Текст книги "Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы"

Освободился в 1984 году, доучиваться не стал, а был принят на работу грузчиком в мебельный магазин «Руслан» на Смоленской – Сенной площади. Взяли его туда сразу, а почему? Не ясно. После смерти отца в 1985 году, мать с его сестрой разменяли шикарную квартиру, и ему досталась комната в коммуналке. Чему он был несказанно рад.

Из информации из ЗИЦа, к немалому своему удивлению Шелестов выяснил, что Марвин задерживался месяц назад сотрудниками 93 – го отделения милиции за сбыт ювелирных изделий на Даниловском рынке. Он продавал кучу золотых женских брошек и мужских перстней, но их принадлежность не была установлена, то есть они не проходили ни по какому уголовному делу, не находились в розыске, и его отпустили.

– Что ж, – подумал Антон, – раз он задерживался за сбыт ювелирки, значит, он представляет оперативный интерес и для других районных отделений. Начинать работать с ним надо немедленно, потому что наркоман должен сидеть на этом деле постоянно, каждый день, иначе у него начнётся ломка, и тогда о допросах и других необходимых следственных действиях придётся забыть!

Вот такой кадр сидел перед Антоном в три часа ночи, безразлично уставившись в пол и периодически зевая, обнажая ровные белые зубы. «Колоться» он действительно не собирался, правила «игры» знал и на тяжелый взгляд Бори Гудкова отвечал наглой улыбкой.

– Дмитрий! Как ты думаешь, почему мы с тобой возимся в три часа ночи?

– Я тоже удивляюсь начальник. Может быть, разойдёмся по – хорошему. Вы – домой, я в камеру. Утро вечера мудренее, у меня будет адвокат, тогда и поговорим! – весело предложил он.

– У тебя, Дима, и у меня, времени теперь много. Только у нас с тобой задачи разные. И совсем – совсем не те, о которых ты думаешь. Я тебе скажу даже больше и по секрету: ты меня совсем не интересуешь. То, что ты садишься капитально, и надолго, я даже и обсуждать не хочу!

– Минуточку, начальник, у нас ведь как? Покажи вещи – будем разговаривать. У тебя ничего нет, начальник. Где вещи? Вы у меня обыск делали? Делали! Что нашли? Ни – че – го!

Сидевший на диване, за спиной Марвина, Андрей Шишкин, вдруг подал голос:

– Антон! У него на джинсах, сзади на штанине кровь, и, причем свежая. И на руке царапина, прямо на запястье!

– Молодец, Андрей, заметил!

– Так, что, понятых вызывать?

Дмитрий напрягся.

– Да, нет, зачем! Завтра утром на очную ставку водителя его привезут, а потом девчонку. Они ведь втроём работали, правильно? Компашка такая, лёгкая! Да, Дима? Они всё и расскажут. У нас Дима ведь, паровозом пойдёт? Правильно? Организованная, устойчивая группа, лидер – ранее судимый, не встал на путь исправления и т. д.

Марвин заёрзал на месте.

– Вот, видишь, уже проняло! Лет пятнадцать светит, а? – удовлетворённо заметил Шелестов.

– У вас ничего на меня нет! – хрипло ответил он.

– Ладно, Дима, сидеть будешь, но вот как сидеть, и за что и сколько, это две большие разницы, как говорят в Одессе.

Бандит презрительно скривился.

– Хорошо, Дима. Разговор у меня к тебе есть, важный разговор. Утром будет следователь и до того, как он тобой займётся, мне надо с тобой решить пару проблем. Чуешь?

Дмитрий прищурился и спросил:

– Бить будете?

– Зачем? – искренне удивился Антон.

– Тогда сигарету дайте, коли разговаривать хотите! – Дмитрий облизнул сухие губы.

– Да, не вопрос! Андрей, стрельни у дежурного пару сигарет! Я потом отдам.

Шишкин, слегка задремавший, вскочил и быстрым шагом вышел из кабинета.

– Дмитрий, мы действительно взяли твоего водителя и девчонку.

– Ну, не знаю начальник! С вида вы серьёзный мент, говорите правильно, не бьёте, закурить дали, а предлагаете мне ваши «висяки» на себя взять? Может быть мне ещё и «чистуху»7575
  «Мокруха» (слэнг) – убийство.


[Закрыть] вам на себя настрочить под диктовку?

– То есть, если я правильно понял, тебе нужны доказательства?

Дмитрий издевательски улыбнулся:

– Нет, я за так, за здорово живешь, сдамся!

Вернулся Шишкин и дал налетчику сигарету, поднес зажигалку, убедился, что Марвин прикурил, хотя ему здорово мешали наручники, и присел на диван, на своё место.

Дмитрий, глубоко затягиваясь горьким дымом, настороженно посмотрел в глаза Шелестову.

Заметив это, Шелестов улыбнулся ему в ответ.

– Значит, доказательства нужны?

Антон торжествующе улыбнулся: он вел себя так, будто давно разрабатывал его группу.

Бандит перестал улыбаться:

– Без этого, никак!

– Ладно! Будет по – твоему, сейчас получишь их. Но не дай бог, не выполнишь мою просьбу, не дай Бог! – жёстко произнёс Антон.

Дмитрий возмущенно выпрямился на стуле:

– Э, начальник, так не договаривались! Что за просьба? Может быть, ты меня повеситься попросишь, а?

– Нет, просто я хочу, чтобы завтра утром, ты позвонил по одному известному тебе телефону, и попросил одну даму продать тебе пару ампул с морфием, уколоться.

– И всё?

– И всё.

– Я готов к диалогу, как пионер! – бандит шутливо выдал пионерский жест левой рукой, скованной наручниками с правой.

– Крутой ты парень, Дмитрий!

– А то! Мне всё пофиг! Даже наколку в ИТК себе такую сделал. Вот смотрите! – он встал и задрал майку до подбородка, а потом встав боком перед сыщиками.

На левом мощном плече красовался виртуозно выполненный витой погон с имперским орлом и свастикой7676
  Татуировка: витой погон с имперским орлом и свастикой (тюремн.) – право на ношение воровских «погон» на зоне имеют лишь наиболее авторитетные осужденные, поклявшиеся никогда не вставать на путь исправления. Любому уголовнику, кто дерзнет самовольно примазаться к заслуженным и уважаемым в криминальном мире «людям в погонах», грозят серьезные наказания, вплоть до уничтожения этих татуировок вместе с куском кожи. Эти татуировки – знаки отличия в преступной среде. Наносятся на одно или оба плеча.


[Закрыть], а на лопатке, на спине – оскаленная голова тигра7777
  Татуировка: оскаленная голова тигра (тюремн.) – обладатель этой наколки свиреп, агрессивен, никого не боится, и может дать отпор кому угодно.


[Закрыть].

– Круто! – засмеялся Гудков. И очень страшно.

– Ладно, Дмитрий, крутой ты пацан, верим.

– Эй, Андрей! Андрюха, проснись дружище! – Шелестов обратился к мирно спящему Шишкину в полу – сидячем положении на диване.

Ноль внимания.

– Андрей! – Гудков шутливо ткнул его в плечо.

– А? Что? А я ничего! – Шишкин протёр глаза и зевнул.

– Андрей! Неси конверт с фото.

– Сейчас.

– Ладно, если это ваши ментовские штучки, то я вообще замолчу.

– Принято! – великодушно согласился Антон.

Вернулся Шишкин и положил перед Шелестовым серый казённый конверт.

– Видишь, мы к тебе по – человечески относимся, и я, к тебе лично, ничего не имею. Просто работа такая. Поехали? – с этими словами на край стола, перед Марвиным, Антон положил две фотографии карточек учёта из паспортной службы.

– Всё ясно! – Дмитрий опустил голову. – Закурить дадите?

– Конечно!

– Давайте договоримся так! Я хочу в камеру, высплюсь, а завтра всё напишу. Я очень устал.

– Дмитрий, как скажешь! – согласился с просьбой задержанного Шелестов.

Отделенческий «москвич» начальника, привёз Антона домой только в пять утра.

Бэлла.

Рабочий день Антона начался со звонка, обещанного Самойловым некоторое время назад.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Мне, пожалуйста, Шелестова.

– Слушаю вас.

– Антон Генрихович, я звоню по поручению Михаила Самойлова. Он должен был вас предупредить.

– Да, да, я ждал вашего звонка.

– Хорошо! Давайте встретимся с вами через час, скажем у цирка, что напротив метро «Университет». Там есть сквер и лавочки, знаете?

– Да, знаю. Я буду. Как я вас узнаю?

– Я сама к вам подойду.

– Договорились.

…Что за чудное утро сегодня? А? Весна! Только-только начинает пробиваться первая, такая липкая листва, на уставших от долгой зимы деревьях и кустарниках. И серые, покрытые клочками прошлогодней травы, московские газоны, начинают осторожно покрываться едва заметной зеленью. Не пришло ещё время зацвести во всю свою красу. Но жизнь в дальнейшем возьмёт своё, без сомненья. А пока, весеннее утро порадовало Антона отличной погодой. Сквозь редеющие тучи облаков пробивались робкие солнечные лучи, раскрашивая багрянцем верхушки деревьев, весело отражаясь от окон и рассыпаясь в небольших лужах озорными огоньками от слегка оттаявшего снега в сквере, по которому не спеша шёл Шелестов, заложив руки за спину и держа в одной из них пару свёрнутых в трубочку газет. Ветер стих. Воробьи задорно чирикали в кустах боярышника, растущего плотной стеной у самой кромки Университетского проспекта, а кое – где по веткам яблонь уже скакали синицы, приветствуя первые тёплые дни. Воздух был чист, и прозрачен, каким бывает лишь ясным мартовским днём. Антон дошёл до конца аллеи и остановился недалеко у ступенек, ведущих к главному входу Цирка. Рядом, в ряд, стояло с десяток деревянных скамеек, уже свободных от снега, но ещё не покрашенных, и потемневших от времени и влаги.

На корявую ветку неподалёку стоящей яблони вспорхнули пара красногрудых снегирей, виртуозно щёлкая и посвистывая о своих птичьих проблемах, явно весенних. Подул тёплый влажный ветер, принёсший запахи начинавшей оттаивать земли и прелой травы. Хорошо!..

– Добрый день, молодой человек! Меня зовут Бэлла! – довольно заурядная особа, одетая по сезону в светлое пальто, протянула ему руку в кожаной дамской перчатке.

– Здравствуйте! – Антон поднялся со скамейки, и осторожно её пожал, профессионально отметив: на вид лет 40, рост 165 см., лицо европейское, правильные черты лица, волосы короткие, светло – русые, глаза карие.

Как выяснилось, он зря боялся сделать больно этой женщине: её рукопожатие было уверенным и сильным.

– Спасибо, что пришли, молодой человек. Для меня это важно.

– Вы хотели со мною поговорить?

– Да.

– О чём?

Женщина посмотрела на него, потом посмотрела себе под ноги, как бы решая: стоит довериться этому парню или нет.

– Я хочу Вам дать некоторую информацию, и потом мы с Вами расстанемся, и Вы меня больше не побеспокоите. Никогда! Договорились?

– Ну, ладно, если так вопрос стоит.

– Клянетесь?

– Клянусь.

– Хорошо! Где будем разговаривать тут или пойдем куда-нибудь?

– Лучше здесь, я не хочу, чтобы третий кто-нибудь услышал. Я рядом постелю, садитесь не бойтесь.

Шелестов постелил на лавочку газету, которую держал в руках. Бэлла на нее села. Он расположился рядом. Достал из внутреннего кармана своё удостоверение, раскрыл его и протянул Бэлле.

– А вот этого не надо молодой человек! – она мягко отстранила его руку. – Миша обрисовал Вас.

– Хорошо! Вы уж не нервничайте так, пожалуйста, расслабьтесь и просто расскажите мне, что хотели сообщить, и всё.

– Хорошо, я не буду нервничать, молодой человек. Я уже расслаблена и чувствую себя великолепно. Да и что люди подумать могут, ведь вы мне в сыновья годитесь. Вы не против, если я закурю?

– Нет, курите, конечно, это даже лучше, что вы сейчас закурите.

Бэлла достала из пачки тонкую длинную сигарету и закурила, выпуская во влажный весенний воздух сизый дым.

– Полегчало?

Она посмотрела на него и рассмеялась.

– Немного есть. Прошу не перебивайте меня, а то я ничего сказать не смогу, – она выпустила в воздух еще один глоток дыма.

– Ок, говорите. Я весь во внимании.

Мимо их лавочки прошел какой-то прогуливающийся молодой человек. Проводив его взглядом, она стала рассказывать:

– Как Вы уже знаете, меня зовут Бэлла, я работаю замом главного бухгалтера гостиницы «Южная» последние 15 лет. Два дня назад к нам в бухгалтерию пришла наша бывшая сотрудница Астахова Вера. Не буду говорить, почему бывшая, это другая история. И она предложила мне купить, или найти покупателя на два видеомагнитофона «Электроника ВМ – 12», с документами. Цена – три тысячи четыреста рублей. Я посчитала её сумасшедший, потому, как сами понимаете, денег таких у меня нет. Говорю ей, – посмотрю, кому можно предложить из наших сотрудников, посмотрю, только на это время надо, найти покупателя, а она хватает меня за руку, и говорит, что очень надо продать, и быстрее. – Хорошо, говорю, я попробую! – А она держит меня по – прежнему, руку не отпускает. – Что еще хотела? – спрашиваю.-только не говори никому, что я здесь была, – говорит… – А то меня убьют!

– Ясно! – Антон задумался.

– Я сидела семь лет за хищения социалистической собственности, так сказать. Когда-то работала главным бухгалтером крупного предприятия в Московской области. Поэтому я опытная и знаю, почему так говорят.

Тонкая струйка сигаретного дыма медленно поднималась, и также медленно растворялась в воздухе. Столбик белесого пепла упал, рассыпаясь по скамейке серебристой пылью, немного припорошив край куртки Антона.

– Извините! – она рукой осторожно смахнула пепел на землю.

– Ничего страшного, – Шелестов задумчиво посмотрел по сторонам. – Вы сообщили мне очень важную информацию, большое спасибо. Вы умная женщина, раз доверились Самойлову, и правильно сделали.

– Я опытная, а не умная. Была бы раньше умной, не стала бы такой опытной! После отсидки, я пришла в гостиницу «Южная» работать уборщицей. В 96 отделение милиции меня вызвал один опер, мой будущий куратор, сейчас он уже умер, и предложил сотрудничать с милицией. Отказаться я не могла, со справкой об освобождении особо-то не повозражаешь. Потом меня на связь взял Миша Самойлов. Я ему верю. И мне пришлось очень потрудиться, чтобы стать замом главного бухгалтера, и снова быть уважаемым специалистом, а не мыть вонючие сортиры по десять раз на дню.

– Понятно. Я так понимаю, что Самойлов вас исключил из действующих агентов, потому что ушёл на Петровку?

– Верно! Такая была договорённость с ним когда-то. И ещё: я устала от такой двойной жизни. Теперь, я просто хочу жить своим настоящим и получать от этого удовольствие! К тому же, я повстречала мужчину, с которым хочу встретить старость. Я не хочу больше ни с кем спорить, скандалить и что-то кому-то доказывать, не хочу тратить время на общение с теми, кто мне неприятен, с людьми, которые меня не понимают, и пытаться достучаться до них. Теперь мне некогда! Я достаточно поработала на розыск, и теперь просто хочу спокойно жить! Радоваться каждому моменту, каждой улыбке прохожего, каждому свободному дню, в независимости от того, солнечный он или дождливый. Понимаете? Когда я сидела, меня бросил, забрав последнее, что осталось после конфискации. Друзья и знакомые от меня отвернулись, и мне пришлось заново строить свою жизнь. А недавно, мой бывший снова объявился, узнав, что теперь у меня всё хорошо! Порой, люди возвращаются к тебе, понимая, что им никто не нужен кроме тебя… А ты уже не испытываешь к ним ни радости, ни удовольствия, ни жалости, ничего! Правильно говорят: не бывает поздно – просто бывает уже ничего не надо!

– Ясно. На этом давайте расстанемся добрыми друзьями! Удачи Вам!

– Хорошо! Прощайте!

– Да, прощайте.

Шелестов медленно шёл к метро «Университет» и размышлял.

– Ай, да Миша. Хитрюга! Ловко всё обставил. Несомненно, Бэлла была ценным человеком. Она давно работала в гостинице, прошла не простой путь от простой уборщицы до зама главбуха, ранее была судима, следовательно, по жизни ориентировалась, со всеми была в ровных отношениях, такая невзрачная серая мышка. Зато все приходили к ней за советом и т. д. Естественно, она была в курсе всех событий. Гостиничный персонал составлял около 80 человек, почти все женщины, и о каждом работнике у неё было своё мнение, свой подход, так сказать…

Это всё было хорошо, но тут образовалась проблема: Вера Астахова была подружкой его агента, а информации от него по поводу этих «видюшников» не было. Так не бывает! Тогда что это? Предательство? Двурушничество? Надо разобраться сегодня же вечером, срочно!

Агент «Спортсмен».

Как обычно судят о человеке в нашем мире? … Правильно! Образование (какое учебное заведение закончил), где работает, где бывает, как одевается, кто его друзья, ну и, если есть время поинтересоваться, кто (жена)? Этого вполне достаточно, чтобы собеседнику сразу определиться, типа: О! Это наш парень! Или извините, я опаздываю, у меня важная встреча, знаете ли! Это мы говорим об обывателях. К сотруднику уголовного розыска большинство из вышесказанного не может относиться по определению. Почему? Во – первых, личный контакт с криминалом (судимые за уголовно – наказуемые преступления) входит в сферу его прямых служебных обязанностей. И это из дня в день, из месяца в месяц, из года в год. На другие встречи с друзьями времени не остаётся, потому что они понятия не имеют о готовящихся или совершенных преступлениях, спрятанных вещественных доказательствах, «отстойниках» – квартирах бандитов находящихся в розыске, короче, об обстановке на своей «земле» и территории УВД в целом. Во – вторых, театры и концерты штука, конечно, нужная и полезная, но время, время постоянно уходит на работу. Посидеть в ресторане с одноклассниками, можно, но не желательно! Почему? О чём будет разговор? Слесарь будет рассказывать о своих железках, врач – о болячках, учитель – о любимом классе, а сотрудник уголовного розыска – о…! О чём? Правильно, сидеть и медленно напиваться, выслушивая чужие проблемы. Вывод – опер не может просто так выбирать собеседников и места встречи с ними. Зато со своим «человеком» сыщик должен и обязан встречаться регулярно, в любое время, и в любом месте.

Вечер. Антон, подняв воротник кожаной куртки и глубоко засунув руки в карманы, соскочил с троллейбуса и лёгкой походкой направился к дому №27, корпус 4, по улице Гарибальди. Сталинская пятиэтажка. Большой проходной двор с обязательной помойкой, металлическими гаражами, со стайкой ободранных кошек, сидящих на снегу у открытого воздуховода в подвал., оттуда шло тепло. В глубине двора одиноко притаились качели. Никого.

Дверь в вонючий подъезд с разбитым стеклом и тугой пружиной, в качестве возвратного механизма. Стены, видимо, ещё недавно отремонтированного подъезда, уже были уже основательно, с пристрастием и злобой исписаны, исчирканы, оббиты. Потолки лестничных площадок на некоторых этажах украшали чёрные пятна копоти от приклеенных спичек на слюне с побелкой. Лестница давно уже не подметалась. Сразу после ремонта её вымыли, конечно, но это был первый и последний раз. В углах подсыхали лужи кошачьей мочи. Знаете, чем она отличается от человеческой или собачьей? Отвечаю – воняет больше!

Шелестов не воспользовался лифтом, а, взглянув на часы, машинально засек время и рванул вверх по лестнице. Окна на площадках между этажами были закрыты наглухо, поэтому воздух оставался тяжелым и густым. Не воздух, а дьявольская смесь из табачного дыма, гниющего мусора в мусоропроводе, кошачьих и крысиных экскрементов, человеческого пота и мочи. Стены окрашены в грязно – зелёный цвет. Надписи стандартны и поражали дебилизмом и прямолинейностью настенного творчества: «Спартак чемпион! Машка – дура! Вася + Катя = любовь». И ещё пара заковыристых стишков с участием традиционных слов из трёх и пяти букв. Видимо, этих знаний русского языка у обитателей этого дома были достаточны для жизни и общения между собой.

Третий этаж. Чёрная кнопка звонка. Из замочной скважины соседней квартиры кокетливо торчал глубоко всунутый окурок со следами губной помады.

– Девчушка, кажется, была в расстроенных чувствах! – усмехнулся Антон и постучал в дверь условным стуком.

Тишина… Повтор. То, что хозяин дома, он знал точно – двадцать минут назад Шелестов говорил с ним по телефону. Наконец, лёгкий шорох шагов внутри, скребущие движения, звякнула дверная цепочка, щелчок замка – дверь слегка приоткрылась.

– Заходите!

Дверь открылась шире.

Антон шагнул в тёмный проем, и машинально захлопнул за собой входную дверь. Затем, по памяти, нашарил выключатель на стене и нажал. Вспыхнула лампочка, висящая на длинном белом проводе. Потолки в желтых разводах недавних протечек. Обои давно потеряли первоначальный цвет. Из конца коридора тянуло сыростью и неисправной канализацией.

Молодой парень стоял, прижавшись спиной к стене коридора, опустив голову вниз. Короткая спортивная причёска, рыжая щетина на щеках недельной давности и отчётливый крутой алкогольный дух. Бледное худое тело, облаченное в грязную жёлтую растянутую майку с надписью «I am a cool dude!»7878
  «I am a cool dude!» (анг. язык) – Я крутой чувак!


[Закрыть] на английском языке и рваные на коленях чёрные джинсы. На ногах простые пляжные шлёпанцы. На его бледном лице глубоко запавшие глаза с темными кругами смотрели на Шелестова со страхом, и какой-то безнадёжностью.

– Здравствуй, Павел!

– Здравствуйте, Антон Генрихович!

– Что случилось? – спросил Антон и, пройдя по коридору до конца, повернул на кухню. Включил свет. – Почему от тебя нет никакой информации?

Кухня напоминала место преступления: окурки, и пустые смятые пачки из – под сигарет на полу, и куча грязной посуды с остатками пищи. Под мойкой переполненное мусорное ведро с мерзким запахом гниющих отходов, дверца от мойки оторвана и аккуратно прислонена к стене. Слева в углу, почти новая газовая плита, на которой стоит чайник со свистком и пустые сковородки. Одна – со сгоревшими котлетами. У окна на кухонном столе, хлебные корки, окурки и пустые банки. В углу, справа, на окне сиротливо стоял черно – белый телевизор «Юность» с двумя длинными усиками антенн. На окнах – чистые занавески в цветочек.

– И ведь надо же, уцелели, не оторвали по – пьяни! – подумалось Шелестову, ожидавшему ответа от Павла на свои вопросы.

И кругом пустые водочные бутылки, их десятки, а может быть и сотни, Антон не считал. Он прошёл в первую комнату. Вспыхнувшая люстра осветила новый диван, новую тумбочку с новым телевизором. Старый платяной шкаф, хранивший память о нескольких поколений этой семьи, новый круглый стол у окна, красивые гнутые венские стулья. Во – второй комнате, в углу, свалены в кучу какие-то строительные материалы, накрытые матовой полиэтиленовой плёнкой, в третьей – два прожженных старых матраса, ящик пустых бутылок из – под пива. Отдельно, в коробке из – под ских туфель, десяток использованных шприцев. В углу стоял новый японский холодильник «Sanyo» и недовольно урчал, видимо, из – за такого соседства.

В ванной подтекал кран, стук капель с неприятной ритмичностью долбил утробную тишину пустой квартиры. В трёхкомнатной квартире больше ничего и никого не было.

– Павел, иди сюда! – Антон вернулся в первую комнату рядом с кухней, где была новая мебель. – Перестань трястись и давай, рассказывай, у меня времени мало.

Павел Царапкин тенью проскользнул в комнату и сел на стул, рядом с Шелестовым.

– Колись! – сыщик начинал злиться.

– А вы уже всё знаете?

– А ты думал, нет? Почему не сообщил?

– Да, Верка, она такая дура…

– Ладно, разберёмся со всеми, рассказывай!

– Три дня назад, ночью, ко мне приехали гости. Матвей Кислицын, Петр Ознобин, Сашка Ермаков и Инга Осетян. Это все друзья моего брата. Ермаков самый старший, ему сейчас двадцать семь лет. Кличка «Ермак». Я их помню, они бывали у нас, когда Виктор был ещё на свободе.

– И ты бросил работу в магазине и завис с ними, тем самым подставив меня?

– Я не договорил!

– Извини, слушаю!

– Ну, пришли, выпили, посидели, вспомнили моего брата, а потом Ермаков и говорит мне, типа: «Слушай, Павел! Мы все тебя знаем, как правильного пацана, и твоего брата, поэтому решили обратиться к тебе. Ты живешь один, квартира у тебя большая, ты работаешь в магазине, в общем – всё у тебя нормально. У нас есть некоторые вещи, и нам надо, чтобы они у тебя немного полежали, скажем, всего пару недель. Всё честно, мы заплатим!». Ладно, говорю, валяйте, вон в большой комнате я только собрался ремонт делать, тащите всё туда. Хорошо, говорит Ермаков, как скажешь. Берёт телефон, и звонит куда-то, сообщает мой адрес и кладёт трубку. Через час, уже под утро, звонок в дверь, он сам открыл, о чём-то переговорил с визитёром. Все одеваются, спускаются вниз, возвращаются, а через десять минут у меня в большой комнате…

– Образовался отстойник ворованных вещей! Так? – продолжил за него Шелестов.

– Так! Антон Генрихович!

– Ладно, показывай.

Они прошли в большую комнату, и Павел аккуратно снял с кучи матовый кусок полиэтилена.

…Через час после кропотливого описания всего обнаруженного в этой квартире, Антон, засовывая листки бумаги в карман куртки, спросил у Царапкина.

– Павел! Ребята хотят видеть себя крутыми мэнами, поэтому, начитавшись романов и насмотревшись боевиков по видео, они наверняка оставили тебе инструкции по связи, верно?

– Верно! Их телефоны, парней, я и раньше знал, они есть в записной книжке брата, она цела, мне её следователь вернул, уже после суда. А вот телефона Марины Осетян у меня нет. Если кто-то позвонит и спросит Сергея Сергеевича, я должен ответить, что он в отъезде и вернётся не скоро. Это значит, что я один и всё в порядке. Если я отвечу, что такого нет здесь, значит всё плохо. Всё, больше не о чём не договаривались.

– Ладно, Павел, я поехал, ничего не бойся, завтра иди на работу, я тебе позвоню. Всё под контролем. И вот ещё что: ты нормальный честный мужик, и я буду всегда помогать тебе. И выброси чужие шприцы от наркоты, не забудь! Верку твою не тронем.

В дверях они пожали друг другу руки, и Шелестов вышел из квартиры своего человека. Он был доволен – парень просто боялся за свою подружку, так бывает. Самое главное – Павел не предатель.

История агента «Спортсмен».

Жила – была семья Царапкиных, не лучше и не хуже других. Отец, мать и два брата Виктор – старший и Павел – младший брат. Отец семейства, ударник коммунистического труда, работал дальнобойщиком в автокомбинате №1, самом крутом в то время в Москве. Мать трудилась шеф – поваром в двенадцатом таксомоторном парке, что на улице Вавилова, дом 13 – А. Виктор учился в восьмом классе, а Павел в пятом школы №53 Октябрьского района г. Москвы.

Беда случилась, как всегда – неожиданно. Зимой, 1979 года, на 512 км трассы Москва – Ленинград, глава семьи заснул за рулём и тяжело гружёная фура, сойдя с трассы, упала в глубокий овраг. После похорон, мать, любившая отца без памяти, внезапно слегла, врач обнаружили рак, и через год, два брата остались одни. Виктор к тому времени уже учился на первом курсе профессионально – технического училища №182, что на улице Орджоникидзе, а Павел перешёл в шестой класс. К третьему курсу Виктор Царапкин уже входил в устойчивую организованную группу грабителей, «работавших» в основном в Центре Москвы, в Сокольниках и Парке культуры имени Горького, по вечерам и ночью. Дома у братьев Царапкиных появились дорогие вещи, Павел всегда был хорошо одет, ухожен и сыт. Старший брат души в нём не чаял. Весной 1982 года, при нападении на квартиру известного московского коллекционера, Виктор Царапкин был арестован и скоро вся его группа, состоящая из семи человек, оказалась за решёткой. Павел заканчивал восьмой класс и собирался в армию. Надо сказать, что Виктор был человек не глупый и дальновидный, хотя и был бандитом. Деньги, добытые криминальным путём, на алкоголь, наркотики и женщин не тратились, а переводились в доллары и складывались в «кубышку». Тайник, грамотно сработанный и тщательно замаскированный, находился в квартире братьев, и о нём знали только они. Сотрудники 3 – его отдела МУР, проводившие обыски в квартирах членов этой банды, ни денег, ни вещей, добытых преступным путём, у Виктора Царапкина не нашли, как и сам тайник. В мае того же года, Павел был призван в Военно – Морской Флот и убыл на три года в славный город Петропавловск – Камчатский для прохождения действительной военной службы. Зимой 1984 года, после двух лет следствия, Виктор Царапкин был признан народным судом Краснопресненского района виновным по ряду эпизодов в составе организованной преступной группировки и получил свои семь лет строго режима. И поехал отбывать срок на учреждение ЯК-7/8, что в посёлке Лесной, недалеко от славного города Пенза. А Павел, во время службы, обнаружил в себе тягу к электротехнике, и в мае 1985 года демобилизовался в звании старшины второй статьи, и должности начальника судовой силовой установки. За время отсутствия братьев, за их квартирой присматривала соседка, дружившая с матерью братьев, поэтому Павел вернулся в свой чистый и ухоженный дом. По понятным причинам, он не писал брату, чтобы не осложнять себе службу, и чрез три дня, после возвращения домой, он уже ехал в Пензу. Принимая во внимание положительную характеристику заключённого Виктора Царапкина, начальник колонии разрешил одно свидание с братом. Встреча была бурной.

Через две недели после возвращения домой, подвыпивший Павел со своей старой знакомой возвращался с дачи друзей. Время было уже позднее, друзья подвезли его до подъезда его девушки, которая проживала на улице Вавилова, тоже территория 96 отделения милиции. И надо же было такому случится: опера Женя Малышев, Александр Волченков и Михаил Самойлов отлавливали одного мошенника, по оперативной информации он должен был приехать на такси в одну из квартир этого дома. Расположившись на первом этаже стандартной пятиэтажки, троица выпила, закусила, закурила, и не спеша травила анекдоты, когда к подъезду лихо подкатила «Волга» и из неё выпали Павел и его подруга. Весело хохоча, они двинулись в подъезд. Поскольку Павел отдаленно напоминал мошенника и по росту, и цвету волос, и по причёске, а была уже глубокая ночь, да и выпивка сказывалась, короче, опера церемониться не стали, быстро надели на парня наручники, и обыскали. Во внутреннем кармане лёгкой куртки Павла, оказался пистолет «ТТ». Это меняло дело. Парня и его девушку по имени Лида, сыщики доставили в отделение и начали ими заниматься. Сразу стало ясно, что Царапкин не тот мошенник, которого ждали, а потом, парень-то после дембеля, и всего пару недель. У Павла ума хватило сказать, что пистолет он нашёл в деревне, на даче у друзей. Лиду отпустили, а с парнем долго беседовал Самойлов. Под утро и Павла отпустили, и Михаил забрал рапорта Волченкова и Малышева, и все объяснения Царапкина, и пистолет. В последствии, оказалось, что ствол нигде по учётам не значится и Самойлов решил парня «вербануть»7979
  «Вербануть» – завербовать.


[Закрыть]. Потом, когда уже Павел плотно работал с Михаилом, он рассказал, что старый «ТТ» принадлежал его брату, и он его прятал на чердаке их пятиэтажки. Как потом выяснил Самойлов, в деле его брата, в показаниях потерпевших действительно фигурировал неустановленный пистолет, но обошлось тогда без стрельбы. На самом деле, всё это время ствол хранился в тайнике в квартире, вместе с долларами, и Павел вытащил его и взял с собой загород по – пьяни, похвастать и пострелять по бутылкам. Потом Самойлов, когда уходил в МУР на повышение, передал Павла Царапкина на связь уже Шелестову, как действующего агента «Спортсмен». Вот такая история.

Полученная оперативная информация была «горячей», то есть, по идее, Антон должен был принять агентурное сообщение от своего агента и поставить об этом факте руководство. Но что-то, в глубине сознания, а может быть чутьё сыщика, подсказывало ему, что торопиться не следует. Что он и сделал.

Помахивая папкой с дежурным набором протоколов и постановлений, следователь следственного отдела Октябрьского РУВД капитан милиции Герман Кулаченков, известный среди оперов района под кличкой «Зануда», приехал в 96 отделение милиции ровно в десять часов утра. Он зашёл в дежурную часть, отметился о прибытии, и, пройдя по пустому коридору отделения, остановился перед дверью кабинета Антона. Дернул ручку, насмешливо выругался и постучал. Щелкнул замок, в коридор выглянул Шелестов.