Текст книги "Любовь и бесчестье"

Глава 31

Казалось, взрыв продолжался без конца, и это измерялось минутами. Постепенное ослабление дождя из гальки было первым признаком его конца.

Монтгомери поднялся на колени, помог встать Веронике. Они стояли на коленях в свете пожара, и он тщательно оглядывал ее. Рукав платья был опален, щека покраснела в том месте, которым она ударилась о землю, когда Монтгомери с силой бросил ее через плечо. Но синяк был небольшой платой за жизнь.

Монтгомери закончил ее осматривать и только сейчас понял, что Вероника тоже оглядывает его и с той же целью.

– Ты в порядке? – спросил он.

Вероника кивнула, потрогала его щеку, нежно провела пальцем по уголку его рта.

– А ты? Твое лицо покрыто сажей.

Он пошевелил левым плечом, почувствовал боль, но тотчас же забыл о ней.

– Я жив, – сказал он. – Только это и имеет значение.

С некоторым усилием Монтгомери поднялся и потянул за собой Веронику.

Мгновение они неподвижно стояли, прижавшись друг к другу и поддерживая один другого. Потом вместе, шатаясь, добрели до моста.

– Что случилось? – спросила Вероника слабым голосом.

– Она подожгла парафиновое масло, и оно взорвалось. – Монтгомери обхватил рукой ее плечи. – Вот почему заглохла и перестала гореть форсунка, – пояснил он. – Масло оказалось загрязненным. Это могло произойти по разным причинам, но я заподозрил, что она использовала для этого глину и траву.

– Значит, она пришла сюда снова ради этого?

Он кивнул.

Внезапно перед ними возникла фигура Рэлстона. Рубашка Рэлстона почти сгорела, ее остатки сползли, и из-под лохмотьев виднелось обнаженное тело. Лицо его было в черно-красных волдырях. Седые волосы стояли дыбом и пучками поднимались над головой. Впервые на своей памяти Вероника увидела его разгневанным.

– С вами все в порядке, сэр? – спросил он прерывающимся голосом.

Монтгомери кивнул.

– А где Том?

– Он не пострадал. Я все время держал его при себе, наблюдая за происходящим.

– Нам надо найти… – Монтгомери запнулся и повернулся за помощью к Веронике: – Как ее имя?

– Миллисент, – ответила она.

– Нам надо найти Миллисент.

– Если она жива, – добавил он.

Рэлстон кивнул и исчез в толпе слуг из Донкастер-Холла.

В течение нескольких часов пожарная команда Вероники действовала наилучшим образом, мгновенно приведя себя в боевую готовность, как только прогремел взрыв. Люди выстроились цепочкой до самой реки, и через два часа пожар был потушен. Винокурня была разрушена и сгорела дотла. Не осталось ничего ни от стен, ни от кровли. Как ни странно, последний котел из-под виски пострадал очень незначительно, как упрямое свидетельство исконных целей, ради которых было построено это здание.

Место, где прежде помещался бочонок с парафиновым маслом, было засыпано землей на случай, если там сохранились остатки парафинового масла, способные стать источником беды.

Монтгомери и Вероника осматривали следы нанесенного ущерба, когда к ним приблизились Рэлстон и Том. Каждый из них держал с двух сторон за руки женщину.

– Мы ее нашли, сэр, – сказал Рэлстон.

Миллисент сопротивлялась, но двое мужчин удерживали ее крепко. Внезапно она упала на колени перед Монтгомери.

– О, сэр, – сказала она, поднимая к нему залитое слезами обожженное лицо. – Не вы были моей целью, ваша милость.

Рэлстон нахмурился.

– От добрых слов вода не закипит в горшке, девушка, – сказал он.

Голос Миллисент изменился, стал грубее, когда она бросила взгляд, полный презрения, на Веронику.

– Это все из-за нее, сэр.

– Объяснись, – обратился к ней Монтгомери.

Прежде чем преступница успела ответить, Вероника шагнула к ней, схватила ее за руку и крепко встряхнула. Она не смотрела на мужчин. Все ее внимание было обращено на девушку.

– Моя кузина подучила тебя сделать это? Это была Аманда? – спросила Вероника невыразительным тоном. – Она обещала тебе за это место в Лондоне?

Монтгомери сжал руку жены в безмолвной поддержке, но она не отводила взгляда от Миллисент.

– Я не знаю вашей кузины, – ответила Миллисент.

– Тогда почему?

– Я работала ради этого места, – сказала она. – Я его заслужила. Пять лет я здесь работаю и выполняю свою работу лучше других.

Вероника не находила слов, чтобы ответить на это потрясающее признание. Миллисент и Аманду отличали страна, положение, внешность. И все же они походили друг на друга образом мыслей, целеустремленностью и чувствами, если считали себя несправедливо обделенными.

– Что нам с ней делать, сэр?

– Отправьте ее домой, – сказал Монтгомери. – Куда угодно. Только чтобы она не оставалась здесь.

Взяв Веронику за руку, Монтгомери повернулся и направился к мосту.

В верхней части моста Вероника повернула голову и посмотрела издали на нанесенный взрывом ущерб.

– Ты построишь винокурню заново?

– Вместо нее мы построим специальный ангар для воздухоплавательных аппаратов.

Вероника подалась к краю моста и посмотрела вниз на воду. Рассвет окрасил реку в оранжевый и розовый цвета, и эти оттенки странным образом соответствовали цветам огня, заполнившего собой ночь.

– Откуда ей было знать, как и чем загрязнить парафиновое масло, чтобы вывести из строя горелку?

– А кто заправляет лампы? – спросил Монтгомери. – Кто фильтрует масло?

– Миллисент, – ответила Вероника. – Конечно!

Мгновением позже она задала новый вопрос:

– Она ведь сделала это, потому что подумала, что я полечу с тобой?

– Ты была со мной в первый раз. И все в Донкастер-Холле видели нас, и, вероятно, это и подало ей такую мысль.

– Но во время второго полета меня не было, – сказала она. – И она не знала, кто полетит. Ты ведь никому не сообщал заранее о своих планах. Она могла убить тебя, Монтгомери.

Они молча спустились по мосту на другую сторону реки и направились к Донкастер-Холлу, но каждый раз им приходилось останавливаться, когда кто-нибудь выражал желание поговорить с ними.

Вероника радовалась, что никто ее не осуждает за несчастье, произошедшее с Монтгомери. Известие о признании Миллисент, должно быть, распространилось среди слуг. И то, что Монтгомери держал жену за руку и, сколько бы раз они ни останавливались, не отпускал ее, говорило само за себя.

– Почему ты не выбрала ее? – спросил Монтгомери, когда наконец они остались одни.

– Миллисент? У меня возникло неприязненное чувство к ней, – ответила Вероника.

– Твой «дар»?

Она посмотрела на мужа, но Монтгомери только улыбнулся.

– Я начинаю думать, что ты умеешь читать в сердцах, – сказал он. – Господь – свидетель, что ты можешь читать в моем сердце.

Улыбка Вероники была прекрасна: пленительная и искушающая. И у него не оставалось иного выбора, кроме как поцеловать ее на виду у всех.

Кто-то из зрителей зааплодировал, а Вероника рассмеялась, продела руку под локоть Монтгомери, и вместе они продолжили путь к дому.

Донкастер-Холл возвышался на холме, как король на троне. Вокруг него простирался изумрудный плащ деревьев. Поблизости сверкала река, как скипетр, а лучи солнца превращали ее поверхность в золото.

Утренний воздух полнился запахами, но в отличие от пьянящих ароматов магнолии и жасмина, как это было в Виргинии, здесь чувствовался запах горящего дерева и обожженной земли. Его заглушал бриз, несущий напоминание о зиме, таящейся под кажущимся теплом.

Когда они приблизились к дому, Монтгомери осознал, что разница между Глениглом и Донкастер-Холлом заключалась не только в их местоположении. Гленигл готов был предложить приют каждому, кто приближался к нему. Донкастер-Холл, казалось, прежде имел намерение составить мнение о гостях. Но как только оно было составлено и гость или обитатель дома одобрен, ему уже не хотелось покидать этот дом никогда.

Это строение было больше, чем дом. Донкастер-Холл являлся наследием. У него имелась своя история, чему доказательством служило то, что семья Фэрфакс сохранилась.

Именно этого хотел его дед.

Люди в Донкастер-Холле зависели от хозяина так же, как и в Гленигле. Следовало принимать решения, от которых Монтгомери до сей поры открещивался, отдаваясь воздухоплаванию, своим инженерным поискам, не думая о людях, нуждавшихся в нем.

Сколько народу было занято на всех предприятиях Фэрфаксов? Монтгомери было стыдно сознавать, что он этого не знал.

– Думаю, пришло для меня время стать настоящим одиннадцатым лордом Фэрфаксом-Донкастером.

– Почему бы и нет? – спросила Вероника. – Ты же больше не «одолженный шотландец», Монтгомери.

Удивленный ее словами, он повернул голову и посмотрел на нее.

Она кивнула.

– Ты настоящий шотландец, – сказала Вероника, подбирая юбки обеими руками и опережая мужа на несколько шагов. Потом она повернулась и посмотрела ему в лицо: юбки ее развевались, улыбка освещала лицо.

– А что значит быть настоящим шотландцем?

Вероника улыбнулась так пленительно, что ему снова захотелось поцеловать ее.

– Ты отважный, – сказала Вероника. – Ты это доказал. И не только тем, что был хорошим солдатом во время войны, а тем, что сумел пилотировать свой воздушный корабль.

Она смотрела ему в лицо, не отводя взгляда, и он встретил его.

– Ты готов взять на себя ответственность, как любой шотландец.

– Разве это так?

Улыбка снова расцвела на ее губах и засветилась в глазах.

– Шотландец к тому же знает себе цену.

– Ты хочешь сказать, обладает высокомерием?

Вероника покачала головой:

– Нет, вовсе нет. Шотландец просто знает, что он лучше большинства других людей.

Ее взгляд дразнил Монтгомери и вызывал на спор.

– И у тебя точно такое же чувство к Донкастер-Холлу, какое было к Глениглу, – сказала Вероника, бросая взгляд на дом. – Возможно, даже более теплое. Ты обладаешь всем тем, что мечтал видеть в тебе твой дед.

Прежде чем Монтгомери собрался заговорить, на дороге у него возник Эдмунд.

– Эдмунд, – сказал Монтгомери, – я неверно судил о вас.

– В каком смысле, ваша милость?

Монтгомери улыбнулся с таким видом, что Вероника похолодела. Мистеру Керру следовало с осторожностью выбирать слова. В эту минуту Монтгомери был весьма далек от любезностей, хоть и улыбался.

– Я думал, что вы стоите за попыткой саботировать мое строительство воздушных аппаратов.

Следует отдать должное Эдмунду, он казался искренне потрясенным.

– Я не смог бы сделать ничего подобного, ваша милость.

– Теперь я это понимаю, – ответил Монтгомери. Сделав шаг вперед, он отвел руку назад и заехал кулаком в челюсть Керра.

Монтгомери смотрел, как Керр камнем свалился на дорожку. Он стоял над поверженным и тряс его руку, пока Вероника в ужасе созерцала эту картину.

Монтгомери наклонился, схватил поверенного за ворот и держал на весу, пока тот недоуменно моргал.

– Ведь это вы рассказали мне о Братстве Меркайи, и вы же убедили меня пойти туда.

Эдмунд отдувался, но молчал.

– Вы член этого общества? Да? Мне следовало догадаться об этом в тот самый вечер.

Монтгомери сделал несколько шагов в сторону от Керра.

– Он там был? – спросила Вероника. – Он был там в ту ночь?

Она не сводила глаз с Эдмунда. Она понятия не имела о том, кто скрывается под личиной «братьев», под капюшонами их балахонов. Однако Эдмунд держал ее за руку во время сеанса и все время находился там. Он видел ее обнаженной. И возможно, ее неприязнь к поверенному имела основой не «дар», а совсем иную причину.

Монтгомери отпустил ворот Керра, и тот снова упал на землю и так и остался лежать, неуверенно глядя на Монтгомери снизу вверх.

– Вероника, я избавил тебя от Миллисент, теперь твоя очередь решать, что делать с ним.

– Ты хочешь оставить его у себя на службе?

– Нет, – сказал Монтгомери, протягивая ей руку. – Не считай его больше служащим Донкастер-Холла.

Он снова посмотрел на Эдмунда.

– Я не стану снова вызывать вас, – сказал Монтгомери. – Мы найдем способ избавиться от вас и обойтись без вас.

Он повернулся к Рэлстону.

– Если ты сможешь справиться с этим, будь любезен это сделать, – сказал он, указывая жестом на Керра.

Рэлстон кивнул и с помощью другого слуги поднял поверенного на ноги.

Монтгомери улыбнулся жене, и лицо его сразу изменило выражение. Теперь он казался гораздо моложе и не столь удрученным своими воспоминаниями.

– Я люблю тебя, Монтгомери Фэрфакс, – сказала Вероника тихо.

Монтгомери заключил ее в объятия.

– Благодарю Господа за это, – сказал он, прижимаясь щекой к ее виску.

Они стояли, пока рассвет вступал в свои права, медленно и робко разгоняя тени, и заря простиралась на небе, окрашивая все вокруг и ослепляя их своим блеском.

– А как насчет тебя, Монтгомери Фэрфакс?

Монтгомери даже не стал притворяться, что неверно ее понял.

Вероника отстранилась, глядя на него и чувствуя, как от его улыбки сердце начинает биться быстрее. С самого начала, с первого дня, их соединила страсть, но теперь она привела их к чему-то большему, к большей полноте чувств.

– Люблю ли я тебя? Разве может быть иначе? Ты удивительная, забавная и очаровательная, и я подозреваю, что оставшуюся жизнь ты заставишь меня провести в веселых гонках.

– Нельзя сказать, что это объяснение в любви было самым романтичным в моей жизни, Монтгомери Фэрфакс.

– Пожалуй, мне стоит поработать над этим? – спросил он, склоняясь к ней, чтобы поцеловать ее в щеку. – Я буду стараться каждый день и всеми возможными способами. – Он поцеловал ее в уголок рта.

Солнечный свет бил Веронике в лицо, окрашивал волосы и глаза и освещал ее прелестные черты. И от красоты ее черт вкупе с красотой души у него захватило дух.

В этот момент Монтгомери понял, что его дом здесь, потому что рядом с ним была женщина с ее отвагой и жизнерадостностью, с ее силой и гибкостью. Его прибежищем, его домом стала Вероника.

Она привстала на цыпочки и нежно прижалась щекой к его щеке и почувствовала шершавость небритой кожи. Слегка повернув голову, она коснулась губами его носа, потом уголка рта, подбородка и медленно прошлась губами по шее. Ее губы на мгновение задержались на месте, ощутив бешеное биение его жилки, и она нежно коснулась этого места кончиком языка и подышала на увлажненное поцелуем место.

– Ты пытаешься соблазнить меня, Вероника Фэрфакс? – спросил Монтгомери, намеренно выговаривая слова с шотландским акцентом.

Вероника усмехнулась, почувствовав прикосновение его губ к своему виску.

– Именно так, Монтгомери Фэрфакс. А у тебя есть возражения?

Он отстранился, посмотрел на нее, и ему стало не до смеха.

– Я люблю тебя, Вероника. Теперь это звучит лучше?

Она потянулась к нему, обвила руками его шею и ответила поцелуем.

Эпилог

Мэри Туллох смотрелась в зеркало и видела в нем то же отражение, что и много лет назад, когда была маленькой девочкой, всего лишь ребенком.

У нее не было оснований жаловаться на жизнь. Она любила и была любима. Ее дети родились здоровыми и служили ей утешением. Она бывала добра, когда могла, и жестока, когда обстоятельства вынуждали ее к этому.

Теперь пришло время распрощаться со всем.

Ее отражение изменилось, будто Туллох Сгатхан услышало ее мысли, и по краям отражения заклубились коричневые облака.

Юная девушка, одетая в выцветшие голубые штаны, стояла там, и лицо у нее было сердитое. В каждое ее ухо было вставлено по белой горошине, и обе они были соединены белой лозой и прикреплены к запястью. За ее спиной стояла толпа людей, предводительствуемых женщиной в странной одежде, состоящей из килта и мужского сюртука.

Мэри почти могла расслышать негодование в голосе девушки, когда та с кем-то заговорила, и попыталась понять причину ее гнева. Пока Мэри смотрела, девушка отделилась от остальных и заспешила прочь, устремившись к участку земли, столь знакомому Мэри, что у той сжалось сердце.

Но теперь ее коттедж выглядел по-другому. Он был украшен плакатами и обвязан шнурками. Мэри попыталась прочесть, что было на плакатах, но глаза ее ослабли от преклонного возраста. Вместо этого она сосредоточила все свое внимание на девушке, отошедшей на некоторое расстояние от коттеджа.

Она споткнулась обо что-то лежащее на земле, что-то сохранившееся даже в этом веке. Сердце Мэри зачастило. Мэри смотрела, как девушка опустилась на колени, сунула в карман белые горошины и лозу и подняла полусгнившую доску. С распростертой рукой девушка медленно склонилась над ней.

Картина потускнела, но смысл ее был ясен.

Этот день был ветреным и предвещал бурю, когда Мэри Туллох выходила из своего коттеджа. Она не спеша дошла до края своей земли, понимая, что, возможно, последний раз совершает этот путь. С некоторым усилием она подняла полусгнившую крышку заброшенного колодца. Это было то самое место, где много лет назад она нашла зеркало. Осторожно она положила Туллох Сгатхан на подушку из грязи и ила, чтобы другая девушка в будущем нашла его.

© Karen Ranney, 2011

© Перевод. Л. И. Желоховцева, 2012

© Издание на русском языке AST Publishers, 2012