Текст книги "Королевская кровь. Медвежье солнце. Темное наследие"

– Я вам нравлюсь? – спросил он с иронией.

Катерина удивленно взглянула ему в глаза.

– Вы похожи на моего мужа как две капли воды, Александр Данилович, – пояснила она. И Алекс мысленно выругался: сомнительное удовольствие – быть похожим на мужа-садиста. – Так что нет, вы мне определенно не нравитесь. У нас с ним были не самые теплые отношения. Но, – задумчиво продолжила она, – для моего желания это не имеет никакого значения. И, раз уж у нас пошел такой разговор, а я вам, Александр Данилович?

– Я-то восхищен, – признался он вполне искренне. – Вы похожи на фарфоровую куклу. На резную игрушку.

– Я очень дорогая игрушка. – Катя выпустила дым, затушила сигарету. – Очень требовательная, Александр Данилович.

«И опасная», – подумал он. Его раздражала и цепляла эта игра, нужно было признать. И он откликнулся легко:

– Для меня это не проблема, Екатерина Степановна. Я умею ценить дорогие вещи.

– И не на один раз, – предупредила она и потянулась к бокалу с вином, стала пить, внимательно глядя на него. Слишком внимательно и тревожно.

– Боюсь, одного раза мне будет недостаточно, – усмехнулся он.

– И баловать меня готовы, Александр Данилович? Например, если я захочу, чтобы вы вывезли меня куда-нибудь? Или сорвались ночью по моей просьбе?

– Вы разве склонны к капризам? – удивился он.

– Всегда хотела попробовать, каково это, – горько проговорила герцогиня и допила вино. – Налейте мне еще, Александр Данилович. Пусть бокал сегодня не пустеет. Не бойтесь… я останусь во вменяемом состоянии.

Вино заканчивалось, вечер уходил в ночь, а она сидела и курила, задумавшись о чем-то, и он наблюдал за ней в первом магическом – аура ее колыхалась, то сжимаясь, как перед броском, то растекаясь расслабленно. Алекс свою спутницу не тревожил – кивнул официанту, подошедшему сменить свечи, попросил счет.

– Екатерина Степановна. Вы ведь не бывали еще у меня дома? – спросил он, когда герцогиня все же подняла на него затуманенные глаза. Между бровей у нее пролегла крошечная морщинка, и губы горестно опустились вниз. Она недоуменно посмотрела на него, нахмурилась и через секунду понимающе кивнула, улыбнулась через силу.

– Катерина, Александр Данилович. Вне работы можете называть меня по имени и на «ты». Вы хотите показать мне, как живете?

– Хочу, – подтвердил он, глядя на ее полные красные губы. – Тогда и я – Александр.

Дом его был тих и темен – не зажигая света, он провел ее в спальню, принял накидку. Катя скинула туфли, став сразу меньше ростом, стянула с шеи тяжелое колье и бросила его куда-то на пол.

– Как удавка, – прозвучал в темноте ее раздраженный голос. И она пошла к окну, встала там, обхватив себя за плечи. Александр раздевался – скинул пиджак, глядя на ее силуэт, подсвеченный уличным снежным сиянием, снял рубашку, брюки, подошел к ней сзади, стянул с плеч лямки платья.

– С чего такая благосклонность ко мне, Катерина? – спросил он тихо и поцеловал ее в шею. От нее пахло вином и немного – солью и духами. Герцогиня промолчала, не двигаясь. Ее темная аура остренько пощипывала его кожу, но не пыталась присосаться, нет. Не время еще? Пытается усыпить его бдительность?

– Не надо разговоров, Саш, – ответила она наконец. – Прошу.

Он принял и эту странную игру. Спустил по ее рукам платье, снял тончайшее белье – она осталась в чулках, послушно выгнулась, уперлась руками в подоконник, уткнулась лбом в стекло и даже не вскрикнула, когда он вошел. Только спина напряглась да плечи под его руками. Екатерина не поворачивалась, не откликалась на размашистые прикосновения его бедер – лишь пальцы сжимались на подоконнике и дыхание туманило стекло. Ни вздоха, ни писка, словно отрабатывала наказание – и это, к недоумению Алекса, вдруг завело его так, что в глазах потемнело. И застонал он первым – а она разве что привставала на цыпочки, когда он ускорялся до бешенства, и вздрагивала, когда жестко сжимал ее грудь, гладил по спине, по острым, выступающим лопаткам, как хорошую, послушную лошадь. И шептал: «Вот так… да… какая ты, Кать, вот ты какая…» А в конце и вовсе обхватил ее ладонью за шею, потянул на себя, заставив выгнуться дугой – волны волос спускались по тонким плечам вниз, касались его груди и колыхались туда-сюда, и он застонал в эти волосы, переживая острейшее, мучительнейшее наслаждение.

Темная аура, окутавшая его на секунду, словно огладила шершавой колючей перчаткой, поцеловала нежно и крепко, ошпарив холодом, – и отпрянула.

Катерина так и стояла, запрокинув голову, и Алекса кольнуло стыдом: он перехватил ее за грудь и талию, прижал влажное тело к себе. Она не сопротивлялась. Шея ее была чуть склонена, как у поникшей и безвольной куклы.

– Ты самая странная женщина из всех, что у меня были, – сказал он ей на ухо. – Что же у тебя в голове?

Катерина отклонилась, укоризненно взглянула на него и прижала пальцы к его губам. И он не стал продолжать – взял ее на руки, понес к постели. В конце концов, Александр Свидерский умел не только брать, но и давать. И добился-таки того, что под его руками и губами она сначала расслабилась, размякла, как тронутый солнцем горький шоколад, затем снова напряглась, задышала часто – и был потом и первый стон, и крик, и слезы после длительного наслаждения, и тот самый будоражащий женский отклик, и вновь – опасный, обостряющий все чувства и рефлексы поцелуй темной ауры.

– Останься, – сказал Алекс сонно, когда задремавшая было Катя встала и, натянув платье, закурила в окно. Включил ночник, приподнялся на локте.

– Не нужно, – откликнулась она, обернувшись. Красная помада размазалась по лицу, и рот ее казался испачканным свежей кровью. – Открой мне Зеркало, Саш.

Он открыл переход. Но перед тем, как отпустить Катерину, перехватил ее за руку, повернул к себе, поднял пальцем подбородок.

– Что тебя тревожит?

– Дети, – сказала она глухо, и он не увидел лжи. Стремится домой, к ним? Кивнул с сомнением, успокаиваясь на время, и отпустил ее.

Глава 10

Четверг, 29 декабря, Форштадт

Люк Дармоншир

Люк вывернул руль болида, обошел притирающуюся к нему машину соперника, ощутив, как перегрузкой тело вдавливает в кресло, а виски ноют так, что вот-вот пойдет кровь из носа, – и выжал педаль газа. Узкий «Шторм» завыл, разрезая воздух, и понесся вперед, огибая яркие борта конкурентов.

– Четыре, – прошелестел в наушниках голос штурмана. Еще четыре круга.

Люк почти не слышал его голос – мозг будто автономно отмечал нужную информацию. Мир сузился до тонкого тоннеля трассы и требовательного рева двигателя.

Один из соперников, идущий впереди, вдруг вильнул – из-под колес повалил черный дым, и пилот спешно вывернул на внутренний круг. Минус один. Хорошо.

Сколько лет его светлость не соревновался на трассе – и все равно тело все помнило. Они с машиной говорили на одном языке – языке адреналина и скорости – и понимали друг друга.

«Я еще могу», – ревел мотор.

«Выдержим, жми», – выли шины.

И Люк, чувствуя, как от возбуждения его потряхивает, словно алкоголика при виде заветной бутылки, вдавил педаль до упора и полетел к победе.

Через десяток минут он стоял на подиуме для призеров. Дармоншир занял третье место в любительских гонках по трасфлаю на кубок Форшта́дта (в нем принимали участие и действующие гонщики, и жаждущие развлечения аристократы) и под погодным куполом стадиона был обласкан многотысячной толпой, гулко орущей его имя наравне с именами других победителей, ослеплен сотнями вспышек фотоаппаратов. Был жутко недоволен поражением, кривился от собственной ничтожности: будь это профессиональные заезды, он бы и в первую двадцатку не вошел.

«А чего ты хотел?» – хмуро спросил себя Дармоншир. Отсутствие регулярных тренировок, возраст. Машина, не сделанная под него, а взятая в аренду здесь, в Форштадте, – их держали специально для богатых любителей развлечься. Майки Доулсон совершил чудо: за три дня обеспечил участие Люка в турнире, арендовал ему болид с командой, снял шикарные апартаменты. Да и времени не было: прежде чем выйти в первый заезд на трассу, получилось сделать только с десяток «притирочных» прокатов. Удивительно, что он вообще до финиша доехал.

Шум и приветственные выкрики усилились – под аплодисменты к победителям направился князь Форшта́дтский, Ло́уренс Фили́пп, сопровождаемый министром спорта княжества.

Князь был рыж, худощав, любопытен и щедро расточал улыбки подданным.

– Вы сотворили сенсацию, Дармоншир, – бодро произнес его сиятельство, вручая герцогу маленькую бирюзовую ласточку, украшенную драгоценными камнями, и энергично тряся за руку. – Я ставил на вас. Правда, прочил вам первое место. Но почему вы еще не появились при дворе?

– Я здесь неофициально, – улыбнулся Люк, не показывая досады от проигрыша, – не смел навязывать вам свое общество.

– Сегодня, – категорично заявил Лоуренс Инландер, ныне князь Форштадтский, – вам пришлют приглашение на бал.

– Почту за честь, – поблагодарил его светлость и чуть склонил голову. По факту их титулы были равны, но никогда не стоит пренебрегать толикой лести. Ему нужно было попасть в призеры, чтобы получить приглашение во дворец, он этого добился – так отчего же не расположить к себе нужного человека?

Князь кивнул и шагнул дальше – поздравлять и приглашать на бал занявших второе и первое места.

После награждения были душ, осмотр врача: «Да вам вообще нельзя на трассу с таким анамнезом выходить!» – повторил ему доктор то, что сказал перед квалификационным заездом. И фуршет, на котором Дармоншир с удовольствием выпил дорогого шампанского, закусывая его икрой с медом и тонкими ломтиками карамелизированных фруктов, попозировал для фотографов в обнимку с липнущими к спортсменам разряженными девицами и уехал в апартаменты. И там, пообедав, взялся за папку с досье на правящую семью Форштадта и братьев Дьерштелохт, которое спешно собрали для него люди Леймина. В дело пошло все – и официальные биографии, и газетные вырезки, и записанные слухи.

– Почему просто не приехать туда, якобы на отдых, и не выказать князю свое почтение? – ворчал Леймин, когда Люк озвучил ему идею. – Или подать запрос на официальную аудиенцию по вопросам торговли между вашими землями?

– Я хочу, чтобы возникло минимум подозрений, – терпеливо отвечал герцог. – Если так удачно совпало, что в ближайшую неделю гонка, почему бы не пойти этим путем? Форштадт всегда приглашает победителей к себе.

– Вы не покушение едете раскрывать, а в заездах поучаствовать, – не поверил старый безопасник. – Охота вам опять рисковать?!

– Неужели вы считаете меня настолько легкомысленным? – Люк в упор, тяжело посмотрел на Жака Леймина. Но тот не купился, буркнул себе что-то под нос, сказал: «Информация будет», – и ушел.

А Дармоншир ждал поездки с тоской и предвкушением. Снова ощутить вибрацию трассы, упоение от победы над соперниками и тонкую грань скорости, разделяющую победу и смерть, – как он мог от этого отказаться?

И сегодня, выезжая на линию старта, он дрожал и волновался, как в шестнадцать лет перед первой своей близостью с женщиной, – и зимнее солнечное небо, и черная трасса вдруг вернули его назад, в то время, когда он был молод, безрассуден и почти невинен.

Его светлость тряхнул головой и усмехнулся. Воспоминания, воспоминания…

Люк зашуршал отчетом, перелистывая страницы. Веселая семейка, что сказать. Тот же серпентарий, что и при всех дворах. Только из-за небольшого размера княжества скандалы получаются громче.

Молодая княгиня Диана Форштадтская с похвальным упорством создала себе славу покровительницы искусств. Ежегодно на территории Форштадта проходили песенные конкурсы, соревнования поэтов и танцоров, и это приносило немалый доход: сюда съезжались со всей Туры артисты и их поклонники. Пока супруга увлекалась благотворительностью и поиском талантов, князь выбрал себе утешение – проведение внеэтапных соревнований на Кубок князя Форштадта по трасфлаю. И тут правящая чета не прогадала: деньги от таких, как Люк, не имеющих статуса профессиональных гонщиков, текли рекой, не терялись и спонсоры, приезжали туристы и фанаты, так что увлечение младшего Инландера ощутимо пополняло бюджет маленького княжества.

Старый князь, почти военной хитростью выдав дочь замуж и поучив зятя первые года три, ушел на покой и круглый год рыбачил в своем поместье далеко от столицы. И, по слухам, содержал молоденькую любовницу из деревенских, способную и лунку просверлить, и рыбу почистить, не воротя нос от потрохов, и засолить ее, и закоптить.

Ходили сплетни о скандале, который молодая княгиня устроила не старому еще отцу – он был на десяток лет старше самого Люка, – мол, где это видано, брать официальной фавориткой деревенскую девку. И якобы на это ушедший на покой князь ответил, что придворными шлюхами сыт по горло, а если дочурка начнет чинить препятствия, то он не постесняется снять ремень и отбить охоту лезть в его дела. Или вовсе подумает, не вернуться ли ему на правление, оставив зятя без княжеской цепи.

Диана, как говорили, намек поняла и больше батеньку, кроме как с нежностями и заверениями в любви, не беспокоила. Но Люк знал, насколько могут врать слухи, и составлять представление о характере княгини собирался исключительно при личном знакомстве.

Он стукнул по столу пачкой, выбивая сигарету, сунул ее в рот: чтение его так увлекло, что он не сразу вспомнил о необходимости прикурить.

Нынешний князь Форштадтский, Лоуренс Филипп, явно не подозревал о зубастой хватке отца будущей супруги, когда с какой-то дури, будучи обрученным с блестящей Ангелиной Рудлог, решил сорвать и цветок юной княжны. Это было, можно сказать, политическим безрассудством.

Форштадт давно являлся яблоком раздора между Инляндией и Блакорией, искусно лавируя между двумя крупными государствами и получая дивиденды за лояльность от обоих. Где-то три-четыре десятка лет назад он все же отошел Инляндии, но нить, сшившая границы, была еще слишком тонка – и неумеренность молодого принца едва не сыграла со страной роль острых ножниц. Кто знает, как там все было на самом деле? Случайно ли папенька решил навестить дочку посреди ночи и застал Инландера-младшего с голой задницей, так сказать, в процессе, или любвеобильного Лоуренса искусно приманили и заарканили? Люк склонялся ко второму.

Старого князя удалось умилостивить, отдав принца в ручки юной Дианы, оговорив, что править будет Лоуренс под чутким руководством тестя, – и тем самым навечно привязав Форштадт к Инляндии.

– Идиот, – презрительно фыркнул Люк, глядя на фотографию княгини Форштадтской. Нет, Диана была приятной на лицо, несколько крепко сбитой, но не пышной. И по сравнению с Ангелиной выглядела как ржавый нож рядом с драгоценным острым клинком. Да и, что ни говори, статус принца-консорта в Рудлоге выше, чем князя в маленьком Форштадте. У иных баронов земли было больше, чем в этом княжестве.

«Впрочем, – подумал его светлость, – возможно, бедняга Филипп просто боялся Ангелину Рудлог».

С ней рядом и Люку иногда становилось не по себе, а более слабых людей она, вероятно, выкручивала и ровняла с землей, даже не замечая этого и не меняя выражения лица.

Дармоншир перелистнул страницу и снова углубился в чтение.

Лоуренс Филипп, тридцать два года, на полтора года младше наследника престола. В управление княжеством глубоко не вникает – оставил дела на старую гвардию – и, пока супруга развлекается поиском талантов, ведет блестящую светскую жизнь. Любит балы, скачки – Люк дернул уголком рта и наконец-то прикурил, – организует гонки по трасфлаю. Тщеславен. Скоропалительная свадьба его ничему не научила: имеет несколько любовниц, любит дорогие бордели, и вряд ли хоть одна придворная дама моложе пятидесяти прошла мимо его постели.

Герцог покачал головой. Слухи, естественно, всегда будут, но, если ты уже женат, потрудись блудить так, чтобы об этом не знала вся Тура. Как это делает король Луциус – никто и никогда не мог назвать имени его очередной любовницы, кроме, наверное, службы безопасности. Хотя периодически и появлялись новости: такая-то фрейлина вдруг удалялась от двора, воспылав любовью к морскому побережью, – и якобы в окнах ее дома видели иногда рыжую голову его величества; или родовитая вдовушка, замеченная при дворе, вдруг получала свое поместье; или некая дебютантка, потанцевавшая с потомком Белого Инлия, вдруг пропадала на год – и потом неожиданно выходила замуж с щедрым приданым. Понимающие люди могли сделать выводы, и они их делали.

Подозреваемые в согревании постели короля дамы молчали как скалы – видать, Луциус не только откупался содержанием и устройством будущего, но и не брезговал ментальными блоками.

Наследник престола, даже если блудил, явно пошел скрытностью в папеньку – его супруга могла держать голову прямо. А вот княгиня Форштадтская, при которой муж не стеснялся флиртовать и уходить из залов с женщинами, вызывала жалость.

«Идеальный источник информации», – отметил про себя Люк. При должном подходе обиженная княгиня, вряд ли избалованная мужской лаской, раскроет всю подноготную и о супруге, и о его людях.

Дальше в отчете шли разрозненные сведения – мелочи, собранные людьми Леймина и способные помочь в расследовании. Любимая музыка княгини. Тип женщин, которых предпочитает князь. Время, когда они ужинают. И так далее: куча разнонаправленной информации, кусочки глины – из них можно при умении создать дудочку, и под нее будут плясать нужные люди.

В кабинет постучали.

– Да. – Люк поднял голову. Вошел Жак Леймин, за ним – маг.

– Менталист тоже здесь, – доложил безопасник. – Ваша светлость, я все-таки настаиваю, чтобы вам поставили щиты. У вас нет четкого плана, вы идете туда, где находится убийца, и, если пострадаете, мне останется только застрелиться.

– У меня есть план, – лениво возразил Люк, – импровизация. Спровоцировать и заставить расколоться. А не получится – выманить, усыпить, прочитать с помощью менталиста.

– Щиты, – мрачно настаивал на своем старик.

– А как я буду танцевать с ними, вы подумали? – уже чуть раздраженно поинтересовался Дармоншир. – Или общаться? Да меня за параноика примут.

– Лучше быть параноиком, чем трупом, – упрямо процедил Леймин. – Ваша светлость, клянусь, я уволюсь тотчас же, если вы не согласитесь на щиты.

– Шантаж, Леймин? – Люк нехорошо прищурился.

– Так точно, ваша светлость. – Безопасник угрожающе вытаращил глаза.

Кембритч вздохнул.

– Вокруг меня одни няньки, – проворчал он. – Давайте компромисс, Леймин.

И обратился к магу.

– Господин Эроэ́н, вы можете поставить щит только от пуль? Чтобы реагировал исключительно на выстрел? От всего остального я как-нибудь увернусь. Если там, конечно, окажутся идиоты, которые решат убить меня на балу, среди сотен людей.

– Ваша светлость, не надо относиться к этому легкомысленно, – с упреком произнес несколько успокоившийся старик. – Удача любит предусмотрительных. Эроэн?

Маг, получивший возможность говорить, развел руками.

– Боюсь, это не моя специализация, ваша светлость. Простой щит я могу поставить, а с добавочными плетениями нужен специалист посильнее.

– Ну вот, – пробормотал Люк удовлетворенно, – вопрос и решился. Не переживайте, Леймин, я буду осторожен. Больше подозрений вызову, явившись в щитах и расталкивая ими толпу, как волнорез.

– А если я найду специалиста? – Старик был упорен.

– За четыре часа до бала? – удивился Люк. – Найдете – соглашусь.

Каково же было его изумление, когда через полчаса Леймин попросил его пройти в Зеркало, открытое магом. И вышел Люк во дворце Луциуса Инландера. У кабинета придворного мага.

– Я договорился об аудиенции, – тихо сказал безопасник. – У леди Лыськовой оказалось несколько свободных минут. Но платить придется вам.

– У вас бульдожья хватка, Леймин, – со смешком проговорил Люк. – Признайтесь, что бы вы сделали, если бы не удалось найти мага с соответствующей квалификацией?

– Запер бы вас, ваша светлость, – не моргнув глазом ответил старик. – Пусть бы вы уволили меня, но, пока я на вас работаю, извольте прислушиваться к моим рекомендациям.

Дверь кабинета открылась.

– У меня мало времени, – раздался из кабинета голос волшебницы. – Прошу вас, проходите.

Люк поднял брови, шагнул в помещение – придворный маг сидела за столом, шикарная, яркая. Посмотрела на него, двинула рукой – и дверь за ним захлопнулась.

– Впечатляет, – признался Люк.

Губы ее дрогнули в необычайно чувственной улыбке. Но тон был деловым.

– Баловство. Но впечатляет всех. Что вы хотели, лорд Дармоншир?

Леди Виктория, выслушав Люка, задумчиво побарабанила по столу пальцами.

– Мой щит продержится сутки без подпитки. Если вам нужно дольше, то я должна создать амулет, который будет питать защиту. Или вы можете обратиться к другому специалисту. Лучшему в мире.

– Суток достаточно, – заверил ее Дармоншир. И не удержался, полюбопытствовал: – А кто у нас лучший в мире?

– Барон фон Съедентент, – так же ровно ответила волшебница. – Я в сфере защиты ему и в подметки не гожусь.

Люк хмыкнул. Вот к кому он пошел бы в последнюю очередь.

– Уверен, что это не так, – галантно произнес его светлость. – Прошу вас, леди, помогите мне. Я в долгу не останусь.

– Пустяки. – Она перебросила волосы на плечо, встала, и Люк невольно оглядел ее – и остался очень впечатлен увиденным. На красивую женщину всегда приятно посмотреть. – Не дергайтесь, лорд.

– Учтите, я вам верю, – сказал он с хрипловатым смешком. – Вы ведь не превратите меня в лягушку за то, что отнимаю ваше время?

– Можно и в лягушку, – согласилась леди Виктория. Обошла его по кругу – воздух задрожал, уплотняясь, и снова стал прозрачным. – Я подумаю, что попросить у вас, ваша светлость. Пока идите с миром. Удачи – зачем бы щит вам ни понадобился.

– Благодарю, – проговорил лорд Дармоншир, с удовольствием поцеловал ей руку и вышел из кабинета, чтобы снова ступить в портал, открытый магом, и вернуться в свои апартаменты в Форштадте, к оставленным документам. Потребовал кофе и снова углубился в чтение.

– Ваша светлость, – через полчаса в кабинет заглянул Майки Доулсон. – Подарки прибыли.

– Хор-р-рошо, – прорычал Люк и улыбнулся с почти сладострастным предвкушением. – Готовьтесь, Майки. Поедете со мной.

Форштадтский дворец выглядел скорее большим поместьем из серого камня: не было в нем ни строгости и величия Глоринтийского дворца – вотчины Инландеров, – ни пышной роскоши дворца Рудлогов, ни масштабов владения короля Блакории. Приземистый, тяжеловатый, прямоугольный, с массивными колоннами на фасаде и простыми квадратными окнами, с неуклюжими пристройками по бокам, он располагался в старом районе столицы Форштадта Мье́лнхольне.

Узкие и кривые улочки с односторонним движением рваной паутинкой сбегались к центру столицы, смыкаясь в площадь размером с овечью шкурку.

И там по кругу, наваливаясь друг на друга, стояли и дворец с небольшим цветочным садом перед ним, огороженным высокой витой решеткой, и довольно обширным – по инляндскому обычаю – парком позади, и Храм Всех Богов, такой же приземистый и серый, и здание суда, и Дом Правительства.

Дворец казался владением скорее какого-то промышленника, чем одного из старых аристократических родов Туры. Но, по сути, так оно и было – относительную независимость княжество издавна поддерживало благодаря имеющимся в местных холмах залежам железа. Но губительные для земель выработки руды прекратились уже давно, и форштадтцы категорически отказывались терять еще хоть кусок плодородной почвы. А вот горизонтальными шахтами Форштадт был изрыт вдоль и поперек – в старых выработках даже селились, создавали торговые центры и кинотеатры, выращивали грибы и редкие мхи для магов-природников.

Но железо и ныне составляло основную ценность этого княжества. В слоях руды и песчаников находили жилы редчайшего черного опала, и в экспорте этого драгоценного камня у Форштадта почти не было конкурентов. Небольшое месторождение, куда меньшее по размеру, имелось только на западе Рудлога, примыкая к Форштадту, да на восточных берегах Йеллоувиня. Черный опал по свойствам своим считался идеальным камнем для изготовления магических амулетов – наложенные плетения держались в несколько раз дольше, чем на других материалах, и небольшой камень мог впитать в себя куда больше стихийных плетений. Цены на него росли каждый год.

Еще дед старого князя ввел квоту на добычу черных опалов, чем поднял их стоимость почти вдесятеро, начал проводить так называемые опаловые аукционы – и обеспечил княжеству и роль лакомого кусочка, и стабильный приход денег в бюджет.

Автомобиль затормозил у входа во дворец. Вышел водитель, открыл дверь – и герцог Дармоншир во всем великолепии темно-синего костюма-тройки с пышным шейным платком ступил на брусчатку княжеского парка. За ним выскочил Майки Доулсон с повязкой на глазу: эпатировать – так по полной. Водитель достал из багажника подарки, и бедняга помощник едва не закачался под их тяжестью. Люк бы помог, но здесь этого делать было нельзя – статус, черт бы его побрал.

– Прошу вас, ваша светлость, – почтительно поприветствовал его один из слуг, встречающих гостей, и лорд Лукас Бенедикт высокомерно кивнул и зашагал к лестнице.

Он нарочно немного опоздал – не по чину было приходить в числе первых. Люк поднялся по лестнице, прошел к дверям в бальный зал, послушал, как церемониймейстер объявляет его имя.

– Его светлость герцог Лукас Бенедикт Дармоншир!

Сотни аристократов в зале обернулись в его сторону и почтительно склонили головы. Люк чуть не скривился – он по титулу был старше всех здесь, а значит, предстоит снова искупаться в угодливости и внимании.

– А где О́урен и Лембо́вский? – небрежно поинтересовался он у слуги.

– Кто, ваша светлость? – непонимающе спросил тот.

– Гонщики, – пояснил Люк, – победители кубка.

Слуга задумался.

– Кажется, я видел их. Привести к вам?

– Лучше меня к ним, – потребовал лорд Лукас и зашагал за слугой, кивая и улыбаясь в ответ на приветствия и поздравления. Младые девы, вытолкнутые вперед быстро сориентировавшимися родителями, – а вдруг детка сразит его светлость наповал и обеспечит роду высокий титул? – краснели и приседали в реверансах. Были и другие женщины – их взгляды не допускали двойных толкований. Этим не нужен был брак – они бы удовлетворились и местом любовницы. Да даже женщины на одну ночь, если бы его светлость был достаточно щедр.

Гонщики обнаружились у столов с напитками – внезапно с супругами, мудро решившими, что в форштадтском гнезде разврата надо быть рядом с мужьями, – и Люка приветствовали тепло и даже радушно. Это была семья, в которой не существовало титулов.

– Проклятые газетчики, – сказал Николай Лембовский, – уже треплют твое имя, Кембритч. Вспоминают все, что лили на тебя несколько лет назад, и пишут, как ты осмелился выйти на старт, если тебя лишили возможности профессионально кататься.

– Да пусть, – небрежно отозвался Люк.

– А я скажу, что трасфлай потерял много с твоей дисквалификацией, – вмешался Бон Оурен. – Ты был богом трассы. Гением. Никогда не верил в эти истории с наркотиками.

– Это потому что ты женился в восемнадцать, – сказал Люк. – И не был на наших вечеринках.

Жена Оурена прижалась к мужу, супруга Лембовского нахмурилась.

– Я ширялся как скотина, Оурен. Благо мозги встали на место.

У стола наступило молчание.

– Сукин ты сын, – грустно сказал Оурен, – а я тобой восхищался.

– Ты чемпион этого года и занял первое место на кубке, Бон, – горько усмехнулся Кембритч. – Так что моя очередь считать тебя богом. Выпьем?

Княжеская чета появилась позже, под звуки великолепного оркестра, и к ней тут же потянулись гости – приветствовать и выразить свое почтение. Люк подошел одним из последних, поклонился. За спиной принца – ближе, чем кто-либо из свиты, – стоял угрюмый, коренастый блакориец в военной форме. Короткие черные волосы, цепкий взгляд, тяжелая челюсть, тонкие губы. Альфред Дьерштелохт – герцог видел его фотографию в досье. Княгиня, рыжая, плотненькая, низенькая, с любопытством уставилась на Люка, потом перевела взгляд на беднягу Майки, который держал в руках тяжелые длинные коробки.

– Дармоншир, – Лоуренс Филипп хлопнул его светлость по плечу, – рад вас видеть.

– И я счастлив быть здесь, ваше сиятельство, – учтиво ответил герцог. – Форштадт впечатляет. Княгиня, – Диана протянула руку, и Люк поцеловал ее, – вы прекрасны. Позвольте в знак моего восхищения преподнести вам подарок.

Он оглянулся на Майки, и тот подошел ближе.

– Что это? – с нетерпением спросила Диана.

– Откройте, ваше сиятельство, – предложил Люк. Альфред Дьерштелохт шагнул было вперед, но молодой князь остановил его, едва заметно качнув головой.

– Орите́ли, – выдохнула правительница Форштадта, вынимая из футляра скрипку работы известного мастера, – красное дерево, серебро… Восхитительно, лорд Дармоншир.

– Счастлив, что угодил вам, моя госпожа, – хрипло проговорил Люк и скользнул взглядом по ее груди. Княгиня удивленно расширила глаза, но он уже принимал из рук Майки вторую коробку.

– Ваше сиятельство, – герцог обратился к Лоуренсу, – и мой скромный подарок вам. Пожалуйста, посмотрите.

Князь открыл коробку и поднял блестящие глаза на Люка. Кембритч чуть не усмехнулся – он сам, увидев эту пару ружей, долго колебался, стоит ли расследование того, чтобы отдавать их.

– Это надо испробовать! – воскликнул Инландер-младший возбужденно. – «Мангуст» ограниченного выпуска?

Люк скромно склонил голову.

– Вы меня покорили, Дармоншир, – сказал князь, поглаживая ружье с неистовой нежностью. – Прошу вас присоединиться к нашей маленькой мужской компании после бала. Карты, хороший коньяк.

Во взгляде княгини, которым она наградила супруга, виднелось настоящее отвращение. Лоуренс Филипп не обратил на это никакого внимания. Отдал ружья слугам, протянул жене руку.

– Позвольте, Диана, начать марильо́з.

– Буду счастлива, мой дражайший супруг, – сказала она и шагнула вперед под первые звуки танца, открывающего бал.

Дармоншир отошел в сторону. Высмотрел у стены молодую девушку, немного нескладную и не очень красивую – она осталась без пары, – подошел и попросил у ее матери разрешения потанцевать с прелестной леди. Надо же немного подкормить удачу добрыми делами.

Второй танец Люк, как знатнейший из гостей, танцевал с княгиней. Его сиятельство князь кружил в своих объятиях какую-то разряженную фрейлину и так близко склонялся к ней, что ни у кого не оставалось сомнений в характере их отношений. У княгини в том числе. Она один только раз взглянула в сторону мужа – и тут же отвернулась. Глаза ее были пустыми, и не реагировала она ни на сочувственные или злорадные взгляды придворных, ни на выходки супруга. Ее было жалко. Люк мог бы поклясться, что никакого скандала отцу она устроить не могла – слишком тиха, слишком приучена молчать и терпеть пренебрежение.