. Минут за 15 разобрался с причиной неисправности, устранил ее, и мотоцикл его завелся с пол-оборота. Ну, спасибо-спасибо, пожалуйста-да не за что – мы со Светкой сели, по газам, и полетели в Караганду.

Уже хорошо притемнело, гнали быстро, дедок остался сзади… Оставалось километров пять до Майкудука, окраинного района Караганды, как в моем мотороллере что-то хрустнуло, и пропала тяга на колесе. Я сразу понял, что порвалась цепь.. Остановились – точно, диагноз верный… Не беда, говорю Светке, сейчас дедок подъедет, мы его тормознем, у него есть замок цепи, я точно видел, когда копался в его барахле во время ремонта его мотоцикла. Не теряя времени начал снимать цепь, вижу, едет дедок, скорость невысокая, мы отлично видим друг друга, он, конечно, нас узнаёт, я голосую ему – «Стой!, – дедок отворачивает от меня лицо, прибавляет газу, и проносится мимо.

Надежда на скорую помощь рухнула… Делать нечего, ночь уже неумолимо приближается вплотную, холодно, и перспективы на помощь – ноль. Ну что, говорю, Светка, давай ходить по обочине, искать гвоздь хоть какой-нибудь, попробую склепать цепь и как-нибудь, авось найдем, сделаемся, и потихоньку доедем. Короче, начали ходить туда-сюда, и минут через десять глазастая Светка нашла гвоздь, по счастливому совпадению именно такого диаметра, который мне был нужен. Далее – дело техники… Сделал, склепал, потихоньку поехали. Потихоньку потому, что гвоздь из мягкого металла, и нагрузок ему больших не выдержать.

Короче говоря, доехали мы до Кирова, ей оставалось до дома километра два, и мне около четырех, гвоздь оборвался – езды опять нет. Посадил я ее на автобус, а сам пешочком направился домой, ведя мотороллер сбоку. Дня через два встретились, посмеялись, но и она, и я никак не могли понять, почему этот дед, которого мы по сути крепко выручили, и который точно видел, что это мы, его спасители, проехал мимо, и не помог нам?

Прошло много лет, дедок тот, давно уж, думаю, почил в бозе, а я все вспоминаю его, и так и не могу найти ответа на этот вопрос.