Текст книги "На край любви за 80 дней"

– Послушай, – шиплю я, боясь потревожить уснувшего ребенка, – я понимаю, что ты хочешь победить любой ценой. Я тоже. Ты думаешь только о себе. Продолжай в том же духе, а я пойду своей дорогой. Посмотрим, чья возьмет.

Глаза Доминика расширяются, как будто я сделала ему больно, но уже через мгновение он приходит в себя.

– Я думаю только о себе? – сердито выплевывает он. – Может, это я раздаю людям обноски и отмечаю свои фотографии хэштегом «беженцы»? Как бы ты ни успокаивала свою совесть, комплекс белого спасителя никому не поможет! Я понимаю, что у нас гонка, но это путешествие – еще и возможность чему-то научиться, для нас обоих. Ты должна смотреть и слушать, а не пользоваться своим привилегированным положением.

Я вспыхиваю как спичка.

– Какое еще привилегированное положение? Ты о чем? Моя жизнь разбита, твой босс хочет отобрать у моего дяди все, что у того есть. А ты ему помогаешь! Хорошенькие привилегии!

Я понимаю, что слишком разошлась, вновь услышав вопль младенца.

– Уходи, – говорю я, понизив голос. – Разговор окончен.

Доминик наклоняется к молодой матери, просит прощения и уходит, не удостоив меня взглядом.

Я тоже извиняюсь перед обеими женщинами. Когда Доминик выходит из вагона, старшая встает, чтобы пропустить меня на мое место. Я усаживаюсь, кипя от злости. Я никогда в жизни не считала себя лучше других. Он ведь это подразумевал? Поезд несется вперед, а я никак не могу совладать с переполняющим меня гневом.

– Как он мог такое сказать? Он ничего обо мне не знает, – бормочу я вышивальщице, которая сменила нить на нежно-желтую.

– Вы вместе путешествуете? Он твой друг?

Я сцепляю зубы, чтобы не испугать ребенка, и шепчу:

– Никакой он не друг… он… он…

Не знаю, что на меня так действует: ее уютное обаяние или мое одиночество, но, не успев опомниться, я выкладываю всю историю. О путешествии, о дядюшках и магазине, о Фрэнке Винале, о Доминике. Что он хочет погубить мою семью, ставит мне подножки на каждом шагу, и у него в миллиард раз больше подписчиков, чем у меня, а его обвинения необоснованны. Рассказываю о своей жизни в Нью-Йорке, о друзьях и соседях, о любимых книгах. О том, что выступаю против несправедливости, участвую в акциях протеста. Объясняю, что хотела помочь Сумайе и другим сомалийцам, и мне очень грустно, что не смогла по-настоящему с ней попрощаться. В общем, все.

Возможно, я немного перегнула палку, но он меня спровоцировал. К концу моего рассказа женщина заканчивает вышивать корсаж платья маленькими нежными цветочками. Я откидываюсь на спинку сиденья, обессиленная всплеском эмоций. Она прячет иглу в бумажный пакетик и кладет в сумочку.

– Ты говоришь, этот человек тебе не друг. На самом деле только друзья говорят нам неприятные вещи. То, чего мы не хотим услышать. Враги так не делают. Этот мальчик, Доминик, он африканец?

– С Самоа, – бормочу я. – Наполовину. Его отец – белый.

– Не важно, – подавляет зевок вышивальщица. – Он тоже беспокоится о своей семье. Мужчины видят мир по-своему, он сказал тебе свою правду. Это чего-то стоит, ведь так?

Она прячет вышивку и мгновенно засыпает.

Я немного остываю только через две остановки. Заглянувший после ланча проводник сообщает, что, хотя поезд отстает от расписания, несколько часов – сущие пустяки по сравнению с вечностью. По его словам, вместо трех часов мы прибудем в половине седьмого или чуть позже.

Моя соседка переворачивается на бок, а я пользуюсь моментом и иду искать Доминика. Я не совсем согласна с ее точкой зрения, но бросать на пол еду, которой он хотел поделиться, определенно не стоило. И с хэштегами он тоже прав.

В этом поезде только шесть спальных купе, я знаю – пыталась забронировать, но безуспешно. Все они в вагоне первого класса, сразу за локомотивом. Нужно найти Доминика и извиниться. В первых трех купе на стук никто не отвечает, а дверь в четвертое приоткрыта. Я открываю ее сильнее и тихонько стучу.

На столе два стакана и тарелка с помятой фольгой и крошками. Мне преграждает путь открытая дверь в санузел.

– А, ты наконец вернулся? У них есть еще дал?[32]32
  Традиционное блюдо индийской кухни: суп-пюре на основе чечевицы или других бобовых. – Примеч. ред.


[Закрыть] – произносит в ответ на мой стук знакомый голос.

Дверь в уборную закрывается, и мы с Сумайей ошарашенно пялимся друг на дружку.

Глава 38

Снимок: Желтый рик

Инстаграм: Роми_К [Хаора, Индия, 15 апреля]

#Колката #ПланыМеняются

350 ♥

За спиной лязгает дверь, я машинально отодвигаюсь, и мимо меня проскакивает Доминик. В одной руке у него небольшой сверток из фольги, в другой – ложка.

– Я ведь сказал тебе никого не впускать, – укоризненно шепчет он Сумайе.

– Это всего лишь Роми, – независимо пожимает плечами девочка.

– В следующий раз это может оказаться проводник, который тебя высадит. Ты ведь знаешь, Сумайя. Я же предупреждал.

Потеряв дар речи, я перевожу взгляд с лица девочки, принявшего угрюмое выражение распекаемого подростка, на обеспокоенную физиономию Доминика.

– Как ты сюда попала? – шепчу я ей. – Остальные тоже здесь?

Сумайя качает головой, закусив губу.

– Я хочу найти свою тетю. А Доминик мне помогает.

Я гневно поворачиваюсь к нему.

– Ты с ума сошел? О чем ты только думаешь?

– Говори, пожалуйста, потише, – спокойно отвечает он. – И вообще, что ты здесь делаешь? Ты же меня видеть не хотела.

– Я… пришла извиниться, – бормочу я. – За то, что бросила еду на пол… Да без разницы, тут дела поважнее.

В купе негде повернуться, и мой палец чуть ли не упирается ему в лицо.

– Присядь, – миролюбиво произносит Доминик. – Я проверю замок.

Он протягивает Сумайе пакет и ложку, ее лицо оживляется, враждебность забыта. Я сажусь рядом с девочкой. Она снимает фольгу и начинает есть, а Доминик – рассказывать.

История не слишком длинная. В доках Мумбаи, пока капитан передавал остальных беженцев иммиграционным властям, Доминик помог Сумайе вылезти в окно туалета за таможней. Девочка с самого начала хотела найти свою тетю, которую увезли из Сомали ребенком. По ее словам, тетя работает мастером-парикмахером в Гонконге.

– Не сердись на Ника, – встревает в разговор Сумайя, вычистив пальцем миску. – Это моя идея. Я уговорила его, пока мы плыли на лодке к причалу. Даже вещмешок я придумала.

– Он взрослый человек, – рявкаю я, немедленно пожалев о своей резкости: Сумайя испуганно отшатывается. Я даю задний ход. –   Я хотела сказать, что ты не виновата, ты еще ребенок.

– Поэтому я и решил ей помочь, – говорит Доминик. – Сегодня уже пятнадцатое апреля. У меня почти нет шансов вернуться в Нью-Йорк вовремя. Поскольку с этим гребаным путешествием ничего не вышло, может, хоть доброе дело сделаю.

– Не ругайся, – бормочет Сумайя и поворачивается ко мне.

– Ты собираешься выдать меня проводнику?

После этого вопроса в купе воцаряется молчание, которое длится целую вечность. Целую вечность идет смертельная схватка между Старой и Новой Роми. У обеих в запасе куча весомых аргументов и сильная воля к жизни. Организованность против спонтанности. Привычное против неизвестного. Страх против справедливости. Победитель может быть только один.

Старая Роми корчится в судорогах и испускает последний вздох.

– Конечно нет, – говорю наконец я. – Но хотелось бы знать ваши дальнейшие планы.

Когда поезд наконец вползает в Хаору, подробнейший план разработан, и я отправляюсь к себе. Большая часть пассажиров спешит вытряхнуться из скрипучих вагонов еще до полной остановки состава. Вышивальщица – оказывается, ее зовут миссис Гупта, желает мне всего наилучшего и поднимает свою сумку.

– Ты затеяла большое дело, – говорит она. – Надеюсь, тебе удастся получить от него удовольствие.

Ее слова приковывают меня к месту.

– Какое тут может быть удовольствие? – бурчу я. – Не успеваю я глазом моргнуть, как передо мной что-то новое.

– Это правда, – смеется она. – А ты попробуй сосредоточиться на чем-то одном. На том, что видишь. На чем-то красивом.

– Постараюсь, – обещаю я и улыбаюсь, подумав о Сумайе.

– Я поднесу дары Ганапати за тебя, Рамона, – отвечает миссис Гупта, ласково похлопывая меня по плечу. – Помолюсь, чтобы он убрал с твоего пути все препятствия.

С этими словами она уходит. Я запихиваю рюкзак в опустевший чемодан и выхожу на перрон, ища взглядом высокого мужчину с большим вещмешком.

Поскольку нам пока что не надо пересекать границу, все проходит гладко. Как только мы отходим от вокзала, Сумайя вылезает из мешка, и мы отправляемся на поиски нормального Интернета. Хаора – вполне современный город, отделенный от Колкаты мостом через реку Хугли.

Пока я бронирую билеты на судно, идущее из Халдии в Гонконг через Южно-Китайское море, Доминик с Сумайей находят таксиста, который соглашается перевезти нас через реку. Нам предстоит покрыть немалое расстояние, но я не вижу альтернативы. Филеас Фогг плыл из Калькутты на пароходе. Нам остается идти по его стопам и надеяться на лучшее.

Вместо такси нас ждет рик – так называются здесь моторизованные рикши. По сравнению с этим агрегатом маленькие желтые машинки, снующие по улицам Мумбаи, – последнее слово техники. Это трехколесный мотоцикл времен Второй мировой войны с рваной полотняной крышей над сомнительного вида тележкой. Рик рассчитан на двоих пассажиров, но после Мумбаи меня ничем не проймешь. Мы с Домиником забрасываем на крышу багаж, Сумайя усаживается к нам на колени – и вперед.

Жара стоит просто неимоверная. Сумайя, высунувшись наружу, снимает городские пейзажи на мой телефон. Пользуясь тем, что она отвлеклась, Доминик шепчет мне на ухо:

– Я сначала хотел только помочь ей вылезти в окно. А потом уже не мог оставить ее на произвол судьбы.

Я сразу вспоминаю наши стычки в поезде: как он забрал последнюю чапати и как потом хотел помириться, а я бросила еду на пол. В этот момент Сумайя шлепается мне на колени, чтобы показать свой очередной шедевр – снимок моста в фиолетовых тонах. Она такая легкая, что я сглатываю подступающие к горлу слезы.

– Ты правильно сделал, – шепчу я Доминику. – У нас все получится.

В Колкате, которая во времена британского владычества называлась Калькуттой и была вновь переименована в две тысячи первом году, находится самый старый и самый крупный речной порт в Индии. Штат Западная Бенгалия граничит с Бангладеш, и Колкату, ее крупнейший город, связывает с Халдией, крупнейшим морским портом региона, река Хугли. Наша троица благополучно доезжает до самого порта, а там все рушится.

Глава 39

Снимок: Бездомный котенок в порту

Инстаграм: Роми_К [Колката, Индия, 15 апреля]

#ПроблемыСПаспортом #НебольшаяЗаминка

457 ♥

План по воссоединению Сумайи с ее гонконгской тетушкой:

1. Р. сходит с поезда самостоятельно, а Д. и С. – как и садились, с использованием старого вещмешка, позаимствованного у Ганеша.

2. Оказывается, Ганеш был в сговоре с Сумайей с самого начала, вернее, с тех пор, как она поведала ему о своих планах на борту судна. Эта девчонка умеет убеждать! А тихоня Ганеш? Даже виду не подал, что все знает!

3. Сойдя с поезда, необходимо найти местного турагента, который говорит по-английски. Если не получится, поискать в Интернете и забронировать места на первом же грузовом судне, которое идет в Гонконг.

4. Обеспечив билеты, найти такси или рикшу, которые отвезут нас к месту отправления судна. Если корабль отплывает на следующий день, заручиться по рекомендации турагента местом для ночлега и доехать туда на такси.

5. При посадке сдать в багаж чемоданы и рюкзаки, а вещмешок пронести как ручную кладь.

6. На любом этапе, если что-то пойдет не так, списаться с Ганешем по ватсап. У него есть связи в Колкате.

Колката – наша последняя связанная с Жюлем Верном контрольная точка на полуострове. С тех пор как мы сошли с поезда, меня не покидает тревога. С трудом помещаясь в моторикше, мы представляем собой чрезвычайно колоритную троицу.

Изрядно подгоревшая на солнце белая девушка, худенькая сомалийская девочка и небритый мулат, на две головы выше всех окружающих. Ко всему, Сумайя одета в то же самое платье, в котором сошла с корабля: в красно-желто-оранжевую полоску. Слегка выгоревшие от солнца и соленой воды цвета все равно ярко выделяются на фоне ее темной кожи. На борту она редко носила головной убор, видно, Доминик купил ей шарф на остановке: яркий, с желто-оранжевыми цветами. Такое впечатление, что все окружающие бросают свои дела и пялятся на нашу безбилетную пассажирку.

К счастью, поездка длится недолго. Переехав на другую сторону, водитель высаживает нас перед зданием судоходной компании в доке Киддерпор. Я отправляю Сумайю в тенечек, а Доминик становится в очередь за билетами. По дороге мы спорили, кто останется с девочкой, а кто пойдет за билетами. Доминик уперся, что он самый неприметный. По-моему, он ошибся.

Я загораживаю девочку своим чемоданом и рюкзаком Доминика, но она постоянно высовывается из укрытия, чтобы поглазеть вокруг. Вот и сейчас – только она вознамерилась схватить худосочного бродячего котенка, как из-за угла появляется мужчина в белой форменной одежде – не то моряк, не то полицейский.

Я поспешно натягиваю на голову шарф и отворачиваюсь. Поздно! Хуже того, это не полицейский. На шнурке для бейджа ясно написано: «Погранично-таможенная служба».

Мужчина переводит взгляд с меня на Сумайю и обратно, одновременно доставая из кармана блокнот на пружинке, который неожиданно напоминает мне о юмористических выступлениях девочки.

– Kaagzaat, – рявкает он.

Я отодвигаю Сумайю в сторону, выхожу вперед и протягиваю свой американский паспорт.

– К сожалению, я говорю только по-английски, сэр, – мямлю я, ненавидя себя за дрожь в голосе, и продолжаю более уверенно, откашлявшись: – Мы забираем свои билеты в Гонконг. Мы американцы.

– Большое спасибо, мадам, – представитель власти легко переходит на английский и покачивает головой, изучая паспорт.

– С этим, кажется, все в порядке, – говорит он и обезоруживающе улыбается.

Я облегченно вздыхаю.

– Что тут у вас? – озабоченно спрашивает появившийся откуда ни возьмись Доминик.

Преисполнившись отчаяния, я беру его под руку и притягиваю к себе.

– Привет, дорогой. Все отлично, мы как раз сообщили этому милому господину, что через пару часов отправляемся в Гонконг.

– Все распрекрасно, – соглашается «милый господин», засовывая блокнот в карман. – Только покажите мне паспорт девочки, а заодно и ваш, сэр.

Доминик напрягается, но, не подавая виду, достает паспорт. Мужчина пролистывает его и отдает не глядя.

– А паспорт девочки?

Он произносит это елейным тоном – плохой знак.

– Это наша племянница, – выпаливает Доминик. – В Америке несовершеннолетние могут путешествовать по паспорту своего опекуна.

Глаза Сумайи расширяются от страха. На такое объяснение не купится даже ребенок. Она делает осторожный шаг в сторону, отодвигаясь от рюкзака, и я с ужасом понимаю, что девочка сейчас побежит. И она бежит. А через минуту уже висит на руках у двоих крепких парней, вышедших из переулка.

Пока Доминик идет за мужчинами, которые оказываются пограничниками, и уговаривает отпустить Сумайю, я бегу в здание таможни, сжимая в руке карточку Ганеша. И хотя я и не знаю ни слова на бенгальском, клерк, переговорив с Ганешем, а затем, очевидно, с капитаном судна, соглашается выдать Сумайе временный документ, действительный только при условии, что она немедленно покинет страну.

– Мы не можем гарантировать, что ее примут в стране прибытия, – объясняет он, – и в Индию ее больше не пустят.

Я показываю ему билеты на корабль. Он ставит штамп и выводит меня за дверь.

– Ваше судно уходит меньше чем через час, – многозначительно замечает он. – Смотрите не опоздайте.

Он щелкает выключателем и запирает дверь. Вернувшись туда, куда увели Сумайю с Домиником, я обнаруживаю типичный полицейский участок, какими их показывают в кино, только в роли шерифа выступает бенгалец. За столом сидит мужчина, а в глубине помещения, за металлической решеткой от пола до потолка, – тюремная камера. Вдоль стены стоят пять пластмассовых стульев. Похоже на тюрьму в Порт-Саиде, и мне требуется собрать всю силу воли, чтобы зайти в помещение.

Посреди камеры стоит Сумайя, а рядом с ней сидит Доминик. Почему он тоже здесь, а не в комнате ожидания? Я не могу спросить: кроме решетки, камеру отделяет от приемной толстое стекло, по всей вероятности пуленепробиваемое. Хорошо, что я не бросилась прямо к ним.

Когда я приближаюсь к столу, сидящий за ним чиновник тычет ручкой в электронное табло на стене. Там горит число 142. Затем он переводит указующую ручку на какой-то ящик возле двери, вроде билетного автомата. Я поспешно беру талончик с номером 143, возвращаюсь и кладу на стол новоиспеченный документ.

– Я за девочкой, Сумайей Варсаме.

Не удостаивая меня взглядом, служащий достает из ящика стола какой-то бланк и начинает заполнять. На протяжении этого процесса я несколько раз тянусь через стол, показывая ему время отхода судна на билетах, но это не производит на бюрократа никакого впечатления. Наконец он заполняет обратную сторону формуляра, ставит печать и подпись и отправляет по столу ко мне вместе с документом Сумайи. Я хватаю бумаги и устремляюсь к двери камеры, но чиновник вытаскивает из другого ящика паспорт Доминика и начинает старательно заполнять второй бланк.

Двадцать бесконечных минут спустя мы втроем бежим по причалу к месту, где должен стоять гонконгский пароход. Давно стемнело, пирс по всей длине освещают только оранжевые фонари.

С одной стороны покачиваются на волнах два гидросамолета. Трое жилистых стариков, голых по пояс, грузят что-то в задний люк одного из самолетов. Должно быть, пока мы сидели в помещении, шел дождь, потому что тут и там блестят огромные лужи, а в воздухе пахнет мокрыми канатами, водорослями и сигаретным дымом.

На бегу Сумайя, которую ничуть не огорчило пребывание в камере, рассказывает мне, что большую часть времени оттачивала материал для своего представления на охранниках.

– Разве ты говоришь на бенгальском? – удивляюсь я.

– Не-а. Просто Ник смеялся, и они поняли, что смешно, и тоже начали смеяться.

Внезапно воздух наполняет низкий гул. Добежав до конца причала, мы видим, что пароход уже отошел на сто метров от берега. Остановившись как вкопанные, мы слышим еще один сигнальный гудок – последнее, непреложное доказательство, что мы опоздали.

Глава 40

Снимок: Уличный торговец

Инстаграм: Роми_К [Колката, Индия, 15 апреля]

#ОпоздалиНаКорабль #Взлетаем

401 ♥

Мы прямо в доке устраиваем бурную дискуссию и никак не можем прийти к единому мнению. Ник считает, что надо нанять катер и догнать корабль, а я боюсь, что они не увидят нас в темноте. Вдруг мы потратим кучу денег, а судно не остановится? В конце концов мы решаем вернуться к тому месту, куда привез нас рикша: Сумайя уверяет, что видела там гостиницу с названием на английском языке. Уличные торговцы, расположившиеся вдоль причала, упаковывают свой товар. Складывают в ящики связки бананов, золотые браслеты, какие-то дешевые кроссовки. Дойдя до угла пирса, я соглашаюсь хотя бы обсудить предложение Доминика; мы останавливаемся под фонарем и открываем карту на телефоне. До Гонконга далеко.

Дальше по пирсу, в противоположной от города стороне, виднеется контора порта. Мы расходимся, договорившись встретиться через полчаса. Доминик спешит к офисному зданию, а мы с Сумайей отправляемся искать отель.

Не успеваем мы пройти и нескольких шагов, как из темноты раздается голос:

– Вы сказали «Гонконг»?

Голос принадлежит одному из мужчин, мимо которых мы пробежали, спеша к пароходу.

В жизни не видела настолько маленьких и худых людей. Когда старикашка затягивается сигаретой, темно-коричневое лицо сморщивается, как сушеное яблоко.

Мы с Сумайей молча слушаем незнакомца. Несмотря на то что его слова приводят меня в ужас, я понимаю, что решение найдено.

Через десять минут мы слышим торопливые шаги, и на пирсе появляется Доминик. Увидев, что мы стоим почти на том же самом месте, он с удивленным лицом спешит к нам.

– Ничего не получилось. Там закрыто, – тяжело дыша, говорит он. – Правда, они открываются рано утром. Надо прийти завтра пораньше. Вы нашли отель?

– Мы не искали, – признаюсь я.

Сердце выскакивает из груди, и я сама не понимаю, что меня больше пугает: абсурдность нашего плана или то, что он может воплотиться в жизнь.

– У меня… есть другая идея.

– Прекрасная идея, – сверкая глазами, подхватывает Сумайя.

Сзади нас раздается лязг металла и негромкое гудение, и в лужу оранжевого света выходит маленький человечек.

– Предполетная подготовка завершена, – докладывает он, прикуривая новую сигарету от старой. – Грузите багаж.

– Багаж? – удивляется Доминик.

– Доминик, это Клахан Ваттана, пилот из…

– Из Таиланда, – сообщает Ваттана, и они обмениваются рукопожатием. – Я был пилотом еще на войне.

– Он как раз летит в Гонконг, – добавляю я.

– На самолете, – восторженно поддакивает Сумайя. – На настоящем самолете, представляешь?

– Роми, можно тебя на минутку? – говорит Доминик.

Мы отходим в сторонку и оказываемся в темноте. Сумайя тем временем передает мой чемодан Клахану, и тот грузит его в самолет.

– На какой войне он был пилотом? – шипит мне в ухо Доминик. – На Первой мировой?

– Ну… я не спросила. Его документы, по-моему, в порядке. И Клахан согласен взять Сумайю. По его словам, нам так удобнее, он приземляется на частном аэродроме.

Доминик возмущенно машет рукой в сторону самолета, на обоих крыльях которого теперь горят огни.

– Даже если так, это против правил.

Как ни странно, необходимость защищать свою идею придает мне смелости.

– Послушай, – распаляюсь я, – Клахан летает в Гонконг раз в месяц. Это не пассажирский лайнер. Он перевозит морепродукты по Малайзии и специально переоборудовал самолет, чтобы брать пассажиров. Он вылетает прямо сейчас. Мы доберемся до Гонконга не за неделю, а за несколько часов.

– У тебя вообще все дома? – бросает через плечо Доминик. – В Гонконг на этом недоразумении?

– Это гидроплан, переделанный из… – Я останавливаюсь, чтобы свериться с буклетом, который дал мне Клахан, – из старого канадского «Бивера», разработанного для эксплуатации в сложных условиях. Он использовался в гражданской авиации, и там нет таких удобств, как в пассажирском лайнере, но он доставит нас куда нужно.

– Ты уверена? – на лице Доминика впервые появляется улыбка. – Канадская гражданская авиация?

Я сую ему буклет, описывающий услуги компании Клахана на английском, бенгальском и, кажется, на кантонском.

– Похоже, все законно, – признает Доминик, рассмотрев брошюру.

– Ничем не хуже твоего вертолета, – продолжаю я. – И Тереза ведь не запрещала нам летать на самолетах, только на коммерческих авиалиниях.

– У тебя есть вертолет? – встревает подкравшаяся к нам Сумайя. – Всегда мечтала полетать на вертолете!

– Не у него, – коротко отвечаю я, раздосадованная тем, что мой успех не произвел впечатления на Доминика. – Нас в Африке подвозил один вертолетчик. Ты летишь, Доминик? Клахан сказал, что все готово.

Доминик возвращается под фонарь и всматривается в наши лица.

– Ты уверена? – бормочет он.

Клахан у него за спиной становится на понтон самолета.

– Да. Нет. Не знаю… Он вылетает прямо сейчас, мы выиграем время, и…

– И это блестящая идея! – перебивает меня Сумайя. – Завтра в это время я уже буду обнимать тетушку Нкруну.

Доминик прерывисто вздыхает и кладет руку ей на плечо.

– Пойдемте. Пока я не передумал.

Клахан помогает нам подняться в самолет; моя уверенность с каждым шагом тает.

– Это что, скотч? – спрашиваю я, указывая на серебристую заплатку, идущую по двери.

– Ничего страшного, это внутренняя дверь, – пожимает плечами Клахан и любовно похлопывает ладонью по фюзеляжу. –   Моя старушка – крепкая лошадка.

– Хочется верить, – ворчу я, перелезая через чемодан на сиденье.

Сумайя восторженно плюхается на свое место.

– Ура! Ammaanta Allah! Хвала Аллаху! Мы сейчас полетим!

Она поднимает концы своего ремня безопасности.

– Да пребудет с ним мир, – рассеянно произносит Доминик, показывает девочке, как застегнуть ремень, и отдает свои наушники, которые та немедленно натягивает поверх хиджаба. –   А с нами – удача, – шепчет он мне. – Ты точно знаешь, что эта штука может летать?

– Ты сомневаешься во мне? – грозно вопрошает появившийся откуда ни возьмись Клахан. – В моем самолете? В моем ангелочке?

– Нет-нет, – оправдывается Доминик, поднимая руки, – я просто…

– Значит, ты во мне сомневаешься? – вопит Клахан, брызжа слюной ему в лицо.

Доминик испуганно отстраняется.

– Нет, друг, я всего лишь…

– Так-то! – ухмыляется Клахан и вытирает пальцем слюну у Доминика на лбу. – Смотри у меня!

Он захлопывает дверь, протискивается мимо Доминика и усаживается в кресло пилота.

Ник таращит глаза, безмолвно вопрошая: «Ты точно хочешь с ним лететь?»

Громкий рев мотора лишает меня возможности ответить. Я выдавливаю улыбку и пристегиваюсь. Лицо Сумайи восторженно сияет. Она пропустила нашу небольшую размолвку и пританцовывает под музыку в наушниках.

Не успевает Ник нащупать застежку, как самолетик приходит в движение. Он несется по воде, подпрыгивая на волнах, и я убеждена, что из этого не выйдет ничего хорошего, как вдруг мы поднимаемся в воздух.

– Ю-ху! – визжит Сумайя, размахивая руками.

И мы летим.