Текст книги "Ледяной плен"

Глава 12
Земля королевы мод

Молодые члены экипажа никогда не видели ни льда, ни корабля таких габаритов. Когда-то напоровшаяся на льдину махина размером с авианосец, словно церковь увенчанная куполами трех исследовательских зондов, снабженная радарными установками и спутниковыми тарелками, была наглухо вмурована в лед и густо опутана хрустальными сосульками, свисающими отовсюду.

– Российская научно-исследовательская лаборатория, – Тарас оглядел медленно проплывающий над лодкой корабль. – Полностью автономная, способная месяцами оставаться в открытом море. – Про корабль когда-то даже специальную передачу по телевизору показывали. Он сюда к нашим, на «Новолазаревскую», регулярно ходил.

– Вот это махина! «Лев Поликарпов», – задрав голову, Савельев прочитал полустертое название на борту.

– Оно, – не поворачиваясь к нему, согласился Тарас.

«Лев Поликарпов»! Тот самый корабль, на котором когда-то уплыли родители!

Укутанная в армейский бушлат, с низко натянутой на уши шапкой Лера, приоткрыв рот, зачарованно смотрела наверх. Сердце, окрыленное обманчивой надеждой, отчаянно забилось, а на бледных щеках, обрамленных выбившимися из-под шапки волосами, алыми бутонами расцвел румянец. К радости Колобка и всей команды, девушка быстро шла на поправку. Длительный покой, питание и небольшие порции свежего морского воздуха сделали свое дело.

– Какой огромный! – с благоговением выдохнула девушка. – Наше убежище и то меньше!

– Так и есть, – согласился Тарас. – Плавучий дом-лаборатория. В России раньше такие штуки на совесть строили. Назад, видимо, шел…

– И не дошел, – кивнул продолжавший осмотр Савельев.

– Эк его перекособочило! – ткнув Паштета локтем, указал в приближающуюся часть корпуса Треска. – Интересно, чуваки, куда команда подевалась?

– Попыталась уплыть или в море сгинула, где же еще, – пожал плечами тот.

Услышав последние слова повара, Лера вздрогнула. Палубу чуть завалившегося на бок судна в центре разделяло три широких разлома, что делало его похожим на недорезанную на ломти буханку хлеба. Из проломов, словно из распоротого брюха выброшенной на берег рыбины, обледеневшими внутренностями торчали провода, изуродованные куски перекрытий и арматуры, были видны опустошенные отсеки и каюты. На приличной высоте неловко накренился повисший на единственной трубе унитаз с оторванным бачком. Скучающий ветер изредка негромко постукивал закрывающей отверстие пластиковой крышкой. И никакого намека на былое присутствие людей. Ни тел, ничего…

– Что здесь произошло? – спросил у Тараса Паштет.

– Не видишь, на льдину напоролось, – не давая тому ответить, быстро мешался Треска. – Не дергай капитана по пустякам!

– Напороться-то оно напоролось, – не обращаясь ни к кому конкретно, задумчиво ответил Лапшов. – Вот только разломы эти – неестественные. Видите, днище намертво в лед вросло. Если бы это произошло сразу после налета на айсберг, палуба бы провисла под собственным весом, тем самым расширив разлом, а тут этого нет.

– Это вы о чем? – сразу же насторожился Треска.

– Свежие они, и чересчур ровные. Как будто кто-то чем-то острым с размаху полоснул.

– Когтями! – испуганно выдвинул жуткую догадку Паштет. – Не иначе Голландец боком потерся.

– Дурень, какие когти у корабля? – поморщился Треска. – Наслушался бредней от алкашни!

– Сам разве не видишь, огромные! – стоял на своем напарник. – Он ими корабли раздирает, а экипажи хватает да в себя запихивает.

Слышавшая обрывки разговора Лера с ужасом посмотрела на изуродованный бок навеки застывшего корабля-призрака, над которым, высоко в небе, белым пятнышком парил буревестник. Какой силищей, а главное, размерами обладал хозяин этой лапы, по сравнению с которым напавшая на лодку тварь должна была выглядеть сущей козявкой! Среди членов команды прокатился встревоженный гомон.

– Что бы это ни было, сейчас его здесь нет, – уверенным голосом пресек зарождающуюся панику Тарас и повернулся к Ежи: – Каковы наши дальнейшие действия?

– Двигаем на Королеву Мод, – выдернутый из своих размышлений, поляк махнул рукой в перчатке на приближающиеся ледники и сверился с хлопающей на ветру картой белого материка. – Это часть восточной Антарктиды между двадцатью градусами западной долготы и сорока пятью градусами восточной долготы. Если верить архивам, в этом районе должен находиться швартовочный док, самый первый из построенных фашистами.

– Надеюсь, они не ошибаются, – Тарас внимательно посмотрел на карту в руках поляка. – А то отступать уже поздновато.

– Я волнуюсь не меньше твоего, – негромко откликнулся тот и тут же сжал зубы от чудовищной волны неожиданно накатившей боли.

– Подлодка! – ткнув куда-то пальцем, неожиданно заорал Треска.

Примерно в пятистах метрах, периодически скрываясь за дрейфующими глыбами льда, параллельно ходу «Грозного» следовал черный сигарообразный предмет, через который то и дело перекатывались налетающие волны. Тарас поднял бинокль.

– Это кит, – улыбнулся он, увидев, как над «субмариной» с шипением возник искрящийся султан водяной пыли. – Смотрика, приветствует! С почетным эскортом идем!

– Нам лучше покинуть палубу, капитан, – посмотрев на свои приборы, заметил Савельев. – Ветер усиливается.

– С удовольствием выполняю, – в последний раз оглядев хрустальные замки проплывавших со всех сторон айсбергов, испуганный Треска первым скрылся за дверью рубки.

Несмотря на любопытство, вызванное появлением невиданного животного, Лере пришлось последовать за всеми.

* * *

Взяв у Бака бинокль, Макмиллан встал против солнца и навел окуляры в указанном направлении.

– Это русские, – присмотревшись к рубке «Грозного», наконец удивленно сказал он. – Их гюйс действительно можно спутать с флагом южан-конфедератов.

– Ну, Бак, ты и паникер! «Конфедераты, нигеров вешать!» – Коротышка Джек усмехнулся в бороду, словно пудрой присыпанную инеем. – У тебя по истории двойка была или ты вообще в школу не ходил?

– Не умничай, бобби! – огрызнулся топтавшийся на колючем ветру американец.

– Значит, на планете еще есть выжившие. Они действительно сюда приплыли, вот только зачем? – опустив бинокль, Макмиллан посмотрел на стоявшего позади Бака. – Откуда они могут знать, что нам удалось уцелеть, – ведь за двадцать лет мы так и не смогли послать сигнал. Да и что толку от этой снежной глыбины, если уж целый мир пустили псу под хвост?

– А чего ты на меня смотришь? – занервничал механик. – Это не у меня спрашивать надо, а у них!

– Отсюда до России путь неблизкий, – покачал головой Джек. – Да и подводных лодок у них явно не переизбыток. Какая должна быть цель, чтобы так рисковать?

– И откуда у них столько топлива? – в свою очередь спросил Бак.

– Лодка, судя по габаритам, атомная, – Макмиллан снова приник к окулярам. – Видимо, реактор еще пашет.

– А может, это за нами? – оглядев товарищей, неуверенно предположил Бак. – Может, война была не такой уж страшной?..

– Ага! Настолько «не такой», что о нас двадцать лет так никто и не вспомнил! – не давая Баку закончить, оборвал его Макмиллан, но сам почувствовал, как где-то внутри против воли шевельнулся слабый лучик надежды. – Не пори чушь!

– Так что будем делать? – спросил стоявший за его спиной Джек.

Не сводя глаз с искрящегося моря, американец некоторое время молчал, пребывая в задумчивости. Если это даже спасательная экспедиция, лодка не сможет вместить всех людей на материке. И почему именно субмарина, а не спасательный или исследовательский корабль? И, главное, почему так поздно?

Вечно эти дурацкие «почему-почему-почему»…

– Рэнди?

– Собирайте всех на «Новолазаревской», предупредите Дубкова и откройте нашу частоту, если получится. Вдруг они посылают сигнал, – стряхнув задумчивость, тот быстро набросал план действий. – И разбудите Мичигана – этим парням нужно будет помочь пришвартоваться.

Пока Коротышка Джек, то и дело увязая по колено в хрустящем снегу, в сопровождении Бака торопился в сторону базы, Макмиллан снова посмотрел на китообразное тело приближающегося «Грозного».

– Ну, гости дорогие, с чем же вы к нам пожаловали? – тихо пробормотал он.

* * *

– С нами выходят на связь! – в каюту Тараса без разрешения ворвался раскрасневшийся от волнения радист.

– Кто?! – чуть не порезался капитан, тонким лезвием скобливший слегка намыленную щеку.

– С материка! Это «Новолазаревская»!

– Давайте громкую! – на ходу вытираясь полотенцем, проорал Лапшов, врываясь на мостик.

Радист нажал несколько кнопок, перенаправляя сигнал, и в помещении зазвучал хриплый мужской голос, четко выговаривающий короткое сообщение на разных языках.

– Тарабарщина какая-то, ничего не разобрать! – расстроился Азат.

– Тихо вы, дайте послушать! – Ежи, прищурившись, внимательно вслушивался в доносящуюся из динамиков речь. – Английский, французский, значит, и русский должен быть.

– «Новолазаревскся» неопознанному судну: видим вас! Как слышите меня? Прием…

Собравшиеся на мостике люди, затаив дыхание, слушали скрадываемую помехами человеческую речь, впервые за последние двадцать лет доставленную на борт радиоволнами из разрушенного постъядерного извне.

– «Новолазаревскся» неопознанной подлодке: видим вас! Как слышите меня? Прием…

– Говорит «Иван Грозный», слышу вас хорошо, – стиснув в кулаке луковицу микрофона и нажав кнопку коммутатора, откликнулся взволнованный Тарас.

– Наконец-то! Значит, действительно русские. Вы там уснули, что ли, все? С кем я говорю?

– С капитаном корабля Тарасом Лапшовым.

– Начальник базы «Новолазаревская» Лев Дубков. Каким ветром вас сюда занесло?

– Это спасательная экспедиция.

– Ого! Кого ж, спустя двадцать годков, вы спасать-то надумали? Уж не нас ли, грешным делом? – удивленно усмехнулись динамики. – Не терпится послушать. Сейчас перешлем вам координаты, чтобы вы смогли пришвартоваться. Как поняли? Прием.

– Яснее ясного, – переглянувшись с командой, широко улыбнулся Тарас.

– В таком случае, добро пожаловать в наш уютный холодильник!

– Спасибо, братуха! Конец связи, – отключился Тарас.

– Координаты получены, – через несколько секунд отрапортовал со своего места радист.

– Вот теперь действительно доплыли, – отложив микрофон и оперевшись о пульт связи, с облегчением выдохнул капитан.

* * *

– Значит, действительно ничего не осталось, – с горечью сказал Дубков, когда устроившийся в столовой базы, тепло принятый и накормленный экипаж лодки закончил свой сбивчивый рассказ.

– Так точно, – по-военному ответил Тарас. – Судя по всему, крупные города уничтожены, области полностью в руинах, а на их месте теперь радиоактивные пустоши.

Встречать субмарину сбежались чуть ли не все обитатели этого участка Антарктики. Пока чернокожий человек-гора Мичиган, не выспавшийся, а потому – сопровождающий свои действия зевками, которым бы позавидовал лев, по радиосвязи координировал действия штурмана, Тарас, стоя на смотровой площадке, всматривался в приближающиеся лица высыпавших на обледенелый пирс людей.

Что они чувствовали в этот момент? Страх? Надежду, которой он не мог им дать?

Перед глазами Лапшова живо встал миг причала в пионерских доках двадцать лет назад. Тогда, вопреки мятежу, неописуемой боли и ужасу, вопреки всей творившейся в мире чертовщине, они все-таки дошли. И Юрка, сопливый пацан, умудрился сберечь и привести такую махину в порт, сохранив горсть команды, даже не осознавая, что стал героем.

Теперь уже – посмертно.

Настоящий друг. Человек.

Помнил Тарас и светящиеся страхом и надеждой глаза, такие же, как сейчас, в которые он неразборчиво заглядывал, пока лодка неспешно швартовалась. Бородатые сгорбленные фигуры мужчин, несколько заплаканных женщин. Как они вообще умудрились здесь выжить за последние годы?

Едва сойдя на берег и услышав родную речь, обезумевшая от счастья Тахома сразу полезла к своим целоваться.

– А мы тут без радиации сидим! Хотя толку-то с нее… – словно прочитав мысли задумавшегося Тараса, с горечью усмехнулся Дубков.

– Еще не все потеряно.

– Но если вы приплыли не за нами, тогда зачем? – откликнулся со своего места Макмиллан, с техасской невозмутимостью закинувший выцветшие ковбойские сапоги на спинку впереди стоящего стула, занятого могучим задом Бака. – У русских льда для выпивки не осталось? Или решили нам подбросить чизбургеры и пиво?

Среди рассевшихся кто где полярников прошелестел одобрительный смешок.

– Рэнди, опять ты за свое?! – Дубков погрозил американцу пальцем.

– В моем штате так выражают гостеприимство, шеф, – скрестив руки на груди, пожал плечами Макмиллан.

– Мы должны обследовать базу «Двести одиннадцать», которая была построена Аненербе во время Второй мировой здесь, в ледниках Королевы Мод, – твердым голосом ответил поднявшийся со своего места Ежи. – По полученным нами данным в ней могут храниться документации и образцы некоего вируса, обладающего свойством сопротивления радиации.

– Что за бред?!

– Опять эти нацистские побасенки?!

– Чего он сейчас сказал?

Сидящая рядом с Батоном Лера, потягивающая горячий чай, с любопытством наблюдала за незнакомыми людьми, которые при последних словах Ежи взволнованно заелозили на своих местах. Следить за разговором, ведущимся на непонятных языках, она не могла, поэтому просто с юной беззаботностью глазела по сторонам, исследуя новый неожиданный мир, в котором не нужно было носить химзу и противогазы. Поначалу Лера с опаской сторонилась Мичигана, каждый раз ненавязчиво устраивая так, чтобы между ней и великаном всегда оказывался Батон. Воспоминания о кровожадных чернокожих обитателях африканских джунглей были еще слишком ярки. Но вскоре, увидев, что добродушный верзила не склонен к агрессии и, вдобавок, не стесняясь окружающих, во всю глотку хохочет над какими-то шуточками парня в странной шляпе, она немного успокоилась. Однажды она даже встретилась со «шляпником» взглядом и, увидев, что он ей подмигнул, смущенно опустила глаза.

А еще, пряча лицо за жестянкой кружки и украдкой поглядывая по сторонам, она все боялась натолкнуться на лица, которые все эти годы с любовью смотрели на нее с тускнеющей фотокарточки, спрятанной в кармане куртки. В общей суматохе девушка едва не забыла захватить ее с собой из рюкзака, который теперь сторожила оставленная на «Грозном» разобиженная мышь.

Родители. Были ли они тут сейчас?

– Тихо! – хлопнув ладонью по столу, зычно провозгласил Дубков. – Потрудитесь объяснить.

– Я лучше покажу, – Ежи с видом фокусника одну за другой извлек из своего рюкзака карты и бережно разложил их перед собой на столе, спросив по-английски: – Здесь есть немцы?

– Да, – поднявшись со своего места, к столу подошел рослый пятидесятилетний мужик с серебристой подстриженной бородой.

– Как вас зовут?

– Штольц.

– Мне потребуется ваша помощь. Я не силен в технических терминах, а в некоторых местах присутствует очень замысловатое письмо от руки. К примеру, вот здесь.

Вытащив из нагрудного кармана куртки старенькие очки, немец неторопливо нацепил их на нос и склонился над столом, уютно зашуршав документами.

– Но это же невозможно! – через некоторое время воскликнул он, резко нарушая повисшую тишину.

Делающая глоток Лера вздрогнула от неожиданности, подавившись чаем, и Батон несколько раз легонько похлопал ее между лопаток.

– При этом все документы подлинные, сомнений нет, – продолжал потрясенный Штольц. – На некоторых даже присутствуют водяные знаки. Где вы их достали, черт побери?!

– В бункере, построенном немцами в период Второй мировой войны в одном из приграничных польских городов, – по-прежнему переходя с английского на русский и наоборот, чтобы было понятно всем, стал охотно объяснять Ежи. – Группа мародеров раскопала секретный архив с описаниями нескольких тайных операций Рейха в Атлантике и указаниями местонахождения базы «Двести одиннадцать».

– За последние двадцать лет мы излазили эту старушку вдоль и поперек, – сдвинув шляпу на затылок, Макмиллан закинул руки за голову, сплетя пальцы на шее. – Нет здесь никаких других баз, кроме старых и построенных в начале века. Немцев всех знаю лично в лицо, да и свастик я тут что-то не наблюдал, уж поверь мне, старина!

Сидящий рядом Мичиган тоненько хохотнул, по-детски прикрыв рот ладонью.

– А кто вам сказал, что она на поверхности? – загадочно поинтересовался Ежи.

– А где ей еще быть? – искренне удивился американец. – Не под водой же!

Вместо ответа Ежи просто показал пальцем в пол. Невольно опустив голову, Лера почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Она под землей? – придвинувшись к Батону, взволнованным шепотом спросила она. – Как наше убежище? Но зачем, здесь же ведь нет…

– Дай послушать! – шикнул на ученицу Батон, и девушка послушно замолчала.

– Ну, брат, ты загнул! – широко улыбнулся обладатель ковбойской шляпы. – Хочешь сказать, что все это время наследие Ужасного Гэ преспокойно отлеживалось под нашими богом забытыми задницами?

– Именно так.

– Знаешь, Рэнди, – продолжал вчитываться в надписи на картах и планах Штольц. – Согласно этим записям, все, что они говорят, не так уж далеко от истины. Можешь сам посмотреть.

– Я ничего не понимаю в этой тарабарщине, старина, – беззаботно откликнулся тот. – Лучше сам расскажи, а мы послушаем.

– Да тут целого вечера не хватит, чтобы разобраться! Списки стройматериалов, реестры, планы сооружений, опись инвентаря… голова кругом! Как Германия могла заниматься строительством такого масштаба и при этом вести войну?!

– Задолго до нее нацисты тайно перебросили сюда все необходимое оборудование для масштабных горнопроходческих работ. Остальное, как говорится, добивали по мере возможностей и сил.

– Ну, хорошо, допустим, база существует и на ней есть нечто, способное очистить поверхность от радиации, – заметно подуставший от обилия новой информации Дубков начал неторопливо подводить итоги. – Чего вы хотите от нас?

– Помогите ее найти, – Ежи опустился за стол. – Здесь для нас все в новинку: и местность, и условия. К тому же у вас наверняка есть специальные средства, чтобы передвигаться по снегу.

– Есть, – усмехнулся Дубков. – Собаками да лыжами называются. С чего вы предлагаете начать?

– Согласно двум картам этого участка Антарктики, где-то здесь должен находиться вход в доки, построенные одними из первых, для переброски пробных партий строителей и ученых. Колонизаторов, так сказать.

– И где именно?

– Примерно в трех километрах отсюда, – Ежи провел пальцем по карте, обозначая маршрут. – В районе ущелья Геббельса.

– Какого ущелья?.. – вскочив с места, к столу подошел нахмурившийся Макмиллан. – Что-то не припомню я такого.

– Учтите, этим картам почти сто лет. Разумеется, за это время названия могли поменяться. Вот, глядите.

– Знаю я эту дырень, – привычно загнав деревянную палочку в угол рта, сказал Рэнди, взяв у Ежи карту. – То еще местечко. Коегде высота разлома до воды составляет три тысячи пятьсот метров. Верный способ свернуть себе шею. Туда только конченный псих может сунуться!

Ежи снял очки и устало потер глаза.

– Никто не собирается сворачивать шеи, – пояснил он. – По воде пойдем.

– Но ширина разлома не более десяти метров! – воскликнул Макмиллан. – Туда только катер сможет втиснуться, о каких доках речь?!

– Во флот базы в основном входили подводные суда, больше известные как «Конвой фюрера», – спокойно ответил поляк. – Из этого можно сделать вывод, что швартовочные ангары находятся где-то под ледниками, ниже уровня моря. А вход, который мы ищем, судя по описанию, был приспособлен для технических нужд.

– Почему бы вам тогда не сесть в лодку и не прощупать нашу Королеву эхолотом?

– Рискованно, да и слишком много времени займет. Будет лучше, если мы последуем по пути, указанному на картах.

– Как бы они не завели вас к черту на рога, – поправив шляпу, Макмиллан скептически покачал головой. – У меня почему-то о-очень нехорошее предчувствие касательно вашей затеи, ребята.

– Другого выхода у нас нет, – развел руками Ежи.

– Вот это-то меня и напрягает…

Когда собрание закончилось и помещение наполнилось скрипом передвигаемой мебели и гомоном обступивших команду лодки полярников, Лера, поборов робость, вытащила из кармана снимок родителей и подошла к Дубкову.

– Извините пожалуйста… здравствуйте, – приблизившись к начальнику базы неуверенно сказала она. – Меня Лерой зовут. Можно с вами поговорить?

– А я уж и сам давно хотел спросить, что такая юная барышня делает на борту атомохода? – приветливо улыбнулся Дубков.

– Мне было нужно… было нужно кое-кого здесь найти, – Лера совсем застеснялась и, внутренне коря себя за это, твердо протянула Льву Николаевичу снимок. – Вы не видели этих людей?

Опустив со лба очки, начальник «Новолазаревской» некоторое время рассматривал фотографию, а потом тяжело вздохнул.

– А я все сижу и думаю: кого же ты мне напоминаешь? – наконец тихо сказал он. – Степанова, выходит? В мать ты свою пошла, такой же огонек…

– Значит, они здесь?! – чуть не захлебнувшись от внезапно обрушившейся надежды, сорвавшимся голосом прошептала девушка.

– Да здесь, здесь. Куда им деваться-то? – еще тише ответил мужчина, возвращая ей фотокарточку.

– Ну, что же вы? Пожалуйста, не молчите! – взмолилась Лера, видя его замешательство.

– Ладно, пойдем, – сдался начальник. – Только оденься потеплее.

* * *

Многочисленные, покрытые сосульками и пускающие косые тени от заходящего солнца, они были похожи на каркасы огородных пугал, на которых остались всего лишь истерзанные вороньем лохмотья.

Кресты.

– Только не плачь на морозе, а то глаза потом болеть будут, – понимая, что слова его не к месту, все-таки виновато сказал стоявший за спиной девушки Дубков.

Вот и свиделись, наконец.

«Степановы Александр Иванович (1976–2022), Людмила Васильевна (1980–2022)».

Мама и папа.

Нашла.

Лера с трудом подавила подкативший к горлу ком.

– В том году миграция пингвинов с мыса Горн особенно жесткой была. Твари все перли, и конца им не было видно. Много народу полегло. До сих пор по ночам снится, как людей на части рвут.

Рассеянно слушая Дубкова, Лера опустилась на колени и, стянув перчатку, зачерпнула колючей массы с земли под крестом.

– И вот, когда почти отбились, напоследок самая жесткая волна пошла. Твоя мать поскользнулась, и ее к воде понесло. Отец побежал, успел за руки схватить, а ее с той стороны уже две твари прихватили. Ровненько разошлась, как будто Люсю ножничками на две половинки разрезали. Пока Сашку под воду тащили, он ее все держал да в глаза застывшие смотрел, и ни единого слова, ни крика – ничего. Так и сгинули вдвоем.

Размяв отозвавшийся обжигающей влагой снежок в озябших пальцах и стряхнув с них снег, Лера медленно поднялась, словно пьяная. Даже несмотря на плотную натовскую куртку, было видно, как она дрожит. Дубков почувствовал укол совести, но тут же одернул себя. Некого больше жалеть. Некого и нечего. Пособоровали планету, да и отпели двадцать лет назад вместе со всеми обитателями. Поздно слезы лить.

– Почему?! Ну, почему-у?!! – чувствуя, как подкашиваются ноги, завыла Лера, метнувшись к спутнику и слабо ударив по его груди кулачком в перчатке. – Я столько перенесла! Все эти годы надеялась, ждала! А они… они… Почему так несправедливо? Почему не дождались, почему так глупо… За что?!. Ради кого?!

Разумеется, она допускала мысль, что родители не спаслись. Но почему они не погибли, сражаясь на войне, которой тут так и не было? Почему так чудовищно, несправедливо и страшно сгинули в утробах бездушных тупых тварей?

Внутри словно что-то разом оборвалось. Словно чья-то жестокая рука окончательно сорвала с ее глаз беззаботные розовые очки, которые все эти годы надежно скрывали от наивной детской души безжалостные правила мира взрослых. В душе, вытесняя прочие чувства, тупым набатом заколотила ярость. Рыдающая Лера стиснула зубы. Сейчас ей до безумия захотелось крушить, убивать, рвать, голыми руками терзать проклятых тварей, отнявших у нее родителей.

– В мире все несправедливо, дочка, – Лев Николаевич осторожно погладил по шапке девушку, вздрагивающую от упрямо рвущихся из груди рыданий.

– Шеф, я освещение включаю! – окликнул его показавшийся из-за угла технического корпуса Макмиллан. – Температура падает, не задерживайтесь!

– Не будем! – откликнулся Дубков, поверх головы прижавшейся к нему Леры глядя на залитый закатным багрянцем снег и крючковатую вытянутую тень от усеянного сосульками креста.

И тоже вздрогнул.

В этот момент тень над последним пристанищем Лериных родителей походила на недорисованную, словно изогнувшуюся в глумливом кривлянии, свастику.

* * *

Связанные крепкими канатами резиновые лодки небольшой вереницей растянулись в ледяном каньоне на расстоянии в несколько метров друг от друга.

Гребли молча, изредка переговариваясь тихими голосами. На собрании перед отправкой Макмиллан строго запретил повышать голос: усиленные эхом звуки могли вызвать обрушение стен ледяного ущелья. С каждым взмахом аккуратно погружаемых в прозрачную воду весел все дальше углубляясь в извилистый коридор, люди невольно вжимали головы в плечи, придавленные величием возвышающихся с обеих сторон многометровых белоснежных глыб.

– А если они схлопнутся ненароком? Типа, как ладони? Тогда, чуваки, от нас даже мокрого места не останется! Как мух придавит. – Не переставая грести, Треска задрал голову, разглядывая далекий голубой зигзаг неба, с двух сторон стиснутый массивными ледяными стенами.

– Типун тебе! – сквозь сжатые зубы пробормотал боявшийся даже осмотреться Паштет. – Рот бы твой поскорее схлопнулся!

– Не боись, – успокоил поваров устроившийся во впереди идущей лодке Марк. – Миллионы лет стояли, и еще постоят.

Сидящая рядом с Батоном Лера тоже задрала голову. Да и пусть бы схлопнулись! К чему теперь все эти усилия, если последняя надежда, крохотной лампадкой теплившаяся у нее в душе все эти годы, была мигом задута? После вчерашних рыданий все еще болела голова. От непривычно свежего воздуха темнело в глазах. Она безутешно проплакала всю ночь, лишь на короткое время, в утренних сумерках, обессиленно забывшись тревожным сном, полным нечетких образов и пугающих видений.

Накануне Лере вручили контейнер с личными вещами родителей, принимая который девушка чуть не упала в обморок.

– Думаю, будет правильно, если они останутся у тебя, – отводя глаза, пробормотал Дубков.

Девчонку оставили одну. Решившись наконец откинуть крышку, она дрожащими руками стала осторожно перебирать вещи родных людей, которых почти не знала. Вот старая курительная трубка отца с изжеванным чубуком и все еще еле пахнущая терпким табаком. Очки в тонкой оправе. Пузатый блокнот в кожаном переплете с ремешком, полный научных заметок и выкладок. Складной компа́с. А вот красивый пестрый платок с причудливым узором в виде разноцветных цветов конечно же мамин… Задохнувшись, Лера зарылась в него лицом, чувствуя, как пахнущая одновременно чем-то незнакомым и в то же время пронзительно родным ткань намокает от ее слез. Там было еще много различных вещей, интересных и не очень. В основном таких, о таинственном назначении которых выросшая после Катастрофы девушка могла только догадываться. Нашлась и семейная фотография, точь-вточь такая же, как у нее, только лучше сохранившаяся.

И еще были письма. Тонкая пачка из десяти аккуратно сложенных, перетянутых резинкой листов, каждый из которых был адресован ей.

На каждый день рождения.

«Здравствуй, доченька, это мама! Не знаю, получишь ли ты когда-нибудь это письмо и жива ли вообще… Но все равно пишу, и на душе легче становится, как будто с тобой разговариваю. Не могу не писать. Ведь ты сейчас наверняка была бы вместе со мной и отцом, если бы нам не запретили взять тебя с собой. Виноваты, а исправить нельзя. Былого не вернешь, особенно теперь. Надеюсь, ты когда-нибудь нас простишь. Так хочется тебя обнять, поцеловать, посмотреть, какой красавицей ты стала (глаза наверняка мои, я уверена). Что ж, надежда – это все, что у нас осталось. Надежда и любовь.

Поздравляем с днем рождения!

Вот тебе и тринадцать лет, совсем уже большая…»

Разбирая аккуратный почерк последнего письма, Лера почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Из глаз капелью снова побежали слезы, расцветая на пожелтевшей бумаге фиолетовыми бутонами размытых чернил. Отложив письмо, чтобы не испортить последнюю исповедь убитой горем матери, которую война и судьба навсегда оторвала от дочери, рыдающая девушка рухнула на кровать, закрывая лицо измятой подушкой.

Батон не трогал напарницу. Само как-нибудь образуется. Чего тратить время на пустые, ненужные слова, которые все равно никого не вернут? Разумеется, для девчонки это стало ударом. Она ни с кем не разговаривала, отказывалась есть, не хотела ехать и вообще выходить из отведенной ей комнаты. Старый охотник настоял на ее участии в вылазке, ссылаясь на возможную и необходимую помощь со стороны девушки. Пусть развеется, отгонит мысли о родителях. Новые места, новые впечатления, в конце концов. Наконец-то, спустя столько лет, хоть и на жутком холоде, но все-таки отпала нужда в опостылевшей химзащите и стискивающих потеющую голову душных противогазах. Можно просто выйти на улицу, одевшись потеплее, и с наслаждением подышать свежим морозным воздухом, который мириадами иголочек щекочет легкие. А еще от него пьяняще кружилась голова, как когда-то давно, с первым приходом весны.

Давным-давно. В другой жизни.

Вышедший спозаранку на улицу Батон, одернув крутку и шумно вдохнув воздух, прислушался к человеческой речи, смешанной с птичьим гомоном, доносящейся из загона с пингвинами. Было время утренней кормежки, и долетающие до Михаила звуки казались настолько уютными, словно он находился не на удаленной от всего мира антарктической базе, а на птицеферме где-нибудь под Пионерском. На истерзанном лице Батона, щурящегося под обжигающими лучами настоящего солнца, впервые за много лет появилась улыбка.

– Эх, молочка бы сейчас! – выпуская густые клубы пара, усмехнувшись, сам себе сказал он.

Но настроение Лере не поднял даже начищенный и заново смазанный внушительный пистолет-пулемет «Бизон» с двумя запасными обоймами, выданный Азатом взамен потерянного во время схватки с морским чудовищем «макарова», и теперь висящий на ремне за спиной девушки. Получая оружие, Лера снова разревелась, и даже когда мужчина притянул ее к себе и обнял, неожиданно для себя не отстранилась, а, наоборот, сильнее прильнула к могучей груди.

В конце концов, может, он был прав? Лерка уже далеко не девочка и не дурна собой, а он сильный, надежный… и теплый. Прижимаясь к ровно вздымающейся мужской груди, всхлипывающая Лера удивилась самой себе, чувствуя, как ее тело отзывается на неожиданную ласку доселе неизведанными ощущениями. И тут же испуганно отстранилась, пряча глаза, коря себя за сиюминутную слабость и глупые мысли.