Текст книги "Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020"

 
зачем всё это? низачем
но надо же девать куда-то
как дождик листья намочил
и ночь крадётся воровато
 
 
кому всё это? никому
так просто – в пустоту над садом
как время падает во тьму
и ты сидишь со мною рядом
я за руку тебя возьму
и ночь
и затихает ветер
а для чего и почему?
не знаю что тебе ответить
 

 
в раме светится лицо
снег летит над крышами
будем мы в конце концов
выше
слышишь – катится зима
жестяные санки?
на горе стоит тюрьма
а под горою – банки
холод тычется в стекло
на окошке – кошка
нет, ещё не всё прошло
потерпи немножко
 

Владимир Монахов
Поэзия под лавкой истории

Родился в 1955 г. в г. Изюм Харьковской обл. Украинской ССР. Поэт, писатель, публицист. Журналист. Автор многочисленных сборников стихов и прозы. Публикации в журналах «Арион», «Футурум АРТ», «День и ночь», «Крещатик», «Юность», «Дети Ра», «Плавучий мост» и др. Возглавляет Иркутское отделение Союза литераторов России. Живёт в Братске, Иркутской области.

 
В школе хотел стать героем.
– Хорошо бы война, – говорил на уроках истории, —
Будут доблести и подвиги!
– А если убьют? – негодовала учительница истории.
– Герои не умирают, – отвечал как урок.
Учительница возмущалась,
называла меня милитаристом.
 
 
И мне это имя нравилось.
Я еще не знал, что можно просто сочинять стихи,
Которые станет петь вся страна,
И с их помощью стать доблестным героем.
 
 
«Вставай, страна огромная!»
………………………………
«Хотят ли русские войны?!»
……………………………………….
«Этот день победы порохом пропах…»
 
 
Но все-таки
для хороших песен
нужна сначала
великая
победоносная
война…
 

 
Зарядить
в пулемёт неба
дождь
и каплями
расстреливать землю —
горы, поля, леса
деревья, травы, цветы,
насекомых, птиц,
зверей!
 
 
И ДОЖДЬдаться выхода
дождевых червей
на белый свет!
 

 
Моя бабушка Феня
Никогда не пользовалась часами…
Она говорила – утром пойду на базар,
После обеда приходи собирать помидоры,
Вечером поеду в село Кунье, ты со мной?…
 
 
Бабушка не делила время на минуты, часы, сутки…
Она планировала – весной будем пересаживать клубнику,
Зимой – научу тебя плести корзины,
Летом возьму торговать в Донецк и Харьков…
 
 
Иногда она вспоминала – я мамку твою родила перед войной,
А после войны Любка в семнадцать лет
выскочила замуж за чахоточного кацапа Василия…
 
 
И было понятно, что поведение мамки она осуждает…
 
 
А войну, которая забрала у неё мужа и отца,
баба Феня никогда не вспоминала…
 
 
Хотя много раз зимними вечерами
Просил бабушку рассказать
О боевых действиях и эвакуации!
Но баба Феня только махала рукой —
Ничего там хорошего не было!
 
 
И предлагала дальше плести корзины…
 

 
В кривоколенном переулке
прошла кровавая война…
В старинной жестяной шкатулке
лежит убитая страна.
 
 
Куда солдаты исчезали
уже не помнит командир,
и правит мир Господь-дизайнер
над теплотою черных дыр…
 

 
С внуком запустил
бумажный самолётик
в сторону детства
 

 
краткая история древности – Бог есть!
краткая история античности – Бог есть!
краткая история средневековья – Бог есть!
краткая новейшая история – Бог умер!
краткая история вечности – Бог есть!
 

 
Если завтра умру,
То мужикам придётся тяжело тащить
С пятого этажа без лифта
140 килограммов мёртвого тела…
 
 
Поэтому есть ближайшая задача —
До перехода в мир иной похудеть!
 
 
Вот моя тёща – детский зубной врач
Антонина Ивановна Масленникова
Всё приготовила к будущим похоронам и даже
Перед кончиной высохла —
Стала легче былинки и,
Приготовилась легко взлететь на небо!
 
 
А мы её лишь проводили взглядом!
 

 
Летящее человечество,
копающее на Земле огороды
и
строящее ракеты,
чтобы лететь к дальним звёздам —
 
 
мы все в космосе!
 
 
А вы думали так просто
было построить на всех —
живых и мёртвых —
один огромный корабль для
межгалактических путешествий
без единого гвоздя?
 

1

 
Живая душа на земле – недорого стоит,
А уж мёртвая растёт в цене!
Торгуются ад и рай!
 

2

 
Мы мертвецы
На этом и на том свете,
Но у Бога мёртвых нет!
 
 
Поэтому Господь управляется
Там и тут
В две руки…
 

 
   На клумбе бытия
   Земля с габаритными огнями
   Искусственных спутников
   Обходит дозором космос —
   есть живые?!
 

Полюбила баба Каина

Сергей Кузнечихин

 
   Баба Каина любила,
   Баба Авеля убила…
   Эх, грешить да каяться —
   Бабам шибко нравится!
 

 
   Лето – путь в ссылку
   цветка полевого и садового…
   Турист и садовник —
   сопровождающие их лица…
   Да еще поэт,
   успевающий воспеть
   путь цветка до
   унылой поры —
   очей очарования…
 

 
   Под светофором
   В луже предзимней —
   Много еще зеленого!
 

 
   Денег
   в достаточном количестве
   в доме не было,
   но поэзия
   под лавкой истории
   водилась!
 

Иван Плотников
Утро после дождя

Родился в 1993 г. в Екатеринбурге. Окончил институт иностранных языков УрГПУ (специальность – английский язык). Кандидат филологических наук (диссертация по переводам стихов И. Бродского). Работает учителем английского языка в школе. Печатался в «Урале» и нескольких альманахах. Руководитель екатеринбургского отделения литературного клуба «Лампа». Живет в Екатеринбурге.

 
   Воздух объемлет звуки
   И освещает водой.
 
 
Слово из кровной муки,
Спетое немотой,
Сердце берет нечаянно,
Словно чужое дитя.
 
 
Музыка после молчания.
Утро после дождя.
 

 
   Западает звук, привыкает слух.
   Человек в лесу безупречно глух,
 
 
Где скворцов письма черно-белый взмах,
Не видать его в теневых ветвях.
 
 
И неровный круг деревянных рук
Открывает веер пернатых букв,
 
 
Как нечеткий знак, порождает страх
И фантомной песней болит в ушах.
 

 
   Подозрительно шумная компания
   рассыпалась
   на щегла с ломающимся голосом,
   едва певучую малиновку,
   двух немых синиц
   и молчаливого соловья.
 
 
   И все озираются
   на подозрительно шумные компании.
 

 
Драгоценный сложен свиток
для седеющих времён,
как пустой, но пестрый свитер,
сознающий свой объём,
 
 
где узоры ходят рядом,
как друг другу не родня,
синтетических разрядов
крепнет легкая броня.
 
 
Мнимой связью очарован,
изнутри немеет шкаф,
это сказанное слово
вечно тянет за рукав.
 

 
Застывает звезда в непрозрачном окне
Темноты и небес, чтоб сгореть и присниться.
На родном языке пересказывай мне
Невозможные сны о большой тишине
Невесомой синицы,
 
 
О холодном луче с никакой стороны.
Словно тени деревьев сплетались ветвями
До сплетенья корней, до восхода весны,
До глухого теченья земной глубины,
Опадая словами.
 

 
Над деревьями птичья поется свобода,
Светоносное время подсвечено тьмой.
От пустых облаков остается погода
С молчаливой водой.
 
 
Темнота заплетается в косы. Большая
Прорастает беда из-под медленных рук.
Это ветер незрячий, слова искажая,
Сохраняет их звук.
 

 
Танец невольный, вписанный в долгий ветер,
длится мгновение,
в сторону ночи течет,
в душе его слово далёкое,
первородное слово – в сердце,
 
 
а мне в другую сторону.
 

 
Так лечит крапива. В ладонях поёт
Игрушечный ветер, невидимый лёд.
И сердце застывшего сада
Хранит немоту листопада,
 
 
Где тени деревьев играют листвой,
И черные ветви осины пустой
Трещат, словно полое пламя
Себя наполняет стволами.
 
 
Так мучает землю неведомый звук
Синицы, незнающей гибельных рук.
Как слово нисходит ревниво,
Так лечит в ладонях крапива.
 

 
Дожди звучат струной черноволосой.
 
 
Листвы мольба, ветров немых угрозы.
Как через лес проходят поезда —
«Как невозможной осени стрекозы» —
Звучат слова одушевлённой прозы,
За нею птиц весенних пустота
И точных рифм особая свобода —
«Летает чёрный воздух над водой» —
Скрывать лицо прозрачной темнотой
И заполнять пустое время года
Зелёным пеньем, речью золотой.
 
 
И тишина становится тобой.
 

 
Высота омывает лицо безымянной погоды,
Отражая в деревьях узор дождевого окна,
Где листвой продолжают играть говорящие воды,
И зияет незримым огнём на ветвях тишина.
 
 
Обрывая себя, не находит свое продолженье,
Разбивается дождь на осколки огня. Листопад,
Озираясь на улицы, видит свое отраженье
И безмолвно поёт, подбирая слова наугад.
 

 
Приснится тонкий лёд,
И звук, вместивший свет,
Найдет и назовёт,
Чего на свете нет.
 
 
Как тихая волна —
Ни бросить, ни поймать —
Есть музыка одна,
Она не хочет знать,
 
 
Горчит ли вечный мёд,
Влечет ли тайный страх,
Молчит или поёт
Значенье на устах.
 

 
Воздух замрёт, проступая на ветках пустых
Птицей минувшей, хрустальным огнём, звездою.
Свет, отраженный от медленных рек своих,
Пьет глубину и дыхание шьёт густое.
 
 
Снег не коснется земли, но прозрачный звон
Ляжет в ладони, пустой снегопад рисуя.
Видишь, два дерева с двух сторон
Вслух обнимают свою тишину седую.
 

 
В роковой высоте, над которой сгорает звезда,
Воробей обрастает огнем, обращается в слово.
Пустотою тяжелого ветра шуршит вода
И несёт отражение света живого.
 
 
Серебром поведёт игла, да прозрачна нить.
Это в целое небо слеза темноты упала.
Это птица большая не может в себя вместить
Невесомое пение птицы малой.
 

1

 
первый снег не пахнет снегом
только светом
от дождя
опоздавшим
снежным эхом
слепо в ягоде светя
 
 
светит
на щеке слезинка
светит
оболочка рек
 
 
отпечаталась картинка
фотовспышкой
белых век
 
 
в созревающей дождинке
застывает
первый снег
 

2

 
в темноте
в кармане света
достоверно белый снег
затаившись
от предметов
сознает земной ночлег
 
 
только блеск воды несмелый
и пробелы снов
едва
горло ночи охладело
светит сердце вещества
 
 
только снег ложится белый
достоверный
как слова
 

3

 
снегопад идет на убыль
проступает человек
заплетая звуки в грубый
и послушный белый снег
 
 
нет не шум стоит за дверью
хор немыслимый молчит
тают пойманные перья
в невесомые ключи
 

 
Гирлянда свиристелей
красные склевала игрушки,
зажглась желтыми звуками
и вот-вот обратится
в новогодний фейерверк.
 

 
Как белый цвет извлечь из графики,
Прозрачный воздух – из бутылки.
Теряя краденные навыки,
Ты гнешь серебряные вилки.
 
 
Внутри синицы голос беженца
От журавлей в побочном роде.
И ветер на зубцах не держится,
И лед из берегов выходит.
 

 
   Как снегопад, что только в настоящем,
   Ворона видит серебро во льду звенящем.
   Во мне ты отразишься тишиной,
   В которой свет, что снег, идет стеной,
   И звуки рассыпаются на бисер.
   Я невнимательный природе летописец.
   Когда снега молчанием полны,
   Какой Басе хранит твои следы?
 

 
У тебя под пишущей рукой
белый цвет становится другой.
Свет живет в невидимом клубке,
что в свободной теплится руке.
 
 
Словно отмерзающей рекой
проступает медленная нить
в воздухе под пишущей рукой,
где ты можешь все соединить.
 

 
Укрываясь игрушечным сном,
на стекле рукотворный рисунок
повторяет пейзаж за окном,
уходя в преждевременный сумрак.
 
 
Паутиной обнимет мороз
натюрморты заснеженных кукол —
только крылья тревожных стрекоз,
если занял неправильный угол.
 
 
На стекле не увидят себя
Ни холмы, ни деревья. Вороны
застывают в полете, дробя
нарисованный воздух студёный.
 

Александр Ходаковский
Стихотворения

Родился в 1974 г. в городе Коростень, Житомирской области. Окончил Харьковский государственный институт культуры, факультет культурологии. Публиковался в журналах «В кругу времён», «©П», «Харьков – что, где, когда», «СТЫХ», альманахах «Левада»; интернет¬изданиях «Вавилон», Vernitskii Literature, «Артикль», на сайте ХОО «Союза писателей Украины». Работает в издательстве «Золотые страницы». С 1992 г. живёт в Харькове.

Стихи Александра Ходаковского предполагают на мой взгляд «исполнительское» прочтение. Их надо попытаться услышать и произнести в верной тональности и с правильной интонацией, словом, читая, разыграть внутри себя «вслух» в своей внутренней акустике. В них слышится ответ на призыв футуристов к «самовитому слову», к словотворчеству, к алогизму и явственна связь с той линией стихосложения, которая представлена именами А. Крученых, В. Хлебникова, И. Риссинберга, Сергея Бирюкова. Автор – философ, и стихи его, даже, казалось бы, игровые, всегда звучат всерьез, отвечая на вопрос, в чем смысл наших быстротекущих дней.

Андрей Тавров – поэт, редактор.

 
апрель со мною заодно – снежинки чёркает
терпелось времечко заведено в нутро печёнкою
где рядышком наискосок весть перекатная
мерещит волю лепесток – дрожит рука твоя
ладоней лёд белит виски соцветья хладные
грусть абрикосовой тоски на жизнь порадует
морозный цвет садовый сюр что пень подсвечена
миров изнанка прёт во всю мол делать нечего
любви цветастой пятерня лучистым заревом
уже внимает не меня – раздарен заново
на выдох снитию душа взошла приставкою
снежок землёю задышал грачи загавкали
сырец тепла идёт на твердь на шаг растительный
и ты устам за вздох не верь – грешат спасители
уж голубятня синевы воскреснет странникам
жучище крылья объявил под вишней старенькой
в темнице почвы суть скорбел кузнечик-кукольник
подснежный рослик голубел в ледок закутанный
вот недотроги развернёт улитка-увалень
глядишь курлынь весну проснёт утиным думаньем
 

* * *

 
рассветный блик темнит и кружит…
вжимаясь в точку пустоты
развоплощённое оружие
зрачком невидимым застыл
 
 
куда теперь не повторится
на месте ровен звездочас
когда душою не погас
из пустоты горит зарницей
 
 
и раскрываются границы
в селенья бабочек земных
как будто жизни сходят в лица
нас неоправданно иных
 
 
за спину тень перетекает
к закату клонится росток
холодных молний завиток
материю и дух сцепляет
 
 
корона грузного трамвая
искрит воздушной колеёй
откуда сущее гольё
себя на сущность траливалит
 
 
молниеносному началу
длит словеса на звук молва
воробьём взлетает ворон —
ночник разъятого простора
саму себя не замечая
от клюва мыслит голова
 

О. Сенцову

 
ютится жаль лицом сокрыта
на все четыре без конца
сам за себя радеет мытарь —
выходит в лобовую царь
но тут же пыл его мрачнеет
на пораженье пулемёт
от воскресительной затеи
Олега жизнь своё возьмёт
за правду сколько не упорствуй
кчемушный кесарю пролог
навек герой живёт по госту
голодной совести где Б-г
за пазухой его хранится
чтобы на время умереть
за всех спасти спастись как птица
лети – в полёте смерти нет…
 

 
притворяется и ёлочкою кружится
всяк разносится никчёмная война
войнем воет улица и лужица
пыжится в гармошку для меня
сквозарём синячит-царствует сирень моя
переулку и не выдохнуть никак
прямоту линейного творения
парк износит на своих руках
и сбиваются приветные свидетели
эстафеты городской ва-банк
до скамьи бродяжат до рассвета ли
гейзенберго-броуновский панк
вечерок трубит смазливой сыростью
ветерок сподобив ремеслу
видно парку юрьемайскому не вырасти
райским пасынком тирамису…
 

 
чудесный шёпот из тоски и листьев
где радужная малость пустоты
слагает имена хоть завались ты
мосты мостит и ты её впусти
молчи в распашку звёздной переправы
когда в пути вдруг по тебе идут
поэзия все радуги державит
на выпрямительное слово на беду
на стометровку речи жизнь накинув
поморщившись на смыслы на ходу
мой бесконечник гибельную спину
задачит правому до темечка суду
за тишиною финиша – в начале
судьбу мажорит маска синевы
листва послушно дерево качает
где паутинник имени завис
то ли взываю то ли отзываюсь
записанный с конца в конец в себе
что за душою – знаю и не знаю
длит бесконечье кольцевых небес…
 

 
бесконечные струны безликой воды выпрямляются гребнями
волны затиснуты сушей как борщ в сковородке
слоновье спокойствие берега верному небу ли
то ли авансом – «до скорого…» отплывающей лодке
дорога души будто след на воде – не разведана
бездная точка виток перехода повыпадет где
пионерская дудка текущего «ща» заминорит молебнами
серебром помидорная времени кожа лежит на воде
на мясо мощей перезреют его бессловесные вещи
отойди от себя до песчинок морских обнищай
двоих одиночество жалит вдвойне – мысль трепещет
должен кто-то остаться кто скажет – «прощай…»
 

 
говорящей воде не дано умолчать направление
пруд недвижный явит откровение места
стрекоза спохватилась не зная тоски и предела
приветной открыткой сквозь время в бескровном горении
сквозь солнце в глазнице пруда что зрачком-арабеской
увязло навеки но так и не разглядело
остывшее в минус пространства разверстое дно
там зренье бессильно а значит кромешная память
звезды разойдётся рассветной морокой
без сна и вопросов потьму разнимая
 
 
мается бездна воды циклопическим оком
язык глубины – неустойка поверхности – мука
ослепшая капля поспела как хлеб и вино
что раньше чем было и будет в ничью отдано
млечной рыбе неслышное имя аукать…
 

 
морозом сладки первым верным
на ветках яблоки послушны
спасают радостную грусть
красны стоят карабинеры
поют уже посмертно души
давно висят мертвы – и пусть
когда заглавные верхушки
за-перед-не – ни дать ни взять
вне мысли зрения и слуха
все ощущения обрушив
мол ни пера тебе ни пуха
стряхни червивого ферзя
коли за хвост никак не дёрнуть
сердец насобирай ведёрко
в них небо кончилось и время
ревмя заходится вермеер
молчит своё кинематограф
король без шахмат чёрно-белый
кричит руками веток всуе
вразвалочку столетий чаплин
себя меж нас живописует
лица-холста не опечалив
кровила осень-фуагра
гамбит утиный каравеллой…
 

 
синее синего манит пустыня
необъяснимая не отпусти мя
юдоль крайчатая каёмку взрезала
а там печалия кумекай зеркало
лежит родимая снежком на донышке
держи держись рыдмя лужицей-солнышком
свежа морковная заточка совести
служи москварека за рвы не выгрести
землёй разжалован сапог асфальта
самодержавие греха на фарт нам
дрожит площадная граница ябеда
а снег всё падает в лицо беда-беда
за око зуб дают победы окают
свободолюбию тайгу далёкую
синее синего страна лемурия
возьми спроси кого за жизнь пойму ли я
необратимая всему причастница
тебе бы смерть моя при теле чалиться
куда ж прибрежному песочек катится
в пустыне где ж ему оазис кажется
крупицы камешки вселенны головы
молчите аюшки изныть глаголову…
 

 
ретивое дожить просыпается в сумрак
на дне по натянутым вервям ресниц
душа хороводила родину шаткую
то ли мелодия вертится – цыц
выбери белую пешую шахматку
на посмешище курам
возьмись разукрасить её хоть бы в синее —
синее времени мясо или во что-нибудь
что вне безнадёжного мыслится тела
помнишь прозрачною Ева сгорела
Адаму вослед а материя чёрная стая осиная
вынеслась пО небу…
 
 
оттиск на облаке – нет ему горше
ступней окровавленных в первый закат
частит ретивое солнечным поршнем
рожденья загадкой умы развлекать
где распознает и кто ему стерпит
крылья воскресные поберегись
вещую кровь разольёт виночерпий
на пропасть имён – только светом держись
сосуды-лучи барражируют жизнь
на коне на войне за орбитою черепа…
 

 
что тебе невечный я
неудавшийся разбойник
безупречная ничья —
встреча берега и моря
за волною волн волна
и волынь голодомора
не ледышку раздолдонить
за войною войн нет дна
всему войнОвина видна
одиночеством средь нас
она единая одна…
 
 
и как прежде кровь цветёт
руки рук как головешки
в быль безногий пулемёт
плоть телесную замешивал
человечится кричмя
в пух земля змеится пешая
оробевшее грешит
сердце в сердце ни души
смерти чёрной окромя
 
 
выжав солнце на зрачки
на разрыв слепят планету
деревянных тел клочки
есть бессмертие и нету
 
 
пульс вдырявленный разверст
подмерзая от мороза
душу греет эверест —
в ноль запёкшаяся поза
 
 
позазоною миры
ничегошеньки законы
лябемольник подло стонет
время времени замри
 
 
за и прежде смерти – свет
весть пичугой колобродит
нам бы мёртвым не суметь
умереть свою свободу…
 

Вера Калмыкова
Стихотворения

Родилась в Москве (1967). Филолог, искусствовед, кандидат филологических наук, член Союза писателей г. Москвы, шеф-редактор электронного журнала «Философические письма. Русско-европейский диалог». Автор исследований по истории литературы и изобразительного искусства. Публикации стихотворений, критических статей, публицистики в журналах «Вопросы литературы», «Дружба народов», «Звезда», «Литературная учёба», «Нева», «Октябрь», «Урал» и др. С 2004 г. начала сотрудничать с Мандельштамовским обществом (более 70 статей в первом издании «Мандельштамовской энциклопедии», 2017; участие в подготовке второго издания). Автор статей в ряде других энциклопедических изданий. Вышли две поэтические книги: «Первый сборник» (Милан, 2004) и «Растревоженный воздух» (Москва, 2010).