Текст книги "Сказки полнолуния. Сборник новелл"

– Теперь кресло мое и мне никто не помешает… – злобно прошептал брат-близнец профессора Райнера.

И тут раздался звук, который обычно бывает, когда пистолет вместо выстрела дал осечку. На короткий миг я возликовал, но тут же спохватился, ибо не мог убежать отсюда. Сейчас он перезарядит свое оружие и на этот раз прикончит меня.

Я все еще не решался открыть глаза, когда услышал то, о чем догадался ранее. Михаэль перезарядил свой пистолет в который уже раз и снова попытался выстрелить.

И снова его преследовала неудача. Вторая осечка подряд! Видимо пистолет был в неважном состоянии или плохо смазывался. Я не был силен в оружейном деле, но со своей стороны предположил именно это.

И все-таки я пересилил себя и приоткрыл глаза.

Невероятно!

Михаэль стоял перед диваном и смотрел совсем не в мою сторону. Он снова перезарядил пистолет и снова попытался выстрелить. В моего друга Франца, лежавшего на диване и время от времени издававшего какие-то звуки.

Я понял, этот злодей поверил в мою смерть, не разглядел в полумраке не смертельность моей раны и теперь хочет убить третьего свидетеля этой истории.

Пока я думал об этом, Франц проснулся и попытался встать. Мне были плохо видны его движения, скорее я ориентировался на звуки и реакцию Михаэля. Тот порядком испугался и решил поскорее оглушить Франца рукоятью пистолета, пока тот не поднялся с дивана.

Михаэль размахнулся и что есть силы ударил пистолетом… нет, не Франца. Он угодил в спинку дивана и страшно выругался. Франц не растерялся и мгновенно сообразил, что с ним хотят сделать. Это я видел уже широко раскрытыми глазами. Теперь мне не нужно было притворяться убитым. Я крикнул Францу, чтобы он остерегался этого типа и постарался одолеть его.

Добрую минуту два человека боролись между собой, отчаянно кряхтя и шипя как змеи. Победил более молодой воитель. Франц всегда славился крепкими кулаками и в который уже раз подтвердил свое мастерство. Он нанес несколько разящих ударов в голову и живот своему противнику и тот упал навзничь, задыхаясь и корчась от боли.

Как удивительно быстро он отошел ото сна и смог справиться с напавшим на него!

– Что с тобой, Мартин? – спросил Франц, наклоняясь ко мне, когда уже не было сомнений, что его враг повержен и пробудет в бессознательном состоянии по меньшей мере четверть часа.

– Я ранен. Этот человек застрелил своего брата, а затем выстрелил и в меня. У меня пробито плечо, но я жив… посмотри поскорее, что с профессором Райнером, который лежит там.

Вместо того чтобы указать рукой, где лежало тело профессора, я указал Францу направление подбородком. Просто выяснилось, что я не могу сейчас поднять не только правой руки, но и левой. Любое действие моего тела, пронзало меня насквозь мучительной болью. В душе я проклинал коварного Михаэля Кенига и даже был рад, что Франц здорово поколотил его.

Мой друг торопливо направился к профессору и попытался привести его в чувство. Кажется, это был напрасный труд. Во всяком случае, три минуты, затраченные на оживление безжизненного тела, не привели почти ни к каким результатам. Единственное, что я услышал в этой невидимой мне возне, то, что профессор на мгновение все-таки пришел в себя и прошептал что-то едва слышное.

– Что? Что он сказал, Франц?

Старина Франц подошел ко мне с печальным видом, как бы говоря, что профессора уже не удастся вернуть к жизни. И уныло ответил мне:

– Он сказал что-то похожее на слово «кресло».

У меня захватило дыхание. Черт побери! Может быть, есть еще шанс?

– Франц, немедленно отыщи возле того кресла небольшую доску.

Добрый Франц быстро исполнил мою просьбу.

– Теперь подойди к креслу и аккуратно хлопни по его сидению этой дощечкой. Только не забудь проследить, чтобы из спинки кресла выскочили небольшие металлические шипы. Это важно, Франц. Очень важно!

– Зачем все это, и что было со мной все это время? – спросил мой друг, удивленный странными словами, что я говорил.

– Потом, дружище, потом расскажу. Спеши сделать так, как я тебе велю.

Франц сделал то, что я просил и сообщил мне, что у него получилось увидеть шипы.

– Теперь поскорее клади на это кресло профессора, да так, чтобы он одновременно опустился и на сиденье и на спинку, – почти крикнул я, задыхаясь от чрезмерно потраченных мною сил на эти разговоры. Еще немного и я мог потерять сознание, а мне было важно сейчас сохранять рассудок, ведь мы могли хотя бы попытаться спасти профессора Райнера.

Франц снова исполнил мою просьбу, более похожую на приказ, и мы замолчали в ожидании дальнейших событий. Несколько минут, которые дались мне с таким трудом, ничего не происходило и только когда я стал сомневаться, что у нас получиться, со стороны кресла раздался какой-то невнятный хрип. Сначала я подумал, что мне показалось, но Франц, следивший и за мной, подтвердил, что профессор, кажется, подал голос. Затем мы услышали болезненный кашель и слабый стон. Я так обрадовался, что позабыл о своей тяжелой ране и даже немного приподнялся на раненой руке. Боль пронзила меня, и я потерял сознание.

Очнулся я почти совсем обессиленный. Франц шлепал меня по щекам, а профессор Райнер уже лежал на диване, тяжело дыша, но улыбаясь своему счастливому спасению. Франц сказал мне, что я лежал в беспамятстве, по меньшей мере, четверть часа. За это время профессор сам смог подняться и при помощи Франца перебрался на диван. Его коварный брат приходил в себя, снова пытался убить всех присутствующих из своего пистолета и еще раз был отправлен Францем в нокаут, как это делают профессиональные боксеры.

Мне требовалась помощь кресла, но профессор опередил меня. Он попросил Франца посадить в него меня, но перед этим заставить шипы вылезти наружу. Мой добрейший друг ответил Райнеру, что уже знает, как это делается и отлично справился и на этот раз. Я испытал сильнейший шок от удара шипов, но ощущение того, что эти иглы излечат меня за какие-то минуты, хорошо помогло мне перенести эту боль.

Эта странная процедура помогла мне. Я почувствовал облегчение, а Франц с профессором завязали бесноватому Михаэлю руки сзади, чтобы он, придя в себя, не атаковал нас. Моя рана удивительным образом затянулась и уже совсем не болела. Я чувствовал себя уже почти совсем хорошо, и если бы не отверстие в моей куртке, можно было подумать, что пули в моем предплечье вообще никогда не было.

Мы устроились на диване и решили рассказать друг другу обо всем.

Главным образом на этом настаивал Франц, который до сих пор плохо понимал, что же здесь произошло в эту сумасшедшую ночь. При свете утреннего солнца за окном мы сложили из сотен кусочков полную картину.

Рассказывает профессор Райнер Кениг

Наш отец был странным человеком. Он собирал редкости, разные безделушки, старую мебель, всякую рухлядь и тратил на свое увлечение почти все, что унаследовал от нашего деда. Мать наша умерла при родах, и мы ее совсем не знали. Даже портрета ее не сохранилось. Когда мы стали уже взрослыми людьми, отец выделил каждому из нас приличную сумму денег и повелел покинуть этот дом, дабы завоевать свое место в жизни. Я стал ученым, окончил Гейдельбергский университет и Сорбонну как будущий историк. Мой брат, стал торговать антиквариатом и ездил по разным странам, покупая старинные вещи. Когда наш отец умер, его адвокат прислал нам копии завещаний, где говорилось, что денег в наследство мы не получим, а дом отойдет нам только через двадцать лет, если кто-то из нас будет еще жив к тому времени и заявит о своих правах, произнеся фразу: «Вышло из земли, в землю и вернется». Я написал Михаэлю, и он прислал мне в ответ насмешливое письмо, где называл покойного отца старым дураком, свихнувшимся на своем увлечении. Больше мы не переписывались, пока однажды, в Берлине, я не встретил Михаэля в старом отеле, в котором когда-то жили наши отец и мать, до нашего рождения. Мой брат был в ужасном состоянии и жаловался на редкую тропическую лихорадку, которую он подхватил где-то в далекой Азии. Никто из докторов не мог ему помочь. Я стал ухаживать за больным, стараясь насколько это возможно, облегчить его страдания. Незаметно для себя я тоже заразился этой болезнью, но она, на удивление щадила меня больше, чем брата. Я переносил ее несравненно легче, но очень переживал, что теперь едва ли смогу помочь Михаэлю. И вот однажды, во время приступа, брат проговорился мне, что есть средство, которое может его излечить. Это было кресло мастера Людвига ван Бэка из Фландрии. Если на него сесть, то можно получить порцию яда или исцеление. Это кресло долгие годы хранилось в Брюгге, у одного антиквара, но некоторое время назад куда-то пропало. Михаэль очень горевал, что не может раздобыть это кресло. Невероятно, но фамилия мастера показалась мне знакомой. Дело в том, что мой отец, незадолго до смерти писал мне, как историку, спрашивая про одного антверпенского мастера. Я напряг память и вспомнил, что это был именно ван Бэк. Неужели наш отец перед смертью купил это кресло? Я рассказал об этом Михаэлю, и он потребовал от меня, отвезти его в наш родной город, чтобы проникнуть в дом и воспользоваться креслом, если оно действительно находится там. Как ни странно, но лихорадка на время отступила от моего брата. Вероятно, радостная новость от возможного скорейшего излечения дала ему силы. Мы прибыли в город, и остановились в трактире «Ригель». Я отправился наводить справки, как можно попасть в дом и узнал, что он крепко-накрепко заколочен и закрыт решетками и попасть в него можно только когда срок, написанный в завещании, истечет, а наследник скажет нужную фразу. Если следовать этому правилу, нам с Михаэлем пришлось бы ждать еще целых десять лет. Я вернулся в трактир и рассказал своему брату об этом. Он огорчился и сказал, что ему нужно переговорить с трактирщиком Гуго. Теперь, как я понимаю, он узнал от хозяина трактира, кто может провести его в дом и нанял вас, Франц и пытался нанять вам, Мартин. Я узнал об этом слишком поздно, когда мой брат куда-то ушел, не предупредив меня. Легко было догадаться, что в ночное время он мог направиться только в наш родовой дом и конечно тайно. Я поспешил туда и увидел, как мой брат пробирается в заколоченный дом через секретный лаз. Мне было неловко окликнуть его, он мог обвинить меня в слежке и обидеться. Пока я раздумывал, как поступить, он уже исчез внутри дома. Тогда я без промедления устремился за ним. Кажется, я был не слишком ловок, поэтому, застрял в узком проходе и долго пытался освободиться. Было потеряно много времени, и я опоздал к самому главному. Мой брат, увидев холодеющего Франца, решил, что следующий человек, садящийся на кресло, непременно получит бесценное лекарство в свое тело и смело сел на него. И получил яд. Все, что было дальше, расскажет Мартин.

Теперь рассказываю я, Мартин

Когда я услышал от вашего брата, профессор, что нас хотят нанять для проникновения в дом, я разу заподозрил, что дело пахнет преступлением или, в ином случае, закончится все равно как-то плохо. Я пытался отговорить Франца, уже потом, когда Михаэль ушел, но не слишком в этом преуспел. Ему не помешали бы сейчас деньги, а брать у своего отца или у меня в долг он не хотел. Мы расстались и Франц пошел в дом на Грюн-штрассе, а я к себе домой. Почти сразу я лег спать и во сне, я увидел, как дом горит, а Франц мечется возле него, в каком-то бессмысленном танце. Я проснулся и увидел, что прошло всего лишь полчаса с тех пор, как я заснул. Беспокойство овладело мной, и я бросился на помощь Францу. Живу я совсем близко от заколоченного дома, поэтому я был там уже через пять минут. Я пробрался в дом, другим ходом, про который не знает даже Франц. Мне известна его лазейка, через которую мы проникали в это здание раньше, но потом, я нашел другую и про нее никто не знает. Вот почему, когда Михаэль потерял всякое терпение ждать Франца, а может быть и был уже уверен, что тот сел в кресло и умер, не знал, что в доме есть еще кто-то. Михаэль пробрался в дом немногим позже меня. Я же, увидев своего друга мертвым, стал изучать кресло и с помощью доски вызвал появление целительных игл. Вот почему Михаэль Кениг вместо излечения от лихорадки получил дозу яда и был на грани смерти. Когда в комнате оказалось уже «два мертвеца», я услышал, что кто-то пробирается в дом и притворился третьим умершим. Только когда я понял, что мне ничего не грозит, я позволил себе отозваться и узнал все от пришедшего профессора Кенига. Вот и все, что я могу сказать из того, что не знаете вы.

Настал черед Францу поведать свою историю.

Рассказывает Франц, сын пивовара

В трактире «Ригель», ко мне обратился некий господин в плаще. Мы сидели с Мартином за отдельным столиком и пили прохладное пиво. Человек не представился нам, но сказал, что про нас он узнал от Гуго, хозяина заведения. Ему стало известно, что только мы можем проникнуть в дом Кенига, поскольку еще почти десять лет назад мальчишками забирались в него и знали все ходы и выходы. Мне посулили хорошие деньги, а я, имевший карточный долг, согласился на это предложение. Мартин оказался против, поэтому сумма даже удвоилась, ведь мне нужно было работать одному. Я пробрался в дом и нашел сразу два кресла. Одно из них было не покрыто. Именно «пустое кресло» интересовало незнакомца из трактира доброго старины Гуго. Я осмотрел его при свете фонаря и подумал, что наниматель неспроста не велел мне садиться на него. Может быть, в этом была какая-то выгода, которую он решил утаить. Я почему-то подумал, что не будет большой опасности, если я сяду в это старое кресло. Худшее, что я мог себе вообразить, это то, что я просто упаду с этой развалины на пол. Я понял, что тогда я не получу денег за сломанное кресло и все-таки сел в него, но крайне осторожно. Вдруг что-то больно пронзило мою спину, и я потерял сознание. Проснулся я уже на диване, где мой наниматель пытался ударить меня, спящего, рукояткой большого пистолета. Я дважды поколотил его, и вы это знаете. Больше мне добавить нечего.

***

За окном уже совсем рассвело, когда мы закончили рассказывать друг другу свои истории. Профессор Райнер, как мог извинялся за чудовищные, по его мнению, поступки своего брата, но, как мне кажется, он был потрясен больше нашего. Хотя все мы склонялись к тому, что причиной помешательства Михаэля был тяжелый приступ лихорадки. Вероятно, он спровоцировал нервный припадок, в результате которого его родной брат и я получили ранения, а Франц был едва не оглушен пистолетной рукояткой. Упомянув о Михаэле, мы вспомнили, что он давно уже лежит связанный и удивились, тому, что не подает никаких признаков жизни. Райнер первым подошел к нему и долго щупал пульс, стараясь уловить его тихие удары. Я, еще находившийся за несколько шагов от них, уже догадался, что Михаэль «почти мертв» и спасти его может только кресло. Наверное, отравление этой ночью, приступы лихорадки и отчаянная драка с Францем привели его в состояние близкое к смерти.

Через две минуты, мы сделали так, чтобы иглы из кресла уже обнажились с ядом, а затем, положили бесчувственного Михаэля на кресло.

Вдруг раздался страшный треск и кресло рухнуло под тяжестью человеческого тела. Брат профессора упал в сторону, в кучу какого-то мусора и многолетней пыли.

Мы изумленно смотрели на эту картину. От кресла осталась лишь несколько брусков, ткань и какие-то обрывки. И металлический механизм, с двумя «медвежьими лапами», ощетинившимися серебристыми иглами. Франц и профессор осторожно вытащили механизм, и мы нашли в нем два уже опустевших сосуда. Я тоже стал осматривать обломки и в жуткой пыли, среди обрывков старой ткани, нашел пожелтевший от времени лист пергамента. При свете из зарешеченных окон, мы прочитали краткое послание мастера ван Бэка из глубины веков. В нем говорилось, что кресло будет лечить хороших людей и казнить негодяев и достойный человек сможет понять механику кресла и не пострадает от него случайно.

«И лишь большой злодей, закончит дни свои на этом кресле, прервав его целительный порыв».

Профессор не обрадовался, когда услышал такое. Несмотря на то, что его брат всерьез хотел его убить и даже вполне сделал это, Райнер желал воскрешения Михаэля и был потрясен тем, что кресло больше не будет спасать людей. И конечно его огорчило, что его родной брат оказался тем самым «большим злодеем», что нарушил лечебное действие работы мастера из Антверпена. Все же, он попросил нас побыть возле его брата, а сам, в крайнем возбуждении, поспешил за помощью.

Мы прождали не менее получаса, когда в этом зале стало совсем невыносимо находиться. Какое-то странное удушье стало одолевать нас, да так, что Франц потребовал выбраться на улицу и там ожидать помощи. Мы выбрались из старого дома Кенига, каждый своим способом и вместе, почти одновременно оказались возле крепко заколоченного входа в дом. Профессора все еще не было, и мы стали ждать его возле дверей, совсем не опасаясь, что кто-то может увидеть нас в утреннем свете. После пережитых нынешней ночью треволнений, нам с Францем было все равно, что подумают местные жители.

Едва профессор Райнер появился из-за угла старого дома, как Франц обратил внимание на странный запах дыма, который неуловимо шел со стороны помещения.

– Дом горит! – крикнул профессор, показывая рукой то, что мы еще не заметили. Из нескольких окон показалось пламя. Удивительно, но пожар, явно возникший из ничего и совсем недавно, стремительно охватывал здание. Через несколько минут к дому нельзя было уже подойти ближе, чем на десяток шагов.

– Проклятье, опоздали! Теперь ваш брат сгорит там, не успев получить помощь, – сказал я профессору и увидел, что он сокрушенно качает головой.

Еще через полчаса часа, здание изрядно прогорело и начало рушиться. К этому времени, за пожаром наблюдало уже множество людей. Подоспевшей пожарной команде оставалось лишь доломать старый забор и залить все вокруг водой, чтобы пламя не перекинулось на соседние дома. Только к середине дня пожар прекратился по естественным причинам. Дом выгорел дотла и ничто больше не угрожало нашему городку. Мы договорились встретиться с Райнером на следующий день в трактире «Ригель», дабы подвести итог нашему жуткому приключению.

***

С той поры прошло уже три года. Я благодарю бога, что пришел тогда в трактир на встречу с профессором Райнером. Этот добрый человек, сделал мне заманчивое предложение, от которого было труднее отказаться, чем дать свое согласие. Я стал помощником профессора истории Райнера Кенига и теперь вместе с ним путешествую по Фландрии и северо-восточным областям Франции. Оказалось, что мастер ван Бэк, сделал еще одно подобное кресло для одного своего знакомого. Мы ищем его в тех местах, куда указывают некоторые записи самого мастера. Франц тоже мог бы присоединиться к нам, но его отец, не слишком горел желанием отпустить своего сына в странствия.

И еще. Так как дом Кенига сгорел, никто не придет к нотариусу в назначенный срок, чтобы предъявить на него права. Из двух братьев Кенигов, Райнера и Михаэля, остался только один и, по его словам, он больше никогда не вернется в свой родной город, чтобы не видеть пепелище, где закончил свой путь его брат-близнец. Закончил, помещенный в пустое кресло, которое больше не будет выпускать свои иглы, дабы лечить добряков и умерщвлять злодеев.

***

Если мы найдем второе кресло, мы непременно вскроем его и изучим тот целебный эликсир, что возвращает людям жизнь. Он так необходим всем нам. Но, клянусь вам, и профессор подтвердит мои слова, другая емкость с ядом, больше никогда не будет пущена в ход. Предоставим Творцу нашему решать, кому жить, а кому умирать.

ЧЕРНАЯ ДВЕРЬ

Я не люблю хвастунов и избалованных людей. Терпеть не могу это племя. Все мы рождаемся одинаковыми на свет, голыми, испуганными, кричащими, будто нас обижают. И пусть впоследствии, неравенство все равно берет свое, никто не вправе ставить себя выше другого. Именно поэтому, я всегда не любил Томаса Ленца, своего сокурсника по университету Мюнхена. В отличие от меня, он был из богатой семьи.

Так вот, спустя несколько лет после окончания университета, когда все мы разъехались, кто куда, я получил короткое послание от Ленца. Он сообщал мне, что недавно купил старинный замок Шварцерхоф на юго-востоке Германии и очень просил меня оставить все свои дела и приехать к нему в самое ближайшее время.

В письмо был вложен чек на очень приличную сумму. В другое время, я возможно и отказался бы от этих денег и вернул чек отправителю, но в данный момент я был стеснен в финансах и предложение Ленца оказалось весьма кстати. Я сомневался недолго. В конце концов, почему бы не оказать услугу своему старому знакомому? Прокатиться в его новое имение и осмотреть этот замок. К тому же, я смогу написать интересную статью по этой теме и таким образом, убью сразу двух зайцев. Двух жирных зайцев.

Ах, скажу я вам, какой это был щедрый чек!

***

Еще до появления в замке, я уже составил план своей статьи и первым делом хотел узнать, почему замок имеет такое название. Когда я оказался внутри сооружения, этот вопрос отпал сам собой. Внутренний двор был отделан дубом, тщательно выкрашенным черным цветом. По всему выходило Шварцерхоф – черный двор.

Томас встретил меня очень радушно. Я поразился, как он повзрослел, возмужал, стал серьезнее и можно сказать степеннее. Мне даже показалось, что его хвастовство осталось в прошлом.

После некоторых, обязательных церемоний, мы уселись за стол, где меня ждало щедрое угощение. Рейнское вино лилось рекой. Я никогда не видел столько осетрины и свежих устриц. Где он их раздобыл?

Насытившись, мы завели деловой разговор. Томас сказал, что пригласил меня помочь ему в поисках, которые он с недавних пор ведет в этом замке.

– Что ты хочешь здесь найти? – спросил я у него.

– Все, что угодно. Сокровища, какую-нибудь тайну, может быть даже родовое проклятие…

– Родовое проклятие? – переспросил я изумленно.

– Да, хотя, пожалуй, его мне хотелось бы обнаружить меньше, чем что-то другое. Просто сама отделка двора черным деревом, это на удивление странное решение придать внутреннему двору замка еще большей мрачности, не могло быть не связано с какой-то темной историей.

– Так при чем же здесь родовое проклятие? Ты что-то знаешь? Тебе что-то известно? – допытывался я.

– Ровным счетом ничего. Все, что я могу сказать, основано не на фактах, а, скорее, на моих ощущениях. Я просто чувствую всем своим нутром, что здесь кроется какая-то тайна. Хозяин замка, обедневший чешский дворянин, буквально рыдал, когда подписывал купчую на замок. Если бы не его огромные долги, я думаю, сделка ни за что не состоялась.

Мне было забавно это слушать. Все казалось каким-то смешным и несерьезным. Старый замок, тайны, проклятия, призраки, спрятанный клад, который давно пора отыскать и обратить в наличные деньги. Я не стал говорить Томасу все, что думаю об этом, но, видимо, я плохой актер, поскольку он и сам догадался, что исследование старого фортификационного сооружения не вызывает у меня большого энтузиазма. Поэтому, он сказал, немного подумав:

– Если ты отыщешь здесь что-нибудь стоящее, клянусь, я дам тебе двадцать пять процентов стоимости того, что ты найдешь.

Вот это было уже интересно. Я даже перестал пить, когда услышал такое невероятное предложение. В самом деле, почему бы не покопаться в прошлом? Что если я найду здесь склад хорошо сохранившегося старинного оружия или какой-нибудь исторический документ, представляющий интерес для знатоков? Такая находка привлечет внимание к моей персоне, я прославлюсь и возможно неплохо заработаю.

Подумав, я спросил Томаса:

– Зачем же ты все-таки купил замок?

Он поморщился, как будто проглотил какую-то кислятину.

– Видишь ли, мне всегда хотелось иметь свой собственный замок. В этом что-то есть, не находишь? Что же касается сокровищ и прочих находок, то, признаюсь честно, мне не хватило собственных денег для этой покупки и я занял некоторую сумму, хм… довольно значительную у своего дяди…

– Почему же не у отца?

– У него я не хотел бы спрашивать ни пфеннига… Он достаточно помогал мне все эти годы.

– И долг перед дядей тебя тяготит, не правда ли? – ехидно спросил я.

Он улыбнулся во всю ширину своего баварского рта.

– О да, так оно и есть. Мне хотелось бы поскорее сквитаться с ним, поэтому я и пригласил тебя.

Я улыбнулся ему в ответ. Меня позвали как эксперта и не кто-нибудь, сам Томас Ленц, богатенький сынок состоятельных родителей. Впрочем, как выясняется, не такой уж и богатенький.

– Я так хорош? – снова спросил я ехидно, явно набиваясь на похвалу.

– Ты умеешь найти то, чего не видят другие. И ищешь там, где другие пройдут мимо.

– Кто жил здесь прежде?

– Я же сказал, один чешский дворянин.

– Это я хорошо запомнил. Кто владел Шварцерхофом до него?

– Карл Майснер.

– Кто это? Какой-нибудь граф?

Ленц хмыкнул. Только потом я понял, почему. Скажу и вам, если хотите. Ему нравилось то обстоятельство, что замком прежде владел не аристократ, а такой же как сам Ленц богач. То есть, человек незнатного происхождения запросто был хозяином замка и в этом нет никакой новизны и теперь.

***

– С чего же мы начнем? – спросил Томас, когда у нас не осталось больше никаких отвлеченных дел и можно было сосредоточиться на наших поисках.

Я немного подумал над этим вопросом, а потом поинтересовался у новоиспеченного феодала, есть ли кто-нибудь в замке из старой прислуги, хорошо знающий местные порядки.

– Есть несколько слуг, но самый старый из них и самый знающий, это мой лакей Пасслак.

– Нельзя ли поговорить с ним?

– Отчего же, он всегда готов услужить.

Томас вызвал лакея висевшим у стены звонком и через пять минут в гостиную вошел высокий худой старик. Он был сутул, седина его редких волос ослепительно блестела. На вид я дал бы ему не меньше семидесяти лет. Неудивительно, что он так долго шел на зов своего хозяина.

– Вы меня звали, хозяин? – спросил Пасслак усталым голосом.

– Да. Я хотел узнать, не было ли в замке каких-нибудь поисков или раскопок со стороны его прежних хозяев?

Кажется, этот вопрос не понравился Пасслаку. Он некоторое время обдумывал ответ, а потом сказал, что в замке нет никаких тайн, кладов, привидений, призраков, никаких тайных подземелий и подземных ходов. Рядом протекает река и любой подземный ход был бы немедленно затоплен.

Я сразу понял, что от этого вредного старика ничего не добиться и мы отпустили его с миром. Оставалось уповать на мою знаменитую интуицию и чутье искателя.

Мы стали искать самостоятельно.

***

В один из дней, произошло нечто такое, что навело нас на след. Утром, по обыкновению мы завтракали и пили горячий кофе. Томас был рассеян и невнимателен, очевидно, еще не до конца проснувшись. Я же, сразу заметил, что Пасслак ведет себя как-то странно. Он будто бы чувствовал себя не в своей тарелке, пытался поскорее обслужить нас и улизнуть. Почему? Ответ пришел сам собой. Я умышленно заставил его подойти ко мне поближе, чтобы взять еще одну салфетку и обратил внимание, что его бледное лицо выглядит как-то необычно. Незаметно наблюдая за стариком, чтобы не напугать его, я рассмотрел следы грима на его щеках. Что бы это значило? Ответ пришел сам собой. На его руках я увидел красные пятна. Такие большие, что можно было заподозрить, солнечные ожоги или попросту говоря, сильный загар. Как это можно объяснить? Где этот человек мог так сильно загореть за один день, если еще вчера он был бледен как смерть? Если на дворе ранняя весна, а погода стоит пасмурная уже вторую неделю?

Когда лакей, наконец, ушел я сообщил Томасу о своих наблюдениях.

– Ты уверен, что не ошибся? Это был грим? Если его руки в пятнах, это легко объяснить, например, обычными ожогами. Старик обжегся на кухне и не захотел, чтобы об этом знали другие.

– Нет. Это точно был грим. В Мюнхене я дружу с одним актером и не раз бывал у него в гримерке. Я видел, как выглядит грим, нанесенный на лицо.

– Хорошо, допустим это грим. А что, если он обжег и лицо, допустим, открыв кастрюлю с кипящей водой?

– Да, такое могло быть, но где бы он взял грим?

Томас покачал головой.

Итак, вчера Пасслак был в полном порядке. Последний раз я видел его вечером, в семь часов. Он выглядел нормально, был спокоен и сосредоточен. Что могло измениться за эту ночь?

– Давай спросим у него за обедом, зачем он был вынужден использовать косметическое средство, чтобы скрыть проблемы с кожей? – предложил хозяин замка и я согласился.

В обед Томас Ленц задал прямой вопрос Пасслаку и явно застал того врасплох.

– Я… я… у меня аллергия, господин Ленц – жалко пролепетал старик и стал извиняться, что не сказал об этом раньше. Он уверял, что она не заразная и скоро пройдет, однако, словно в противоречие сказанному, попросил найти ему замену на три дня.

Томас грубо отказал ему, чем удивил меня. Только когда Пасслак ушел, хозяин замка подмигнул мне и сказал, что тут дело нечисто и нужно разобраться.

– Именно поэтому, я решил не отпускать его и немного припугнуть. Во всяком случае, я надеюсь, что в следующий раз, когда я буду спрашивать его, он не осмелится мне врать.

Увы, следующего раза не случилось. Тем же вечером Пасслак пропал.

Когда обнаружилось, что через ворота он не выходил, Томас немедленно устроил допрос прислуге и мы выяснили, что последний раз Пасслака видели возле Горбатой башни. Он крутился там, явно нервничая и постоянно оглядываясь.

Мы вооружились мощными фонарями и обыскали башню сначала проверив ее верхние этажи, хотя это была пустая затея. Если старик надумал сбежать, то очевидно он воспользовался каким-то неизвестным подземным ходом, а не веревочной лестницей. В его возрасте такие трюки попросту противопоказаны. Тем более, что никаких веревочных лестниц, спущенных из окон Горбатой башни, мы не нашли.

– Значит, в замке есть подземный ход? – с надеждой спросил меня Ленц. Сейчас он совсем не напоминал холодного и расчетливого хозяина замка. Мне показалось, что в нем есть что-то от обычного человека, раз он походит на него в определенные минуты.

– Не думаю, что из Горбатой башни. Она ближе всех к реке, а наличие воды не способствует подземным земляным работам.

– И все же, надо попробовать поискать там. Ведь Пасслака видели именно у этой башни.

Поиски отняли у нас немало времени. Искать приходилось наугад, не имея никакого разумного плана.

В конце концов, мы нашли в дальней стене небольшой рычаг в самом низу. Ленц с торжествующим видом потянул за него, ожидая раскрытия тайного хода, но ничего не произошло. Четверть часа мы теребили эту рукоятку, вделанную в каменную стену, но ничего не добились. На моего старого знакомого было больно смотреть. Он жутко не любил разочаровываться, хотя скажу честно, я и сам такой. Мы снова стали искать что-нибудь и очень скоро обнаружили еще один подобный рычаг с другой стороны этой же стены. Я переглянулся с Томасом. Идея озарила нас одновременно. И также одновременно мы потянули за рычаги, рассчитывая на успех. Раздался шум отодвигаемой стены и между нами образовался небольшой свод, куда можно было протиснуться, наклонив голову.