Текст книги "История Османской империи. Видение Османа"

В этой «османизации» была еще одна особенность, которая отличала ее от того, что делали раньше, и эта особенность отражала тот факт, что к тому времени османская династия утратила часть своей власти и престижа, которые перешли к семейству Кёпрюлю и другим кланам вельмож. В городах Крита появились мечети, названные в честь султанов, но это далеко не всегда были самые важные мечети. После завоевания Ханьи ее собор был преобразован в мечеть, названную именем правящего тогда султана Ибрагима, но попечителями самых посещаемых мечетей Ираклиона и Ретимно стали те государственные деятели Османской империи, которые принимали участие в завоевании острова, а также валиде-султан, Турхан, главным же их покровителем, разумеется, был сам великий визирь. Эвлия Челеби отметил, что мечеть, названная в честь султана Ибрагима, во время правления которого началась война с Венецией, до самого конца боевых действий использовалась как пороховой склад. Это наблюдение со всей ясностью указывает на то, что династия лишилась былой власти. Другим признаком падения престижа султана было то, что в отличие от мечетей, названных в честь прежних султанов, мечети на Крите имели только один минарет.

Вскоре после успешного окончания осады Ираклиона, положившего конец долгой Критской войне, наступило затишье. К лету 1670 года Фазыл Ахмед-паша вернулся в Стамбул, а спустя два года он снова выступил во главе своей армии, но на сей раз в направлении Украины. К этому времени польско-литовская Речь Посполитая уже значительно ослабела, и казачьи волнения, которые начались в 1648 году, к 1654 году переросли в войну между Речью Посполитой и Московией, которая должна была решить вопрос суверенитета Украины. Речь Посполитая подвергалась нападениям со всех сторон, в том числе и со стороны Швеции, прежде чем многолетние спорадические столкновения закончились в 1667 году тем, что Украина была разделена по течению Днепра, причем Правобережье, то есть ее западная часть, оказалась под властью Речи Посполитой, а Левобережье, то есть восточная часть, попала под контроль московитов. Украинские казаки предпочитали быть независимыми и от Речи Посполитой и от Московии, а гетман Петр Дорошенко, который был вожаком казаков Правобережья, пытался заручиться поддержкой Османской империи. В июне 1669 года, после нескольких месяцев переговоров, с целью определить, является ли Дорошенко искренним в своем желании подчиниться Османской империи, султан направил ему символы, которыми по традиции вознаграждались вассалы империи (штандарт в виде конского хвоста, барабан, знамя и свидетельство о введении в должность) в знак признания власти гетмана над всей Украиной. Спустя почти двадцать лет после того, как Богдан Хмельницкий впервые выразил желание стать «рабом султана», значительная часть Украины снова оказалась под властью Османской империи.

Казалось, что прямая поддержка казаков Правобережья даст империи еще одного союзника в степи, помимо уже имевшихся татар. Решив оказывать поддержку казакам в их борьбе против Речи Посполитой, турки отказывались от своей традиционной политики в этом регионе, состоявшей в сохранении баланса между Речью Посполитой и Московией. В 1671 году Речь Посполитая ответила тем, что направила в Правобережную Украину силы под командованием гетмана Яна Собеского, тем самым бросив вызов султану. В свою очередь, турки объявили войну, сославшись в качестве casus belli[36]36
  Casus belli (лат.) – повод для начала войны. – Примеч. перев.


[Закрыть] на то, что поляки вторглись во владения их нового вассала. Целью

Османской империи был захват стратегической крепости Каменец-Подольский, находившейся в провинции Подолия и расположенной на крутом утесе, который возвышался над тесниной, образованной течением одного из притоков Днестра. Эта считавшаяся неприступной крепость должна была стать опорным пунктом, необходимым для более плотного контроля северных рубежей империи. Потенциальную выгоду сулило и то, что за часто выходившими из подчинения вассальными государствами Молдавия и Валахия можно было установить более пристальное наблюдение.

С самого начала XVII столетия уделом принцев Османской империи была замкнутая жизнь во дворце Топкапы, но Мехмед твердо решил, что его старшему сыну и наследнику следует знать, что ожидают от султана. Эта новая военная кампания давала возможность продемонстрировать, что Османская империя все еще может вступать в войну с целью расширения своих территорий и вести ее под командованием монарха-воителя, и поэтому султан решил лично возглавить свои войска, взяв с собой принца Мустафу, а вместо своей матери, Турхан Султан, он взял мать Мустафы, свою любимую наложницу, Рабию Гюльнуш Эметуллах[37]37
  Такие прецеденты уже были: современники описывают Критскую кампанию как «монаршию». Султан выехал из Эдирне с намерением добраться до Ларисы в Фессалии, но его участие было не более чем символическим. Он провел много месяцев в этой местности, занимаясь охотой, и только в сентябре 1669 года он поехал в Эвбею, чтобы сесть на корабль и отправиться на Крит. Но там он получил известие о падении Ираклиона и вернулся домой.


[Закрыть].

Поход на север, в Польшу, проходил в дождливую погоду и был рискованным предприятием. Во время одного перехода серебряная карета, в которой ехала Рабия Гюльнуш Эметуллах, быстро увязла в глинистой почве, и великому визирю пришлось ее спасать. Принц Мустафа и его мать остались южнее Дуная, в Бабадаге, тогда как султан со своей армией продолжили движение и подошли к Исаккее, где был построен мост через Дунай. Прежде чем переправиться на северный берег, Мехмед ненадолго вернулся в Бабадаг, чтобы навестить свою семью. Спустя тридцать девять дней и находясь в четырех или пяти часах от своей цели, крепости Каменец, армия переправилась через Днестр и вступила на польскую территорию. Крепость была слабо защищена, и 27 августа 1672 года она пала после девяти дней интенсивного артиллерийского обстрела. Когда ключи от нее были переданы Фазыл Ахмед-паше, султан смог осмотреть это последнее завоевание Османской империи. Он приказал Абдурахман Абди-паше, который во время боевых действий находился в безопасности, сочинить памятную поэму из двадцати четырех двустиший и хронограмму. Обычно такую поэму потом выбивали на мраморной доске и выставляли на всеобщее обозрение, установив над воротами крепости.

Защитникам Каменца сохранили жизнь, имущество и даровали право остаться жить в стенах крепости, если они того пожелают, а также право отправлять свои собственные религиозные обряды, будь то католичество или православие. Им также было позволено содержать столько церквей, сколько им нужно. Как обычно, некоторое количество церквей превратилось в мечети – католический собор Святых Петра и Павла стал мечетью султана Мехмеда IV, другие были названы в честь его матери Турхан Султан, Рабии Гюльнуш Эметуллах, великого визиря Фазиля Ахмед-паши, Мусахиба («Собрата») Мустафа-паши, а также Мерзифонлу Кара Мустафа-паши, второго и третьего визиря соответственно. Прошло совсем немного времени и стали очевидны другие приметы нового режима, так, например, были учреждены типичные для мусульманского города благотворительные фонды. В первую пятницу после завоевания воин-султан произвел церемонию пятничной молитвы в своей новой мечети.

Новая османская провинция Каменец (или, если быть точным, Камениче), образованная на основе провинции Подолия, входившей в состав Речи Посполитой, оказалась, как и другие провинции, сформированные в годы пребывания у власти клана Кёпрюлю (Варад, Уйвар и Крит), несколько меньше, чем провинции, образованные в первые столетия османского завоевания, когда было легче делать крупные территориальные приобретения. Еще до конца 1672 года, в целях налогообложения, в Каменце был проведен опрос жителей, и новая администрация города попыталась ввести систему землевладения, с помощью которой земельными участками вознаграждались кавалеристы в обмен на то, что они примут участие в военных действиях, когда это потребуется. Раньше эта система применялась во всех центральных регионах империи, но затем была временно отменена. Хотя даже в отличавшихся большей статичностью боевых действиях конца XVII столетия кавалерия не утратила своей эффективности, но на самом деле это был век пехоты, и применение такого старого и почитаемого рода войск в Каменце и других завоеванных в то время провинциях скорее воспринимается как попытка воссоздать золотой век империи, а не как стремление справиться с военными проблемами.

Возможно, Речи Посполитой пришлось бы заплатить за свое поражение передачей Подолии султану и признанием его сюзеренитета над всей Правобережной Украиной, а также выплатой ежегодной дани (что по османским законам делало польского короля вассалом султана), но попытки империи ввести в Каменце свою систему распределения земли были преждевременными. Польский король мог бы подписать мирный договор, но многие относились к монарху с презрением, а его дворяне были полны решимости вернуть то, что они потеряли. Старые склоки были забыты, и армии Речи Посполитой стали спешно укреплять свою боеготовность. Они укрепили ее настолько, что в 1673 году сумели разбить османский гарнизон в Хотине еще до прибытия высланных ему на помощь войск Фазыл Ахмеда. Однако в 1675 году подразделения османской армии снова вызвали тревогу, так как, пересекая границу, они стали совершать набеги на польскую территорию. Теперь Речь Посполитая нуждалась в передышке, и в 1676 году она согласилась с измененными условиями мирного договора, которые спасли польского короля от унижения, связанного с выплатой ежегодной дани султану. Но эта уступка и приобретение двух крепостей на Украине не шли ни в какое сравнение с теми выгодами, которые, по мнению поляков, турки могли бы извлечь из этого соглашения.

Поддержка, которую Османская империя оказывала Правобережной Украине, привела к войне с Речью Посполитой (и вознаграждению в виде территориального приобретения), но изменение баланса сил в регионе вызвало ответную реакцию со стороны Московии, войска которой вторглись в Османский протекторат, и в 1674 году армия, возглавляемая султаном Мехмедом, выступила из Эдирне и двинулась на север, чтобы спасти гетмана Петра Дорошенко, находившегося в своей осажденной столице – расположенной на берегу западного притока Днепра крепости Чигирин. Крымские татары сэкономили целый день для османской армии, подразделения которой под командованием Мерзифонлу Кара Мустафа-паши продолжали разрушать форты и поселения, которые признавали своим сюзереном Московию, а не Османскую империю.

Военные действия против Речи Посполитой и Московии привели к тому, что только в 1675 году появилась возможность отпраздновать недавние успехи османской армии подобающим для султана-воителя возрождавшейся военной державы образом. Весной того года султан Мехмед IV издал декрет о проведении в Эдирне пятнадцатидневных празднований в честь обрезания его сыновей, одиннадцатилетнего Мустафы и двухлетнего Ахмеда, и еще восемнадцати дней торжеств, посвященных заключению брака между его семнадцатилетней сестрой Хатидже Султан и вторым визирем Мусахибом Мустафа-пашой. После шести месяцев приготовлений, в период между 14 и 29 мая, состоялось торжество, посвященное обрезанию, а бракосочетание отпраздновали в период между 9 и 27 июня. Ничего подобного не видели со времен торжеств, состоявшихся в 1524 году по случаю бракосочетания сестры султана Сулеймана I, Хатидже Султан, и его великого визиря и фаворита Ибрагима-паши, или свадебных торжеств 1562 года, когда были заключены браки между его внучками и тремя государственными деятелями высокого ранга, или торжеств 1582 года в честь обрезания будущего султана Мехмеда III.

Бывший чиновник Хезарфен Хусейн-эфенди составил подробное, день за днем, описание торжеств, свидетелем которых он, по всей вероятности, был. Банкеты, щедрые подношения, театральные представления, фейерверки, клоунады, выступления наездников и многое другое стало частью продуманной демонстрации великолепия и необычайной щедрости правящей династии. Государственные чиновники и высокопоставленные деятели Османской империи, а также жители Эдирне приглашались на пиры в соответствии с их положением и приносили султану и принцам свои подношения (преимущественно религиозные и поэтические тексты, серебряные сосуды и дорогие ткани). Когда Хатидже Султан вступила в брак, она получила много подарков от султана, а от ее жениха требовалось развлекать высокопоставленных государственных чиновников на банкетах, а также раздавать щедрые дары направо и налево. Празднования проводились на открытом воздухе, напротив султанского дворца:

…с одной стороны были подняты двадцать две корабельные мачты, каждая из которых была весьма искусно украшена тысячей маленьких фонарей. Султан распорядился, чтобы они горели с самого начала до самого конца празднеств. Султаном были установлены семь величественных шатров. В некоторых из них султан и принцы отдыхали, тогда как прочие были предназначены для великого визиря, шейхульислама, главных судей Румелии и Анадолу, а также для других членов имперского совета, а напротив каждого шатра стояли деревянные трибуны, чтобы можно было наблюдать за музыкантами, актерами и другими выступлениями.

В 1675 году капеллан Левантийской компании, англичанин, доктор Джон Коувел посетил Эдирне и его окрестности и присутствовал на этих торжествах. Многие простолюдины прошли обряд обрезания в то же самое время, что и принцы. Свидетелем этого был доктор Коувел. На самом деле, писал он, «турки настолько далеки от того, чтобы препятствовать вашему желанию это увидеть, что даже уступают вам дорогу»:

Я видел многие сотни (за тринадцать ночей было обрезано около 2000 человек) обрезанных… Там было много вполне зрелых людей, в особенности новообращенных, которые стали турками. Наиболее распространенный способ обращения в ислам (а я видел их несколько) состоит в том, чтобы предстать перед В. П. [т. е. Важной Персоной – султаном] и визирем и снять головной убор или поднять вверх правую руку, либо указательный палец. После этого человека сразу же уводил служащий (который присутствует специально для этой цели) и производил обрезание. Я видел русского, лет двадцати, который после того, как он предстал перед визирем, с чрезмерной поспешностью и ликованием прошел в шатер. Однако во время обрезания у него был недовольный вид (как это бывает у многих людей зрелого возраста). Однажды ночью нам повстречался молодой парень, который спросил нас, как пройти к визирю. Мы поинтересовались у этого сельского паренька, какое у него дело к визирю. Он сказал, что его брат принял турецкую веру и теперь он хочет его найти и тоже совершить обрезание. И через два дня он так и сделал… За эти тринадцать дней появилось по меньшей мере двести новообращенных.

Хотя Фазыл Ахмед-паша еще в молодости отказался от теологического образования, он оставался весьма восприимчив к воздействию различных богословских течений, поэтому во время его пребывания на посту великого визиря переживала возрождение пуританская секта Кадизадели, члены которой предали анафеме его отца.

Будучи губернатором Эрзурума, он попал под влияние Мехмеда ибн Бистана, курдского проповедника из Вана, известного под именем Вани-эфенди. Это была харизматическая фигура местного религиозного истэблишмента. Будучи намного старше Фазыл Ахмеда, Вани-эфенди оказался родственной душой, принадлежавшей к тому интеллектуальному миру, который Фазыл Ахмед покинул, когда решил применить свои способности в сфере административного управления. Эти два человека стали друзьями, и, когда Фазыл Ахмеда назначили великим визирем, Вани-эфенди был приглашен в Стамбул в качестве его советника по духовным вопросам. Позднее он был назначен на влиятельный пост проповедника во время пятничных молитв в новой величественной мечети Турхан Султан, открытой в 1665 году, а затем стал духовным наставником великого визиря.

Близость Вани-эфенди к великому визирю приблизила его и к Мехмеду IV, а в хрониках фаворита султана, Абдурахмана Абди-паши, имя Вани-эфенди упоминается так же часто, как имена самых известных визирей султана. Он был с Мехмедом в те годы, когда его двор пребывал в Эдирне, где Абдурахман Абди имел все возможности за ним наблюдать. Интересно то, что между Вани-эфенди и церковным истэблишментом в лице шейхульислама Минкарызаде («Сын человека с орлиным носом») Яхья-эфенди, судя по всему, не возникало никаких идейных противоречий, хотя равное положение давало одинаковый вес их взглядам на вопросы, оценка которых традиционно была исключительной монополией шейхульислама, обладавшего высочайшим духовным авторитетом. Вани-эфенди сопровождал султана во время его бесплодной военной кампании на Крите, а также во время Каменецкой кампании. Находившая в этом городе церковь кармелитов была преобразована в мечеть и названа его именем, а ему самому дали отпуск, необходимый для того, чтобы учредить благотворительный фонд.

И султан, и его великий визирь были еще достаточно молоды и поэтому прислушивались к советам такого человека, как Вани-эфенди, а его высокое положение стало благом для его менее высокопоставленных последователей, голоса которых умолкли после того, как в 1656 году Юстювани Мехмед-эфенди и его прислужники были высланы на Кипр. События в годы, предшествующие возвышению клана Кёпрюлю, во многом дискредитировали церковную иерархию, погрязшую в политических и фракционных склоках, которые разыгрывались в столице. Поэтому настало время для появления группы, подобной секте Кадизадели, которая могла бы законно претендовать на ведущую роль в деле восстановления моральных принципов. В тот период, когда Вани-эфенди оказывал доминирующее влияние, мистические ордена снова стали объектами пристального внимания секты Кадизадели. Ее лидер распорядился уничтожить находившийся неподалеку от Эдирне орден дервишей Бекташи и даже оказал воздействие на расположенную в Галате богатую и влиятельную ложу Мевлеви, запретив публичное исполнение суфитской музыки и танцев, которые, по его убеждению, не соответствовали догматам ортодоксальной веры. Как и в те дни, когда султан Мурад IV прислушивался к тому, что проповедовал Кадизаде Мехмед, кофейни были закрыты, и курение снова было запрещено.

Дервиши хотя бы были мусульманами: Вани-эфенди и его сторонников в гораздо большей степени оскорбляло присутствие в империи немусульман и то, что им жаловали привилегии. Так, производство и потребление вина традиционно запрещалось мусульманам, но разрешалось христианам и евреям (во благо казначейства, которое собирало с них десятину). В 1670 году был издан имперский указ, согласно которому упразднялась должность специального уполномоченного по вину, ликвидировались таверны в Стамбуле и его окрестностях и вводился запрет на продажу вина, что привело не только к финансовым потерям казначейства, но и к штрафным санкциям в отношении христиан и евреев, которые занимались этой прибыльной торговлей. Однако, как это случалось с предыдущими попытками обуздать торговлю вином, увертки и контрабанда сделали этот указ неэффективным. Возможно, более всего раздражавшим Вани-эфенди фактором было зрелище «сотен» людей, приезжавших с целью посетить таверны деревни Карагач, расположенной совсем неподалеку от Эдирне. Доктор Джон Коувел получил сведения из первых рук о «любви турок к вину» и об отступных, которые получал главнокомандующий янычар за то, что он закрывал глаза на пьянство в Карагаче. Весь двор, говорил он, состоял из пьяниц, за исключением султана и еще двух человек: Мерзифонлу Кара Мустафа-паши и Мусахиб Мустафа-паши.

Терпимое положение немусульман было введено в систему османского права незадолго до правления Мехмеда II, а отражением того, что законодательство определило для них место, являлась плата избирательного душевого налога. Однако то рвение, с каким османские христиане и евреи при любой возможности устанавливали связи с чужеземными купцами и доверенными лицами иностранных государств, приводило такого пуританина, как Вани-эфенди, в замешательство, поэтому он пришел к заключению, что членов этих меньшинств надо поставить на место и сделать так, чтобы они не выделялись. Традиционно в Османской империи к местам богослужения немусульман относились терпимо до тех пор, пока это не выходило за установленные пределы. Разрешался и ремонт, который был признан необходимым, хотя реконструкция могла быть запрещена, если здание в его первоначальном виде было полностью разрушено. Под влиянием Вани-эфенди земля, на которой стояли восемнадцать из двадцати пяти церквей, сгоревших дотла во время больших пожаров, опустошивших Стамбул и Галату в 60-е годы XVII столетия, впоследствии была конфискована и продана мусульманам, хотя после пожаров эти церкви были восстановлены руками христиан.

В 1664 году Вани-эфенди удалось ввести запрет на межконфессиональные молитвы, которые, как шейхульислам советовал султану, следовало проводить по всей империи, ради успеха предстоящей военной кампании. В этом случае поражение, которое османская армия потерпела от Габсбургов у Сен-Готарда, делало спорным утверждение Вани-эфенди, согласно которому молитв одних мусульман достаточно для того, чтобы гарантировать успех кампании. Поначалу деятельность Кадизадели была направлена на то, чтобы вернуть заблудших мусульман на праведный путь. Вани-эфенди, напротив, пытался заставить исламские предписания затронуть проблему места немусульман в мусульманском обществе, причем за счет традиционной для Османской империи терпимости, и поскольку он пользовался поддержкой как со стороны султана, так и со стороны великого визиря, у него появилась возможность увидеть, как его программа осуществляется на практике.

Более заметной для широкой публики, чем крепости, построенные Турхан Султан на берегах Дарданелл, стало то, что сегодня называется Ени Джами или Новая мечеть, что является сокращением ее полного названия, Ени Валиде Джами, или «Новая мечеть вдовствующей султанши». Она возвышается над расположенным на берегу бухты Золотой Рог стамбульским кварталом Эминёню и имеет множество пристроек: монарший павильон, начальную школу, общественный фонтан, библиотеку и рынок (известный как Египетский рынок или рынок пряностей), а также большой мавзолей Турхан. Эта мечеть была первым храмовым комплексом женщины из монархической семьи, который считался равным величественным храмовым комплексам таких султанов, как Мехмед II, Баязид II, Селим I, Сулейман I, мечети Шехзаде, которую Сулейман построил в честь своего покойного сына, принца Мехмеда, мечети Ахмеда I и, разумеется, Айя Софии. Инициатором проекта была мать Мехмеда III, Сафийе Султан, но она отказалась от этой идеи, когда ее сын умер, а ей самой пришлось уйти в тень. Мурад IV, несомненно, подумывал о продолжении строительства, но потом выбросил это из головы. Решение Турхан Султан вступить во владение этим участком земли (расположенным в торговом районе Стамбула) предоставило неожиданную возможность подчинить евреев.

Пожар 1660 года, который опустошил значительную часть города, собрал свою дань и с евреев, живших по соседству, в портовом районе Эминёню. Правящие круги обвинили их в поджоге, после чего у них конфисковали имущество, а их община была изгнана из района. То, что это рассматривалось как поступок, достойный всяческих похвал, ясно и из надписей внутри монаршего павильона этой мечети, и из текста о деяниях пожертвователя. Написанный на изразцовой панели, в монаршем павильоне, этот документ представляет собой строфу из Корана, в которой говорится о том, как пророк Мухаммед изгнал еврейское племя из Медины, и о конфискации их земли, тогда как в деяниях Турхан Султан говорится о «евреях, которые являются врагами ислама». Вот так ислам насаждался в этом торговом районе, и это напоминало войну с иноземными неверными, с тем отличием, что она велась в пределах собственной страны. Большинству евреев пришлось переехать подальше, в северную часть бухты Золотой Рог, и стать частью другой еврейской общины, жившей в квартале Хаскёй. И когда позднее они вернулись в Эминёню, их вновь оттуда изгнали. Та роль, которую Вани-эфенди сыграл в травле евреев, являлась повторением того, что сделал великий визирь Мехмеда III, Коджа Синан-паша, который использовал в своих целях вспышку антиеврейских настроений, имевшую место в 90-е годы XVI столетия, то есть незадолго до того, как Сафийе Султан приняла решение построить в том же самом месте свою мечеть. Подобно своему сыну и великому визирю, Турхан по достоинству оценила усилия Вани-эфенди и подтвердила это тем, что пристроила к своему храмовому комплексу монастырь, который отдала в его распоряжение.

Евреи империи снова оказались в центре внимания в 1665 году, когда раввин Саббатай Цви, из космополитичного торгового порта Измир, объявил себя мессией. Поверившие ему евреи Измира и Стамбула забросили свою коммерческую деятельность и вступили в горячую полемику с теми их единоверцами, которые не разделяли надежды на «возвращение» в Иерусалим. Под влиянием Вани-эфенди правительство вмешалось в дискуссию, с тем, чтобы пресечь деятельность Цви. Сначала его посадили в тюрьму одной из крепостей, построенных на берегах пролива Дарданеллы, но когда шумные протесты его сторонников стали нарушать общественный порядок в округе, его перевезли в Эдирне для допроса, который проводили ближайшие советники султана, Мерзифонлу Кара Мустафа-паша, шейхульислам Минкаризаде Яхья-эфенди (который дал фетву, заключавшуюся в том, что и христиан и евреев можно в приказном порядке обращать в ислам), а также Вани-эфенди. Султан тайно наблюдал за допросами и за процедурой обращения Саббатая Цви, которому предложили сделать выбор между принятием ислама и смертью. Став «новообращенным мусульманином», Азизом Мехмедом-эфенди, и превратившись в получающего жалованье придворного, Саббатай Цви стал проповедовать в интересах принятой им веры, чем привел в полное замешательство своих бывших сторонников. Нежданно-негаданно он стал союзником Вани-эфенди в его непримиримой борьбе, направленной на сведение к минимуму роли немусульман в общественной жизни империи. В отличие от эпохи султана Сулеймана I, когда ненадлежащие религиозные убеждения могли привести на эшафот, теперь истэблишмент Османской империи мог впитывать в себя раскаявшихся религиозных смутьянов, делая это с такой же легкостью, с которой прежде он принимал в свои ряды раскаявшихся военных бунтовщиков Анатолии. Однако Саббатаю Цви не пришлось слишком долго отдавать свой мессианский пыл новой вере, которую он принял, в конце концов его выслали в Албанию, где он и умер в 1676 году. Движение, инициатором которого он стал, нашло отражение в Европе и на Ближнем Востоке и привело к обращению в ислам евреев и христиан во всех уголках империи[38]38
  Потомки его последователей, которых называют «дёнме» – словом, производным от турецкого глагола, означающего «обращать», – и сегодня представляют собой вполне распознаваемую группу населения Турции.


[Закрыть].

Европейские наблюдатели не смогли найти объяснение той волне обращений в ислам, которая имела место в годы правления султана Мехмеда IV, и до, и в особенности после эпизода с Саббатаем Цви, когда многие христиане и евреи лично представали перед султаном в Эдирне, где находился его двор, а также во время его частых выездов на охоту. Их было так много, что в новый свод законов, составленный секретарем султана, Абдурахманом Абди-пашой в 1676–1677 годах, вошел «закон о новых мусульманах», который упорядочивал процедуру обращения, включив в нее обучение догматам ислама, денежное вознаграждение обращаемого и обеспечение его соответствующей одеждой, а также, если это был христианин, то и обрезание. Обращение в ислам позволяло евреям и христианам пользоваться теми же привилегиями, что и мусульманское большинство империи, и снимало с них те ограничения в сфере политической и финансовой деятельности, которыми они были обязаны своему «терпимому» положению. «Новые мусульмане» мужского пола, как и старые, обладали возможностью занимать государственные должности самого высокого ранга. Помимо прочих льгот, они могли вступить в брак с той женщиной, которую они выберут, тогда как мужчины немусульмане могли вступать в брак только с женщинами-немусульманками. Женщин и детей также обращали в ислам: среди тех преимуществ, которые получали женщины, было то, что после обращения они могли развестись с мужьями немусульманами, или если они были домашними рабынями немусульман, то со временем они получали свободу.

То, что двор проводил так много времени в Эдирне, где Мехмед IV мог удовлетворять свою страсть к охоте и проявлять нежелание вмешиваться в государственные дела, говорит о том, что Анатолия наконец-то успокоилась, что было положительным результатом деятельности покойного великого визиря Кёпрюлю Мехмед-паши, который жестоко подавлял возникавшие там беспорядки. Помимо этого, Кёпрюлю Мехмед заложил фундамент стабильного правления своего сына, Фазиля Ахмед-паши. Он искоренил борьбу между группировками и дворцовые интриги, которые раньше определяли политику. При Фазыл Ахмеде, который оставался великим визирем на протяжении пятнадцати лет, лица, занимавшие высшие государственные должности, продолжали оставаться у власти. После того как Фазыл Ахмед пришел к власти, Мерзи-фонлу Кара Мустафа-паша, который занимал высокую должность при Кёпрюлю Мехмеде, по-прежнему давал советы султану. То же самое можно сказать и о визире Мусахибе Мустафа-паше. Главный казначей Джебеджи («Оружейник») Ахмед-паша, которого назначили на эту должность в 1662 году, оставался на своем посту в течение четырнадцати лет. Шейхульислам Минкаризаде Яхья-эфенди, который вступил в должность после кончины Кёпрюлю Мехмед-паши, был снят с нее только в 1674 году, то есть после одиннадцати лет службы.

Фазылу Ахмед-паше был сорок один год, когда он умер от «от сильной водянки, вызванной пьянством», во время переезда из Стамбула в Эдирне 3 ноября 1676 года. Он был погребен в гробнице своего отца, находившейся неподалеку от Крытого базара в Стамбуле. Его брат, Фазыл Мустафа-паша, который был с ним, когда он умирал, отдал печать великого визиря султану, который возложил полномочия на Мерзифонлу Кара Мустафа-пашу, и тот стал новым великим визирем. Сначала Мерзифонлу Кара Мустафа-паша выдвинулся как протеже Кёпрюлю Мехмед-паши, а во время пребывания на этой должности его друга детства и зятя Мерзифонлу Кара Мустафа установил тесные отношения с султаном, что гарантировало ему продвижение по службе. Как доверенное лицо Фазыл Ахмеда, он редко покидал двор, и некоторые западные дипломаты подозревали его в том, что он интригует против Фазиля Ахмеда.

Став великим визирем, Мерзифонлу Кара Мустафа-паша первым делом вновь попытался защитить интересы Османской империи в Правобережной Украине от угрозы вторжения вооруженных сил Московии и Левобережной Украины. Жестокие репрессивные меры, которые он предпринял против народа Правобережной Украины после военной кампании 1674 года, и усиление контроля со стороны Османской империи способствовали массовому недовольству, во главе которого стоял сам гетман Петр Дорошенко, который стал испытывать разочарование султаном и тревогу в отношении своего уязвимого положения, обусловленного тем, что его окружали могучие соседи. В 1676 году он отправил царю символы власти, полученные им от султана, передал ему свою столицу, находившуюся в Чигирине, и получил убежище в Московии. Султан назначил нового казачьего вожака, сына Богдана Хмельницкого – героя поднятого казаками в 1648 году восстания против Речи Посполитой. Но он оказался лишь бледной тенью и своего отца, и своего предшественника, Дорошенко. Османская империя не могла смириться с присутствием московитов на территории, которую она считала своей, и вскоре эти два государства вступили в войну. После неудачной попытки отвоевать Чигирин во время осады 1677 года Мерзифонлу Кара Мустафа все же сумел в 1678 году выбить гарнизон из этого города. Получив очередную возможность подтвердить свой мандат воителя, Мехмед IV с большой помпой выехал из своей резиденции и совершил поездку в дунайскую крепость Силистра, где он и оставался на протяжении всей кампании.