Текст книги "Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы"

Высунув от напряжения кончик языка, Магомед начал писать.

Шелестов взглянул в сторону братьев Заиграевых, которые молча, тихо – тихо сидели рядышком и изумлённо таращили глаза на всё происходящее. Остальные кавказцы тихо переговаривались между собой, пока их старший улаживал свои финансовые взаимоотношения с мэтром ресторана за «причинённый ущерб по неосторожности».

Минут черед пятнадцать, появился старик, а за ним и Марк Захарович, со счастливой улыбкой на лице. Они так и подошли к столу Антона гуськом.

– Антон Генрихович! Антон Генрихович! Я просто счастлив сообщить вам, что всё улажено, и мы претензий ни к кому не имеем.

– Вы счастливы? Надо же! А я вот нет!

– Почему? – мэтр произнёс это, вытянув губы трубочкой.

– Ладно, свободны, Марк Захарович.

Магомед всё писал.

– Магомед! Ты что, явку с повинной мне пишешь? – спросил Шелестов со смехом.

– Очена трудна! – ответил тот.

– Почему же? Русский язык в школе не учил?

– Зачем так гаваришь? Учил! Просто, здесь очень мынога букаф!

– Букаф? Любопытно! Дай – ка посмотрю, что ты написал.

Магомед через стол протянул ему листок.

Антон взял лист. Из всего, что он продиктовал продиктовал ему, было написано только «начальнику 96 отделения милиции г. Москвы», и всё. Было полно ошибок, буквы лезли в разные стороны, были разного размера, и выглядели так, как – будто тряслись в ознобе.

– Ладно! Я переживу! – Шелестов аккуратно сложил вчетверо листок, и сунул в папку.

– Все свободны!

Кавказцы во главе со стариком быстро покинули помещение.

С грохотом отодвинув тяжёлое кресло, Тихон Заиграев, доселе, так и ни разу не поднявшийся со своего места, встал во весь свой богатырский рост и зевнул, широко раскинув мощные руки в разные стороны. Затем подошёл к Антону, собиравшему свои бумаги в папку. Аккуратно завернув ещё и в чистую бумагу целлофановый свёрток с финкой, Шелестов осторожно засунул его себе во внутренний карман куртки.

– Дык, ну ты даёшь начальник! Здорово ты с ними разобрался! Как мы можем тебя отблагодарить!

– Ну, надо же! И вы туда – же, товарищ Заиграев! Я взяток не беру!

– Дык, вы нас от неприятностей освободили, я просто хотел, так сказать…

– Отблагодарить! – со смехом закончил за него фразу Антон.

– Ну, да!

– Нет! Ничего не надо! Адрес ваш я успел в объяснении записать! Пригодится.

С грохотом отодвинув кресло, с места поднялся Сидор Заиграев, а затем подошёл к брату и стал с ним рядом. Он был просто великан. Почти двухметрового роста, он был выше и шире в кости брата.

Покончив с формальностями и пожав руки старателей, больше похожие на лопаты, Шелестов вместе с милиционерами покинул гостиницу, когда часы уже показывали полночь.

Ночь прошла без особых происшествий, и наступивший новогодний день Антон встретил в большой мягкой постели Оксаны.

Новый 1986 год.

Время течёт быстро. Со дня убийства Антонио Гонгора прошёл месяц, и шум и страсти вокруг дела улеглись, кураторы из ГУВД, прокуратуры и комитета стали появляться всё реже и реже. Наступил Новый год. Антона стали постепенно загружать заявами с его земли, Борька Гудков улетел в Новосибирск на задержание. Казалось, жизнь вошла в своё привычное русло. Однако Шелестов продолжал отрабатывать список телефонов из записной книжки убитого военного атташе. К тому же, указание прекратить отработку этих фигурантов он от руководства не получал.

Следователь – важняк Вайс позвонил, как только Антон вошёл к себе в кабинет.

– Да, слушаю! – Шелестов поднял трубку.

– Шелестов, здравствуй! Это Вайс Анатолий Аркадьевич! Узнал?

– Ещё бы!

– Слушай, вот какое дело. Я принял решение о проведении следственных мероприятий по адресу жительства семьи Гонгора, и мне крайне важно, чтобы в это время в квартире был Марио. Можешь устроить? Не хочу задействовать другие службы, если ты меня понимаешь.

– Так точно! Анатолий Аркадьевич, я постараюсь всё устроить.

– Ладно, как будешь готов, дай знать.

– Хорошо.

– Счастливо тебе, опер.

Задание, прямо скажем было, сложным. Единственное, за что, Антон мог ухватиться, это за то, что тогда, во время первого своего посещения квартиры Маргариты Сергеевны Гонгора, он с ней проговорил по – душам почти четыре часа. Это было много. По делу, информации он тогда почти не получил, но вот о семье Гонгора некоторые выводы были сделаны.

В настоящий момент надо было придумать что-то такое, чтобы Маргарита Сергеевна ему поверила, и Марио был бы дома. В свою очередь, она ведь должна была настоять на его приезде. Где Марио снимал квартиру, с кем проживал, и сколько у него было съёмных квартир – на этот вопрос ответить было невозможно. К тому же, никаких заданий по установлению мест пребывания Марио вне его работы в СЭВ3636
  СЭВ – Совет Экономической взаимопомощи.


[Закрыть], никто из оперативной группы по раскрытию убийства его отца не получал. Это Шелестов знал точно.

Итак, надо было импровизировать.

– Алло! Маргарита Сергеевна! Здравствуйте! Это Шелестов Антон Генрихович из 96 отделения милиции! Я месяц назад был у вас.

– Я вас узнала, молодой человек! Что вы хотели?

– Узнали? Хорошо! Вот какое дело, Маргарита Сергеевна! По делу вашего а я получил важную информацию, и в настоящий момент нахожусь в некоторой растерянности!

– Вас и всю вашу милицию можно поздравить с тем, что вы нашли убийцу моего а?

– Нет, нет, убийцу мы не нашли, я совсем о другом. Мне крайне важно переговорить с вами и Марио. Можно у нас в отделении милиции, а можно у вас дома, всё равно!

– Раз так, тогда я могу сейчас к вам приехать?

– Нет, нет, сейчас я не могу! А вот завтра, с утра, часов в девять, я могу быть у вас быть дома!

– Договорились, Антон Генрихович, мы с сыном будем вас ждать у нас дома.

– Договорились!

Конец первой части.

Часть 2

«Шрамы, которые оставили близкие люди, не залечит никто. Они знали, куда бьют…».

Аль Пачино.

Обыск в квартире Маргариты Гонгора.

Одним из важнейших мероприятий по изобличению преступника в совершении преступления является проведение обыска. Процедура малоприятная как для граждан, так для и сотрудников милиции, но необходимая. Кому может нравиться копаться в грязном белье в шкафу и выяснять у присутствующих, кому оно принадлежит или разбирать мусор, вываленный на газету из мусорного ведра на кухне в поисках спрятанных улик?… Правильно, никому!

Особое отношение к проводимому обыску у понятых. Во-первых, в силу процессуального положения гражданина привлекаемого в качестве понятого, который по закону обязан следить за правомерностью действий сотрудников правоохранительных органов при проведении обыска, во-вторых, в силу искреннего любопытства: как живут люди. Антон часто замечал совершенно разное, можно сказать полярное отношение граждан, выступающих понятыми при производстве обыска, например, у соседей, с которыми «бок – о – бок», прожили длительное время и ставшими практически чуть ли не родственниками. Или, например, если соседи находятся во враждебных отношениях, или, имеют разный социальный статус. Да и реакция понятых на изымаемые предметы и вещи неоднозначна. Порой, доходило до анекдотичных случаев. Как-то раз при производстве обыска Шелестов нашел обручальное кольцо одного из молодых супругов, случайно потерянное в их же квартире и послужившее причиной развода (жена обвинила а в том, что он его пропил). В другой раз, на антресолях обыскиваемой квартиры Женька Малышев нашел пачку пикантных фотографий хозяйки этой самой квартиры, недавно вышедшей за, мягко говоря «в неглиже» с неизвестным мужчиной. Ситуация была не простая для всех присутствующих, особенно для новоиспеченного а, поскольку неизвестного как раз и искала милиция, и знакомство с которым хозяйкой отрицалось напрочь. Как говориться: «Чудны дела твои, господи!».

На следующий день Шелестов приехал к дому Маргариты Сергеевны Гонгора к девяти утра. С ним была оперативно – следственная группа Октябрьского РУВД г. Москвы, один из сотрудников Октябрьского отдела КГБ, во главе со следователем – важняком прокуратуры г. Москвы, Вайс Анатолием Аркадьевичем, потому что по закону при раскрытии преступления следователь прокуратуры является старшим группы.

Шелестов, исполняя отдельные поручения Качан, не мог даже предположить, что он хотел там найти и поэтому терялся в догадках. Любимая поговорка следователя – важняка: «Любая версия, даже самая невероятная, имеет право на жизнь и может быть опровергнута только фактами», была в действии.

В этом мероприятии Антону отводилась небольшая роль: во – первых он должен зайти в квартиру сам и обеспечить вход группы, так, чтобы для семьи Гонгора это было полной неожиданностью, во – вторых он должен был лично увидеть в лицо Марио, старшего сына Марго.

Ровно в девять утра, Шелестов стоял перед дверью нужной квартиры, за его спиной, тремя ступеньками ниже, замерла опергруппа.

Антон нажал звонок, который отозвался в глубине квартиры еле слышным колокольный перезвоном. В дверном глазке мелькнула тень.

– Антон Генрихович! Это вы?

– Маргарита Сергеевна, да нет, конечно, это Дед Мороз из милиции!

За дверью раздался короткий смешок.

– А Вы одни?

– Опять не угадали! Со мною двенадцать оленей и подарки!

Стальная дверь лязгнула запорами и открылась.

– Добрый день! Маргарита Сергеевна! Разрешите войти!

– Конечно, конечно, Антон Генрихович, проходите!

Шагнув в прихожую, где ярко горел светильник, Антон только сейчас увидел, что Марго готовилась к его приходу. Видимо, она и Марио продумали своё поведение и имели некоторые виды на внезапный звонок Шелестова. А по сему, она была в туфлях на высоких тонких каблуках. И эти туфли, и этот роскошный длинный шелковый халат с поясом, должны были максимально создать атмосферу уюта и доверительной беседы. Иссиня – черные поблескивающие волосы, тщательно зачёсанные назад и плотно схваченные массивным костяным гребнем с красивой серебряной вставкой в виде диадемы, темные брови, и накрашенные губы действительно делали эту женщину с холёным лицом, стоящую перед ним, приветливой и располагающе раскованной.

Но, какие бы хитроумные комбинации мать с сыном не придумали в отношении Антона, осуществить их они уже не смогли бы, потому что вслед за Шелестовым в квартиру вошёл Вайс и его команда.

– Маргарита Сергеевна, а мы к вам с обыском. Вот санкция, ознакомьтесь. – Антон протянул лист казённой бумаги с необходимыми печатями и подписями.

Пока Гонгора, приходила в себя, держа дрожащими руками бумагу и пытаясь прочесть текст, Вайс уже отдал распоряжение оперативникам приступать в выполнению поставленной им задачи. Понятые в составе дворника и двух уборщиц подъездов дома были оперативниками приглашены заранее. Когда все вошли в квартиру, не смотря на её внушительные размеры, моментально стало достаточно тесно.

– Маргарита Сергеевна! Прошу понять меня правильно, служба! Это, к сожалению, необходимые следственные действия, в рамках возбуждённого уголовного дела, – продолжал Шелестов. – Можете позвонить кому-нибудь из ваших подруг, они могут приехать и побыть с вами.

Её лицо покрылось некрасивыми красными пятнами. Она гордо подняла голову, и со злобой сказала, глядя в глаза Антону:

– Чтобы они вместе с вами рылись в моём нижнем белье? – она повернулась на тонких каблуках и, держа постановление на обыск в опущенной руке, пошла в большую комнату.

– А что делать, что делать, Маргарита Сергеевна! – сам себе прошептал Шелестов. – Жизнь такая несправедливая!

Выполнив поставленную задачу, Антон без всяких угрызений совести вышел из квартиры и направился в сторону троллейбусной остановки на Ленинском проспекте, вспоминая, где-то тут он видел будку с телефоном.

Красно – белая телефонная будка с разбитыми стёклами одиноко стояло почти на самом углу гостиницы «Дом туриста» с открытой настежь дверью. Шелестов шагнул в неё и снял трубку. Дверь не закрывалась. Стойкий запах мочи в будке выводил из себя Антона, и поэтому он был предельно краток. Звякнула, проваливаясь в нутро таксофона двухкопеечная монета.

– Алле, 164 отделение? Привет, 96 – е беспокоит, Антон Шелестов, опер. А где, там, Чередниченко? Ага! Соедини!… Павел? Привет! Шелестов моя фамилия!… Что? Узнал? Это хорошо! Как жизнь, Паша?… Слоями?… Это как? Слой говна, слой масла?… Отлично! Всегда начеку! Бдишь, так сказать… Что? Масло лучше? Паша, а ты не еврей, часом? Нет! Ну, ладно. Паша, мне помощь нужна!… Улица 26 – ти Бакинских комиссаров, дом 119, твоя земля?… Что? Публика – говно! Что делать! Что делать!.. Поможешь? Прекрасно! Участковый вменяемый?… Очень хорошо! Паша, квартира №15, там проживает семья мексиканского дипломата Гонгора, мать и трое сыновей, но русские, у тебя в оперативном плане есть что ни – будь по ним?… Есть? Что?… Старший и средний – козлы? Хорошо! Паша, позвони участковому и предупреди, я вечером заеду к нему! Мне все надо по этой семье, любую информацию, включая сплетни!…

Размышления участкового Ползунова.

Опорный пункт 164 отделения милиции, где располагался кабинет участкового Василия Николаевича Ползунова, капитана милиции, был не далеко от улицы 26-ти Бакинских комиссаров, где проживала Маргарита Сергеевна Гонгора с сыновьями в отдельной кооперативной четырехкомнатной квартире.

– Привет, Василий! – Шелестов пожал руку участковому и уселся на стул напротив его стола. – Ну, что расскажешь?

Ползунов достал из форменных милицейских брюк громадный полосатый носовой платок, обстоятельно высморкался и бросил платок в выдвижной ящик стола.

– Сложный вопрос, Антон! Домик этот не простой, кооперативный, в основном проживают семьи сотрудников МИДа, но правда, есть немного и разной приблатненной публики.

– Трудно поди, с таким народом общаться?

– Да, не говори! – участковый махнул рукой. – Говно, народец! Особенно партийные и комсомольские функционеры. Настоящее дерьмо – люди! Заносчивые, много о себе понимают! Вроде бы, не большие шишки, а уж гонору! А мидовские работнички, мать твою! Загранкомандировки, валюта, машины, тряпки! Куда КГБ смотрит!

– Василий, а давно ты здесь?

– Я-то? Да, уж, седьмой год пошел! Крови выпили из меня, море! Слова никому сказать нельзя, все сразу звонят прямо в ГУВД или МВД, Вот, как! Но самые сволочные, это бабы этих начальничков, стерва на стерве, и стервой погоняет!

– А дети?

– Дети? Это отдельная история!

– Ладно, Василий! Семью Гонгора – знаешь?

– Конечно!

– Василий! Мне все надо знать про эту семью. Все, что ты знаешь! И про Маргариту Сергеевну, и про ее сыновей! Любая информация, проверенная, не проверенная, слухи, все!

Участковый расстегнул верхнюю пуговицу форменной рубашки, затем снял милицейский галстук.

– Дело вот в чём, Антон! Я, конечно же, Паше Чередниченко доверяю, но на второй день после того как отца этого семейства грохнули, тут пара ребят из комитета крутилась, со мною говорили и строго настрого запретили что – либо по этой семье сообщать, даже вам.

– Да, ну! – ахнул Шелестов.

– Вот такие дела!

– Так я же в группе по раскрытию официально состою!

– Да я знаю, знаю! Но вот такая история получается!

– Чёрт! Я так надеялся!

– Ладно, Антон, выпьешь со мною?

– Да без проблем!

Кряхтя и постанывая, участковый наклонился вправо, шумно выдвинул нижний ящик казённого стола, и на свет божий явилась початая бутылка «Столичной», два гранёных стакана, большой кусок сала, завёрнутый в газету, пол – буханки чёрного хлеба, три помидора и пара зелёных огурцов, и одна большая луковица. С особой осторожность была извлечена двух литровая банка огурцов домашней засолки: через прозрачное стекло банки были видны небольшие крепкие пупырчатые огурчики, которые плавали среди листов смородины, укропа и маленьких красных перчиков. На самом дне виднелись несколько зубчиков чеснока.

Антон так явственно почувствовал вкус этих огурцов и запах укропа, что не выдержал и облизнулся. Красота!

Шустро разложив всё это добро на газете, Василий закрыл нижний ящик и выдвинул верхний, откуда достал самодельную финку с наборной цветной рукоятью, и две вилки из нержавейки, каждая из которых была аккуратно завёрнута в туалетную бумагу.

– А чёрт! – внезапно он вскочил, быстрым шагом подошёл к двери своего кабинета, открыл её и выглянул в коридор. Удовлетворённо хмыкнув, Ползунов, захлопнул дверь и щёлкнул задвижкой верхнего замка.

– Сам знаешь обстановку. Сплошная борьба с пьянством по всем направлениям и на всех уровнях, то есть борьба с алкоголизмом в масштабе всей страны, мать его! Стукнет, какой ни – будь особо инициативный товарищ в ГУВД, потом не отмыться, ни отписаться. И останется одна дорога – в народное хозяйство.

Затем из шкафа, стоящего у стены им были извлечены солонка с крупной солью и две простые глубокие тарелки. Вернувшись за стол, он порезал овощи, хлеб и через пять минут салат был готов, круто посыпанный солью: просто и со вкусом. Потом осторожно открыв ножом крышку банки с огурцами, вывалил часть их них прямо в тарелку.

– Не боись! Всё помыто и почищено!

– Да я не боюсь! – ответил Шелестов.

Звякнув о край стакана, бутылка водки быстро наполнила его на треть, потом второй стакан, затем на горлышко была надета пробка и аккуратно отставлена на край стола.

– Ну, Антон, за знакомство, и чтобы бы у нас было всё тип-топ! Будь! – Василий одним махом осушил свой стакан, занюхал его коркой чёрного хлеба и вкусно захрустел огурцом, выловленного им из тарелки.

Делать было нечего, Шелестов также легко выпил свою дозу и закусил салатом. Внутри сразу слегка обдало огнём, но терпимым, и он стал внутренне ждать прихода приятного расслабления.

Теперь, когда торопиться уже было некуда, Антон весь превратился во внимание и слух.

– Так вы с Пашей однокашники? – начал беседу участковый.

– Почти, я с курса «А», а он с курса «Б», выпуск 1985 года.

– Хороший он мужик и правильный опер. Здорово, подсобил мне в прошлом году, иначе я уже был бы уже на пенсии, в лучшем случае, вот так-то. Поэтому, давай, спрашивай, что хотел узнать.

– В разговоре, Паша сказал, что старший и средний Гонгора – козлы! Почему?

– Видишь, какое дело. Жестокие они какие-то. Приведу простой пример, чтобы было ясно. К дому, к своему подъезду, подъезжает Марио на «Мерседесе» и видит, что пятачок асфальта, где он постоянно ставит свою машину, занят чужой машиной. Он вылезает, достаёт выкидной нож, такой, с длинным лезвием, и прокалывает все четыре колеса. Чья машина, кто на ней приехал, это его не волнует, он тут хозяин. Теперь – средний пацан. На втором этаже их подъезда живёт пожилая пара, академик чего-то там и жена тоже бывший научный работник. Так вот, дело было перед этим Новым Годом. У жены была собачка – болонка, она всегда с ней гуляла во дворе. И тут она встретила свою подружку, такую же древнюю как сама, и они разговорились, ля – ля-тополя, собака побежала сама по – себе и тут идёт ей на встречу средний, Хуан, то – бишь. А уже вечерело, снега было много, она подбегает к нему, а он нагибается, берёт её за голову и хрясь – ломает позвоночник. Там собака-то, с большую крысу. И суёт трупик в сугроб, улыбается, и идёт домой. У меня на каждом этаже добровольные помощники – пенсионеры, так что я много чего вижу и знаю. Семь лет тут «бдю»! А с некоторыми жильцами – пенсионерами, кроме меня, и поговорить-то некому. Дети и родственники почти не бывают. Вот так-то, брат.

– Ну, что, по – второй? – Шелестов решил, что процесс всё – же надо несколько ускорить.

– Давай, разливай! – Василию явно нравилась его компания.

Участковый аккуратно нарезал сало с ровными красными прожилками и горкой сложил на газете.

– Ну, ладно, – вздохнул обреченно. – Раз уж так вышло… Придется выпить и ещё кое – что рассказать тебе. Но, у нас, ведь, в ментовке, не принято доверять друг другу! Так нас учили?

– Так, то оно так! А как насчёт взаимовыручки? – Антон разом вылил в рот содержимое своего стакана, не дожидаясь участкового, и со стуком его поставил на стол, хрустнул огурцом, приготовленным заранее и о котором мечтал с начала выпивки. Вкусовые ощущения подтвердили: огурцы домашние, не с рынка и делались без уксуса. Хорошо!

– Да, верно, и Паша просил помочь, опять же!

– Я так думаю, что есть что-то по Гонгора, что комитетчикам ты не сказал? – Шелестов почти перестал дышать.

– Верно, Антон, есть. Во – первых, они со мною разговаривали так, как будто это я преступник. И дело совсем не в профессиональной этике. Во – вторых, они начали с того, что высыпали на меня целый ворох компромата за всю мою пятнадцатилетнюю службу. Так не ведут дела даже наши милицейские опера – первогодки. В – третьих, самое главное, я хочу, чтобы эту «мокруху» раскрыли наши, менты. Я знаю, что руководителем следственной бригады назначен Качан Анатолий Аркадьевич. Это серьёзный парень. И я ждал, что кто-нибудь от него, или он сам, вызовет или приедет ко мне, к участковому, чтобы поговорить об этой семье. Вместо этого, два дня надо мною издевались два урода, с одинаковыми причёсками одеждой, и лицами, начав с того, что обещали выкинуть меня на пенсию без содержания и т. д. За что?

Антон молчал и слушал, забыв про огурцы и выпивку.

– Так вот! Ничего серьёзного я им не сказал. Прикинулся валенком, рассказывал про свои проблемы, про отказные дела, о том, что на стенах в подъездах надписи появились на иностранных языках. И прочее. Чушь всё это, но всё по делу, всё по работе. И вот появился ты. Значит, разобрался, значит умный. А дело-то в чём? А в том, что двадцатого января, около восьми вечера, в квартире Марго Гонгора был довольно серьёзный скандал, слышали соседи. Вся семья была в сборе: Марио, Хуан, Мануэль видимо спал, потому что не было слышно плача, сама Марго и Антонио. Крику было много, и в конце он ушёл, громко хлопнув дверью. А утром, на следующий день, у Марго был фингал под правым глазом, но не большой. Она его тщательно пудрила и носила большие тёмные очки. В основном скандал был на их родном языке, но перед самым уходом Антонио, соседка услышала, что он сказал: «… а то, снова уложу в психушку!». Было это отчётливо слышно, потому, что входная дверь была открыта, и он сказал эту фразу на русском языке, когда дверь за ним уже закрывали. Не волнуйся, мой источник, то бишь, соседка, себе на уме, живёт одна, сидит всё время у окошка. Дети и внуки выросли, навещают редко, а я, как положено участковому, провожу разные там беседы с населением. И сказала она мне про эту фразу только мой на третий приход к ней. Так что вот такая ерунда получается. По всему выходит, что кто это убийство раскроет – орден обеспечен? И тем, кто с ним рядом стоял, тоже медальки достанутся? А? Как думаешь?

– Думаю, что ты прав! – Шелестов думал также.

Обыск в квартире Гонгора (продолжение.)

Шелестов вернулся на квартиру Маргариты Сергеевны Гонгора, в самый разгар производства обыска.

За длинным гостевым столом, что стоял в середине комнаты, сидел и что-то писал следователь – важняк Вайс Анатолий Аркадьевич, собственной персоной. Увидев вернувшегося Шелестова, он кивнул в знак приветствия и снова уткнулся в свою писанину.

Вдова сидела в кресле и спокойно наблюдала, как оперативники Октябрьского ОУРа под руководством начальника 2 – го отделения Вадима Владимировича Меньшикова, в присутствии понятых, двух женщин и мужчины, тщательно обыскивали комнату за комнатой, перетряхивали одежду, вещи, документы, все, что могло дать бы хоть малейшую зацепку в деле об убийстве военного атташе.

С таким же безучастным лицом, напротив матери на диване, сидел ее сын Марио. На вошедшего в большую комнату Антона, казалось, он даже не обратил внимания, зато Шелестов внимательно его рассмотрел.

Марио Перес Гонгора был моложе Антона, среднего роста, крепко сбитый брюнет, с широкими плечами, так же как и Шелестов, по – спортивному подтянут. Его умное, несколько аскетичное лицо, слегка напоминало лицо матери, так, некоторые черты. К портрету можно было ещё добавить некоторое сходство с французским киноактёром Аленом Делоном, только коротко стриженым, с таким же холёным лицом избалованного жизнью повесы, только что сошедшего с обложки глянцевого иностранного журнала. Если не знать, что родители Марио русские, то его смело можно было отнести к выходцу с Ближнего Востока.

– Шелеcтов! – вошедший в комнату Меньшиков, казалось, заполнил собой все свободное пространство своей могучей фигурой, – Вернулся! Докладывай, что там у тебя срочного!

Спокойно взиравшая на все происходящее в ее квартире Маргарита Сергеевна, вдруг заметно занервничала и несколько раз встревоженно посмотрела на сына. Это заметил и Антон, и Вадим Владимирович.

– Подожди! Пошли на кухню, там нет никого! – Меньшиков широким шагом вышел в коридор, увлекая за собой Шелестова.

В течении десяти минут, Антон доложил полученную информацию.

– Ну и дела! А кто еще знает? – Вадим Владимирович озадаченно вертел в руках шариковую ручку, затем откинулся на спинку дубового кресла, добротно изготовленного в качестве кухонной мебели, и посмотрел на Антона. Шелестов, как первоклассник, положил руки перед собой на гладкую поверхность массивного обеденного стола, за которым расположились сыщики.

– Никто! Я как узнал, сразу сюда, потому что все представляется совершенно в другом свете!

– То есть, мы здесь ничего не найдем?

– Да! Нет никаких шансов!

– А источник надежный? – в глазах Меньшикова мелькнула веселая искорка.

– Вполне! Это же не шутки!

– Интересно! А контора это уже знает или нет?

– Думаю, да! У них работа такая, комитетская! Они использовали нас «в тёмную».

Сыщики молчали.

– Вот, что! Пошли, посмотрим на Марио, только уже с другой стороны, так сказать! – Вадим Владимирович встал, аккуратно придвинул кресло к столу.

– Здравия желаю! – в кухню вошел Стас Свирский, старший опер ОУРа, подчиненный Меньшикова. – Уже вернулся? – он с улыбкой обратился к Антону и крепко пожал ему руку, затем обратился к Меньшикову.

– Мы закончили!

– И что? – спросил его начальник.

– Ничего нет по делу! В квартире полно денег, рассованы по секретерам, шкафам, и рубли и валюта, чеки «Внешпосылторга»3737
  Внешпосылторг – Всесоюзное Объединение «Внешпосылторг» продавало мелкооптовыми партиями и в розницу в широком ассортименте советские промышленные и продовольственные товары с доставкой их на территории СССР и в другие страны посольствам, миссиям и иным представительствам (и их сотрудникам), иностранным фирмам, иностранцам, а также беспошлинно вручает заказанные иностранцами советские товары в качестве подарков их родственникам, проживающим в СССР. Внешпосылторг также продавало иностранцам путевки в советские санатории и дома отдыха для их родственников, проживающих в СССР.
  Че́ки Внешторгба́нка (Банка внешней торговли СССР) и Внешпосылторга (ранее «сертифика́ты» и «боны») – своеобразная «параллельная валюта», существовавшая в СССР в 1964—1988 годах. Они выпускались только в виде банкнот, монет не существовало (бумажные чеки были даже на 1 копейку). Чеками Внешторгбанка платили зарплату советским гражданам, работавшим за границей: преимущественно специалистам, работавшим по строительным контрактам СССР, а также специалистам (например, преподавателям, врачам и военным советникам) работавшим по контрактам с заграничными государственными и частными учреждениями (госпитали, университеты и т. д.), а также морякам, рядовым работникам посольств и прочим лицам внутри СССР, получавшим гонорары или переводы в валюте.
  Основной целью введения сертификатов, а позднее чеков ВТБ было стремление Советского государства ограничить валютные расходы по зарплате граждан, работавших за границей (особенно в капстранах, где в противном случае служащие полностью снимали бы свою зарплату в валюте и всю её тратили на месте), а также снизить приток в страну частного вещевого импорта из неконтролируемых источников. Во время пребывания за границей часть зарплаты загранработников в валюте добровольно (но не более 60%) * переводилась на счёт во Внешэкономбанке, с которого можно было на месте (обычно через советника по экономическим вопросам при Посольстве СССР) или по возвращении в СССР получить заранее заказанную сумму в виде сертификатов (позже – чеков). Некоторые категории загранработников внешнеторговых организаций и дипломаты могли ввозить в СССР и ограниченное количество иностранной валюты, которую они были обязаны конвертировать в сертификаты (чеки) не позже установленного срока, иначе наличие у них валюты тоже считалось незаконным.
  Сертификаты (для моряков «боны»), появились в 1964 году. Ранее на третьем этаже ГУМа и в ЦУМе существовала система т. н. «закрытых спецотделов», где загранработникам или их родственникам выдавались заказанные заранее по каталогам вещи. Система была крайне громоздкой и практически не позволяла реализовывать мелкий ширпотреб (например, обменять ботинки на подходящий размер было невозможно). В результате была внедрена более гибкая система сертификатов Внешэкономбанка. Они существовали трёх типов: «сертификаты с синей полосой» – выплачивались гражданам, работавшим в странах СЭВ (коэффициент зачисления на счёт 1:1); «сертификаты с жёлтой полосой» – выплачивались загранработникам, работавшим в странах с неконвертируемой валютой, то есть в третьем мире, например, Индии, странах Африки и т. д. (коэффициент 4,6:1) и «бесполосые сертификаты» – выплачивались работавшим в странах с СКВ (коэффициент 4,6:1). таким образом «жёлтополосые» и «бесполосые» сертификаты негласно были физическим аналогом условно-счётного инвалютного «золотого» рубля, исполняя квазифункцию «советских червонцев», но, в отличие от предшественников, официального хождения в широком обороте не имели и в руках лиц, не могущих подтвердить документально законный источник происхождения, приравнивались к иностранной валюте, владение которой для советских граждан было уголовно наказуемо (ст. 88 УК РСФСР).
  Сертификаты и боны (позже чеки) можно было законно отоваривать исключительно в сети специальных магазинов – «Берёзках», этаких шедеврах советской торговли, с лёгким налётом капиталистических товарно – денежных отношений, кроме того, их можно было внести в качестве взноса в ЖСК, но лишь по коэффициенту 1:1 к обычному рублю, что также было дополнительной статьёй дохода государства. Суть системы сертификатов состояла в том, что загранработники в разных странах при формально сравнимых величинах окладов (близких к средним по Союзу), реально получали значительно различающиеся по покупательной способности зарплаты. Например, оклад советского переводчика в Индии, составлявший условно 200 руб., фактически в «жёлтополосых сертификатах» составлял 920 руб., а оклад переводчика, например, в Венгрии, равный 400 руб. в «синеполосых сертификатах» составлял те же 400 руб. Соответственно, в «Берёзке» за «сине– и жёлтополосые» сертификаты продавали не только одежду, ковры, хрусталь и прочий ширпотреб производства СЭВ, но также и автомобили.


[Закрыть], ювелирные украшения, картины, но на все есть документы.

– А мусорное ведро смотрели? – понизив голос, спросил Шелестов у Свирского.

– Нет, кажется. А что, надо?

– Хорошо! Пошли, посмотрим! – сказал Меньшиков и пошёл на кухню. Опера двинулись за ним.

– Стас! Понятых сюда! – продолжил руководить он.

Ведро, полное мусора, было извлечено из шкафчика. Тут же, на кухне, расстелили несколько старых газет «Известия», взятых с подоконника. Антон аккуратно вытряхнул содержимое ведра, просто перевернув его вверх дном, и сел на корточки. Практика показывает, что ничто так в картинках не может рассказать о человеке, как мусор, хотя на первый взгляд это всего лишь простые отходы человеческой деятельности. По нему несложно было догадаться, что в этом доме есть деньги, на продуктах и хлебе не экономят. Обёртки от жевательной резинки и шоколада, пустые банки из – под пепси – колы, скомканный новый носовой платок, два пустых фломастера, какая-то шелуха, очистки от яблока, косточки от абрикосов и т. д.

Стас помогал Шелестову перебирать мусор. Наконец, он добрался до конца – смятые листки бумаги с письмом на иностранном языке, сломанный карандаш, пустая картонная коробочка с названием «Zahnstocher», и почти полный тюбик губной помады вишнёвого цвета.

– Всё? – спросил Меньшиков.

– Сейчас! – Антон заглянул в пустой шкафчик, и из самого угла поднял с пола маленький обрывок вощёной бумаги, на поверхности которого, отчётливо виднелось какое-то масляное пятно. Он аккуратно, двумя пальцами взял за уголок обрывок и понюхал, потом ковырнул ногтем…

– Всё! Ничего нет! – Шелестов бросил обрывок в общую кучу и поднялся. Понятые, пожав плечами, потянулись из кухни. Антон быстро схватил лежащий поверх мусора клочок газеты, который только что бросил в кучу мусора при понятых, и аккуратно завернул его в свой носовой платок.

Меньшиков и Свирский переглянулись и пошли за понятыми, ничего не сказав. Замыкал шествие Шелестов.

Сыщики вошли в комнату, когда понятые уже собирались подписывать протокол обыска.

– Товарищи понятые! Если есть замечания и дополнения по производству обыска, прошу их заявить для занесения в протокол! – обратился к гражданам Вайс. – Если замечаний нет, прошу расписаться, и вы свободны! Маргарита Сергеевна! Прошу вас! Замечания, дополнения!

Понятые по одному подошли к столу и неторопливо поставили свои подписи.

Вдова подняла склонённое к груди лицо и обвела всех присутствующих уничтожающим взглядом.

– Как вам не стыдно! Что вы творите! Эта квартира принадлежит члену семьи сотрудника дипломатического корпуса! Это нарушение норм международного права! Подобный произвол я просто так не оставлю! Я буду жаловаться! – напряжение вылилось в длинную тираду, которую она выдала на одном дыхании.

– Имеете полное право! Маргарита Сергеевна! Обыск проводился с санкции прокурора города Москвы, а мы лишь его исполняем. Подписывать протокол будете? – насмешливо спросил следователь.

– Мам! Подпиши, и пусть катятся! – молчавший до этого момента Марио вдруг подал голос. И затем быстро добавил несколько предложений на незнакомом Шелестову языке.

Вдова внимательно выслушала сына, кивнула в знак согласья, затем величественно встала с кресла и подошла к Вайсу.

– Где подписать? Показывайте!

– А мы можем идти? – спросил дворник, выступавший в роли понятого. Две женщины стояли с ним рядом и смотрели на следователя – важняка. Мы тоже всё подписали.

– Можете, можете! – Шелестов сделал приглашающий жест к выходу из комнаты.

– Пойдемте, я вас провожу!

Захлопнув за ними входную дверь, он собрался, было вернуться к Меньшикову, но увидел Николая Александрова, старшего опера ОУРа, который что-то рассматривал из окна самой маленькой комнаты квартиры. По всему полу комнаты были разбросаны детские игрушки.

– Что-то интересное увидел?

– Вон, смотри! Видишь, красная ВАЗ-2109 стоит в конце дома? – Николай ткнул пальцем в стекло окна.

– Вижу!

– В ней два парня, лет по двадцать пять! Я засек их, как только мы приехали сюда на обыск. Они пару раз прогуливались перед домом и смотрели на окна квартиры Гонгора!

– Пошли, документы проверим!

– Да, нет! Я номер уже записал, сейчас вернемся в контору, пробью через ГАИ!3838
  ГАИ – Государственная автоинспекция.


[Закрыть]

– Как хочешь!

Из-под детской кровати, что стояла почти в середине комнаты, выглядывал черный, тупорылый конец пластмассового тубуса для чертежей.

Шелестов нагнулся и вытащил его. Отвинтив крышку, заглянул во – внутрь, там было пусто. Вздохнув, Антон закрыл тубус и положил его на место. Затем вновь поднял его, отвинтил крышку и понюхал его содержимое. Удовлетворённо хмыкнул, завинтил крышку и аккуратно положил тубус на место, под кровать.

Приехав к себе в отделение вместе с группой оперов, производивших обыск на квартире вдовы Горгона, Шелестов вошёл в свой кабинет, повесил куртку в шкаф, пересёк кабинет и устало опустился на стул за своим столом. Что-то подсказывало ему решение всего этого ребуса, точнее, какая-то деталь, на которую он раньше не обращал внимания, но какая? С какими событиями последнего времени она была связана? Ответа пока не было.