Текст книги "На край любви за 80 дней"

Глава 62

Снимок: Си-Эн Тауэр

Инстаграм: Роми_К [Торонто, Канада, 30 апреля]

#Брошенная #ПоследнийДень

8846 ♥

Юнион-стейшн – главный железнодорожный вокзал Торонто, огромный, гулкий, с мраморными колоннами и высокими потолками, ничуть не хуже любого нью-йоркского. Только мой новоиспеченный бойфренд скоропалительно исчез, время уходит, и любоваться величественной архитектурой мне совершенно некогда.

Забрав свой чай и не получив ответа от Доминика, я включаю телефон и начинаю искать самый быстрый способ добраться домой.

Меня отделяет от родного штата всего одна граница, которую и границей-то не назовешь. Правда, есть два ограничения: время и рейсовые самолеты. Поскольку я все равно на вокзале, проверяю поезда – и отбрасываю эту идею. Ближайший поезд Канадской железной дороги прибывает в Нью-Йорк только завтра. Правда, есть поезд из Ниагара-Фолс, который может доставить меня домой вовремя, но сначала надо добраться туда. Почти целый час я изучаю другую возможность – наплевать на расходы и найти кого-нибудь, кто отвезет меня в Нью-Йорк на машине. Я не вижу никаких причин, не позволяющих мне пересечь границу, однако водителей, которые согласились бы меня подвезти, не находится.

В конце концов я решаю ехать в Ниагара-Фолс – главным образом потому, что автобусы отправляются прямо с этого вокзала, и покупаю электронный билет на поезд «Амтрак», который, если только не собьет какую-нибудь корову на рельсах, прибудет на Пенн-стейшн в одиннадцать вечера. Нажав кнопку «подтвердить», я вновь проверяю сообщения и почту. Поскольку все уведомления включены, отсутствие сообщений и писем меня не слишком удивляет.

Неужели Доминик меня бросил? От этой мысли тошнит, но других причин внезапного исчезновения я не вижу. Даже в самой критической ситуации можно ответить на сообщение.

Крепко сжав ручку чемодана, я проглатываю терзающую мое сердце обиду и спешу к автобусу. Над вокзалом торчит острый шпиль Си-Эн Тауэр, и я останавливаюсь, чтобы сделать фото. Заметив стоящие вдоль дороги автобусы, я вскакиваю в первый попавшийся с надписью «Ниагара-Фолс» и бросаю в коробку для мелочи остатки канадской валюты.

– Дави на газ, Джек, – бормочу я, опуская чемодан на полку для багажа за сиденьем водителя.

На мою беду, у шофера оказывается отличный слух, и он сообщает, что его зовут Абдул, а не Джек. И все равно – меня не покидает ощущение, что скорость, с которой автобус срывается со стоянки, – целиком и полностью моя заслуга.

Согласно расписанию, мы должны обогнуть озеро Онтарио за два с половиной часа, однако Абдул явно решил поставить рекорд. То и дело пускается дождь, а на обочине еще не до конца растаял лед. В отличие от свежей зелени Ванкувера, за окном раскинулся заснеженный степной пейзаж. Надеюсь, что завтра в это время я буду наслаждаться созерцанием тюльпанов на балконах Нью-Йорка.

Два часа тянутся ужасно медленно. Несмотря на все мои попытки отвлечься, я уже раз десять проверила сообщения и почту. Что, если Доминик действительно меня бросил? А все, что между нами было, с его стороны лишь военная хитрость?

В конце концов я направляюсь к багажной полке впереди автобуса и засовываю телефон в чемодан, чтобы не смотреть на него. И впервые после Парижа достаю свой бедный разбитый «Кэнон». В нем не осталось фотографий, которые бы напомнили мне о Доминике, об этом позаботились парижские грабители. Но при взгляде на старый фотоаппарат меня переполняет чувство потери. Путешествие всей моей жизни почти завершено.

Вернувшись на место, я окончательно убеждаюсь, что объектив не подлежит восстановлению. Внутри камеры позвякивают осколки стекла. Правда, сам корпус цел, даже затвор работает. Если в конце этого безумного путешествия я все-таки получу работу, то можно будет подумать о новых линзах.

– А, «Кэнон»? – раздается голос с другой стороны прохода. – Что до меня, я предпочитаю свой старенький «Пентакс». Правда, теперь таких уже не выпускают.

Симпатичный усатый старикан в белоснежной панаме и тщательно выглаженных хлопковых брюках протягивает мне свой фотоаппарат.

– Макс Хаммер, – говорит он, тыча себя в грудь, и я беру фотик: старый, испещренный вмятинами и царапинами.

– Вы снимаете на пленку? – изумленно спрашиваю я. – Это ведь жутко дорого!

– Привычка – вторая натура, – пожимает плечами старичок, бережно принимая у меня свое сокровище. – Я посвятил свои золотые годы фотографированию этой страны «от моря до моря и до моря».

Я не могу удержаться от улыбки.

– Не слишком ли много морей, Макс?

Он весело хмурит брови под панамой.

– У нас, между прочим, три океана, милая девушка. Не забывайте об Арктике!

«Как же, забудешь ее», – думаю я, вспоминая ледяные брызги на палубе «Полярного медведя».

– Значит, решили немножко разбавить свои океаны Америкой? – спрашиваю я у старичка.

Он бросает на меня озорной взгляд.

– Не дождутся. У меня зуб на теперешнюю администрацию. Вернусь, только когда они исправятся.

Он начинает любовно полировать линзы фотоаппарата, и я понимаю, что разговор окончен. Тем не менее я заинтригована.

– Вы ведь знаете, что мы едем в Ниагара-Фолс? Между прочим, это в штате Нью-Йорк.

Теперь в его улыбке сквозит жалость.

– Разумеется, юная леди. Только этот автобус идет на канадскую сторону водопада.

В ответ на мой ошарашенный вид новый знакомый начинает сочувственно похлопывать меня по руке, которой я судорожно схватилась за спинку сиденья.

– Ничего страшного, – говорит он. – Если вам надо на другую сторону, там есть мост.

Я вскакиваю с места и бегу к Абдулу.

– Стоять во время движения запрещено, – заявляет водитель.

Я сажусь на пустое сиденье у него за спиной, что не облегчает диалога. Тем не менее я стойко продолжаю.

– Мы ведь едем в штат Нью-Йорк, Абдул? – ору я.

– Отвлекать водителя во время движения запрещается! – кричит он в ответ.

– Я всего лишь спросила, куда мы едем, друг!

Отчаяние в моем голосе заставляет водителя сжалиться. А может, ему понравилось, что я назвала его другом. Он стучит согнутым пальцем по расписанию, приклеенному к приборной панели со стороны двери. Я встаю и начинаю читать.

– Стоять во время движения запрещено, – повторяет Абдул, и я торопливо отхожу назад, успев прочесть все, что хотела: «Ниагара-Фолс, Онтарио».

Я вновь достаю из чемодана телефон и минут десять ловлю прерывистый вайфай. Пункт назначения нашего автобуса – действительно Ниагара-Фолс со стороны Онтарио. Тем не менее Макс Хаммер прав. Между двумя Ниагарами есть круглосуточно открытый мост.

Я уже закрываю телефон, как вдруг приходит письмо от Томми. Я не слышала новостей из дома целую вечность и, волнуясь, открываю послание. На этот раз он меня не критикует, хотя и домой особо не зовет, только пишет, что больше недели назад пропала Рианна и Мерв в отчаянии. Томми скуп на детали. Он лишь добавляет, что в день моего приезда планируется финальная распродажа.

Я пишу, чтобы они не сдавались; Томми не отвечает. Вайфай постоянно пропадает, и я даже не уверена, что письмо отправилось. Я звоню. Телефон Мерва сразу переключается на автоответчик. Я в отчаянии набираю номер Доминика. Ничего. Что с вами, люди? Что за дурацкая привычка не отвечать на звонки?

Макс, который сидит через проход, вырубился. Панама сползла на один глаз, и он так сильно храпит, что один ус поднимается, как от ветра. Я завидую его безмятежности и злюсь, что не умею расслабляться.

Откинувшись на спинку кресла, я пытаюсь дышать, как учили на занятиях йогой. Я так близко. Почти у цели. Через несколько часов буду дома. Безумное путешествие закончится. И с магазином все будет хорошо. Иначе и быть не может.

Не успевает Абдул остановить автобус, как я хватаю чемодан и несусь к выходу. Городок напоминает Кони-Айленд. Казино, музеи восковых фигур, сувенирные лавки, кинотеатры: «Спешите увидеть водопад в 4D, как настоящий!» Зачем смотреть на водопад в кино, если он шумит прямо за дверью? Может, они для пущего эффекта поливают зрителей водой?

В любом случае у меня нет времени рассматривать все эти чудеса. Я машу на прощанье Максу Хаммеру с его «Пентаксом» и бегу к Радужному мосту через реку Ниагара. Насколько я могу судить, он скорее зеленый. В воздухе висит водяная пыль, а шум водопада заглушает остальные звуки.

От реки веет зимним холодом, и, подойдя ближе к мосту, я замечаю в воде куски льда. Вода, падающая на американскую сторону, принимает фантастические формы, перекатываясь через глыбы льда в основании.

Вайфай не ловит, но я в последний раз лихорадочно проверяю сообщения и, сунув телефон в карман, бегу к американской границе. Заходить на Радужный мост надо через стеклянную дверь, за которой стоят автоматы, принимающие канадские монеты достоинством в один доллар и американские купюры. Чтобы перейти на ту сторону, нужно просунуть в щелочку четыре четвертака. Раздобыть их можно в автоматах.

Это означает, что мне приходится вернуться на другую сторону дороги к банкомату. Я испытываю робкую благодарность, когда мне предлагают выбор валюты, и через несколько секунд впервые за долгое время держу в руках американские деньги. Скормив машине доллар, я поднимаю над головой чемодан и штурмую турникет. И вот я уже шагаю по пешеходной дорожке.

Уворачиваясь от туристов, делающих селфи и семейные фото на фоне заледеневшего водопада, я бодрой трусцой направляюсь на американскую сторону. На середине моста висит табличка и два флагштока, символически отмечающие самую протяженную неохраняемую границу в мире. Я знаю, что надо бы сделать пару снимков для «Экслибриса», но нетерпение слишком велико. И – о чудо! – на той стороне даже нет очереди на пограничный контроль. Я заставляю себя подойти к стеклянной двери, и меня подзывает жестом пограничник, готовый распахнуть дружеские объятия.

Как только я протягиваю ему паспорт, у меня за спиной раздается пронзительный крик.

Глава 63

Снимок: Замерзший водопад

Инстаграм: Роми_К [Ниагара-Фолс, граница США и Канады, 30 апреля]

#ЛедНиагары #Крушение #РазбитаяРадуга

9919 ♥

Я понимаю, что мои дела плохи, когда улыбчивый, откормленный американский юноша в новенькой форме произносит нецензурное слово. Даже если бы он сказал «господи!» или там «елки-палки!», я бы расценила это как дурное предзнаменование. Но он выразился покрепче. В общем, рассказываю по порядку.

Пограничник ставит штамп и подносит мой паспорт к лазерному экрану, но когда он поднимает голову и смотрит через мое плечо, улыбка застывает у него на лице.

– Твою мать! – говорит паренек. – Кресло упало в воду!

Он неуловимым движением трогает большую красную кнопку и одним махом перескакивает через калитку, отделяющую охранников от простых смертных. То есть от меня. Проносясь мимо, он успевает развернуть меня на сто восемьдесят градусов, и я оказываюсь лицом к стеклянной двери, через которую только что вошла. Стоящее у перил небольшое семейство с открытыми ртами пялится в воду.

Даже в момент невыразимого ужаса я не теряю из виду своей главной цели. Хватаю паспорт и бегу к последней стеклянной двери, отделяющей меня от родной страны.

Слишком поздно. Красная кнопка заблокировала все выходы. Я стучу по стеклу, пытаясь привлечь внимание женщины на другой стороне. На ней такая же форма, как у паренька, и она повернута ко мне спиной.

– Он меня пропустил, – воплю я, размахивая в доказательство своих слов паспортом. – Смотрите! Он вернул мне паспорт!

Женщина бросает на меня косой взгляд – значит, слышит – и все-таки отворачивается. Она скрещивает руки на груди и стоит нерушимо, как скала.

Теперь моя единственная надежда – юный пограничник. Я выбегаю наружу. Люди в форме парковой полиции уже очистили мост от туристов, на нем остались только потерявшее кресло семейство и я. Пешеходная часть отделена от автомобильной бетонными блоками, но машин на мосту тоже нет. От бурлящей внизу воды веет ледяным холодом.

Насколько я могу судить, семья потеряла всего лишь детское кресло, а не ребенка, поскольку отец держит на руках маленькую и чрезвычайно сопливую девочку. Мать объясняется с пограничником. Копна светлых волос у нее на голове уложена в культовую прическу «взрыв на макаронной фабрике», из которой выглядывают забрызганные дождем солнечные очки. Из-под полощущейся на ветру клетчатой куртки ее мужа видна футболка с надписью «Истина в зерне».

– Я во всем виновата, – терпеливо объясняет женщина. – Не надо было позволять ему пользоваться палкой для селфи. Я просто поставила автокресло на перила, чтобы оно не попало на фотографию.

Пограничник достает рацию.

– Я видел, как оно упало, – говорит он, жестикулируя антенной. – В нем кто-то сидел.

Папаша качает головой, поднимая в доказательство ребенка.

– Нет-нет, Дженна – вот она, упало только кресло.

Он оборачивается к жене и тычет в нее обвиняющим пальцем.

– Своим родителям будешь объяснять сама! Эта штука обошлась им в три сотни баксов, и ты прекрасно знаешь, что виноватым сделают меня!

– Не волнуйся, милый, я скажу, что виновата я, – утешает мужа блондинка.

– Участники инцидента утверждают, что в реку упало пустое детское кресло, – рапортует пограничник в рацию и прикасается к наушнику.

– Гм… нет, подтвердить не могу.

– Вас понял, – добавляет он, вновь бросив взгляд на пару, и вешает рацию на ремень.

– Вам придется пройти со мной, – говорит он родителям, махая рукой в сторону Канады.

Малышка чихает, обрызгивая отца и пограничника. Я смотрю на нее с нескрываемым отвращением. Нет, я, конечно, рада, что она не улетела вниз вместе с креслом. Ужасно рада. А вот непутевых родителей придушила бы голыми руками.

После возвращения на канадскую сторону охранники сообщают, что мост закрывается.

– Извините, что вмешиваюсь, – говорю я, – не могли бы вы открыть дверь, а то я спешу?

Юный пограничник смотрит на меня таким взглядом, точно видит впервые в жизни.

– Извините, мадам, – говорит он. – На мосту произошел инцидент с опрокидыванием объекта. Движение перекрыто до выяснения обстоятельств.

– Но вы вернули мне паспорт, – возмущенно произношу я, размахивая документом, и поставили печать!

– Мы должны соблюдать правила, мадам, – говорит он.

– Никто ведь не пострадал, – пытаюсь убедить пограничника, в то время как его затянутая в перчатку рука властно указывает в направлении, противоположном всем моим чаяниям. – Вы же видите, что ребенок на руках у своего отца. Упало только кресло.

Он одаривает меня скупой улыбкой, которую, я просто уверена, приберегает для самых тупых туристов, с которыми надо быть вежливым.

– Мост будет перекрыт, пока инцидент не объявят исчерпанным, – гнет свое пограничник, протягивая руку, чтобы направить меня на путь истинный.

Я машинально отталкиваю его руку и, не отдавая себе отчета, бросаюсь в американскую таможенную зону и стучу в стекло женщине, которая терпеливо сидит на своей стороне.

Откуда ни возьмись появляется вооруженный эскорт и препровождает меня на канадскую сторону. К счастью, это не настоящая полиция, а парковая охрана. Пока меня ведут, я с жаром объясняю им, что опаздываю на поезд, а мой дядя вынужден продать свой любимый книжный магазин, и мне совершенно необходимо быть сегодня в Нью-Йорке. Охранники, со своей стороны, перечисляют основания, на которых они должны меня арестовать.

К тому времени когда мы вновь ступаем на твердую почву, достигнуто важное соглашение: они не станут меня задерживать, если я пообещаю до конца дня не делать попыток форсировать Радужный мост.

У меня хватает остатков здравого смысла, чтобы повиноваться. Я спешу прочь от полицейских мигалок на краю моста. Начинает моросить противный мелкий дождик. От реки дует ледяным холодом, и я моментально замерзаю. Не похоже на весну. Буквально вчера я истекала потом в знойном Сингапуре.

Оставшиеся в городе туристы приняли разумное решение и отправились смотреть на водопад в кинотеатре. Там тепло. Стоя в одиночестве на берегу, я устремляю хмурый взгляд на грохочущий водяной занавес, отделяющий меня от родного штата, и разражаюсь слезами.

Я не из тех, кто выражает свои эмоции на публике. Каждый раз, когда происходит какая-нибудь фигня, а в этом путешествии такое случается сплошь и рядом, я стараюсь найти укромный уголок, чтобы прийти в чувство, не привлекая внимания окружающих.

Но сейчас, под дождем, никто не поймет, что по моему лицу текут слезы. К тому же я единственная идиотка, оставшаяся в такую погоду возле водопада. Удрученная и промокшая, я перехожу через дорогу и ступаю под укрытие: зеленый навес «Старбакса». Край тента прогибается, и меня окатывает ледяной водой. Роясь в карманах в поисках салфетки, я роняю кошелек, который, по закону подлости, шлепается в лужу. Промокнув лицо, я последней салфеткой вытираю кошелек и заглядываю в него – проверить, в порядке ли паспорт. Американские деньги остались сухими, намокла только карточка с запиской Доминика. Его послание смыло водой.

От меня не укрывается горький символизм этого факта, и я уже хочу выбросить листочек, но зачем-то переворачиваю карточку и вижу имя Ганеша. Доминик писал записку шариковой ручкой, а телефон Ганеша напечатан фабричным способом. Сжимая в руке то, что осталось от карточки, я вспоминаю слова моряка. «Если понадобится помощь, звоните. У меня вся семья в море. Везде есть связи».

Я стряхиваю дождевые капли и изучаю телефонный номер. До поезда, который отправляется с вокзала на той стороне реки, осталось два часа. Вокзал практически видно отсюда. Два часа. Пристроившись возле мокрого окна «Старбакса», я пишу сообщение.

Вполне возможно, что я застала Ганеша среди ночи, но отвечает он практически мгновенно. Причем не пишет, а звонит.

– Тебе это обойдется в целое состояние, – выдыхаю я вместо приветствия и слышу в его сонном голосе улыбку.

– Мы стоим в порту, и я звоню по фейстайму. По-моему, твое дело слишком срочное для переписки.

Он прав, и я сбивчиво рассказываю ему о своих злоключениях.

– Я уже не знаю, кому звонить, Ганеш. Когда я нашла твою карточку, то вспомнила…

– Всегда есть выход, – обрывает он меня. – Летом я бы просто набрал своего дядю, который работает капитаном на «Туманной деве», а сейчас…

Он замолкает, и на секунду мне кажется, что связь пропала.

– Алло! – кричу я.

– Ладно, я что-то придумаю, – говорит моряк. – Самолет не подходит, правильно?

– Да, такое условие.

– Хорошо, через пять минут перезвоню.

– Спасибо, – кричу я, но он уже отключился.

Я пользуюсь моментом, чтобы сбегать в уборную. Не успеваю выйти из кабинки, как раздается звонок.

– Где ты находишься? – вопит Ганеш.

– В «Старбаксе», – шепчу я. Не говорить же, что в туалете. – Возле… Не знаю, как это называется. Променад, наверное. Он выходит на водопад.

– Американский или канадский?

– Ну, я ведь на канадской стороне… – начинаю я.

– А вода куда падает? – перебивает Ганеш.

– На американскую, – быстро говорю я и сливаю воду, от всей души надеясь, что это звучит как Ниагара.

– Перейди дорогу и посмотри вниз, – командует Ганеш. – И скажи, что видишь.

Я подтягиваю просторные штаны, выскакиваю на улицу и перебегаю дорогу прямо посреди квартала. Господи, в кого я превратилась? Запыхавшись от марш-броска, я роняю чемодан и наклоняюсь над поручнем.

– Там вагончики ползают вверх-вниз…

– Фуникулер, – поясняет Ганеш. – А ниже?

– Какие-то люди в желтых костюмах, бегают вокруг двух серых плотов. Ты их имеешь в виду?

– Отлично! – радостно говорит Ганеш. – Теперь, Роми, надо действовать быстро. Ты должна подойти к месту, где начинаются экскурсии, поняла?

– Ага.

– Там кто-нибудь есть?

– Никого.

– Хорошо. Перелезь через ограду и спустись по ступенькам рядом с фуникулером. Тебе нужен «Зодиак».

– Плот? Что…

– Иди! Дядя говорит, они и так задержались. Это твой последний шанс.

Он не успевает договорить, а я уже перепрыгнула через забор и несусь по лестнице.

– А в котором из них твой дядя? – уточняю я на бегу.

Железные ступеньки покрыты слоем наледи.

– Его там нет, но его друг Уинстон работает в службе спасения, и они должны выловить детское кресло, которое… упало в водопад, что ли?

– Точно, – пыхчу я, выбегая на галечный пляж и нацеливаясь на группу с плотами.

Один «Зодиак» уже отошел, а второй задерживается. Кто-то в желтом машет мне рукой.

– Спасибо, Ганеш! Он меня видит! Будешь в следующий раз в Нью-Йорке – с меня ресторан!

– Ха! – отвечает он. – Пусть лучше твой парень испечет мне тот ромовый кекс!

Я не успеваю объяснить, что никакого парня у меня нет: Ганеш прерывает звонок.

Оказывается, дядя Ганеша, капитан экскурсионного кораблика, дружит с начальником морской службы спасения. Его зовут Уинстон Таббс, о чем он мне и сообщает, бесцеремонно втаскивая в лодку.

– Обычно мы вылавливаем тела, – говорит он, вручая мне гигантский желтый плащ. – Я согласился захватить тебя только потому, что сегодня наша добыча – детское кресло, надеюсь, пустое. Плевое дело.

Он с улыбкой застегивает молнию на своем плаще.

– Ну, и за мной должок Шиву. Так что тебе повезло, малышка. Надевай жилет и садись.

Я послушно усаживаюсь на пол в задней части лодки. Уинстон заводит мотор, и мы плывем вслед за первым «Зодиаком» по Ниагаре. Под водой виднеются остроконечные куски льда, точно мы скользим по мозаике из осколков стекла.

Резкий порыв ветра сдувает с меня капюшон, и лицо моментально замораживается. Пытаясь спастись от невыносимого холода, я зажмуриваю глаза. Через минуту двигатель замолкает, и я их осторожно открываю.

Первый «Зодиак» болтается рядом, и человек в желтом на носу лодки шарит по воде длинным шестом с крюком на конце. Чтобы втащить добычу на борт, ему требуется помощь напарника. Наконец, они втаскивают на борт потерянное автомобильное кресло. Второй мужчина возвращается к мотору, а первый поднимает в воздух какой-то предмет и машет нам. У него в руках – мокрый, совершенно голый пупс размером с годовалого ребенка. Первый «Зодиак» направляется к причалу, а Уинстон поднимает руку.

– Шив сказал, что у тебя с документами порядок? Покажи паспорт.

Я протягиваю паспорт.

– Не хочется нарушать закон и ввозить в страну нелегального иммигранта, – говорит он, рассматривая штамп.

Удовлетворенный осмотром, он нажимает кнопку рации, прикрепленной на плече, говорит что-то и направляет лодку в противоположную сторону.

– Тебе ведь на поезд? – спрашивает он.

Я киваю. Он наклоняется над мотором.

– Тогда прокатимся повыше. Там меньше шансов, что нас заметят, и к вокзалу ближе.

Мы проносимся мимо моста и подплываем к берегу. Здесь, вдали от водопада, над водой клубится низкий туман. Заглушив мотор, Уинстон оборачивается ко мне.

– Я высажу тебя в старом доке. Вот тут сбоку лестница, только осторожно, ступеньки крутые и расшатанные, поняла? Когда поднимешься, там до станции пара пустяков, меньше мили по бульвару.

Он отмахивается от моих благодарностей, и я вместе с чемоданом карабкаюсь на причал. Я бросаю на палубу спасательный жилет, который приземляется рядом с Уинстоном, и в этот момент у меня из кармана вылетает телефон. Я падаю на колени и шарю руками в воде, но телефон уплывает под ледяную корку и навеки исчезает в Ниагаре.

Уинстон уносится в туман, не заметив моей маленькой неприятности. Да все равно он бы ничего не смог сделать. Я выжимаю рукава и в тающем свете уходящего дня поворачиваю к почти отвесной деревянной лестнице. Спасибо тамильскому моряку Ганешу – я вернулась на родную землю, побывав в одиннадцати странах, если считать остановку в Сингапуре, и от конечной точки путешествия меня отделяет одна поездка на поезде. Цепляясь за оледеневшие поручни, я поднимаюсь по крутым, как и обещали, ступенькам и бегу по темным улицам Ниагара-Фолс, Нью-Йорк.