Текст книги "На край любви за 80 дней"

Глава 41

Снимок: Иммиграционный документ Сингапура

Инстаграм: Роми_К [в воздухе над Юго-Восточной Азией, 16 апреля]

#БенгальскийЗалив #СмертьНаркоторговцам

433 ♥

Клахан управляет самолетом так непринужденно, точно родился за штурвалом, и я начинаю верить, что все обойдется. Наверное, маленькие самолеты всегда так взлетают. Но даже после того, как мы проходим сквозь серую массу облаков, самолетик не успокаивается. Похоже, у меня сейчас вылетят все зубы. Говорить невозможно из-за шума. Вставляю наушники и изучаю плей-лист. Если верить телефону, в Колкате перевалило за полночь. Я так умоталась, точно по мне проехал грузовик, но заснуть в такой бешеной тряске совершенно невозможно.

Дома мне помогает от бессонницы симфоническая музыка. Но сейчас из классики находится почему-то один Вагнер. У нас тут и без него «Полет валькирий», так что я сдаюсь и выключаю музыку.

Я начинаю замечать, что полеты способствуют необыкновенной ясности мыслей. Достаю из рюкзака блокнот и открываю ручку.

О чем я думаю, пролетая над Бенгальским заливом:

1. Когда я забирала Сумайю и Ника, мой паспорт почему-то никто не проштамповал.

2. Что касается Доминика…

3. Пункт два свидетельствует о том, что я не знаю, как высказать свои мысли об этом человеке.

4. По-моему, я к нему привыкла. Я отказываюсь признаться в большем.

5. После появления Сумайи что-то изменилось. Я вижу, что Доминик очень добр к девочке и искренне о ней беспокоится. Это помогло мне понять, какой он человек.

6. А какой человек я сама?

7. Когда я писала шестой пункт, то прошептала это вслух, вспомнив, что говорила миссис Гупта в поезде. Да, эта женщина знает жизнь.

8. В любом случае, благополучно воссоединив Сумайю с ее тетушкой, мы вновь перейдем в режим соперничества.

9. Как бы то ни было, этот полет сэкономит нам кучу времени. Никаких гарантий, что я успею вернуться в срок, отведенный Терезой Сайфер, по-прежнему нет, но у меня появляется шанс.

10. Решено. Несмотря на второй пункт, после Гонконга все договоренности отменяются.

Кажется, мы летим уже целую вечность, как вдруг Клахан машет нам рукой и щелкает пальцами. Ник, нахмурив брови, проходит вперед. Интересно, как часто подзывал его таким способом Фрэнк Винал. Через пару секунд он возвращается и сообщает, что Клахан решил заправляться в Сингапуре.

– Я думала, мы летим прямо в Гонконг, – признаюсь я.

В этот момент самолет резко заносит, и Доминик ударяется головой о металлический потолок.

– Ты жив? – кричу я.

Он падает в кресло и нащупывает ремень. Пристегнувшись, он улыбается.

– Хорошо, что у меня твердая голова. Только язык прикусил.

Самолет дает резкий крен, и от страха пересыхает во рту.

Ник похлопывает меня по колену.

– Там у тебя все в порядке? – кричит он Клахану.

– Не волнуйтесь, все хорошо, – горланит в ответ Клахан. – Пролетаем через небольшой циклончик. Пара воздушных кочек.

– Небольшой циклончик? – одними губами говорит мне Доминик.

Я тяжело сглатываю и перевожу взгляд на Сумайю. Она приклеилась к окну и сияет. Ей все нипочем.

Самолет трясется на воздушных ухабах, точно мы едем по толстому вельветовому покрывалу; я судорожно вцепляюсь в подлокотники и левой рукой нечаянно толкаю Доминика в плечо.

– С тобой все хорошо? – спрашивает он, поворачиваясь ко мне.

Машина вновь ныряет в воздушную яму. Я так увлеченно прислушиваюсь к движениям своего желудка, что не могу ответить.

Мотор издает истошный рев, и мы взмываем вверх. Самолет трясется, и вместе с ним трясется моя голова и остальные непристегнутые части тела. Я вспоминаю свой первый и единственный перелет в Канаду на карнавал, который протекал совершенно гладко в обоих направлениях. Я просидела всю дорогу, уткнувшись лицом в плечо учительницы. Зря я не покаталась на американских горках в Кони-Айленде – было бы с чем сравнить.

Самолетик вновь устремляется вниз, и мой желудок болезненно сжимается.

– Довольно сильная турбулентность, – профессионально заявляет Доминик, похлопывая меня по руке. – Скоро закончится.

– Не говори так! – шепчу я, испуганно оглядываясь. – Постучи по дереву. Вот, бумага. Она сделана из дерева.

– Что ты несешь? – удивляется Доминик.

Я хватаю его руку и провожу по маленькому белому пакетику, торчащему из кармана в кресле.

– На счастье. То есть чтобы отвернуть несчастье, которое могут навлечь твои слова. Постучи по дереву.

– Надеюсь, это скоро закончится, – повторяет Доминик. – Ты о чем? А-а-а, понял. Я не хотел…

Самолет вновь ныряет в воздушную яму, и он замолкает на полуслове.

Я вытаскиваю из кармашка пакет и сую ему.

– Видишь, что ты наделал?

– Не понимаю, как рвотный пакетик может принести нам удачу, – заявляет он, возвращая мне пакет.

– Рвотный? – в ужасе отшатываюсь я. – Я думала, это просто пакет.

– Не-а.

Он раскрывает пакет и делает вид, что блюет в него, после чего складывает и отдает мне.

– Фу, убери от меня эту гадость, – пряча руки, заявляю я.

– Он неиспользованный, – хохочет Доминик. – Пока.

Самолетик вновь кренится. Сумайя взвизгивает от восторга.

– Вот уж у кого крепкие нервы, – шепчу я Доминику.

– Девочка просто чудо, – с гордостью улыбается он. – Я все больше склоняюсь к мысли, что для нее нет ничего невозможного.

Самолет содрогается, и левое крыло ныряет так глубоко, что меня бросает на Доминика.

– Почти вышли из циклона, – кричит спереди Клахан. – Осталось минут десять-пятнадцать.

– Пятнадцать минут? – стону я. Во рту так пересохло, что я не могу сглотнуть. – Мы здесь и так уже целую жизнь бултыхаемся.

Испугавшись своих слов, я тянусь к пакету. Ник снимает второй наушник и протягивает мне руку.

– Хочешь подержаться?

Я хватаюсь за нее, как утопающий за спасательный круг.

– Ой, ну и хватка, – бормочет Доминик.

– Извини, – говорю, но его не отпускаю.

Он похлопывает меня по руке.

– Кажется, тебе пора в твое излюбленное место.

Я сверлю его свирепым взглядом. У меня печет в глазах: я так напугана, что перестала моргать.

– Я не о том, глупышка, – ласково произносит он. – Куда ты мысленно возвращаешься, чтобы почувствовать себя счастливой?

Самолет вновь начинает трястись, и я, лишившись дара речи, хватаю собеседника за вторую руку.

Он будто чувствует – еще бы не почувствовать, если я чуть не сломала ему руку, – наклоняется вперед и проводит своими теплыми большими пальцами по моим ледяным ладоням.

– Хорошо, я первый, – говорит он. – Мое любимое место… Гм… Я хотел сказать «Счастливая монета» – в конце рабочего дня, с кружкой пива в руке. Но теперь сомневаюсь.

– Какая еще «Счастливая монета»? – хрипло произношу я пересохшими губами.

– В Сохо, – отвечает он, и морщинки в уголках его глаз исчезают. – Бар на моем последнем месте работы. Ты даже не представляешь, какое блаженство выпить холодного пива, после того как целый день месил тесто для пиццы в раскаленной кухне… Теперь твоя очередь, – ободряюще улыбается он.

– Нет, – качаю головой я. – Ты сказал, что сомневаешься. Что для тебя лучше холодного пива?

– После работы – ничего, – говорит он. – Нет, ты права, я действительно так сказал. Вообще-то, перед сном я всегда вспоминаю мамину кухню.

– Мамину кухню? А что в ней такого особенного?

– Не знаю, – мечтательно улыбается он. – Может, из-за того, что там она учила меня печь? Воскресным утром мы ставили тесто на хлеб перед тем, как идти в церковь. Никого, только мы с мамой. – Он вновь вспоминает обо мне. –   Ладно, теперь уж точно твоя очередь. Какое у тебя любимое…

– Книжный магазин, – выпаливаю я, не дав ему закончить. – Нет, когда мне совсем плохо, я иду в библиотеку, но самое счастливое место – все-таки наш книжный.

– Ну хорошо, ваш магазин. А в какое время? Вечером, когда все разошлись по домам?

– Нет, – качаю головой я. – Вечером, конечно, тоже славно: тихо, спокойно. Разве может что-то пахнуть лучше, чем старые книги? И все-таки мое любимое время – когда в магазине полно людей. По вторникам Томми собирает любителей вязания. Все эти старички – среди них есть и пара старушек – что-нибудь вяжут. Они делятся прочитанным за неделю, обсуждают, кто совершил выход в свет, спорят, какой самый лучший фильм на фестивале в Трайбеке, всякое такое. Там так уютно, душевно.

Ник проводит пальцем по моей ладони.

– Значит, дядюшка Томми любит вязать. А ты умеешь вязать?

– Я увлекаюсь беседой и забываю считать петли, – признаюсь я. – Мое самое лучшее достижение – длиннющий полосатый шарф, как у четвертого доктора Кто.

– Шарф – тоже круто!

– Ага. Только он не отвечал высоким требованиям Томми.

Ник откидывается назад, и я вдруг замечаю, что хотя самолет давно выровнялся, он по-прежнему держит меня за руки. И я не тороплюсь их отнять.

– По-моему, Томми к тебе слишком строг.

– Ага, – соглашаюсь я, вспоминая, как трудно заслужить его одобрение. – И все-таки вязание – показательный пример. Томми учил меня вязать, когда мне было лет пятнадцать, а это требует терпения. Я не довязала до конца ни один свитер, из-под моих спиц не вышло даже приличной пары носков, а он всегда приглашает меня в кружок. Каждую неделю.

– И ты ходишь?

– Почти нет. Может, теперь начну, когда поняла, что это мое любимое место, – улыбаюсь я.

Внезапно мотор захлебывается. Мы в испуге оглядываемся на кабину. Клахан стучит по кнопкам на приборной панели, как по клавишам. Почувствовав наши взгляды, он оборачивается. Легкую сумасшедшинку в его глазах сменяет хладнокровная уверенность.

– Небольшое изменение планов! – кричит он нам. – Пристегнитесь!

С этого момента события разворачиваются так быстро, что я не успеваю реагировать. Клахан перестает отвечать на вопросы. Даже не знаю, слышал ли он, как я воплю, призывая пристегнуть нас как-нибудь еще, понадежнее.

Доминик успокаивающе похлопывает меня по руке, и я затыкаюсь, чтобы не испугать Сумайю. Мы так стремительно несемся вниз, что у меня, кажется, волосы встали дыбом. Надеюсь, это лишь разгулявшееся воображение.

Когда самолет в конце концов прорывается сквозь облака, небо освещают первые розовые лучи восходящего солнца, а земля несется к нам. Даже Доминик выглядит слегка напряженным, а когда самолет совершает крутой вираж, могу поклясться, что он тихонько взвизгивает. И пытается скрыть это кашлем.

Раскинувшееся под нами море пышной растительности стремительно приближается. К югу возвышается остров, на котором стоит город-государство Сингапур, но мы направляемся в другую сторону. Впереди появляется полоса ярких огней. Внезапно вспомнив немаловажную деталь, я хватаю Доминика за руку и ору:

– Там нет воды! Мы можем приземлиться только на воду!

Должно быть, меня услышал Клахан. Он оглядывается через плечо и кричит:

– Не бойся, под понтонами есть колеса!

Самолет резко ныряет вниз и зависает над слишком короткой, на мой взгляд, полоской асфальта. Еще несколько рывков, и шасси касается земли. Сумайя, которая ведет себя так, словно летает каждую неделю, визжит от восторга.

Клахан направляет машину к концу полосы и резко останавливает. Я выглядываю в окно и не вижу ни одного здания. Не успеваю я задать вопрос, как он встает и открывает дверь.

– Сидите смирно, – кричит он и спускается по трапу.

Из-за переднего сиденья выглядывает голова Сумайи.

– Потрясающий полет, – с довольной улыбкой заявляет она. – Наверное, я передумаю, кем хочу быть, когда вырасту. Как по-вашему, можно быть одновременно летчиком и стэндап-комиком?

Не успеваем мы придумать ответ, как возвращается Клахан. Он размахивает куском металла около трех футов длиной. Похоже, когда-то он был чисто-белым, а теперь поржавел по краям.

– Закрылок сломался, – лаконично объясняет пилот. – Не отстегивайтесь, надо подъехать.

Он возвращается в кресло, заводит двигатель и вновь выезжает на полосу, всю дорогу крича что-то по рации.

Через пять минут самолет останавливается перед металлическим ангаром с надписью: «Грузовой аэропорт Селетар». Я пулей вылетаю из кресла, но Доминик ухитряется меня опередить, подает руку и помогает выйти из самолета. Когда мои ноги касаются земли, он поднимает меня в воздух и начинает кружить.

– Черт возьми, как я рад, что это закончилось!

Не успев ответить, я чувствую его губы на своих. Забыв, что хотела сказать, я обнимаю его за шею и отвечаю на поцелуй. Прекрасное мгновение длится достаточно долго, чтобы я успела задать себе вопрос, почему так редко занимаюсь столь приятным делом. Неожиданно позади нас раздается многозначительный кашель. Мы отпрыгиваем друг от друга как ошпаренные. Сумайя вытаскивает из самолета мой чемодан.

– Я что, одна должна все таскать? – сердито закатывает глаза она.

– Нет-нет, – отвечает Доминик, выхватывая у нее вещи. – Мы просто обрадовались, что долетели.

Девчонка ехидно ухмыляется и отбирает у него свою сумку.

– Лучше свои забери, они еще в самолете, – говорит она, кивая на открытую дверь, и отворачивается.

– Ничего себе посадочка, – громче, чем необходимо, говорю я. – Как я рада, что мы на земле!

– Ну да, конечно, – фыркает Сумайя и раскрывает руки для объятий. – А меня поцеловать?

Я ошалело смотрю на девочку и бросаюсь к ней, но когда оказываюсь совсем близко, она складывает руки, отходит в сторону и, громко смеясь своему остроумию, решительно шагает к ангару.

Из самолета появляется Доминик, на этот раз со своим рюкзаком. Я иду за ним, отчаянно надеясь, что у меня не такое красное лицо, как его шея.

Мы ждем Сумайю, которую пригласили в офис таможни первой. Когда я попыталась войти вслед за ней, дверь закрылась у меня перед носом.

– Я вот думаю… – первым прерывает неловкое молчание Доминик, – может, попробуем доехать до Гонконга поездом или еще чем-то? Не обижайся, но, по-моему, твой пилот слегка не в себе.

– Может, ты и прав, – отвечаю я. – А если и нет, он не проводил нас через таможню в Колкате. Это вообще законно?

Сквозь стеклянную дверь видно женщину в форме, которая сурово кивает, слушая объяснения девочки. Та протягивает пограничнице документ, выданный нам в Индии. У меня тревожно сжимается сердце. Чиновник в Колкате сказал, что не отвечает за власти других стран. Вдруг ее не пустят? Я понятия не имею, как относятся к беженцам в Сингапуре.

– А что, если… – начинаю я, но останавливаюсь, увидев, что Доминик уткнулся в телефон.

– Я нашел вайфай, – говорит он. – Смотрю билеты на поезд в Гонконг. Если «что»?

Женщина поднимает голову и жестом показывает, чтобы я зашла.

– Ничего, меня зовут.

Когда я вхожу в комнату, Сумайя поворачивается и поднимает руки с синими кончиками указательных пальцев.

– Вы опекун? – строго спрашивает женщина.

Я заправляю волосы за уши и киваю.

– Хорошо, – говорит она, передавая мне лист бумаги. – Распишитесь здесь, пожалуйста.

Я торопливо изучаю документ, написанный на английском, китайском и еще каком-то неизвестном мне языке: тамильском, что ли? Все написано черным, и только одна строчка красным:

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

СОГЛАСНО ЗАКОНАМ СИНГАПУРА, ТОРГОВЛЯ НАРКОТИКАМИ КАРАЕТСЯ СМЕРТЬЮ.

Женщина нетерпеливо стучит по документу пальцами.

– Это согласие на снятие отпечатков пальцев у вашей подопечной. Мы сверим со списком.

– Хорошо, – говорю я, начиная расписываться. – Но ведь вы уже сняли отпечатки? И с каким списком?

Она выхватывает у меня листок и быстро выходит из комнаты.

Сумайя округляет глаза.

– А что, они у всех разные? – спрашивает она, поднимая палец. – Покажи свои.

Пока она рассматривает мой палец, я удивляюсь превратностям жизни: эта сомалийская девочка мечтает стать знаменитым комиком, которых видела на ютьюбе, но никогда не слышала об отпечатках пальцев.

Через несколько мгновений чиновница возвращается.

– Не разрешено, – сообщает она, указывая на Сумайю, и поворачивается ко мне. –   Паспорт.

– Погодите, – говорю я, пряча за спину паспорт, который все это время сжимала в руке. – Что не разрешено?

– Неправильные документы, – отмахивается таможенница. – Ваш паспорт.

– Мы здесь не останемся, – я стараюсь говорить уверенно. – Мы едем в Гонконг.

Дверь у меня за спиной открывается.

– Вы скоро там? – заглядывает в комнату Доминик.

– Немедленно закройте дверь! – рявкает женщина.

– Он с нами, – выпаливаю я. – Мы вместе, он тоже здесь проездом. Мы уезжаем на поезде в Гонконг.

– Поездом нельзя, – трясет головой женщина. – Если вы вместе, уезжайте вместе. Въезд запрещен.

Она тычет пальцем в дверь, и мы, ничего не добившись, выскакиваем из офиса.

Глава 42

Снимок: Торговые автоматы в Сингапуре

Инстаграм: Роми_К [Сингапур, 16 апреля]

#ЧудесаТехники #ОтказВоВъезде

699 ♥

Чиновница так резко захлопывает дверь, что я получаю ускорение и пулей вылетаю из кабинета. Вдоль стены под широким навесом выстроился целый ряд торговых автоматов. Местной валюты у меня нет, страшно хочется пить, и я пытаюсь понять, нельзя ли в каком-то из них расплатиться карточкой. Оказывается, можно. Причем во всех.

Кроме того, я никогда не видела такого разнообразия товаров, продающихся в автоматах. Одна из пяти машин выдает горячую пиццу, вторая поджаривает сэндвичи с панини, а третья предлагает салаты в герметичных коробочках. Четвертая – самая обычная, как у нас – с прохладительными напитками, а пятая… За пять сингапурских долларов она выдаст вам филе дикого норвежского лосося, замороженного прямо во фьордах.

Пока мы суетимся возле автоматов, запасаясь провиантом – лосося я взять не решаюсь, вдруг испортился, – подбегает Клахан. Он брызжет энергией и радостно улыбается.

– Хорошая новость! – хрипит летчик. – Пока они чинили крыло, я выторговал машину «Летного клуба Селетара». Двойной бак на шесть часов полета. Уже заправленный. Отправляемся в пять.

Он указывает на взлетную полосу, с которой нам приветственно машет маленький человечек с развевающейся гривой белоснежных волос, стоящий рядом с небольшим транспортным самолетом. Клахан машет в ответ и поворачивается к нам.

– Готовы? Еду взяли? В туалет сходили? На борту туалета нет.

Я натерпелась такого страху, что не хочу больше лететь самолетом, но, похоже, у нас нет выбора.

Сумайя, с куском пиццы в руке, бежит к самолетику, открывает дверь и опускает трап, словно всю жизнь только этим и занималась. Встав на нижнюю ступеньку, она заглядывает в салон.

– Тесновато что-то, – с сомнением в голосе произносит она.

Там действительно тесно. Оказывается, самолет изначально служил для тренировок парашютистов. Сзади лежат кучи тщательно сложенных парашютов и груз, который Клахан подрядился доставить в Гонконг. Когда я заглядываю в салон, Сумайя уже сидит на приставном стульчике у стены.

– Здесь полно места, – радостно объявляет она. – Я не знала, что эти сиденья откидываются. Потрясающе!

Доминик тоже заходит и натыкается на меня. Я хочу возмутиться, но вижу, что его подталкивает сзади Клахан.

– Классная машина, – ликует он. – С турбонаддувом.

– Послушай, Клахан, – решаюсь я. – Прежде чем мы взлетим, я хочу знать. Почему мы не проходили таможню в Колкате? Ты возишь контрабанду? И мы тоже?

Клахан молча сует руку под сиденье второго пилота и достает папку.

– Я оформил документы еще до нашей встречи, – твердо заявляет он. – Вы показали мне ваши бумаги из таможни. Никакой контрабанды. Этим занимаются только неудачники.

– Просто когда ты сказал об изменении планов…

Он выглядит оскорбленным. Я делаю шаг вперед, но он поднимает руку.

– Изменение планов – «Селетар» вместо частного аэродрома. Я – военный летчик! – говорит он, стуча себя в грудь.

Должно быть, моя внутренняя борьба отражается на лице. Клахан указывает на место рядом с собой.

– Садись! Ты увидишь, я не преступник!

Я не успеваю покачать головой, как мимо меня шныряет худенькая фигурка.

– Я хочу!

Сумайя плюхается в кресло, отряхивает крошки от пиццы и сверкает улыбкой. Я начинаю сбивчиво извиняться, но Клахан отмахивается и протягивает девочке наушники.

Я ретируюсь под рев двигателя, оглядываясь через плечо на макушку Сумайи с наушниками поверх голубого хиджаба. Доминик садится рядом со мной, и наши колени соприкасаются. Он похлопывает меня по рукам, сжатым в кулаки.

– Я его страшно обидела, – шепчу я. – Нам конец. Он выбросит меня с парашютом.

– Все будет хорошо, – успокаивает Доминик. – Клахан профессионал и знает, что делает.

Как ни странно, он прав. В самолете шумно, и сиденья неудобные, но когда мы набираем высоту, нас больше не трясет и не подбрасывает, как в прошлый раз. Ник почти сразу закрывает глаза, положив голову на стопку парашютов рядом с сиденьем. Спереди сквозь шум моторов слышен смех Клахана – верный признак, что Сумайя оттачивает на нем свой новый материал. Надеюсь, хорошее настроение пилота повлияет на его отношение ко всем пассажирам, включая и тех, кто придает слишком большое значение бюрократическим формальностям.

Я вытаскиваю из рюкзака худи, складываю подушкой и откидываюсь на спинку. Шум двигателя, набирающего обороты, отражает движение мыслей, роящихся у меня в голове. Лицо Доминика во сне расслабилось, длинные ресницы касаются скул, на которых я впервые заметила россыпи веснушек.

В кабине прохладно, и на руках у Доминика выступила гусиная кожа. Я лениво размышляю, не провести ли пальцами по его бицепсу, частично скрытому рукавом.

Меня вырывает из задумчивости новый взрыв смеха, доносящийся из кабины. Самолет тоже дергается. Так мне и надо. О чем я только думаю? Сижу и любуюсь его мускулами. И губами. Даже не помню, когда в последний раз встречала такие губы. Наверное, никогда.

Я трясу головой. Черт, опять! Сколько можно? Доминик – враг. По меньшей мере, соперник. Мы приземлимся в Гонконге, сдадим Сумайю с рук на руки тетушке, и все начнется сначала. Гонка ради спасения книжного магазина. Когда все это будет позади, я должна первой перешагнуть порог «Экслибриса». Другого выхода у меня нет.

С трудом отведя взгляд от влажных завитков у Доминика на затылке, я заглядываю в кабину. Мне видно только вдохновенный профиль Сумайи. Несмотря на застегнутые ремни, она оживленно размахивает руками, ее глаза сияют, а с губ не сходит улыбка. Девочка излучает такую радость, что мое сердце сжимается от нежности, и меня внезапно охватывает стыд. Все мои жизненные невзгоды кажутся такими мелкими по сравнению с тем, что пережила она.

Самолет выровнялся; я отстегиваю ремень, передвигаюсь вперед и становлюсь на колени между сиденьями пилотов.

Сумайя с улыбкой поворачивается ко мне.

– Хочешь здесь посидеть? – предлагает она, начиная отстегиваться.

– Нет, – качаю головой я, – просто хотела посмотреть, как у тебя дела.

– Лучше не бывает!

Она машет рукой, указывая на бесконечное море зелени, над которым зависли пушистые ватные облака. От вида за окном у меня начинает кружиться голова, и я перевожу взгляд на девочку.

– Ты самый смелый ребенок, которого я встречала в жизни.

Она довольно хохочет, но, увидев серьезное выражение моего лица, закатывает глаза, как мятежный подросток.

– Тебе надо больше бывать среди людей, Роми, – заявляет она, и Клахан разражается гомерическим смехом.

«Сама напросилась!» – думаю я и возвращаюсь на место. Мы летим над непроходимыми лесами Юго-Восточной Азии.

Отчетливо помню, как шлепаюсь на сиденье рядом с тихонько похрапывающим Домиником. А в следующее мгновение у меня начинает трястись голова и закладывает уши. Внизу поблескивает на солнце безбрежный голубой океан. Под нами – целая горсть островов – десятки, сотни? – похожих на зеленые спины черепах.

Самолет делает круг, затем еще один; Клахан что-то кричит в микрофон. А еще через пару минут мы приземляемся – легко, точно невесомая бабочка на цветок, на идеально ровную полосу Международного аэропорта Гонконга.