Текст книги "На край любви за 80 дней"

Глава 52

Снимок: Штормовое море

Инстаграм: Роми_К [ «Полярный медведь», Тихий океан, 23 апреля]

#ОткрытыВсемВетрам #Китобои

5921 ♥

Путевой отчет для компании «Экслибрис» от Рамоны Кини 

Краткое описание: судно «Полярный медведь», относящееся к классу ледоколов, – не слишком быстроходное, но чрезвычайно мощное. В настоящее время корабль возвращается в порт приписки Ванкувер после акций протеста против российских китобоев. Ему предстоит переоборудование.

Что посмотреть и сделать: хотя трудно найти лучшее место для желающих понаблюдать за китами или для искателей приключений, которые хотят стать участниками экологических акций, я все же склонна рекомендовать путешественникам «Несравненную Марию». Она идет из бухты Виктория в Гонконге прямо в Сан-Франциско. На борту этого корабля…

Невзирая на календарь, весной в северной части Тихого океана даже и не пахнет. «Полярный медведь» – не контейнеровоз, по размерам он не сравнится и с провонявшим рыбой рефрижератором, на котором я переплывала Средиземное море. Пока мы плыли вдоль японских берегов, качка почти не ощущалась, а теперь, когда мы вышли в Берингово море, она дает о себе знать. Утром капитан обронил что-то про область низкого давления в Тихом океане, и я надеюсь, что это поможет нам ускорить вояж. В данный момент я могу думать только об одном: Нью-Йорк невообразимо далеко, а конец апреля неимоверно близко, и ничего уже не изменить.

– Мне надо глотнуть свежего воздуха, – объясняю я однажды утром Марго, закрывшей дверной проход своим телом.

– Конечно, – успокаивающим тоном произносит она. – Как ты перенесла ночную качку? Небось плохо было.

В последний раз я страдала морской болезнью на «Острове Гернси», однако не собираюсь ее разубеждать.

– Ага. Чтобы прийти в себя, мне надо увидеть линию горизонта.

– Гм…

Корабль перепрыгивает через новую волну, и мы обе хватаемся за поручень – каждая со своей стороны.

– Ну ладно, можешь выходить. Удачи. Только оденься.

Согласно правилам для членов экипажа – мы к ним тоже относимся, – для выхода на открытую палубу нужна соответствующая экипировка: тяжелый непромокаемый комбинезон серого цвета и желтый шлем, застегнутый на подбородке. Во время учебной тревоги я выглядела в этом наряде как оживший рулон линолеума.

Я со вздохом отворачиваюсь и вижу улыбающуюся Сумайю – в шлеме поверх хиджаба.

– Прикольные костюмчики, – говорит она, делая пируэт, несмотря на уходящую из-под ног палубу. – Теплые и водонепроницаемые. Да еще и модные!

Я фыркаю и протискиваюсь мимо нее. Она подпоясала бесформенный комбинезон шарфиком в цветочек и выглядит как модель на подиуме.

– Скорее! – кричит она мне вслед. – Сейчас появятся киты!

Десять минут спустя я присоединяюсь к ней. Мы вынуждены довольствоваться кормой, на носу такие волны – того и гляди смоет за борт. Здесь не так ветрено, и меня охватывает радостное возбуждение от пребывания на свежем воздухе.

Сжимая в руках бинокль, Сумайя цепляется ногами за леерное ограждение и рассматривает бушующую поверхность моря.

– Ну как? – спрашиваю я, перекрикивая ветер.

– Пока ничего, – мотает головой Сумайя. – Но надеюсь их скоро увидеть. Марго ночью опускала микрофон в воду, а сегодня после завтрака дала мне послушать запись. Представляешь, киты-полосатики…

Она вешает бинокль на шею и смотрит на меня сияющими глазами.

– Они поют друг другу песни, Роми!

– Невероятно, – говорю я. – А как ты думаешь, она даст мне послушать? Никогда не слышала, как поют киты.

– Помнишь, что я читала тебе о гладких китах? Марго говорит, где-то поблизости должна быть целая семья. Ей кажется, что она слышала их на пленке.

Судно перекатывается через огромную волну, и мы обе хватаемся руками за перила. Я немного сгибаю колени и удивляюсь, как быстро мое тело приспособилось к качке. Волны почти такие же, как во время плавания на «Острове Гернси», а желудок ведет себя совсем по-другому. А что удивляться: с тех пор я обогнула полмира, даже больше.

Дверь за нашими спинами резко распахивается, и на палубу выходит улыбающийся Доминик. Он застегивает молнию на комбинезоне, а шлем держит в руке.

– Ничего себе! – потрясенно произношу я.

– Нравится? Это все Сумайя.

Вместо скромного хвостика у него на голове красуются дреды.

– Очень красиво, – бормочу я, переводя взгляд на девочку, чтобы не показать, в какой восторг привела меня его новая прическа.

Сумайя вновь опускает бинокль и критически рассматривает свою работу.

– Ну что, теперь легче справляться с волосами?

– Да, очень удобно. И почему я раньше этого не сделал?

– Где ты научилась делать дреды? – спрашиваю я у девочки, которая собирается вернуться к своему занятию.

Оба начинают хохотать, а я стараюсь не показать обиды, не понимая, что здесь смешного.

– Ты серьезно? – говорит она наконец.

– Да. А смеяться над людьми, между прочим, невежливо.

– Я думала, ты шутишь, – смутившись, говорит Сумайя и гладит меня по руке, как бродячую собаку. – Тетушки научили. Они могут сделать с волосами все что угодно. У меня очень сильно вьющиеся волосы, и когда я была маленькая, мне всегда заплетали дреды.

– Мне тоже, – подключается к беседе Доминик. – Лет до десяти. Дашь мне посмотреть?

Сумайя осторожно снимает с шеи бинокль и протягивает ему.

– Когда я впервые тебя увидела, никаких дредов не было, – неловко оправдываюсь я.

По правде говоря, я видела ее волосы всего пару раз – в первые дни на «Вахаш Махате» и когда она переодевала хиджаб. Тогда они были заплетены в две аккуратные французские косички.

– Я начала экспериментировать с прическами в одиннадцать лет, – пожав плечами, говорит Сумайя. – Тетушки к тому времени уехали, и я практиковалась на всех детях в лагере, которые могли усидеть спокойно.

Я оглядываюсь на Доминика, внимательно всматривающегося в горизонт. Его волосы спрятаны под шлемом, и четкие линии скул выдаются еще сильнее.

– Я думала… – начинаю я, но парень прерывает меня громким криком.

– Фонтан! – вопит он, указывая рукой на правый борт.

– Где? Где? – верещит Сумайя.

Доминик отдает ей бинокль и разворачивает ее в нужную сторону.

– Я вижу! – кричит девочка, подпрыгивая, как кузнечик.

Я тоже замечаю три струи воды, поднимающиеся над волнами.

– Ты уверена, что это не барашки?

Сумайя мотает головой, не отлепляясь от бинокля.

– Нет, я вижу хвост и, кажется, задний плавник.

– Спинной плавник! – вопит Ник. – Ура! Дай пять!

Они возбужденно передают друг другу бинокль, а я облокачиваюсь на перила, чувствуя на лице соленые брызги. Хрустящие крупинки соли тают на языке, и меня вдруг начинает томить невыносимая жажда. Это хорошо, потому что отвлекает от мыслей о Доминике.

«Он – мой соперник, – напоминаю я себе. – После Ванкувера мы вновь включаемся в игру: кто кого».

Внезапно потеряв интерес к свежему воздуху, я поворачиваюсь к двери, как вдруг замечаю с правого борта три корабля, во весь опор несущиеся к нам. Они похожи на небольшие рыболовецкие траулеры и приближаются очень быстро. Вдалеке на горизонте маячит еще одно судно, значительно превосходящее их по размерам. Это не танкер. Оно какое-то странное, я таких ни разу не видела.

Я трогаю Доминика за плечо. Он машинально протягивает мне бинокль, но вдруг тоже замечает стремительно приближающиеся корабли.

– Черт, – озабоченно говорит он, – что-то мне это не нравится.

– Наверное, надо сообщить на мостик? – неуверенно предлагаю я.

Палуба у нас под ногами содрогается, и «Полярный медведь» с натужным ревом устремляется вперед.

– По-моему, они уже заметили, – отвечает Ник.

Мы молча поднимаемся на мостик. Там полно народу, и все чем-то заняты.

– Спускайтесь к себе, – говорит нам Марго, проносясь мимо. – У нас опасная ситуация. Это китобои, они охотятся на полосатиков.

– Но я видела фонтаны, – кричит Сумайя. – Что, если они заметят гладких китов?

– Мы сейчас находимся между китобоями и китами, – говорит Марго.

Судно дает крен, и она хватается за поручень, чтобы не упасть. Все оборудование на мосту, даже привинченное к палубе, трясется от напряжения.

– Мы в нескольких часах ходу от американских территориальных вод, – добавляет Марго, указывая на карту. – Если нам удастся прикрывать стаю до тех пор, китобоям придется повернуть назад.

– У меня не хватит топлива идти с такой скоростью, – ворчит капитан и дергает головой в нашу сторону.

– Немедленно отправь эту троицу вниз, – рявкает он на Марго. – Не хватало, чтобы они начали стрелять, а здесь ребенок.

– Стрелять? – потрясенно выдыхаю я, но Марго уже открыла дверь.

– Не бойся, – успокаивает она меня, указывая на ведущий вниз трап. – Они способны только на блеф и угрозы. Мы не раз сталкивались с этими ребятами.

– Кто это? Русские? Японцы?

– Точно не знаю, – пожимает плечами Марго. – На кораблях нет опознавательных знаков. Обещаю, мы сделаем все возможное. Идите вниз!

Мы с Домиником спускаемся вслед за Сумайей, которая топает по железному трапу, хватаясь обеими руками за поручни. Внизу машина гудит еще громче. К реву двигателя присоединяется странный лязг, которого я не слышала раньше.

По дороге к раздевалке нас перехватывает повариха.

– Не знаю, что все делают там наверху, – говорит она, высунув припыленную мукой голову в дверь камбуза, – но у меня дрожжи не поднимаются, а все помощники куда-то смылись. Хоть кто-нибудь может помочь?

Доминика не надо просить дважды: он уже надевает фартук. Я помогаю Сумайе выбраться из гидрокомбинезона и складываю его вместе с комбинезоном Доминика и шлемами.

– Я отнесу на место, – говорю я, и он благодарно машет рукой, уже испачканной в муке.

Повариха направляет Сумайю к большой банке с сушеными фруктами, а я закрываю за собой дверь и бегу по коридору. Запихнув костюмы в шкаф, я спешу к своей койке за телефоном. Если с этими китобоями начнется заваруха, надо будет сфотографировать.

Глава 53

Снимок: Сосульки на карнизах

Инстаграм: Роми_К [ «Полярный медведь», Тихий океан, 23 апреля]

#МеждународныйКонфликт #Ой!

6639 ♥

Чему я научилась во время международного конфликта в открытом море:

1. Когда ты хочешь предотвратить убийство кита, время тянется страшно медленно.

2. Таинственные китобойные шхуны – маленькие и невероятно быстроходные. Кто бы они ни были, если верить Марго, они не за гладкими китами, а за полосатиками; как ни прискорбно, последнее не запрещено законом.

3. Юрисдикция в международных водах – понятие туманное.

4. В апреле в Беринговом море бывают ужасные весенние штормы.

5. Даже одна-единственная фотография кита – или китобоя – стоит потраченных сил.

Когда я заканчиваю свои заметки и вновь выползаю из каюты, оказывается, что капитан отдал команду «свистать всех наверх». Только меня не позвали. Весь экипаж собрался на палубе, вернее, на мостике, потому что при такой погоде по палубе особо не разгуляешься. Огромные волны разбиваются о нос корабля, а через окно ничего не видно, хотя стеклоочистители работают в полную силу.

Снаружи на карнизах намерзли сосульки, а разноцветные флаги и вымпелы полощутся на фоне серого моря. Не знаю, как можно измерить волны посреди ледяного океана, но на глаз они не меньше трехэтажной постройки где-нибудь в Челси, и такие же серые. В движении волн нет системы, они хаотично накатывают в разных направлениях. Повсюду летают ошметки белой пены.

На мостике капитан орет в телефон, Марго – в рацию, а тип в полосатом свитере выкрикивает какие-то цифры, бегая от одного прибора к другому.

Все заняты, меня никто не замечает. Я прокрадываюсь в самый дальний угол, подальше от бдительного капитанского ока, и начинаю снимать. Сделать хоть один достойный снимок во время такого шторма – та еще задачка. Откуда-то снизу несет дизельным топливом.

Через потоки воды на стекле я вижу, как один из самых маленьких разноцветных вымпелов отрывается от флагштока и исчезает в серых волнах. Корабль сотрясает мощный порыв ветра, от которого дребезжат стекла.

В этот момент Марго замечает меня и, ухватившись за поручень, движется по периметру мостика к моему укрытию. Она грозно нависает надо мной. Бинокль у нее на шее еще больше, чем у Сумайи.

– Капитан отправил тебя вниз! – кричит она мне в лицо и тычет пальцем в сторону трапа. – Марш!

Я поднимаю руки, признавая себя побежденной.

– Ладно, ладно, уже иду. А с китами все в порядке?

– С тех пор как начался шторм, я их не видела, но, возможно, в этом виновато волнение, – пожимает плечами Марго.

Я на полусогнутых направляюсь к выходу. Она следует за мной по пятам: не верит, что я уйду.

Капитан окликает Марго, двигатель у нас под ногами вновь тяжело содрогается. Она не отвечает; капитан резко разворачивается и замечает меня.

– Эй, ты! – рявкает он. – Марш вниз!

Спотыкаясь, спешу к выходу и вдруг замечаю в окне темную махину китобойного судна, вздымающуюся над волнами в каких-нибудь десяти футах от носа нашего корабля.

– Задний ход, все машины! – ревет капитан.

Нос вражеского судна теперь возникает слева от нас. С бака хлещут потоки воды, и оба корабля дают сильный крен.

– Что, черт возьми, они делают? – вопит Полосатый Свитер и лихорадочно дергает все ручки назад.

Судно вновь кренится, и я, потеряв равновесие, лечу вниз по лестнице.

Глава 54

Снимок: Скорая помощь

Инстаграм: Пекарь_Ник [Анкоридж, Аляска, 23 апреля]

#СпасательныйВертолет #Больница

25327 ♥

Ненадолго очнувшись, я узнаю, что Полосатый Свитер, имени которого я так и не запомнила, является еще и судовым медиком. Он перевязал рану у меня над левым глазом и предлагает обезболивающее. В ушах гудит ветер, все вокруг начинает кружиться, и я вновь отключаюсь.

Когда я прихожу в сознание, голова раскалывается от боли. Открыв глаза, я вижу, что Сумайя держит меня за одну руку, а Доминик – за другую. Я пытаюсь встать, но не могу даже пошевелиться.

– Эй, привет! – перекрикивая шум ветра, говорит Доминик. – Ты вернулась как раз вовремя!

– Для чего вовремя? – непонимающе бормочу я. – Почему я не могу встать?

– Ты привязана к носилкам, – кричит мне в лицо незнакомая женщина. – Как себя чувствуешь?

– Чувствую, что не хочу быть привязанной к носилкам, – говорю я, безуспешно пытаясь освободить руки.

Незнакомка отправляет Сумайю с Домиником на места, напоминает им пристегнуть ремни и вновь обращается ко мне:

– Мы сейчас идем на посадку, так что потерпи еще немного. Держись.

Я почему-то не могу повернуть голову.

– Где мы?

Надо мной вновь нависает незнакомое лицо.

– Приземляемся на военно-воздушную базу под Анкориджем. У тебя травма головы, но мы вот-вот будем в больнице.

Лицо исчезает. Во всем мире нет для меня слова страшнее. Я закрываю глаза и начинаю плакать.

Серьезные взрослые люди, которые умеют контролировать свои чувства, не плачут на публике. Тем более не показывают слез перед девочкой-беженкой, потерявшей родителей при трагических обстоятельствах. Не рыдают так отчаянно, что потом еще целый час судорожно всхлипывают.

Я считала себя серьезным взрослым человеком. Я ошибалась. Открытие само по себе неприятное, но узнать столь горькую правду на глазах у Сумайи с Домиником, которые сочувственно смотрят на меня, чертовски унизительно.

Я не перестаю плакать, когда меня выгружают из вертолета и переносят в машину «Скорой помощи», и продолжаю рыдать всю дорогу до медицинского центра «Провиденс». Там я узнаю, что у меня ничего не сломано, нужно всего лишь зашить рану над левой бровью, и еще целый час всхлипываю.

Женщина-парамедик, которую зовут Сара Амаклак, похлопывает меня по плечу рукой в голубой перчатке.

– Мне надо возвращаться. Тебе уже лучше?

– Извини, – произношу я между всхлипываниями.

– Ничего страшного. Все боятся с нами летать. Тебя хоть не стошнило, и на том спасибо.

– Я не боюсь летать… – начинаю я, но она исчезает, не дослушав моих объяснений.

Как только Сара уходит, ее место занимает Доминик.

– Извини, я все испортила, – говорю я ему.

Во рту горько от ативана, который дала мне медсестра перед рентгеном.

Ник отмахивается от моих извинений, хотя выглядит озадаченным.

– Ты ведь не плакала, когда мы летели на вертолете в Африке?

Его лицо совсем близко, и легкое дыхание на моей щеке успокаивает лучше, чем любое лекарство.

Я прерывисто вздыхаю, но тут появляется медсестра.

– Я только наложу швы, – сообщает она Доминику, – и ты получишь ее обратно. Это недолго.

– Подожду в приемной, – говорит он мне, – а потом побеседуем, ладно?

Я киваю, и медсестра увозит меня в операционную.

Она права. Мне никогда в жизни не накладывали швы, но она работает так быстро, что я даже не успеваю увидеть иголку. Не проходит и десяти минут, как я сижу на лавочке возле больницы, щурясь на весеннее солнце, а Доминик вызывает такси. Не помню, откуда на мне куртка защитного цвета, теплая и уютная.

Доминик садится рядом.

– Такси приедет через пять минут.

– Где Сумайя? – спрашиваю я, осторожно трогая бинт над бровью.

– Не трогай, – говорит Доминик и кладет мою руку себе на колени. –   Осталась на базе. Нас отправят в Ванкувер на самолете военно-воздушных сил, как только мы доберемся до базы.

– Военным самолетом? За чей счет? Они решили, что Сумайя угрожает их безопасности?

– Самолет не американский, а канадский, – смеется Доминик. – Водный бомбардировщик, который помогал тушить лесной пожар. Они все равно летят в Ванкувер, вот и подбросят нас.

– Как мило с их стороны. – Я все еще не очень хорошо понимаю, как он их нашел.

– Думаю, посодействовали ребята из службы спасения, после всей этой свистопляски с вертолетом в Кадьяке.

К нам подъезжает желтое такси; Ник помогает мне сесть на заднее сиденье и устраивается рядом.

– Погоди, – не понимаю я, – какой еще Кадьяк? Разве мы не в Анкоридже?

Он сжимает мою руку.

– Ну да. Только сегодня двадцать четвертое апреля, и ты кое-что пропустила.

И он начинает долгий рассказ.

Глава 55

Снимок: Берингов пролив в апреле

Инстаграм: Пекарь_Ник, [24 апреля]

#Аляска #ИзменениеМаршрута #ПоследнееПрощание

27003 ♥

Что я узнала, пока ехала в такси:

1. Падать с лестницы в шторм – большая глупость.

2. Мой череп частично сделан из гранита.

3. После того как мы чуть не столкнулись с китобоями, те действительно смылись, но у нас отказал двигатель. Капитан Капена подал сигнал бедствия, на который откликнулись спасатели из Кадьяка, Аляска.

4. Спасатели прислали нам вертолет с механиком и топливом. Они забрали меня и моих спутников, вернулись в Кадьяк, заправились и доставили нас в Анкоридж.

5. Я все это проспала.

Такси останавливается. Доминик наклоняется, чтобы рассчитаться с водителем.

– Подожди минутку, – говорит он, – я помогу тебе выйти.

Я распахиваю дверь и выхожу, не дожидаясь помощи.

– Зря ты не даешь себе помочь, – укоризненно говорит он. – Травма головы – дело серьезное.

– Со мной все в порядке, – храбрюсь я. – Это же не сотрясение мозга.

– У тебя может заболеть голова, когда отойдешь от наркоза.

Мы подходим к воротам базы ВВС США. Дует холодный ветер. Из будки выходит часовой.

Доминик вытаскивает из внутреннего кармана сложенную бумажку.

– Вы на самолет спасателей? – говорит солдат, прочтя бумагу. – Покажите паспорта. Мне надо позвонить.

Он исчезает в будке.

– Так что, Сумайя ждет нас здесь? – спрашиваю я.

Доминик кивает.

– Да, ее не пустили в больницу, у нее же нет паспорта.

Он смотрит на часового, который разговаривает по телефону, и шепчет:

– Они не собираются признаваться, что девочка находилась на американской территории. Если кто-то спросит, она пересела в канадский самолет прямо из вертолета. Им так удобнее – меньше формальностей.

Я морщусь от боли. Кажется, наркоз перестает действовать.

– Когда я уходил, наша юмористка репетировала новый материал на летчиках-спасателях, – улыбается Доминик.

Солдат выходит из будки.

– Подождите здесь. За вами приедет машина. Это может занять несколько минут.

Он отдает наши паспорта и поднимает ворота. Мы проходим к деревянной скамейке у забора, где не так дует. У нас за спиной – серые холодные воды залива Кука. Мы молчим, слушая завывание ветра, поднимающегося от воды над пустынными улицами и между домами. Ни единого дерева, голая плоская земля – не замерзшая, а сухая, как кость, с редкими вкраплениями пожелтевшей травы.

– Так что там у тебя с Анкориджем? – спрашивает наконец Доминик.

– В каком смысле? – ощетиниваюсь я.

– Почему ты так расстроилась, узнав, где мы? Что в нем страшного?

Так и подмывает заявить, что это не его дело, только от его вида сердитые слова застревают у меня в горле.

Я набираю в грудь побольше воздуха.

– Когда мне было тринадцать лет, родители решили устроить себе что-то вроде свадебного путешествия. Они накопили денег и договорились с моими дядями, что я поживу у них недельку. Я пришла в восторг, потому что обожала книжный магазин Мерва с Томми.

– Понятно, – говорит Доминик, хотя я вижу, что ему ничего не понятно.

– Папа был фотографом, он пообещал, что привезет кучу снимков полярных медведей и волков. Он тогда работал в газете, и ему очень хотелось поснимать дикую природу, что-то новое, необычное.

– И они приехали сюда? – тихонько спрашивает Доминик.

Я молча киваю.

– Автомобильная авария, – выдавливаю наконец я и вновь начинаю плакать. – По дороге в аэропорт. Из-за этого я всю свою жизнь боялась куда-то поехать. Если уедешь из дома – погибнешь.

Я вытираю слезы и горько усмехаюсь.

– Умом я, конечно, понимаю, что это не так. И теперь это доказала. Почти. Я практически объехала вокруг света, и все еще жива. Только после той аварии я ни разу не уезжала из Нью-Йорка. Наверное, так бы и прожила всю жизнь, не выходя из дома, если бы не это путешествие.

– То есть ты в глубине души верила, что умрешь, если выедешь за пределы Нью-Йорка?

Я вздыхаю и отворачиваюсь.

– Да, звучит глупо.

– Нет, Роми. – Доминик кладет руки мне на плечи и поворачивает меня к себе, чтобы посмотреть в глаза. – Это не глупо, а чертовски храбро. Ты решилась на эту поездку ради спасения дядиного магазина, хотя верила, что погибнешь?

– Я не храбрая, – неловко пожимаю плечами я. – Вот Сумайя – храбрая. А я – просто идиотка, которая позволила какой-то глупости испортить свою жизнь.

Лейкопластырь, удерживающий повязку над глазом, отклеивается, и я осторожно прижимаю его пальцем.

– Все время, на каждой остановке, я думала: ну вот, я добралась до этого места. Значит, у меня получится. Мы ведь должны были возвращаться через Сан-Франциско. И даже в Гонконге, когда мы решили отвезти Сумайю к ее тете, то планировали ехать через Ванкувер – в Канаду, а не на Аляску.

Я останавливаюсь перевести дыхание. Порывшись в карманах чужой куртки, нахожу обрывок салфетки и вытираю нос.

– По дороге в аэропорт? – Голос Доминика прерывается от волнения. – Когда возвращались домой?

– Их машина провалилась под лед. Я не знаю подробностей…

Он отпускает мои плечи, и я безвольно откидываюсь на спинку скамейки.

– Погоди секунду, – негромко говорит он, идет к будке и почти сразу возвращается. – Я спросил, у нас есть десять минут, давай прогуляемся.

Я встаю, и он застегивает молнию на моей куртке до самого верха. Куртка мужская, просторная, и я, наверное, выгляжу в ней не лучше, чем в гидрокомбинезоне, зато никакой ветер не страшен.

– Куда мы идем? Здесь ничего нет, – говорю я, вновь проходя мимо часового. – Голая пустошь.

Доминик берет мою руку, засовывает к себе в карман и указывает на скалистый берег.

– Пойдем попрощаемся.