Текст книги "Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы"

– Точно! – не задумываясь, выпалил Шишкин.

– А зачем кого-то наказывать? – глубокомысленно переведя взгляд с потолка на стол, вдруг поддержал разговор Марков. – Случайность! Ребята действовали по обстановке, в них бросили гранату, в них стреляли, они организовали преследование! Павловский не справился с управлением, и все!

– Нет! Так, все слишком просто! В МВД так не бывает! – оживился Парнов. – Обязательно нужен заложник!

Все притихли, и внимательно слушали «Деда».

– И обязательно нужны оргвыводы! А как же! Без заложника никак! Система! Даю 85%, что Антон будет уволен в аттестационном порядке, в связи с «не соответствием занимаемой должности». Да! У него серьезное раскрытие по убийству. Да! В прошлом году мощную грузинскую команду квартирных воров снял. Да! Есть реализации разработок и куча благодарностей. Почти герой! Но все равно уволят! Сначала вызовут на аттестацию, потом им займутся в «гестапо», будут искать «компру». Вот если бы он еще лично Марио задержал бы, тогда, может быть, оставили служить, а так – нет!

– Ну, ты даешь, старый! – изумился Шелестов. – Спасибо, обласкал!

– Я тебя уважаю, Антон! Ты, настоящий мужик и настоящий опер! С большой буквы! Поверь мне! Таких как я, динозавров, которые отработали больше 35 лет в московской розыске, осталось 7 человек. И я тебе, из уважения, сказал правду! Имею право! Если бы мне было все равно, я промолчал бы.

– А может, это конторские подсобили! – пробормотал Шишкин и с надеждой посмотрел на присутствующих. – Антон раскрыл убийство по их «теме». Это они должны были раскрутить семью Марго.

– Бросьте вы фантазировать! Все будет хорошо, наши начальники не такие уж дураки, с кем-то им работать все равно надо? – Булкин дожевал огурец и взял еще один. – Шелестова уволят, Гудков сам уйдет, Парнов уже на пенсии, меня генеральный директор «Мосжиркомбината» к себе зовет начальником охраны, зарплату в два раза больше, чем здесь, обещает! И служебную «Волгу».

– У нас не заменимых, нет! До вас работали, и после нас будут работать. Придут выпускники средней школы милиции, и все начнется сначала! – изрек Волченков. – А посему, давайте выпьем за упокой душ наших погибших товарищей!

Задвигались стулья, опера поднялись и, помолчав немного, выпили.

– Не хочу с вами расставаться. – задумчиво произнёс Парнов, когда все присели на свои места. – Но всё живое имеет срок годности, и люди тоже. Опять же сердечко что-то стало пошаливать.

– Ой, да ладно! Сердце у него шалит! Не преувеличивай! Стакан водки только что принял, даже не закусывал! – попытался перевести всё в шутку Волченков. – Ну, появился там небольшой шум, ничего страшного, бабка дома всё вылечит!

– А для тебя, конечно, шумишко маловато, тебя бы больше устроили скрип и скрежет? – возмутился Дед.

– Не цепляйся. По мне, живи хоть вечно! – Волченков опустил вихрастую голову.

В кабинете повисла продолжительная пауза. Видимо, каждый внутренне переживал случившееся.

– Я не хочу, чтобы меня кремировали, когда умру. Не хочу и в земле гнить, чтобы меня червяки разные грызли, как наших парней, когда похоронят каждого из них на своей родине, – снова подал голос Парнов.

– А что же с тобой делать, когда умрёшь? Засушить и в музей МВД поставить, как ценный экспонат? – чуть улыбнувшись, спросил Марков.

– Да, нет! Туда не хочу, там мне не понравиться. А может из меня сделать чучело после смерти и поставить у меня в кабинете, в углу. Тогда я всегда буду с вами.

– Хорошо, мы подумаем. Набьём твою тушку отказными материалами и «поджопниками», чтобы стоял и не падал! А пока может споём что ни – будь! Всё равно сидим! – у Маркова, видимо, проснулось эстетическое чувство прекрасного, после мрачной шутки «Деда», как у потомственного интеллигента.

– И то, правда! Все там будем, кто раньше, кто позже, – поддержал его Антон.

– Андрюха! Давай доставай гитару, и врежь что ни – будь наше!

– Например, «Мурку», – задумчиво произнес Боря Гудков.

– Да, пожалуй! Пойду, схожу за ней, давно не доставал! – Андрей Шишкин поднялся со стула и отправился за гитарой.

Не секрет, что при застолье, сотрудники правоохранительных органов редко поют патриотические песни, которых написано в избытке всеми композиторами разных жанров.

Здесь особый случай. Специфика работы, круг общения и постоянный риск при выполнении своих служебных обязанностей, даже на манеру исполнения блатных песен наложили свой отпечаток. Такие общепризнанные шедевры пропаганды блатной жизни, как «Мурка», «Гоп – стоп», «Таганка», и другие, в исполнении представителя уголовного мира и в исполнении сотрудника милиции, звучат совершенно иначе. И дело совсем не в профессиональной деформации милиционеров, а в том, как они понимают эти песни, и как они относятся к тому, что в этих самых песнях главное.

Андрей вернулся довольно быстро. Удобно устроившись на стуле, сказал:

– Знаете, что! Я пару месяцев назад, классную вещь разучил. Старая русская песня, называется «Эх, дороги». Не помню, кто написал, но вещь сильная, аж за душу берет. Да и в тему.

Он настроил инструмент и в наступившей тишине зазвучали спокойные аккорды:

 
Эх, дороги, пыль да туман,6262
  Военная песня «Эх, дороги». Музыка А. Новикова, слова Л. Ошанина. Песня написана в 1945 году для театрализованной программы «Весна победная», которую задумал и осуществил к празднику 7 ноября режиссёр Ансамбля песни и пляски войск НКВД Сергей Юткевич. Первым исполнителем «Дорог» стал солист ансамбля Иван Шмелев.


[Закрыть]
Холода, тревоги да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей —
Может, крылья сложишь посреди степей.
 
 
Вьется пыль под сапогами, степями, полями,
А кругом бушует пламя, да пули свистят.
 
 
Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян.
Выстрел грянет, ворон кружит.
Твой дружок в бурьяне не живой лежит.
 
 
А дорога дольше мчится, пылится, клубится,
А кругом земля дымится – чужая земля.
 
 
Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян.
Край сосновый, солнце встает.
У крыльца родного мать сыночка ждет.
 
 
И бескрайними путями, степями, полями,
Все глядят во след за нами, родные глаза.
 
 
Эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян.
Снег ли, ветер. Вспомним, друзья,
Нам дороги эти позабыть нельзя.
 

Пока звучали аккорды и ребята, кто знал слова, потихоньку подпевали, Шелестов с удивлением обнаружил, что не слушает музыку, хотя Шишкин и играл, и пел классно.

Он подумал вот о чём:

– Как всё просто, раз! – и человека нет. Все его дела, хорошие или плохие, уже не важны. Правильно говорится: нет человека, нет проблемы! Остаётся только память, да и то, ненадолго. В могиле заканчиваются улыбки, прекращаются споры, исчезают упрямство и лицемерие, алчность, жадность, красота, богатство и гордыня.

Так же дело обстоит и с героями. Их торжественная смерть на глазах сотен людей, и во имя этих людей, всего лишь биологический процесс, означающий переход живых тканей человеческого тела в мертвые. Конечно, героические поступки всегда в обществе вызывали восхищение: героям ставили памятники, писатели придумывали им разные подвиги в детстве, поэты слагали стихи, воспевающие героев в веках, молодежь обещала равняться, – но все с затаенной радостью думали о том, что, слава Богу, что это не их тело сейчас лежит в земле. И пусть они не герои, и не совершили подвига, – но герой там, а живущие здесь. И так было всегда, потому что это нормальное желание – жить!

Люди умирают тысячами доступных и недоступных им способами – это факт. Они стреляются, тонут, иногда их разносит в клочья кинутой из вражеского окопа гранатой, иногда их вешают на перекладе как ёлочные игрушки, иногда они убивают себя, зачем-то спрыгнув с 12 – го этажа, некоторые вскрывают себе вены и глотают пачками снотворное. Кто-то погибает в борьбе со злом, с преступностью. Вариантов отправиться на тот свет великое множество. За всеми этими иногда стоит вполне конкретная жизненная история, потому и смерть в конце весьма логична и объяснима. Увидеть свою смерть, а тем более ей улыбнуться, дано далеко не каждому. А всю жизнь, за несколько секунд, увидеть можно, и лишь один вид смерти выделяется из прочих своей блёклостью, аморфностью и конформизмом – смерть во сне от остановки сердца. То есть спокойный, ничем не проявившийся отход к вечному сну. Ни боли, ни подвигов, ни позора, ни славы, ничего. Только сон… Вечный. Красота!

А вот мгновенная смерть, когда человек даже не успевает понять, что произошло, самая простая и лёгкая. Как это случилось с Женькой Малышевым и Витей Павловским. Мощный динамический удар, как результат – травмы не совместимые с жизнью, прекращение биологической жизнедеятельности организма, правда, ещё остаются те несколько секунд, когда еще продолжаются мыслительные процессы в головном мозгу. Что они почувствовали в эти последние мгновения: испуг, злость или досаду, что ублюдок ушёл? А? Как узнать? И, в общем, смерть – это наказание или награда за прожитую, пусть не большую, но яркую жизнь? Кто знает ответ?

С последними аккордами, в дверь негромко постучали. Борис Гудков подошёл к двери.

– Не открывай! – сказал Волченков.

– Не смеши! Никто нам, ничего не сделает! Открывай! – сказал «Дед», разливая водку по стаканам. – Я добавил ещё один стакан, на всякий случай.

Открылась дверь в кабинет и к ним шагнул начальник отделения милиции Гераськин.

– Товарищи офицеры! – спокойно произнёс Маркин.

Присутствующие разом встали.

Из-за спины их начальника выглянула физиономия замполита Дубова.

– Вот! Полюбуйтесь, Юрий Андреевич! Нарушают поминки!

Гераськин ни слова не говоря, снял фуражку, подошёл к столу, взял стакан с водкой, помолчал немного.

– Пусть земля им будет пухом!

Залпом выпил, занюхал стебельком черемши, взятой с тарелки. Поставил стакан на место, а затем надел фуражку.

– Я всё понимаю, но через час, чтоб в отделении остался только тот, кто в группе, и трезвый. Проверю!

– Есть! Юрий Андреевич! – за всех ответил Боря Гудков.

– За мной! – он бросил замполиту, и они вышли.

– Вот! С рабочего места выгоняют! Только начали! – разочарованно вздохнул Волченков.

– Начальник всегда прав! – отозвался Парнов.

– А пошли в нашу пивнушку, допьём бутылку, попьём пивка с рыбкой и по домам! А? – Сашка Волченков вопросительно уставился на присутствующих.

В дверь кабинета постучали условным стуком.

– Во, бля! Сам Михаил Самойлов прибыл! – удивлённо сказал Александр Марков и открыл дверь.

Самойлов с полуулыбкой поздоровался со всеми и на стол поставил бутылку водки «Столичная» 0,7 литра.

Сняв своё знаменитое чёрное кожаное пальто, Михаил присел на свободный стул, положил тяжёлые кисти рук на стол.

– Ну, ладно! Рассказывайте, как вы тут без меня?

– Хуёвы дела, Миша! – спокойно констатировал факт Парнов, – по розыску счёт один – ноль в пользу криминала.

Шелестов встал с места и прислонился к прохладной стене, скрестив руки на груди.

– Нет, Парфирьевич! Не правильно ты считаешь! Счёт два – ноль в их пользу. Да! Давненько нас так не раскатывали. Кое – что по делу я читал, знаю, как всё было, так что попробуем побороться за Шелестова. Есть у меня для тебя информация. – Михаил повернулся на стуле в его сторону. – На днях тебе позвонят от меня, по поводу твоих «видюшников», что ты ищешь. Ты встретишься с человеком, переговоришь и забудешь о нём навсегда. Договорились? Это важно!

– Да, Михаил, я всё понял! – Антон спокойно встретил пытливый взгляд своего бывшего наставника.

– Ну, и добре! Теперь к делу. Наливайте, хочу помянуть ребят. Один совсем молодой и один опытный! – он встал.

Присутствующими стаканы были быстро наполнены, и также быстро выпиты, не чокаясь. Собравшиеся молча закусывали, и лишь обменивались быстрыми взглядами.

– Вот! А теперь за нас, за живых, за уголовный розыск! – после чего поднял налитый почти до краев стакан, и добавил:

– И за нашу победу!

Все дружно опрокинули содержимое стаканов в свои милицейские глотки.

Шелестов почувствовал, как к желудку стремительно потекла настоящая горящая лава, как из вулкана, и поморщился. Он уже выпил двести пятьдесят граммов водки. Это было много. Больше ста пятидесяти он выпивал только в молодости, ещё до армии.

– Держать – держать! – Саша Волченков хлопнул Антона по спине, кто-то захохотал…

– Нормально, – промямлил Шелестов, доставая вилкой тушенку из банки.

Этот стакан был выпит им с трудом, а развитие событий вполне ясно давало понять, что это только небольшая прелюдия к предстоящей попойке.

Отказываться не хотелось просто из уважения к находящемуся здесь коллективу, потому что отказаться, значит плюнуть на милицейское сообщество, которое было строго щепетильно в этом вопросе. Попробуй, не выпить с капитаном Самойловым, который был его первым наставником и товарищем по службе, который очень многому его научил, объяснил некоторые моменты оперативной работы, о которых в Вышке не говорилось ни слова.

Тогда Антон налег было на тушенку, но Волченков его остановил:

– Эй, водоплавающие! Не превращай закусь в еду!

Стремительно поглощавший тушёнку Боря Гудков, так и застыл с куском говядины на вилке у самого рта.

Антон и Борис одновременно положили вилки и полупустые банки на стол. Все дружно засмеялись.

– Теперь закусывать будем по команде! – съязвил Шишкин, услышав реплику Волченкова.

После последнего стакана Шелестов окончательно понял, что ему уже достаточно. Обглодав корку чёрного хлеба, он скромно взял со стола три стебелька черемши. Взгляд уже не фиксировался на одном месте, «плавал» и начались позывы к рвоте. Это было уже слишком…

А в это время его коллеги, разомлевшие от выпитого, начали оживленно переговариваться, вспоминая случаи из своей жизни и жизни друзей, так, или иначе, связанных с гибелью сотрудников милиции.

Выждав некоторое время, Антон хотел было спросить у Парнова, какая программа предусмотрена на вечер, в качестве продолжения «банкета», но тут поднялся Александр Марков:

– Товарищи офицеры, минуточку внимания!

Все зашевелились, начали подниматься со своих мест. Шелестов последовал примеру и, толкаясь, встал. С ужасом посмотрел на свой стакан водки и подумал, что его точно будут выносить.

– Давайте выпьем за нас, за сотрудников милиции 96 – го отделения, за тех, кто работал раньше, кто работает сейчас, за тех, кто ушёл на повышение, и за будущее поколение!

Марков, больше ни слова не говоря, выпил. Антон знал, что сейчас надо выпить так, чтобы ничего в стакане не осталось. Иначе будут подкалывать…

Водка не лезла в горло, а организм отчаянно противился новому вливанию, но Шелестов, собрав волю в кулак, выпил до дна. Проглотил кусок огурца, не чувствуя вкуса. Посмотрел на Гудкова. Опустившись на свой стул, понял, что уже сам встать вряд ли сможет. Хотя, голова была ясная и мысли правильные.

Волченков подмигнул:

– Это только начало…

– А что будет дальше? – спросил Антон, чувствуя, как заплетается язык.

– Продолжение банкета.

– А это обязательно?

– А как же!

– Так! А теперь все собираемся и на выход! – Марков продолжал руководить посиделками.

Вдруг Шелестов почувствовал, как к горлу подкатился приступ рвоты, потому что охреневший от ударной дозы алкоголя организм, яростно сопротивлялся. Оттолкнув Гудкова и Волченкова, первым выскочил из кабинета, и, вихрем промчавшись до конца коридора, где располагался туалет, опустошил свой желудок прямо в спасительное «очко». Прокашлялся. Умылся. Жизнь продолжалась. Теперь надо на свежий воздух, и немного проветрится…

Снаружи, у входа в отделение было довольно прохладно. Небо было звездное, чистое.

– Братишка, ты как? – спросил Боря Гудков, обняв Антона за плечи.

– Мне уже лучше, – сказал Шелестов, вдохнув свежего воздуха.

Постепенно собрались все и затем, не спеша, с шутками и весело балагуря, компания отправилась попить пива.

Драка в пивнушке.

В пивной, которая размещалась на втором этаже обычного магазина на улице Обручева, было сильно накурено, точнее – хоть «топор вешай». Стоял устойчивый запах прокисшего пива, солёной рыбы и перегара. Стук бокалов, разговоры мужчин за столиками, звон посуды образовывали один постоянный гул, словно в этом помещении поселился здоровенный рой ос, или даже шершней, что к некоторым посетителям данного заведения подходило больше. Однако, всех этих неудобств посетители не замечали, они были заняты важным делом – пили пиво.

Антон вместе с друзьями расположился в самом углу пивнушки, чуть наискосок от входной двери: очень удобно, видно входящих. Пока Волченков и Булкин «накрывали стол», а Андрей Шишкин пошёл за пивом, Шелестов продолжал рассматривать посетителей заведения, прислонившись спиной к стене. Самойлов и Парнов ушли пошептаться на улицу. Боря Гудков направился в туалет.

Почти все столики были заняты, а у стойки разлива пива даже стояла небольшая очередь из пяти человек, дожидавшихся своей порции несвежего, разведенного водой пива. По небольшому залу постоянно сновали люди: кто – приходил, кто – уходил, кого уже под руки выносили освежиться на улицу, ввиду «пьяности». Менялись лица, стоящие за столиками, в компаниях или порознь: бородатое лицо, меняло усатое, на смену ему приходило интеллигентное лицо в очках, снова бородатое и так далее. Одни стояли, хмуро насупившись, решая свои насущные проблемы, другие, кричали стоящему в очереди, спрашивая, что заказать, некоторые стояли молча, пересчитывая деньги и соображая, что же можно купить на оставшуюся мелочь. Несколько компаний молодых людей, у разных столиков, весело смеялись, скорее всего, это были студенты. Стоявшие же в очереди, мирно беседовали, в таких заведениях знакомятся быстро, а когда загруженные пивом отходили от стойки, тут же пропадали в общей массе. Они, как бы растворялись среди стелящегося слоями сигаретного дыма и столов, заставленных пустыми и полными пивными бокалами, и заваленными горой мусора, среди которого преобладали смятые пачки из – под сигарет, окурки и рыбья чешуя. Какую – либо уборку в зале невозможно было организовать – просто не протолкнешься. Поэтому все пребывали по щиколотку в объедках и окурках.

Зашуршала разворачиваемая газета за соседним столиком, и из неё, вдруг, появилась вобла. Воровато оглядываясь, невысокого роста ичок с испитым лицом, быстро и мастерски вылил себе в кружку с пивом половину четвертинки водки, и тут же на одном дыхании высадил всю кружку. «Ёрш» пошёл хорошо. Счастливо улыбаясь, теперь он уже победно осмотрел присутствующих и начал чистить эту воблу, и почему-то с головы. Через два столика от него, то же самое проделывали два пацана, лет по девятнадцать, только с пивом они мешали дешевый портвейн тёмно – красного цвета, который доливали из большой бутылки объёмом в 0,8 литра, в народе прозванной «бомба».

– Вот! Нате, травитесь! – с этими словами трезвенник Шишкин со звоном поставил на прибранный столик целый поднос пива. От лёгкого удара пена, стоящая в бокалах, слегка качнулась.

Волченков сглотнул слюну.

Ловко расставив пластмассовые стаканчики, Сергей Булкин не торопясь разлил в них половину бутылки 0,7 «Столичной», принесённой Михаилом Самойловым, и, подняв свой стаканчик на уровне груди, сказал коротко: «За нас!».

Все одобрительно зашумели, разбирая пиво с подноса для запивки.

В этот раз водка, запитая пивом, и заеденная куском колбасы, которую пожертвовал для общего Самойлов, особого впечатления на Антона не произвела. Так, слегка опять что-то пронеслось в голове и всё!

– Ну, вот! Стал алкоголиком! – Шелестову стало смешно.

– Ладно, парни, я поеду домой, мне завтра в группу! – сообщил всем Маркин.

– И мне тоже к моей старухе надо! – поддержал его стоявший рядом Парнов.

Тепло попрощавшись со всеми, они ушли.

Два классических субтильных интеллигента, с короткими рыжими бородёнками, в очках, заняли освободившийся столик, где ранее попивали пивко с портвейном два пацана. Минут десять назад, они, держась друг за друга, на заплетающихся ногах поплыли к выходу. Было очевидно, до дома они не доберутся.

Поставив два большие потёртых пузатых портфеля на подоконник витрины, интеллигенты взяли три кружки пива и, склонившись над газетой с кроссвордом, стали его разгадывать.

– Дурдом! – взглянув на них, грустно сказал Борис Гудков.

– Скучно! – подтвердил Антон.

Ждать веселья пришлось недолго, резко открылась дверь, и в пивнушку шагнул парень в синей джинсовой куртке на синтетическом меху, мощного телосложения. Не глядя по сторонам, с чувством собственной значимости, вальяжно, парень прошёл мимо Антона, скользнув по нему равнодушным взглядом, и встал в очередь. Минуту спустя, в пивняк вошли ещё четверо. Один взрослый мужик, лет пятидесяти, плотный, в лёгком плаще и серой кепке, в правой руке которого виднелись чётки, позади него, то пытаясь забежать вперед, то, отступая за его спину, вьюном вился узкоплечий парень с испуганно – вызывающим взглядом. Он был одет в короткую кожаную куртку и вельветовые синие штаны, заправленные в чёрные казаки с металлическим кантом на острых носках. За ними, настороженно осматривая пивбар, двигались два угрюмых черноволосый типа с короткой стрижкой и руками, густо покрытых татуировками.

В баре сразу стало тесно, и так запахло угрозой, что посетители торопливо допивали своё пиво и бочком, стараясь не задеть вошедших, выскальзывали на улицу. Однако никаких агрессивных действий со стороны только прибывших пока не было.

И действительно, представление только начиналось…

Шелестов давно понял, что человека, уже отсидевшего срок, легко узнать по манере держаться, разговаривать с людьми посторонними или своими друзьями, особому насторожённому взгляду и т. д. Особенно, когда человек расслаблен, тут же вылезают на свет привычки, какие отдельные слова – паразиты в разговоре, обращение к друзьям, с кем он находится в настоящий момент, не по имени, а по кличкам – погремушкам. Татуировки на теле, конечно, можно спрятать, надев дорогой костюм, и на пальцах, надев перчатки, а вот презрительное обращение ко всеми миру, никакой косметикой не замажешь.

– Эй, интеллигенция! Пошли вон отсюда! Трудовому рабочему классу отдыхать надо, а вы все столы заняли! – парень в джинсовой куртке легко водрузил на их стол два подноса пива, накрыв газету с кроссвордом, над которым трудилась интеллигенция, попивая пиво.

– Позвольте, позвольте, что вы себе позволяете! Это наш стол, мы его давно заняли! – попытался не очень уверенно выразить протест один из очкариков, стоящий за столом, напротив Антона.

– Пшёл вон, гнида, а то щас фотокарточку попорчу! – беззлобно сказал мужчина с чётками и плечом слегка оттолкнул его от стола, затем взял первый попавшийся портфель с подоконника и, не глядя, бросил назад.

Портфель упал на грязный мокрый пол и слегка обрызгал Шелестову правую брючину и ботинок грязью.

– Э! Дядя, нельзя полегче? – Антон в недоумении посмотрел на испачканные вещи.

Мужчина с чётками обернулся, насмешливо посмотрел на него, демонстративно сдул пену с кружки пива, сделал большой глоток, крякнул и блаженно закрыл глаза.

– Нельзя! – сказал он и отвернулся.

К нему подошли двое из его компании, черноволосый с татуированными пальцами и худой, в кожанке – косухе и сапогах – казаках.

В итоге, перед Шелестовым, стояли три безраличные спины.

Боря Гудков и Самойлов с интересом ждали ответной реакции Антона, даже перестали накачиваться янтарным напитком.

– Послушай, Вася! – Шелестов пьяно обратился к стоящему рядом с ним Гудкову. – Как же так получается. Стоим, пьём пиво, никого не трогаем, разговоры наши простые разговариваем, а тут заходит группа козлопасов и начинает нехорошо с людьми обращаться.

– Да! – согласно кивнул головой Боря, зажмурив от удовольствия разбойничьи глаза.

– Чужими портфелями в меня кидаться! – продолжал хохму Антон.

– Да! – сказал Боря.

– Новые штаны и сандалии грязью обливать!

– Да!

– И даже не извинились!

– Дааааа!

– Здесь им не тут!

– Даааааааааа!

Посетители стали прислушиваться, предвкушая будущие зрелища.

– Тогда, давай сделаем вот этому дяде замечание! – предложил Шелестов, ткнув пальцем в спину мужчины с чётками.

– В связи с чем? – глупо спросил Гудков.

– В связи с хамством, и нехорошим поведением!

– А с занесением или без?

– Не понял! С занесением куда? В личное дело?

– Нет! С занесением в «киль»6363
  «Киль» – (слэнг) – грудная клетка.


[Закрыть]!

Оценив монолог, пивная грохнула смехом.

Один из стоящих впереди мужчин отделился от своей компании, и сзади на плечо Шелестову тяжело легла рука с татуированными перстнями.

Антон, чуть повернув голову, посмотрел на руку, сдул пену с пива и сделал крупный глоток – вряд ли потом удастся допить, и поставил кружку на стол.

– Убери лапку, оторву на хер, – негромко сказал он.

– Крутой, да? – спросил видавший виды бывший зек. – Мухи любят смелых… Они умирают первыми.

Обнажив в презрительной улыбке два ряда сплошных металлических зубов, он, как бы по – простому, дружески полуобнял Шелестова за плечи.

– Пойдем, поговорим, мужик. На улице светло дышится легко, зачем добрым людям мешать пить пиво, мутными разговорами.

– Верно говоришь, дядя! – согласился Антон и пошел на выход из пивняка.

Еще трое парней двинулись следом. До двери на выход оставалось метров десять, когда Антон, улыбаясь, резко остановился, крепко сжал правой рукой руку бандита, чуть пригнулся, сбросил её со своей шеи, одновременно перехватывая левой рукой, тоже за запястье, выкручивая вправо, несильный рывок вывернутой руки назад и мощный удар в голову с правой ноги. Хрюкнув, синий, рухнул на спину, широко раскинув руки и открыв рот.

А за соседним столиком, запуганные и стиснутые с двух сторон крутыми плечами незнакомцев, ошарашенные увиденным интеллигенты застыли на месте, и с широко раскрытыми глазами смотрели на Шелестова, видимо, не понимая, что произошло.

В дальнейшем события начали развиваться как в крутых боевиках с участием Джеки Чана или Чака Норриса. Честно говоря, справедливость могла бы восторжествовать гораздо раньше, но, во – первых, Антон был пьян, во – вторых, нужно было наглядно показать, что зона никогда не будет рулить на территории 96 – го отделения милиции г. Москвы.

– Молодой человек, одну минуточку! – Борис Гудков аккуратно придержал двумя пальцами за рукав бандита, рванувшего было на помощь упавшему приятелю, а затем резко развернул его к себе… От мощного удара в челюсть, он упал на землю вторым, быстро и молча, ну, как герой. С него хватило лишь одного удара, резкого и неожиданного. А шедший сразу за Шелестовым крепыш, схватил с соседнего столика пустую пивную кружку и размахнулся для нанесения сокрушительного удара по голове Антона, но Шишкин перехватил руку и, коротко, с выдохом, как учили, нанёс резкий удар кулаком в солнечное сплетение. Нападавший согнулся, выронил стеклянное изделие, схватившись обеими руками за живот, и завалился на бок, задыхаясь и хватая воздух ртом.

Двое оставшихся их приятелей даже не поняли, что произошло: удара они не видели, настолько он стремительно был нанесен. Но драка уже началась и эти двое к ней были готовы. Михаил Самойлов спокойно вышел из – за стола, держа руки в карманах своего длинного кожаного пальто и плотоядно улыбаясь.

– Ну, так что, орлы сраные, сегодня день не ваш, да?

Он стоял, широко расставив ноги и улыбаясь.

– Неужели вы действительно решили, что вам всё можно, а? Вы – крутые? Нееет! Вы – сявки позорные!

В этот момент на него и бросился широкоплечий черноволосый парень с длинными, как у обезьяны руками. Он широко размахнулся, целясь Михаилу в переносицу.

– Сука! Давай, «Баст», бей его! – подбадривал стоящий за ним дружок, вертлявый, с лисьими глазами.

– Оппа!

Миша немного подался вперёд, навстречу летящему удару, перехватил запястье в воздухе, резким движением вывернул и коленом ударил летящего на него бандита сбоку в челюсть. Затем заломил вывернутую руку высоко вверх, несколько мгновений держал бандита почти на весу, не давая упасть, и лишь после этого сделал подсечку, причем такую резкую, что на какой-то миг бандит завис в воздухе, а приземлился на пол уже копчиком.

– Красота! – Антон даже загордился своим наставником. Старейший ментовский приём против атакующего. Заплечных дел мастера из НКВД6464
  НКВД – Наро́дный комиссариа́т вну́тренних дел СССР (НКВД СССР) – центральный орган государственного управления СССР по борьбе с преступностью и поддержанию общественного порядка в 1934—1946 годах, впоследствии переименован в МВД СССР.
  10 июля 1934 ЦИК СССР принял постановление «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР», в состав которого вошло ОГПУ СССР, переименованное в Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Наркомом внутренних дел СССР назначен Ягода Генрих Григорьевич.
  За период своего существования НКВД СССР выполнял важные государственные функции, как связанные с охраной правопорядка и государственной безопасности (в его состав входило Главное управление государственной безопасности, являвшееся преемником ОГПУ), так и в сфере коммунального хозяйства и экономики страны, а также в сфере поддержки социальной стабильности. Название этой организации часто ассоциируется со сталинскими репрессиями.


[Закрыть] были бы довольны увиденным.

Дерганный, однако, хоть и не ожидал такого расклада, совсем не растерялся, а быстрым движением выхватил из рукава классическую воровскую заточку и ринулся на Самойлова. Возможно, он и успел бы его достать, если бы Булкин не подставил ему простую подножку. Бандит со всего маху заехал лбом прямо в стол, у которого стоял Михаил. На пол посыпались кружки и тарелки. Несколько человек опасливо отскочили от стола, облив пивом спины стоящих рядом. А заточка, звякнув хищным остриём об кафельный пол, отлетела прямо к Булкину.

Миша чуть нагнулся и придавил ногой лицо дерганного.

– Погоняло?

– Сволочь ты! – просипел бандит.

– Да, ну! – Миша чуть качнулся, надавливая подошвой начищенного ботинка на горло. Тот захрипел, и глаза бандита полезли из орбит.

– Погоняло!

– «Крюк».

– Тьфу. У вас даже погремушки какие-то собачьи, как вы живёте?! Ладно! Слышь, зона. В этом районе, больше мне на глаза не попадайся. Если еще раз увижу тебя и этих чмошников, или по – отдельности, осложню жизнь так, что не поверишь.

Самойлов убрал ногу с шеи дерганого.

– Да! Чуть не забыл. Заточку твою мы забираем на память, мало ли что. А ты, полежи, пока мы не уйдём.

– Всё! Уходим, а то милиция сейчас приедет! – хохотнул Гудков.

Сделав по последнему смачному глотку пива, компания покинула пивнушку.

Сон (продолжение).

…Такси уехало и сил заметно прибавилось – нетвёрдой походкой, покачиваясь, и боясь упасть, Шелестов пошел к входу в подъезд Оксаны. Дорога было долгой. На протяжении её он успел раза три поскользнуться и чуть не упасть. Опершись о стену дома, вдоль которой Антон шел, он смог всё же добраться до нужного подъезда. Оставалось самая малость – сесть в лифт и подняться на седьмой этаж. Всего на всего.

Добрался до кабинки лифта. Нажал трясущимся пальцем заветную кнопочку, и с видом победителя привалился к стене. Лифт пришел быстро, Шелестов даже не успел заснуть. Завалившись в кабину, он с огромным трудом нашел заветную кнопку с цифрой «7». Пока ехал, была мысль упасть на пол и полежать немного – но, подумав, отказался от необдуманной затеи.

Лифт остановился, и Антон вывалился к нужной двери. Открыв её, он тихонько просочился в прихожую.

В квартире было тихо и темно. Икнув, Антон немного потоптался в темноте, затем щелкнул выключателем. Прямо на уровне его глаз висел листок бумаги, приклеенный скотчем к краю зеркала.

«Антоша! Мы у мамы. Как приедешь, позвони!» – записка была написана красным фломастером.

На часах было одиннадцать вечера. Он с трудом стянул промокшие ботинки и кое – как набрал нужный номер.

– Добрый вечер, Серафима Андреевна. Оксана с Василием у вас? – его голос звучал на редкость бодро.

– А где ж им быть ещё? – Голос возможной будущей тещи звучал глухо и зло.

Потом трубку взяла Оксана.

– Посмотри на часы! Василию уже пора спать! – Оксана говорила сдавленным голосом, чтобы не сорваться на истерический фальцет. – Я же просила заехать в восемь…