Текст книги "Женщины моей мечты"

Юлия. И вы его Рембрандтом зовете?

Савелий. А он Рембрандт и есть. Могучий мужик, без придури. Мы с ним на почве искусства сошлись. Типаж ему мой понравился. Для какой-то картины. Так и подружились. Ты думаешь, почему у него дверь не запирается? К своему делу он прилепился, в люди не ходит.

Вот и держит двери не заперты, чтобы люди к нему шли. Умница! Ты, замужем, царица?

Юлия. Не знаю.

Савелий. Как это?

Юлия. Была замужем. Семейная жизнь разладилась.

Савелий. Вот и у меня разладилась. Может, ты судьба моя, царица. Пойдем вместе в Палестину. Пойдем за правдой.

Юлия (смеется). Вы это серьезно?

Савелий. Серьезно. Вместе-то и идти веселее, и спать теплее.

Юлия. Забавный вы человек, отец Савелий. Святость у вас с блудом уживается.

Савелий. Какой же тут блуд, царица? Бог создал мужчину и женщину. И бедра у женщины сделал такими, чтобы мужчину принять могли. Нет здесь никакого блуда.

Юлия. Очень уж вы откровенно свои желания выражаете.

Савелий. Откровенность и откровение от одного корня произошли, царица, – от «открыто», от открытости. Ты мне нравишься, царица, и бедра твои меня тревожат. Почему же я должен скрывать это мое желание? Меня ведь Господь таким сотворил, а значит, дело это не только сладостное, но и Богу угодное…

Гаранин. Подожди, Савелий. Опоздал ты со своим предложением. Юлия Сергеевна остается у меня, насовсем.

Савелий. Когда же ты успел, Рембрандт?

Гаранин. Успел, значит. А ты, отец Савелий, сослужи-ка нам службу – благослови по христианскому обычаю наш союз. Лейтенант у нас свидетелем будет.

Юлия. Подождите, Рембрандт. Я же сказала, что должна подумать. Нельзя же так сразу и под венец.

Савелий. Венец – всему делу конец. Я хоть и поп-расстрига, а в шутовстве участвовать не желаю.

Гаранин. Какое же тут шутовство, Савелий? Тут чудо сотворяется. Юлия Сергеевна из скромности сопротивляется. Так уж на Руси повелось: невеста сопротивляется, прежде чем согласие дать. Дайте вашу руку, невеста. Благословляй, Савелий.

Юлия. Он не может нас благословить, Рембрандт. Не серьезно все это. Зачем вы все это придумали?

Гаранин. Это не я придумал, Юлия. Это жизнь придумала.

Виктор. Ведь не хочет она! Не хочет! Зачем вы заставляете ее делать то, что она не хочет?

Юлия. Я не сказала, Виктор, что я не хочу. Я только сказала, что подумаю. Петр Борисович хороший человек. И вы, Витенька, хороший человек. И отец Савелий мне предложение от большого сердца сделал.

Виктор. Я знаю, вы оказались в трудном положении. Вас спасли, вас приняли в этом доме. И Петр Борисович – хороший человек. И вы не хотите его обидеть.

Юлия. Не хочу.

Виктор. Нельзя же заставлять вас так сразу решать судьбу. Петр Борисович, зачем вы так?

Гаранин. Лейтенант, я дам вам сейчас по морде.

Виктор. Дайте мне по морде. Я не отвечу. Вы старше меня. Но ее… ее оставьте!

Савелий. Смотри, царица: молодой и постарше из-за тебя сейчас биться будут. Молодой, значит, тоже на тебя виды имеет. Только и мне в этом споре поучаствовать хочется. Лейтенант-то еще зелен, молод для тебя, а Рембрандт… Он ведь из тебя, царица, модель сделает, на подставочку поставит, позу придаст.

Гаранин. Ты пьян, Савелий! Помолчи!

Савелий. Если я пьян, что ж ты у пьяного благословения спрашивал? Пойдем со мною, царица. Я тебе и душу согрею, и обласкаю, как Бог велел. А у Рембрандта, у него натурщиц полно. Ему чтобы только телом была хороша.

Гаранин. Причем тут натурщицы? Они для дела. Я не живу с натурщицами.

Савелий. Я тоже не жил со своими прихожанками. Нашел чем гордиться!

Гаранин. Замолчи, или я тебя сейчас на лестницу вышвырну!

Савелий. Не вышвырнешь, Рембрандт. Ты хоть и покрупнее телом, да я пожилистей буду.

Виктор. Это сумасшедший дом какой-то. Юлия Сергеевна, что же вы молчите? Скажите вы им, что никто вам не нужен. Пошутили и хватит.

Юлия. Пошутили и хватит, мужчины.

Гаранин. Он меня унизил грязными намеками!

Савелий. А ты меня хотел вышвырнуть на лестницу, как приблудного пса!

Гаранин. И вышвырну!

Савелий. Не вышвырнешь!

Гаранин. Может, силой померимся? (Сбросил с себя блузу.)

Савелий. Померимся. (Скинул с себя рясу, оказался кряжистым мужиком, совсем Гришка Распутин.)

Виктор. Остановитесь! Вы с ума сошли! (Встал между ними.)

Гаранин. Отойди, лейтенант, не мешайся под ногами.

Савелий. Отойди, парень. Мы русские люди. (Крестится.) Хотим силой помериться. Уйди с дороги!

Юлия. Если вы не прекратите, я сейчас же уйду. Даже в этом платье.

Входит Молдавцев, холеный, упитанный мужчина средних лет.

Молдавцев. Что за шум, а драки нет?

Савелий. И драка будет, любезный. Он меня вышвырнуть хотел.

Юлия. Помогите же! Они убьют друг друга! Молдавцев. Юлька! Стриптизерша моя дорогая! Ты как здесь оказалась? Ты же в «Савойе» сейчас должна танцевать, мужиков дразнить!

Все ошалело смотрят на Юлию.

КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ

Действие второе

Юлия. Ах, Антон Антонович, какую игру вы мне испортили! Действие в самом разгаре было. Придется опускать занавес.

Молдавцев. Юлька, объясни, что все это значит?

Гаранин. Вот именно, что все это значит?

Юлия. А то и значит, Рембрандт, что хотели вы с отцом Савелием прибить друг друга из-за Юльки-стриптизерши из ночного клуба «Бал в Савойе».

Гаранин. Черт с ним, с этим ночным клубом! А ограбление?

Юлия. И ограбления никакого не было. Заключили мы пари с подругой – она двумя этажами ниже живет, – что я у вас, Рембрандт, до утра останусь. А остальное вымысел и фантазия.

Савелий (вдруг разразился громовым хохотом). Браво! Бис! Повторить!

Виктор. Подождите! А генерал как же? И генерала не было?

Юлия. Генерал был, Витенька, и гарнизон был. Отец у меня старшиной сверхсрочной службы служил. В Афганистан отправили, оттуда и не вернулся. Мамочка пить стала. В озере утопилась. А генерал?.. Попользовался пятнадцатилетней девчонкой, которая у него в штабе полы мыла, и укатил с генеральшей на новое место службы. На повышение пошел… Ладно, эта история уже не из пьесы, а из самой жизни будет. У меня в память о ней в военном городке комната имеется, девять семьдесят пять по ордеру, только вас это не касается.

Молдавцев. Что же мы стоим вокруг Юлии, как отцы инквизиции вокруг Жанны д’Арк. Разыграла она вас по первой статье, вот и выпьем за ее артистический талант. (Достает из кейса бутылку коньяка.) Я с женой поругался, захватил коньяку и к тебе, Петя, моему школьному другу. У тебя двери всегда открыты. А то, что Юля здесь оказалась, считайте, нам повезло. Выпьем, ребята, за Юлю – королеву стриптиза.

Савелий. Напиться сейчас в самый раз. Разливай, Витек. Выпьем за здоровье Юлии.

Юлия. Можно, Рембрандт, я в этом платье еще побуду? Или вы мне теперь другую хламиду дадите?

Гаранин. Нет, отчего же. Тебе это платье идет.

Юлия. Ну вот мы и на «ты» перешли. Так оно и должно быть. Кончилась царица Савская, осталась стриптизерша из ночного клуба. С нею можно на «ты».

Гаранин. Не надо так. Стриптизерша – тоже человек.

Юлия. Да ну! Что вы говорите?!

Гаранин. Я хотел сказать, стриптизерша – это профессия. Так же как натурщица или модельерша. Среди них есть даже очень хорошие люди. А ты и талантлива к тому же. Такой спектакль устроила!

Юлия. Поверили все-таки. Выходит, не даром на режиссерском отделении в «Культуре» училась.

Виктор. Значит, не все неправда, что вы рассказывали? Значит, был режиссерский факультет?

Юлия. Был, лейтенант, режиссерский факультет, и диплом имеется. Только куда пойдешь с этим дипломом? Руководителем драмкружка за триста рэ? А вы поживите на эти триста рэ? Вы не только в стриптизеры пойдете, вы солдатский нужник чистить будете, лишь бы деньги платили и с голоду не сдохнуть. Только это уже мои проблемы. Хорошо, что в тридцать лет фигуру сохранила, мужчинам радость доставляю.

Савелий. Еще какую радость! Мы из-за тебя, красавица, с Рембрандтом чуть рожи друг другу не расквасили.

Юлия. Это вы не из-за меня рожи чуть не расквасили. Это вы за царицу Савскую бились.

Савелий. Да ну ее, эту царицу Савскую, ты и без царицы королева. При тебе все и осталось.

Юлия. Значит, возьмете меня с собой в Палестину, отец Савелий?

Савелий. Наврал я про Палестину. Кто меня, грешного, пустит туда? А вот насчет другого чего, так люба ты мне, и уведу тебя к себе хоть сию минуту. Я мужик еще в теле. Поделимся, чем Господь наградил.

Юлия. Это уже другой разговор. Хоть не царица я, но бабой все таки остаюсь. Для баловства вполне пригодна.

Савелий. На баловстве мир держится, царица-блудница.

Юлия. Вот и царицыного звания меня не лишаете. Только приставочку сделали. Всего-то ничего.

Савелий. Не заносись, кудесница. Я к тебе по-доброму отношусь. Хочешь, возьми мою рясу, чтобы до дому дойти или еще куда. Царицыно-то платье тепла не держит, только для глаз хорошо.

Юлия. А вы как же без рясы?

Савелий. Я мужик здоровый. Я и без рясы до дому дойду.

Юлия. Как же я рясу эту вам верну?

Савелий. Вернешь, сговоримся. А хочешь, в мою келью пойдем, если дома тебя согреть некому.

Юлия. Спасибо, отец Савелий. Я уж к подруге спущусь, переоденусь в свое.

Виктор. Значит, есть все-таки подруга?

Юлия. Я же сказала, лейтенант, что я с нею вроде как пари заключила.

Савелий. Может быть, расскажешь, царица, про это пари поподробней?

Юлия. Расскажу, если хотите. Я у подруги иногда ночую, чтобы на свои гарнизонные девять семьдесят пять не ехать. Так было и в этот раз. Я уже на диване спала, а тут к ней наш бармен Гоша заявляется. Придется, говорит, тебе, подруга, домой отправляться. Этой ночью, говорит, я здесь якорь брошу. Такая меня обида взяла! Так горько стало за свою непутевую жизнь! Сижу на диване и плачу. Не плачь, говорит, я тебе на такси сто рублей дам. Одевай свои шмотки, и чтобы через пять минут тебя не было. Или, может быть, втроем поиграть в любовь хочешь? Швырнула я сторублевку в его харю. Не нужны мне твои грязные деньги, кричу. Мои, говорит, деньги не грязнее твоих. Только у меня десятилетка неоконченная, а ты ведь у нас ученая, институт кончала, театральному делу обучилась. Видно, таланту не хватило, коль у нас в стриптизершах работаешь. И тут не знаю, что со мною случилось. Вскочила с дивана и, как была неодетая, – на лестницу. Подруга уцепилась: «Ты что задумала, ненормальная? С жизнью проститься хочешь?» Не хочу я проститься с жизнью, говорю, я сейчас свой диплом отработаю. Я сейчас такой сценарий сыграю, какой вы в кино не увидите!.. Ну а дальнейшее вам известно.

Савелий. Есть у тебя талант, царица. За такой спектакль высший бал поставить следует.

Виктор. Но я же звонил к вашей подруге. Никто не ответил.

Юлия. И не ответит, хоть до утра звонить будете. Мы договорились на условный звонок открывать. Три длинных и два коротких. Спасибо, Рембрандт, за сочувствие и за платье царицыно. Сейчас я переоденусь да принесу его. А если боитесь, что не принесу его вам, я за занавеску зайду, ряску отца Савелия одену. Он-то не очень ею дорожит.

Гаранин. О чем ты говоришь, Юлия! Подожди переодеваться. Это платье тебе больше идет, чем поповская ряса. Ты уж не сердись, Савелий, Юлия-то не у тебя в доме оказалась, а у меня.

Юлия. А вы что, Рембрандт, хотите, чтобы я все-таки у вас осталась?

Гаранин. Хочу.

Юлия (усмехнулась). На ночь или насовсем?

Гаранин. Не стоит вопрос ставить ребром.

Юлия. Зачем я вам?

Гаранин. Я уже говорил. Буду писать с тебя картины.

Юлия. И служить мне будете, как верный и преданный пес? Так ведь вы говорили?

Гаранин. Ну это метафора. Она царице Савской предназначалась.

Юлия. А мне, значит, натурщицей для вас быть?

Гаранин. Не только натурщицей.

Юлия. А кем?

Гаранин. Ты хочешь все точки над «и» расставить, Юлия. Понравились люди друг другу, работают вместе, живут вместе.

Юлия. Спят, в смысле?

Гаранин. Считай, так, если хочешь.

Юлия. Вы же не спите с натурщицей, Рембрандт. Или мне исключение сделаете?

Гаранин. Исключение сделаю.

Молдавцев. Кончайте ее заводить, ребята. Забирай свою одежду, Юлия, да поехали.

Юлия. Куда поехали, Антон Антонович?

Молдавцев. В офис поехали.

Юлия. Понятно. В офис, на кожаный диванчик.

Молдавцев. Кончай балаганить, Юлька. Не изображай из себя царицу Савскую.

Юлия. А вот за это, Антон Антонович, я вам по физиономии съезжу. (Бьет Молдавцева по щеке.)

Молдавцев. Дура! Завтра ты у меня из «Савойя» вылетишь.

Виктор. Прекратите! Вы не имеете права так разговаривать с женщиной!

Юлия. Имеет он право, Витенька! Он меня на «мерседесе» катал, за диванчик зелеными расплачивался. Выпьем, мальчики, за дружбу и товарищество!

Савелий. Хорошее предложение, други мои. Опрокинем по чарке, порадуем грешную плоть.

Садятся за стол, пьют.

Савелий (Гаранину). Ты меня прости, Петя. Я против тебя ничего не имею. Если сказал что-то не то, так какая гулянка без куражу? Прости, брат.

Гаранин. И ты меня прости, Савва. Чего мы взъерошились, сам не пойму, нам с тобой делить нечего. Словом, прости.

Юлия. Вот и помирились. Вот и хорошо.

Виктор. Я, наверное, тоже виноват в чем-то. Простите, если так.

Савелий. Прощаем, брат. Ты за женщину заступился, благое дело сделал. И тебе, Антоша, покаяться надо. Обидел ты нашу царицу. Проси прощения.

Молдавцев. Прости, Юлия. Я не хотел тебя обидеть. С женой поругался, нервы шалят.

Юлия. Я на вас не сержусь, Антон Антонович. Я знаю, вы ко мне хорошо относитесь.

Савелий. Давно, Антоша, ты с нашей царицей познакомился?

Молдавцев. Когда познакомился – без разницы. Иной раз в делах такой напряг идет, что нервы вот-вот не выдержат. И дома покоя нет. «Хочу то, хочу другое. Почему у Сидорчука “ягуар”, а у нас “мерседес”». Плюнешь – и в ночной клуб, чтобы расслабиться. Юлия – это мое лекарство.

Гаранин. Помогает?

Молдавцев. Еще как! Юленька – мастер своего дела. Она специалист со стажем. Новеньких обучает. Те-то зелененькие, неуклюжие, смотреть не на что.

Савелий. Может, царица, покажешь нам свое искусство?

Юлия. На дому не работаю.

Савелий. Какой же это дом, царица? Это мастерская художника, храм искусств. В Древней Греции гурии только в храме и танцевали.

Юлия. Так то в Греции.

Савелий. А мы чем хуже?

Молдавцев. Порадуй их, Юлия. Порадуй. Пусть воочию убедятся, какими женщинами богата земля Русская.

Юлия. И вы просите, Антон Антонович?

Молдавцев. Прошу для товарищей.

Юлия. А вы, Рембрандт? Тоже хотите на мое тело подивиться?

Гаранин. Нет ничего прекраснее женского тела. Тело для меня – живая натура.

Юлия. А вы, Витенька? Признавайтесь, хотите посмотреть на меня?

Виктор (не смотрит на Юлию). Не знаю.

Юлия. Значит, хотите. Вы мне коленку целовали, вот я для вас и потанцую. Уберите все со стола, мужчины, сядьте подальше. А вы, Рембрандт, зажгите свечи в том пятисвечнике, притушите свет и включите музыку.

Гаранин. Нет у меня музыки, Юлия.

Юлия. Без музыки не получится.

Савелий. А мы тебе попоем, царица, зажигай свечи и туши люстру, Петя. Создадим атмосферу. (Поет довольно приятным густым басом.)

 
Из-за острова на стрежень,
На простор седой волны
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны.
 

Художник зажигает свечи и тушит люстру. Мужчины подхватывают песню. Поют стройно и не очень громко.

 
…На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной.
Свадьбу новую справляет,
Сам веселый и хмельной…
 

Юлия. Помогите мне подняться на стол, лейтенант. Спасибо, Витенька. Садись на свое место. (Скрестила на плечах руки, опустила голову, замерла, словно ушла в другой мир.)

 
…Позади там слышен ропот:
«Нас на бабу променял».
Он всю ночь с ней провозился.
Сам наутро бабой стал…
 

Не снимая платья, Юлия высвободилась из лифчика, бросила на пол. Так же сняла чулки, бросила на пол. Змейкою высвободилась из пояса, который упал к ее ногам. Ногой, как ненужную больше вещь, откинула трусики.

 
…Эти злобные насмешки
Слышит грозный атаман,
И могучею рукою
Обнял персиянки стан.
 

Как две большие птицы, руки взметнулись к небу, как будто прося у него прощения. Потом упали вниз и потянулись к подолу.

 
…Волга-Волга, мать родная,
Волга – русская река,
Не видала ты подарка
От донского казака…
 
 
…Легким взмахом поднимает
Он красавицу-княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну
 

Как в инквизиторской, в окружении мужчин колотится, извивается, словно от боли, словно от ударов бича, ее силуэт. Лейтенант бросается к подсвечнику и задувает свечи.

Голос соседки в темноте. У вас свет потух, что ли?

Гаранин (зажигает свет). Мы его для настроения потушили. Это опять вы? Я же подписал акт. Что еще?

Женщина в халате. Я вам грибочков солененьких принесла. Сама собирала. Слышу, песню про Сеньку Разина запели, значит, грибочки в самый раз будут.

Гаранин. Спасибо, соседка.

Женщина в халате. Вы уж на меня не сердитесь.

Гаранин. Я не сержусь.

Женщина в халате. Конечно, вы тут ни при чем. Дом старый. Трубы прогнили. Все расселить грозятся. Какой уж год расселяют!

Гаранин. Может, рюмочку выпьете, соседка?

Женщина в халате. Ой, да неудобно как-то.

Гаранин. Нам ведь тоже грибки брать у вас неудобно.

Женщина в халате. Грибки я за то, что нашумела на вас… Ладно, одну рюмочку выпью.

Гаранин. Пейте на здоровье!

Все чокаются с соседкой, пьют.

Женщина в халате. А женщина ваша уже ушла?

Гаранин. Ушла.

Женщина в халате. Бедная. Им ведь нелегко хлеб достается.

Гаранин. Кому им?

Женщина в халате. Кого голыми рисуют. Я понимаю, вы по нужде этим занимаетесь.

Гаранин. Как это?

Женщина в халате. Теперь мода такая – голых напоказ выставлять. На улицах художники свою продукцию продают: или голые бабы в разных позах, или церкви.

Савелий. А вы верующая, соседка?

Женщина в халате. Как же без веры? Пропади пропадом такая жизнь без веры. Можно, я еще одну?

Гаранин. Конечно, можно. (Соседка пьет.)

Савелий. Семья у тебя есть, сестра?

Женщина в халате. А как же. Сыночка в армию проводила.

Савелий. Одна живешь? Безмужняя?

Женщина в халате. Почему одна? С мужем. Он сегодня в ночную дежурит. Тоже в новую культуру пошел, кобель старый.

Савелий. Как это?

Женщина в халате. Приходит как-то в день получки поддамши уже, целоваться лезет. Давай деньги, говорю, непутевый, или уже все пропил? Не пропил, говорит, Нюра. Я, говорит, тебе, Нюра, подарок купил в магазине для взрослых. И вытаскивает из кармана черный лифчик и, извиняюсь, черные трусики – одна полоска, срамота. Мы, говорит, с тобой теперь, Нюра, эротикой заниматься будем. Я тебе, говорю, сейчас такую эротику покажу! Ты эту эротику до утра помнить будешь! Деньги, старый дурак, на ветер выбросил. Дура, говорит, ты, Нюра, отсталый человек. Смотри телевизор. Все теперь или политикой, или эротикой занимаются. Я, когда в ночную дежурю, говорит, передачу смотрю. Так и называется: «Про это». Чумазенькая там одна все разъясняет про эрекцию и про другую эротику. Кобель ты старый, говорю. О чем ты говоришь? Тебе уже шестьдесят стукнуло. Ну и что ж, что старый, говорит. Если ты эти трусики наденешь, у меня тоже эрекция будет. Прости меня, Господи, грешную, до чего докатились! Может, огурчиков принести?

Гаранин. Спасибо, соседка, за грибочки. Больше ничего не надо.

Женщина в халате. Пойду уже. Извиняюсь, если что не так. (Уходит.)

Савелий. Подожди, сестра. А что, помогли черные трусики твоему мужу?

Женщина в халате. Помогли черту сивому. Только мне-то какая радость от этого? Срамота одна. (Уходит.)

Юлия (выходит из-за занавеса, она успела одеться). Ну вот, джентльмены, вечер прошел по полной программе. Стриптиз посмотрели и лекцию про эротику послушали. Как говорится, сеанс окончен. У подруги переоденусь, она вам завтра это платье занесет, Рембрандт. Спокойной всем ночи.

Гаранин. Подожди, Юлия. Как же так?

Юлия. Как?

Гаранин. «Сеанс окончен. Спокойной ночи». Мы же договорились, ты остаешься у меня.

Юлия. Ну вот опять старая песня на новый лад.

Гаранин. Уже поздно. Куда же ты пойдешь на ночь глядя?

Юлия. К подруге.

Гаранин. А у подруги бармен якорь бросил. Сама говорила. Оставайся у меня.

Юлия. Где же я у тебя спать буду, Рембрандт? У тебя и кровати второй нет.

Гаранин. Вот видишь, и ты уже ко мне на «ты» обращаешься. Значит, сблизились мы с тобой. В одной кровати уместимся.

Юлия. А они как же?

Гаранин. А что они? Попрощаемся. Антоша их по домам развезет.

Савелий. Это по какому такому праву ты, Петруша, монополию на царицу нашу заимел? Что-то я не слышал, что она тебе предпочтение отдает.

Молдавцев. Савелий прав, старик. Самоуправством занимаешься.

Юлия. Вот видишь, Рембрандт, народ не безмолвствует. Народ не хочет, чтобы ты на меня монополию заимел.

Гаранин. Какая же это монополия? Захочешь, уйдешь по утру.

Юлия. Значит, только на ночь ты мне союз предлагаешь? А помнится, ты отца Савелия просил, чтобы он наш брак благословил.

Гаранин. Можно и Савелия попросить, если ты хочешь.

Юлия. Если я хочу, а ты, значит, не очень?

Гаранин. Благословляй, Савелий! Благословляй союз Петра и Юлии!

Савелий. Не отломится! Ты на эту игру не соглашайся, царица. Я ведь не священник, а поп-расстрига. Ни хрена не стоит мое благословение. Да я и его тебе не дам, брат Петр.

Гаранин. Почему это не дашь?

Савелий. Потому что вопрос открытым остается. Может быть, царица Савская не к тебе, а ко мне тяготение имеет. У тебя-то что ни день – натурщицы разные натуру свою демонстрируют. А я, когда царицу без всего увидел, зажмурился даже. Я ведь женщину нагишом не видел с тех пор, как моя попадья в иной мир отошла. Ты для меня, царица, как луч света в царстве тьмы.

Молдавцев. Вот такая история получается! Четыре мужика и одна женщина. Я ведь здесь тоже не случайный прохожий. Кому же ты подаришь свои ласки, Юленька?

Виктор. Как вам не стыдно! Прекратите! Неужели вы не понимаете, что унижаете ее своими предложениями!

Юлия. Им не стыдно, Витенька. Они выпили и говорят, что думают, не скрывая своих желаний. Так ведь и вы, лейтенантик милый, того же желаете.

Виктор. Но это не так… Это сокровенное.

Юлия. Сокровенное, потому что молоды еще.

Савелий. Ай да Юленька! Ай да царица! Все по своим местам расставила. Хочу упасть, царица-блудница, на дно морское и растворить свою святость в твоей благодати.

Юлия. Это что же, отец Савелий, вы меня на ночь берете или попадьей предлагаете стать?

Савелий. Не быть тебе, царица, попадьей, потому как лишен я поповского звания.

Юлия. Так что же вы предлагаете?

Савелий. Жить предлагаю, царица. Жить будем, гулять будем, а смерть придет, помирать будем. (Срывает с шеи золотой медальон па цепочке.) Вот, царица, золотая ладанка девяносто седьмой пробы, от матушки. Дарю! Для тебя, царица, мне ничего не жалко.

Молдавцев. Спрячь свою ладанку, Савелий. Не богохульствуй. Прощайся с хозяином, Юлия, забирай одежку у подруги, да поехали.

Юлия. Куда поехали, Антон Антонович?

Молдавцев. Куда-куда, не к моей же стерве. В офис поехали. По пути в ночной гастроном зайдем, коньяку, ликерчику, лососинки возьмем. Прощайте, ребята.

Юлия. Не спешите, Антон Антонович. Мы с вами свои люди. Можем не стесняться друг друга. Вот отец Савелий мне золотую ладанку подарил. (Кладет ладанку на стол.) Сколько же вы, Антон Антонович, заплатите за сегодняшнюю ночь со мной? Вы ведь на ночь меня берете? Утром-то к жене мириться поедете.

Молдавцев. Кончай базарить, Юлия. Выпила лишнего и несешь черт знает что!

Юлия. Нет, вы мне ответьте на мой вопрос, Антон Антонович.

Молдавцев. Ты знаешь. Я тебя не обижу.

Юлия. Сколько все-таки? Хочу знать.

Молдавцев. Вот пристала! Как в прошлый раз, столько и заплачу.

Юлия. Не пойдет. Сегодня ситуация другая. Заплатите в два раза больше прежнего? Вы ведь у меня единственным были, Антон Антонович. Единственным и останетесь.

Молдавцев. Кончай торговаться! Заплачу.

Виктор. Я пойду, пожалуй.

Юлия. Подожди, лейтенант. Ты на подлодке своей долго будешь без женщины. А вдруг я тебе свою любовь отдам, чтобы ты вспоминал обо мне в море?

Савелий. Оставь его, царица. У него вся жизнь впереди. А для меня, может, это последнее искушение в жизни. Может, я удавлюсь после этого!

Юлия. Что же вы молчите, Рембрандт? Так меня и увезти могут. Или руки вверх уже подняли? С какою-нибудь натурщицей утешение найдете?

Гаранин. Я уже говорил. Я не сплю с натурщицами.

Юлия. Что так? Не нравились, что ли?

Гаранин. Натурщица – из области искусства. А искусство – это святое.

Юлия. Ах искусство – святое, а то что вы мне предлагаете, значит, не очень.

Гаранин. Оставайся у меня, Юлия. Откажусь от других натурщиц, если хочешь.

Юлия. Значит, я у вас натурщицей буду?

Гаранин. Саскией моей будешь.

Юлия. Для чего же вам Саския, Рембрандт?

Гаранин. Для любви, для жизни, для вдохновения.

Юлия. А если бы я предложила вам сейчас пойти за занавеску и разделить со мной и любовь, и жизнь, и вдохновение. Пойдете?

Гаранин. Почему сейчас, Юлия?

Юлия. Я так хочу. Пойдете?

Гаранин. Это цинично было бы с нашей стороны. Здесь ведь люди, мои друзья.

Юлия. А мы их прогоним. Прогоните, Рембрандт, своих друзей, чтобы я с вами любовь и вдохновение разделила! Вдруг я с ними уйду! Прогоните или нет?

Гаранин (мучается). Прогоню.

Юлия. Ну вот теперь картина совсем прояснилась. Отец Савелий золотую ладанку мне дарит. Антон Антонович вдвое больше прежнего заплатить обещает. А Рембрандт за ночь любви – друзей своих прогнать готов.

Виктор. Я пойду. До свидания.

Юлия. Подожди, лейтенант. Тут аукцион пошел, а ты уходишь. Ты же молодой, неужели не хочешь заняться любовью со мной?

Виктор. Зачем вы так? Противно все это.

Юлия. Это для тебя, Витенька, противно, потому что ты еще лейтенант, еще необстрелянный. А их уже жизнь обстреляла, и им не противно. Нравлюсь я тебе?

Виктор. Нравитесь.

Юлия. За чем же дело стало? Стесняешься? А ты не стесняйся, это жизнь. Ты ведь не женат?

Виктор. Не женат.

Юлия. Значит, можешь позволить себе радость жизни, если женщина сама предлагает.

Виктор. Вы оставьте меня.

Юлия. Почему?

Виктор. У меня… нет денег.

Юлия. Понимаю. Хочешь, но не можешь. Платить нечем.

Виктор. Я пойду.

Юлия. Постой, лейтенант. А кортик у тебя? Подари мне кортик, а я тебе любовь свою подарю.

Виктор. Кортик не могу.

Юлия. Почему?

Виктор. Кортик – это честь офицера.

Юлия. Так ведь и я тебе свою честь отдаю. Так на так! Сговорились?

Виктор. Не могу.

Юлия. Твоя-то честь из холодного металла, а моя – из живой плоти.

Савелий. Что ты пристала к парню, царица-блудница? Не пара он тебе!

Юлия. Верно, не пара. Пошутила я, Витенька. Щедрость твою проверяла. Железку бронзированную мне пожалел. Да этих железок на толчке хоть дюжину купи. Три сотни за штуку. Они-то мне за мою любовь подороже платят.

Молдавцев. Кончай балаганить, Юлия, машина у подъезда ждет. Прокатимся по ночному городу – остынешь немного. В офисе согреемся.

Юлия. Ну что ж, как поется в песне, ставки сделаны, господа. Получается так, что мне решать, кому выигрыш отдать, а кого обидеть. Вы, конечно, Антон Антонович, больше других прав на меня имеете. Вы нашу дружбу щедро оплачиваете. Так ведь и я в долгу у вас не осталась. Я для вас товар неразорительный. Вы в президентах каких-то ходите, в свободном мире живете: вам деньги свободу дали. Хотите – «мерседес» купите, хотите – рабыню Изауру.

Молдавцев. Ну, ну давай! Что дальше?

Юлия. А то, Антон Антонович, что рабыня Изаура от «мерседеса» очень отличается. У нее не мотор, а душа какая-никакая есть. Только вам, как я понимаю, никакого дела до души нет. Вот о моторе «мерседеса» вы заботитесь – машина дорого стоит. А о душе рабыни Изауры вам и подумать невдомек. Это товар временного пользования.

Молдавцев. Ты мне моральный кодекс не читай!

Юлия. Что вы, Антон Антонович! Вы по своему кодексу живете – по кодексу свободного мира. Только свобода эта не для всех, получается. Вот и Петр Борисович свой кодекс выработал. Храм искусств для себя построил, тщеславие свое потешил: у него не так, как у всех. Он над другими себя возвысил, женщина для него – это живая натура, для рабочего момента, для вдохновения.

Савелий. Здорово, брат Петя, она тебя разглядела. Раз уж пошел здесь разговор совсем как по Гоголю, хочу и о себе услышать, царица.

Юлия. Вы, отец Савелий, правдолюб. Вы за правду пострадали. Но вы ведь не только правду любите. Вы больше правды себя любите. У вас свой моральный кодекс: живу как хочу. Ни перед кем и ни за что не отвечаю. Ваш кодекс, отец Савелий, покруче, чем у ваших товарищей будет. Вот Бог, а вот я, а между нами и нет никого. А если кто и копошится, так это так – суета сует.

Савелий. Ай да царица! Всех по полкам расставила.

Молдавцев. Лейтенанта забыла.

Савелий. Лейтенант не в счет. Лейтенант по уставу живет: «Приказ начальника – закон для подчиненного». По какому же кодексу ты живешь, красавица?

Юлия. А у меня нет своего кодекса, отец Савелий. Когда в школе училась, изучала какой-то. Вроде «Моральный кодекс строителя коммунизма» назывался. Так теперь и его отменили. Живи как хочешь, пользуйся свободой, если купить ее можешь.

Савелий. Ну а если свобода, на ком же все-таки ты сделала свой выбор, царица-блудница?

Юлия. Хорошие вы все люди, культурные, воспитанные, меня выслушали, не перебивали, царского звания не лишили, только приставочку сделали. Не хочу я вас наказывать, мои милые, за вашу доброту.

Молдавцев. О чем ты?

Юлия. Меченая я, Антон Антонович.

Молдавцев. Как это меченая?

Юлия. Значит, не такая, как все. Не подхожу для общего пользования.

Савелий. Богом или людьми меченая?

Юлия. Людьми меченая, ваше преподобие. Бог тут ни при чем.

Гаранин. О чем ты говоришь, Юлия? Ты можешь изъясняться проще?

Юлия. Куда уж проще, Петр Борисович!

Молдавцев. Больная, что ли?

Юлия. Ну наконец-то догадались.

Молдавцев. Когда же ты подхватила? До или после?

Юлия. До чего «до», после чего «после», Антон Антонович?

Молдавцев. Когда встречалась со мной, была уже больна?

Юлия. Ах вот вы о чем, Антон Антонович! Не беспокойтесь, после, после.

Савелий. Не темни, дьяволица. Неужто дьявольскую болезнь подцепила?

Юлия. Проницательный вы человек, отец Савелий.

Молдавцев. Да или нет?

Юлия. Что «да» и что «нет»?

Молдавцев. СПИД у тебя или шутишь?

Юлия. Может, шучу, а может, нет. Может, мне под конец жизни пошутить захотелось.

Молдавцев. Нашла шуточку!

Юлия. Вы уж не сердитесь на меня, мужчины. Устала я. Спать хочу. Я зайду за занавеску, Петр Борисович? В постели вашей посплю до утра. А вы не стесняйтесь, мужчины, гуляйте на здоровье. Вы мне не мешаете.

Савелий. Подожди, царица-блудница, ты так и не сказала, больная ты или нет?

Юлия. Больная я, сказала уже.

Савелий. А может, шутишь?

Юлия. А может, шучу. Пойду я, едва на ногах стою. Вы из меня всю энергию высосали. (Ушла за занавеску. Слышно, как скрипнула кровать, и наступила тишина.)

Гаранин (после длительной паузы). Черт знает что такое! Что она тут несла? Мы все «хорошие люди» и все вроде как виноваты перед ней. Лично я ни в чем виноватым себя не считаю. Она просила о помощи, и я впустил ее в мастерскую. У меня вообще двери не закрываются, вход свободный. А дальше – наваждение какое-то. Мы все попали под ее гипноз. Женщину сомнительного поведения возвели в царицы. Она просто околдовала нас всех.