Текст книги "Блаженны кроткие… Священномученик Сергий Лебедев, последний духовник Московского Новодевичьего монастыря. Жизненный путь, проповеди, письма из ссылки"

Аще помиловал еси человече человека,

той имать тамо помиловати тя;

и аще которому сироте сострадал еси,

той избавит тя тамо от нужды.

Аще в житии нага покрыл еси

той имать тамо покрыти тя…

Как отрадно вспомнить эти утешительные, святые слова погребального чина здесь, пред гробом матушки Евникии! Какую надежду, какое великое благо обещают они человеку милостивому, сострадательному к горю и нужде ближних, человеку, исполнившему в жизни заповедь Христову: «будите милосерди». Милостивых Господь называет счастливыми, то есть блаженными. Ибо они, по Его непреложному слову, помилованы будут. За свое милосердие эти люди, как говорит апостол, получат похвалу от Господа на Страшном Суде. К числу таких счастливцев, которых ждет такая блаженная по смерти участь, справедливость требует отнести и почившую. Господь наделил ее редким по доброте и отзывчивости сердцем. Вспомните, кого мать Евникия не оплакала, какому горю она не сострадала! Вот совершается соборование или погребение кого-либо из сестер или знакомых, первая присутствует и проливает искренние горючие слезы мать Евникия. Случилось ли горе у кого в монастыре, первая посочувствует опять же искренно, непритворно мать Евникия. И сочувствие свое она не любила ограничивать только словами. Сейчас же делом откликнется, чем-нибудь постарается найти и оказать действительную помощь нуждающемуся. Такою доброю она была при жизни брата своего, архимандрита, когда посвободнее были у нее средства. Такою же отзывчивою она осталась и по смерти его. Все другим. Себе ничего. Поскорее раздать. Вот девиз всей ее жизни. Половину всего, что имела, она жертвует на вечное поминовение брата и родителей своих. Совершенно случайно явилась нужда прийти на помощь беднейшему храму на Кавказе. Первой и крупной жертвовательницей из последнего является мать Евникия. А сколько по мелочам роздано почившей, и вещами, и деньгами. Это знает только Господь один. «Как-то легче на душе становится, когда облегчаешь себя от всего, что у тебя под рукой», – любила говорить мать Евникия, поэтому ей и хотелось раздать все, без остатка.

По происхождению своему мать Евникия принадлежала к духовному сословию. И как любила она свое звание! Где услышит что-либо против духовенства, сейчас же на защиту! «Ты все за попов», – бывало, скажут ей ее противники.

«Да, – скажет, – я за них», – и до последней возможности постарается исчерпать все доводы «за» в защиту родного ей по крови и по духу сословия. И любимым местом посещения ее была «Поповка»[239]239
  Вблизи Новодевичьего монастыря, в начале Лужнецкого переулка (до перепланирования городской территории – в конце Малой и Большой Царицынских улиц), на монастырской земле, отмежеванной для построек причта, находились собственные дома семей священнослужителей: Антушевых, Вениаминовых, Державиных, Лебедевых, Палладиных и остальных членов причта, за исключением двух псаломщиков, пожелавших жить на частных квартирах.


[Закрыть], так обыкновенно называла она слободку, где стоят наши жилища. В каждом из нас она умела найти и подметить добрые черты. И всегда подчеркивала их, когда это нужно было. Среди нас у нее не было плохих. Все в ее глазах были хороши: один другого лучше. Но особенною, исключительною любовию и вниманием ее пользовался я, ее недостойный молитвенник и духовный отец. Отношения ее ко мне были родственными в лучшем смысле этого слова. Незабвенны ее слезы, ее горячее сочувствие моему тяжкому горю. Незабвенны ее материнские уроки и предостережения мне, юному вдовцу, который должен быть по сану своему образцом для других «в житии, вере, духе, любви и чистоте». Все ее советы, советы 80-летней старицы, согреты были духом не пошлой плотской, но святой любви и доброжелательства. Такие слова и советы, конечно, не могли не запасть в душу, нельзя было не откликнуться на них самою искреннею благодарностию. И как последнюю дань признательности и благодарности я приношу тебе сейчас, в эти последние немногие минуты твоего пребывания среди нас, живых… глубоко и сердечно благодарю тебя за себя и за своих близких, как живых, так и умерших. Мы все всегда были в твоем сердце! Ты радовалась нашими радостями, ты скорбела и плакала с нами, в наших скорбях и несчастиях. С какою неподдельною любовию ходила ты за родными нашими могилками! Ни погода, ни немощи – ничто не могло заглушить в тебе заботы о них. Там, в стране воздаяний, да воздаст тебе сторицею Господь за труды твои и за любовь к нам. Об этом буду возносить к Нему за тебя свои посильные пожизненные молитвы.

Как человек, добрая мать наша не была свободна, конечно, от грехов. В искупление их Господь послал ей тяжкую предсмертную болезнь. Ни ропота, ни отчаяния, одну полную покорность воле Божией мы видели в почившей в эти скорбные минуты ее тяжких, нечеловеческих страданий. Обычно у нас в монастыре говорят: «Страданиями и скорбями Господь взыскивает монашество». Пусть будет это так! Да вменит Господь ее скорби и болезни, на которые без содрогания невозможно было смотреть, в очистительную искупляющую жертву за ее грехи, как человека и как монахини. А за любовь и милосердие к людям пусть прострется и к ней милостивое слово нашего Спасителя: «Отпущаются греси твои мнози, яко возлюби много» [ср. Лк. 7, 47].

Почившая любила часто повторять слова погребального чина: «зряще на мой гроб, поминайте мою любовь». От лица почившей и я обращаюсь к вам, братие, матери и сестры, с этими умилительными словами и ее последнею к вам просьбою: зряще на гроб и могилку матери Евникии, поминайте ее любовь ко всем. Поминайте и не забывайте ее, егда молитеся ко Господу: молю, прошу, и мил ся дею, навыкайте сим в память.

Аминь.

1 час 40 минут ночи на 26 июля 1911 года.

1912 г. 25 апреля. Благословляется произнести слово сие благовременно в храме Христа Спасителя.

Епископ Василий [Преображенский]

 
И бысть, егда благословяше их [Иисус],
отступи от них и возношашеся на небо.
И тии поклонишася Ему и возвратишася во Иерусалим
с радостию великою.
 

Лк. 24, 51–2.

Недолго Господь наш Иисус Христос по воскресении Своем от мертвых оставался на земле. Как повествует книга Деяний святых Апостолов (1, 3), это последнее пребывание Господа среди людей продолжалось сорок дней. В это время Господь неоднократно являлся апостолам и беседовал с ними о Царствии Божием. Евангелисты не передали нам подробности сих Божественных бесед. Без сомнения, Господь в это время окончательно устроил Церковь Свою на земле, разъяснил апостолам Писания о Лице Своем; может быть, воскрешал в памяти их прежние Свои беседы с ними и, таким образом отверзая и просвещая умы будущих вселенских учителей, приготовлял их к земной разлуке с собою. Наконец наступил четыредесятый день по Воскресении, и к этому времени собрались в Иерусалим одиннадцать апостолов и, кроме них, по преданию (синаксарий в день Вознесения Господня) – Матерь Божия, Лазарь, его сестры Марфа и Мария и другие святые жены, издавна преданные Господу.

Среди такого наилучшего в мире собрания в последний раз явился Богочеловек на земле. Преподав апостолам последние наставления, Господь со Своим «малым стадом» оставил Иерусалим и пошел по направлению к Вифании. На середине пути, в версте от Иерусалима, возвышалась красивейшая из гор, приснопамятная в жизни Спасителя гора Елеонская. Сюда, на самую вершину этой горы, откуда открывался чарующий вид на Иерусалим и его окрестности, направил Свои пречистые стопы Господь наш. Вот уже святое общество достигло вершины Елеона. Здесь Христос в последний раз благословил учеников Своих и, благословляя, стал медленно отделяться от земли и возноситься на небо. Наконец светлое облако совершенно скрыло Его от очей изумленных апостолов…

Это была последняя и самая величественная минута земного странствования Сына Божия. Он вознесся на небо, откуда любовь к падшему человеку низвела Его на землю, и воссел одесную Бога Отца. Прекрасен исполнивый все дело спасения грешного мира, Христос, как Великий Архиерей, должен был внити во Святое Святых, с кровию вечного искупления явиться Лицу Божию и воссесть одесную Бога Отца не для того только, чтобы приять славу, которую имел Он прежде сложения мира (Ин. 17, 5), но для того, чтобы, как говорит апостол (Рим. 8, 34), «ходатайствовать о нас», ходатайствовать кровию и пречистыми язвами Своими… Между тем апостолы, потеряв из виду Господа, стояли в недоумении и страхе, тщетно преследуя взорами своими воздушную небошественную стезю Его. Тогда для утешения их явились два небесных вестника, которые объявили, что Богочеловек, вознесшийся теперь на небо, некогда приидет на землю так же торжественно и внезапно, как теперь Он возносился на небо (Деян. 1, 11). Эти слова показали апостолам, что Божественный Учитель их ожидает от них не праздной любви и удивления, но апостольской деятельности в новонасажденном Царстве Божием на земле, и они, воздавши благоговейное поклонение Вознесшемуся во Славе, с радостию великою возвратились в Иерусалим (Лк. 24, 52).

Приметьте, братие – не с печалию о разлуке, как можно было бы предполагать, а напротив, «с радостию великою» возвращаются апостолы после отшествия от них на небо Того, Кто был для них Богом, Другом и Учителем. Почему это так? Что было причиной радости апостолов, кроме обетования о ниспослании им Вознесшимся Господом Святого Духа Утешителя (Лк. 24, 49)? Источником этой радости является для апостолов их вера в Господа, достигшая после Вознесения Его своего полного развития. Со дня Вознесения апостолы непоколебимо твердо верили, что вознесшийся на небо их Учитель есть воистину Христос, Сын Бога Живого, Крестом и смертию Своею совершивший спасение рода человеческого, воскресением разрушивший державу греха и диавола, вознесением Своим примиривший и соединивший небо с землею. Свято верили апостолы и в то, что разлука их с Господом будет лишь временная и видимая, как разлука телом, но не духом. Невидимо Господь, по обетованию Своему (Мф. 28, 20), всегда будет с ними и вообще с верующими в Него. Возносясь от них, Он «никакоже отлучается, но пребывает неотступный, вопия любящим Его: “Аз есмь с вами, и никтоже на вы”» (кондак праздника), – вот что было причиной радости апостолов после Вознесения Господня и во всю их последующую, полную невыразимых скорбей и болезней, труженическую жизнь для Царствия Христова. Вот что было причиной того, например, что лицо первомученика из апостолов, святого архидиакона Стефана сияло радостию, как лице Ангела (Деян. 6, 15), когда адская злоба врагов ополчилась против него. «Для меня жизнь – Христос», – говорил святой апостол Павел (Флп. 1, 21), и когда исполнялся радости при всходе посеянных им семян учения Христова, и когда постигал его час испытания в темнице, среди гонения, среди голода и холода, в бедах от братии и лжебратий, и под мечом палача… Нужны ли еще свидетельства? Вспомните весь собор мучеников, перечитайте их жития, и вы увидите, изнемогло ли Христово слово, оставлял ли Господь в полной беспомощности Своих верных служителей? Нет, все с такою радостию ощущали близость Христа к себе, что лобызали орудия мучения и смерти, которые приближали их еще более к Тому, Кто, по вознесении Своем на небо, с отеческою любовию приготовил им там многие светлые обители.

И доселе, и во веки веков эти дивные и чудные слова Божественной Вознесшейся Любви: «Аз есмь с вами и никто же на вы» преисполняют радостию великою сердца не только апостолов и мучеников, но и всех, для кого в жизни Христос есть «Путь, Истина и Живот» (Ин. 14, 6). Он и неизбежные и для таких людей печали и скорби житейские превращает в радость, по непреложному слову Своему: «печаль ваша в радость будет» (Ин. 16, 20). Он и искушения, как бы они велики и продолжительны ни были, помогает мужественно переносить верующим в Него. Итак, где вера во Христа, там и радость; она доступна всякому убежденному христианину. А между тем как мало в современной христианской жизни нашей этой радости! Как много уныния не только среди обездоленных, но и среди взысканных судьбою людей!

Как никогда, изощрились и оразнообразились теперь житейские удовольствия. Каким-то блестящим, безостановочным калейдоскопом идет теперь жизнь не только в бойких столичных центрах, но и в провинциальных городах. Сколько захватывающих интересов! Сколько выставок промышленности, художественных, исторических, разных отраслей труда! Какие громадные горизонты открыты новейшими применениями электричества! Мы слышим за тысячи верст говорящих с нами людей и вскоре у телефонного аппарата будем видеть их образы. Почти уже завоеван воздух… Словом, как интересна и разнообразна теперь жизнь! А между тем, среди этого разнообразия, какое общее недовольство, сознание какой-то своей нищеты, уныние, скука и тоска! Почему это так? Да потому, что наряду с прогрессом в жизни нашего общества наблюдается полнейшее равнодушие к тайнам и радостям веры. Русло жизни все более и более отходит от нежных, согревающих лучей христианского Солнца Правды. И наука, и искусство, и государственная, и общественная жизнь со всеми ее многоразличными разветвлениями – все это отклонилось от освящающей человеческое творчество благодати Христовой. От Бога бегут. Исповедовать Его стыдятся. Диво ли после этого, что наш прежде крепкий православно-русский быт сошел со своих вековых устоев, осложнился, обогатился новыми, враждебными христианскому духу обычаями и привычками и получил прямо-таки полуязыческий, богоборный характер?! Неудивительно, что и истинной, чистой, неземной радости не стало в нас! Ей не от чего быть: нет веры – нет в жизни и радости.

Возлюбленные братие! На всех с небесной высоты изливает солнце свои живительные лучи… Так и Истинное Солнце Правды – Христос Бог наш всем ниспосылает с высоты Своего небесного Престола, на котором восседит Он теперь по вознесении, Свою Божественную благодать, соделываюгцую человека участником высших, духовных радостей и утешений веры. Так бедна наша жизнь этими чистыми радостями, и долго еще будет бедна, если мы не будем просить их у Подателя всех благ, нашего Милосердного, всем хотящего спастися, Вознесшегося Господа! Со всем усердием и в чувстве истинного смирения будем взывать к Нему: Господи! Вся возможна Тебе (Мр. 10, 27), «приложи нам веру» (Лк. 17, 5), «приближися нам, приближися, везде Сый» (икос в Неделю Пятидесятницы). Приближися благодатию возрождения и оживления в нас веры, как источника необходимой для жизни чистой, духовной радости. «Ученики и рождшую Тя Богородицу, радости бесчисленный исполнивый во Твое вознесение, и нас сподоби избранных Твоих радости молитвами их, великия ради Твоея милости»! (Стихира на «Слава и ныне», на великой вечерни в день Вознесения). Аминь.

23 апреля 1912 года.

Читал благочинный 2-го отделения Пречистенского сорока протоиерей Спасопесковской, на Арбате, церкви Сергий Успенский.

1912 года апреля 24-го.

Произнесено в праздник Вознесения Господня в храме Христа Спасителя при служении преосвященного епископа Анастасия Серпуховского.

Христос воскресе!

«Порою мне приходит мысль: как я желал бы умереть?» – так пишет в своем дневнике один выдающийся по своему образованию, жизни и деятельности, ныне уже почивший пастырь. А вот как отвечает он: «В момент смертного часа я желал бы, чтобы певчие пели песни дневного Пасхального канона. И так бы заснуть, слушая небесные, родные, дорогие, незабвенные звуки». Это желание, чтобы родные незабвенные звуки пасхальных песнопений, торжествуя над смертию, радостно раздавались над нашим гробом и могилой, кажется, присуще всем нам. И это вполне понятно! Едва ли найдется кто-либо, не желающий умереть на Пасху, почивать сном смертным под дивные звуки пасхальных песнопений!

В знамение того, что уничтожилось средостение между небом и землей, в знак того, что безгрешный Богочеловек Своими страданиями, смертию и воскресением ввел всех в любовь Божию и эти объятия Божественной Любви стали отверсты для всех верующих, на всю пасхальную неделю остаются отверстыми в храмах Царские врата, и вся служба церковная состоит из песнопений, сладостнее, умилительнее которых трудно что-либо и представить. На этом основании и при отпевании усопших во всю неделю Пасхи немногое поется из обычного чина отпевания. В церковном уставе по этому поводу находятся такие утешительные строки: «Воскресным пением над усопшим Церковь возвещает, что вей о Христе Воскресшем, в надежде Воскресения и Жизни Вечныя умирающие, Христовым Воскресением от печальных мира сего на веселая и радостная преставляются. Сего ради мало что от обычнаго усопших пения поется, величества ради и чести светлого праздника Воскресения: веселия бо и радости, а не сетования есть праздник».

Вот почему по справедливости завидной считается кончина на Пасху, вот почему естественным и понятным является всеобщее желание почивать сном смертным именно под дивные звуки пасхальных песнопений. Однако наблюдения жизненного опыта показывают, что кончина на Пасхе – необычное явление. Это удел немногих избранников Божиих, это дело особенной милости Божией к почившему. И всегда становится отрадно за почившего! Значит, думается, заслужил он себе эту редкую кончину, значит, в жизни его были черты, которые привлекали к нему эту особенную милость и благоволение Божие. Радуемся и за тебя, предлежащий пред нами, дорогой собрат наш. Блажен ты, его же избрал и приял Господь наш в светлые, незабвенные дни всемирной пасхальной радости. Замечательны, братие, совпадения. Рождение и в земную, и в вечную жизнь Николая Ивановича последовали на пасхальной седмице. Это знамение особенной милости Божией к почившему.

Под живительными лучами Воскресения Христова началось его бытие. Это ли не знамение особенной милости Божией к почившему, это ли не лучший предвестник будущей и светлой жизни?! Какова же была эта так знаменательно начавшаяся жизнь? В настоящем слове невозможно обстоятельно ответить на этот сложный во многих отношениях вопрос. По необходимости, приходится быть кратким…

Почивший принадлежал к категории тех людей, которым не дается в удел кипучая деятельность, которые не ведут устной и печатной горячей борьбы с врагом добра и правды. Всю жизнь свою он сиял тихим светом, отражая в своей личности тот луч Божественного света, о котором сказал пророк, говоря о Христе: «Он льна горящего не угасит, трости надломленной не сокрушит» [ср. Ис. 42, 3]. Вот этот-то образ кроткого, милосердного, любвеобильного Господа Иисуса почивший и носил в своем сердце и старался воплотить в своей жизни. Тихо, честно и чисто протекали годы юности, годы трудного учения в средней и высшей духовной школе. Годы юности – ведь это целая эпоха разного рода увлечений, но только не для таких лиц, как почивший! Он сумел выдержать и сохранить себя среди разного рода соблазнов, отдавая почти без остатка все время на дело своего умственного образования и развития. Так протекала первая половина его жизни. Вторая, совершенно равная первой половина, пора зрелости его духовных сил, началась и окончилась им уже в сане священника. Почти 26 лет из 53-х всей жизни он был священником Новодевичьего монастыря.

За все это время почивший поражал всех своей кротостию и незлобием. Ни одного недоразумения, ни в большой семье церковного причта, ни среди монашествующих, ни среди многочисленных вкладчиков и посетителей монастыря. Со всеми он был неизменно вежлив и доброжелателен. Ни звука раздражения и тем более грубости, всегдашняя готовность идти без отговорок по первому требованию на дело службы, на эти, иногда утомительные по количеству и опасные для здоровья, в дурную погоду, панихиды. Вот каким был почивший все время от начала до конца своей жизни.

К интересам причта почивший относился свято. При безукоризненной честности и беспримерной аккуратности, ради интересов причта он нередко поступался и чувством уважения к своим достоинствам. Случалось, например, что некоторые вкладчики монастыря по своим личным соображениям и впечатлениям предпочитали его служение кому-либо другому[241]241
  Имеется ввиду: отдавали предпочтение служению кого-либо другого.


[Закрыть]. И почивший в таких случаях всегда уступал всем и каждому, без колебаний и выражений обиды, лишь бы предотвратить неудовольствие вкладчиков и поддержать интересы причта. А с каким благородством почивший держал себя в общепричтовых делах! Единолично и самовластно обычно не решал он ни одного, даже пустячного, вопроса. Всегда обстоятельно и сердечно посоветуется с каждым из нас. И это не только в причтовых, но и в житейских своих делах он любил делиться своими переживаниями с нами – его сослуживцами. Все это, конечно, объединяло нас между собою. Мы смотрели на него истинно как на родного, близкого нам человека, а не только как на сослуживца, связанного с нами лишь служебными интересами.

Десять лет пришлось мне работать с ним в качестве его помощника в деле преподавания Закона Божия в нашей монастырской школе. Меня всегда изумляло его аккуратное и ревностное отношение к своим обязанностям. Я не знаю случая, когда он позволил бы себе сократить положенное на урок время и дать его несколькими минутами меньше. Я не знаю случая, когда бы наш почивший ревностный заведующий задержал исполнение какой-либо, даже неважной, бумаги, касающейся школы. Отношение почившего к детям и нам, сослуживцам, преисполнены были деликатности и благородства. Недоразумений и столкновений и в этой области у нас не было с ним никаких. И здесь между нами была полная солидарность и уважение друг к другу. Ни одной бумаги не отправлено им без совместного обсуждения, ни одного дела по школе не решал он единолично. Все у нас было общее. Даже 15-ти рублей казенного полугодичного жалования, положенного одному только законоучителю, он не мог не разделить со мной.

Вот в каких добрых, привлекательных чертах встает пред нами нравственный облик почившего как священника и законоучителя.

Теперь, в заключение, мне хотелось бы сказать о нем два слова как о семьянине и отце. Как в служебной, так и в семейной жизни почивший был солнышком, согревающим всех своей лаской и любовию. Он положительно не позволял себе никаких личных удовольствий без семьи и вне семьи. Единственным развлечением в жизни Николая Ивановича было посещение им родственников и знаемых. И всегда этот общительный по своему характеру, добрый человек любил бывать не один, но с кем-либо из членов своей семьи. А как внимательно относился он к занятиям и успехам своих детей! Как радовала его каждая лишняя пятерка в балльнике его детей, с какой нежностию он вообще относился к ним! А отношение его к супруге? С какой любовию и уважением относился он к ней и ее мнениям! Свидетелями неложными справедливости этих слов являются, надеюсь, все, бывавшие у них в доме. Тяжело семье терять такого редкого мужа и отца. Трудно, вернее, невозможно подыскать вам какие-либо человеческие утешения в вашем горе. Но да утешит вас Тот, Кто Воскресением Своим преложил печаль на радость, Кто заставил радоваться убитых горем апостолов и святых жен-мироносиц. Он отрет и ваши слезы и заменит вам того, кого Он призвал к Себе праздновать вечную Пасху!

Тяжело и нам провожать тебя, дорогой Николай Иванович! Видит Бог, как все мы искренно желали тебе выздоровления и возвращения к своим обязанностям, как от души молили об этом Господа. Но Господь, «глубиною мудрости человеколюбно вся строяй и полезная всем подаваяй», вместо выздоровления послал тебе смерть. Следует ли бояться ее в отношении тебя? Но Святая Церковь устами златословесного пасхального Проповедника утешает нас: «Никто же да не убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть».

Ты взят от нас тогда, когда Церковь торжествует победу над смертию, когда она многократно восклицает: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав».

С теплой молитвой предаем и мы тебя Милосердому Господу, дерзновенно веруя, что Воскресший Победитель смерти, за добрые свойства твоей незлобивой души, преведет тебя от смерти в живот и от земли к небеси. Прошедшее ручает за будущее. В пределах Пасхи началась и окончилась твоя непостыдная земная жизнь. Пусть и твоя будущая вечная жизнь, в которую родился ты на Пасхе, будет для тебя вечною Пасхою, в невечернем дне Царствия Христова, по неложному Божественному слову: «Идеже есмь Аз, ту и слуга мой будет» [Ин. 12,26].

Аминь.

1 час дня 17 апреля 1913 года.