Текст книги "Лилианна. Судьбе вопреки"

– Он не вернулся? – наконец спросила Лилианна.

– Вернулся. Через месяц. В первом же сражении он потерял глаз и руку. Идальго вернулся, но это был уже совсем другой человек. Измученный, искалеченный, озлобленный. Мы с детьми выхаживали его день за днем и смогли спасти его тело, но душа… его душа отвернулась от нас и от бога, – сказав это Пилар перекрестилась.

Лилианна последовала ее примеру. В испанцах вера была очень сильна и отказ от бога был страшен.

– В кузнеце он больше не работал. Наверное если бы Идальго захотел, он смог бы найти себе занятие, но… – Пилар в бессилье махнула рукой. – В доме быстро поселилась нужда. Я конечно пыталась. Продавала соседям утварь и вещи, вязала тонкое кружево, но кто купит его в такое страшное время? Вслед за нуждой пришел голод. К чувству голода привыкнуть можно. С ним засыпаешь, с ним встаешь. Но свыкнуться с тем, что твои дети кричат по ночам от голода, обессилев настолько, что не могут вставать, нельзя! Я варила кору, собирала тонкую прозрачную шкуру, которую соскребали с овощей соседи, выпрашивала у мясника белые, обглоданные кости и перемалывала их в муку. Летом пошли ягоды, коренья, кое-какие фрукты и финики. Осенью мы с детьми собирали с поля оставшееся после уборки зерно, просеивая в руках пыль. Но все это быстро кончилось к началу зимы, – Пилар снова затихла.

Лилианна не посмела прервать ее тягостное молчание. Женщина смотрела невидящими глазами на светлый образ Богородицы с ребенком.

– Пятого ноября кум рыбу привез. У нас-то поблизости ни озера ни реки нет. Я ведь чуяла что она в дороге протухла, видимо куманек сольцы пожалел. Ах, с каким же нетерпением мой маленький Васко бегал вокруг очага, в ожидании когда поспеет похлебка. Рыбку то в основном мальчишки съели, мы то с мужем только похлебку похлебали, будь она неладна. Отравились мои соколы кумоньковым подарочком. Уж как кричали они, родненькие мои, у меня на руках. Я и водой их отпаивала и уголь истолченный в рот сыпала и соседка травы принесла, все не в пору. Похоронили мы с мужем маленьких моих Амадиса и Васко. Один у нас только старшенький остался. Гонсало мой, добрый, разумный. Он свои кусочки все маленьким подкладывал, он всегда им свои кусочки отдавал. От доброты своей и выжил, – всхлипнула Пилар и снова горько расплакалась. Лилианна долго сидела и наконец решилась спросить.

– А ваш муж, как он в тюрьме оказался?

– Идальго как деточек похоронил, так совсем извелся. Это я, говорит, виноват. Коли руку бы не потерял, то без работы бы не остался. Я ребятишек в могилу завел. Плакал, у меня на груди, как дите малое. Никогда я его таким не видела. А на следующий день курочку домой принес, сказал Кривая Марта за работу дала. Я то уж и запамятовала когда мы курятиной лакомились. Я ведь и перышки все до единого собрала.

Вдруг на подушку когда-нибудь наберутся. А через день Идальго солдаты увели. Курочку то он у соседки украл. Может они и не дознались бы, да только перышки куриные в кадке нашли. Ох, дура, я дура! – снова заплакала Пилар.

– Может все образуется! Не могут же за дохлую курицу в тюрьму посадить. Я знаю одного влиятельного человека. Я поговорю. Идальго отпустят, – с жаром начала убеждать Пилар Лилианна. Девушка так была потрясена историей этой бедной женщины, что поклялась себя обязательно ей помочь.

– Никто тут уже голубушка не поможет. Не долго муженек мой в тюрьме просидел. Коли французам своих солдат кормить нечем, неужели они арестантов потчевать будут. У них в камере из двенадцати человек ровно половина в первую неделю померли.

– Мне так жаль. Мне так хочется вам помочь! – снова воскликнула Лилианна.

– Все мы под богом ходим, голубушка. Чем ты мне помочь можешь? – хмыкнула Пилар скептически оглядывая поношенное черное платье Лилианы, которое девушка специально взяла у доньи Валенсии.

Лилианна молчала. Она понимала, что если предложит деньги или еду Пилар оскорбиться. Женщина открыла ей свою душу не ради подачки, не ради того что бы вызвать жалость. Ей просто было необходимо излить душу любому незнакомому человеку.

– Сеньора Пилар, вы сказали что плетете кружево?

– Да. Еще матушка покойница научила.

– А у вас готовые изделия есть?

– Воротничок с манжетами, платок с кружевом по кромке, да еще кое-что.

– Я у знатной госпожи служу. Приносите свою работу, может ей чего и приглянется, – предложила Лилианна, решившая все купить. Пилар аж встрепенулась от неожиданности. Она подняла на девушку огромные лучистые глаза, в которых появилась надежда.

– Неужто вы и в самом деле с ней поговорите? Если она хоть что-нибудь… вот удача то какая! Благослови тебя господь, голубушка, – воскликнула Пилар.

Она схватила руку Лилианны и поцеловала. Девушка в смущении отодвинулась. Ее до глубины души потрясло знакомство с этой женщиной. Она вполне в состоянии была ей помочь. Беда в том, что таких нуждающихся тысячи. И помочь им может пожалуй только король.

Лилианна знала что Жозеф праздничный день провел во дворце. Город шумел, рассказывая друг другу о той череде приемов, которые следовали один за другим в начале декабря. Поговаривали что уже в конце недели король отбудет в армию, поэтому необходимо было торопиться.

Попытка

Весь день донья Сальваро провела в саду де Кабо. Его территория как и сам дворец была закрыта для случайных посещений. Но можно было попасть в парк, сославшись на встречу с тем-то и тем-то и предоставив документы. Парк был небольшим и можно сказать уединенным. Раньше здесь гуляли дети королевской семьи, правда в то время парк был огромным, но после пожара и перестройки дворца от него осталась лишь часть. Впрочем, подстриженные газоны и кусты, ровные дорожки со скамейками, шикарные клумбы во французском стиле, фонтан, дальний грот. Все это было чудо как хорошо. Но летом. В начале декабря парк стоял унылый и безлюдный. Лилианна нарезала уже двадцатый круг по аллее и побывала уже казалось во всех уголках этого небольшого сада. Она знала, что Жозеф совершает ежедневные прогулки по этому саду, однако надежда увидеть короля таяла с каждым часом. После обеда пошел мелкий дождь и несмотря на то, что девушка спряталась в беседке, она успела хорошенько промокнуть. Начало смеркаться, Лилианна у которой зуб на зуб не попадал, уже хотела идти домой. Но вдруг она услышала знакомый голос. Удача была на ее стороне. Жозеф в компании нескольких мужчин неспешно прогуливались по дорожкам парка. Они были увлечены беседой. Собравшись с духом Лилианна вышла на дорожку и пошла навстречу королю.

– Ваше величество! Прошу вас уделите мне несколько минут, – воскликнула она, приседая в глубоком реверансе.

– Донья Сальваро!? Что вы здесь делаете? – спросил Жозеф, хмуря брови. Было заметно что самовольство девушки ему не по нраву.

– Ваше величество! Сегодня здесь прохладно и сыро. Позвольте нам с графом подождать вас в гостиной, – пришел на выручку девушке дон Альваро де Базан. Лилианна с благодарностью улыбнулась графу. То что сегодня именно он сопровождал короля, было огромной удачей.

– Ну, юная леди не пора ли объясниться? – все еще хмуря брови, потребовал король.

– Сир, у меня к вам большая просьба. Вернее я хочу попросить вас об одолжении… – Лилианна вдруг испугалась своей смелости, и никак не могла начать разговор.

– Все понятно. Я давно не пополнял твой счет и видимо ты решила таким образом напомнить мне об этом, – усмехнулся Жозеф.

– Нет, нет, сир. Для себя лично мне ничего от вас не нужно, – протараторила девушка, вспыхнув до корней волос.

– Тогда кому нужно? Родственников у вас здесь уже нет, любовников вы вроде не завели, друзья ваши сами о себе позаботятся. Кстати, примите мои соболезнования. Вы кому то хотите ангажировать протекцию?

– Нет, сир. Это совсем другое. Просто я была в церкви.

– Похвально.

– Нет, сир просто… – всплеснула руками девушка, – Ваше величество, прошу вас, оглянитесь вокруг. Вы находитесь в хрустальном замке, окруженный роскошью и лестью. Вы даже в театр ездите с эскортом, не выглядывая на улицу. Но мир за стенами дворца изменился. Страна разорена, поля растоптаны, зерна нет.

– По-твоему я не знаю о дефиците продовольствия? – начал злиться король.

– Нет, сир, вы хорошо о нем знаете. Знаете из докладов чиновников, из разговора со знатью. Но это все равно что спрашивать о красоте солнца у крота. Ваше величество, народ живет своими чаяниями и горестями. Даже сейчас он далек от политики. Попробуйте хоть раз приблизиться к нему, без страха, без призрения. Переоденьтесь хоть на час вы и ваши люди в платье крестьянина, торговца, монаха. Побудьте в их шкуре, подышите одним воздухом!

– И чего я этим добьюсь? Грязных оскорблений в мой адрес? Меня не хочет принимать ни знать, ни чернь. Любой уличный мальчишка распивает мерзкие памфлеты в мою честь и гордиться этим!

– Простите сир, но вы не так уж и много для них сделали. Попробуйте прийти к ним не как завоеватель, не как король, а как хозяин, как отец своих малых неразумных детей. Матушка Елизавета, ведь именно так народ звал свою королеву?

– Ваши идеи юная леди весьма революционны и могут быть опасны. Как бы сильно не разорил страну Карл, они полюбили его, как только пришел я. Что бы хорошего я не сделал, они будут меня ненавидеть до тех пор, пока я не уйду. Необходимы тонны золота, что бы поправить экономику. У меня же есть только скудные дотации, получаемые из Франции, по сути, состоящие из контрибуции, выплачиваемых Пруссией, – начал уже злиться Жозеф.

– Но вы же король, – тихо прошептала Лилианна, подняв на Бонапарта полные мольбы глаза. Жозеф молчал. Как объяснить этому наивному ребенку что финансовая проблема была для него сейчас практически неразрешима.

– Ступай домой, Лилианна. Не хватало тебе еще заболеть, – вздохнул Жозеф. Подойдя к девушке он натянул капюшон мокрого от дождя плаща ей на голову. – Ты же мокрая вся, дурочка! В розовой комнате растоплен камин. Иди туда. Просохни. Скоро принесут чаю.

Лилианна во дворец не пошла. Разговор с королем разочаровал ее. С самого детства девушка была уверена что король может все, стоит ему только захотеть. Конечно Лилианна знала, что положение Жозефа шатко. Но если бы только он захотел…

– Сеньора Сальваро, сеньора Сальваро! – вбежал в гостиную юный Идальго. Он был внуком старой поварихи, мальчиком непоседливым и любопытным.

– Что случилось Идальго? – тихо спросила Лилианна.

День проведенный в королевском саду не прошел даром. Ночью поднялась температура, начался кашель, потекло из носу. Лилианна редко болела, поэтому недомогание надолго выбило ее из колеи. Вот уже четыре дня девушка отлеживалась в своей комнате. Сеньор Лаццаро сказав, что до смерти боится заразиться и с детства не переносит вида больных сразу переехал к другу. За хозяйкой вызвалась ухаживать донья Валенсия и Лилианна очень скоро устала от ее назойливости и настойчивости.

Девушка давно уже пожалела о своем скоропалительном решении назначить бывшую горничную экономкой. Уже через несколько месяцев после своего возвышения эта простая веселая женщина стала вести себя со слугами заносчиво и неприветливо. Лилианна уже не раз выслушивала от них жалобы. С самой хозяйкой сеньора Валенсия была сама любезность и предупредительность. И хоть Лилианна ненавидела двуличность в людях, претензий по поводу того как экономка управляет своим обширным хозяйством у девушки до последнего времени не было. Лишь этой зимой, когда деньги таяли как вода, Лилианна заметила что сеньора Валенсия очень вольно округляет цены. Конечно, это была мелочь, но как говориться осадок остался.

Бунт

– Что случилось Идальго? – еще раз спросила Лилианна, откладывая книгу.

Душно натопленная комната за четыре дня так надоела, что девушка сегодня решила спуститься в гостиную и почитать в кресле у камина. Именно здесь и нашел ее Идальго, внук старой Асунсьен. Юный Идальго был чрезвычайно шустрым десятилетним мальчуганом. По просьбе бабушки его взяли в дом, где он неплохо выполнял мелкую работу. Мальчик был так возбужден и так торопился, что ни как не мог отдышаться. Лилианна кивнула на кувшин с теплым морсом, приготовленным для нее. Мальчишка тут же налил в стакан и осушил его одним махом. Девушка чуть со смеху не прыснула, наблюдая как изменилось лицо малыша, когда он понял что выпил не сладкий лимонад, а кислый отвар ягод.

– Сеньора! Там такое твориться, такое! – быстро затараторил мальчуган, смешно вытаращив глаза.

– Там, это где? – с улыбкой спросила девушка.

– На улице! Там деньги раздают! Прям горстями кидают!

– Ты видно путаешь.

– Нет, нет. В толпе говорили, по приказу короля с утра нищим деньги раздают. На площади, возле церкви, возле дворца, да еще где-то. Говорят король свои сундуки опустошает.

– Неужели ты сам видел? – с сомнением спросила Лилианна. Идальго, поняв что ему не верят, обиженно засопел.

– Где там пробраться-то.

Лилианна снова взялась за книгу, она и в самом деле не очень-то во все это верила. Но рассказ малыша подтвердила горничная, пулей влетевшая в гостиную.

– Говорят, король вчера весь день проходил по улице, переодевшись в простое платье. Видать многого насмотрелся бедолага, коли раскошелиться решил, – напоследок воскликнула девушка, завязывая на шее шнурок плаща.

– Ты туда? – с надеждой спросил ее Идальго.

– Да, только Лопе и Джозова возьму. Говорят, там без мужских кулаков никак не пролезть, – бросила на ходу девушка и унеслась прочь.

Лилианна оторопело смотрела на страницу книги. Ей ни как не верилось, что Жозеф внял ее совету. Неужели у него хватило смелость и силы духа провести целый день в толпе. В толпе, которая его так ненавидит. Как же сильно его должно было потрясти увиденное, если он решился раздавать на улицах собственные деньги, когда даже солдатам и чиновникам нечем было платить жалование. Нет. Лилианна не могла этого пропустить. Она обернулась что бы окликнуть Идальго, но мальчугана уже след простыл. Девушка встала и медленно пошла к двери. Голова кружилась, ноги подкашивались. Подниматься на верх и переодеваться сил не было. На крики госпожи никто не спешил откликнуться. Дом казалось, вымер, видимо все, кто мог, ушли на улицу попытать счастье. Схватив с крючка чей-то старый шерстяной плащ, Лилианна вышла на улицу. Девушке не пришлось спрашивать дорогу, толпа сама понесла ее к площади. Пласа Майор была полностью забита народом. На открытой телеге возвышался невысокий мужчина в зеленом сюртуке, в окружении французских солдат. Возможно, он бросал монеты в толпу, но увидеть что либо с такого расстояния было невозможно. Стоял такой гам, кто-то кричал, кто-то ругался. Лилианна несколько раз пыталась вклиниться в толпу, что бы подойти ближе. Но ее с яростью отпихивали прочь. Поняв, что протиснуться вперед у нее не получиться, девушка немного отошла и прислонилась спиной к небольшому кирпичному зданию. Ноги дрожали, тело покрылась холодным липким потом, в глазах темнело. Лилианна с трудом восстанавливала дыхание, к горлу снова подступил кашель. Рядом с девушкой на тротуар опустилась маленькая, высохшая старушка. Про таких обычно говорят «божий одуванчик». Ее аккуратное черное платье было разорвано на плече, белый платочек болтался сзади на шее, из гладкого некогда пучка выбивались длинные белые пряди, из разбитой губы сочилась кровь, которую старушка всхлипывая, вытирала рукавом.

– Что случилось? – воскликнула Лилианна.

– Да, ничего, голубушка, ничего, – махнула рукой старушка. – Вот думала, сумею пару монеточек добыть. Да, где там! А ведь рядышком стояла. Я только-только из церкви вышла, за внучка младшего Богородице помолилась, гляжу телега приехала, солдатами окруженная. Думала арестанта везут. А тут такое! Я аж глазам своим не поверила. Только когда по мостовой реалы зазвенели я к телеге кинулась. Да, где там. Толпа набежала. Меня со всех сторон приперли. Мужики сразу подскочили. Как давай кулаками работать, нас отгонять. Ну, думаю, пришибут. При мне верзила у монаха челюсть сломал. Жуть! Едва живая выбралась и денег этих поганых не надо. Ишь, что ирод иноземный придумал! Две горсти мелочевки бросил, а народу перекалечат сотню! – со злобой воскликнула старушка. Лилианна с удивлением подняла на нее глаза.

– Может он такого не хотел? – робко спросила она.

– Да разве он чего хорошего мог, окаянный придумать? Жалко только что деньги эти молодчикам достаются, а не тому, кто в них сильно нуждается. Разве там матери с ребенком пробиться или старухе вроде меня? Мамашка одна монетку ребенку в пеленанье положила, думала не тронут, да малолетка здоровенный так младенца из тряпья вытряхнул, что бы эскудо достать, что мамашка едва у земли подхватить успела. Эх, понадеялась я старая хоть реал добыть, да так видно и придется с пустыми руками домой возвращаться.

– Может вам сынов позвать или еще кого? – предложила Лилианна, вспомнив свою служанку.

– Да нет у меня никого, кроме внука, – вздохнула старушка. – Дочь померла, три года назад не разродившись. Муженек ее еще позапрошлой весной на заработки пошел, хотел кому-нибудь в хозяйство работником наняться, да так и не вернулся. Живой иль нет, бог ведает. Двоих сорванцов на меня оставил и ушел. Вот с младшеньким то и перебиваемся.

– Понятно, – опустила глаза Лилианна.

История была не нова. Кто-то рвался в город, в надежде на заработок, кого-то та же надежда гнала в поля.

– А еще один внук? Вам вроде двоих оставляли? – вспомнила девушка. С ним все в порядке?

– А шут его знает? Думала, подрастет, помощником будет, а он к партизанам драпанул, славы видишь, подавай. С захватчиками бороться буду. Тьфу, – плюнула на землю пожилая женщина, – оставил бабку с братом и был таков. А все этот дьявол французский виноват, что деньгами как песком сорит.

Лилианна помогла старушке встать с земли, незаметно положив в карман фартука свою серебряную заколку, вытащенную из волос. Может эта дорогая безделушка хоть как-то поможет этой семье. Девушка долго смотрела в след маленькой сгорбленной фигурке, бредущей вдоль улицы.

«Как же сильно люди ненавидели Жозефа», – подумала Лилианна.

Даже самые благие его намерения истолковывались превратно. Конечно же не король был в ответе за плохую организацию этой щедрой акции, но обвинения сыпались именно на голову короля. Лилианна тоже чувствовала свою вину, за то что сегодня происходило на площади. И почему так несправедлив мир? Толстый, с откормленным животом детина загребал монеты, в то время как падающая от голода старуха едва унесла ноги.

Придя домой Лилианна в беспамятстве рухнула на узкую кушетку в гостиной. Там и нашел ее старый Хоссе. Он вместе с Асунсьен с трудом донесли хозяйку до ее спальни, где девушка и провела всю следующую неделю, борясь с кашлем и жаром.

Рождество в доме Сальваро прошло в узком кругу. Траур помог избежать шумных компаний. Несмотря на то, что за столом собрались меньше десяти человек близких друзей и хороших знакомых, сервировать стол оказалось делом непростым, как для поварихи, так и для экономки. Сеньора Валенсия с ног сбилась, добывая для праздничного ужина хоть какие-нибудь продукты. Неурожай прошлого лета и война, разорившая не только крестьян, но и крупные промышленные предприятия в городах привели к сильному дефициту продуктов питания. Даже состоятельные испанские семьи вынуждены были ограничить себя в выборе еды. На редких званых ужинах, устраиваемых в честь помолвки или свадьбы гостям предлагали не более трех-пяти перемен блюд. За головку дорогого швейцарского сыра или копченый окорок отдавали отрезы бархата или золотую фамильную брошь. Начало 1812 года было безрадостным. Голод. Жуткий голод охватывал все большие пласты населения. Цены на продукты взлетели до небес. С хлеба на воду перебивались даже такие зажиточные люди как мастеровые и торговцы. Лавочки и магазины стояли заколоченными. Найти работу было почти невозможно. Город заполонили нищие. Безопасно пройти по улицам можно было только под охраной. В вечернее же время даже солдаты патруля старались избегать неблагополучных кварталов. Разорившиеся торговцы, отчаявшиеся крестьяне, прочий люд толпами наводнил столицу, в надежде на лучшую долю. Но в городе не было ни еды, ни работы. Даже нищим, в изодранных рясах монахам не подавали милостыни. По приказу Жозефа сотни монастырей были разорены, распущены ордена и контсесии. Целый институт инквизиции был упразднен. Тысячи священнослужителей оказались выброшены на улицу. Кто-то из них попытался вернуться домой, но большинство пополнили толпу голодных, обездоленных людей. К концу зимы ситуация стала просто катастрофической. Трупы валялись прямо на улицах. Специальные отряды ездили по городу, сваливая на телеги мертвые тела. В общей могиле день и ночь хоронили несчастных. Если к виду измученных голодом, озлобленных людей можно было привыкнуть, то мимо высохших, изможденных детей, на лицах которых остались лишь огромные испуганные глаза, донья Сальваро пройти не могла. Лилианна и сеньор Лаццаро практически не вылезали из дома. Сначала девушка была только рада этому затишью. Ей было бы сложно выдержать бесконечно долгие ужины, фальшивые соболезнования и шепоток за спиной. Неспешные уроки рисования, чтение любимых книг, задушевные беседы с другом, были приятны вдвойне, ведь последние два года выдались крайне суматошными. В некоторые дни в перерывах между театрами, примерками, балами некогда было даже нормально пообедать.

Но уже через несколько месяцев девушка стала тяготиться затворничеством. Она не устраивала вечеров, практически не получала приглашений. Уже много месяцев король ни разу не наносил ей визитов. Жозеф лично возглавлял военную компанию и крайне редко появлялся в столице. Но даже в перерывах между походами король находил время на посещение званых вечеров и обедов, при этом не удостоив Лилианну ни визитом, ни запиской. Слухи о его многочисленных связях ползли по городу. Но в дом Сальваро король больше не приходил. Это было сразу замечено светом. Злопыхатели заговорили об отставке «этой выскочки». Те дамы, которых Лилианна считала если уж не подругами, то приятельницами больше не приглашали сеньору Сальваро в свой дом.

Даже представители «старой гвардии» после кончины дона Диего перестали обращать внимание на его вдову. Особенно обидно было девушке понимать, что даже молодые художники напрочь забыли о ее салоне, как только их перестали в нем кормить. Лишь редкие друзья и несколько самых верных поклонников скрашивали ее одиночество. Особенно часто Лилианну посещал Жак Пьер де Тробриан. Настойчивость этого красавца жутко доводила девушку. Его комплименты были столь прозрачны, что половину из них можно было бы принять за оскорбление.

Он уже не раз предлагал донье Сальваро свою «дружбу». Но больше всего Лилианну возмущало другое. Приходя к ней в дом он буквально навязывал девушке свою компанию, однако встретившись в светской гостиной Жак Пьер намеренно игнорировал донью Сальваро, удостаивая лишь кивком. Похоже, этот бравый француз или слишком боялся ревности короля или не хотел что бы его имя муссировали вместе с именем фаворитки Бонапарта. Сеньор Лаццаро уже не раз намекал девушке, что уже давно пора задумываться о своей судьбе и начинать присматривать нового мужа. Покровительство Жозефа хоть и весьма туманное тяготило, деньги таяли на глазах, но Лилианна не была готова к решительным действиям, да и подходящей кандидатуры на горизонте не было.

Сегодняшнее утро для девушки ни чем не отличалось от многих других. Мелкие домашние хлопоты, урок рисования, проверка счетов, которые ни как не хотели сходиться. Лишь к обеду Лилианна заметила странное поведение слуг. Старый дворецкий, обычно дремавший в углу, беспрестанно кружил по гостиной, с беспокойством поглядывая в окно. Стайка горничных, бросив работу, о чем-то громко спорили на кухни.

Сеньора Валенсия носилась по дому как ужаленная, собирая какие-то вещи.

– Что случилось? – спросила Лилианна, хватая за руку пробегавшую мимо экономку.

Сеньора Валенсия, меньше всего ожидающая увидеть в комнате слуг хозяйку, взвизгнула от неожиданности. В ее руках был большой кулек со скатертью из которого на пол со звоном упал маленький серебряный ножик для фруктов. Под вопрошающим взглядом хозяйки женщина вдруг покраснела, побледнела и потупилась.

– Я…я хотела почистить серебро, – забормотала она, отводя в сторону глаза.

Лилианна уже открыла рот, что бы потребовать объяснения, но услышав крик сеньора Лаццаро, бросилась в гостиную. В нескольких словах он объяснил девушке о страшных беспорядках начавшихся в городе с самого утра. Толпы обезумивших от голода и отчаяния людей, подстрекаемые несколькими вожаками уже несколько часов бесчинствовали на улицах. Они грабили магазины и мастерские, разворовывали склады. Почувствовав свою силу и вкус крови они начали убивать зажиточных горожан, насиловать женщин, избивать слуг. Железные ворота были немедленно закрыты на замок. Пока два пожилых мужчины перетаскивали тяжелый шкаф, что бы забаррикадировать входную дверь, Лилианна пыталась собрать в гостиной слуг. Однако дом был практически пуст. Только старая повариха Асунсьен упав на колени молилась пресвятой богородице о спасении своего непоседливого внука. Его, как и всех остальных слуг в доме не оказалось. Вместе со слугами пропали почти все ценные вещи: столовое серебро, медные подсвечники, кухонная утварь, постельное белье и многое другое. Лишь комната хозяйки и закрытый на ключ кабинет остались нетронутыми.

– Крысы, грязные крысы! – закричал сеньор Лаццаро, узнав о бегстве слуг. – Я так и знал, что все было спланировано заранее! Они знали об этом с самого утра! Они должны были защищать дом и хозяйку, а не убегать с набитыми карманами.

Его возмущенные речи прервал приход Идальго. Изодранный, перепачканный мальчуган пулей влетел в гостиную. Подбежав к столу он в два глотка осушил графин с лимонадом, не позаботившись даже налить его в стакан. Под сердитым взглядом бабушки он смутился и закашлялся. Чуть отдышавшись, мальчик рассказал об ужасах творимых на улицах. Мятежники захватили один из военных складов. Вооружившись, большая часть из них пошла к королевскому дворцу и складам с продовольствием, остальные рассыпавшись на шайки стали грабить богатые дома. Пробегая по кварталу Идальго видел как несколько десятков мужчин и женщин орудовали в доме дона Дель Гаро.

– Я сам видел труп дона Хуана, повешенного на балконе собственного дома. Соседский Мигель, внук башмачника, встав на плечи отцу стаскивали с тела Дель Гаро сапоги и камзол. Жену дона волокли в сад прям за волосы! А их дочь, эта расфуфыренная дамочка верещала и вырывалась как кошка. Французов колют на улице как поросят! Говорят король сбежал! – глотая от спешки слова, рассказывал Идальго.

Даже эти страшные вещи он умудрился поведать с бесшабашным энтузиазмом. Для мальчишки все эти события были одним сплошным приключением. Его отец был расстрелян в ночь на 3 мая 1808 года французскими солдатами, в числе многих других повстанцев. С тех пор Идальго ненавидел французов и рвался на подвиги. Он и представить себе не мог какой опасности избежал, слоняясь по улицам. Впрочем, находиться в доме было тоже не безопасно. Особняк дона Дель Гаро находился в квартале от сюда. Дом семьи Сальваро могло спасти только его уединенное положение.

– Нам надо закрыть окна и заколотить входную дверь снаружи. Если они подумают что дом не жилой, может не будут сюда рваться, – предложил сеньор Лаццаро.

Они вместе с Идальго пошли через задний ход, что бы выполнить задуманное. Лилианна поспешила наверх. Она собрала все имеющиеся деньги в кожаный кошелечек, положив туда же мелкие драгоценности и дорогой сосуд с волосом Иоанна Богослова. Крепко привязала все это богатство к поясу, скрыв в подоле простого шерстяного платья. Несколько тяжелых ожерелий туда не вошли и Лилианна одела их на шею, застегнув до верху высокий воротник. Не успела девушка дойти до кухни, что бы собрать провизию как дом сотрясся от грохота. Железные ворота ненадолго смогли задержать толпу. Так же как и входная дверь, которую уже через несколько минут разнесли в щепки. Однако этого времени хватило что бы Лилианна, сеньор Лаццаро, старый Хоссе и повариха с внуком успели спрятаться в потаенной кладовке. Не описать словами, что они чувствовали в течение нескольких часов пока шайка озверевших головорезов бесчинствовала в доме. Несколько раз около маленькой потаенной двери слышался разговор. Лилианна могла поклясться что она слышала голос доньи Деборо. Неужели именно эта, ненавидящая бывшую хозяйку женщина, привела в дом жаждущую крови свору. Крики, звон разбившегося стекла, топот десятка ног, выстрелы, взрывы дикого хохота легко проходили через тонкую дверь. От каждого громкого звука Лилианна вздрагивала всем телом. Она сидела на полу, прижимая к себе испуганного Идальго. От его бравады не осталось и следа. Он трясся как заяц, размазывая по лицу слезы. Его бабушка беззвучно молилась. Мужчины стояли молча. Все понимали, малейший шум или шорох мог их выдать. Прошло уже несколько часов, когда в доме все стихло. Лилианна тихонько вздохнула. Спина от неудобной позы, ныла. Волосы взмокли, платье прилипло к телу. Невыносимо хотелось пить, опухший язык, казалось, прилип к небу. В маленькой комнатушке просто нечем было дышать.

– Ба, я хочу писать, – прошептал Идальго.

Его фраза была так не к месту, что Лилианна едва не прыснула от смеха. Бандиты ушли не менее часу назад. Выходить было страшно, но просто необходимо. Пожилая женщина тяжело переносила заточение. Она задыхалась.

– Пара выходить, – наконец решился сеньор Лаццаро, аккуратно открывая дверь.

В доме и в самом деле никого не было. Но картина открывающаяся перед глазами была столь ужасна, что Лилианна не сдержала возгласа ужаса. Головорезы вторгнувшиеся в дом не просто его ограбили, они основательно его разрушили. Мебель была переломана. Обшивка на стенах ободрана. Посуда разбита. Даже цветы были вытащены из каток и разбросаны по полу вместе с землей. Картины, статуи, старинные гобелены были или украдены или испорчены. Лилианна хотела подняться наверх, но сеньор Лаццаро ее не пустил.

– Не стоит, там тоже самое, – покачал головой пожилой мужчина.

Взяв девушку за одну руку, а Идальго за другую он повел свою молчаливую компанию к черному ходу. Лилианна озиралась вокруг. Все что ей было дорого, все, что она собирала с таким трудом, было поломано или разбито. То, что могли унести бандиты, они украли, но зачем было портить все остальное? Возможно нищие голодные простолюдины и не могли оценить стоимость картин, но как у них поднялась рука разбить статую Девы Марии и зачем надо было крушить мебель, девушка не понимала. Лилианна настолько погрузилась в свои невеселые мысли, что едва не упала, налетев на спину неожиданно остановившегося сеньора Лаццаро. В темном коридоре, на полу, в двух шагах от старой хозяйской спальни лежала донья Деборо. Ее голова без сомнения была пробита. Белоснежный чепец окрасился кровью, так же как и мраморный пол. В одной руке она крепко держала шнурок, на котором видимо был ключ от этой давно заброшенной комнаты. Другой она прижимала к груди какой-то рисунок или портрет, вставленный в простую деревянную рамку. Поборов страх и брезгливость Лилианна наклонилась над женщиной. Донья Деборо была мертва. К груди она прижимала портрет дона Диего Сальваро.