Текст книги "Ледяной плен"

– Психи они были, вот что! – отхлебнул из кружки Батон, который на сей раз решил поприсутствовать в наполненной густым чадом самокруток кают-компании.

– Не скажи, – покачал головой Ежи. – Нельзя недооценивать вклад Рейха в европейскую культуру того времени. Как ни крути, а ими было сделано множество невероятных открытий. Нет… Это было необыкновенное государство. Бесчеловечное, конечно, но… Мы, поляки, шибко от них пострадали, и все же… А Гитлер? Он ведь сумел целый народ загипнотизировать, превратить в единую послушную машину. Там мистикой пахнет, точно говорю. И харизма Гитлера многого стоит!

– Эта, что ли? – поинтересовался Батон и сунул под нос два пальца, имитируя усики фюрера.

В каюте одобрительно гоготнули.

– Атлантида, Атлантический океан… Антарктида… Чудо-юдо, мосальская губа! – присвистнул думающий о чем-то своем Тарас. – Складно получается.

– С этим материком вообще связано много загадочного, – протянул Марк.

– Складно-то складно, да все равно байкой попахивает, – буркнул из своего угла Батон.

– Покажи им карту Пири Рейса, – обратился к напарнику Ежи.

– У нас конечно же не сама карта, а фотоснимок, – поправил его Марк, доставая из рюкзака пожелтевшую папку, перевязанную ленточкой. – Но тоже достаточно неплохой.

– Пири Рейс был известным адмиралом Турецкого флота в шестнадцатом веке, – стал комментировать Ежи, пока по рукам неторопливо передавался потускневший цветной снимок формата А4. – Картография была его страстью, и он всегда находился в поисках подобных документов.

– И вот что, – Марк загадочно оглядел присутствующих. – Антарктида оставалась неоткрытой до тысяча восемьсот восемнадцатого года, а ее северная береговая линия, причем – превосходно детализированная, была показана на этой карте, нарисованной аж в тысяча пятьсот тринадцатом. Намного позже исследования, сделанные морскими картографами США, указали на то, что карта нарисована так, будто ее видели из космоса.

– Но как это возможно? – тихо спросил сидящий в углу стола Лобачев.

Последнее время капитан стал чаще выбираться из своей каюты, но по-прежнему мало ел и выглядел болезненно бледным.

Ежи развел руками:

– Ясно одно: карта – подлинник, и была сделана в Константинополе в начале шестнадцатого века нашей эры. Пири Рейс не мог иметь информации об этом регионе от исследователей-современников. А свободный ото льда берег Земли Королевы Мод мог быть видим и нанесен на карту в безледных условиях только в четырехтысячном году до нашей эры.

– Бредятина какая-то! – подавившись табачным дымом, взревел потрясенный Тарас.

– Однако ее снимок в твоих руках.

– В середине пятидесятых годов прошлого века турецкий профессор расшифровал перевод надписей, сделанных Пири Рейсом на своей карте, – получив снимок обратно, Марк приблизил его к лицу. – Вот перевод двух последних, относящихся к Антарктиде:

«В этой стране существуют беловолосые монстры такой вот формы, а также шестирогий скот. Эта страна – пустыня».

– Ну, это уже мутанты какие-то! – неуверенно усмехнулся старпом, снова суя в рот самокрутку. – Хотя мы нечисть и пострашнее видали, правда, Мишаня?

– И как там надеялись выжить нацисты? – согласно кивнув, поинтересовался Батон.

– О, они очень хорошо подготовились к освоению Антарктики! В разные годы, параллельно строя базу и перебрасывая туда огромное количество техники и людей, Аненербе проводило бессчетное количество всевозможных опытов, в том числе и по созданию новых видов биологического оружия.

– И вы действительно уверены, что нацистам удалось с тогдашними технологиями разработать такой вирус, который, спустя почти сто лет, сможет потягаться с радиацией?

– На Антарктической базе Аненербе не только выводили вирусы, но и проводили опыты по поводу воздействия радиации на живые организмы. Согласно некоторым старым документам, нацистам удалось существенно повысить невосприимчивость организма к облучению, – лекторским тоном начал рассказывать Марк. – Я не говорю, что они точно придумали, как сделать людей резистентными к радиации. Вероятнее всего, были разработаны медикаментозные средства, которые позволяли жить в условиях небольшого фона. Таким образом, наша экспедиция преследует сразу две цели – вирусы против мутантов и возможные лекарства от радиации.

– Получается, что фрицы в свое время изобрели и медикаменты с обратным эффектом, которые уничтожали организмы, пораженные облучением? – уточнил явно заинтересовавшийся Батон.

– Совершенно верно, – кивнул Марк, поправляя очки. – Ледники могут запросто гарантировать сохранность любых биологических материалов в течение нескольких сотен лет. Ну, как мясо в холодильнике.

– Хорошо, а вы подумали, как швартоваться будем? – снова подал голос Лобачев.

– Вы о чем? – озадачился Ежи.

– «Грозный» – судно не из маленьких. Вряд ли в те времена строились доки с расчетом на такие корабли, тем более в полярных условиях.

– Принимая во внимание несколько секретных разработок, описанных в документах, и склонность Рейха к гигантизму, можно предположить, что… – начал разъяснять Марк, но его перебил появившийся в дверях всклокоченный Колотозов, глаза которого горели восхищенным огнем.

– Извините, что помешал. Но вы обязательно должны это увидеть!

* * *

На покрытую первыми островками льдин Атлантику медленно опускалась ночь. Высыпавший на палубу экипаж завороженно смотрел на волнующуюся поверхность моря, подсвечиваемую снизу переливающимися голубоватыми сполохами.

Их было несколько десятков.

Огромные, следующие единым порядком существа, неторопливо отталкиваясь от толщи воды длинными, похожими на пупырчатые мочалки щупальцами, медленно проплывали под днищем субмарины.

– Медузы! – восхищенно выдохнул Савельев.

Широкие, круглые, словно подсвеченные изнутри полупрозрачные купола парашютов, безмолвные обитатели нового мира двигались перпендикулярно ходу лодки, озаряя воды Атлантики, словно десятки свечей под пластиковыми колпаками.

– Да тут каждая метров двадцать в диаметре! – попытался на глаз определить Тарас.

Продолжая двигаться в одном им известном направлении, подводные гиганты четко соблюдали расстояние между друг другом, изредка плавно закручиваясь вокруг собственной оси. Скопившиеся на смотровой площадке люди молча смотрели на завораживающий подводный танец.

– А Лерка где? – вспомнив о напарнице, поинтересовался у стоявшего рядом Азата Батон. – Такую красотищу пропускает!

– Не знаю, – пожал плечами тот. – В прачке, наверное.

– Я ее приведу, – неожиданно вызвался стоявший неподалеку Василь, чья забинтованная рука еще висела на шейной перевязке.

– Еще чего! – тут же вскинулся Азат, но поляк уже скрылся в рубке.

– Оставь его, – придержал оружейника за локоть Батон. – И так, вон, парня калекой сделал. Нам новые стычки не нужны.

– Не нравится он мне, Миш!

– Мне тоже много чего не нравится, и что с того? Не за борт же его теперь. Может, он, наоборот, загладить хочет…

– Смотрите, они гаснут! – неожиданно крикнул кто-то.

Подводные гиганты медленно меркли один за другим и, нарушая строй, изменяли направление, словно гонимые порывами ветра.

– Их что-то потревожило, – покачал головой Савельев, следя, как затухает последний полупрозрачный купол.

– Или испугало, – Батон окинул взглядом бескрайнее водное полотно.

Если бы хоть один член экипажа, который продолжал всматриваться в волнующуюся морскую пучину, обернулся назад, то увидел бы, как с подветренной стороны к лодке приближается большая, вылизываемая волнами черная масса.

* * *

Возившаяся с одеждой Лера не заметила, как сзади подкрался Василь. Убедившись, что в душевой, кроме него и стирающей девушки, устроившейся на полу напротив таза с бельем, никого нет, поляк бесцеремонно навалился на нее сзади, норовя облапать за грудь.

– Эй, пусти! – дернулась от неожиданности Лера.

– А чего ж ты не со всеми? Там ваш капитан морской парад принимает, – сбивчиво зашептал в ухо пытающейся вывернуться девушки Василь.

– Чего тебе надо? – сопротивлялась та. – Отвали, говорю!

– Ты не переживай, мы с тобой сейчас все по-быстренькому сделаем, – наседал насильник. – Я осторожненько…

– С ума сошел?! Помогите!

– Тихо-тихо, ромашка, не суетись, – несмотря на сломанную кисть, Василь с легкостью перевернул девушку и, повалив ее на пол, стал жадно лезть под тельняшку, пытаясь дотянутся до натягивающих ткань горошинок-сосков. – Сейчас мы с тобой… полегонечку-потихонечку… Господи, а гладенькая-то какая!

– Дядя Миша! – испуганно пискнула Лера, вжавшись щекой в прохладный кафель пола.

– Никто тебя не услышит, – девушка с ужасом почувствовала, как цепкие пальцы расстегивают молнию ее джинсов. – А расскажешь своему меченому, сука, – ухо отрежу! Поняла? За длинными волосами все равно никто не увидит.

В подбородок девушки уперлось изогнутое лезвие ножа.

– Главное, громко не кричи, и все останутся довольны, – снова завозился с ее штанами Василь. – Думаешь, легко смотреть, как ты тут повсюду задницей крутишь?

– Пусти, пожалуйста!.. – взмолилась девушка, прекрасно понимая, что с рослым крепким мужиком, который, откинув волосы, сейчас жадно целовал ее шею, она никак не справится. – Мне больно! Я не хочу!..

– Пи!

Василь мотнул головой, встретившись с воинственным взглядом глазок-бусинок прибежавшей на звуки борьбы мыши.

– Пошла отсюда, тварь!

Охваченный вожделением поляк резким движением отбросил в сторону пронзительно заверещавшее животное.

– Не трогай ее! – взмолилась плачущая девушка. – Отпусти, я все равно не умею!

– А-а-а, – отстранившись от жертвы, Василь посмотрел на Леру с неподдельным удивлением. – Так ты у нас еще и не пуганая, что ли? А фигурка-то какая… Ну, молодежь пошла! Ничего, сейчас поправим…

Почувствовав, как с бедер, прикрытых выцветшим лоскутком трусиков, сползают джинсы, Лера, в отчаянной попытке защититься, вывернула руку и, макнув ее в таз с мыльной водой, с размаху сунула в глаза Василю.

– Ах ты тварь! – завыл откатившийся в сторону мужик, схватившись за крепко зажмуренные глаза. – Играть со мной вздумала, скотина?! Вот я сейчас тебе…

Лера попыталась вскочить, но тут же повалилась навзничь – Василь успел схватить ее за лодыжку здоровой рукой. Похоть была явно сильнее боли.

– Я теперь от тебя по-любому все получу, – захлебываясь от вожделения и злобы, прошипел он, снова с легкостью подгребая под себя девушку. – Надолго меня запомнишь. Глядишь, понравится, так еще и сама прибежишь, дура неопытная! Миловаться будем…

– Отцепись от нее, урод!

Подскочивший Азат с размаху съездил Василю сапогом по лицу и, перехватив руку с ножом, по рукоять вдавил его в шею отчаянно сопротивляющегося насильника. Тот сразу откинулся, со страшными булькающими хрипами елозя на полу. Кровь толчками выплескивалась из раны, а Василь пытался слабеющими руками выдернуть нож… Сидящая в сторонке девушка, судорожными движениями машинально натягивая джинсы, отрешенно следила, как на ее глазах умирает человек.

– Ты убил его…

Не отвечая, Азат подошел к ней, присел и, взяв за плечи, спросил:

– Успел? – не получив ответа, он легонько встряхнул ее. – Тебя спрашиваю, я успел?

Лера смотрела в его глаза, явно не понимая сути вопроса, а когда, спустя мгновение, догадалась, тихо ответила:

– Успел, – и с дрожью добавила: – Пожалуйста, не трогай меня.

– Слава богу! – с облегчением выдохнул оружейник, отпуская девушку, и посмотрел на распластанное тело. – Я подонков за километр чую – таких сразу вешать надо.

– А что теперь с тобой сделают, ты подумал? – Лера посмотрела на защитника, который все еще тяжело дышал после недавней схватки.

– Плевать! Батон бы его вообще на кусочки изрубил!

Азат выпрямился и, протянув руку, помог девушке подняться.

– Он, кстати, тебя на палубу зовет, там медузы красивые.

– Меня чуть не изнасиловали, а ты так спокойно об этом говоришь? – Лера отстранилась и посмотрела на переставшего дергаться Василя. – Что теперь с ним делать?

– За борт. Пару деньков поищут, потом решат, что оступился на палубе, мало ли чего…

В этот момент корпус лодки содрогнулся от мощного толчка, и по всем отсекам тревожно заревели баззеры аварийной тревоги. Таз с бельем опрокинулся, выплескивая на пол волну мыльной пены, которая ту же окрасилась, смешавшись с все еще бьющей из горла Василя гранатовой струей. Леру и Азата толкнуло в объятья друг друга.

– Внимание! Боевая тревога! – разнесся по отсекам громкий голос Тараса. – Мы атакованы! Всем членам экипажа в полном вооружении немедленно собраться на палубе! Тахоме и Степановой оставаться на своих местах! Повторяю…

– Дядя Миша! – выпалила Лера, сразу же позабыв обо всем, и, поскользнувшись на мыльном полу, пулей вылетела из душевой.

– Стой! Лера!

Забившаяся под койку мышь испуганными глазенками следила за девушкой, которая, ворвавшись в каюту, вытащила из висящей на спинке стула кобуры «макаров» и, со щелчком вогнав в него обойму, выскочила вон.

Выбежав из рубки, Лера замерла, оглушенная резкой какофонией звуков, в ужасе наблюдая сцену кровавого морского побоища. В лицо, разметав волосы, ударил тугой порыв ветра, пахнущий порохом, кровью и морской солью. Надсадно грохотали автоматы, хлопнуло несколько гранатных разрывов. В суматохе никто не заметил, как по борту неуклюже скользнуло тело Василя, которое столкнул появившийся следом за девушкой Азат – Лера постоянно забегала вперед, чтобы разведать путь, нет ли кого на дороге. А он, в свою очередь, не увидел, как труп на лету подхватила пара вынырнувших из-под воды громадных пупырчатых щупальцев, в следующий миг с легкостью разорвавших его надвое.

– Азат! Тащи сюда «ГШГ»! Пушка на ходу?

– А то!

По палубе, истошно крича и оскальзываясь в липких бордовых лужах, вытекающих из раскиданных тут и там изуродованных тел товарищей, носились объятые ужасом члены команды.

А на кормовую часть лодки тем временем неспешно забиралось ОНО. Громадное, украшенное россыпью фосфоресцирующих глаз чешуйчатое нечто, кишащее отвратительными щупальцами и шевелящимися отростками. Ночной воздух то и дело оглашался пронзительными клокочущими взрыкиваниями. Посейдон все-таки бросил вызов подлодке, натравив на нее Морского Дьявола, которого породил в самых темных глубинах пережившей войну Атлантики.

– Какого хрена этой твари надо?!

– Может, приняла нас за кита? – возился с СВД опустившийся на одно колено Батон. – Или за медузами гналась…

– Залезает на палубу! – взорвался над ухом остолбеневшей Леры чей-то истерический крик.

Под подошвами ботинок завибрировала палуба, медленно кренясь в сторону беснующегося на корме чудовища. Атакованный «Иван Грозный», приподнимая нос над водой, издал долгий надсадный стон, словно раненый кашалот.

– Оно тащит нас на дно!!!

Кто-то, не удержавшись, кубарем покатился по палубе, отчаянно стреляя в несущуюся навстречу раззявленную громадную пасть. Кто-то выронил динамитную шашку, которая подпрыгивая, полетела к чудовищу и разорвалась в метре от приплюснутой необъятно громадной башки.

– Ну что, тварь! Посмотрим, из какого дерьма ты сделана!

– Дядя Миша! – истошно заорала девушка, увидев, как извивающееся щупальце поднимает стреляющего из винтовки Батона вверх.

Отливающие зеленым глазищи чудища с отвратительным чавканьем лопались один за другим. Над водой загремел отчаянный вопль боли.

– А-а-а! – истошно заорал Батон.

Случившаяся несколько минут назад попытка изнасилования и смерть Василя мгновенно вылетели из головы. Перепрыгнув через перила смотровой площадки и выставив вперед пистолет, пытаясь прицелиться, Лера со всех ног бросилась навстречу чудовищу, метя в сжимающую Батона отвратительную пупырчатую конечность.

Но выстрелить у нее так и не получилось: девушку сбил с ног отброшенный чудовищем Савельев. Выронив пистолет, она покатилась по палубе и, не успев закричать, словно с горки, скользнула по гладкому борту вниз.

Через мгновение над головой оглушенной падением девушки со звонким всплеском сомкнулись ледяные воды Атлантики.

Часть 2
Хрустальный капкан

Глава 10
О.А.К.

Лёд.

Сотни, тысячи, миллионы кубометров льда невиданных размеров и причудливой формы.

Загадочная, манящая и одновременно – недоступная, словно капризная красавица, за пестрой вычурностью и игривостью которой скрывается чудовищная ледяная пустота, земля. Безликое и безжалостное царство холода и смерти, каким она была уже многие тысячи лет.

Антарктика.

Белый кусочек холста на пестром теле планеты, хрустальная пустота, заполнить которую ни у природы, ни у Господа почему-то так и не хватило фантазии. Необъяснимая, нездешняя, завораживающая красота. Гордая отшельница, не желающая подчиниться ни человеку, ни иным силам. Уступит ли она когда-нибудь? Приоткроет ли веками скрываемые под километровой толщей незыблемого льда секреты для настойчивых смельчаков, которых до этого лишь дразнила, щекоча по обветренным лицам колючей снежной крошкой?

Солнечные лучи, отражаясь от бескрайнего ледяного пространства, нещадно били по натруженным сетчаткам глаз ослепительными вспышками, с легкостью проникая через потертые стекла стареньких солнцезащитных очков, – нормальную маску ему дать отказались.

Антарктическое лето. Долго оставаться на одном месте было опасно.

– Ну, что уставилась? Тебе-то уж точно на все плевать! – еще раз оглядев ледяную пустыню, сквозь стиснутые зубы пробормотал человек и снова медленно побрел вперед.

Обутые в снегоступы ноги глубоко увязали в плотном снегу.

* * *

Это было странное и страшное ощущение одновременно. С одной стороны, обитатели отрезанного от всего мира материка привыкли сидеть на одном месте по нескольку месяцев, коротая время за однообразной работой в консервных банках многочисленных исследовательских баз и станций, которых на тот момент было более восьмидесяти. Но с другой, унылые будни полярников всех национальностей ежедневно скрашивало появление нового крестика, зачеркивающего дату на календаре и приближающего долгожданное прибытие корабля, который доставит их на большую землю, к родным и семье.

Но теперь возвращаться было некуда, да и не на чем.

До войны Антарктида, согласно мировым договоренностям, являлась безъядерной зоной, на территории которой были запрещены испытания любого ядерного оружия, и в Судный день она не подверглась ударам. Поэтому последние двадцать лет обитатели разбросанных по ее поверхности баз были обречены на безвестную жуткую смерть, уныло доживая свой век в безмолвной ледяной пустыне, окруженной мерзлотой.

Незадолго до войны от российской базы отчалило научно-исследовательское судно «Лев Поликарпов», которое время от времени привозило провизию, научное оборудование, новые генераторы взамен старых, а также аккумуляторы для ветроустановок. А через несколько дней с корабля передали, что Москва уничтожена, а вместе с ней Нью-Йорк, Париж, Лондон… весь мир. Это были последние звуки, которые донеслись из приемника. Связь неожиданно прервалась, и восстановить ее так и не получилось.

Ядерная война. «Завтра» уже не будет. Последний приговор моментально осиротевшим последним сынам человечества…

– Только безъядерный континент остался безъядерным, – изредка с горькой усмешкой, качал головой кто-нибудь из местных. – А толку-то?

Когда случилась Катастрофа, на постоянных и сезонных базах находилось около четырех тысяч человек, из которых русских было сто пятьдесят. К 2033 году общее население едва дотягивало до тысячи душ, включая разноязычных беженцев.

Через несколько лет после войны, когда стало окончательно ясно, что за ними никто не придет, несколькими базами, находящимися недалеко друг от друга, включая американскую, русскую, немецкую и английскую, было принято единогласное решение сплотиться в ОАК – Объединенную Антарктическую Коалицию. Вместе у уцелевших представителей разных национальностей было больше шансов на длительное выживание. За официальный язык был принят английский. Поначалу худо-бедно налаженная радиосвязь с другими станциями через какое-то время пропала – остатки бесценного топлива берегли для вертолетов и снегоходов, а пробиться сквозь помехи в эфире стало крайне сложно.

Со временем люди кое-как научились добывать некоторые виды полезных ископаемых и выращивать под геодезическими куполами овощи и злаки, наплевав на Мадридский протокол, который запрещал подобную деятельность в Антарктиде. Так что худо-бедно, но все-таки жили. Точнее, выживали. Со временем родилось даже несколько детей – тощих, бледных, с огромными запавшими глазами.

Кормились в основном пингвиньим да птичьим мясом, наведываясь в просторный ангар на российской базе «Новолазаревская», куда было решено свезти все запасы с остальных объектов. Эта операция значительно истощила запасы топлива для вездеходов, и с тех пор ими больше почти не пользовались.

После изнурительных трудов пингвинов удалось с грехом пополам одомашнить и начать разводить, обеспечивая регулярным пропитанием брошенных на произвол судьбы людей. Популяция пингвинов контролировалась местным Советом, все суточные пайки были строго нормированы, и самовольное истребление птицы каралось самой страшной мерой наказания – изгнанием из Коалиции, ссылкой в ледяную неизвестность. У снабженного скудным пайком и луком с пятью стрелами преступника оставался единственный шанс – найти другую станцию с помощью выдаваемого компа́са, но пока это не удавалось никому. Поначалу особо строптивые не уделяли этой угрозе должного внимания, но когда после нескольких инцидентов виновного безжалостно выставляли вон, желающих нарушать новые законы резко убавилось.

С нашествиями морских леопардов, которые прежде никогда не нападали на человека на земле, удавалось справляться при помощи луков и самодельных арбалетов – с момента катастрофы сохранившиеся патроны и огнестрельное оружие берегли как зеницу ока, применяя их только в крайнем случае. После охоты огромные, сочащиеся кровью туши сразу пускались в расход: клыки и кости шли на оружие, жилы – на тетивы, остальное – на корм людям и зверью. Мясо было жестким и вязло в зубах, но выбирать не приходилось.

Но самой страшной проблемой для обитателей Коалиции была сезонная миграция пингвинов с мыса Горн. Не забавных, облаченных в «смокинги» и семенящих вразвалочку увальней, а злобных, зловеще горланящих зверюг, которых сплошной волной черных туш выплескивали на ледяные берега Антарктики изменившиеся за двадцать лет подводные течения. Новый мир мог ожесточить кого угодно – ожесточил он и миролюбивых глуповатых птиц, не прибавив им разума, но озлобив их до невероятности. Схватки с морскими кочевниками не раз уносили человеческие жизни, как отчаянно ни сражались бы люди.

Конечно же грызлись и между собой.

…Среди случайно выживших в Последней войне оказался корабль австралийских ВМФ. Когда обуявшее планету ядерное пожарище стало понемногу стихать, капитан решил плыть в сторону Антарктиды – ближе ничего не было. Но, достигнув цели, охваченный безумием экипаж стал мстить всем, кого посчитал виноватым в случившейся катастрофе: русским, китайцам, американцам, щедро пропитывая белоснежные ледники дымящейся, но быстро стынущей человеческой кровью.

Все это время Антарктида безмолвно – а может, и с удовлетворением – наблюдала, как на ее земле год за годом медленно угасают последние очаги уничтоженного человечества.

* * *

В просторной столовой российской исследовательской базы «Новолазаревская», расположенной на Земле Королевы Мод, снова вершили суд. В ночь накануне разбирательства кто-то проник в загон с кормовыми птицами и зарезал одну из них. Возбужденно гомонящие люди устроились где попало – на стульях в центре помещения, на сдвинутых к стенам столах, на которых кто сидел, а кто, наоборот, вытянулся, чтобы лучше видеть поверх голов стоявшего перед столом с членами совета высокого блондина средних лет. Кого тут только не было: и голландцы, и французы, и американцы, и японцы с немцами…

К последней народности как раз и относился подсудимый, что вызывало многочисленные недовольные толки среди его соплеменников – еще бы, совет призвал к ответу Ханса Крюгера, одного из самых уважаемых биологов в скудном ученом мире обитателей Антарктики.

– Ладно. Думаю, разумнее всего будет начать с того, кто что видел, – призвав собравшихся к тишине, приступил к разбору дела начальник базы Лев Николаевич Дубков – дородный мужчина лет шестидесяти с брыластыми, плохо выбритыми щеками. – Макмиллан, начнем с тебя.

– Тут и говорить-то не о чем, – буркнул оперевшийся на пустую топливную бочку рослый бородатый американец со сдвинутой на затылок выцветшей ковбойской шляпой. – Я, как всегда после отбоя, ветряки обходил, а это в другой стороне от загона. Ты лучше вон у Бака спроси. Он ведь там по соседству копается.

– А чего сразу я? – замялся под пристальными взглядами окружающих небритый толстяк Бак, на животе которого из последних сил держались пуговицы просаленной клетчатой рубашки. – Ну да, у шестого генератора муфта полетела, я подумал, надо заменить, чего тянуть-то…

– И? – нахмурился Лев Николаевич.

– Закопался до ночи. Потом слышу, у пингвинов в загоне неспокойно, – Бак с неохотой давил из себя слова – вынужденное признание явно давалось ему с трудом. – Вот и пошел посмотреть, чего да как.

– И? – нетерпеливо подталкивал свидетеля Дубков. – Что ты увидел?

– Я подошел к загону, смотрю, дверь приоткрыта. Думал, от ветра распахнулась, вот птицы и загомонили, – продолжал загнанный в угол механик. – Потом гляжу – а замок-то в сугробе лежит.

– Ну да, загон всегда на ночь закрывается! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Мы же сколько раз голосовали, чтобы охрану выставить, – поддержали со стола у стены.

– Нечего лишним рукам без дела простаивать! – отрезал сидящий рядом со Львом Николаевичем сухонький старичок. – В котором часу это было?

– В районе половины первого, точно не помню, – прикинул Бак.

– Что было дальше?

– Я зашел внутрь, ясно же – залез кто. У меня с собой разводной ключ был, думал, шугану, если что.

– Продолжай.

– Пошел в темноте вперед. Потом гляжу, в ближайшем загоне возится кто-то. Ближе подошел, вижу, мужик какой-то птицу пожирнее скрутил, одной рукой ей клюв зажал, чтоб не кричала, а в другой нож. Пилит птице шею.

– И кто это был?

– Я сначала хотел Рэнди позвать, – не торопился с ответом Бак и, облизнув губы, кивнул в сторону пожевывающего тоненькую палочку Макмиллана. – Мало ли, может, это кто из австралийцев чокнутых залез? Тогда общую тревогу объявлять бы пришлось…

– Купер, не тяни! – поторопил Лев Николаевич. – Тебя пригласили для дачи свидетельских показаний, а не колыбельную петь. Народ уже засыпает.

– В общем, спрятался я за подпорку и стал ждать, когда он решит свалить. Ну, мужик птицу укокошил, в мешок засунул и к выходу, – встретившись испуганным взглядом с ледяными, немигающими глазами Крюгера, Бак стал быстро закругляться. – А как уже он в дверях под прожектор попал, гляжу – Ханс это!

– Почему сразу не рассказал? – наперебой строго поинтересовался глава Совета. – Ты стал свидетелем тяжкого преступления и смолчал! А если б остатки костей в загоне у собак сегодня днем не нашли, что тогда – безнаказанное преступление?! Все бы птиц резать стали? И дальше что? Через пару месяцев передохли бы от голода! Мы все тут еще дергаемся только благодаря строгой дисциплине!

Присутствующие на собрании нестройно загудели в ответ.

– Я сначала глазам не поверил, – уставился в пол Бак. – А потом… Мы с Хансом вроде как приятелями были: он, нет-нет, да и ссыплет лишнюю пригоршню пшена пожевать. У меня брат больной, сами знаете. Пайки не хватает…

– Жрать надо меньше! Тебя самого хоть сейчас на разделочный стол подавай! – поддел кто-то из присутствующих.

– Почему ты так смело об этом говоришь? – спросил у Бака Лев Николаевич.

– А вы меня не подлавливайте, я кодекс знаю! – вскинул голову механик. – На зерно закон о птице не распространяется. Я и так остаток ночи с пингвинами просидел, когда Крюгер снова замок закрыл.

– Ладно, достаточно. Садись.

– Ханс, ты извини, – толстяк виноватыми поросячьими глазками посмотрел на подсудимого. – Они ведь все равно бы узнали. Нас тут по пальцам пересчитать можно…

Губы Крюгера под острым орлиным носом вытянулись в нитку.

– Подсудимый! Есть, что сказать?

– Ваши ежедневные пайки – это плевок, а не еда! – ответил тот. – У меня жена каждый день на плантациях за двоих вкалывает. Я неоднократно подавал бумагу об увеличении порции. Я занимаюсь важной научной работой и заслуживаю…

– Что еще ты можешь сказать в свое оправдание? – перебил его Дубков.

– Не считаю нужным оправдываться перед идиотами, – вздернул нос немец.

– Осторожней в выражениях, – сурово напомнил Дубков. – Ты перед судом.

– Я не признаю ваше смешное судилище, мне кажутся абсурдными ваши порядки, и я не вижу смысла в жесткой экономии, которая нам тут навязывается!

– Эй, умник, может, расскажешь, что делать? – выкрикнул кто-то из зала.

– Пингвины каждый год мигрируют с мыса Горн, можно заготовить мяса, сколько хотите.

– Прекрасное предложение! Сколько угодно фонящего мяса! – Дубков обвел раздраженным взглядом собравшихся. – Мало того, что ты бредишь сам, ты еще и заражаешь своим безумием остальных! Послушай, Крюгер… Сначала ты пытался пробраться в Совет через наши головы. Потом устроил заговор против австралийцев, после чего нас тут чуть не выжгли к чертям… Теперь это…

– Ничего, это был последний раз, – вставил со своего места Макмиллан, невозмутимо отразив полный ненависти взгляд Крюгера.

– Так и есть, – хмуро кивнул глава Совета. – Ханс Крюгер, за преднамеренное убийство птицы и нарушение связанного с этим пункта Кодекса, а также за ряд прочих проступков, вы приговариваетесь к пожизненному изгнанию из Объединенной Коалиции без права возвращения. Приговор вступает в силу немедленно. Принимая во внимание ваши прошлые заслуги перед Коалицией, разрешается выдача десяти стрел вместо обычных пяти.

– Вы все равно не сможете без биолога, – скривился Крюгер и снова посмотрел на американца. – Кто будет следить за посевами? А баланс удобрений? Кто этим всем станет заниматься? Ты, что ли?

– У русских и голландцев тоже есть биологи, – пожал плечами Макмиллан. – Чем они хуже тебя?

– Я знаю, почему ты хочешь меня выдавить, – не сдавался Крюгер. – Чтобы снова ее заполучить, да?

С этими словами, он ткнул пальцем в сидящую на первом ряду побледневшую женщину.

– Никак не перебесишься, что она тогда меня выбрала?

– Никогда мне твоя снобская морда не нравилась, – продолжая машинально мять зубами палочку, отрезал американец. – Нос уже так высоко задрал, что скоро до облаков достанешь.

– Ну ты хохмач, Алабама, – презрительно выплюнул немец.

– Я из Техаса, – отозвался Макмиллан. – Уведите его, он провоцирует суд!