Текст книги "История Османской империи. Видение Османа"

В 1765 году Румянцев вновь назвал несколько стратегических целей, которые были дороги тем, кто поддерживал русский экспансионизм. Из этих целей две имели особое значение: включение Крымского ханства в состав России и расширение русских рубежей до побережья Черного моря. По условиям Кучук-Кайнарджийско-го мирного договора эти цели были почти достигнуты: крымский хан отказался быть вассалом Османской империи, и этот регион попал под влияние России, а трехсотлетнее безраздельное господство турок в Черном море закончилось тем, что Россия получила в свое владение Кинбурн в устье Днепра, а также Керчь и Еникале на побережье Азовского моря. Россия получала права на торговое судоходство, и теперь ее корабли могли свободно плавать по Черному морю и заходить в Средиземное. Кроме того, ей разрешалось открывать консульства на территории Османской империи и иметь постоянное посольство в Стамбуле. По условиям секретной статьи договора турки впервые за всю историю согласились в течение следующих трех лет выплачивать военные репарации. В качестве утешения, им были возвращены приобретения России в районе Дуная.

Когда русский посол прибыл ко двору султана, чтобы уладить детали мирного договора, современник событий, турецкий автор из Пелопоннеса, записал сон, который он тогда увидел, и то, как этот сон помог ему вновь обрести уверенность в силах своего государства (как потом оказалось, напрасную):

Во сне я был в Бейоглы, и мне показалось, что я вижу огромные шатры, поставленные для того, чтобы принять русского посла. Это был человек лет восьмидесяти, судя по его седине, который сидел в большом высоком шатре, а высокопоставленные чиновники султана стояли и прислуживали ему. Те многие музыкальные инструменты, игры и забавы, которые есть при дворе, все были в этом шатре, и на них по очереди играли и развлекались, и там выступали медведи и обезьяны. Прошло немного времени, и лицо посла приобрело нечеловеческий вид и превратилось в морду большого льва и стало красного цвета, темнее черепицы на крышах, и чтобы посмотреть окрестности, он подошел к краю шатра и сказал: «Когда лицо посла такое же, как у льва, это указывает на силу Московии». А когда во сне я зарыдал, видя, как оскорбляют сановников величайшего государства, туда, где я находился, а я стоял под каким-то деревом, подошел человек и сказал: «Не беспокойся. Тот образ, который ты видишь, не настоящий лев, а скорее картонный, сделанный из бумаги, и если на него вылить воду, он размякнет и рухнет».

Всегда вызывала самые серьезные сомнения степень выполняемое™ условий Кучук-Кайнарджийского договора по причине двусмысленности целого ряда его положений и вследствие нежелания турок признавать значение того, от чего они отказались. По договору султан отказывался от каких-либо претензий на политическое

влияние в землях, принадлежавших Крымскому ханству, но сохранял духовный авторитет среди своих давних вассалов, которые признавали в нем «халифа всех мусульман» – титул, редко используемый османскими султанами, но оформленный в таких терминах, которые скорее соответствовали западным, а не исламским представлениям о религиозной власти. Этот титул был выражением претензии султана на первенство среди мусульманских монархов, реализованной султаном Селимом I, когда он одержал победу над мамлюками в 1517 году. Вопрос, в какой степени этот договор гарантировал России сходную привилегию на духовный авторитет среди православных подданных султана, всегда вызывал различные толкования и споры. Весьма сомнительна точка зрения, согласно которой договор давал России право вмешиваться (точнее говоря, делать «представления») в дела Османской империи, действуя от лица всех ее православных христиан, поскольку пресловутые статьи 7 и 14 конкретно называют только одну религиозную общину прихожан русской («русско-греческой» – в итальянском и турецком текстах, «греко-русской» – в русской версии текста этого договора) православной церкви в Бейоглы, на главной дороге старого генуэзского пригорода Стамбула, Галаты, которая так и не была построена. Право защищать отдельную религиозную общину своих единоверцев в Бейоглы уже было передано католическим церквям Франции и Австрии, но не протестантским церковным властям Англии и Пруссии, поэтому и «защиту» новой православной церкви пришлось осуществлять по той же схеме.

Помимо уже упомянутой русской церкви в Бейоглы, туркам, по условиям различных статей договора, предлагалось не притеснять христиан островов Эгейского моря, дунайских княжеств Молдавии и Валахии, а также западной Грузии. Австрийский дипломат Франц Тугут, который во время мирных переговоров представлял в Стамбуле интересы своего императора, охарактеризовал статьи договора, касавшиеся русских требований взять под защиту всех православных христиан Османской империи, как результат «русской сноровки» и «турецкого тупоумия». Но Тугут только догадывался о содержании договора и написал эти слова до того, как получил возможность ознакомиться с его текстом в окончательной редакции. Ответственность за утверждение, согласно которому Россия одурачила турок, можно возложить на любого историка, написавшего свой труд в конце XIX века, в период наивысшего подъема националистических и антитурецких настроений. Такой историк, умалчивая о том, при каких обстоятельствах Тугут сделал свои выводы, ссылался на него как на неоспоримый авторитет. Подобное толкование, да еще и с выводом, что в 1774 году Россия на самом деле добилась права вмешиваться во внутренние дела Османской империи, получило поддержку после окончания Крымской войны и с тех пор, то есть со второй половины XIX века, снова и снова находит своих приверженцев.

Впрочем, сам этот договор составлен так, что при его толковании легко допустить ошибку: он написан в трех экземплярах (на русском, турецком и итальянском языках), тексты которых не были согласованы. Кроме того, был французский перевод русского текста договора, изданный правительством Екатерины в 1775 году и ставший инструментом европейской дипломатии[48]48
  Очевидно, Кучук-Кайнарджийский мирный договор был переведен на английский язык не раньше 1854 года, то есть во время Крымской войны.


[Закрыть]. Эта текстовая неразбериха, а также претензии Екатерины стать защитницей православных подданных Османской империи привели к еще большим неясностям в понимании смысла договора, который стали толковать в пользу России. Не удивительно, что когда Россия распространяла свое влияние на Балканах, от религиозных проповедников можно было услышать еще одно истерическое утверждение Тугута, согласно которому поддержка Россией «схизмы»[49]49
  Схизма – раскол. – Примеч. перев.


[Закрыть] православия неминуемо повлечет за собой конец католичества на Ближнем Востоке. Но когда князь Меттерних, который в 1821 году во время греческого восстания против турецкого правления был министром иностранных дел Австрии, тщательно изучил этот договор, он отказался признать его обоснованием того, что русские имеют право защищать православных христиан Османской империи. Каким бы ни был подлинный смысл Кучук-Кайнарджийского договора, значение имело его последующее толкование, а Россия чрезвычайно умело сыграла на всех его двусмысленностях и противоречиях.

В Крымском ханстве послевоенные годы отличались чрезвычайной нестабильностью, так как поддерживаемые Россией претенденты на престол соперничали с теми, кому благоволили турки. В апреле 1777 года ханом стал ставленник Екатерины Шахин Еирей, который произвел на нее большое впечатление благодаря своей приятной наружности и венецианскому образованию, еще когда он находился в Петербурге, где, действуя от имени своего брата, Сахиб Гирея, готовил договор о независимости, подписанный в 1772 году. Он пытался учредить военные и административные институты, необходимые государству, уже не подчинявшемуся своему имперскому владыке, но то явное предпочтение, которое он отдавал немусульманским меньшинствам Крыма, видя в них движущую силу задуманной им модернизации, стало причиной восстания, и вскоре ему на помощь была направлена русская армия. Эти войска не спешили возвращаться домой, в особенности после того, как Шахин Гирей полностью лишился поддержки своих подданных мусульман. Крымские христиане опасались, что после ухода русских последуют репрессии со стороны мусульман, и многие из них были переселены на территорию России. Подстрекаемый татарами-изгнанниками, которые обосновались в Стамбуле, султан в 1778 году направил в Крым эскадру под командованием аристократа из северной Малой Азии Каникли Ходжи Али-паши, поручив ему сместить Шахин Гирея, но из этого ничего не вышло, и в силу сложившихся обстоятельств адмирал признал Шахин Гирея ханом.

В 1779 году русская армия вышла из Крыма, поскольку она была обязана это сделать по условиям соглашения с турками. Шахин Гирей продолжал свои реформы, хотя они и шли с большим трудом, но его территориальные притязания в регионе, которые он стремился осуществить в ущерб туркам, и его неспособность подчинить своей власти даже соперничавших с ним братьев, привели к тому, что в 1782 году на Кубани вспыхнул мятеж. Екатерина снова направила войска, но на этот раз они не ушли, – понимая, что цель сделать Крым стабильным и независимым недостижима, она 8 апреля 1783 года объявила об аннексии ханства. Следующие четыре года Шахин Гирей провел в России, где, находясь в тюремном заключении, обдумывал планы побега в Стамбул. Он подавал прошения и султану, и императрице, но вскоре понял, что он не более чем пешка в их политической игре. В 1787 году Екатерина разрешила ему уехать, и, поверив обещанию, что он получит поместье во Фракии (что было традиционной привилегией крымских ханов), он в начале лета отправился в Эдирне. Когда султану Абдул-Хамиду стало известно о том, что Шахин Еирей приближается к городу, он понял, что настал момент отомстить хану за его вероломство, и вместо Фракии направил его в ссылку на Родос, тайно приказав, чтобы «этот неверный мерзавец и обманщик» был как можно скорее казнен.

Впрочем, бывшему хану удалось продлить свою жизнь еще на два месяца: последующие указы о его казни затерялись в пути, а чиновнику, который отвечал за охрану Шахин Гирея во время плавания на Родос, не хватило смелости его убить. Оказавшись на Родосе, он сразу же нашел убежище во французском консульстве, но, в конечном счете, был оттуда выдворен силой, и смертный приговор был приведен в исполнение. Таким оказался постыдный финал трехсотлетней совместной истории крымских ханов и османских султанов.

После этого началась интенсивная русская колонизация и заселение степных районов, а также строительство Черноморской эскадры с базой в Херсоне, расположенном в устье Днепра, всего в двух с половиной днях плавания из Стамбула. Императрица Екатерина не спешила с аннексией крымских владений: в 1770 году российский государственный совет сделал заявление, согласно которому «татары никогда не смогли бы стать полезными подданными Ее Императорского Величества и были бы слабой защитой на границах с их единоверцами, турками», и через несколько лет ее мнение на этот счет мало изменилось. Даже в 1778 году, когда вспыхнуло второе восстание против Шахин Гирея, она, несмотря на давление своих советников, похоже, не собиралась лишать Крым независимости. Но со временем все изменилось: ее любовнику и фавориту Григорию Потемкину приписывают то, что он в 1783 году убедил ее присоединить Крым, оправдывая это тем, что Россия не получила должное по Кучук-Кайнарджийскому договору.

Потеря крымских владений стала для Османской империи ударом такой силы, который в прежние времена привел бы к немедленному объявлению войны. Этого не произошло только по причине ослабленного состояния вооруженных сил империи, ее пустой казны и доминирующего влияния государственных деятелей, которые поддерживали мир, невзирая на цену, которую они заплатили. Противоречивые мнения внутри правящей элиты (будь то стремление вернуть утраченное или, исходя из высших интересов государства, хладнокровно признать поражение) отражали болезненный процесс приспособления к миру, в котором идеология «постоянного расширения границ» уже не отвечала интересам Османской империи. Нарушения Кучук-Кайнарджийского мирного договора и дополнений к нему допускали обе стороны, но Ахмед Ресми-эфенди нашел еще одного сторонника своей пацифистской позиции в лице великого визиря Халил Хамид-паши, который, находясь на этом посту в период с 1782 по 1785 год, улучшил оборону северных рубежей империи, но в то же самое время выступал за безропотное признание потери Крыма. В 1784 году Россия оказала давление на султана Абдул-Хамида с целью заставить его подписать документ, подтверждающий согласие Османской империи с новой ситуацией (что неизбежно вызвало бы негодование самых широких слоев населения, если бы об этом стало известно). И все же такой документ был тайно подписан, причем не только султаном, его визирями и представителями высшего духовенства, но также (по воле русских) и престолонаследником Селимом, который был племянником Абдул-Хамида, а позднее стал султаном Селимом III.

Халил Хамид-паша потерял свой пост (и голову), когда соперникам при дворе удалось впутать его в заговор с целью свержения султана Абдул-Хамида в пользу Селима. Из ближайших сторонников Халил Хамида были казнены тогдашний губернатор Пелопоннеса и бывший главнокомандующий янычар, а шейхульислама отправили в ссылку. После этого влиятельной стала клика, собравшаяся вокруг главного адмирала, который уже давно находился на государственной службе. Как раз в это время Кезаирлы Хасан-паша проводил реформы в военно-морском флоте, подобные тем, которые Халил Хамид предлагал осуществить в сухопутной армии, но отношения между ними не были близкими, а свержение султана не входило в сферу их общих интересов. Уже давно является предметом дискуссий предположение, что либо сама Екатерина Великая, либо кто-то из ее политиков всерьез подумывали о разделе Османской империи. И Россия, и Австрия уже отхватили себе по куску Польши, и весьма распространенным тогда было мнение, что между Екатериной и Иосифом II Австрийским было достигнуто согласие относительно дальнейшего продвижения так называемого «греческого проекта» Екатерины, сводившегося к восстановлению Византийской империи с центром в «Константинополе». Ярким символом этой мечты стало изображение Айя Софии на медали, выпущенной в 1779 году в ознаменование рождения внука императрицы, Константина Павловича. В 1782 году слухи о намерениях России достигли Стамбула и показались еще более правдоподобными после того, как весной 1787 года Екатерина, встретившись с Иосифом II в окрестностях Херсона, въехала вместе с ним в город через триумфальную арку с надписью на греческом языке: «Дорога к Византии». Султан Абдул-Хамид воспринял это со всей серьезностью и опасался, что следующим шагом России будет захват Анатолии. Он предпринял меры по усилению таких прибрежных крепостей северной Малой Азии, как Синоп и Самсун, а чтобы защитить Стамбул от возможного нападения, построил два новых форта на берегах Босфора в добавление к тем пяти, которые были возведены после 1774 года.

На протяжении трех лет, начиная с 1786 года ответственность за принятие решений лежала на воинственном великом визире Коджа Юсуф-паше. К тому времени, когда Екатерина легко добилась успеха в своей новой провинции, которой стал Крым, все дипломатические средства разрешения споров с Россией уже были исчерпаны, поэтому требование уйти из Грузии, которое она впоследствии предъявила туркам, наткнулось на упорное сопротивление в виде встречных требований признать Восточную Грузию вассалом Османской империи, закрепить за ней право производить досмотры русских кораблей в Черном море, закрыть некоторые весьма важные для русских консульства (в Яссах, Бухаресте и Александрии) и, самое главное, вернуть Крым. Это последнее требование Екатерина никак не могла признать. В августе 1787 года турки объявили войну.

Хотя общественное мнение Османской империи, несомненно, рассматривало потерю Крыма как сокрушительное поражение, перспектива новой войны не пользовалась популярностью, и впервые за всю историю жители Стамбула решили выразить свое несогласие с помощью листовок, расклеенных на зданиях государственного значения (таких как дворец) или распространявшихся в мечетях. Одна листовка, оставленная у Адмиральского фонтана, расположенного неподалеку от главной базы флота в квартале Каракёй, начиналась следующими словами:

Султан Абдул-Хамид, у нас уже кончается терпение. Вы до сих пор не поняли, в чем ваша ошибка. Вы уже убедились, что Юсуф-паша [который по происхождению был грузином и принял ислам] не в состоянии нести свою службу должным образом. Почему вы позволяете себе верить его лживым словам и отдаете империю этому неверному?

Шейхульислам и помощник великого визиря также обвинялись в том, что они не являются истинными мусульманами, после чего продолжались упреки в адрес султана:

Переодевшись и изменив внешность, вам следует немедленно появиться на людях и смешаться со своими подданными, чтобы понять, каковы общественные настроения, и начать переговоры о мире. Пусть войска со своими знаменами вернутся с поля битвы домой, или, клянусь, вы об этом пожалеете. Юсуф-паша не в состоянии делать свое дело, и вас ждут негативные последствия. Вы поставили себя в глупое положение. Придворные камергеры [прежде Юсуф-паша служил камергером при дворе] не способны выполнять такие задачи, как управление делами империи.

Как и многие другие султаны, Абдул-Хамид действительно имел привычку бродить по городу инкогнито и мог своими глазами видеть подобные листовки. Его первой реакцией было обвинить в появлении листовок всех «неверных». Однако возникло подозрение, что инициатором мог быть главный адмирал Кезаирлы Хасан-паша.

Можно считать спорной убежденность Ахмеда Ресми-эфенди, возлагавшего на крымских татар ответственность за втягивание империи в войну 1768–1774 годов, но в 1787 году Крым, несомненно, стал поводом к войне. Выбор времени для военных действий не был удачным ни для Австрии (которая объявила войну в начале 1788 года), ни для России – Иосиф догадывался о целях России, но его отвлекали Пруссия и вызванные административными реформами волнения в его собственной империи. Что касается Екатерины, то в 1788 году ей пришлось столкнуться с нападением шведов. Но и турки приобрели себе врагов, которые могли объединиться и задействовать свои войска на пространстве от Далмации до Кавказа. В центре военных действий, предпринятых против России в конце 1787 года и в 1788 году, была турецкая крепость Очаков и находившаяся неподалеку от нее в устье Днепра русская крепость Кинбурн. В 1736–1739 годы эта местность стала ареной ожесточенной борьбы. Военный потенциал Швеции был слишком слаб, чтобы надолго отвлечь Россию. Русские войска на Черном море получили пополнения, и после осады Очаков пал. На австрийском фронте Коджа Юсуф-паша форсировал Дунай и вторгся в Венгрию, но наступившая зима не позволила развить это многообещающее наступление, а австрийцы заняли Хотин.

Вскоре после того как война началась, султан распорядился, чтобы впредь на металлических монетах было выбито: «Отчеканено в Стамбуле», а не «Отчеканено в Константинополе» (возможно, это было сделано в качестве ответа на нумизматический вызов, брошенный Екатериной) и чтобы в имперских постановлениях столица Османской империи упоминалась только под этим названием[50]50
  При внимательном изучении каталогов османских монет становится ясно, что на монетах, отчеканенных во время правления Абдул-Хами-да и его преемника Селима III, название «Константинополь» действительно было заменено названием «Стамбул» (точнее, «Исламбол»), хотя впоследствии снова используется «Константинополь». Еще в 1730 году взошедший на трон Махмуд I давал подобные указания, и на монетах того времени тоже выбито слово «Исламбол».


[Закрыть]. Воинственность, которую продемонстрировали Коджа Юсуф-паша и султан Абдул-Хамид (его даже стали называть «воином за веру», чего так добивались все султаны), не соответствовала духу времени: и жители Стамбула, и другие государственные деятели высокого ранга рассматривали мир как необходимое условие для благополучия государства. Однако Екатерина тоже была настроена воинственно: даже до падения Очакова она отказалась от посреднических услуг, предложенных в 1788 году Тройственным союзом, в который входили Британия, Пруссия и Нидерланды.

Султан Абдул-Хамид умер весной 1789 года, и на трон взошел его племянник Селим – двадцативосьмилетний сын Мустафы III. Главным приоритетом для Селима стало победоносное окончание войны. Несмотря на отход от надежных и проверенных методов Османской империи, чему тогда благоволили в правительственных кругах, Селим прибегал к традиционной практике, и, чтобы его войска продолжали выполнять свои обязательства, он щедро им платил. Кроме того, он (возможно в подражание императору Иосифу II, который на короткое время взял на себя обязанности командующего австрийской армией) уделил некоторое внимание предложению, согласно которому он должен был сам возглавить свои войска. Полный решимости отомстить за унижения, которые испытала Османская империя, он поставил себе целью ни больше и ни меньше чем вернуть крымские земли. Эта мечта не давала туркам покоя и в следующем столетии. Взойдя на трон в столь решающий момент, Селим хорошо понимал, что ему надо обеспечить лояльность ведущих политиков, поэтому первоначально он оставил Коджа Юсуфа на посту великого визиря, а шейхульисламом назначил человека, который был не особенно компетентен, но пользовался благосклонностью высшего духовенства.

В конце концов султан Селим не повел свою армию на битву. Это была идея, выдвинутая заместителем великого визиря, и в письме к нему Селим явно проявляет раздражение тем, что ему ее навязали, хотя сам взял на себя такое обязательство:

Когда мы ранее обсуждали этот вопрос, ты сказал, что идти на войну мой долг, и я сказал, что я пойду, – но первоначально это не было моей идеей: идея была твоей, и ты написал имперское постановление, и поэтому данный вопрос теперь у всех на устах. Шведский посол выразил свое удовлетворение постановлением. Я не предстану ни перед европейскими державами, ни перед военными, ни перед народом как человек, который говорит неправду и привык лгать. Ты знаешь, что бывает с султаном, который лжет. Мне ясно, что твое поведение не дает мне возможности идти на войну. Поскольку падишах не может идти на войну лишь со скудными запасами, надо немедленно подготовиться – но ты не сделал никаких приготовлений. Монархам приличествует держать свое слово: будет ли война или мир, весной я непременно перееду в Эдирне или еще дальше. Меня не будут презирать несведущие. Если ты будешь создавать мне препоны, мешая моему отъезду, и тем самым позорить меня перед всем миром и Европой, тебе следует знать, что я клянусь предать позору всех вас, кто был на совещании, где обсуждался этот вопрос.

Для Османской империи военная кампания 1789 года закончилась катастрофой. И хотя военачальники высших рангов, такие как великий визирь, остались на своих местах, сумятицы, вызванной восхождением на трон Селима, оказалось достаточно, чтобы лишить действующую армию того небольшого стимула, который у нее проявился, – войска уже испытывали нехватку денежных средств и припасов. Австрийцы вошли в Боснию и Сербию и после пятидесятилетнего перерыва снова взяли Белград. Россия оккупировала Валахию, которая в 1774 году снова была передана под власть Османской империи, но с тех пор становилась все более и более ненадежным вассалом. Зимой того же года султан отклонил мирные предложения. Стратегические интересы России требовали от нее переключить внимание на западное направление: ей нужен был мир, чтобы сосредоточиться на войне со Швецией (с которой Селим вскоре после восхождения на трон заключил союз) и, воспользовавшись ситуацией, извлечь наибольшие выгоды из того, что ее соседи сосредоточили все свое внимание на французской революции.

Взятие Белграда позволило австрийской армии предпринять наступление на юго-восток, через Балканы, в направлении Ниша, точно так же, как она это делала столетие тому назад. В Стамбуле считали, что австрийцы могут дойти до Софии. В Пруссии турки видели союзника, горевшего желанием занять то место, которое так долго принадлежало Франции. Начиная с восхождения на трон Фридриха Великого в 1740 году Пруссия полвека искала расположения турок. В 1761 году был подписан договор о торговле и дружбе между двумя державами, но только в 1790 году был заключен полноценный союз. Это достижение еще более укрепило султана в намерении не рассматривать мирные предложения и поссорило его с недавно назначенным великим визирем Кезаирлы Хасан-пашой, которому можно было доверять, но который был уже в возрасте и к тому же оказался настолько убежденным пацифистом, что дерзнул, не считаясь с мнением султана, начать мирные переговоры на собственный страх и риск.

В 1790 году был сорван план русского наступления через Дунай, согласованного с действиями австрийской армии, но все же им удалось занять главные турецкие крепости в нижнем течении Дуная. В том же году турки вели с Польшей переговоры с целью заключения пакта о взаимной обороне в случае нападения России, но он так и не был ратифицирован. В 1790 году после смерти императора Иосифа II и восхождения на трон Леопольда II Австрия уладила свои разногласия с Пруссией, которая столкнувшись с более неотложными проблемами, в одностороннем порядке вышла из договора о союзе, с которым турки связывали свои надежды на возвращение Крыма. В том же году Россия дала положительный ответ на мирные инициативы Кезаирлы Хасан-паши, предложив довольно привлекательные условия выхода из войны, но султан Селим их отклонил (он рассчитывал на обещание Пруссии начать войну против Австрии, не подозревая о том соглашении, которое его новый союзник, преследуя собственные цели, заключал с Австрией). Этот шаг оказался вдвойне неудачным, поскольку в том же году, но позднее Россия заключила мир со Швецией, которая по этой причине также разорвала договор с Османской империей. Положительным фактором стало изменение политики Габсбургов, которое в 1791 году привело к австро-турецкому мирному соглашению, Систовицкому договору, по которому Австрия возвращала завоеванные ею турецкие территории, в том числе и Белград. Паутина международной дипломатии редко была столь запутанной, как в тот период истории. К тому времени главным соперником Османской империи была уже не Австрия, а Россия, которая в 1791 году закрепила свои успехи, достигнутые на Дунае в предыдущем году.

На востоке, в Кавказском регионе, Россия быстро продвигалась по территориям мелких княжеств, где Иран издавна боролся с турками за влияние и контроль. Не оправдались надежды турок мобилизовать племена Кубани под руководством изгнанных татарских ханов с целью вернуть земли, принадлежавшие Крымскому ханству. Это случилось по причине неразрешимости проблем, связанных со снабжением, и потому что местные племена не желали отождествлять свои цели с целями Османской империи в этом регионе. Не оказали серьезной помощи и правители южного Кавказа. Турки, как и русские, когда они пытались сделать более покладистыми народы своих восточных и южных окраин, обнаружили, что временной поддержки со стороны народов, стратегические интересы и приоритеты которых заметно отличаются от их собственных, можно добиться (если это действительно возможно) только с помощью щедрых даров и стимулов.

Во время военной кампании 1789 года турки провели мобилизацию и реквизировали продовольствие в северной Малой Азии, чтобы оказать противодействие русскому наступлению на крепость Анапа, расположенную на северо-восточном берегу Черного моря, восточнее выхода из Азовского моря. Линия фронта стабилизировалась, когда русские укрепили оборонительный рубеж, проходивший по реке Кубань. Нападение русских на Анапу не оставило туркам иного выбора, кроме как купить необходимое для обороны этого региона участие в ней Баттал («Неловкий») Хусейн-паши (сына анатолийского аристократа Каникли Хаки Али-паши), пожаловав ему провинцию Трабзон. Заявленной Баттал Хусейном целью было ни больше и ни меньше как изгнание русских с Кавказа и возвращение владений Крымского ханства. Но его честолюбивые планы были расстроены, когда осенью 1790 года его преследуемой русскими армии пришлось проделать путь на юг, от Кубани и до побережья Черного моря. Когда он сдался, кавказские народы, которые сражались вместе с ним, оказались предоставлены самим себе, а сам он и его сын Тайар («Подвижный») Махмуд-бей в течение девяти лет оставались пленниками русских. Новым командующим кавказским фронтом был назначен другой представитель семейства Каникли. В июле 1791 года русские блокировали Анапу и в течение двух недель ее взяли. За такую потерю командующий кавказским фронтом (который все это время оставался в Трабзоне) был казнен.

Теперь турки были готовы к миру. Ясский договор, подписанный в январе 1792 года, закрепил и расширил потери, которые Османская империя понесла по Кучук-Кайнарджийскому договору. Границы между Османской и Российской империями были установлены по Днестру на западе и по Кубани на востоке. Анапу вернули туркам, но возложили на них ответственность за надлежащее поведение народов, живших южнее Кубани, и потребовали платить компенсации в том случае, если они совершат набег на другой берег реки и причинят вред жизни или имуществу населения, жившего на российской территории. Однако, как и казаки, кавказские народы не считали себя связанными этим договором, и их формальному сюзерену пришлось возмещать потери, понесенные в результате набегов. Так, в 1798 году это положение договора было применено на деле, и казначейству Османской империи пришлось выплачивать компенсации.

Анапа была восстановлена и сильно укреплена, но после 1792 года возвращение Крыма, похоже, перестало быть столь неотложной проблемой, как, впрочем, и претензии на турецкое влияние на Кавказе. Так продолжалось до тех пор, пока Иран не стал снова проявлять интерес к этому региону, что случилось в 1795 году, когда Ага Мухаммад-хан из династии Каджаров приступил к военной кампании по возвращению бывших территорий Сефевидов, находившихся между реками Араке и Кура. Хотя с 1783 года восточная Грузия была протекторатом России, а пакт о взаимной обороне, направленный против Ирана и Османской империи, теоретически все еще был в силе, Россия медлила с ответом на просьбы одного из грузинских правителей, которому нужна была помощь в борьбе против Ага Мухаммада. На самом деле после случившейся 6 ноября 1796 года кончины Екатерины Великой ее преемник, царь Павел I почти сразу же заключил мир с Ираном.

Внезапные вторжения Ага Мухаммад-хана на Кавказ потребовали ответной реакции и со стороны Османской империи: выходившие к побережью Каспийского моря Азербайджан и Дагестан входили в османскую сферу влияния, и эти кавказские правители призывали Стамбул оказать помощь в борьбе с Каджарами, которых они называли кызылбашами. Сначала им было в этом отказано, но когда в сентябре 1795 года Ага Мухаммад-хан отдал на разграбление Тбилиси, командующим кавказским фронтом назначили губернатора Эрзурума. Первоначальное нежелание султана Селима оказывать помощь своим кавказским единоверцам продемонстрировало его непоследовательность, особенно принимая во внимание тот факт, что всего за несколько лет до этого его предшественник Абдул-Хамид рассматривал возможность получения финансовой помощи со стороны другой группы мусульманских государств (находившихся в Северной Африке), лояльность которых, как и надежды султана, укрепились в результате того, что в 1774 году Абдул-Хамид принял титул халифа.