Текст книги "Королевская кровь. Медвежье солнце. Темное наследие"

Игорь Иванович ждал в машине на условленном месте. Открылось Зеркало, оттуда, пошатываясь, вышла бледная женщина, тут же согнулась – ее рвало. Он выскочил, подхватил супругу Хиля, глядя на переход – но тот закрывался, и Дробжек видно не было. Тут же набрал Свенсена.

– Тарья у меня, создавайте Зеркало! Дробжек осталась там.

Раздались звуки выстрелов, и он выругался.

– Не дергайся, сейчас вышлю отряд! – крикнул ему Свенсен.

– Некогда ждать, – огрызнулся Стрелковский. Дождался, пока сформируется тонкое серебро портала, и, поддерживая женщину, отправил ее к мужу. Сам же открыл багажник, быстро вооружился, взял короткий автомат и пошел выручать свою Дробжек.

Только бы она была жива.

Через несколько секунд в ворота дома Свенсенов врезалась машина. Створки погнулись, перекосились, раздался оглушительный взрыв – и охранники попадали на землю. Чуть в стороне от ворот через забор перепрыгнул мужчина с коротким автоматом и начал безжалостно и точно расстреливать солдат, пытающихся подняться после взрыва. Люди кричали, пробовали отползать, стреляли в ответ, но пули отскакивали от его щитов, те дрожали и становились видимыми, и сколько они выдержат – было непонятно.

Сверху раздавались грохот и крики. Игорь пригнулся, оглядел периметр – живых вокруг не было – и шагнул в дом. Там начал подниматься по лестнице, стреляя по всему, что двигалось. Позади орал кто-то из прибежавших с другой стороны двора, снова свистели пули, у ворот прогремел еще один взрыв – то ли машина догорала, то ли отряд Свенсена прорывался во двор. Точно, прорывался – краем глаза он увидел прыгающих через забор спецназовцев. Теперь не надо думать о том, как прикрыть спину.

Игорь двигался наверх. Сознание словно отключилось, вернувшись в те времена, когда он карал предателей за свою королеву, – тогда он действовал так же бесчувственно, механически. Убийца в нем никуда не делся, оказывается.

Грохот вокруг стоял невыносимый. Сверху кинули гранату, Стрелковский успел отпрыгнуть назад, но все равно взрывом смело, оглушило, протащило по лестнице вниз, на второй этаж; если бы не щит, поставленный придворным магом, уже подыхал бы тут. Но защита сработала, истончившись до невидимости. Сверху кричали, лестница загорелась, пошел едкий дым, и, к его счастью, видимость стала совсем никакой. Игорь поднялся, потряс головой и снова побежал – наверх, по кромке пылающей лестницы, давясь дымом и стреляя. Затормозил у открытых дверей, прыгнул на лихорадочно перезаряжающего пистолет охранника-человека, вывернул ему руку, сломал шею и откинул того в сторону.

В спальне загнанная в угол Дробжек отмахивалась от двух разозленных берманов покореженным табуретом, чуть в стороне стоял еще один, видимо, маг. Капитан, пригнувшись в обманном движении, с треском вломила одному из нападавших, тот покачнулся и упал. Стрелковский не видел, в каком состоянии ее щиты, поэтому стрелять во второго нападающего не решился – зато выстрелили в него, и пуля опалила ему шею, просвистев мимо, а вторая больно ужалила в плечо.

Дробжек с тревогой глянула на Игоря и отвлеклась, выставляя щит еще и на него, – и этим воспользовался маг, ударив северянку чем-то электрическим, мощным. Ее защита лопнула, и Игорь рванул туда – потому что маг опять двигал пальцами, на которых потрескивали голубоватые искры. Второй берман чуть сдвинулся в сторону, чтобы не мешать, – на него-то и прыгнул Стрелковский, долбанул локтем в висок, коленом в живот и ботинком по голени и получил в ответ такой удар под дых, что в глазах потемнело. Но увернулся от очередного удара, подсек противника, заваливая на пол, – пусть берман был мощнее, Игорь оказался умелее.

В мага, пытающегося кастовать, Дробжек метнула табурет, но тот скользнул по щитам и с грохотом упал на пол. Люджина спешно выставила руки вперед, видимо пытаясь поправить свою защиту. Но не успела – в нее снова полетел разряд. И Игорь, двинув ногой в лицо пытающегося подняться бермана, успел нырнуть под этот разряд, почувствовал на мгновение, как онемевает почему-то левая сторона, а потом и все тело, – и затрясся. Боль была такая, будто его кипятком ошпарили, а затем о камень приложили. Окружающее поплыло и потухло.

– Ах ты ж сука, – сказала капитан измученно, вдохнула глубоко, прикрыла глаза и ударила по противнику Тараном, нарушая первую заповедь боевого мага – не тратить силы организма, если резерв исчерпан. Щиты соперника смялись, сам он отлетел к стене, да так и остался лежать там. Северянка застонала: сразу потянуло в мышцах, выкрутило суставы – не имея возможности брать энергию из резерва, дар брал ее из тела, и организм спешно перерабатывал жир и мышцы в тепловую энергию, освобождал печень от гликогена. Моментально осунулось лицо, набухли вены на руках, закрутило в желудке, и в горло плеснуло желчью.

Люджина опустилась на пол рядом с начальником, ощупывая его. Пульс не чувствовался. Расстегнула рубашку: вся грудь Стрелковского была в красных ветвистых ожогах, и рукав пропитывался кровью. Целителем капитан была, прямо скажем, слабеньким, но сердце заводить их учили – и она снова потянула энергию из своего тела, сконцентрировав ее на кончиках пальцев и ударила, чувствуя, как болезненно сокращаются мышцы, упрямо вытягивая внутренний резерв. Сердце молчало, и она повторила. Снова и снова, ощущая, как начинает кружиться голова, а в горло течет кровь из лопающихся сосудов в носу.

С первого этажа, со двора, раздавались выстрелы, крики, но она не обращала на них внимания. Шептала: «Не отпущу!» Ругалась и сглатывала свою кровь. И раз за разом давила на грудь, пытаясь завести сердце, делала короткие передышки. И снова била разрядами – до черных точек в глазах. Стрелковского выгибало, потряхивало, но сердце его молчало.

На одной из попыток – десятой? двадцатой? – когда руки у северянки уже посинели и истончились, он выгнулся, захрипел, сжимая кулаки, – и задышал со страшным свистом, как будто у него была дыра в гортани.

Так их и нашли – истощенную, не способную встать от слабости женщину и неочнувшегося Стрелковского. Из дома Свенсена обоих повезли в ту же больницу, где почти два месяца назад лежала капитан Дробжек. Люджина упрямо держалась в сознании, морщась, вдыхала резкий запах лекарств и спирта – ей сразу поставили капельницу, вкололи препарат для поддержки сердечной деятельности – и рассказывала сопровождающему оперативнику, что́ происходило в доме до появления штурмовой группы.

Зачистку закончили, освободили захваченных охранников, из взрытого сапогами и пулями, окрашенного кровью двора позвонили с докладом командиру. Свенсен, ухитряясь одновременно гладить по спине содрогающуюся в спазмах жену, зло поглядывать на суетящихся вокруг нее придворного медика и виталиста и слушать по телефону отчет об операции, приказал доставить в замок оставшихся в живых людей Ольрена, убрать из дома трупы – и отключился.

После он донес Тарью, вялую от вмешательства виталиста, в их покои. Держалась жена спокойно и обнимала ласково, и очень хотелось остаться с ней, но дел было много. Поэтому дождался сиделку – Тарья так и задремала рядом с ним, – аккуратно уложил супругу в кровать и ушел.

В замке активно готовились к обороне, осматривали легко раненных спецназовцев, размещали прибывающих берманов из других линдов. Хиль лично провел допрос задержанных – в том числе и оглушенного мага, – все больше узнавая о подвигах Дробжек и Стрелковского, досадливо сплюнул и уже к вечеру Зеркалом пришел в больницу навестить героев.

Люджина спала под капельницей, и он с жалостью всматривался в жутко исхудавшую женщину и зло качал головой.

– Какие прогнозы? – спросил он у врача.

– Жить будет, – ответил тот, – но сколько займет восстановление… Сейчас накачиваем ее питательным коктейлем, иначе сердце может не выдержать. Она еще беременна ко всему прочему – чудо, что ребенка не потеряла. Обычно при дистрофии организм первым делом сбрасывает плод. Но тут две-три недели, не больше. Следим. Может открыться кровотечение.

Новость берманскому подполковнику радости не добавила, и он медленно зашагал к палате Игоря Ивановича. Тот был в сознании, но бледный, как снег за окном, и едва заметно кривился от боли.

– Обезболивание отходит, – объяснил он шепотом, – а ожоги лечат в несколько этапов. Еще ранение в руку. Что с Люджиной? Что вообще произошло? Мне не говорят, грозятся вколоть успокоительное.

Свенсен коротко пересказал отчет спецназовцев.

– Вот как, – горько произнес Стрелковский. – Я думал, ее спасаю, а она меня от смерти вытянула.

– Оба вы хороши, – с раздражением рявкнул берман. – Хочу сказать тебе как мужчине: запри свою женщину дома, дай ей в руки вязание и не выпускай, пока не родит. Хватит с нее. В прошлый раз по косточке собирали, сейчас опять на скелет похожа. Дикие вы все-таки люди в Рудлоге. Разве так можно над женщинами измываться? Куда им воинскую службу нести?

– Я ее еще не видел, – тихо сказал Стрелковский. – Встать не могу.

Он вдруг замолчал.

– Родит? – спросил Игорь недоуменно и закашлялся.

– Поздравляю. – Свенсен ободряюще похлопал коллегу по руке. – Или ты не рад? Или не твой, думаешь?

– Она беременна? – переспросил Игорь Иванович. – Святые угодники! Знал бы… – Он перевел ошарашенный взгляд на невозмутимого подполковника. – Мой, Хиль, мой. Точно мой.

– Вот и хорошо. Я твой должник, Игорь, – серьезно и торжественно проговорил берман. – Твой и этой безумной женщины. Вы спасли мою жену, для нас это долг чести. Если нужна будет помощь – зови, я всегда приду. И если Тарья мне сына подарит, назову Игорем.

– А если дочь? – поинтересовался Стрелковский и сделал попытку сесть. Выругался. – Терпеть не могу неподвижность.

– Люджиной, – без улыбки сообщил Свенсен. – Лежи. Я позову медбрата, он тебя отвезет куда захочешь. Хотя она все равно спит. И тебе бы поспать.

– Нет, сначала посмотрю на Дробжек. И, Хиль, прошу. На тебе теперь Полина. Не подведи меня. Девочка… королева мне очень дорога.

Свенсен недоуменно покосился на него, но ничего не сказал. Кивнул и вышел.

Глава 12

12 декабря, понедельник

День рождения королевы Полины-Иоанны Бермонт

Ангелина

На территории дипкорпуса Рудлога, расположенного в Теранови, опять царило оживление. Дипслужба готовилась к королевскому совету. Предстоящему собранию, несмотря на неофициальность, уделялось не меньше внимания, чем исторической встрече глав Песков и Рудлога. Появление в Теранови сильнейших мира сего держалось в тайне, дабы не создавать ажиотажа и не привлекать горячего внимания гостеприимных местных жителей. Всем работникам строжайше запретили распускать языки. Вокруг здания усилили охрану, а выбранный зал оформили так, чтобы в нем было комфортно общаться. Во всем корпусе витал тонкий свежий запах цветов и солнечной горечи – из теплиц Иоаннесбурга срочно привезли неприхотливые цветущие вьюнки, маленькие мандариновые деревья в кадках и розы. Здание преобразилось, приобрело праздничный вид: ощущение было такое, будто впереди не совет, а свадьба.

Очередная королевская встреча должна была проходить в Бермонте, но из-за известных печальных событий монархи решили провести ее на нейтральной территории. Заодно уважат властителя Песков: раз не могут собраться у него в Истаиле, общение можно организовать в ближайшем удобном для всех месте.

Принцесса Ангелина опять окунулась в работу. Королевский совет был назначен на день рождения Пол, и это вызвало неожиданную досаду, хоть и привыкла Ани подчиняться прежде всего государственным нуждам, а потом уже своим желаниям. Но очень, очень хотелось бросить все – наверняка ведь справятся и без нее – и уйти телепортом к Полине.

Накануне за ужином Василина рассказала родным об очередной неудачной попытке вылечить Демьяна, и далее все ели молча, в тревожной тишине, остро ощущая собственное бессилие. Для них, потомков буйного Красного, невозможность помочь родному человеку оказалась словно нож острый.

Ани опять обошла дипслужбу, проверила зал, уже превратившийся в теплую зеленую веранду, столики, в который раз убедилась в чистоте сияющих окон – за ними лежал яркий, почти игрушечный Теранови с его цветными крышами и заснеженными дворами, – удовлетворенно провела рукой по одному из удобных кресел. До начала встречи оставалось минут сорок, и Ангелина вышла из зала, кивнула вытянувшимся у дверей гвардейцам и направилась в кабинет. Попросила сварить кофе, сняла жакет и с удовольствием пробовала губами горький напиток, просматривая бумаги. Вздохнув, откинула голову на спинку кресла. Вроде все как обычно: щенок тер-сели привычно дрыхнет в раковине, в окна косо падают солнечные лучи, – но принцессе вдруг показалось, что воздух становится вязким и вся эта документация ей неинтересна, скучна. Возбуждение от нового занятия сменилось рутиной, и старшей Рудлог не хватало дела, не хватало трудностей. Впервые она подумала, что зря ушла в эту добровольную ссылку – можно было найти задачи и в Иоаннесбурге, взять на себя социалку, например: вот где работы непаханое поле.

В кабинете секретаря послышались шаги, рокочущий мужской голос – и Ангелина мгновенно подобралась. Стало жарко. Она пригладила строгое серое платье на коленях, коснулась волос, убранных в пучок, и выдохнула, выпрямилась.

– Ваше высочество, – в дверь заглянула секретарь, – к вам Владыка…

– Ты свободна, женщина. Я сам умею говорить, – уверенно сообщил Нории, заходя в кабинет. Выглядел он ошеломляюще и очень экзотично – в расшитом серебром шарване и насыщенного гранатового цвета брюках, заправленных в полусапоги с чуть загнутыми носами. Волосы оставались распущенными, и ключ скользил по шелку шарвана при каждом шаге.

Секретарь растерянно взглянула на Ани, и та едва заметно кивнула, отпуская помощницу. С холодком поднялась навстречу дракону, вышла из-за стола, протянула руку для пожатия – и Нории взял ее прохладными пальцами, поднес к губам и поцеловал в ладонь.

– Это не так делается, – сухо сообщила Ангелина, удерживаясь, чтобы не отдернуть пальцы.

– С тобой – так, – с улыбкой сказал дракон, привычно склонив голову набок. Руку ее он не выпустил, поглаживал пальцами ладонь, осматривая бывшую пленницу с ног до головы, и снова щурился, как кот на солнце.

– Мерзнешь, – произнес он недовольно. – Мучаешься. Скучаешь по мне, Ани-лиша?

– Нет, – предсказуемо ответила она. Нории усмехнулся, подтянул ее ближе к себе, прижал к груди – напряженную, прямую, – и она застыла на мгновение, вдыхая тонкий запах сухой травы и сильного мужчины. В Песках, среди буйства цветов и ароматов, она и не замечала, как пахнет от него. А сейчас вспомнила. Тело отпускало от напряжения, она расслаблялась, будто пила терпкое, сладкое вино и остановиться не могла.

– А я истосковался, Ани, – признался он ей в макушку и поцеловал светлые волосы. – Как же я истосковался…

Ангелина прижималась щекой к его груди и вяло думала, что нужно отойти, создать дистанцию. Но дернулась, только когда он потянул ее волосы, освобождая от шпилек, распустил их, – отстранилась, заледенела: уж слишком приятно это было.

– Нории, – сухо сказала она, делая шаг назад, – что вы себе позволяете? Я обручена с другим, если кто-то увидит – будет скандал.

– Зачем тебе кто-то еще? – спросил он спокойно.

– Это внутреннее дело моей семьи, – ровно ответила Ани, приходя в себя. Злость, столь необходимая ей для крепости, все не появлялась. Зато в глазах дракона она с изумлением увидела гнев.

– Зачем, Ани? – повторил он еще ниже и рокочуще. – Ты любишь его?

Она сделала еще шаг назад, уперлась ягодицами в стол, и Нории крепкими пальцами взял ее за подбородок, поднял лицо к себе.

– Любишь? – требовательно проговорил он, заглядывая ей в глаза. – Не ври мне, женщина. Ты никогда не боялась правды.

– Нет, – ответила она резко.

– Тогда что же? – удивился он. – Он сильнее меня?

– Нет! – В голосе – лед, пальцы до боли впились в край столешницы.

– Достойнее меня? Сможет ли он вынести мощь твоего пламени, принцесса?

– Нет! – зло крикнула Ангелина. – Нории, прекрати!!!

– Так что ты жилы из меня и себя тянешь, женщина? – сердито рыкнул дракон. – Я же вижу, как ты полыхаешь рядом со мной. Зачем ты себя обманываешь? Разве это скромное место для тебя? Разве оно по тебе? Ты можешь править рядом со мной, жить со мной, спать со мной – разве не этого хочет твое тело и твоя душа?

– Это слабость, – едко сказала Ани. – Рядом с другим я не буду слабой. Да и какая мне разница? И тебе, и ему я нужна для династического брака.

Нории резко отпустил Ангелину, шагнул назад, и она нетвердой рукой взяла со стола чашку с кофе, отпила глоток, да так и продолжила держать ее – чтобы руки не дрожали от волнения.

– Я не могу снять с себя силу Владыки, – сказал он, – да и ты не пойдешь за простого человека или дракона. Так в чем ты упрекаешь меня, Ани-эна? В том, что ты мне нужна только для возрождения земель?

– А разве нет? – Ангелина прямо взглянула на него.

– Глупая, – произнес он гневно, – глупая Ани. Говоришь и сама знаешь, что это неправда. Ножом меня режешь. Зачем? Я и так для тебя готов все на свете сделать.

Щиты ее трещали и разваливались, таяли под взглядом зеленых глаз, рядом с большим мужчиной, который лишал ее и достоинства, и силы. Кто-то от испуга убегает, а первая Рудлог в моменты стресса умела только бить.

– Все? – спросила она едко.

– Все на свете, – ответил он серьезно. – Чего ты хочешь?

– Встань на колени, – сухо сказала она. – Поклонись мне.

Только не он – гордый, выдержанный, могучий. Никогда.

Внутри кто-то спрашивал: зачем ты унижаешь его, Ани? Зачем? И она стискивала зубы и с превосходством смотрела на него. Ну, покажи мне, какой ты на самом деле, дракон.

Он непонимающе улыбнулся.

– Что?

– Встань, – повторила Ангелина резко. – Ты все готов сделать, да? И?

Нории, не сводя с нее взгляда, опустился вниз, сначала на одно колено, потом на другое. Подождал мгновение – и склонил голову.

Зазвенела тишина – еще немного, и начали бы трескаться стены. Раздался то ли всхлип, то ли ругательство, чашка полетела в сторону.

– Что ты делаешь? – кричала Ангелина, и на щеках ее алели пятна ярости. Она стояла над ним, сжав кулаки, а вокруг выл, бил занавесками ветер. – Боги, что ты делаешь?! Зачем?!

Она размахнулась, ударила его по лицу.

– Зачем?!

Нории смеялся, глядя на нее, и она ударила снова, со всей силы – даже рука заболела.

– Что же ты делаешь, проклятый дракон! – Ангелина шагнула вперед, положила трясущиеся руки ему на плечи, притянула голову к себе. – Что ты делаешь… – зашептала срывающимся голосом, гладя по красным волосам, по плечам, – разве так можно? Нории, ну зачем?

Он обнял ее тонкое тело крепкой рукой, прижался лицом к животу, выдохнул горячо, прикоснулся губами. Потянул вниз, к себе на колени, заглянул в глаза стремительно багровеющим взглядом – у нее сбилось дыхание, а в груди заныло. И поцеловал.

О, каким жарким был этот поцелуй – противостояние двух стихий, – каким жадным, поглощающим. Как наполнялась комната вздохами и стонами, как до боли оттягивались волосы – белые и красные, как мешала одежда, как вжимались они друг в друга, как сминалось платье и запускались пальцы за ворот рубахи, как в глазах темнело – и растения по всему дипкорпусу вдруг ударились в рост, оплели стены и потолки зеленой сетью, опустились вниз тяжелыми соцветиями. Таял снег по всему городку, и жители изумленно снимали с себя химы и дохи, спеша насладиться внезапной весной. Пусть к вечеру поднявшиеся стебли травы снова прихватит морозом – этот чудесный день в городе запомнят надолго.

– Почему, – прошептала она ему в губы, – почему я все время тебя бью, режу, делаю больно? Рядом с тобой я становлюсь чудовищем.

– В тебе просто очень много страсти, моя Ани, – пророкотал Нории, проводя ладонью ей по спине – и Ангелина изогнулась, оттолкнула его руками, отшатнулась от него, как пьяная, со стоном откинулась назад, опираясь затылком о холодный стол. – Пока у нее нет выхода, проявляется так. Да и разве ты меня ударила? – проговорил он со смешком. – Ты такая маленькая – считай, что погладила.

Он стиснул ее бедра, с силой провел руками вверх по талии.

– Ты будешь моей женой, принцесса?

– Нет, – прошептала она, отстраняясь и вставая. Нории улыбнулся насмешливо. Не держал – отпустил, встал сам.

– Я жду тебя, – пророкотал дракон, наблюдая, как Ангелина идет к раковине, вынимает оттуда ленивого тер-сели – тот даже не проснулся, когда она переложила его на окно. – Помни, что я жду. До первого дня весны.

– Я помню, – сказала она с трудом и плеснула себе в лицо холодной воды. – Нории… пожалуйста, уходи. Это бесчестно с моей стороны. У меня сейчас есть обязательства. Не заставляй меня презирать себя.

Он подошел, обнял ее сзади, еще раз поцеловал – прошелся губами по щеке.

– Все-таки что я могу сделать для тебя? – спросил он тихо. – Скажи.

«Ничего», – собиралась ответить Ангелина, но вспомнила Полину. Повернувшись, взглянула на Нории. Глаза его медленно приобретали нормальный цвет.

– Я бы хотела, – проговорила она, – чтобы ты попробовал вылечить мужа моей сестры, короля Бермонта. Он при смерти, находится в стазисе. Ни Луциус, ни Гюнтер не смогли ему помочь. Вдруг ты сможешь?

Дракон невозмутимо кивнул.

– Я посмотрю на него после совета, – пообещал он. – Сделаю все, что в моих силах, принцесса.

– Спасибо, – тихо сказала Ани. – Иди, Нории. Пожалуйста, иди.

Он улыбнулся понимающе – и ушел, оставив ее среди разметавшихся по полу документов и с тоскливой пустотой внутри.

Через десять минут в кабинете появилась Василина. Удивленно посмотрела на Ангелину, приводящую кабинет в порядок.

– Что-то случилось, Ани?

– Окно открывала, – ответила Ангелина равнодушно. – Видела зал? Нравится?

– Не успела. Но уверена, что там все на высшем уровне, – мягко похвалила сестру королева. – Пойду, а то неудобно. Мне сообщили, дракон уже ждет.

– Я знаю, – сказала Ангелина. – Знаю.

На нынешнем королевском совете царила атмосфера сдержанного любопытства и осторожных, выразительных переглядываний. Нории, представленный появившемуся одним из первых Гюнтеру Блакори, поздоровался с прекрасной Иппоталией, спокойно выдержал оценивающий взгляд короля Блакории и только усмехнулся, когда тот нахмурился, наблюдая за ласковым приветствием царицы. Впрочем, король Гюнтер по сути своей был крепким, правильным и сильным. И удивительно комфортно оказалось для Владыки Песков находиться в обществе равных себе.

Прибыл император Хань Ши, сопровождаемый сыном, и тоже долго, пристально вглядывался в дракона, не размыкая рукопожатия. Нории молчал, понимающе улыбаясь и склонив голову набок, и ничуть осмотра не смущался.

– Счастлив, – проговорил император, – что в нашем мире теперь есть еще один могущественный владыка. Я сразу почувствовал тебя, как только ты вернулся, – мне стало легче, и потоки стихий стали ровнее, сбалансированнее. Чем больше якорей, удерживающих Туру, тем она крепче. А ты хороший якорь.

Появился вечно опаздывающий эмир Тайтаны, распространяя вокруг себя запах благовоний, велеречиво поздоровался с драконом и напомнил ему о приглашении в эмират.

Луциус пришел позже всех. Все уже расселись, когда наконец открылось Зеркало и оттуда шагнул король Инляндии.

Он тоже, как император, долго, сощурившись, глядел на Нории. И окружающие вдруг увидели, насколько эти двое похожи: несмотря на отличающуюся внешность, на разницу в росте, черты Инлия, Белого Целителя, прорисовывались так отчетливо, как могло бы это быть у двух братьев от матерей из разных народов и общего отца.

– Не думал, – сказал Инландер, – что доведется мне встретить еще одного брата по отцу. Удивительно ты силен, дракон. И как же чувствуется родная кровь. Я рядом с тобой будто в своих ветрах нахожусь.

– Я тоже это чувствую, – согласился Нории.

– Коллеги, – мягко вмешалась Василина, – раз знакомство состоялось, давайте вернемся к повестке дня. Нам необходимо включить Пески в международные договоры, для этого нужно оперативно создавать рабочую группу. Нории, вам потребуются консультанты по договорам?

– Не откажусь, – ответил он после недолгого раздумья. – И повторю то, о чем мы говорили на встрече с тобой, Василина. Пока мы не сняли Стену вокруг Песков, широкое взаимодействие между нашими странами невозможно. Но тем не менее нам нужны специалисты во всех областях. Список тех, кто требуется в первую очередь, подготовлен. Поэтому, если у вас есть возможность поделиться обученными людьми, буду рад.

Монархи кивали и делали себе пометки. Обсуждение пошло по нарастающей: сначала делились планами, затем разговор плавно перетек на историю заточения драконов, которую внимательно выслушали. Рассказали о покушении на дне рождения королевы Василины, упомянули о появляющихся чудовищах из Нижнего мира.

– В наше время я припоминаю только один такой случай, – проговорил дракон. – Но тогда дом Геттенхольд был крепок и мир стоял прочно. Граница между мирами сейчас, по всей видимости, как истончившаяся кожа. Прорывы еще затягиваются, но скоро начнут оставаться открытыми.

– Этого еще не хватало, – буркнул Гюнтер. – Получается, к нам эти насекомые могут повалить стадами?

– Я не хочу тебя обидеть, – медленно сказал дракон, – но, чтобы такого не случилось, на троне Блакории нужен потомок Геттенхольдов.

– Где ж его возьмешь? Они друг друга еще двести лет назад вырезали, – махнул рукой ничуть не смутившийся Гюнтер. – Долго искали, пока не решили короновать моего прапрадеда. Хотя бы так баланс выровняли. Венец Геттенхольдов лежит в старой резиденции Черных королей, лежит недвижимо. Значит, нет в мире никого, кто по силе мог бы принять его.

– Я не питаю добрых чувств к Черным, – проговорил Нории, – не судите меня: я рад, что они получили свое воздаяние.

Василина остро и внимательно взглянула на него и задумчиво постучала ручкой по столику.

– Но во мне говорят наша беда и наш гнев, а для мира прерванная линия – очень плохо. Есть в этом и наша вина, признаю, хотя кто осудит нас? Мне также сообщили, – продолжил Нории, – что повелитель Бермонта при смерти. Плохо, если еще одна линия прервется. Я хочу посмотреть на него, помочь.

– Если сможешь, – мрачно вступил в разговор Луциус, – то это будет чудом. Извини, Василина, я не могу сказать этого твоей сестре. Но надежды нет.

– Все же я попробую, – сказал Нории с улыбкой.

Полина

Утром королева Полина проснулась от странного ритмичного грохота. Вскочила, пытаясь сообразить, что происходит и где она вообще находится, – показалось, будто она еще в Иоаннесбурге и у дворца продолжают забивать сваи. Но Демьян находился рядом, прохладный и неподвижный, и за окнами спальни было темно. Звук шел не из замка – снаружи, и на потолке комнаты плясали красноватые отсветы.

Поля выбралась из-под одеяла, поежилась, накинула на плечи теплый халат и подошла к окну. Там, внизу, на площади, окруженной желтыми окнами соседних домов, горели огромные костры. Они давали столько света, что можно было разглядеть множество людей, столпившихся вокруг огня, и барабанщиков, бьющих в огромные барабаны – медленно, гулко: бом-м! бом-м! бом-м! Перед замком собрались только мужчины, одетые в традиционные гъелхты и какие-то меховые накидки. И они были вооружены.

Чуть позже королева уже разговаривала с вызванным подполковником Свенсеном. Тот очень аккуратно сообщил ей, что Стрелковский и Люджина в больнице, но состояние их улучшается, и только благодаря им он имеет пространство для маневра – теперь, когда его супруга свободна.

– Линдморы понимают, что в случае прямого противостояния мы разоружим их быстрее, чем они подведут войска, – говорил комендант. – Вынудить меня открыть ворота им не удалось. Теперь они воспользовались правом линдмора призвать короля к ответу. Барабаны – часть традиции. Если король игнорирует вызов, они снимают с себя вассалитет.

– Значит, я выйду, – резко ответила Полина. – Не спорьте, подполковник, – предупредила она. – Разве нам нужна бойня? Я попробую достучаться до них.

– Они не будут вас слушать, моя госпожа, – покачал головой Хиль.

– Придется, – твердо сказала королева.

Грохот барабанов глухим эхом отдавался в подрагивающем камне, пока Полина в сопровождении гвардейцев и Свенсена спускалась в скальную часть замка. Ворота открыли ровно настолько, чтобы королева могла выйти. И Полина, ступив на площадь и вдохнув обжигающий холодный воздух, застыла в удивлении: между нею и линдморами, невидимые из замка, стеной стояли люди Ренсинфорса. Немного, человек пятьсот, но ведь пришли, не побоялись!

Люди повернулись к ней, поклонились, расступились. Замолчали барабаны, и Полина медленно прошла по образовавшемуся коридору.

– Ваше величество, не ходили бы вы, – раздался обеспокоенный голос одного из мужчин. Она обернулась, улыбнулась и тихо сказала людям: «Спасибо».

Ольрен вышел к ней сам – хотя Полина боялась, что ее просто проигнорируют, заставив стоять и ждать разговора на морозе. Но нет, пришел. Хлестко посмотрел за ее плечо, на Свенсена.

– Твоих людей я не трогал, – сказал он, – они все живы. А у меня двенадцать трупов.

– Ты посмел испугать мою жену, – так же грозно ответил Хиль. – Двенадцать жизней – малая вира за то, что ты сделал. А знаешь ли ты, что твои пытались убить женщину-воина, которая пришла спасать Тарью?

– Слышал, – хмуро проговорил Ольрен. – Но в наших книгах есть указание. Если дева бьется наравне с мужчинами, то и отношение к ней как к мужчине. Но жена твоя была в безопасности. Не вини меня, я пытаюсь спасти страну без крови. И ты ее пролил, Свенсен, не я. Кто вернет родителям сыновей?

– Если вы не остановитесь, – решительно вмешалась Полина, – крови будет еще больше.

Ольрен изумленно взглянул на нее: как посмела прервать разговор мужчин?

– Послушайте, – продолжила королева. – Все послушайте. – Она повысила голос. – У вас есть король. Вы ему клялись в верности, роду его клялись, меня приняли как свою королеву. Разве правильно то, что вы делаете? Разве не должны вы помогать мне, чтобы я смогла вылечить мужа?

– Вторая неделя идет. Смогла ли ты хоть что-то сделать? – осведомился Ольрен. Увидел ее опустившиеся плечи и усмехнулся. – И не сможешь. Скажи мне, что, если не получится поднять короля за месяц, ты отпустишь его и дашь возможность стране принять нового правителя. И мы уйдем, обещаю.

– Я не дам ему умереть, – твердо сказала Пол.

– Да он уже мертв, женщина! – раздраженно рявкнул Ольрен. – Ты только продлеваешь его агонию. Отпусти, не издевайся над берманом.

Королева вздохнула и плотнее закуталась в шубку.

– Нет, – сказала она ледяным голосом.

– Тогда и мы доведем дело до конца, – ответил Ольрен. – Мертвому не место на троне. Откройте ворота, последний раз предлагаю. Иначе мы придем к вам с оружием и заставим сделать все по чести.