Текст книги "История Османской империи. Видение Османа"

Великий визирь все еще находился в Белграде, когда пришло известие о том, что силы Священной лиги атакуют Осижек – плацдарм на реке Драва, который был исторически связан с остальной Венгрией. Силы Союза получили отпор, и турки преследовали отступавшие на север части противника. Но Сары Сулейман-паша оказался плохим генералом, и 12 августа 1687 года южнее Мохача, на том самом месте, где в 1526 году султан Сулейман одержал решительную победу над венгерским королем, армия Сары Сулеймана потерпела поражение, которое весьма дорого ей обошлось. Новости с других фронтов были столь же ужасными: Пелопоннес был захвачен венецианским флотом под командованием Франческо Морозини, который в 1669 году защищал Кандию, и взорвал афинский Парфенон, когда в сентябре пытался изгнать оттуда османский гарнизон. Более того, в том году татарский хан не принял участия в кампании, ссылаясь на то, что Ян Собеский заключил договор с Московией, с намерением совместными силами напасть на Крым. В 1687 году сын Собеского осадил Каменец, но прибывшая на помощь осажденным турецко-татарская армия рассеяла его силы.

После своего поражения под Мохачем Сары Сулейман-паша со своей армией отступил на юг по Дунаю в направлении Белграда и 27 августа подошел к Петроварадину. Там армия задержалась, и великий визирь попытался отомстить, направив группу своих войск назад, чтобы атаковать позиции противника, находившиеся в восьми часах пути к северу, но когда его войска переправлялись по мосту через эту широкую реку, разразилась ужасная буря, и авангард высадился на размокший северный берег без пищи и без всякой защиты от бушевавшей стихии (этот инцидент оказался той искрой, из которой разгорелось пламя и который привел к ужасным последствиям: едва сдерживаемому недовольству в войсках). Они в полном беспорядке вернулись по мосту на южный берег реки. Великий визирь попытался их успокоить, но солдаты требовали, чтобы он передал им символы своей власти: печать великого визиря и священное знамя пророка, которое ему доверил султан.

Сары Сулейман-паша бежал: захватив священное знамя, он сел в лодку и поплыл вниз по реке, в направлении Белграда. В шатре командующего собралось множество солдат, которые в отсутствие своего командира единодушно обвиняли его во всех невзгодах, выпавших на их долю, причем как личных, так и общих. Подобно тому как это сделали мятежные анатолийские паши в начале столетия, они выдвинули своего собственного кандидата на пост командующего армией, поручив ему руководить ее возвращением в Стамбул. Им стал Сиявуш-паша, пожилой и опытный губернатор Алеппо и зять Кёпрюлю Мехмед-паши. Бунтовщики приготовили доклад, который собирались представить султану. В нем они жаловались на невыполнение многих обещаний, которые давали армии в течение двух последних кампаний – продовольствие поступало в недостаточном количестве, оплата и денежные вознаграждения за военные успехи так и остались обещаниями. В этом докладе они выразили и свое раздражение тем, что после переправы через мост Сары Сулейман сразу же приказал выдать им запасов на двенадцать дней похода и из Петроварадина двигаться в далекий Эгер вместо того, чтобы противостоять наступавшему с севера врагу, находившемуся всего в нескольких часах марша. Они указывали на то, что это стало последней каплей, и, лишенные всякой защиты от ужасного ливня, они отказались подчиниться. Во время бегства Сары Сулейман-пашу сопровождали в Белград несколько высокопоставленных государственных чиновников, в том числе Текирдаглы Бекри Мустафа-паша, который снова был главнокомандующим янычар, однако большинство из них впоследствии решило вернуться в армию, стоявшую под Петроварадином. Одним из тех, кто оставался с ним во время его переезда вниз по реке в Руссе, а потом по суше в Стамбул, был главный казначей империи, Сеид Мустафа-паша.

В условиях, когда шла война на трех фронтах, а вблизи границ вспыхнул мятеж военных, султан Мехмед IV приказал Сиявуш-паше рассматривать оборону империи как вопрос величайшей важности. Он распорядился, чтобы армия зимовала в Белграде, и запретил войскам возвращаться в Стамбул. Возмущенные солдаты настаивали на выполнении своих условий, требуя казнить Сары Сулейман-пашу и вместо него назначить великим визирем Сиявуш-пашу. Кроме того, они отказались оставаться в Белграде. В Стамбуле отставные офицеры, у которых султан попросил совета, рекомендовали ему провести чистку высшего командования армии. Прежде всего, говорили они, необходимо назначить нового великого визиря и заменить Текирдаглы Бекри Мустафа-пашу, а также всех офицеров, которые командовали воинскими подразделениями на фронте. Кроме того, нужно было погасить все задолженности по оплате. Однако прежде чем было принято решение относительно того, является ли это лучшим способом положить конец мятежу, поступили новые послания от бунтовщиков, с требованиями казнить Сары Сулеймана. Султан приказал незамедлительно передать Сиявуш-паше печать великого визиря и священное знамя Пророка, и они были переданы ему в городе Ниш, в то время когда он во главе взбунтовавшейся армии возвращался в Стамбул.

Среди главарей мятежа были офицеры султанской пехоты и кавалерийских полков. Заодно с ними были командиры ополченцев из Анатолии. Замена великого визиря не успокоила их гнев, и в Нише они окружили шатер Сиявуш-паши, пока тот принимал высоких гостей. Бунтовщики потребовали голову Сеид Мустафа-паши, которого считали виновным в том, что им не выплатили деньги. Когда Сиявуш-паша направил своих людей, чтобы попытаться их утихомирить, они открыли огонь по шатру. Сиявуш-паша объяснил Сеид Мустафе, что у него самого нет власти над этими вооруженными людьми и что Сеид Мустафа должен молить их о пощаде. Когда тот вышел из шатра, чтобы это сделать, его растерзали на куски. Сиявуш-паше едва удалось спастись, но все высшие члены правительства, которые присутствовали на аудиенции, были убиты.

Пока Сары Сулейман-паша находился на фронте, его заместителем в Стамбуле был назначен некий Реджеп-паша. Эта должность стала наградой для сторонника той же партии, и тоже боснийца, за его участие в смещении Кара Ибрагим-паши, который был предшественником Сары Сулеймана. Реджеп-паша сам хотел стать великим визирем и желал видеть на троне старшего сына Мехмеда ГУ, принца Мустафу, которому было 23 года. Впервые со времени смерти Ахмеда I, скончавшегося в 1617 году, у султана были и сыновья и братья, которые могли стать его преемниками. Предвидя, что прибытие в Стамбул взбунтовавшейся армии вызовет хаос, Реджеп-паша высказал шейхульисламу Анкарави Мехмеду-эфенди ту мысль, что поскольку в намерения бунтовщиков, вполне возможно, входит низвержение султана и возведение на трон его брата, принца Сулеймана, было бы разумно, упреждая их действия, незамедлительно сделать султаном Мустафу. Возможно потому, что шейхульислам отдавал предпочтение почти достигшему средних лет Сулейману, он отказался дать фетву, которая стала бы основанием для совершения предложенного акта измены. Реджеп-паша попытался его сместить, но это выходило за рамки его полномочий, и когда об этом сообщили султану, он приказал арестовать и осрамившегося великого визиря, и его заместителя-интригана. Фракция противников клана Кёпрюлю была в смятении. Султан Мехмед послал своих людей в район пролива Дарданеллы, чтобы вернуть своего верного союзника, Фазыла Мустафа-пашу, который находился там в изгнании. Его слово для военных значило больше, чем слово самого султана, и Мехмед назначил его вместо Реджеп-паши заместителем великого визиря. Понимая неизбежность прибытия армии в столицу, султан действовал самым решительным образом, надеясь, что это умиротворит войска и положит конец опасным беспорядкам.

Реджеп-паша бежал, на время ускользнув от ареста. Это случилось незадолго до того, как был схвачен и казнен Сары Сулейман, который, переодевшись, скрывался в парке, расположенном в отдаленной от Стамбула северной части побережья Босфора. Чтобы умиротворить войска, возвращавшиеся из Венгрии, им прислали его голову. Ее доставили новому великому визирю Сиявуш-паше, когда он со своей армией находился в Пловдиве. Там 17 октября 1687 года, после перехода из Ниша, армия встала лагерем. В шатре великого визиря собравшимся офицерам было зачитано сопроводительное письмо султана: он писал, что они сами могут посмотреть на голову Сары Сулеймана и что Реджеп-паша, которого ищут днем и ночью, будет казнен, как только его схватят. Султан обещал, что оплата и довольствие будут предоставлены им в полной мере и что делается все возможное, чтобы исправить все несправедливости, от которых армия пострадала по вине Сары Сулеймана. Но, продолжал султан, солдатам не следует возвращаться в Стамбул в то время, когда повсюду идет война. Они должны зимовать в Пловдиве и Софии, пока не будут сформированы дополнительные войска и найдены новые финансовые ресурсы для продолжения войны. Но войска не были этим удовлетворены – они не услышали ничего нового в том, что им сказал султан. Они хотели услышать о дальнейших мероприятиях, направленных на восстановление захваченных крепостей, выплату жалований и создание условий для службы размещенных в них гарнизонов. Примечательно то, что, помимо прочего, они требовали, чтобы султан отказался от привычных выездов на охоту. Мятежники были в скверном настроении: они обрубили канаты шатра великого визиря и послали имперские знамена вперед, к следующему перевалочному пункту на пути в Стамбул.

Главарем взбунтовавшихся войск был анатолиец Йеген («Племянник») Осман, который служил на венгерском фронте под командованием Шайтан-Мелек Ибрагим-паши. Когда его военачальника казнили за то, что в 1685 году он потерял провинцию Уйвар, Йеген Осман бежал домой, на восток, с большой группой недовольных солдат, которые снова стали грабить города и села по всей центральной Малой Азии. Как и в прежние времена, государство пыталось купить его готовность к сотрудничеству, поэтому он был назначен командующим анатолийским ополчением. На венгерском фронте он сделал из ополчения боеспособное подразделение, и это в то время, когда нехватка опытных бойцов стала настоящей проблемой. Таким образом, именно поощрение в виде назначения на государственную должность привело к тому, что он сыграл заметную роль в бурных событиях тех лет.

18 октября армия вышла из Пловдива и через восемь дней подошла к Эдирне. Йеген Осман (теперь уже паша) посоветовал своим товарищам остановиться здесь, а не идти на Стамбул. С ним согласился великий визирь Сиявуш-паша, но противоположной точки зрения придерживались султанские полки, в том числе и янычары, которые настаивали на том, чтобы продолжить движение на Стамбул и там решить все проблемы с помощью силы. Их угрожающие интонации убедили Йеген Османа: стало ясно, что только низвержение султана сможет удовлетворить его ополченцев и тех, кто совершал с ними этот переход. В первый день нового года по исламскому календарю в Стамбул пришло направленное султанскими полками письменное требование сместить Мехмеда IV с престола. Фазыл Мустафа-паша уже получил от великого визиря сведения о требовании, которое выдвинули войска, а султан согласился уступить трон своему сыну, принцу Мустафе. Он созвал собрание в мечети Айя София, на котором собрались самые авторитетные правоведы империи, командиры султанских полков, а также государственные деятели и видные горожане, которым должны были зачитать требования, выдвинутые приближавшейся армией. Однако собрание решило, что султану Мехмеду IV следует отречься в пользу своего брата, Сулеймана. В то время Силахдар Финдиклили Мехмед-ага служил пажом во внутренних покоях и, как он выразился, стал «свидетелем всех подлинных событий»:

Главный черный евнух пошел в ту часть [дворца Топкапы], которая называется Самшитовыми [апартаментами], где держали принца Сулейман Хана, и пригласил его оставить свои покои. После этого принца, который решил, что с ним должны покончить, сразу же охватил страх, и он отказался выходить. «Ваше величество, мой султан, не пугайтесь! Клянусь Всевышним, я не имею против вас ничего дурного. Все имперские министры, ученые богословы и ваши военные слуги избрали вас [следующим] султаном и ждут, когда вы окажете им честь своим присутствием. Мы в вашем распоряжении». Все еще испытывая беспокойство, принц ответил сквозь слезы: «Если есть распоряжение о моем смещении [т. е. о казни], то скажите мне, и тогда перед тем, как распоряжение будет исполнено, я, как это положено, прочитаю свои молитвы. Меня держали здесь сорок лет – с самого детства. Чем потом умирать [тысячу раз] каждый день, лучше было бы умереть в самое первое мгновение…»

Еще раз облобызав стопу принца, этот высокопоставленный сановник ответил: «Умоляю вас, ради Всевышнего, не говорите таких слов: вам уготована не смерть, а трон». [Когда главный черный евнух говорил все это в присутствии слуг принца], стоявший рядом с принцем младший его брат Ахмед, решив подбодрить брата, сказал: «Уходите, не бойтесь, Ага [т. е. главный черный евнух] всегда говорит правду». После этого принц вышел из своих покоев. Поскольку он был одет в халат из красного атласа и обут в короткие и тяжелые сапоги для верховой езды (на протяжении долгих лет ему было нечего носить, кроме одежды самого жалкого и вульгарного вида), Ага принес один из своих собственных халатов – синевато-коричневый, из тонкого сукна, отделанный собольим мехом, [который он] накинул поверх атласного халата [принца Сулеймана], а [потом] подал свою руку принцу и повел его с благоговением и почтением в Павильон блаженства, внутренних покоев, и усадил его на трон, стоявший у бассейна. Теперь вперед вышли оруженосец и пажи внутренних покоев, и когда принц вместе с ними двинулся в направлении имперского Зала Аудиенций, он поинтересовался: «Вы собираетесь зайти в Львиный Дом[39]39
  Львиный дом прежде был византийской церковью, расположенной за пределами территории дворца, южнее Айя Софии. В подвале этой церкви османские султаны держали диких зверей.


[Закрыть], [когда совсем] стемнеет, и там казнить меня?» «О, мой Господин, – воскликнул оруженосец, – как вы могли такое подумать? Упаси вас Всевышний! Может быть, вам известно, что ваш переход [из Самшитовых апартаментов] был произведен по той причине, что вам следует взойти на трон. Посмотрите, вот ваш слуга, главный белый евнух вместе с имперским глашатаем выходят из внутренних покоев, чтобы вас встретить». Главный белый евнух обратился с приветствиями [к принцу] и, взяв принца под левую руку, сопроводил его в имперский зал аудиенций и усадил его [на трон]. В соответствии с древним обычаем священный тюрбан пророка Иосифа, [хранившийся] в имперской сокровищнице[40]40
  Тюрбан Иосифа и сейчас можно увидеть в собрании священных реликвий, которое находится во дворце Топкапы.


[Закрыть], был вынесен и возложен на благородную голову [принца] и украшен тремя обвешанными драгоценностями перьями, которые свисали вниз. Солнце почти поднялось на высоту, равную длине одного с половиной копья: было три часа.

[Принц Сулейман] взошел на имперский трон… и первым в очереди желавших принести клятву верности стоял регистратор потомков пророка Мухаммеда, за которым следовали заместитель великого визиря, канцлер, главные судьи провинций Румелия и Анадолу, а затем и шейхульислам [т. е. Деббагзаде («Сын дубильщика») Мехмед-эфенди, который стал преемником Анкарави Мехмеда-эфенди] со множеством ученых богословов, затем следовали высшие офицеры ополчения, султанских полков, а также взбунтовавшейся армии, глава дворцовых привратников – все они принесли клятву верности султану. Султан также поприветствовал собравшихся в имперском зале аудиенций, а затем удостоил своим присутствием Павильон внутренних покоев, где его усадили на трон возле бассейна. Теперь пришли давать клятву верности служащие казначейства, а также системы снабжения армии и проведения кампаний. Пришел главный черный евнух, Али-ага, который принес имперский рескрипт взять под стражу брата [нового султана], Ахмед Хана, смещенного султана [т. е. Мехмеда IV] и двух принцев… Мустафу Хана и… Ахмед Хана [т. е. сыновья Мехмеда IV]; эти трое были взяты под стражу и переведены в Самшитовые апартаменты. В тайне от придворных и горожан [Стамбула] имперское предписание было представлено султану Мехмед Хану, который сказал: «Я склоняю голову перед волей Всевышнего. Нас казнят сразу же после того, как заключат в тюрьму?» На это Ага ответил: «Упаси Бог, ваше величество! Возможно, этот день никогда не наступит. В приказе говорится только о вашем заточении». В тот же самый день дворцовые геральды донесли это благоприятное известие до валиде-султан, за что получили от нее бесчисленное количество подарков. Глашатай ознакомил весь город с радостной вестью о вступлении на престол нового монарха, пятничная проповедь была прочитана во имя недавно возведенного на престол султана, а на монетах теперь выбивали его имя.

Ни Мехмед IV, ни его сыновья прежде никогда не проводили столько времени во дворце. Во время своего царствования султан большую часть времени находился со своим двором в Эдирне, а находясь в Стамбуле, он предпочитал павильоны в султанских парках сумраку дворца Топкапы. Впрочем, Мехмеду, должно быть, позволили покинуть столицу после низложения, поскольку в 1692 году он умер в Эдирне. Он был погребен в усыпальнице своей матери Турхан Султан, рядом с ее мечетью, находившейся в торговом квартале Стамбула.

Смещение Мехмеда удовлетворило требования мятежных войск. Йеген Осман-паша со своими ополченцами остался за городом, а великий визирь, вместе с султанскими полками и всеми сопровождавшими его бюрократами, вошел в Стамбул, чтобы следить за действиями администрации города. Однако 14 ноября, как только янычары собрались на своей площадке для парадов, а султанские кавалеристы на ипподроме, они огласили новые требования, призывая выдать им Реджеп-пашу, который в течение месяца уходил от ареста, а потом был схвачен в Чаталджире, Фракия. Через четыре дня было решено выплатить им девятимесячную задолженность по денежному содержанию, в надежде, что это убедит их вернуться в казармы, но, когда производились выплаты кавалеристам, с плаца янычар пришло известие о том, что янычары отказались получать деньги до тех пор, пока они не получат подношений, которые по традиции делал каждый всходящий на трон султан. Кавалеристы присоединились к этому требованию и вскоре в городе начались беспорядки. Не имея в своем распоряжении наличных денег и отчаявшись утихомирить волнения, оказавшиеся в осаде власти были вынуждены предоставить зачинщикам беспорядков такие права по сбору налогов, какие они желали получить. Так, чтобы отговорить Йеген Осман-пашу от вступления в город, его назначили губернатором провинции Румелия. Деньги, необходимые для того, чтобы восходящий на трон султан сделал подношения тысячам имевшим на это право воинам (согласно подсчетам Дефтердара Сары Мехмед-паши, их было по меньшей мере 90 000, из которых приблизительно 70 000 составляли янычары и около 5000 – кавалеристы), наскребли благодаря финансовым поступлениям, которые пришли из некоторых восточных провинций. Реджеп-паша был казнен, но казалось, ничто не сможет успокоить войска.

Через двадцать дней после выхода из тени дворцовых покоев султан Сулейман II прошел уже ставшую традиционной церемонию опоясывания саблей, которая состоялась в Эйюпе, после чего совершил торжественный въезд в Стамбул через ворота Эдирне, что символизировало его вступление во владение империей. Между тем бунт продолжался. Великий визирь Сиявуш-паша приказал сместить с должности главнокомандующего янычар и назначить на его место другого человека, но известие о том, что главарь мятежных янычар убит, еще больше разгорячило как янычар, так и кавалеристов, и в отместку они убили своего нового командующего. Понимая, что великий визирь не в состоянии предпринять энергичные действия, они стали искать другого козла отпущения, на которого могли бы излить свое недовольство, и нашли его в лице Фазыла Мустафа-паши, которого они обвинили в неоднократных попытках восстановить порядок. Сиявуш-паша согласился с тем, что его заместителя следовало бы снова направить в район Дарданелл и поручить ему оборону пролива. Мятежникам не удалось запугать шейхульислама Деббагзаде Мехмеда-эфенди и заставить его дать фетву на казнь Фазыла Мустафы, но они сумели добиться смещения шейхульислама. Новым шейхульисламом стал Эссейид Фейзулла-эфенди, который быстро достиг вершин церковной иерархии.

Длительный и опасный мятеж военных приближался к своему кульминационному моменту. Восставшие войска и примкнувшие к ним толпы горожан страстно желали извлечь выгоду из возможности побунтовать и пограбить. Они окружили дворец Сиявуш-паши в тот момент, когда он встречался там с Фейзуллой-эфенди и другими сановниками. Мятежники забрасывали здание камнями и стреляли из мушкетов. Фейзулла-эфенди не выдержал такого напора и выскользнул из дворца вместе с печатью великого визиря, которую он передал главарю мятежников. Через несколько часов толпе удалось ворваться во дворец пожилого великого визиря. Когда он с отвращением обнаружил, что некоторые из бунтовщиков входят в его гарем, и понял, что сам он не в состоянии уйти от расправы, он попытался запереть на засов дверь, отделявшую гарем от остальных помещений, но был убит на месте. Мятежники похитили все, что только смогли унести, прихватив с собой и женщин из гарема, которых сочли «военной добычей».

Жители Стамбула по-разному реагировали на этот хаос. После того, как была разграблена одна лавка на Старом базаре, другие торговцы забаррикадировали двери своих заведений. Когда один лавочник, водрузив кусок белой ткани на вершину столба, призвал всех истинных мусульман сплотиться, по городу и его окрестностям распространился слух, что из дворца вынесено священное знамя Пророка. Постепенно толпа собралась возле дворца Топкапы: священное знамя демонстративно проносили по стенам дворца, а собравшиеся требовали, чтобы их избавили от анархии взбунтовавшихся войск. Прямо у стен дворца толпа учинила самосуд над несколькими главарями мятежников. Другие попытались пробиться к дворцу и помочь своим товарищам, но их ожидала такая же судьба. Новым великим визирем был назначен канцлер Исмаил-паша, который стал преемником Фазыла Мустафа-паши на посту заместителя великого визиря, когда тот вернулся в район пролива Дарданеллы. Были заменены шейхульислам Фейзулла-эфенди и другие ведущие священнослужители, которые во время мятежа сыграли весьма жалкую роль. На этом, в середине апреля, и закончился мятеж, который начинался на Дунае в начале сентября 1687 года. Бунтовщики вошли в город в ноябре 1687 года, и после пяти долгих месяцев террора на трон взошел новый султан, и общественный порядок был наконец восстановлен.

Между тем в далекой Венгрии продолжалась война. Как только османская действующая армия двинулась обратно в Стамбул, гарнизоны крепостей оказались брошены на произвол судьбы и должны были сами справляться с осаждавшими их силами Священной лиги. В течение зимы 1687 года и в первые месяцы 1688 года Габсбурги одерживали победы на всем протяжении слабо защищенной границы и даже взяли Эгер, который турки удерживали с 1596 года. Они также добились заметных успехов на расположенном западнее боснийском фронте, где мобилизация местных османских войск не привела к положительным результатам, поскольку они слишком часто разбегались при первых признаках опасности и очень многие из них перебежали к австрийцам.

В Стамбуле кризис зимних месяцев привел к тому, что подготовка к кампании 1688 года была сорвана. Великий визирь Исмаил-паша не взял на себя командование армией в Венгрии. Вместо этого всегда непредсказуемому Йегену Осман-паше было приказано попытаться обратить вспять развивавшие успех войска Габсбургов – оставшись со своими людьми в лагере за стенами Стамбула, он избежал прямого участия в тех кровавых событиях, которые совершались зимой. То, что его назначали на военные должности его же собственные люди, было не вполне хорошо: похоже, им было трудно избавиться от своих старых привычек, поскольку в Стамбул продолжали поступать сообщения о том, что они притесняют крестьян, которых требования, предъявляемые к ним на протяжении стольких лет войны, довели до нищеты и голода. Очевидно, что Йеген Осман либо не мог, либо не хотел применять к своим людям дисциплинарные меры. Против них была объявлена всеобщая мобилизация, а сам он был снят с должности командующего венгерским фронтом.

Великий визирь Исмаил-паша продержался на своем посту всего два месяца и пал жертвой придворных распрей. Второго мая 1688 года его заменили бывшим главнокомандующим янычар Текирдаглы Бекри Мустафа-пашой, который после неудачи под Веной был назначен командующим венгерским фронтом и теперь избавился от прежних проблем со здоровьем. В самом начале мятежа Текирдаглы Бекри Мустафа вместе с Сары Сулейманом покинул лагерь османской армии в Петроварадине, затем вернулся и впоследствии провел месяцы той тревожной зимы вдалеке от Стамбула в крепостях, расположенных на берегах Дарданелл. Чтобы лишить австрийцев (и врагов на других фронтах) возможности лицом к лицу столкнуться с османской армией, которая была плохо к этому подготовлена, Текирдаглы Бекри Мустафа направил все свои усилия на то, чтобы сделать все необходимые приготовления.

Военная экономика Османской империи находилась в беспорядочном состоянии: в условиях, когда оставалось совсем немного времени до начала кампании 1688 года, а перспектива заключить мир была невелика, у правительства не осталось достаточно времени для того, чтобы найти хорошо продуманное решение проблемы нехватки живой силы, необходимой для ведения боевых действий на широком фронте. Как и во время недавнего мятежа, когда вся действующая армия, оставив без внимания приказы, покинула фронт и направилась в Стамбул, продолжались бесчисленные случаи полного нарушения воинской дисциплины, когда султанские полки, казалось, угрожают самому существованию господствующего порядка, как это было, когда они погрузили Стамбул в пучину продолжавшихся несколько недель беспорядков. Более того, система вознаграждений кавалеристов из провинций земельными наделами, при том условии, что они примут участие в боевых действиях вместе со своими слугами, уже не отвечала требованиям к обороне империи. На самом деле, для достижения каких бы то ни было практических целей этот институт уже давно перестал быть эффективным. Казалось, что все надежды получить достаточное количество бойцов, снова надо было возлагать на энергичного Йегена Осман-пашу и его сторонников в пограничных районах империи. И это несмотря на то, что они продолжали заниматься грабежами в сельской местности, тем самым демонстрируя свое нежелание избавляться от старых привычек. Таким образом, была отменена направленная против них всеобщая мобилизация, а их самих вновь интегрировали в систему государственного управления, сделав губернаторами провинций и помощниками губернаторов, взамен потребовав от них принимать участие в боевых действиях вместе с людьми, которые им подчинялись. Издавна непокорных индивидуалов инкорпорировали в государственный аппарат, что было средством восстановить их преданность режиму, но на этот раз новизна заключалась в масштабах доверия, которое государство оказывало непокорным войскам, считая их опорой всей армии. Попытка защитить империю с помощью ненадежных войск, солдаты которых прежде всего давали клятву верности своим вожакам, а не султану, несомненно влекла за собой еще большие несчастья. Убийства командиров крепостей Ираклион, Каменец и Тимишоара, совершенные солдатами их турецких гарнизонов в период между 1687 и 1689 годами, стали еще одним свидетельством того, что центральная власть потеряла контроль.

Найти деньги, необходимые для финансирования военной кампании, оказалось также трудно, как найти солдат, необходимых для ее ведения. Казна была пуста, поэтому в отчаянной попытке изыскать средства для армии стали переплавлять золотую и серебряную посуду. На протяжении XVII столетия турки изо всех сил старались получить достаточное количество серебра для того, чтобы чеканить свои собственные монеты, и позволяли чеканить у себя серебряные монеты различных европейских государств, а также монеты недавно завоеванных территорий, которые вводились в свободное обращение по всей империи. Медь была гораздо доступнее, но с конца 30-х годов XVII века турки по каким-то необъяснимым причинам прервали чеканку медных монет. С 1688 года, после тревожных зимних месяцев мятежа, возобновилась чеканка медных монет, которые были выпущены в таком количестве, что государство сумело оплатить расходы, связанные с церемонией восхождения на трон султана Сулеймана, и удовлетворить требования тех, кто получал оплату от государства, в особенности военнослужащих из султанских полков. Кроме того, это позволило оплатить расходы, необходимые для продолжения войны. Впрочем, эти деньги можно было легко подделать, и их не всегда принимали купцы, от которых государство получало поставки, необходимые для снабжения как Стамбула, так и армии, поэтому в 1691 году их перестали чеканить. Серьезность положения не была секретом для Сулеймана II и его политических деятелей. Однако в июне 1688 года посол Объединенных Провинций Нидерландов при дворе султана попросил аудиенции у великого визиря и сообщил ему о том, что император Леопольд и его союзники склонны заключить мир. Это предложение о посредничестве, как о способе положить конец войне, было вызвано желанием Вильгельма Оранского (который вскоре стал Вильгельмом III, королем Англии, Шотландии и Ирландии) высвободить австрийские войска, которые в то время были задействованы в Венгрии, и направить их на службу в Рейнланд-Пфальц, с целью оказать поддержку создаваемому им альянсу против французского короля Людовика XIV. Об этом шаге Стамбулу стало известно благодаря командующему войсками в Белграде. Однако, несмотря на свое обещание лично возглавить армию и вернуть территории, которые его предшественники завоевали столь высокой ценой, Сулейман решил направить посланников, чтобы напомнить императору о той дружбе, которая была между их отцами – Фердинандом III и Мурадом IV, во время царствования которых, в том же XVII столетии, империя Габсбургов и Османская империя находились в состоянии мира. Было принято посылать письма, уведомляющие других монархов о восхождении на трон нового султана, и в данном случае посланники с письмами отправились в Иран, Узбекистан, Йемен, Францию, Англию и Объединенные Провинции Нидерландов. Одиннадцатого июля 1688 года высокопоставленный чиновник канцелярии, некий Зульфикар-эфенди, отправился в Вену с письмом Сулеймана императору Леопольду. Этот чиновник возглавлял мирную делегацию, в состав которой входил главный драгоман (дословно «главный переводчик», но в действительности это был главный посредник между султаном и правителями иностранных государств), которым был османский грек Александр Искерлетзаде, известный на Западе под именем Маврокордато.