Текст книги "Волшебник в мире"

Глава 12

Гар и Дирк сдержали слово – они ушли через проем в стене и углубились в лес больше чем на сто ярдов. Потом Гар поднял руку и остановился. Остановились и все остальные. Немного постояли, прислушиваясь. Со стороны города доносились крики.

Этой паузы Килете хватило для того, чтобы присутствие духа покинуло ее. Она отошла от мужчин в тень и горько расплакалась. Но чьи-то крепкие руки обняли ее, щеки коснулась мускулистая грудь. Она прижалась к груди Майлза, зная, что ему можно доверять, что он никогда не подумает о ней плохо.

– Ну, не плачь, успокойся, – уговаривал ее Майлз. – Мы целы и невредимы. Они ни за что не найдут нас здесь. Мы ушли от них.

– А я навсегда потеряла его! – прорыдала Килета. – Теперь Орогору никогда не полюбит меня!

Руки Майлза окаменели. Килета задержала дыхание, неожиданно поняв, что Майлза она тоже не хочет потерять. Но вот его рука вновь принялась гладить ее по спине. Килета облегченно вздохнула и снова заплакала, но на этот раз – слезами радости.

– Думаешь, они разыскали еще несколько таких же портативных пушек? – спросил Дирк.

– Наверняка – в противном случае они бы не осмелились нас преследовать.

Крики теперь слышались гораздо ближе.

– Аристократы! – фыркнул Дирк. – Ничего не скажешь – истинные аристократы: прут по лесу толпой напролом, как крестьяне – ведь они и есть крестьяне!

– Будь справедлив – видал я аристократов, которые тоже собирались в толпы, – возразил Гар и оглянулся на Майлза и Килету, вышедших из тени на пятачок, освещенный луной. – Ну, вы снова в строю? Это славно, поскольку нам придется устроить засаду.

– Засаду? – вытаращила глаза Килета. – А разве мы не хотим убежать от них?

– Да это ненадолго, – ответил Гар. – Сейчас мне нужен один из них – целый и невредимый, предпочтительно – Орогору.

– Орогору? – Килета не на шутку испугалась за друга. – Почему он?

Видимо, Гар услышал в ее голосе испуг, поэтому ответил:

– Не бойся, девушка, мы не сделаем ему ничего плохого – скорее наоборот. Твой друг болен сердцем и разумом. И я хочу исцелить его.

Килете стало еще страшнее – ее догадка подтверждалась!

– Он не сумасшедший!

– Орогору душевнобольной, – сказал ей Гар. – Они все больны. Они все страдают болезнью, называемой «манией величия». Здесь, в этом городе, они вольны купаться в своих заблуждениях без помех, потому что Хранитель заботится о них и защищает их. В некотором роде это можно считать проявлением доброты и милосердия, но еще милосерднее излечить их и подарить им возможность жить полноценной жизнью в настоящем мире.

– Ты в этом уверен? – грустно спросил Дирк.

– Пусть они сами решат, когда обретут такую возможность, – ответил Гар.

– Но почему вас это заботит? – удивленно вопросил Майлз.

– Потому что я уже несколько недель занимаюсь тем, что ищу подпольщиков – общество людей, имеющее тайную организацию, целью которой является свержение Защитника и уничтожение его войска.

– Так вот почему вы вели такие дурацкие разговоры тогда, в кабачке?

– Тебе они показались дурацкими? – усмехнулся Дирк. – Тебе бы послушать, какие разговоры он вел в других... скажем так... странах. С тех пор он стал намного сдержаннее.

– И как же вы до сих пор разгуливаете на воле? – с округлившимися от изумления глазами спросил Майлз.

– А мы скорые на подъем, – ухмыльнулся Дирк.

– Мы совершили гораздо меньше ошибок благодаря тому, что ты рассказывал нам о местных обычаях, – сказал Гар Майлзу. – В конце концов я решил, что здесь у вас никакого подполья нет, но мне все равно хочется избавить вас от железной десницы Защитника, дать вашему народу право избрать правительство по своему усмотрению – такое, чтобы люди могли сами выбирать род занятий, путешествовать куда и когда пожелают, вступать в брак по любви, а не по указке.

Килета ахнула от восторга и ужаса, зачарованная дерзостью заявления великана.

– Но при чем же здесь этот город, населенный толпой полоумных? – недоуменно спросил Майлз.

– Они могут стать моим подпольем – если я сначала излечу их от мании.

– Милосерднее было бы оставить им манию, – пробормотал Дирк.

– Может быть. Но страна нуждается в них. Задумайтесь, друзья мои! В своих стараниях стать аристократами они уже освоили речь и манеры магистратов! Им кое-что известно о литературе, науках, искусстве. За время ужина я заводил разговоры на самые разные темы и убедился в том, что обитателям города известны азы всех главных областей знаний человечества! Они даже кое-что соображают в законах Защитника, но, безусловно, им еще очень многому предстоит научиться.

– А ведь их компьютер Хранитель почти наверняка не откажется снабдить их учебными материалами, – задумчиво проговорил Дирк. Невзирая на его природную осторожность, замысел друга захватил его.

– Вот именно! – подхватил Гар. – Но нам непременно придется обучить их приемам рукопашного боя, а также стратегии и тактике ведения боевых действий. Ведь здешние магистраты – маленькие полководцы, как ни крути. Но когда наши бывшие безумцы обучатся всему этому, мы сможем каждого из них посадить на место настоящего магистрата, который должен по сроку сменить прежнего.

– Верно! – воскликнул Дирк. – А некоторым из них, быть может, даже удастся пробиться наверх по служебной лестнице!

– А как же быть с теми магистратами, которые честно заработали продвижение по службе? – возразил Майлз. Замысел Гара пока казался ему слишком дерзким и далеко идущим.

– Настоящих магистратов можно брать в плен и какое-то время держать в Фиништауне, – ответил Гар. – Думаю, я сумею убедить их в том, что более человечное правление – и в их интересах тоже. В особенности потому, что оно даст им возможность вернуться к любимым женам и жить с ними до конца дней, и, кроме того, они смогут навещать покинутых ими детей.

– Неужели магистраты на самом деле станут так заботиться о своих женах и детях? – изумилась Килета.

– Когда им будет позволено постоянно жить с ними? Конечно! – воскликнул Дирк. – Не нужно недооценивать родительских чувств.

– Но если эти ваши фальшивые магистраты придут к власти, они ведь станут командовать бейлифами и стражниками! – вскричал Майлз. – А если станут шерифами – то целыми войсками!

– Верно, – кивнул Гар. – И как только они возьмут командование в свои руки, они смогут набирать и обучать лазутчиков, которые сумеют заставить солдат поверить в права человека!

– А что такое «права»? – спросила Килета, раздираемая на части волнением и непониманием.

– Это такое понятие, означающее, что все люди равны в своих деяниях и помыслах только потому, что рождены людьми, – объяснил Гар. – Каждый имеет право на жизнь, на обустройство своей жизни по своему усмотрению, если только не пытается посягать на такое же право других людей, то есть – не совершает убийства, изнасилования, грабеж ценностей, накопленных честным трудом, и так далее.

– И даже право выбирать себе супруга? – с всколыхнувшейся внезапно надеждой спросила Килета.

– Безусловно! В вашей стране на этот счет должен быть издан отдельный закон!

– Полегче на поворотах, космический рейнджер, – посоветовал другу Дирк, вдруг снова обретший осторожность и сдержанность. – Защитник меняет магистратов только раз в пять лет. Ты что, и вправду собрался проторчать ближайшие шестьдесят месяцев на этой планетке? Только прежде чем дать ответ, вспомни, что и на других планетах живут люди, изнывают под чьим-то игом и ждут не дождутся тебя.

– Никто меня не ждет, – буркнул Гар и неожиданно стал печален, но только на миг, а потом отмел возражения товарища, резко взмахнув рукой. – Если местные жители разовьют агентурную сеть, они сами научатся тому, как ее правильно забрасывать и вытягивать! И запросто справятся с повседневной рутиной сами. А мы вернемся сюда через пять лет и поприсутствуем при свержении Защитника!

– Свержении! – ахнула Килета. – Неужели и правда нужно свергнуть Защитника?

Гар на удивление резко сменил настроение и обернулся к Килете с мягкой, доброй улыбкой.

– Это совершенно необходимо, милая девушка. Защитник – тиран, правящий закрепившимися на своих постах чиновниками-бюрократами, и ни он, ни они ни за что не поступятся ни единой частицей власти. Мало того – они будут драться за власть до последней капли крови.

– Но они обеспечили нас защитой, мы не голодаем, у нас есть крыша над головой!

– Вот-вот, – подхватил Майлз, согласившись с Килетой. – Наверняка ведь можно сберечь то хорошее, что было при этой власти.

– Конечно, можно, – кивнул Гар и посмотрел на своего проводника с уважением. – Нужно сменить господ – Защитника и шерифов, быть может, – магистратов и инспекторов тоже, но сохранить при этом главные устои управления страной – то, что мы называем «бюрократией». Она настолько прочно укоренилась, что избавиться от нее насовсем вам вряд ли удастся. Мэр деревни будет спрашивать разрешения у мэра города, мэр города – у окружного губернатора и так далее.

– Так почему бы тогда не оставить им прежние названия – «магистраты» и «шерифы»? – пожал плечами Дирк. – Не это главное – а главное, что вы сами сможете их избирать. Каждый скажет, кого бы он желал видеть на том или ином посту, и тот, кто наберет больше голосов, займет означенный пост.

– Точно так же можно избирать и Защитника, – добавил Гар. – Хотя, пожалуй, «Защитником» его именовать не стоит – вдруг его опять потянет к неограниченной власти. Лучше назовите его «президентом», или «премьером», или «премьер-министром», или «Первым Гражданином», или еще как-нибудь, но пусть он обладает властью, ограниченной исполнением решений шерифов, которые они будут принимать сообща.

Дирк кивнул:

– А когда они будут возвращаться по домам со своих общих собраний, каждый шериф будет обязан отчитаться перед всеми подчиненными ему магистратами, а каждый магистрат будет обязан выслушать людей, живущих в городе или деревне, которыми он управляет, а они скажут ему, чего от него хотят.

– Неужели такое возможно? – изумленно покачала головой Килета.

– Возможно! Я уже предчувствую! Возможно! – с жаром воскликнул Майлз и сжал ее руку.

– Но почему вы все время говорите: «он», «ему»? – сердито сдвинула брови Килета. – Почему женщины не могут стать магистратами?

Майлз уставился на нее широко раскрытыми глазами. Дерзость этой мысли поразила его.

– Никаких препятствий для этого нет, – поторопился внести ясность Дирк. – Просто народом здесь так долго правили мужчины, что еще одно-два поколения должны родиться на свет для того, чтобы люди успели привыкнуть к такой возможности. Но когда тебе исполнится пятьдесят, ты уже сможешь попытать счастья на поприще государственной службы. Быть может, тебя и не изберут, а вот твою дочь – вполне вероятно.

Килета грустно улыбнулась.

– Если у меня когда-нибудь будет дочь.

– Обязательно будет! – без тени сомнения заявил Майлз и крепко сжал руку девушки. Но вдруг он помрачнел. – Но это будет опасно. Если шпионы Защитника изловят нас раньше, чем мы успеем свергнуть его, нас будут пытать и казнят.

– Да, работенка не для слабонервных, – согласился Дирк. – Стоит ли рисковать жизнью?

Килета и Майлз переглянулись, стоя рука об руку, и, не сговариваясь, в унисон воскликнули:

– Да!

Таким образом историческое решение было принято. Затем друзья отыскали тропку и пошли по ней до места, где среди кустов и деревьев лежал здоровенный валун, поросший лишайником и плющом. Заметив, что края камня ровно стесаны, Майлз решил, что этот камень скорее всего оставили в лесу строители города. Дирк указал Майлзу место за камнем, а сам взобрался на ветку, нависшую над тропинкой. Гар шагнул в кусты по другую сторону от тропы и исчез.

– Вы же не станете бить его? – дрожащим голосом прошептала Килета.

Майлз ощутил прилив ревности, однако заверил ее:

– Нет, Килета, хотя бы ради тебя я его и пальцем не трону. А Гару и Дирку он зачем-то нужен целым и невредимым – они сами так сказали.

– Неужели он и вправду мог бы стать первым поддельным магистратом? – покачала головой Килета.

– Ш-ш-ш, – Майлз накрыл ее руку своей, сжал и всмотрелся в даль, в ту сторону, куда уводила тропа.

Крики вдруг резко оборвались, когда толпа горожан добралась до опушки леса, но они настолько громко переговаривались друг с другом и то и дело наступали на сучки, что не заметить их было невозможно. Вот они вышли на пятачок, освещенный луной, – несуразные коротышки, толстяки и долговязые – кожа да кости, такие нелепые в роскошных одеяниях. Они прошествовали мимо валуна, громко шикая друг на дружку и оглушительно треща сухими сучьями и кустами. Посреди толпы шел Орогору. Вдруг он остановился и, нахмурившись, стал озираться по сторонам.

– Идемте, принц! – прошипел граф Марч.

– Идите дальше. – Орогору, прищурившись, всматривался в заросли кустов. – Я пойду в конце.

– Как пожелаете, – проворчал граф и зашагал вперед, дав знак шедшим позади следовать за ним.

Но Орогору дальше не пошел. Он все таращился на кусты. Килета гадала, что он там разглядел. Но вот юноша как бы очнулся и понял, что толпа горожан ушла вперед по тропе. Он развернулся, явно намереваясь идти дальше, но тут из подлеска вышел Гар, ловко обхватил Орогору одной рукой, другой заломил его руку за спину и зажал рот куском ткани. Дирк спрыгнул с ветки, схватил Орогору за другую руку и прижал к его запястью какой-то крошечный предмет. Орогору попытался крикнуть, но неожиданно обмяк и повис на руках у Гара и Дирка.

Килета выбежала из-за камня.

– Он... он?..

– Уснул, – ответил Гар и взвалил бесчувственного Орогору на плечо. – Всего лишь уснул. Он, конечно, напугался, но больно ему не было ни капельки. Однако заниматься его излечением здесь, куда вот-вот могут вернуться горожане, нельзя. Нужно разыскать что-нибудь вроде пещеры или берлоги.

Подходящее место было найдено на полдороге от городской стены – там, где упавшая засохшая сосна привалилась к еще одному брошенному строительному камню. Дирк срубил мечом наружные сухие ветки. А потом срезал с другого дерева свежие лапы, чтобы соорудить лежанку. Гар уложил Орогору на мягкий лапник. Килета склонилась к нему и убедилась в том, что щеки у него здорового розового цвета, а грудь ровно вздымается и опадает. Девушка облегченно вздохнула. Вид у Орогору был такой, словно он и вправду просто спал.

– Если хотите, наблюдайте, но помалкивайте, – распорядился Гар, сел, скрестив ноги, рядом с Орогору и закрыл глаза.

– Насчет того, чтобы помалкивать – это он не пошутил, – объяснил Дирк. – Ему предстоит очень тяжелый труд, он требует высочайшей сосредоточенности. И если вы не хотите, чтобы он по случайности навредил Орогору, сохраняйте полную тишину – ну а если чувствуете, что не сумеете, лучше пойдите прогуляйтесь, пока Гар работает.

– Я буду тише воды, ниже травы, – пообещала Килета. Она не спускала глаз с Орогору, и Майлз вновь ощутил прилив ревности. Постаравшись не шуметь, он выбрался из укрытия и зашагал куда глаза глядят в ночной тьме, стараясь унять часто бившееся сердце и обрести душевный покой. Но он не смог не оглянуться. Дирк стоял возле камня на страже – на тот случай, если появится толпа горожан. Это показалось Майлзу хорошей мыслью и неплохим оправданием того, почему он ушел от Килеты и Орогору, и он принялся обходить укрытие по кругу, сам себя назначив дозорным.

* * *

Малыш Орогору споткнулся и налетел на стол. Единственная ваза его матери с громким стуком упала на пол и разлетелась на кусочки.

– Что случилось? – вскричала мать и вбежала в комнату. Орогору попятился от нее, стараясь сжаться в комочек, понимая, что сейчас последует наказание.

Но она только сказала:

– О моя ваза! – и как бы ослабела, словно из нее вышел весь воздух. Она тяжело опустилась на скамью, закрыла лицо фартуком и заплакала.

Орогору смотрел на нее, не в силах поверить в то, что судьба так милостива к нему сегодня. Все происходило не так, как он запомнил (но как он мог помнить о том, что еще не произошло?). Значит, мать уж точно поколотит его, когда отплачется! Но она все плакала и плакала – горько, навзрыд. Орогору осмелился подойти к ней, коснулся ее плеча и пробормотал:

– Мамочка, прости.

Она протянула руку. Орогору вжал голову в плечи, но рука матери легко легла на его макушку.

– Ничего, ничего, Орогору, – произнесла она сквозь слезы. – Это просто... просто так вышло. Это бывает... Вазы разбиваются.

И мать снова разрыдалась пуще прежнего. Фартук ее вымок от слез.

Орогору невмочь было видеть, как страдает мать. Он сжал ее руку обеими ручонками и сказал:

– Не плачь, мамочка. Я слеплю тебе новую вазу.

Он сдержал слово: набрал глины на речном откосе, размял ее, слепил вазу и высушил на солнце. Что-то подсказывало ему, что изделие его рук неказисто на вид, однако он преподнес его матери, гордясь проделанным трудом, и мать очень обрадовалась.

– О, какой хороший мальчик! – всплеснула она руками. – Вот спасибо! Какая она красивая!

Наверное, мать порадовала забота Орогору, а не сама ваза. Когда Орогору был маленький, он все гадал: почему мать ни разу не поставила в подаренную им вазу ни цветочка. Только потом, когда он вырос, понял, что налей мать в эту вазу воды, она развалилась бы, потому что не была обожжена. Но к этому времени он скопил несколько пенни на случайных заработках, добавил к ним деньги, заработанные на продаже шкурок после охотничьего сезона, и купил матери в подарок настоящую новую вазу. Но старую она все равно хранила как память.

– Ты отлично выполол капустную грядку, Орогору.

Семилетний Орогору поднял мотыгу и оглянулся назад, чувствуя, как гордость распирает ему грудь.

– Спасибо, папа.

– А вот на этой грядке половина сорняков еще осталась.

Орогору смущенно потупился.

– Какие же тут сорняки, папа?

– Вот они, Орогору. – Рука отца отодвинула широкие листья от узеньких. – Те, у которых листочки пошире, – это сорняки, а те, у которых поуже, – это пшеница. Сорнякам надо перебить мотыгой стебли.

– Хорошо, папа! – И Орогору с пылом принялся за работу – рубил и рубил противные сорняки, лишь бы только угодить отцу. Странно... вроде бы он помнил, что отец кричал на него, пока лицо его не становилось багровым, а потом бил и бил по голове, и в ушах звенело. И из глаз сыпались искры... но нет, наверное, то был дурной сон. Отец всегда всему учил Орогору спокойно и терпеливо.

* * *

Той осенью Орогору не работал мотыгой – той осенью, когда детишки бегали за взрослыми, уставшими после изнурительной страды. С утра до вечера – жатва и вязание снопов. Детям тоже приходилось вязать снопы, но в отличие от взрослых у них потом еще оставались силы побегать, поиграть, покричать.

Кто-то сильно ударил Орогору по спине. Он споткнулся и чуть не упал, но, сделав несколько шагов, согнувшись в три погибели, сумел выпрямиться. Пылая гневом, он обернулся, чтобы увидеть обидчика.

Это был Клайд. Он был на голову выше и на два года старше Орогору. Клайд ухмылялся, а позади него стояли его дружки и громко хохотали.

– Извиняюсь, Орогору, – притворно вежливо проговорил Клайд. – Я оступился.

Оступился? Конечно, он нарочно толкнул Орогору, и все это прекрасно понимали, но Орогору сдержал злость и ответил так, как его учила мать:

– Да ничего, Клайд. Я, бывает, тоже оступаюсь.

– Вот так вот оступаешься? – осклабился Клайд и вогнал кулак в грудь Орогору. Орогору закачался и попятился. Остальные мальчишки взревели. Взревел и Орогору, восстановив равновесие и бросившись на Клайда. Он сжал кулаки, как его учил отец. Но вот его гнев немного утих, и он заметил, что остальные мальчишки встали кругом возле них с Клайдом. Они подзуживали соперников громкими криками. У Орогору засосало под ложечкой. Он понимал, что ему грозит жестокое избиение: Клайд дрался лучше всех мальчишек в деревне. Но разговорами теперь чего-либо добиться и думать было нечего, а взрослые уже оборачивались и смотрели на мальчишек. Орогору решил: уж лучше пусть его сто раз поколотят, чем отцу будет стыдно за него.

Клайд замахнулся. Орогору закрылся от удара, но Клайд был так силен, что его кулак все-таки пробился к подбородку Орогору. Орогору откачнулся назад, продолжая закрываться согнутыми в локтях руками. Ему удалось отразить еще два удара. За это время прошло головокружение. А потом Орогору нанес Клайду отчаянный удар по голове с правой. Удар был настолько резок и неожидаем, что Клайд закачался и попятился, а его дружки злобно завопили. Орогору закрепил достигнутый успех тремя быстрыми ударами подряд, но Клайд взвыл и нацелил кулак Орогору в живот. Тот закрылся, но кулак все равно достиг цели, поскольку Клайд был намного сильнее. И все же главная сила удара пришлась на руки. Орогору задержал дыхание... и получил еще два тычка в живот.

Так продолжалось минут пять. И только потом Орогору упал и не смог встать – он задыхался. Он корчился на земле, а его соперник насмехался над ним, но вдруг, совершенно неожиданно, Клайд умолк, а чьи-то большие сильные руки подняли Орогору и поставили на ноги.

– Ты хорошо дрался, мальчик мой, – сказал отец. – Я горжусь тобой.

– Гордишься? – изумленно взглянул Орогору на любящее улыбающееся лицо. Нет, все было не так! Клайд избил его немилосердно. А отец отвел его домой, распекая на чем свет стоит за то, что он такой слабак, и требуя, чтобы он объяснил, почему не мог драться получше.

И все же все было так, как было: отец с гордостью улыбался и говорил:

– Проиграть – это не стыдно, Орогору, особенно когда противник сильнее и старше тебя. А с каждой дракой будешь набираться опыта. Пойдем-ка домой да выпьем пива, парень, – ты его честно заслужил.

В тот день Орогору впервые в жизни попробовал пива. А на следующий день ровесники при встрече улыбались ему и потом относиться к нему стали с большим уважением, чем раньше. Друзьями они так и не стали, но и врагами быть перестали.

Вот так все и происходило. Орогору заново переживал все неприятные, болезненные эпизоды из прошлого, заново проживал огромное количество мелких, повседневных сцен в родительском доме. Другие ребята принимали его как равного, хотя он ничего особенного собой не представлял. Если он вел себя плохо, родители ругали его, но все же чаще хвалили и неустанно повторяли, как он им дорог.

Всякий раз эпизод, пережитый заново, приносил еле слышные воспоминания об унижениях и отверженности, но Орогору быстро воспринимал новые, чудесные варианты своего прошлого. А когда он покинул родную деревню, он ушел из нее затем, чтобы стать лесничим в соседнем округе, и его прощание с родителями было и печальным, и радостным одновременно. Они и гордились им, и плакали перед предстоящей разлукой.

Как-то раз, обходя лес с дозором, Орогору наткнулся на Фиништаун. Обитавшие там вельможи оказали ему гостеприимство, нарекли его принцем Приммером, и дамы кокетничали с ним, но ему чего-то не хватало, чем-то он был недоволен.

В первую ночь в городе он уснул, и вдруг во мраке его сна завертелось что-то маленькое, белесое. Пятнышко разбухало на глазах и приближалось. Стало понятно, что развевается длинная белесая борода и волосы, тоже длинные... Волосы раскачивались, словно водоросли на волне прилива, но они росли не на подводном камне, не на столбике пристани, они обрамляли лицо – старое, морщинистое, с тонкими губами и носом, острым, словно бритва; высоким лбом и глазами, которые, казалось, видели Орогору насквозь, до самой души.

– Кто ты? – в страхе вскричал Орогору. В голове у него зазвучал голос старца, хотя губы его не шевельнулись:

– Я – Волшебник Покоя, я пришел, чтобы поведать тебе правду о тебе самом.

Страх сковал Орогору по рукам и ногам – страх беспричинный, исходящий неведомо откуда. Он нарастал и нарастал, сменился ужасом, и наконец Орогору понял, что громко кричит:

– Нет! Нет! Никогда!