Текст книги "Цугцванг по-русски. Книга 1. 96 отделение милиции г. Москвы"

Ловко увернувшись от очередной тележки, заваленной сетками с белыми Вайсами капусты, Антон внимательно наблюдал за действиями Степана, который уверенно шагнул в людское столпотворение. Прямо перед ним кавказцы, выглядывая из-за ведер с цветами, навязывали молодежи свой товар: «Эй, купи розы – дэвушка рада будэт!». Справа продавали веники и мочалки. Слева высились горы апельсинов, яблок и лимонов. Где-то ухали топоры мясников, где-то шумно ругались, где-то взвизгнула зашибленная собака.

Вдоль стен, отгородившись от шума и толчеи высокими, слегка подёрнутыми инеем стеклами, стояли коммерческие киоски.

Комната милиции на рынке находилась в самом конце его территории, прямо у бетонного забора, граничащего с пожарной частью. Рядом располагалась также комната ветеринарного контроля, весовая и ещё какие-то служебные помещения. Пройти туда можно было через небольшую дверь, над которой висела вывеска «Запасной выход». Территория позади самого – же крытого рынка в основном занималась «барахольщиками», и представляла собой что-то похожее на блошиный рынок в миниатюре.

Старушки здесь продавали старые книги, старую обувь, посуду, пластинки, своё вязание и т.д., и всё что давно вышло из моды, выложив своё сокровище чуть ли не на снегу, подложив газеты или разорванную картонную коробку.

Они также, порознь, прошли до самого конца рынка, и Шелестов подошёл к палатке с надписью «Металлоремонт», которая стояла у самого забора, и от которой до запасного выхода было около двадцати метров. Таких палаток слева и справа от неё стояло ещё штук тридцать, только с разными вывесками.

Стукнув пару раз в окошко, Антон обошёл палатку сзади. Металлическую дверь с грохотом открыл Ильяс, старый седой татарин, который точил здесь столовые ножи чуть ли не с самого начала строительства рынка.

– А, начальник, заходи, гостем будешь.

– Здравствуй, Ильяс! Могу я с тобой здесь посидеть – погреться, а?

– Конечно, начальник, сиди хоть весь день. И мне веселее.

Пододвинув табурет к самому краю окна, Шелестов приготовился ждать. С точки зрения диспозиции, место было выбрано идеально: все подходы и подъезды к заветной двери просматривались. Если его расчёты верны, то милиционер Габозов и его неизвестный кредитор встретятся с утра. На часах уже было ровно девять утра.

От центрально входа, через ворота с надписью «Только для грузового транспорта», в направлении палатки, где так удобно устроился Антон, быстро проехала красная ВАЗ-2105, и круто повернув к запасному выходу рынка, стала почти у самого бетонного забора, где было свободное место, не занятое торговцами.

В это время, несколько пацанов – одногодок Степана, вместе с ним, о чём-то оживлённо споря, вышли из – за угла крытого рынка, и встали недалеко от этой машины, как у них говорится – «на расстоянии плевка».

Степан свободно держал под мышкой левой руки обувную коробку, перевязанную бичёвкой.

Двигатель «Жигулей» перестал работать, открылась дверь водителя, и из машины выбрался кавказец средних лет, с большим фингалом под правым глазом, который он даже и не пытался ничем прикрыть: ни очками, ни косметическими средствами.

Что-то сказав стоявшей рядом стайке пацанов, огляделся, и, засунув руки в карманы дублёнки, вошел в здание рынка.

Степан переложил коробку под мышку правой руки. Минут через десять, из двери вышли Габозов и кавказец. Они подошли к его машине и стали у багажника. Кавказец что-то яростно доказывал милиционеру, размахивая руками. Габозов несколько раз отрицательно мотнул головой в форменной шапке, а затем из внутреннего кармана шинели достал довольно увесистый целлофановый свёрток и передал его кавказцу. Тот схватил его и, начал, было разворачивать, но милиционер остановил его, ткнув пальцем в салон машины. Через минуту, они уже сидели внутри машины. Среди пацанов началась небольшая возня, и Степан, держа коробку под мышкой, оказался прижат весело хохочущими ребятами к самому стеклу двери, за которой на сиденье пассажира сидел Габозов. Через пару минут, пацаны отскочили от машины, потому что, видимо милиционер, приоткрыв свою дверь, рявкнул на них, обещая надрать уши. Ребята отошли от машины метров на десять и стали что-то друг другу увлечённо рассказывать. Скорее всего, обсуждали какой ни – будь очередной художественный фильм или анекдот.

Операция заняла не более часа, и скоро мальчишка с сумкой поехал к себе в интернат проявлять плёнку, а Шелестов вернулся в отделение. Время пока было, поскольку проявка и печать фото займёт весь день.

Рано утром Антон забрал у дежурного пакет, оставленный ему мальчишкой, и вошёл в свой кабинет. Включил свет, аккуратно повесил куртку на плечики в шкаф и подошёл к своему столу. Засунув руки в карманы, он стоял, покачиваясь с каблука на носок и обратно.

– Так, ладно! Начнём! Хода назад уже нет.

Шелестов вернулся за свой стол и решительно снял трубку телефона внутренней связи с дежурным.

Через десять минут в дверь кабинета постучали.

– Разрешите!

– Заходи!

В кабинет зашёл сержант Эльдар Габозов в форме.

– Присаживайся.

Он присел на стул около стола Антона и положил шапку себе на колени.

– … В общем, давай поступим так, Эльдар. Тебе надо сделать выбор, непростой, прямо скажем, для тебя весьма тяжёлый и последствия этого выбора буду зависеть только от меня. Поэтому я настоятельно тебе рекомендую сдать мне этого «оптовика» с потрохами, как говориться. Всё, что тебе о нём известно. Имя, где живёт, каким транспортом пользуется, и способ связи с тобой. Надеюсь, есть такой?

Габозов кивнул головой в знак согласия.

– Отлично. Приятно, когда тебя понимаю сразу и не задают глупых вопросов. Сейчас берёшь лист бумаги и всё излагаешь быстро и сердито. Подписи не ставишь, мне это не надо. А эти фотографии можешь оставить себе на память. У меня их много. Кстати, когда у тебя истекает срок милицейского контракта?

– Через месяц.

– Отлично, постарайся на этот срок заболеть, в общем, придумаешь легенду, но я в отделении тебя больше не вижу, понял? И сегодня же, или завтра утром, крайний срок для тебя, поедешь к нам в кадры РУВД и напишешь рапорт на увольнение. Причину укажи сам. Вопросы есть?

– Я всё понял.

– Отлично, располагайся за столом напротив меня и давай вперёд!

Сержант обречённо встал, перешёл за стол Александра Маркова и сел напротив Антона, опустив глаза. Он, в свою очередь, кинул ему через стол лист бумаги и шариковую ручку.

Шелестов спокойно наблюдал, как Габозов начал быстро писать мелким, убористым почерком, хотя внутри у него всё кипело.

– Хоть бы застрелился бы от позора, ублюдок! – Антону вдруг пришла не совсем адекватная мыслишка.-тогда бы память о себе хорошую оставил бы. Хотя нет, этот стреляться не будет. Сам, родом из какого ни – будь далёкого аула, вырос в навозе, истинный колхозник, мать его. А в столице решил вот таким образом подняться, на слезах и крови других, включая москвичей и москвичек.

Словно почувствовав закипающую внутри Шелестова ненависть, сержант вдруг перестал писать, и посмотрел ему прямо в глаза.

– Может тебя грохнуть прямо здесь и сейчас, и дело с концом. Скажу, что застрелился. Чего бумагу-то переводить, и так её не хватает! – свистящим шёпотом процедил Антон.

– Габозов опустил глаза и застрочил ещё быстрее.

– Ладно, живи, пока. Будем считать, что тебе крупно повезло.

Никакой жалости к нему Шелестов не испытывал, даже наоборот, появилось чувство брезгливости к этому предателю. Вообще, Антон заметил за собой, что такое понятие как вера в людей, с каждым месяцем и годом работы в уголовном розыске для него становится всё более чем-то абстрактным.

Через тридцать минут томительного ожидания, милиционер всё – же закончил своё эссе и через стол передал Шелестову три листа писчей бумаги.

Антон аккуратно скрепил их простой канцелярской скрепкой и начал читать.

– Так! Кто это? Самвел Ишханович Байрамов, проживает у нас в гостинице, так…! Машина, марка, номер, это я знаю. Ага, вот! Домашний адрес его сожительницы и телефон. Ясно! Ладно!

– Габозов! Вот что я не увидел в твоём признании: как ты познакомился с Байрамовым и где?

Милиционер сидел, сцепив руки перед собой и навалившись на них грудью. На лице отчётливо было видно состояние паники.

– Меня познакомила с ним Дарья Капитонова, путана с «Войковской», работает по нашей гостинице «Южная», в основном по югославам, сестра у неё ещё здесь живёт на улице Панфёрова, зовут Ольга.

– Понятно! А когда это было?

– В прошлом году, осенью.

– Ладно, всё, свободен.

Ни слова не говоря, Габозов сам открыл дверь кабинета и задом выскочил в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Настоящая мразь! – Шелестов по привычке откинулся на спинку стула и сцепил руки за головой, и закрыл глаза.

«Компромат – это достаточно надежная гарантия собственной безопасности и вполне достойный предмет торга у разумных людей. В этом вся соль, только в этом, и ни в чем другом!» – он не помнил, откуда его память извлекла эту фразу, но она ему очень нравилась.

Видеомагнитофон «ВМ – 12».

Помимо дежурств, количество которых возросло втрое, рассмотрения материалов и раскрытия преступлений, всевозможных отписок по справкам по делу и без, были ещё поездки на совещания, участие в различных рейдах, выполнение поручений следователей, постановка на учет преступного элемента, профилактика преступлений и секретная работа, которая составляла подводную часть айсберга, так сказать незримую. Шелестов ко всему вышеперечисленному относился философски, считая эту работу частью того большого и нужного дела, которым он занимался, работая оперуполномоченным уголовного розыска.

Красный телефон внутренней связи, стоявший у меня на столе, забился в истерике. Еле поймав трубку, он приложил её уху.

– Антон, – у нас мошенничество, прими терпилу. Он сам к нам прибежал.

– Давай, гони его ко мне.

Через минуту в кабинет виновато зашел молодой парень, держа под мышкой большую коробку. По его лицу сыщик сразу понял, что жертвой мошенничества он стал совсем не случайно. Преступники все же тоже являются неплохими физиономистами, выбирая из многочисленной толпы именно того человека, которого нужно.

Поставив коробку на пол, парень скромно сел на стул.

– Вот, – произнес он глухим голосом.

Коробка была из – под фирменного отечественного видеомагнитофона «ВМ – 12», производства Воронежского завода. Эти видики продавались на территории Шелестова, в фирменном магазине «Электроника», Ленинский проспект, дом 85. Антон встал со своего места и подошёл к коробке. Аккуратно открыв коробку, он все сразу понял. Если бы не искреннее горе парня, он бы рассмеялся. В коробке вместо видика нагло лежала пара кирпичей, для равновесия по бокам плотно укрепленная брусками белого пенопласта.

Шелестов достал бланк объяснения и ручку.

– Как зовут?

– Меня?

– Нет, видеомагнитофон!

– ВМ-12!

Антон откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел в лицо потерпевшего. Он подумал, что парень шутит… Парень не шутил. Шелестов вздохнул.

– Ладно, ваша фамилия, имя, отчество, год и место рождения, адрес прописки? Понятно?

– Да! Белоконь Сергей Сергеевич, 25.06.60 года рождения, Москва, улица Витебская, дом четыре, квартира шесть.

– Сколько денег отдал?

– Тысячу пятьсот рублей.

– Так, его цена в магазине – тысяча двести пятьдесят рублей. Таким образом, вы переплатили двести пятьдесят рублей? Как это получилось?

– Пошел в «Электронику». Хотел видик купить. Но там всё по записи на много месяцев вперёд. Стоял, думал, что делать, а тут парень подходит, хорошо одетый, хочешь, говорит, видик свой уступлю, только накинь мне ещё двести пятьдесят рублей сверху. Деньги, мол, срочно нужны на новую машину. Я, конечно, согласился. Тогда он протянул мне руку и назвался Эдиком, я руку пожал и тоже назвался. Мы с ним вышли на улицу и вошли во двор магазина. А там стоит старая «Победа». Я ещё подумал, как же он на ней ездит, машина вся сгнила. За рулём ещё один парень сидел, лицо я не запомнил. Вдруг смотрю, открывается задняя дверь магазина и оттуда выходит парень и несёт в руках видик. Эдик говорит, давай, мол, деньги, а то проверить видик не дадут и оформить бумаги. Я передал полторы тысячи рублей. Водитель тоже вышел из машины и присоединился к ним. Я видел, как Эдик открыл коробку, смотрел какие-то бумаги. Потом водитель и тот, кто принёс видик, вернулись в магазин через заднюю дверь, а Эдик запечатал коробку скотчем, поставил её рядом со мною на сиденье и сказал, что ребята пошли ставить печать магазина на гарантийный талон. Ты, мол, посиди пока, а я схожу их потороплю, и он тоже пошёл в магазин через эту дверь. Я осторожно коробку подвигал, тяжёлая оказалась. Минут через десять, какой-то дед с палкой подходит и говорит, чего это ты, мол, в чужой машине сидишь? А я говорю, вот друзья приехали, сейчас придут, и мы уедем. А он смеётся и говорит, что эта машина здесь уже пять лет стоит, не двигаясь, у неё мотора нет. А почему он это знает, так она его соседу принадлежит. Я коробку раскрыл, а там вот это. Что делать, а? Я домой боюсь идти. Мы на этот видик три года копили, даже на еде экономили.

– Сергей, ну ты же не от сохи, не из деревни, телек, наверно, смотришь, газеты читаешь. Книжку про Буратино помнишь? «Заройте ваши пять золотых на поле чудес в стране Дураков»! Знаешь, что кидал кругом как грязи и все равно попадаешься.

– Ну, кто ж подумать мог, что так обернется? Он такой интеллигентный был, про жену с тремя детьми всё рассказывал.

– Ну, вот. И машина, наверняка, без номеров была.

– Да, кажется. А мне что теперь делать?

– Да ты всё уже сделал.

Шелестов достал бланк заявления, записал его грустную исповедь, потом достал знаменитые альбомы с фото ранее судимых за мошенничество Октябрьского района и усадил Сергея за стол Саши Маркова.

– Смотри внимательно, на фото этих кидал. Может, опознаешь кого.

– А можно вопрос?

– Можно.

– Я слышал, что сейчас государство ущерб от преступников возмещает?

– Это что ж, за твое ротозейство государство расплачиваться должно? Нет, парень, должен тебя огорчить, до такого никто не додумался. Иначе у нас тут очереди бы из потерпевших выстроились.

– Понятно.

– А я пока к своему начальнику схожу.

Подёргав сейф за ручку, Шелестов пошёл к своему зам. по розыску.

– Владимир Николаевич, у меня мошенничество.

– Давай.

Шеф, не читая, подписал материал и вернул ему.

– Найдешь?

– Не знаю. Человека-то, может, найдем, да чем доказывать? Видик-то, они сразу скинут. Опознанием? Раньше бы можно, а сейчас вряд ли. А на их признание рассчитывать не приходится. Мошенники почти всегда в отказе. Но если работает группа, то можем ещё поработать.

– Что имеешь ввиду?

– Они вернуться и засветятся!

– Москва большая! Комиссионные магазины, магазины фирмы «Берёзка», где лохи ходят толпами, и отдельные граждане в виде лохов, вот их интерес. У каждого лоха по оперу не поставить. В – общем, думай, что с материалом делать!

– Хорошо! – Антон вышел из кабинета начальника в сомнениях.

Парень два часа рассматривал фотографии ранее судимых за мошенничества, которые были вклеены в альбомы, но напрасно. В конце концов, они вместе составили подробный портрет преступника, описание его одежды, затем потерпевший подписал протокол изъятия коробки, подписал объяснение и тихо испарился из служебного кабинета Шелестова.

– Ладно, десять дней у меня есть, регистрировать пока не буду, мало ли что может произойти за это время, – мысль показалась Шелестову спасительной, он улыбнулся и бросил материал в сейф.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Парнов.

– Занят?

– Заходи! – Антон закрыл сейф и сунул связку в карман.

«Дед» удобно расположился на диване, закинув ногу на ногу, демонстрируя светлые носки в полоску.

– Вот что, Антон! Есть у меня человечек на твоей земле, вхож в гостиницу «Южная», я с ним накоротке. Когда соберусь на пенсию, передам его тебе, но без официалки, понятно?

– Конечно, Порфирьевич, что ж тут не ясно!

– Хорошо. Тогда слушай. Болтается у тебя в гостинице «Южная» девчушка одна, Виолеттой зовут, или просто Вита – в кругу друзей. Очень не простоя девчушка, благородных кровей. Зачастила она в гости к одному югославу по имени Зоран, который работает в югославской торговой палате при СЭВ главным инженером по торговому оборудованию. Югославы нам в страну поставляют холодильные агрегаты для больших промышленных холодильников. Если учесть, что этой Виолетте 19 лет, а югославу все 40, то тут не всё так просто. Основной момент в том, что отец у неё то – ли министр, то – ли его зам. Была у меня информация, что югославы наркоту таскают через границу, спрятанную в запчастях для этого холодильного оборудования, в основном «колёса», а здесь спуливают нашей «золотой молодёжи» и иже с ними. А по сему, если девчушку эту, братья – славяне к наркоте приучат, то, когда начнутся разборки, тебе головы не сносить! Папа у неё вероятно вхож в высокие кабинеты на Старой площади, а эти боссы, не любит сор из избы выносить, будут искать крайнего! Догадываешься, кто будет виноват, что дитятю не уберегли и к наркоте приучили? Поэтому, сработай на опережение! Обложись бумагами! Кстати, ты в «Южной» когда последний раз был?

– Ровно две недели назад! – Шелестов знал это точно, потому что за два дня до убийства военного атташе, он с Борей Гудковым выезжал в гостиницу на задержание гостя с Кавказа, объявленного в розыск МВД Грузии за мошенничество.

– Понятно! Значит, ты не знаешь, что Михалыч умер? – Порфирьевич вопросительно посмотрел на Шелестова.

– Да что ты! Жалко мужика, хороший человек был! – Антон искренне сожалел о старом швейцаре – вояке.

– Поэтому, теперь в гостинице новый швейцар! – продолжил Порфирьевич. – На «воротах» стоит всего три дня, а уже почувствовал лёгкие деньги! Сволочь!

Порфирьевич достал из кармана пиджака большой носовой платок, обстоятельно высморкался, аккуратно сложив, положил обратно в карман.

– У тебя в гостинице югославов как грязи, целых два этажа,! – продолжил Порфирьевич. – Югославы девок наших таскают пачками, поэтому, он тут – же установил таксу за пропуск путаны в гостиницу, но берёт по – божески, не дорого! Оборотистый дядя. Не то, что в центральных гостиницах, типа «Интурист». Поэтому найди время, дёрни нового швейцара к себе, познакомься, проведи среди него разъяснительную беседу, пробей его по учётам, закинь справки, посмотри, что за гусь! Может уже на «соседей» работает. По разговору почувствуешь. Он здесь недавно, как и ты! Тоже, наверно, молодой специалист, только седьмой десяток разменял! – Порфирьевич коротко хохотнул, затем продолжил, глядя весёлыми глазами на собеседника.

– Отставник, скорее всего! Потом дёрни девчонку в отделение, поговори с ней, возьми объяснение. В зависимости от того, как себя будет вести, рассмотри возможности встречи с отцом, на предмет профилактической беседы в неофициальной обстановке. После этого, чтобы не случилось, к тебе вопросов не будет! Понял? Как говорится: больше бумаги – чище задница!

Парнов ушёл. Антон встал, одел «аляску» и собрался пойти пообедать. Улица встретила его искрящимся на солнце снегом и лёгкой позёмкой.

Антон похлопал себя по бокам.

– Градусов двадцать, не меньше! – пронеслось в его голове. – Тьфуууу! – плюнул на хорошо расчищенную дорожку Шелестов.

Струйка пара вырвалась изо рта и мгновенно растворилась в морозной прозрачном воздухе, а маленький комочек мгновенно замёрзшей слюны так и остался на дорожке. Антон кончиком языка облизал губы, чувствуя, как их сразу же прихватило морозцем. Одному идти обедать не хотелось. Он остановился в нерешительности. Может выйдет кто из оперов?

Стоянка перед отделением уже опустела, только под открытым капотом замёрзшего «УАЗ”а копошился милиционер – водитель Витя Скрейдель.

Перед окнами кабинета Антона рос тополь, довольно большой, и его голые ветки сплошь бугрился комьями застывшего снега. Шелестов перешагнул через сугроб и подошёл к своему окну, и наклонился, чтобы рассмотреть свой кабинет с улицы. Затем, сняв перчатку, сбил снежную шапку с проржавленной решетки окна. Всё нутро кабинета было хорошо видно.

– Чёрт! Забыл шторы задвинуть!

Мороз крепчал и начал прихватывать уши. В такое время морозный воздух здорово проветривал легкие и прояснил голову, если долго находился в прокуренном помещении. Очень не хотелось возвращаться в прокуренное помещение отделения, смотреть на грязные зелёные стены, засаленные окна, щуриться на тусклый свет лампочек.

Антон надел перчатку и вернулся на дорожку.

Скрейдель, засунув руки глубоко в карманы бушлата, и, сдвинув зимнюю милицейскую шапку с кокардой на самую макушку, озадаченно стоял посреди двора, созерцая вылупившийся на него круглыми фарами ящикообразный перед «УАЗа». «Беломорина» у него во рту периодически вспыхивала рубиновым огоньком.

Шелестов тронул его за плечо.

– Витя! Ты не устал?

– А фигли здесь говорить. Я уже устал этого пенсионера реанимировать. Уже два раза можно было списать на хрен.

– Не заводится?

– Нет! Или не хочет, или уже не может.

Пожевав губами, водитель выплюнул окурок, который, описав причудливую дугу красным огоньком, нырнул в сугроб и пропал.

– Что будешь делать, если надо будет ехать?

– Сейчас старшина придёт, будем думать.

– Может, начальнику сказать, пока не уехал?

– Уже говорил.

– И что?

Он махнул рукой, закуривая новую «Беломорину».

– Ясно. Ладно, пойду прогуляюсь вокруг дома, подышу кислородом, а потом к себе.

В коридоре, все кабинеты были открыты настежь, поэтому даже в предбаннике табачный дым висел слоями. Казалось, даже стены пропитались сигаретным и папиросным дымом до самого основания. Дверь в его кабинет оказалась приоткрыта.

В кабинете его напарник Саша Марков, сидя за своим столом, пил чай из красивой фарфоровой кружки. Рядом лежал надорванный кулёк с шоколадными конфетами «Алёнка». Его куртка валялась на диване.

– О! А ты откуда здесь? Я двадцать минут назад здесь был!

– Привет, Антон! А я прошёл со двора дома. Ты со Скрейделем разговаривал.

– А, ну, да! Саш! Ты что, кипятильник притащил? – весело поинтересовался Шелестов, бросая куртку на диван тоже.

– Нет, купил электрический чайник, теперь чаи гонять, если время будет, – он ткнул пальцем за занавеску, где стоял стояк телефонной связи. В самом углу, на стуле, на металлическом подносе, красовался чайник почему-то с жёлтым жирафом на крутом боку.

– Саша! Что-нибудь срочное есть? Если нет, я пойду к «Чуме» схожу.

– Вроде нет. Иди.

Пётр Чумаков курил у себя в кабинете, хмуро разглядывая заваленный бумагами стол.

– Пётр, айда, пообедаем.

– Легко.

По коридору носились с вёдрами и тряпками растрёпанные женщины – «суточницы», перед входом в отделение на кого-то орал отделенческий старшина Гвоздиков. Скрейделя не было видно. Отделенческий «УАЗ» одиноко стоял в углу парковки.

Кафе находилось в доме 90 по Ленинскому проспекту и не имело названия, но все сотрудники отделения называли его «троллейбус», потому что здесь была троллейбусная конечная, и водители, перед очередным рейсом, обедали здесь.

Внутри было тепло, чисто и пусто. Официанток было две, две Татьяны, работавших здесь с незапамятных времён. Одна, за стойкой, смотрела старый чёрно – белый телевизор. Вторая приветливо помахала из дверей подсобки.

– Покормите?

– Конечно. Раздевайтесь и проходите к подносам, – Татьяна без вопросов направилась на кухню.

За окном начиналась настоящая пурга. Входная, двойная дверь вздрагивала от особенно сильных ее порывов, стекла почти наглухо залепило рыхлым снегом.

Взяли стандартный набор, каждому: тарелка борща, тарелка макарон с двумя сосисками, два куска белого хлеба и стакан компота. Ещё можно было взять яичницу из двух яиц, винегрет или салат «оливье», если не наелся.

Опера расположились в самом дальнем углу кафе, и не спеша, приступили к лёгкой трапезе.

Грохнула входная дверь. Сбивая снег с курток, и слегка пританцовывая, шумно ввалились Сашка Волченков и Андрей Шишкин. У Волченкова под мышкой была зажата тревожная папка.

– Танюшки! Спасайте родную милицию! А то щас, самих поджарим и съедим! – весело сообщил Шишкин.

– Ладно, троглодиты, раздевайтесь и проходите! – Татьяна за прилавком стрельнула красивыми глазами в его сторону и зарделась.

– Всем привет! – Волченков поставил поднос на соседний столик. – Давно здесь?

– Минут десять! – сообщил Антон. – Чего, такой злобный?

– Устал. У тебя в «Электронике», утром очередного лоха на «видюшники» кинули. У Женьки Малышева разбой, на Новаторов.

– Знаю, идиот у меня уже был!

– Антон! Сколько у тебя уже заяв на видюшники? – Волченков погрузил ложку в борщ.

– Три – с сегодняшним.

– А за какой период?

– За год.

– Штамповал?

– По одному только возбудил.

– Плохо! Надо искать. Где-нибудь всплывут, будет проблема. Один – не страшно, два уже на грани, а три – не отмажешься.

– Спасибо, Саш, я знаю!

– И ешё. Я увольняюсь, поэтому отходную проведём в пятницу, тринадцатого. Приходи.

– Охренеть! Увольняется, да ещё число какое! – Шелестов от удивления даже перестал есть.

Радиаторы отопления жарили вовсю. Шелестов стало жарко.

– И куда ты собрался? – подал голос Чумов.

Волченков старательно допил компот и поставил пустой стакан на стол.

– Сюда!

– Куда, сюда? – Антон не унимался.

– В этот троллейбусный парк, буду линейным контролёром. Буду «зайцев» ловить! Наличные – каждый день!

– Парни! Тогда и от меня для вас есть новость! – Чумов достал салфетку и вытер мокрые губы. – Я перевожусь на Север, в ОБХСС города Тынды. Рапорт уже подписан, согласование в кадрах я прошёл, валенки купил, в шкафу лежат, поэтому я тоже проставляюсь вместе с Сашкой.

Волченков утвердительно кивнул лохматой головой.

– Круто! Контора конкретно разваливается прямо на глазах! – Шелестов загрустил.

– Не ссы, Антоха! Незаменимых нет! Придут новые, молодые опера, работы меньше не будет! – Чумаков встал и потянулся, широко размахнув руки. – Сейчас бы домой, поспать чуток!

Шелестов покачал головой.

Через десять минут все четверо уже входили в своё отделение.

Едва Антон вошёл к себе, как зазвонил городской телефон. Готовивший, какой-то отказной материал, Марков, не отрываясь от своей писанины, поднял трубку, и сразу протянул её Шелестову.

– Тебя!

– Слушаю, Шелестов!

– Здорово, Антоха! Это Костюшко! Узнал?

– А, то!

– Сколько не виделись, больше года, поди?

– Точно!

– Есть повод собраться.

– Говори!

– В выходные, поехали в ДК «Москворечье»?

– Ох – ты! Вспомнил! А кто будет?

– Да, почти все. Жирок растрясём, хорошим целебным чаем угощу.

– Даже не знаю. А когда точно узнаешь, когда собираетесь?

– В пятницу днём!

– Позвони! Я, скорее всего, с вами!

– Договорились!

– Давай, Андрюха!

Шелестов положил трубку и сел на свой стул.

Анна.

Домой Антон приехал около девяти вечера. Открывая дверь в свою квартиру, он услышал знакомый голос, а затем весёлый смех.

– Вот даёт, а! – беззлобно подумал Шелестов! – Настоящая журналистка. Уже моих родителей окучивает.

– Антоша! – пропела мать, входя в прихожую и помогая ему снять куртку. – У нас гости!

– Да я знаю, знаю! – сказал он, целуя маму в щёку.

Из кухни появилась Анна, держа руки за спиной, как школьница, и улыбаясь во весь рот.

– Чертовка! – подумал он. – Привет – привет, красавица! – сказал вслух.

– Здравствуй, мой русский мужчина! – она обняла его. – Я давно здесь не была, и уже забыла, как живут советские полицейские!

– Милиционеры! – поправил Антон.

– Это большая разница?

– Да!

– Ребята, давайте к столу. Я всё равно не понимаю ни слова по – английски. Антоша! Сначала мыть руки! – мама оставалась мамой.

Они зашли в комнату Антона.

Порывшись в сумочке, Анна достала конверт, аккуратно его вскрыла и высыпала на кровать целый ворох фотографий, к тому очень качественных.

– Вот то, что ты просил!

– Здорово! Давай разбираться!

– Давай! Я не стала их подписывать на обороте, мало ли что! Поэтому всё записала у себя в блокноте.

– Умница! Конспирация, прежде всего! – назидательно погрозив ей пальцем, сказал Шелестов.

– Я старалась! – проворковала она и томно заглянула ему в глаза.

– Анна! – рявкнул Антон.

Она обиженно заморгала длинными ресницами и обречённо вздохнула.

– Так! – не обращая никакого внимания на неё, прошептал самому себе Шелестов, разбирая снимки.

– Да, что с тобою поделаешь! Вы такие – же упертые, как наши копы!

– Стараемся! Это вот кто?

Через час, подробно расспросив Анну, Шелестов уже имел фото и краткую характеристику человека, с которым Марио Гонгора, старший сын убитого мексиканского военного атташе, дружил давно, имел общих друзей и интересы, не только по работе в СЭВ, как оказалось.

Журналисты, особенно репортёры, умеют наводить справки и получать необходимую информацию при разговоре, используя при этом громкие названия газет и журналов, как «крышу». Кому придёт в голову задавать вопрос типа: а с какой целью вы интересуетесь тем-то и тем-то? Если у разговаривающего с вами человека, мужчины или красивой девушки на лацкане пиджака или куртки болтается бейджик с надписью «CNN» или «газета Известия», а в руках очень дорогой профессиональный фотоаппарат? При этом надо учесть, что на таких мероприятиях случайных людей не бывает.

Секция карате-до в ДК «Москворечье».

Собраться на тренировку всё же решили в субботу. Ровно в двенадцать дня, Шелестов и Гудков в спортивных костюмах и со спортивными сумками уже стояли у бокового входа в спортивную секцию ДК, Каширское шоссе, дом 52. Через минуту к нему присоединился Андрей Костюшко, потом приехал Сергей Невельский, и через пять минут Андрей Сербин и Славка Пирогов. Все учились в вышке с Антоном в одной группе.

Звонок в дверь, и перед ними уже стоял сам «сэнсей» Колесников Олег Николаевич, бывший майор спецназа ГРУ4040
  ГРУ – Главное Разведывательное Управление России.


[Закрыть], обладатель пятого дана по карате – до, человек потрясающей силы воли и эрудиции.

– Ну, наконец-то, «потеряшки» нашлись, – удовлетворённо произнёс он и со всеми по очереди обнялся. – Проходите в раздевалку, не стесняйтесь, тут все свои! – со смехом добавил он.

Спортивная раздевалка, мужская и женская, представляла из себя три ряда металлических шкафов, высотой в два метра, поделенные на небольшие шкафчики, наверху – для одежды, внизу – для обуви. Между рядами шкафов стояли обычные деревянные лавочки, в два ряда. Очень удобно! Соседнее помещение – комната отдыха. Она выглядела вполне прилично. В одной части комнаты стояли бильярдный и теннисный столы, в другой, отделенной от первой лёгкой раздвижной стенкой, мог уединиться тот, кто хотел почитать, или просто поразмышлять о чем-нибудь. Возле входа был небольшой самодельный бар с холодильником, забитым всякими безалкогольными напитками, начиная от молока и кончая всевозможными сортами минералки. Если нужно было собрать всех проживающих на базе на кинопросмотр или на собрание, стенка сдвигалась в сторону, и комната превращалась во вполне вместительный зал.