Текст книги "Волшебник в мире"

– Стой! – прозвучал чей-то злобный окрик. Орогору окаменел, но нашел в себе силы обернуться. Какой-то худощавый мужчина в темной форме обхватил Гильду за талию одной рукой, а во второй он сжимал нож, и острие этого ножа упиралось в шею любимой Орогору. У Орогору екнуло сердце: это был не кто иной, как шпион Защитника. Он спал в стороне от солдат, услышал крики и прибежал! Гильда вырывалась, ругалась, но шпион держал ее так крепко, словно руки у него были железные, и кричал:

– Отойдите прочь от этих шатров и поднимите руки вверх, иначе она умрет!

Глава 22

Орогору вскочил и в одно мгновение отошел от шатра. Он поднял руки вверх. Ему было так муторно, так жутко, но пусть речь шла о жизни и смерти – он не мог рисковать и поступить так, чтобы из-за этого пострадала Гильда. Немного погодя его примеру последовали и другие мнимые магистраты, а солдаты, пометавшись, выпутались из своих «коконов», повскакивали на ноги. Некоторые из них тут же схватились за алебарды и с криками ярости замахнулись на мятежников, но один из солдат развернулся и нацелил острие своей алебарды между глаз шпиона.

– Отпустите ее, капитан! – прокричал он. Шпион вытаращился, не веря своим глазам и ушам, и к Орогору вернулась надежда.

– Взять их! – крикнул он, и подсадные магистраты яростно бросились на солдат. Одни боролись с ними, стараясь отобрать у них алебарды, а другие мигом оказывались за спинами у солдат с ножами наготове. Дружный удар – и солдаты повалились на землю. Мятежники снова принялись закатывать их в полотно. Солдаты брыкались, размахивали кулаками и ухитрились-таки повалить кое-кого из мятежников, но остальные оказались более удачливы. Через несколько минут на поляне воцарилась тишина, нарушаемая только приглушенными стонами.

Но шпион по-прежнему стоял, готовый вонзить нож в горло Гильды, и в упор смотрел на дерзкого солдата.

– Ты... изменник, Мулл?

– Я не согласен жениться ни на ком, кроме моей Мод, капитан, а ее хотят выдать за другого, – упрямо заявил солдат. – Лучше пусть меня вздернут на виселице за измену, чем я стану всю жизнь томиться в темнице или мучиться в рабстве за то, что отказался жениться на нелюбимой.

Брызгая слюной, шпион прошипел:

– Будь ты проклят, раз так!

С этими словами он запрокинул голову. Его нож взлетел, перевернулся в воздухе и устремился к солдату. Тот вскрикнул и отскочил в сторону, а Гильда пригнулась и резко выпрямилась. Шпион, взвыв от неожиданности, перелетел через ее голову и шмякнулся наземь. Орогору в мгновение ока оказался рядом с ним и нанес удар ножом. Шпион дернулся и обмяк. Орогору поспешно повернулся к Гильде.

Но она уже стояла на коленях возле солдата.

– Лежи смирно, дружок! Это всего лишь царапина, но все-таки ее стоит перевязать!

– Спасибо вам, добрая женщина, – с широко раскрытыми глазами проговорил Мулл.

– Спасибо тебе – ты спас мне жизнь и нашу надежду на лучшее! – улыбнулась Гильда и разорвала рукав формы солдата в том месте, куда угодил нож. – Да, всего лишь небольшой порез. Орогору, дай-ка спирта! – Она взяла поданную Орогору бутылочку и предупредила раненого:

– Пощиплет немного, но зато уж рана точно не загноится. Отвлеки его, Орогору!

Отвлечь? У нее бы это гораздо лучше получилось! Но все-таки Орогору предпринял мужественную попытку:

– Ты на нашей стороне, солдат. Почему?

– Да все потому, все так... как я сказал. Я слыхал, будто вы хотите объявить, что каждый имеет право быть... о-о-о-о-ой! – счастливым, ну и... само собой, имеет право... на все, что значит «счастье», так что... – Мулл запнулся, с дрожью выдохнул: Гильда начала перевязывать его рану. – Так что я не мог позволить капитану помешать вам.

– Ты стойкий и храбрый воин! – воскликнул Орогору и пожал здоровую руку солдата. – Мы будем всегда благодарны тебе, а если мы одержим победу, твое имя останется среди имен героев!

– Да какой я герой? – отмахнулся Мулл. – Врать не стану... честно говоря, я бы лучше всю ночь до утра в шатре проспал, да и на виселицу мне совсем даже неохота. Но мне невмоготу было бы увидеть, как вместе с вами погибнет моя надежда на счастье.

– Ну вот! – Гильда закончила перевязку и помогла Муллу сесть. – Будешь показывать шрам своим внучатам. Мулл, и хвастаться!

– Внуки у меня, добрая женщина, родятся, только если я женюсь на своей возлюбленной, – вздохнул солдат и залюбовался тем, как Орогору обнял Гильду, которая только теперь, после того как была на волосок от гибели, дала волю слезам. Орогору прижал ее к себе, гладил по голове, шептал слова утешения. – Да, – кивнул Мулл, – если мне так же повезет, как вам, будут у меня и детишки, и внуки. Спасибо, что поухаживали за мной, добрая женщина.

– Пока это самое малое, чем мы могли тебе помочь, – сказал Орогору. – Хотелось бы помочь больше.

– Ну, так...

Орогору отстранился от жены, выпрямился.

– Говори!

– Так и так я – покойник, господин, если вы не победите, так что... нельзя ли мне пойти с вами?

* * *

Вот так шли они, по проселкам и тропам, – люди, родившиеся в крестьянских семьях, но выросшие в уверенности о том, что они – аристократы. А потом, излеченные от болезненных иллюзий, ставшие мнимыми магистратами. Они устраивали засады и хватали патрульных, призванных схватить их самих, спасали друг друга, когда патрульных оказывалось слишком много для одного небольшого отряда мятежников. Уже пятьдесят три человека из числа магистратов и их соратников погибли во время столкновений с патрулями Защитника, но с каждым днем повстанцы были все ближе и ближе к столице, и число их возрастало за счет стражников, бейлифов и гвардейцев шерифов, прослышавших про мятеж и тайком пробиравшихся к отрядам подпольщиков. Через неделю Мильтон окружило войско в три тысячи человек и еще семь тысяч были на подходе.

Майлз нервно расхаживал из угла в угол по полутемному складу неподалеку от городских ворот.

– Для нас уже наверняка заготовлено не меньше тысячи западней! Шпионы донесли Защитнику о мятеже!

– Вряд ли, – заверил товарища Дирк. – Ты же велел нашему агенту – повару с кухни Защитника кормить и поить инквизитора и палачей и всех заверять в том, что им попался на редкость крепкий орешек, а потому их нельзя беспокоить и отвлекать от работы – и потом, кто станет совать нос в дела тайной полиции?

– Все равно – Ренунцио наверняка уже докладывал Защитнику о мятеже!

Дирк усмехнулся.

– Прости. Я забыл рассказать тебе о том последнем проклятии, которым Ренунцио одарил меня до того, как я завязал ему рот.

Майлз обернулся, вытаращил глаза.

– Проклятие? Какое проклятие?

– Он пожелал мне провести остаток жизни в страшных снах, без крошки хлеба и глотка воды, – ухмыльнулся Дирк, – за то, что мы явились до того, как он донес на нас Защитнику.

Майлз, утратив дар речи, не мигая смотрел на Дирка, а Гар кивнул и сказал:

– Такие уж они люди, эти бюрократы. Порой подолгу копят «хорошие» новости, собирают побольше, вместо того чтобы рассказывать о них своим начальникам понемножку. С докладом являются только тогда, когда положение дел способны обрисовать во всех подробностях, когда оно у них в руках. Тогда они в состоянии продемонстрировать свою власть и компетентность. Как правило, они надеются за счет таких великих подвигов на трудовой ниве получить повышение по службе, и порой это им удается.

– Так вы что же, хотите сказать, что Защитник пока и слыхом не слыхивал про наш мятеж?

– Ну... мы не можем быть целиком и полностью уверены в том, что Ренунцио не проговорился об этом в разговоре с кем-нибудь еще, – предупредил Майлза Дирк. – Очень может быть, что все же не удержался и похвастался своими достижениями, но я так не думаю. Он из тех людишек, которые с крайней неохотой делятся своими успехами с начальством, поскольку боятся, что тогда вся слава начальству достанется.

– Безусловно, – отметил Гар, – не исключено, что кто-нибудь уже успел освободить Ренунцио, вытащил его из камеры пыток, но не думаю, чтобы он сумел сообщить что-то вразумительное.

– Хочешь сказать, что мы до сих пор действуем тайно?

– Я в этом совершенно уверен.

– Еще бы, – осклабился Дирк.

Майлз с трудом верил собственным ушам. Но вдруг тяжкая ноша как бы спала с его плеч, исчез камень с острыми краями, который, как ему казалось, перекатывался у него в животе. Он вздохнул полной грудью и решил, что полутемный склад – совершенно очаровательное местечко. Сквозь маленькие оконца в башенках на крыше пробивались солнечные лучи, рассеянный свет придавал волшебные очертания грудам мешков и горам бочонков. Воздух полнился ароматами десятков всевозможных специй. Майлза вдруг охватило чувство невыразимого восхищения, и он искренне пожалел о том, что сейчас рядом с ним нет Килеты.

– Но чем дольше мы будем выжидать, тем больше вероятность того, что из провинций придут вести о том, что поразительно большое число магистратов решило одновременно уйти в отпуск, – изрек Гар, встав с рулона бархата, на котором сидел. – Твои гонцы докладывают, что вокруг города сейчас разместились три тысячи человек, а наши лазутчики в войске Защитника сообщают о том, что численность солдат диктатора – две с половиной тысячи человек плюс сотня городских стражников. Полагаю, пора начать наступление.

Майлз уставился на великана. Дивное чувство тут же вытекло из него, как вино из проколотого бурдюка.

– Еще семь тысяч человек на подходе, – напомнил Гару Дирк. – Если мы выждем еще день, нас станет намного больше, и это будет нам очень даже на руку.

– У замка Защитника – высокие стены, а его гвардейцы вооружены алебардами, пиками и арбалетами, – парировал возражение друга Гар. – Внезапное нападение даст нам больше преимуществ, чем численное превосходство, да и крови прольется меньше.

Последнее замечание пришлось по сердцу Майлзу.

– Если так погибнет меньше народу, стоит рискнуть, – решительно проговорил он. – Ты прав, Гар. Надо атаковать.

Глаза Гара сверкнули. Он явно гордился этим человеком, которого они превратили в вождя повстанцев.

– На том и порешили, значит, – кивнул он. – Скажи гонцам, чтобы передали магистратам: пусть будут готовы войти в город в полночь.

Майлз нахмурился.

– Но ведь их схватит стража!

– Да ну? – прищурился Гар. – А может, наоборот?

* * *

Первые двадцать магистратов прибыли днем, переодетые крестьянами. Как только свечерело, они попрятались в проулках между домами, а когда стемнело окончательно, вышли на охоту.

Появился патруль, поравнялся с выходом из проулка. Стражники уныло переговаривались на ходу:

– «Повышенная боевая готовность» – шериф сказал, – буркнул один из них. А все из-за чего? Только из-за того, что с юга, видите ли, топают тысячи людей!

«Магистраты», притаившиеся среди ночных теней в проулке, понимающе переглянулись.

– Вот-вот, а нам-то какое дело до того, что где-то в ста милях от города какая-то толпа? – проворчал второй стражник.

– Толпа? – хихикнул третий. – Это ж магистраты! Нашли толпу! Чтобы эти индюки загордившиеся толпой собрались? И вроде говорят, будто идут потолковать с Защитником из-за того, что им чего-то там не по нраву насчет женитьбы.

– Магистратам-то чего из-за женитьбы переживать? – пробурчал четвертый стражник. – Уж они-то почаще женятся, чем остальные, если на то пошло!

– Да болтают, что вроде как не нравится им жениться так, как они женятся. Получше хотят, – вступил в разговор пятый стражник. – Как бы то ни было, но тысячу солдат на юг отправляют.

– Вот-вот, – подхватил шестой. – Бейлиф говорит, это для того, чтобы сопроводить...

Засевшие в проулке лазутчики не сумели дослушать эту фразу до конца – большей частью из-за того, что как раз в это мгновение они вышли из проулка и точными, ловкими ударами ребром ладони по шее уложили на мостовую четверых стражников. Оставшиеся двое обернулись, раззявили рты от изумления и испуга, а магистраты подскочили к ним и ткнули их под ребра сложенными и вытянутыми пальцами. Стражники, не в силах проронить ни звука, сложились пополам, а «магистраты» добавили и им рубящих ударов по затылкам, после чего почти бесшумно втащили стражников в проулок и принялись их связывать.

– Значит, шпионы все-таки отправились на вылазку среди ночи и обнаружили остальных наших, – пробормотал один из мятежников.

– Да, но, похоже, они изобрели достаточно вескую причину для визита в столицу, и это поможет на какое-то время запутать дело, – возразил второй.

– И самого Защитника запутать, – добавил третий. – Не захочет же он одним махом казнить всех своих чиновников, если от них особой беды не ожидает.

– По крайней мере об истинной нашей мощи они пока не догадываются, – заключил первый. – Иначе бы не решили, что тысячи человек хватит, чтобы нас усмирить.

– Тысячи? – хмыкнул четвертый мятежник. – Почему – хватило бы, если бы им предстояло столкнуться с настоящими магистратами. Эти бы были вооружены одними дубинками, да и в драке соображают похуже любого солдата. Тогда бы эти солдаты объявили, что являют собой почетный караул, но всем было бы ясно, что на самом деле они следят за каждым шагом магистратов.

– Ну, стало быть, на нашу долю завтра выпадет на тысячу солдат меньше, – заключил первый. – Так, ладно, мы со своим патрулем управились, пошли теперь, пора выбираться на главную улицу.

Подобные сцены происходили по всему городу. Порой стражникам удавалось позвать на помощь, и тогда «магистратам» – налетчикам приходилось отступать назад, во тьму проулков, но только после того, как они оставляли на мостовой поверженных гвардейцев в качестве приманки для очередного патруля. Время от времени мятежникам попадались стражники половчее, и хотя в итоге победа все равно доставалась налетчикам, они тоже несли потери. Двум патрульным отрядам вообще удалось одолеть мятежников, после чего стражники опрометью бросились к замку Защитника, крича:

– Тревога! Тревога!

Однако добежать до замка им не было суждено. Дюжина отрядов налетчиков их утихомирила. Когда все было кончено, потери врагов составили двоих убитыми и с полдюжины ранеными, но все остальные были живы, хотя на поправку здоровья у них должно было уйти по несколько дней.

Тем временем налетчики уже подбирались к скучавшим на своих постах дозорным, охранявшим подходы к главной улице и выходы из города. Столица стеной обнесена не была, поэтому между домами и складами с окраин в город могло прокрасться сколько угодно народу. Защитнику не было нужды переживать из-за этого – ведь главная улица надежно охранялась, да и по остальным всю ночь ходили патрули. А заставы на главной улице существовали исключительно для того, чтобы брать пошлину с прибывающих в город купцов и проверять пропуска у всех добропорядочных странников. Заставами перегораживали подходы к главной улице на закате. Если кто-то прибывал в столицу позже, ему приходилось коротать ночь в какой-нибудь гостинице на окраине, а по своим делам отправляться с утра.

Заставы, естественно, охранялись часовыми, и хотя три тысячи мятежников могли бы подобраться к замку и по боковым улочкам и проулкам, по главной улице они могли дойти дотуда гораздо легче и быстрее, посему налетчики бесшумно подкрадывались к часовым и ловкими ударами сбивали их с ног. Пара-тройка часовых ухитрилась-таки обернуться в неподходящий момент и ранить своими алебардами еще двоих-троих мятежников, при этом успев крикнуть. Но с других сторон на них набросились подоспевшие налетчики и уложили и этих часовых.

Когда взошло солнце, все стражники до единого лежали связанные и стонали в кладовых и на складах, но за каждым из них заботливо ухаживал кто-нибудь из мятежников – мужчина или женщина: перевязывали раны, поили и заверяли в том, что, хотя им придется денек поголодать, на следующее утро их отпустят, если, конечно, все пойдет хорошо. Ну а если нет, то пленным пришлось бы ждать свободы немного дольше.

С рассветом проснулся и Защитник. Человек он был заносчивый и высокомерный, но он имел на это некоторое право: да, он был сыном Защитника и внуком Защитника, но гордился тем, что сорок лет добивался того, чтобы завоевать этот пост трудом, а не только по наследству: карьеру свою он начал магистратом небольшого городка. Его братьям не удалось подняться так высоко, и они по-прежнему жили в том самом городке, но по крайней мере состояли в постоянных браках и находились на одном месте, так что у Защитника была возможность приглядывать за ними. Но то, чего он добился в жизни, стоило ему немалых трудов: он вставал вместе с солнцем и до полуночи сидел за письменным столом или не покидал зала для аудиенций. Он следил за всем, что происходило в его государстве, и непрерывно издавал указы по поводу всевозможных то и дело возникающих проблем.

Так вот: рано утром, когда камердинер Защитника раздвинул шторы в спальне своего господина, он застыл у окна в полном изумлении. Лучи солнца упали на Защитника, в этот миг встававшего с постели.

– Что там такое, Валард? – сдвинув брови, спросил он.

– Да площадь, Защитник! Там полным-полно народу!

– Дай-ка я взгляну!

Защитник оттолкнул Валарда и поспешно подошел к окну, чтобы посмотреть на площадь под окнами своего дворца. Он увидел целое море голов, увенчанных остроконечными шляпами магистратов, лица которых были обращены к дворцу и взгляды которых выражали ожидание.

Защитник молча, не шевелясь, смотрел на них. Затем он, пылая царственным гневом, отвернулся от окна.

– Проклятие! Как это им удалось проскользнуть мимо моих часовых! И что им тут, если на то пошло, понадобилось? Нет-нет, Валард, я понимаю, что ты об этом ничего не знаешь... но помоги же мне поскорее одеться! Я должен немедленно выйти к ним и выяснить, чего они хотят!

Таков был характер Защитника: первым его порывом было – лицом к лицу столкнуться с опасностью, что его ожидала. Только затем, немного подумав, он распорядился:

– Скажи начальнику гвардии, чтобы он выставил своих солдат вокруг площади, у библиотеки, казны и канцелярии, отправил отряды по прилегающим улицам: пусть окружат площадь со всех сторон. Да и на дворцовой стене пусть караул выставит.

Он почти выбежал из гардеробной в самой своей нарядной мантии. На груди его ослепительно сверкала цепь власти. За ним еле поспевал начальник гвардии, на ходу дослушивавший последнее из потока распоряжений:

– ...и пусть ждут меня в зале для аудиенций! – закончил свой приказ Защитник. Начальник гвардии поклонился, развернулся и поспешил исполнять приказы, а Защитник на ходу спросил у первого попавшегося чиновника:

– Как обстановка в провинциях?

– Мы только что получили известие, Защитник, – скороговоркой протараторил тот. – Мятежные магистраты повели толпы народа на замки шерифов в Аутэне, Грабеле и Белоргиуме...

– Это же три четверти государства!

– Да, Защитник, но шерифы со своими гвардейцами отбили их. Недовольных там была всего горстка, и горожане сами дали им отпор.

Защитник торопливо кивнул:

– Это хорошо. Вот если бы и жители этого города додумались дать отпор этим бунтовщикам... Открыть двери!

Камердинер распахнул застекленные двери, и Защитник вышел на балкон. Как только он ступил за порог, ему показалось, будто бы он наткнулся на прочную звуковую стену. «Свобода! Равноправие!» – скандировала толпа. «Свобода! Равноправие!» Защитник попятился. У него закружилась голова, он тяжело дышал. Камердинер поскорее закрыл двери, а Защитник ошеломленно пробормотал:

– О чем это они, проклятие, орут? Какое равноправие? Существует одно-единственное право! Как может быть больше? И что это еще за чушь – «свобода»? Свобода для каждого – это хаос и прямая дорога к страданиям! – Совладав с собой, он рявкнул:

– Кто научил их всей этой чепухе?

Ответа не воспоследовало. Мгновение в покоях Защитника царила непроницаемая тишина. А потом вошел лакей и растерянно произнес:

– Защитник... в зале для аудиенций вас ожидают трое... и один из них – в мантии магистрата... Желают поговорить с вами об «общих заботах» – так они сказали.

– «Заботах»? – выпучил глаза Защитник, сдвинул брови и прокричал:

– Да уж, им есть, о чем позаботиться! Как они проникли в зал для аудиенций?

– Ни... никто не знает как, господин, – промямлил лакей. – Их там обнаружили те, кого вы послали, чтобы они вас ждали там.

Защитник, остолбенев, гневно взирал на лакея. Впервые он ощутил, как к нему подкрадывается самый настоящий страх. Он прогнал это ощущение, развернулся на каблуках и со злорадной ухмылкой поспешил в зал для аудиенций.

Размашисто шагая, он вошел в зал, а за ним следом вбежали лакеи и стражники. Войдя, Защитник резко остановился. Взгляд его был полон праведного гнева. В просторном зале с высоким, в пятнадцать футов, потолком на возвышении стоял похожий на трон стул Защитника. Вдоль одной стены тянулась длинная скамья, вдоль противоположной – ряды стульев. Возле стульев стояли трое. Двое из них казались карликами в сравнении с третьим – настоящим великаном. Росту в нем было, пожалуй, все семь футов. Одет он был по-военному – в дублет и обтягивающие лосины, но солдатского мундира на нем не было – только рыжевато-коричневая куртка. Один из мужчин пониже ростом был одет примерно так же, только куртка у него была зеленая, а на третьем была мантия магистрата.

Напротив незваных гостей шеренгой стояли министры, наряженные еще более пышно, чем одевались шерифы и магистраты. Их важный вид вселил в сердце Защитника надежду и уверенность. Он знаком велел лакеям и стражникам удалиться, подозревая, что все, что сейчас будет сказано, не должно обратиться в слухи.

Сержант, командир гвардейцев, помедлил.

– Господин... но как же ваша безопасность...

– Меня защитят министры! Уходи!

Физиономия сержанта яснее всяких слов показывала, с какой неохотой он покидает зал, но он таки вышел. Защитник сделал в уме заметку: вот человек верный и дисциплинированный.

Как только за сержантом закрылась дверь, Защитник развернулся к пришельцам.

– Как вы сюда попали? – гневно вопросил он.

– Мы вошли сюда ночью, – ответил тот, что был одет как магистрат.

– Вошли ночью? В замок Защитника? Но как вы ухитрились пройти мимо моих часовых?

– Очень осторожно, – пояснил тот, что был в зеленой куртке.

Защитник прищурился. Все его чувства словно льдом сковало. В такие игры ему не раз доводилось играть, а эти наглецы в сыновья ему годились. Вряд ли они сумеют превзойти его в искусстве ведения дипломатических переговоров.

– Кто вы такие? – требовательно вопросил Защитник.

– Меня зовут Майлз, – отвечал мужчина в мантии магистрата. – А это мои спутники, Гар и Дирк.

– Что у вас общего с этим сбродом на площади?

– Это не сброд, Защитник. Это люди, которые верой и правдой служили вам на постах магистратов и шерифов целых пять лет.

Так, значит, и шерифы тоже взбунтовались! Это не на шутку потрясло Защитника, но он ничем не выдал себя.

– Зачем вы явились сюда?

– Затем, чтобы переговорить с вами, Защитник, об управлении страной, которое нас очень заботит.

– Тонко сказано, – поджав губы, отметил Защитник. – Но когда я слышу требования, я понимаю, что это именно требования, а не что-нибудь еще. А толпа ваших сторонников на площади мне сообщила, что это за требования – это «свобода», из-за которой государство неминуемо будет разорвано в клочья, и «равноправие», что бы это ни означало!

– Это означает, что мы полагаем, что людям следует гарантировать их безопасность в форме письменного документа, Защитник, в виде основных законов государства. В этом документе должны быть оговорены права людей на то, что они могут решать сами за себя, на то, к чему их не вправе принудить никакое правительство.

Это заявление заставило Защитника содрогнуться. Он не сдержался и ахнул от изумления.

– Вы же хотите лишить всякой опоры Закон Государства!

– Нам кажется, что это необходимо, – чуть ли не извиняющимся тоном проговорил Майлз.

– В таком случае я велю выстроить для вас самые замечательные виселицы на свете, ибо по земле еще не ступала нога более страшных изменников! Вы должны понимать, что я никогда не соглашусь на такие перемены! Скорее я умру!

Наконец подал голос великан.

– Надеемся, что последнее не понадобится, господин.

Защитник развернулся к нему. Глаза его метали молнии.

– Да! Советую вам думать, что это не понадобится, но ваша жизнь и ваша смерть – это совсем иное дело!

Тут в переговоры вступил второй спутник магистрата.

– Если бы вы послушали, о каких правах мы ведем речь, Защитник, вы, быть может, сменили бы гнев на милость. Требования, по сути, довольно умеренные и скромные.

– Если эти ваши «права» выбивают почву из-под ног у государственной власти, их никак не назовешь «скромными»! – рявкнул Защитник и снова прищурился. – Но я выслушаю вас. Что там у вас за требования?

– Во-первых, мы требуем, чтобы все люди имели право на счастье.

Защитник задумался, нахмурился, поискал в этом требовании злой умысел, хитрую уловку.

– По-моему, это вполне безвредное требование, – ворчливо проговорил он. – Что еще?

– Чтобы каждый имел право выбирать себе супругу или супруга, чтобы правительство не могло никого заставлять вступать в брак против воли.

– Но ведь при таком законе сразу станет много таких, кто вообще не пожелает жениться и выходить замуж!

– Верно, Защитник, – спокойно кивнул Майлз. – Появится много людей, которые сочтут, что одиночество менее мучительно, чем брак без любви.

– Но тогда в государстве станет рождаться меньше детей! А это значит, что упадут урожаи, в казну станет поступать меньше податей!

– Да, людей станет меньше, но это будут счастливые люди, – сказал тот, кого звали... кажется, Дирк. – А у счастливых людей дети рождаются, пожалуй, чаще.

В этих словах звучал соблазн. Защитник нахмурился и решил подумать над высказыванием Дирка на досуге.

– Над этим можно подумать. – «А мятеж из-за этого затевать вовсе не стоило». – Что еще?

В глазах Майлза загорелся огонек надежды.

– Чтобы всякий был волен молиться, кому захочет, и исповедовать любую религию, по своему усмотрению.

Защитник мгновенно насторожился.

– Что такое «религия»?

– Вера в единого бога или в нескольких божеств. А молитва – это мысленное обращение к богу.

– Выдумки, фантазия, – скривился Защитник и упер руки в бока. – Но и здесь я особого вреда не вижу, покуда люди не станут верить в то, что эти самые «боги» существуют на самом деле. Что еще?

– Следующее требование проистекает из предыдущего. Если люди обретут право исповедовать любые религии, они обретут и право говорить об этом с другими людьми. Так что каждый человек должен иметь право говорить обо всем на свете, лишь бы это не вредило другим людям.

– Людям? – уцепился за последнее слово Защитник. – А власть – это люди?

– Нет, – честно признался Майлз.

– Стало быть, вы хотите наделить всех и каждого правом осуждать власть в стране – и самого Защитника?!

– Исключительно в качестве официального лица, представителя власти, – поспешно уточнил Дирк. – Никто не будет иметь права вмешиваться в личную жизнь Защитника.

– Чушь, чепуха! Личная жизнь Защитника – это то, насколько хорошо или дурно он правит страной; то же самое относится к министрам, шерифам и магистратам!

Министры ожили, начали приглушенно переговариваться. Защитник усмехнулся. Недовольство министров его порадовало.

– Нет, молодые люди, последний пункт ваших требований меня не устраивает! Что еще вы можете мне предложить?

– Требование о том, чтобы каждый имел право на жизнь и безопасность и чтобы правительство не могло отнять у человека ни то ни другое без суда и вердикта сограждан.

– «Сограждан»? – воскликнул Защитник. – Это что еще за бредни? Вердикт выносит магистрат!

– Магистрат и будет выносить вердикт – в рамках закона, разумеется, – ответил Майлз. – Но решать, виновен обвиняемый в совершении преступления или нет, будут присяжные, простые граждане.

– Ах вот как? И с какой же стати орда пахарей разберется в том, виновен обвиняемый или невиновен, лучше, чем подкованный в законах магистрат?

– Суд присяжных – гарантия того, что никто не будет обвинен по воле одного-единственного человека, он послужит обеспечением защиты граждан от произвола власти.

– Да ну? А произвола сограждан вы не опасаетесь? Самосуд вас не пугает? Только не пытайтесь убедить меня в том, что таких случаев не было! Я их знаю предостаточно – когда толпа была готова казнить невинных, а спасали их от неминуемой гибели именно магистраты! Нет, на это требование я согласиться не могу, увольте, но буду рад поговорить об этом более подробно в другой раз.

– Быть может, ваши горячие возражения продиктованы тем, что данный закон, ограничивая власть магистратов, ограничит и власть Защитника? – поинтересовался Дирк.

Защитник побагровел.

– Интересы государства я принимаю близко к сердцу, молодой человек, и мне дорог каждый гражданин! Если все ваши остальные требования о так называемых «правах» столь же глупы, можете собирать какие угодно толпы, но ответ мой будет – «нет»!

– Вы не выслушали нашего последнего требования, – попытался урезонить Защитника Дирк. – Позволите ли вы нам изложить его?

– Да, – сердито бросил Защитник.

– Это требование о том, чтобы никто не имел права никого пытать. Ни по какой причине, ни под каким видом.

– Отменить пытки? И как же мы тогда заставим преступников говорить правду? – вскричал Защитник.

– Пытками правды не добиться, – заверил его Майлз. – За счет пыток добиваются единственного: люди говорят то, что от них желают услышать их истязатели.

– То есть пытками мы добиваемся чистосердечного признания вины, о чем и так уже знаем! Нет, на это я тоже не могу согласиться! – Защитник рубанул рукой по воздуху, чем, видимо, желал показать, что аудиенция закончена. – Довольно! Теперь я вижу, что большая часть ваших «прав» – это орудия, способные нанести огромный вред государству, способные, быть может, даже разрушить его! Нет, я не соглашусь выполнить ни одно из ваших требований, не согласятся и министры! Переговоры окончены! Велите вашей толпе расходиться! Пусть все отправляются по домам!

– Боюсь, не получится, господин, – не моргнув глазом, отозвался Майлз.

– Неужели? – ледяным тоном произнес Защитник. – И что же вы намерены предпринять?

– Если придется, господин Защитник, мы арестуем и вас и ваших людей, а ваш замок займут представители новой власти.