Текст книги "Духосад. Повесть о духоделическом эликсире стабилизации старения и пересадке Духа"

Флешка как зародыш

Влас проснулся и, по зову отдохнувших за ночь мышц, сделал что-то вроде утренней зарядки. Это было для него давно нехарактерно – утренняя бодрящая и жизнеутверждающая физкультура. Видимо, смена геолокации, море, утреннее солнце, протянувшее сквозь приоткрытые жалюзи свои яркие лучики к графическому контуру смеющегося дельфина на стене, крики чаек и внутренняя смесь тревоги и радости от ожидания чего-то нового и пока непонятного, – всё это превращалось в хаотичные движения руками, ногами и головой при полной и приятной бессмысленности этих действий.

День начинался славно. Но вскоре настроение Власа изменилось. Он вдруг снова вспомнил о флешке. Как ею распорядиться? Как вести себя с дядей? Его работа здесь – всерьёз или имитация?

Влас в очередной раз за последние дни вздохнул от навалившихся на него тяжких мыслей.

На столе его ждал новенький служебный ноутбук, сверкавший на солнце, как мокрый асфальт. Пароль ему накануне сообщил Антон. Влас раскрыл створки ноута, включил его. С вялым раздражением бегло просмотрел топ-новости: фамилии начальства не меняются; экономика – в том же месте: кто-то ворочает триллионами, а кто-то – пакетами в помоечном контейнере в поисках протухшей еды; население, как и полагается при стокгольмском синдроме, любит своих мучителей, опасаясь казней и пыток… Ох, и нет этому конца… Ветер, ветер, когда же ты подуешь в наши паруса?.. Увы, безветрие.

Постучала в дверь номера горничная, принесла заказанный с вечера завтрак: кофе, круассаны, джем, сливки и горячие тосты. Влас намазывал апельсиновым джемом тосты, вдыхая запах новогоднего детства. Сладким был джем, но горчило, горчило на душе. Влас всё ещё не понимал, что он будет делать дальше. Поддавшись внезапному импульсу, он украл у дяди Павла секретные материалы – а дальше-то что? Стоит ему подойти с этим вопросом к своему нынешнему работодателю, как тот, скорее всего, начнёт блефовать, громко хохотать над племянником – мол, ты ерунду какую-то скачал, ничего секретного там нет, дурак ты, Влас… а ещё и шантажировать меня пришёл?! Да ведь вроде так и есть, судя по непонятно как оказавшемуся на ней видео встречи с Янисом и вообще сумасшедшими диалогами со Христом. Вопрос сам собой напрашивается про то, что у кого крыша съехала – у меня или у флешки? Но факты неумолимы: моя чистая флешка после визита в дядин компьютер оказалась заполненной чёрт те знает, чем: секреты вперемешку с реальным видео и теологическим бредом. По уму-то, надо бы ему всё это показать. Но…

– А я-то думал, – скажет дядя, – ты мне родной человек?! Да ты дешёвка! Мошенник и предатель. Пошёл вон отсюда!

И Влас вылетит с работы, подальше от зарплаты, апельсинового джема с кофе, и к тому же навсегда испортит отношения с дядей. А скорее всего – расстанутся они навсегда. А флешку дядя отберёт.

А если дядя даст слабину, испугается и заплатит? А как при этом реально оценить реальную стоимость похищенных секретов? Одно дело – когда на вырученные деньги можно будет купить хотя бы одну, а то и две квартиры, сдавать их – и больше не участвовать ни в каких трудовых, как говорится, коллективах с их законами обезьяньих стай. Как вариант – купить акции серьёзных западных или американских компаний… «Хотя нет, недвижимость – она реальная, осязаема, а с этими ценными бумагами – пусть разбираются будущие поколения, подумал Влас, – я же, комсомолец советской закалки, уже не гожусь для этого».

Ну хорошо… А если в этой флешке ничего особенного? Тогда – пшик, холостой выстрел, Стас становится посмешищем не только в глазах дяди, но и в собственных глазах.

Может и так. А может, там действительно нечто, стоящие миллионы «нерублей», важные государственные секреты? Решившись на шантаж, он будет сильно рисковать, подумал Влас. Дядя здесь, в своей островной вотчине, совсем не такой, какой он бывал в гостях у Власа – домашний, балагурящий, любящий принять коньячка на сон грядущий, – нет, здесь он властный, жестковатый. Вот как перед ним все трепещут: и Антон, и Лиза, и другие сотрудники, имена которых Влас пока не запомнил. Один маленький Карпуша его воспринимает без боязни. «Но кто знает, – размышлял Влас, – вот начну я разговор с дядей об этой флешке, он отшутится, а ночью явится некто – и уже не тот в капюшоне с косой, как тогда, спросонья я увидел, – а по-настоящему, очень даже всерьёз? Дядя, хоть он и учёный, и врач, а всё же военный человек – надо будет – и даст команду на ликвидацию. Огонь на поражение. Или боевой нож. Или петля. Или «водные процедуры» … Да мало ли чего ещё есть на этом свете, чтобы отправить человека на тот свет…

А дядя будет молодцом – и госсекреты не утекут, и репутация уцелеет… Ну а что: пошёл новый сотрудник поплавать ночью, не рассчитал силы, выпил вечером – вот и утонул, бедняга…»

Как-то всё не связывалось, не было ясности в планах. Влас решил: «Буду пока плыть по течению. А там видно будет, ситуация сама разовьётся. Буду считать, что флешка цвета слоновой кости – некий виртуальный зародыш, пусть растёт потихоньку, посмотрим, что вырастет в итоге».

Влас машинально посмотрел на выставленные в топе новостей на поисковике курсы валют и акций… Да, как быстро всё перевернулось. Ещё, казалось, что совсем недавно в перестроечной прессе велись жаркие дискуссии на тему смысла человеческого бытия, спорили, что главнее в жизни – быть или иметь? Сейчас это противоречие удивительным образом снялось простой аксиомой Унгуринской вертикали лжи: кто смел, тот и съел (читай – поимел), в том числе и положение в обществе.

…Ему вспомнился один из эпизодов, предшествовавших его расставанию с зеленоглазой Олечкой. Он сидел дома и вычитывал гранки журнала, а она, взглянув через плечо на его занятия, хмыкнула:

– Всё пописываем и почитываем? … Пока люди деньги делают. Посмотри – кооператоры гребут деньги лопатой. А ты чего? Тарасов заплатил партвзносы с миллиона! Когда займёшься делом, Власик?

Она стояла чуть вдалеке от его письменного стола, словно боялась получить пощёчину.

– Оля, зачем ты меня сбиваешь с рабочего ритма? – спросил Влас.

– Да затем, – с вызовом начала повышать голос Оля, – что я себе шмоток нормальных купить не могу. Хожу в перелицованном десять раз. Апельсинов ребёнку не на что купить! А ему нужны витамины!

– Ну ты же знаешь, какая тяжёлая идёт экономическая перестройка в стране… надо немного потерпеть…

– Чего-чего?! – Ольга театрально захохотала. – Мальчик, а тебе сколько лет? Пять? Или шесть? О-хо-хо, посмешил… Влас, ты чего мелешь – все вот-вот рухнет, надо искать своё место в жизни… а ты, – ты свой вонючий журнальчик почитываешь за три копейки и за ежемесячный штопанный… – она поискала эвфемизм, – …штопанное резинотехническое изделие!

И с этими словами она запустила в голову Власа подвернувшуюся под руку авторучку. Влас увильнулся.

– Оля, сядь, пожалуйста…

Выпустившая пар женщина села в кресло, обмякнув. Приложила к глазам платочек. Опять дешёвый театр.

– Олечка, – начал Влас. Он помолчал, потёр ладонями небритые, как обычно в выходные дни, щёки. – Олечка, помнишь, ты мне рассказывала, как однажды – давно, ещё до нашего знакомства, ты пришла в гости к подруге по работе, на день рождения её дочки. Ты, вчерашняя студентка, принесла в подарок девочке цветные карандаши и альбом. И, ещё не вручив подарок, увидела то, что принесли имениннице другие гости – электронные игрушки (только появились тогда), велосипед, что-то ещё, даже автомобильчик с аккумулятором… Подарок ты вручила, не нести же обратно… Но весь вечер ты ощущала себя… чужой в компании, иногда ловила снисходительные взгляды других гостей на этот альбом и карандаши…

Влас помолчал.

– Знаешь, когда ты мне это рассказала, я так тебе сочувствовал, ощущал, остро ощущал, как несправедливо мир… И… я тебя любил именно такую – вот такую, с искренним, наивным простым подарком… который вызвал презрение тех, кто живёт в другой системе ценностей… Ты была настоящая…

Повисла пауза.

– Влас, зачем ты это рассказываешь? Было, да бытьём поросло… К чему ты клонишь?

Оля снова выпрямилась в кресле, подобралась, смотрела на Власия вызывающе.

– К чему я клоню? – Влас пожал плечами. – К тому, что той Оли уже нет. Вот к чему.

И вскоре они расстались.

А сегодня Влас мог бы сказать себе:

– А куда делся я? Того Власия, который говорил те правильные, наверное, слова, уже нет… Есть циник, вор и готовый к шантажу собственного дяди взрослый мужчина. Кто виноват? Да никто – просто изменилась среда обитания и правила игры… Иначе не выжить… Какой ты, Влас, настоящий на самом деле – сегодняшний или тогдашний?

Или один из собственных множественностей?

Однажды Влас прочитал в одном научно-популярном журнале, что некто Роберт Ланц, американский учёный, считает, что смерть – это вообще иллюзия, которую создаёт наше сознание. Люди верят в смерть, потому что их так учат. А Ланц считает, что смерть не завершение жизни, а – переход в параллельный мир. Ведь в физике давно существует теория о бесконечном числе Вселенных, с бесконечными же вариациями ситуаций с одними и те ми же людьми. Все, что может случиться, уже где-то происходит. Возможно, где-то есть Россия, где в 1996 году выборы выиграл Ельцин. Где-то – страна, где выборы выиграл, допустим, Зюганов. А мы живём в РФ, где власть не избирают, а как в дурной тирании – назначают или отвоёвывают. Как выиграл, в кавычках, чиновник Унгурин, набравший мощную популярность у обманутого народа после кровавого разгрома сепаратистов в Чечне. С ним мы и войдём в новое тысячелетие… Вошли особым способом и живём по причудливым правилам издевательского капитализма, прозванного в народе эпохой унгуризма.

Не шантаж, а манипуляция

…Накануне вечером профессор вызвал её в кабинет. Он был раздражён.

– Опять перебиваешь? … – упрекал он раскрасневшуюся во время разговора Лизу. – Всегда ты была нетерпеливой, это тебя губит. Научись дослушивать, я ведь ещё не закончил… – Руденко пожевал губами, недовольно посмотрел на девушку. – Никто тебя в постель к нему не командирует… Я те дам – постель, ишь чего! – шутливо погрозил пальцем Лизе профессор. – Ладно, это ты решишь сама… Но в первую очередь речь идёт о нежной, товарищеской дружбе с новым коллегой. Ты назначаешься к нему внештатным куратором, ха-ха…

Лиза не прореагировала на смех Руденко. Тот откашлялся и продолжал:

– Это новый человек в нашем, как это говорилось в советские времена, трудовом коллективе. Да, он мой племянник, но… доверяй, но проверяй! Разве не так, Лизавета?

Лиза громко щёлкнула тремя пальцами правой руки, которые явно захотели перестроиться в молчаливую фигу, но вовремя одумались и выдали звук с комментарием к нему:

– Мне не нравится роль соглядатая, – сказала Лиза и прямо посмотрела в глаза начальнику.

– Ах вот как. Какие мы нежные… Ну сама невинность… Вот что, Лиза. – Глаза Руденко налились злостью. – Ты что-то забывчивой стала. Ты могла бы до сих пор сидеть в женской колонии и перевыполнять планы в швейном цехе. Мне тоже не нравилось в своё время обманывать следователя. Когда я тебя прикрыл… Когда ты была медсестрой только-только из училища, а я заведовал отделением клинического госпиталя. Я ведь не сказал о твоей ошибке во время химиотерапии, когда в капельницу попало чёрт-те что… и пациента мы потеряли. Потеряли по твоей оплошности, невнимательности!

Руденко вдруг закашлялся, встал со стула и начал ходить по кабинету по траектории восьмёрки и при этом как бы сбрасывал с плеч невидимый груз. Кашель прошёл, и он продолжил:

– Ты ведь прекрасно помнишь, что перед этим случаем лечебный коктейль по моему рецепту прекрасно подействовал и спас безнадёжно больного Карпушу, а повторение на другом пациенте не получилось только из-за твоей безответственности, что и стало причиной моего вынужденного ухода из клиники по собственному в кавычках желанию.

– Шантажируете, Павел Иванович? – глаза Лизы заблестели от слёз.

– Нет, если угодно, я манипулирую тобой, – резко ответил Руденко. – А ты как хотела? Давай не ворошить прошлое… Это, Лизонька, моя к тебе просьба: проследи за ним, помоги ему. Ну и, если что не так, не сочти за труд сообщить мне о своих наблюдениях… Да и ещё вот что: у него где-то есть… или может быть… некая флешка… постарайся её мне показать. Мы потом её вернём ему.

– Флешка? – переспросила Лиза.

– Флешка, флешка, – не без раздражения подтвердил Руденко. – Поищи, милая. Это наше. Семейное… Не хотел бы тебя грузить своими личными проблемами… Ты всё поняла?

– Да, – Лиза тяжело вздохнула.

– Да не вздыхай ты так тяжко. Ты молода и красива. Тяжко тебе будет в моём возрасте, милая моя… Иди, Лизонька, иди…

Лиза ушла, а Руденко нервно, раздражённо пожевал губами. Разумеется, он не мог сказать Лизе главного. Вчера, после проверки личных компьютеров, начальник службы безопасности доложил профессору, что в его базу данных был совершён несанкционированный вход, причём с использованием пароля. Это отследила специальная программа, отметившая необычный алгоритм работы пользователя, чужой почерк действий. Руденко, сопоставил дату проникновения и понял – это мог быть только Влас. «Вот так племяш… Уж не змеёныша ли пригрел ты, товарищ профессор, на своей седой груди? Или Власик – просто любопытный журналистишка? Но, как нельзя ребёнку давать спички для игры, так нельзя давать ему доступ к информации стратегического уровня и высшей категории секретности. Пусть попробует Лиза решить проблему, по-тихому… а там видно будет, способов отобрать у него флешку… ну да, он мог только на флешку… способов немало… Но лучше сделать это гуманно», – подытожил профессор. И углубился в рутину текущих бумаг.

Глупый профессор

Сотрудники «Дельфина» заняли свои места вокруг большого овального стола в зале заседаний на втором этаже административного корпуса. Павел Иванович сел в кресло на ближнем от двери, восточном полюсе стола, Власу же он рукой указал место за западным овалом стола. Светло-бежевые шторы были раздвинуты на ширину открытых на юг окон, лёгкий ветерок и птичий щебет создавал уютную атмосферу. Отсутствие обычного вороха бумаг и ручек на столах, – что было удивительно для серьёзной организации – как бы подчёркивали неформальность встречи, хотя Зотов начал своё выступление вполне официально, на правах ведущего:

– Уважаемые коллеги, разрешите представить вам нового сотрудника Власия, известного журналиста, назначенного сегодня на должность заведующего сектором информационной политики нашего НИИ. Эта новая сфера нашей деятельности знаменует итог творческой, конструкторской и организационной работы Дельфина и, одновременно, выводит нас в публичную и, следовательно, в конкурентную среду ноу-хау продуктов и услуг мирового уровня.

О себе Власий подробно расскажет при личном знакомстве с каждым из вас. Мы с гордостью заявляем, что создали такую прорывную технологию повышения длительности и качества здоровой жизни простых людей, которая буквально исполняет и наполняет новым содержанием древнеримскую формулу-мечту о том, что «в здоровом теле – здоровый дух».

Зотов удовлетворённо, почти победно оглядел коллег.

– Не будем скромничать – наша работа в очередной раз выводит нашу страну на передовые рубежи достижений современной цивилизации. Но пока это задел для будущих разработок, а то, что уже сделано нами, достойно активных публикаций в самых разных СМИ. Это возлагается на новый сектор нашего НИИ. Сейчас предлагаю вам кратко высказать то, что, по нашему мнению, можно и нужно довести до широких слоёв общественности.

На сегодняшнем заседании научного совета мы обязаны приоткрыть, именно только приоткрыть то, что было нашей глубокой тайной. Вы прекрасно знаете, почему мы не могли никому рассказывать о нашей работе. Да, это коммерция и защита от промышленного шпионажа. Современный мир устроен так, что коммерчески успешные продукты сначала привлекают, а затем вовлекают людей в непрерывный поток потребительских услуг и создают многомиллиардные состояния. Наше великое государство просто обязано выйти из нефтяной зависимости через создание новейших и финансово успешных технологий. Мы сумели создать одну из таких фишек, продукт с поэтичным названием «Эликсир миролюбия».

Влас слушал Зотова и профессионально овопросился, что же он, милый учёный, пьёт? По себе он знал, что подобная ахинея приходила к нему на язык после двух бутылок «Бургундского» или после шести банок «Балтики №7», которые чаще всего покупались не по «красоте» бренда, а по наполненности кармана. Сейчас его карман был пуст, Влас смиренно слушал и боковым зрением рассматривал своих новых коллег.

Зотов предложил высказаться прибывшему накануне «гному-мудрецу» – Морозову, одному из идеологов нового продукта. Тот, прежде чем заговорить, стал плавно двигаться в кресле всем телом, при этом иногда резко переводил и останавливал взгляд в верхних углах зала и люстре, чем автоматически и зеркально запускал такие же маршруты фокусированного внимания у сотрудников, сидящих вокруг стола. Наконец-то успокоился в каком-то найденном положении, глубоко вздохнул и выдохнул, затем отчётливо и тихо начал рассказывать, часто поглядывая на Власия:

– Среди людей много чего интересного происходит, но иногда совсем случайные события завязываются в узелки памяти и терпеливо ждут своего судьбоносного результата. Поэтому я расскажу вам начало истории, которая невидимыми тропинками судеб собрала нас вокруг этого овального стола, здесь и сейчас.

Начну с довольно смешного события, которыми богата медицинская практика; не секрет, что все анекдоты на медицинские темы родились из конкретных случаев. Однажды в мой кабинет виртуального здоровья и психотерапии ведомственной поликлиники пришёл пациент по направлению невролога. Ситуация довольно стандартная: нарушения сна, а приём медикаментов вызвал нежелательные последствия у профессора, доктора экономических наук, автора нескольких популярных монографий – ему стало трудно читать лекции из-за избыточной сонливости. Это ожидаемый результат действия снотворных, поэтому врач направила своего подопечного на консультацию к психотерапевту. Так и было записано в направлении.

Для своего возраста, 82 года, он выглядел очень даже успешным, был элегантно одет и доброжелательно улыбался. Он сел напротив меня, но явно не знал, с чего начать, дёргался на стуле, – примерно так, как я только что делал перед вами. Я прямо его спросил: «Для чего сон потерялся?». Он сначала не понял вопрос, удивлённо посмотрел на меня и переспросил: «Для чего? Может быть, от чего?». Было видно, что он знал ответ, но не хотел касаться этой темы. Я настаивал: «Всё-таки, для чего?». Он повздыхал и рассказал то, о чём умолчал перед неврологом. Три года назад от рака умерла вторая, любимая жена профессора. Это горе он сумел пережить и вернулся в привычную преподавательскую колею, но полгода назад ни с того, ни с сего его посетила крамольная мысль: «А не изменяла ли жена мне при нашей совместной жизни?», – и с этого момента его холостяцки налаженный быт превратился в нравственный ад. Он даже потерял интерес к приготовлению вкусной пищи… но самое главное – он перестал спать ночами, скрупулёзно вспоминал разные нестыковки семейных событий. Для меня, специалиста по этике здоровья, подобные поведенческие фортели известны под метафорическим термином «синдром моральной интоксикации». Это яд алогичной глупости из спонтанно выросшей информационной опухоли второй сигнальной системы. Она вырастает после оценочного извращения реальности и фантазий. Она вырабатывает виртуальный яд, который растекается по организму и отравляет физиологически здоровые части тела, вплоть до его реальной смерти. Это не новость, это гениально описано Чеховым в рассказе «Смерть чиновника».

Власа аж передёрнуло: «Чёртов «гном», куда ведь влез без спросу…», – потому что образы его бывших подружек внезапно всплыли из небытия, как на экране и, более того, издевательски и похотливо показывали ему не только свои рожицы, но и соблазнительные откровенности прошедших плотских утех.

– Я едва удержался от смеха, – продолжил Гном, – и на полном серьёзе сказал ему: «Так какие проблемы? Возьми лопату, откопай и спроси», – «Так ведь не ответит же», – в тон мне ответил профессор. – «Тогда дождись, на небесах встретитесь и спросишь», – парировал я ему, на что он удручённо произнёс: «Это когда ещё произойдёт, одному Богу известно, а спать-то мне сейчас надо», – с чем я был полностью согласен и предложил ему цветографическое тестирование на Этикоскопе, первом варианте нашего Духомера-Духоскопа. Он сначала отнекивался, так как ещё никогда не пользовался планшетом, но потом согласился и стал рисовать ответы на задания: «Я – человек, Я – глупый человек, Я – умный человек, Я – злой человек, Я – добрый человек». Рисование ему понравилось, он даже вслух проговаривал своё отношение к тому, что рождалось на экране планшета от его рукотворных действий. Однако самое интересное произошло при оценке ответов, так как вышло, что самый позитивный, но двуличный результат выпал на тему «Я – глупый человек». Он искренне возмутился: «Что это такое получилось? Я – глупый? Доктор наук, профессор – глупый человек? Чушь какая-то! Мне интуитивно-эмоционально нравится, что я глупый человек? Я не верю этим результатам!»

Сотрудники благосклонно зашумели, и кое-где послышались жидкие аплодисменты.

– Что же дальше? – увлечённо продолжил Гном– Мудрец, – я выждал, пока уляжется эмоциональная буря у пациента, и в лоб спросил его: «А ко мне, по вашему мнению, какой человек сейчас пришёл? Умный или глупый?» – надо было видеть реакцию на такой вот прямой вопрос: он затих, ушёл в себя на какое-то время, потом пристально посмотрел на меня и… вдруг захихикал: «Дурак старый…, конечно же глупый… с ума, что ли я сходить начал? Это её дух меня пощекотал, а я в очередной раз повёлся».

– Дух? – переспросил я его, – может, имя у этого духа есть?

– Есть, – он немного помолчал и чуть торжественно объявил: – это дух преданности. Готов пояснить. Наученные горьким опытом предательства от её бывшего мужа и от моей первой жены, мы поклялись после свадьбы, что никогда не предадим друг друга. Честно говоря, я к этой клятве вначале отнёсся очень серьёзно, но потом подружка жены переубедила меня в свою пользу. Проще говоря, дал я слабину… Потом были другие подружки, жена часто теребила меня подозрениями в изменах, но я всегда умел вывернуться, она мне верила. Про её верность я почему-то не беспокоился, поводов как бы не было… И вот надо же, нашёл время воспылать ревностью… Видимо, действительно поглупел.

Морозов приостановил свой рассказ, выдержал паузу и продолжил:

– Профессор ушёл из моего кабинета очень даже довольный собой, а я неосознаваемо зацепился за бесполезное для меня тогда слово, повторяя его вслух в разных интонациях: «дух… дуух… дуу-ух… духхх…», – так бывает с навязчивой мелодией. И в какой-то момент из моей памяти всплыл уже совсем забытый инцидент. Случился ментальный прострел в то, что можно назвать творческим чудом: пазл сошёлся, и родилась концепция «пирамидальности духа», голографическая реализация которой встречает посетителей над панорамным панно в нашем дельфинарии.