Текст книги "Демократия для белых. Свобода без равенства и братства!"

Как победил Галилеянин

Убить берсерка

В изначальном арийском язычестве, с точки зрения христианина, много есть такого, что можно квалифицировать как предчувствие Христа. Один распял себя на ясене Иггдрасиль, дабы постичь тайны рун. Этот сюжет явно пророчествующий о другом Распятом. Кстати, именно так – «Распятый» – подписывал свои последние послания «убивший Бога» Ницше.

То есть в христианской перспективе в язычестве были смешаны в разное время и в разных местах в разных пропорциях – очень разные – темные и светлые, духовные влияния.

Но когда организм гибнет, то в земной реальности могут остаться только кадавры, призраки. Строить на их основе религию чревато вечной погибелью.

Когда приходится слышать, что, мол, сейчас идет скрупулезная работа по «реконструкции» языческой традиции, это вызывает, по меньшей мере, недоумение. Можно ли в материальной реальности реконструировать здание, от которого осталось буквально несколько стопроцентно аутентичных кирпичей, и при этом не сохранилось ни одного его чертежа или хотя бы картины, изображающей его «в целом». Имеются только зарисовки отдельных фрагментов. Разумеется, любой историк скажет, что здание, построенное «по мотивам» взятого за образец, будет во всех смыслах «новоделом»…

Правда, некоторые нынешние «паганцы» сами признают свою «веру» не религией, а «мировоззрением». Но «мировоззрение» не спасает в смертный час. Не помогает обрести надежных проводников при переходе по ту сторону. А именно на это ориентированы и православие, и буддизм, например. Они целиком сосредоточены на решении «проблемы бессмертия».

И христианство победило именно потому, что доказало язычникам первых веков Новой эры, что реально способно ее решить. Доказали мученики, погибавшие от клыков зверей, на раскаленных сковородках, под мечами легионеров. Доказали абсолютным своим бесстрашием и бескомпромиссностью.

До нас дошел уникальный документ – письма святого Игнатия Богоносца своим ученикам. Слал он их по ходу перемещения своего по имперским просторам. Везли же его в Рим на казнь. Сторонники святого хотели освободить его, выкупить у стражи или просто устроить побег. Но Игнатий категорически запретил им «спасать» себя.

Для современного либерально мыслящего существа письма эти – послания мазохиста. Ведь святой даже с какой-то пугающей радостью предвкушает встречу со зверями на арене Колизея. Но это радость воина, готового выйти на бой, к которому он готовился всю жизнь, на бой с дьяволом. И он уверен в своих силах, потому что знает – с ним Господь. А значит, его ждет победа. И эта абсолютная победа над «ветхо-человеческим» в себе станет его дверью в Вечность.

И зрители кровавых шоу постепенно стали понимать, в чем тут дело. Они столкнулись с непостижимой и беспримерной духовной Силой. И склонились перед ней и покорились ей.

Но демонстрация абсолютного «силового» превосходства новой веры бывала и иной. Например, в исландской «Саге о Гисли» рассказывается о том, как два воина-проповедника несли слово Божие суровым жителям северного острова.

Были у них и радикальные дискуссии с местными ведьмами, и поединки с «несогласными», но переломным аргументом в их миссии стало убийство берсерка.

Как-то два воина пришли на некий праздник и обнаружили, что хозяева в тревоге. Оказалось, что они опасаются актов беспредела со стороны берсерка, который собирался нагрянуть к ним в гости. В округе он был известен абсолютной отмороженностью и неуязвимостью. Помимо всего прочего, он, например, умел невредимым проходить сквозь огонь.

Проповедники предложили зажечь три костра. Один – обычный, второй «закодировал» кто-то из местных колдунов, а третий они освятили именем Христовым. Берсерк без проблем преодолел два первых препятствия. А перед последним попятился. В тот же миг один из миссионеров ударом меча отсек ему руку. Тут же на отморозка набросились прочие гости, и он был изрублен.

Итогом этой оригинальной проповеди стало крещение большинства присутствующих. Они тоже убедились в неодолимой силе новой веры.

Так и император Юлиан Отступник, попытавшийся реставрировать в Риме язычество, умирая от смертельной раны, полученной в восточном походе, по преданию, прошептал: «Ты победил, Галилеянин». Христос оказался сильнее тех богов, на которых полагался император. Юпитер не спас его от парфянской стрелы…

Христианство дало истинным кшатриям новый, высший смысл. «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной», – сказал апостол Павел. С тех пор и доныне воины-христиане – участники битвы вселенского масштаба.

Прозрение Генона

Как же, спросят оппоненты, Вера бесстрашных и беспощадных воинов стала религией «жирных попов» и оправданием для всяких неадекватов? Ответ можно найти у великого традиционалиста Рене Генона.

Он обратил внимание на то, что изначальное послание Христа резко отличается от проповеди Моисея или Мохаммеда. И тот, и другой дали своим последователям собственно религии, то есть системы, в которых имелись как эзотерическая (чисто духовная, обращенная к избранным), так и экзотерическая (социально-нормативная) составляющие. А вот в Евангелиях последний блок начисто отсутствует.

Действительно, в Коране, например, даются подробные указания относительно того, как справлять большую нужду в пустыне. Христос ни о чем похожем апостолам указаний не давал.

Абсолютно очевидно, что все проповеди Иисуса имеют одну цель – трансформацию личностей слушателей, чтобы сделать их пригодными для Царства Божия. То есть это чистая эзотерика. Это Путь к обретению Вечности. Поэтому все, что существует в потоке времени, в «мире сем», князь которого – дьявол, для Христа всего лишь материал для притч.

При этом адресаты его – немногие, которых он стремится «выловить» из моря обреченных. Он говорит: «Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют». И еще: «Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званных и мало избранных», «Никто не может прийти ко мне, если то не дано будет ему от Отца моего».

Эти слова могут быть легко поняты исходя из духовно-кастовой ситуации. Помимо каст, разделяющих людей на определенные психофизические типы, (брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры) и в Индии, и в Средиземноморье посвященные знали и о другом делении.

Учителя Тантры говорили, что есть «пашу» (люди-животные), «вирья» (герои) и «дивья» (полубоги). Причем член касты брахманов (особенно в период, когда она окостенела и стала наследственной) мог при ближайшем рассмотрении оказаться «животным» по своей духовной (антидуховной) сути. Собственно такими и были жрецы-фарисеи.

Мистики эллинизированного Египта говорили о том, что человеческие существа изначально делятся на гиликов, психиков и пневматиков – людей «плотских», «душевных» и «духовных». Очевидно, что Христос обращался исключительно к двум последним категориям. И только они могут спастись. У «плотских» нет шансов.

При этом «духовные» практически предопределены стать «гражданами» Царства Божьего. У «душевных» есть шанс. Но если они его не используют, то вполне могут деградировать до «животного» состояния. Характерна фраза из послания апостола Павла, адресованная его ученикам и призывающая их к бдительности: «Вы еще душевные…»

То есть учение Христа изначально было сугубо элитарным, предназначенным для людей особого рода. И предписания, которые содержатся в Евангелиях, имеют сугубо духовный смысл. Они никоим образом не нормы человеческого общежития.

Однако последние на рубеже Новой Эры в Средиземноморье были не просто размыты, а начисто сгнили и фактически перестали существовать. Моральное разложение широких масс было таково, что требовалось срочно дать им новые нормативы.

Поэтому империя и приняла Христианство. И начала активно внедрять его во все слои тотально деградировавшего населения. Новые заповеди создали новую цивилизацию – цивилизацию триумфа Духа – средневековую Европу.

Однако для того чтобы Вера была воспринята «животными» массами, потребовалась ее адаптация, в ходе которой и произошло постепенное сокрытие изначально очевидных смыслов. А некоторые были извращены и приобрели обратное исходному звучание.

Так Путь для избранных и стал «религией рабов»…

Против природы

А между тем христианское «повстанчество» куда радикальнее любых иных форм бунта. Язычник гармоничен. Вселенная и законы природы его в целом устраивают. У него могут быть претензии исключительно к общественно-политическим аспектам наличного бытия.

Для христианина «мир во зле лежит». Причем «лежит» не каким-то одним боком, а всецело. То есть все в нем под вопросом. Неочевидно, сколько в каждом конкретном объекте от замысла Божьего, а сколько – следствие катастрофы грехопадения. Грех же (то есть извращение) через человека вошел в мир и заразил его тотально.

Христос говорит ученикам своим: «Вы не от мира сего». Это не значит, что они, мол, «странные» и «неадекватные» (так этот термин толкуется простонародной традицией). Это значит, что не сей конечный и разорванный мир их родина. Нет, они граждане Вечности. «Князь мира сего» – дьявол. Поэтому и «законы природы» – его законы.

Во французском гангста-боевике «Доберман» бандит с погонялом «Питбуль», будучи под дурью какой-то, смотрит телепрограмму типа «В мире животных». На экране лев терзает зебру. И гангстер сквозь слезы начинает бормотать: «Сраная природа, сраная природа…» «Что сраное?» – интересуется у него подельник. «Что сраное? А, лев жрет зебру? Смотри, какая она здоровая. Это, просто, чемпион-зебра. А лев ее все равно сожрал», – смеется тот.

Первый – потенциальный христианин. Второй – стихийный язычник. Пускай ни тот, ни другой смыслом бытия не озабочены. Все дело в спонтанных реакциях. Они все всегда выявляют.

Короче говоря, если вас мир как таковой, со всеми «растерзанными зебрами», устраивает, то вы – язычник. А если нет – христианин, ну или буддист, в крайнем случае. Между учениями Христа и Будды, между прочим, гораздо больше общего, чем между проповедью Иисуса и исламом с иудаизмом. Для последних – все от Аллаха или от Яхве. И добро, и зло. А Сатана хоть и присутствует в этих вероучениях, но никак не является хозяином бытия. Так что некая единая «авраамическая традиция» – миф.

Для буддиста жизнь – страдание, для христианина – «дьвольский водевиль». Или, как говорит мистический гитлерист Мигель Серрано, «сказка, рассказанная идиотом». У него своя, ариософская версия Кристианства (именно через «К»).

Знаменитую фразу Тертуллиана (один из отцов Церкви) «верую, потому что абсурдно» часто приводят в качестве примера «мракобесия» и отказа прислушиваться к доводам разума. Но подлинный ее смысл в том, что личность, осознавшая абсурдность миропорядка, понимает, что Истиной может быть только то, что абсурдно, согласно законам «мира сего».

Тему противостояния Бога и мира довели до предела гностики. Они полагали, что мир не захвачен, а сотворен дьяволом. Что, несомненно, – ересь, поскольку провоцирует терпильские настроения. Ведь если Сатана не оккупант и узурпатор, получивший власть над творением, вследствие предательства Бога человеком, а и есть сам создатель собственной персоной, то бессмысленно и пытаться отвоевывать у него по фрагментам время и пространство (например Русь Святую).

Надо пассивно ждать Светопреставления, когда дьявольский мир сгинет, и явится неведомый, вовсе потусторонний Отец, каковой и спасет из пучины огня избранных. Но истинные христиане – воины. Они не ждут, они сражаются…

Философы-экзистенциалисты полагали, что мир не отвечает запросам человека. Прежде всего, потому, что невозможно смириться со смертью того, кого любишь. Ничем нельзя эту утрату оправдать. Кстати, «Питбуля» «пробило» на антиприродные «телеги» после того, как полицейский застрелил единственное дорогое ему существо – щенка, которого он даже на дело с собой брал.

Для человека с христианским сознанием (даже если он считает себя безбожником, как те же экзистенциалисты) смерть тотально неприемлема. А для язычника она – закон природы. И это действительно так. Но христианство – восстание против смерти, а значит, против законов природы.

«Не любите мира и того, что в мире» – говорит Он, потому что в «мире сем» нет любви. Она родом из Иного. Слишком она противоречит, опять же, законам природы.

Язычники скажут, что, мол, ради любви этой христиане крови пролили немеряно. Все так. И ничего удивительного. Христос предупреждал же, что «не мир принес, но меч».

Истребители хананеев

Одно из извращений – утверждение, что христианство лояльно любой власти. Основывается оно на речении Спасителя: «Отдайте кесарю кесарево». Однако смысл ее иной. Она опять-таки обращена к группе посвященных, которых Учитель просто призывает не «заморачиваться» мирскими проблемами, а идти прямым путем в Царство Божие.

Об отношении к государству как таковому (как и о многом ином чисто земном) Христос не считал нужным говорить, поскольку однажды заметил, что вовсе не пришел опровергнуть сказанное в Законе Моисея и возвещенное пророками. Он пришел дать Жизнь Вечную. Нормативы же Ветхого Завета необходимо соблюдать, дабы не скатиться в «животное» состояние, но для прорыва в «духовное» их недостаточно.

Вечный соблазн для многих правых – почему, мол, Истина была явлена евреям? Между тем ответ очевиден. Во-первых, надо учитывать, что древние евреи отличаются от нынешних куда сильнее, чем дружинники князя Владимира от нынешних россиян.

Ну, а главное в том, что знание о Сущем провиденциально должно было открыться на расовом и цивилизационном перекрестке – в Палестине, дабы шанс спастись получили все, кто к спасению призван. А доверен был Ковчег Завета народу самому в том регионе анархическому и безгосударственному, но в то же время уже достаточно культурному, чтобы суметь прочитать то, что высечено на скрижалях.

Поклонение фараонам и царям, согласно Библии, откровенное богохульство. Да и вообще, не должен человек над человеком властвовать. Только Бог – единственный и бесспорный владыка. И он же – единственный гарант свободы.

Безбожный мир (лишенный знания об истинном Создателе) – царство тирании и безумия. В монархиях Древнего Востока человек был рабом от рождения. А римские цезари именно от бесконтрольности (что снизу, что сверху) впадали в кровавый маразм.

Моисей получил от Бога завет жить совсем иначе. И обосновавшись в Палестине, евреи создали федерацию колен-республик, отношения между которыми регулировали судьи – толкователи Слова Божьего.

Но нести «бремя» свободы (личной ответственности за свою судьбу) всегда было нелегко, и «избранный народ» возжелал того, кто возьмет всю полноту ответственности на себя. Захотел жить не по Божьему Закону, а по человеческим велениям.

После того как судья Гедеон одержал победу над «народами Востока», евреи обратились к нему с призывом: «Владей нами, ты и сын твой, и сын сына твоего; ибо ты спас нас от руки мадианитян». Гедеон же ответил им: «Ни я не буду владеть вами, ни мой сын не будет владеть вами; Господь да владеет вами».

Тем не менее уже один из его сыновей не удержался и пошел навстречу «народным чаяньям», стал царем и поубивал братьев, которые могли бы стать конкурентами. Очевидно, что сей библейский рассказ однозначно утверждает: монархия – никак не дар Божий, а, напротив, следствие грехопадения и деградации.

Господь благословляет политические свободы, но при условии, что люди, ими пользующиеся, сознательно принимают нормативы, Им заповеданные, и следуют оным. Более того, свободы и возможны, с одной стороны, и востребованы, с другой, ровно до тех пор, пока люди помнят, Кто является их источником.

Как только вера в Высший Авторитет слабеет, становится востребован авторитаризм. Этого не понимают анархисты-атеисты. Они веруют (как и все леваки) в человека и игнорируют его извечную склонность ко греху, то есть к деградации. Отсюда убежденность, что, устранив данную конкретную систему угнетения, они получат «рай на Земле».

Но система угнетения будет воспроизводиться вновь и вновь. Иерархия – это принцип бытия. Однако она совсем не обязательно должна быть пирамидой подавления. Она может быть иерархией свободы и справедливости. Ведь древнеримские республиканцы были убеждены: справедливость – это добродетель, воздающая каждому свое.

А христиане знают: иерархия – отличительный признак ангельского мира, где каждый «чин» на своем месте, не в силу принуждения, а в силу осознания своей миссии. Смешение же и хаос – результат дьявольской активности. Из них и произрастает тирания.

Блистательное Средневековье

Паладины Свободы

Идеальный кастовый порядок, торжество Духа, Царство Чести и Верности – это Средневековье – с XI по начало XIV века. Христианство породило касту новых брахманов и дало мощную духовную мотивацию аскетизму и жертвенности.

И если обратиться к главному критерию – качеству личностей, – мы обнаружим, что эта эпоха не имеет себе равных по количеству святых и героев. И воплощением средневекового духа стали рыцарские ордена, они были хранителями высшего смысла бытия европейской цивилизации. Генон совсем небезосновательно полагал, что враг рода человеческого восторжествовал после сожжения тамплиеров.

Очевидно, что Орден Храма был уничтожен в результате заговора, автором которого был первый по-настоящему последовательный абсолютист Европы – Филипп Красивый. Его политика сводилась к поступательному ущемлению прав духовенства, дворянства, горожан. Кстати, опирался он на внесословную группу «государевых людей», именовавшихся легистами (законниками). Кстати, апологеты Цинь Шихуанди называли себя так же.

Тамплиеры, мало того, что были серьезной военной силой (подчинялись напрямую папе римскому), так еще и обладали серьезными финансовыми ресурсами. Абсолютистские поползновения в период расцвета своей мощи они пресекали с порога. Характерен диалог между королем Англии Генрихом III и Великим магистром ордена.

«Вы, тамплиеры… – заявил король, – имеете столько свобод и хартий, что ваши безграничные возможности наполняют вас гордыней и наглостью. То, что вам было так неосмотрительно дано, должно быть предусмотрительно взято обратно, и то, что вам было по неосторожности пожаловано, должно быть продуманным образом отобрано». Но магистр холодно парировал: «Что говоришь ты, о, король! Неуместные слова твои больно слышать. Пока ты будешь справедлив, ты будешь царствовать; но если ты нарушишь справедливость, ты перестанешь быть королем!»

Средневековое рыцарство в лучших своих представителях – идеал абсолютной свободы – политической и духовной. Воины Античности были порабощены демонами, и только во Христе обреталась подлинная свобода – свобода от греха. Ведь грех – это не есть некий моральный проступок. Термину «грех» в греческом языке соответствует понятие «попадание мимо цели». То есть мимо Спасения. Грех – это извращение заданных Свыше нормативов.

Тамплиеры были воплощенным единством двух высших каст и живым символом крестоносной идеи. А именно она без преувеличения была Идеей-правительницей Европы в течение без малого трех веков. И предали ее монархи в союзе с третьей кастой.

Тамплиеры не раз заявляли во всеуслышание, что исламисты Египта (они со времен султана Саладина были главными врагами христиан) успешно противостоят крестоносному натиску только благодаря тому, что купцы Венеции, Генуи и Пизы шкурно в этом заинтересованы. Враги Гроба Господня были выгодными торговыми партнерами итальянских вайшьев. И они торпедировали все попытки организовать экономическую блокаду Египта. И они же переориентировали позорный Четвертый крестовый поход с Египта на Константинополь, организовав истребление единоверцев.

Обвинения, выдвинутые против рыцарей Храма, и сегодня многими воспринимаются как вполне достойные доверия. И более того, многие поколения оккультистов, опираясь на них, возводят свою родословную к сподвижникам Жака де Молэ. Однако доказано, что «признания» были получены под пытками. И там, где они не применялись или палачи не слишком усердствовали (то есть практически везде, кроме Франции и Папской области), все обвинения были отвергнуты.

Еще в ходе процесса самими тамплиерами был выдвинут простой и логически неопровержимый довод. Они задавали судьям вопрос: «Как могли тысячи знатных дворян на протяжении многих десятилетий вступать в орден, дабы служить Христу, и, столкнувшись еще при посвящении со всеми приписываемыми братьям гнусностями, смириться с ними и оставить их втайне?»

Да, судя по всему, ими практиковались некие специфические обряды, превратно истолкованные. Например, пресловутое «отречение» могло быть символическим напоминанием о падении апостола Петра. Могло быть неким испытанием, имевшим в виду постоянную угрозу попасть в руки к мусульманам и быть под угрозой смерти принуждаемым к переходу в ислам. Разное могло быть. Не могло быть только того, что приписывали им подручные короля Филиппа.

Ведь свою преданность Кресту тамплиеры не раз доказывали кровью.

Так, после роковой для Иерусалимского королевства битвы при Хыттине пленным тамплиерам был предложен выбор: принять ислам или умереть. Никто из 230 рыцарей не изменил Христу. И все они были обезглавлены.

Иерусалимская республика

В наше время тамплиерам приписывают и вовсе экстравагантные грехи. Сейчас разного рода половыми девициями никого не удивишь, поэтому их обвиняют в геополитических извращениях. Например, есть версия европейского происхождения Чингисхана и его окружения. И что поход был замыслен «коварными храмовниками».

Это «аргументированное» обвинение также несложно опровергнуть, обратившись к подлинным событиям. Именно тамплиеры сорвали крестоносно-монгольский альянс. Когда тумены хана Хулагу, незадолго перед этим покорившего Иран, готовились к вторжению в Сирию, некоторые бароны Заморья да и политики Европы уповали на то, что их удастся использовать в борьбе с мусульманами. Надежды питал тот факт, что среди монголов имелся некий процент христиан-несториан.

Но храмовники совершили рейд на территории, подконтрольной монголам. А затем абсолютно в спартанском стиле перебили их послов, явившихся предъявить за это претензии. Вожди ордена провозгласили: «если придут монгольские черти, то они найдут слуг Христа готовыми к бою».

В итоге монголы потерпели поражение от исламистов, которые позже вытеснили из Палестины и крестоносцев. Казалось бы, где логика? Почему тамплиеры не стали действовать по принципу: «враг моего врага – мой друг». В данном случае, похоже, «желтая угроза» казалась им ничуть не меньшей, чем «зеленая».

А кроме того, иной раз, анализируя «необдуманные» действия тамплиеров, кажется, что и не стремились они к материальной победе. Единственной их целью было умереть за Иисуса…

С либеральной точки зрения, необъяснимо, каким образом вышло так, что две самые «гуманные» религии – христианство и буддизм – породили сословия абсолютных воинов – средневековое рыцарство и самураев. Ответ очевиден: оба духовных пути сущностно «антигуманны». Потому что призывают к отречению от конечного, человеческого в себе во имя обретения вечного, божественного.

Готфрил Бульонский, отправляясь в Первый крестовый поход, продал все свое имущество, включая родовой замок. И он после Великой Победы был избран королем Иерусалимским. Однако, приняв бразды правления, он не принял титул, ибо вечным Царем Священного города считал Христа. Им были утверждены «Иерусалимские Ассизы» – нормативные акты, гарантировавшие подданных от абсолютистских притязаний со стороны его преемников.

Согласно этому документу всем был гарантирован справедливый суд. И справедливость его обеспечивала кастовость оного. Вот что писали о законах Святой Земли современники: «Герцог Готфрид учредил две светлые палаты: одну – Верхнюю палату, где сам был председателем и судьею; а другую – Палату граждан, в которой он вместо себя поставил одного из баронов, чтобы он был председателем и судьею, и называли его виконтом. Судьями же Верхней палаты он назначил своих баронов-рыцарей, которые клялись ему в верности на основании данной ими присяги; а Палату граждан составил из жителей города, самых честных и умных, какие только нашлись…Ассизы же и обычаи обеих Палат походили одни на другие не во всем, ибо знатные бароны и те, которые обязаны королю верностью, и король им, также их вассалы и рыцари не должны быть судимы, как граждане; а граждане, равно как и чернь и простой народ, не могут быть судимы, как рыцари».

Но изначальные аскетизм и культ Правды Божьей не долго правили Иерусалимским королевством. Инорасовое окружение, «восточная роскошь» способствовали стремительному разложению латинян «Заморья». Благочестивые мотивы уступали сугубо земным влечениям.

В Европе этот процесс шел не столь стремительно, но так же неуклонно. И деградация проникала в высшие касты посредством двух «первоверховных» грехов – гордыни и стяжательства.

«Рыба всегда гниет с головы», и разложение всегда начинается с брахманов. Если бы католический клир не поразила коррупция, если бы папы не принялись бороться за светскую власть, короли никогда бы не решились на абсолютистский бунт против кастового порядка. А европейские «герои» их никогда бы в этом деле не поддержали.

Рыцарь без головы

 
– Любо видеть мне народ
Голодающим, раздетым,
Страждущим, не обогретым!
(…)
 
 
Чтоб вилланы не жирели,
Чтоб лишения терпели,
Надобно из года в год
Век держать их в черном теле.
 

Вышеприведенные строки в советских учебниках по истории приводили в качестве иллюстрации исключительной лютости феодалов, их классовой ненависти к простым французским труженикам. Правда, автор не указывался. А был им великий трубадур и отважный рыцарь Бертран де Борн (1140–1215). Опускались и прочие строки его гениального Сирвента. А между тем они с предельной четкостью и последовательностью, да к тому же в высокохудожественной форме обосновывают «свирепость» автора:

 
– Нрав свиньи мужик имеет,
Жить пристойно не умеет,
Если же разбогатеет,
То безумствовать начнет.
Кто своих вилланов холит,
Их ни в чем не обездолит
И им головы позволит
Задирать – безумен тот.
Ведь виллан, коль укрепится,
Коль в достатке утвердится,
В злости равных не найдет —
Все разрушить он стремится.
 
 
Если причинят виллану
Вред, увечье или рану,
Я его жалеть не стану —
Недостоин он забот!
Если кто о нем хлопочет,
Он тому помочь не хочет
Хоть немножко в свой черед.
Злобой он себя порочит.
 
 
Люд нахальный, нерадивый,
Подлый, скаредный и лживый,
Вероломный и кичливый!
Кто грехи его сочтет?
Он Адаму подражает,
Божью волю презирает,
Заповедей не блюдет!
Пусть Господь их покарает!
 

Блестящая характеристика шудр! Ни добавить, ни убавить… И, между прочим, мысли Бертрана перекликаются с формулой русского белоэмигранта философа-государствоведа Николая Алексеева: «Царство всеобщего достатка, даже богатства, может быть по существу своему просто большой свинарней, в которой жрут и валяются в грязи». И только таким и может быть общество, в котором «дана воля» низшим кастам. Опутанные гуной тамас они, не подвергаясь более лишениям, хоть как-то облагораживающим душу напоминанием о неизбежности смерти, начинают жить так, словно они вечны и праздник плоти нескончаем.

Сам же Бертран был абсолютным, тотальным кшатрием, что засвидетельствовал не только мечом, но и пером:

 
– Люблю я видеть, как народ,
Отрядом воинским гоним,
Бежит, спасая скарб и скот,
А войско следует за ним,
И радуясь душою,
Смотрю, как замок осажден,
Как приступом берется он,
Иль вижу над рекою
Ряды построенных полков,
Укрытые за тын и ров.
И также люб тот рыцарь мне,
Что, первым ринувшись вперед,
Бесстрашно мчится на коне
И войску бодрость придает
Отвагой удалою.
Лишь только битва закипит,
Пусть каждый вслед за ним спешит,
Рискуя головою:
Достоин тот похвальных слов,
Кто и разить, и пасть готов!
Дробятся шлемы и щиты
Ударом палиц и мечей.
Редеют воинов ряды,
И много мечется коней,
Не сдержанных уздою.
Кто соблюдает честь свою,
Быть должен одержим в бою
Заботою одною —
Побольше размозжить голов.
А страха нет для храбрецов!
Жизнь в мире мне не дорога:
Не любо есть мне, пить и спать.
Люблю я крикам «На врага!»
И ржанию коней внимать
Пред схваткой боевой;
Мне любы крики «Помоги!»,
Когда сшибаются враги
И бьются меж собою,
И средь поломанных древков
Мне любо видеть мертвецов.
 

То есть для него праздником было не ублажение плоти, а ее умерщвление. Поначалу чужой, а в конце жизни – собственной. Последние годы Бертран провел в том же монастыре, в котором проходил обучение в детстве. И этот ход очень напоминает традиции индостанских ариев, считавших очень правильным и даже нормативным на склоне лет погрузиться в уединение и аскезу.

Данте в своей «Божественной комедии» направил Бертрана в ад. Причем участь ему определил довольно сюрреалистическую – вечно бродить по преисподней, собственной отрубленной головой освещая себе путь:

 
Я видел, вижу, словно и сейчас,
Как тело безголовое шагало
В толпе, кружащей неисчетный раз,
И срезанную голову держало
За космы, как фонарь, и голова
Взирала к нам и скорбно восклицала…
 
 
«Знай: я Бертран де Борн, тот, кто в былом
Учил дурному короля Иоанна.
Я брань воздвиг меж сыном и отцом…
Я связь родства расторг пред целым светом;
За это мозг мой отсечен навек
От корня своего в обрубке этом».
 

Великий итальянец создал, конечно, гениальный и вечный текст, однако судить о посмертной участи рыцаря все-таки не ему, особенно учитывая, как провел свои последние годы Бертран.

А вот о том, за что Данте был к нему столь немилосерден, повествуют средневековые «Жизнеописания трубадуров»:

«Бертран де Борн был владетель замка в епископате Перигорском – замка под названием Аутафорт. Беспрестанно воевал он со своими соседями – графом Перигорским и виконтом Лиможским, с братом своим Константином и с Ричардом, пока тот был графом Пуатье. Был он доблестный рыцарь и храбрый воин, куртуазный поклонник дам и трубадур отличный, сведущий в законах вежества и сладкоречивый, равно рассуждать умевший о добре и худе. Когда бы ни пожелал, всегда умел он заставить Генриха короля и сыновей его поступать по его указке, а желал он всегда одного: чтобы все они – отец, сын и брат – все время друг с другом воевали. Желал он также, чтобы всегда воевали между собой король французский и король английский. Когда же они мир заключали или перемирие, тотчас же старался он сирвентами своими этот мир разрушить, внушая каждому, что тот себя опозорил, заключив мир и пойдя на уступки. И от этого получал он великие блага, но и бед претерпевал немало».