Текст книги "Демократия для белых. Свобода без равенства и братства!"

На дальних берегах

Остров избранных

Когда норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый начал высокопатриотичную борьбу за объединение северных земель, нашлись «отщепенцы», не пожелавшие увидеть в ней глубокого исторического смысла, который оправдывает посягательства на их личные права. И они покинули родину. Они стали новым народом – исландцами.

Система, которая была создана на «Ледяном Острове», абсолютно уникальна. Но уникальны были и эти люди. Добровольными эмигрантами стали знатные бонды (владельцы крупных хозяйств) и их близкие. Они не пожелали признавать над собой безраздельную власть конунга и на новой земле установили порядок, исключавший возвышение одного за счет других.

Неверно называть исландскую систему «демократией», «республикой», потому что это вообще было не государство. Прежде всего, потому, что отсутствовала как таковая самая основная, порой поглощающая все прочие, ветвь – исполнительная. Не существовало ни аппарата принуждения, ни органа, полномочного кого-то к чему-то принудить.

Бонды жили на хуторах, никак друг от друга не завися. А «распри», которые между ними, естественно, возникали, поскольку это было общество абсолютных кшатриев, предельно бдительно относившихся к посягательствам на честь ли свою, добро ли, разрешались на тингах.

Вся Исландия была поделена на четыре четверти (по сторонам света). В трех четвертях было по три тинг, в Северной (из-за непростого рельефа местности) – четыре. Собирались эти ассамблеи свободных островитян по весне и разбирали дела тех, кто причислял себя к определенному тингу. Тяжбы «федерального» значения рассматривались на Альтинге – всеисландском собрании, проходившем летом и длившемся 2 недели. На нем не только выносились приговоры, но и оглашались новые законы. То есть северяне объединили законодательную и судебную власть воедино.

Председательствовал на Альтинге законоговоритель. Его избирала Лагретта – коллегия жрецов-годи. Каждый из них содержал родовое капище и был лидером группы бондов, входивших в его годорд.

Выполнение решений альтинга было делом самих истцов или любого, кто брался за это дело. Бонды не нуждались ни в полицейских, ни в палачах, ни в судебных исполнителях. Разумеется, не было и такого вида наказания, как «лишение свободы».

Смертная казнь была мерой исключительной и применялась безоговорочно только к тем, кого, по мнению суровых скандинавов, нельзя было считать людьми – к виновным в изнасиловании и гомосексуалистам.

Прочие преступления карались, как правило, вирами – штрафами, налагавшимися на ответчика в пользу истца. Но бывали и более суровые меры – изгнание с острова на три года, например. Иногда подобные решения способствовали великим географическим открытиям. Так, изгнанник Эйрик Рыжий обнаружил Гренландию. А его сын, Лейф Эйриксон, и вовсе Америку.

Но помимо изгнания, за особо тяжкие провинности человек мог быть объявлен вне закона. И с этого момента любой желающий мог его убить совершенно невозбранно. Что с неизбежностью рано или поздно и происходило.

Весьма показателен порядок принятия исландцами христианства. Не было никаких террористических ужасов, не было никаких конунгов, желавших с помощью новой веры поработить свободный народ. Этот народ сам, совершенно свободно на Альтинге принял решение стать христианским. И годи плавно превратились в священников…

Почему все это работало? Потому что, во-первых, указанные нормы рассматривались как священные, а во-вторых, расово-кастовое качество этих людей было совершенно исключительным. Отсюда и способность жить в саморегулирующейся системе, превосходящая все нам известные исторические примеры.

Кроме того, помимо этих «субъективных» факторов, имелся и важный «объективный». Исландцам никто не угрожал ни вторжением, ни на самом острове. Потому и не было нужды в едином военном вожде. А институт монархии никогда северянами не считался священным.

Высшими ценностями для них были свобода и порядок. Причем именно в нерасторжимом синтезе. Мидгард – мир людей – это территория, отвоеванная у сил хаоса. Но они всегда стремятся поглотить этот островок в океане космического огня и мрака. Асы и люди вместе сражаются на его священных рубежах. И они нерушимы до тех пор, пока порча не поселится внутри священной ограды. Так пала и исландская свобода.

Возможно, будь на острове институт остракизма, все сложилось бы иначе. И тех, у кого воля к власти явно зашкаливала, отправили бы подобру-поздорову открывать новые земли. Но не было такого института. И род Стурлунгов начал приобретать все более подавляющее влияние. Разразилась гражданская война.

Великий скальд и ловкий политик Снорри Стурлусон рассчитывал, что с помощью норвежского короля сам станет властителем Исландии. Но его интрига сорвалась. По приказу короля он был зарублен в подвале собственного дома. И вскоре Остров Свободы подчинился Норвегии. Но у него было почти 400 лет вольной жизни…

Грезы и гезы

Алексей Широпаев считает, что спасением от нескончаемого «имперско-поповского» ужаса русской жизни является «русская буржуазность – не столько социально-экономическая, сколько – и даже, прежде всего, – психологическая: стремление личности к максимальной независимости от государства, отвращение к религиозным и идеологическим спекуляциям, достоинство и самодостаточность. Это объединяет фермера и художника, студента и квалифицированного рабочего, предпринимателя и врача – всех, кто хочет трудиться, творить, знать, богатеть: русский средний класс в широком понимании, будущих русских гезов, которые выведут свой народ из церковно-имперского небытия к торжеству свободы и разума…Когда-нибудь, ясным осенним утром, русский человек выйдет на широкую террасу своего большого загородного дома, чтобы послушать, как шуршит листва на каменных дорожках сада. И, заглянув в себя, обнаружит, что он так же, как эстонцы, не любит Бронзовых солдат и вообще, больше похож на шведа или норвежца, чем на воспаленных персонажей Федора Михайловича, который из актуального диагноза наконец превратится в культурный реликт вроде Гомера или Эсхила».

Сия благостная картина провоцирует нехорошие фантазии. Возникает внезапное и жгучее желание эдак, по шуршащей листве подойти к этому господину и, пощекотав ему брюшко ножиком, поинтересоваться: «А ты братве помочь не желаешь?»

Конечно, в широпаевской утопии «паризитарному» кшатрийско-братковскому элементу нет места. Там только умильно-благодушно-творческие бюргеры проживать будут. Но не бывать тому. Потому что, куда же кшатрии, прирожденные деконструкторы денутся? Не бюргеры же их в самом деле изничтожат…

И братва однажды придет и спросит: «А по какому такому праву ты, мил человек, считаешь, что можешь вот просто так жить-поживать?» Почему, мол, поинтересуются беспощадные гости, не трудится сей бюргер во имя торжества Богочеловеческого или сверхчеловеческого (это смотря кто спрашивать будет) идеала: «Почему ты, сука толстопузая, Ницше игнорируешь?»

Автор прекрасной грезы о «бюргерской России» сильно заблуждается насчет мотиваций гезов или «железнобоких» Кромвеля. Они не за дом с террасой убивали, умирали и творили свои революции.

Они сражались во имя своей Веры против тиранов светских и духовных. И не было у них «отвращения к религиозным и идеологическим спекуляциям». Те, у кого оно имелось, просто движение финансировали и позже плоды приватизировали. А гезы («нищие», изначально так себя назвали голландские дворяне, а отнюдь не бюргеры) в них врагов не распознали. Потому и не случилось в итоге свободы от тирании. На смену абсолюту монархии пришел абсолют «золотого тельца».

Учение Жана Кальвина, одного из вождей европейской Реформации, было острой и, разумеется, не во всем оправданной реакцией на деградацию католического клира. В целом стоит заметить, что в разных христианских конфессиях имеются свои достойные внимания элементы. Однако православие сохранило главное – мистическую традицию Логос-медитации – практику Иисусовой молитвы – возможность реальной личностной связи с Богом. Именно с Ним истинно Сущим, а не с фантомами, порожденными сознанием самого адепта, либо же представителями Темной стороны.

Это прекрасно, кстати, понимал тот же Рене Генон, утверждавший, что инициатическая составляющая западным христианством утрачена, а вот на Востоке она сохранилась.

Тем не менее и русским, хранителям мистической Истины, есть чему у тех же кальвинистов поучиться. Прежде всего, они «реабилитировали» ветхозаветную этику. То есть они настаивали на том, что Христос никогда не отрицал принцип «око за око» и никогда не обещал Спасения всем. Кальвинизм утверждает его предопределенность (вспомним духовные касты). То есть «метать бисер перед свиньями» совершенно бессмысленно. Они к Спасению не предрасположены, поскольку и не предназначены.

Но главное, кальвинисты стремились возродить социальную систему доцарского Израиля – теократическую республику. То есть демократию, основанную на заповедях, а не на человеческих «хотелках». Вполне закономерно именно кальвинизм стал идеологией антитиранических голландской и английской революций.

Их несправедливо называют «буржуазными», хотя в полной мере это определение относится к более поздней французской. Именно она аннулировала традиционные ценности, именно она открыла врата ада. Между прочим, если бы гугеноты победили, падения в бездну либерального террора не произошло бы.

И голландские гезы, и сподвижники Кромвеля отнюдь не были буржуа или шудрами. Скорее они – кшатрии, родившиеся не на той улице. Они генетически помнили об изначальном воинском равенстве древних арийских демократий да к тому же опирались в своей борьбе на библейский Закон и Пророков.

«Независимые, вооруженные мужчины…»

«Американская мечта» – самому свободно, на свободной земле, имея только Бога над собой, созидать свою жизнь – такая ли уж она чисто американская и протестантская? Чем она принципиально отличается от мечты «русского бунта» казаков-некрасовцев и прочих наших, не принявших имперский идеал, предков?

При ближайшем рассмотрении «американская мечта», манившая за Океан, на дикий неосвоенный, опасный континент сотни тысяч белых переселенцев, – это вечная мечта истинных сынов Европы, мечта о свободе. Причем разнообразные протестанты-диссиденты, бежавшие в Америку от светского и духовного гнета, с самого начала воспринимали ее как особую землю, отданную им Богом, дабы построить на ней новое, свободное от всяческой тирании общество – образцовое и для тех, кто остался прозябать в Старом Свете.

И этот дух, несмотря ни на что, жив в штатах и поныне, как бы его ни пыталось подавить федеральное тоталитарно-толерантное правительство. И «холодная война» для веривших в «американскую мечту» была не просто противостоянием двух систем. Это была битва великого проекта белой свободы с высшим воплощением азиатского тиранического проекта, передаваемого по цепи посвященных: Чингисхан – Грозный – Сталин.

Первые заокеанские колонисты, как и русские казаки, осваивавшие южное пограничье и Сибирь, были люди совершенно особые. Уже в самом начале, затевая свою войну за независимость, они напрочь опровергли ленинскую формулу революционной ситуации. Никакого обострения нужды и бедствий выше обычного и прочих необходимых факторов не было и в помине. Было желание молодого короля Георга III чуть попрочнее прикрутить североамериканские колонии к империи. Причем делалось это различными экономическими, в основном (прежде всего налоговыми), методами. Никакого насилия и подавления…

Но колонисты были люди с обостренным (на самом деле, как раз просто нормальным) чувством справедливости. Попытки обращаться с ними как с лохами и терпилами поначалу наткнулись на саботаж. А чуть погодя – на пули.

Отряд «красных камзолов», отправившийся взять под контроль арсенал местных ополченцев, был ими по дороге обстрелян. В первом столкновении счет потерь был почти 2:1 в пользу повстанцев. И в дальнейшем фермеры и охотники зримо опровергали излюбленную сказку всяческих офицеров запаса о том, что «взвод мотострелков» легко разгонит любое самодеятельное воинское формирование, состоящее из гражданских лиц.

Если последние по-настоящему идейно мотивированы и дерутся за землю, которую считают вовеки своей, никакие спецназы колониальных войск с ними не совладают. Смотрите об этом очень по настроению правдивый фильм Мэла Гибсона «Патриот». За свою мечту и за будущее своих детей свободный человек слуг Антихриста томагавком порубит, зубами загрызет…

Но в Америке проживали не только «следопыты»-«кожаные чулки», разумеется. Отцы-основатели, все как один были подлинной интеллектуальной элитой «белых англо-саксов протестантов». И созидая новое невиданное в истории государство, они опирались, тем не менее, на исторические примеры еще античных времен. Именно оттуда был взят принцип разделения властей – сложной конструкции сдержек и противовесов – Конгресс – Президент – Верховный суд.

Вариант «простой», почти анархической системы, в которой каждый штат был бы фактически самостоятельным государством, и не было бы вовсе никакой исполнительной власти, но только советы законодателей, в итоге отвергли. Пропагандистский орган реформаторов «Федералист» писал: «Если бы люди были ангелами, то никакого правительства им вообще не понадобилось бы. С другой стороны, если бы людьми правили ангелы, то такое правительство не нуждалось бы в контроле, ни внешнем, ни внутреннем».

Эти простые мысли, абсолютно естественные для глубоко верующих свободных людей, разом опровергают хитроумные многотомные построения как анархистов, так и монархистов.

Принципиально, что один из отцов-основателей, Бенджамин Франклин, оставил нам всем в наследство непререкаемую формулу демократии, утверждающую, что она может быть только «военной», воинской, кшатрийской: «Демократия есть пространство договоренности независимых вооруженных мужчин».

И другая его вечная максима: «Те, кто способен отказаться от свободы ради обретения безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности». Так что стодолларовая банкнота, на которой изображен этот великий революционер, вполне может рассматриваться как «знамя свободы»…

Весьма характерно, что самые радикальные демократы, утверждая свободу и равенство для всех, никоим образом не включали в это «все» представителей черной расы, которые уже во множестве трудились на плантациях. Причем владельцами их были и некоторые из самих отцов-основателей. Уже буквально накануне гражданской войны Верховный суд выносил вердикт, согласно которому даже свободный небелый никоим образом не мог претендовать на гражданские права.

Характерно, что противоестественность рабства как системы понималась многими, но при этом делался акцент на том, что данная система разрушительна для моральных устоев самих белых. Ведь Богом предписано лично в поте лица добывать хлеб свой. Поэтому первоначально проекты освобождения рабов предполагали выплату компенсаций их владельцам и высылку чернокожих за пределы Соединенных Штатов.

Даже Линкольн отнюдь не был радикалом. Он ничего не имел против сохранения сложившейся «особой» системы на Юге. Но и он, и подавляющее большинство северян никак не могли согласиться с распространением рабства на Запад, на новые территории. Очевидно, что свободным фермерам, шедшим туда за своей американской мечтой, было бы непросто конкурировать с рабовладельческими хозяйствами.

Формально войну спровоцировал Юг, отделившись от Севера. Но конфедераты были убеждены (и имели на то все основания), что их штаты, как вошли свободным волеизъявлением в свое время в Союз, так и выйти могут вполне свободно. Но политики-янки были иного мнения.

Север и Юг на самом деле были уже очень разными (прежде всего по типу населения), и разделение было вполне логичным. Ведь Новую Англию затопляла в эти годы волна иммигрантов, которые разительно отличались от первопоселенцев мотивами своего путешествия через Океан. Они искали не столько свободу, сколько возможность физического выживания.

Так, ирландцы просто бежали от голода, поразившего их «изумрудную» родину. Естественно, они были согласны практически на все: работать за любые деньги, умирать за любые идеи. Они формировали тот самый пролетариат, который – база тиранов.

Мартин Скорсезе в «Бандах Нью-Йорка» показал, что гражданская война шла и на Севере – между «коренными» (свободными собственниками) и «приезжими» (голодранцами). Последних становилось все больше. Правительство могло с ними не церемониться. Возродившаяся под демократической вывеской тирания дельцов-«карфагенян» сумела перейти в наступление, расстреливая повстанцев на улицах Нью-Йорка, практикуя тактику «выжженной земли» на Юге.

Война длилась 4 года и унесла жизни 620 тысяч человек. Фактически погиб каждый пятый из общего числа сражавшихся с обеих сторон. Именно ожесточенность конфликта дала возможность реализовать радикальные меры по автоматическому уравниванию представителей всех рас в правах.

Либералы-общечеловеки, невзирая на то, что многие северные штаты даже дольше, чем южные, отказывались допускать негров к выборам, все-таки «дожали» вопрос и толкнули США на путь смешения.

Между тем, не вдаваясь в сравнительный анализ интеллектуальных отличий рас, можно констатировать, что для желтой, например, характерен тоталитарный коллективизм (чему свидетельством и история, и современность). Для осознания же свободы, как неизбежной, сущностной потребности надо быть единственной личностью, одиноко предстоящей Богу и лично ответственной за каждый свой шаг.

Такими и были американские «пионеры». Но вот как раз это чувство страшной, неизбежной ответственности крайне редко можно встретить у представителей черной расы, из-за чего их воля к свободе часто проявляет себя как произвол, каковой через анархию неизбежно ведет к тирании.

Совместное проживание и взаимовлияние представителей различных рас, особенно в эпоху МТV, приводит к внедрению поведенческих моделей разрушительных для свободы как ответственности. Если бы не навязываемый массмедиа культ черных исполнителей, стал бы Обама президентом?

Но, несмотря на то, что в Соединенных Штатах действует мощнейшая в мире машина по промывке мозгов, все больше становится тех, кто отказывается принимать внедряемые стандарты, тех, в ком жив дух первопоселенцев. Набирает силу движение отделившихся, не желающих жить в смешанном обществе.

В 2007–2009 годах журналист-негр Рич Бенджамин в результате проведенного «полевого» исследования открыл новый демографический тренд – переселение белых американцев из больших городов и примыкающих к ним пригородов в замкнутые, расово однородные анклавы. Бенджамин называет их «уайтопиями» (от английского white и utopia). Один «белый сепаратист» из штата Айдахо заявил ему: «Мы не считаем себя лучше вас, мы просто хотим быть отдельно от вас».

То есть люди просто стремятся сохранить душевное и телесное здоровье. Ведь, как недавно обнаружилось, толерантность опасна и для первого, и для второго.

Ученые из Дармутского колледжа в Ганновере выяснили, что на подавление скрытого расизма человеческий мозг тратит огромные усилия. Даже если индивидуум «сознательно» отрицает «расовые предрассудки», он сильно устает, когда созерцает представителя другой расы или его фотографию.

Усталость мозга дает о себе знать временным снижением умственных способностей. Все это связано с тем, что человек напряженно пытается вызвать у себя положительные эмоции и подавить отрицательные.

Был проведен следующий эксперимент: 30 представителей европеоидной расы под контролем специального сканера просматривали фотографии представителей иных рас. Снимки демонстрировал чернокожий специалист, по отношению к которому испытуемые вели себя предельно корректно и доброжелательно. Но прибор показал, что при этом у большинства участников эксперимента значительно повышалась нервная активность, не снижалась она и при просмотре фотографий.

Те, у кого были пиковые показатели, затем прошли тест на общие знания гораздо хуже, чем до сканирования. То есть в итоге они просто временно тупели. А это и нужно мировой олигархии.

Поэтому в Штатах немало тех, кто понимает, что правительство, стоящее на службе «Карфагена», не позволит им сохранить психическое здоровье, что право на нормальные реакции надо отвоевать с оружием в руках…

В черной жаркой Африке

Как казаки пытались сохранить Святую Русь, уходя за пределы оккупированной абсолютистами России, так и европейские протестанты искали в далеких землях место для «Нового Иерусалима». Впрочем, тирании преследовали их и там.

В Америке они сумели отбиться от империи, но не от масонов. Вольные каменщики, пропагандисты и организаторы всеобщего смешения просто взяли верховную власть, пока пуритане трудились и сражались.

В Южной Африке буры (поселенцы-кальвинисты) оказались прозорливей и последовательней. В конституции свободной республики Трансвааль была статья, гласившая: «Не будет идти речи ни о каком равенстве между белыми и небелыми ни в делах церкви, ни в делах государства». А деятельность масонов была законодательно запрещена.

За святую истину неравенства буры сражались с готтентотами, зулусами и англичанами. Колониальная империя, управляемая масонизированной выродившейся аристократией, была беспощадна к паладинам арийской свободы. Сэр Уинстон Черчилль – тогда военный журналист – отмечал: «Есть только один способ сломить сопротивление буров – жестокое подавление. Иначе говоря, нам следует убить родителей, чтобы добиться уважения детей».

Именно англичане создали первые концлагеря. Не для негров. Для буров. Но, несмотря на террор завоевателей, несмотря на военное поражение, буры сумели отстоять свое право не смешиваться с черными. Кальвинистские пасторы активно развивали идеологическую его основу.

В одной из брошюр, изданной Голландской реформаторской церковью, подчеркивалось, что при изучении истории особое внимание должно уделяться «великой антитезе между Царством Божиим Иисуса Христа и царством тьмы, затрагивающим все и вся». Подчеркивалось, что Господь «пожелал разделить нации и народы и наделил каждый отдельный народ своим призванием, задачами и способностями».

Со временем буры (иначе африканеры) добились полной независимости от Британии, и родилась ЮАР. «Система апартеида», царившая в ней, для коммунистических и либеральных агитаторов была синонимом ада. Но для любого истинно правого это один из немногих примеров в истории, когда строители государства воистину руководствовались благом белых людей и утверждали белые ценности. При этом лидеры страны критиковали как коммунизм, так и капитализм, называя свой строй христианским национализмом.

Погубили его, как водится, иуды. В самой правящей, Национальной, партии сформировались противостоящие друг другу фракции «ферлихте» (просвещенные) и «феркрампте» (твердые, консерваторы). Первые отстаивали интересы крупной буржуазии, вторые – фермеров. «Просвещенные» утверждали, что экономическое развитие ЮАР тормозит неблагоприятный имидж страны за рубежом. Расистские эксцессы, мол, отпугивают инвесторов. А значит, требуется смягчение апартеида и предоставление некоторых политических прав черному большинству.

А между тем не отравленные марксистской и либеральной пропагандой негры проживали в бантустанах (полунезависимых образованиях на территории ЮАР) и прекрасно себя чувствовали под властью своих племенных вождей. Причем белым там без необходимости появляться воспрещалось. Сегрегация предполагала право каждой расы жить по своим законам, то есть подлинную свободу. Но она оказалась неприемлемой для вайшьев…

Активно поддерживал ренегатов крупнейший южноафриканский промышленник, директор правления «Англо-Американской корпорации» Гарри Оппенгеймер. Он открыто заявлял: «Дискриминация по расовой принадлежности или по цвету кожи является неправильной с точки зрения морали, а с точки зрения экономики – неприемлемой». Именно каста торговцев всегда и везде единственной ценностью считает максимальную прибыль.

Совместные, слаженные удары «международной общественности», «пятой колонны» и черных террористов постепенно проделали бреши в государственном здании. И белый бастион рухнул.

Трагический пример ЮАР – серьезнейший аргумент в пользу того, что расового апартеида никак не достаточно. Необходимо дополнить его кастовой сегрегацией.

Иначе на развалинах некогда высокоразвитой государственности будет плясать негр-президент в леопардовой шкуре, сватая у племенных вождей шестую жену. Некоторое время назад телезрители всего мира могли созерцать это увлекательное зрелище.

Видели они и не менее душераздирающее зрелище – голливудская белая красотка Шарлиз Терон, родом из ЮАР, трогательно обнимает Нельсона Манделу – человека, который еще каких-то лет 20 назад активно поддерживал черных террористов, методично истреблявших буров. А его жена Вини публично заявляла, что приветствует черную молодежь, выходящую на борьбу со спичками в руках.

Это нехитрое средство поджига было им необходимо для изготовления «огненных ожерелий». Уличные банды отлавливали белых без различия пола и возраста, надевали на них автомобильные покрышки, которые затем поджигали. Вот так ковалась черная свобода…