Текст книги "Волшебник в мире"

Глава 24

Перед толпой магистратов стоял Бейд в черной мантии, отороченной серебряным кантом. Он торжественно поднял правую руку, и стоявшие перед ним чиновники повторили его жест.

– Клянетесь ли вы в верности Совету Шерифов? – вопросил Бейд.

– Клянусь! – ответили магистраты – все как один.

– Клянетесь ли вы исполнять декларации Совета и проводить в жизнь издаваемые им законы?

– Клянусь!

– Клянетесь ли вы защищать и исполнять Хартию Прав Человека?

– Клянусь!

– Поздравляю вас, собратья, служащие Нового Порядка, – сказал Бейд. – Теперь вы вольны покинуть этот город и приступить к исполнению своих обязанностей под руководством верховного шерифа. Майлз, новый главный магистрат, вскоре пришлет к вам ваших истинных жен – тех, с кем вас связывали настоящие, а не навязанные свыше узы брака. Те из вас, кто пока не нашел для себя спутницы жизни, не обязаны вступать в брак, но имеют полное право остаться на постах магистратов. Те из ваших бывших жен, которые не вернутся к вам, будут, как было обещано, получать вспоможение от государства.

Магистраты радостно вскричали и потянулись к воротам, в которые незадолго до этого вошел Защитник. Он провожал их взглядом, и лицо его стало пепельно-серым.

– Все эти люди находились здесь в заключении не меньше года, – сообщил Защитнику Бейд. – А некоторые прожили в Фиништауне по пять лет. Они имели возможность беспрепятственно передвигаться по всему городу, так что не могли пожаловаться на то, что их держат взаперти. Тем не менее время от времени они предпринимали попытки к бегству, даже после того как я объявил им, что всякий из них, кто сумеет своими познаниями превзойти Хранителя, обретет свободу. Это, естественно, не удалось никому из них, но они все-таки пытались удрать, а тут как раз подоспело известие от Майлза о том, что им даруется свобода, и они вольны вернуться на свои посты, если того желают. Так что вам придется проявить поистине чудовищную изобретательность, Защитник, дабы разработать такой план побега, до которого не додумался ни один из них.

Защитник догадывался, что надзиратель прав, и на сердце у него стало тоскливо.

– А теперь пойдемте, – поманил его Бейд. – Позвольте, я представлю вас Хранителю.

Так Защитник познакомился с бестелесным разумом – странным созданием, которое учтиво беседовало с ним и отвечало на любой поставленный вопрос. Когда Защитник покинул главный зал дворца, на сердце у него стало еще тоскливее.

* * *

В это время за городской стеной Орогору бросился навстречу Гильде, которую сопровождал Гар. Великан тактично отошел в сторонку, когда супруги обнялись.

– Ну, вот и все, – горько, устало вздохнул бывший безумец.

– Не надо так переживать, муж мой, – проговорила Гильда, положив голову ему на плечо. – Ты же понимаешь, что для него это лучше, чем смерть, и что иного выбора у нас не было.

– Или ты полагаешь, что жить в Городе – это так уж неприятно? – спросил Гар.

Орогору посмотрел на великана, задумавшись о смысле вопроса.

– Да нет, жизнь тут была замечательная, – медленно проговорил он. – Но тогда мы были не в своем уме!

– И я пообещал вам, что могу вернуть вас в это состояние, – без тени насмешки сказал Гар, – как только вы исполните поставленную перед вами задачу. Дело сделано, Орогору и Гильда. Желаете получить обещанное вознаграждение?

Супруги ошеломленно переглянулись.

– Ты предлагаешь нам... вернуться в мир иллюзий? – спросил Орогору. – Снова утратить рассудок? Чтобы я опять стал принцем Приммером, а Гильда – графиней д'Алекси?

– Я сделаю это, если вам этого хочется.

На миг в глазах Гильды загорелся жадный огонек, – но она посмотрела на Орогору в новой синей мании, с цепью власти на груди и медленно проговорила:

– Что же выбрать? Стать мнимой графиней или остаться женой шерифа и министра наяву? Пожалуй, пребывание в здравом рассудке для меня стало милее безумия, Гар. – Она сжала руки Орогору. – Но только до тех пор, покуда ты со мной. Если ты предпочтешь вернуться в безумие, Орогору, я отправлюсь туда вместе с тобой.

– Но пока у меня есть ты, – тихо сказал Орогору, – мне не нужны никакие иллюзии, потому что ты превратила горечь моей жизни в сладость. – Он долго смотрел в глаза жены, лучисто улыбаясь, а потом рассмеялся, запрокинув голову. – И потом... быть одним из самых высокопоставленных особ в настоящем государстве почти так же замечательно, как быть мнимым принцем Приммером! Работы, конечно, будет побольше, но ведь она принесет гораздо больше радости! Останешься ли ты со мной в настоящей жизни, любовь моя?

– Останусь, – ответила Гильда. – До самой смерти.

С этими словами она крепко обняла мужа. Гар залюбовался влюбленной парочкой и почувствовал, что искренне завидует им. Утешил он себя тем, что задумался: уж не отыскали ли эти двое для себя просто-напросто более приятную иллюзию, нежели безумие.

* * *

С точно таким же предложением Гар обратился к бывшим безумцам, когда вернулся в Мильтон. Все они наотрез отказались от такой перспективы. Пусть им предстояла не такая блестящая карьера, как Орогору, все равно настоящая жизнь представлялась им более привлекательной, чем возврат в иллюзорный мир.

– Я почти не сомневался, что они сделают именно такой выбор, – признался Гар Дирку. – И все-таки доля сомнений была.

– Похоже, их искренне радует то, что они стали участниками новой властной структуры, – отметил Дирк. – Кроме того, они, похоже, не намерены мстить тем, кто отравил им детство.

– А такая возможность всегда есть, когда к власти приходят подпольщики, – кивнул Гар. – Думаю, нам имеет смысл задержаться здесь еще на месяц-другой и посмотреть, как пойдут дела у нашего протеже Майлза.

К концу месяца они сидели на балконе бывшего замка Защитника. Застекленные двери балкона и дверь из гостиной в коридор были надежно заперты. Только самый изощренный шпион мог бы сейчас подслушать их разговор.

– Неплохое начало, – отметил Гар, – и намерения недурные, но наш друг Майлз слишком многое взваливает на свои плечи.

– Но в системе приема испытаний он навел образцовый порядок, – сказал Дирк, пригубив вино. – Правда, мер по поддержанию этого порядка пока не придумал.

– Не сомневаюсь, придумает со временем, – благодушно улыбнулся Гар. – Если ничего получше не изобретет, оставит в действии институт инспекторов, только инспекторов будет подбирать верных делу. И потом, не забывай, любые меры, направленные против коррупции, всегда носят временный характер.

– Это я понимаю, – не без горечи отозвался Дирк. – Люди изобретательны и всегда разыщут дырочку в любом заборе. А ты думаешь, панацеи от этой пакости не существует?

– Панацея состоит в том, чтобы общество постоянно было начеку и отвечало на проявления коррупции неизменным возмущением, – вздохнул Гар. – Дело это не слишком приятное, но все-таки немного помогает. Помогает и периодическая, назовем это так, генеральная уборка. А Майлз хотя бы в этом преуспел. Еще лет сто система сохранит честность и неподкупность, а потом останется относительно чистенькой еще на такой же срок.

Однако первое же заседание Совета Шерифов заставило друзей усомниться в справедливости сделанных ими выводов. После церемонии открытия Совета Майлз занялся тем, что принялся представлять билль за биллем, прося Совет одобрить уже запущенные им реформы и предлагая новые. На следующий день три различные группировки шерифов поддержали некоторые из нововведений Майлза, но не все, причем каждой группировке больше пришлись по душе разные нововведения. Затем каждая группировка представила Совету собственные предложения по грядущим реформам. А на третий день группировки оформились в политические движения и присвоили себе названия.

* * *

Вечерело. Дирк поднял бокал и взглянул сквозь розовое вино на закатное небо.

– Как ни нравится мне деятельность, которую столь бурно развивает наш друг Майлз, – заметил он, – активность шерифов мне еще больше по сердцу.

– Трехпартийная система, – живо отозвался Гар и яростно кивнул. – Да, это то, что доктор прописал. Обе партии, находящиеся в оппозиции, всегда будут критиковать партию власти и зорко, словно ястребы, следить за любыми промахами с ее стороны.

– Да, при такой системе политическая жизнь в стране потечет более оживленно, – согласился Дирк. – Но действительно ли мы добились зримых улучшений? Что изменилось? Помимо того, что теперь всякий имеет право гулять холостым, если ему так больше нравится, и выбирать супругу по своему усмотрению?

– Думаю, кое-что все же изменилось, – задумчиво возразил Гар. – Совет Шерифов собирается декларировать Хартию Прав Человека. Пыточные камеры уничтожены, судебная система больше не может использоваться в качестве инструмента насилия над личностью. Ты слышал – Майлз предложил даже, чтобы каждый приговор отправлялся на изучение к Хранителю?

– Слышал? Так ведь это я ему подкинул эту идею! И кроме того, обсуждается вопрос об ответственности президента перед выборщиками, которых будет избирать народ – и изберет, как только пройдут первые выборы.

Гар кивнул:

– Словом, как бы то ни было, мы имеем право заключить, что добились улучшения существующей системы управления страной, если не введения в корне новой системы. Можно с уверенностью заявить, что при нынешнем положении народ на этой планете станет счастливее.

– Так почему же ты так печален, позволь поинтересоваться?

– Да потому, что в этой системе нет ничего нового, – вздохнул Гар. – И потому, что это я попросил Хранителя посвятить здешних граждан в азы истории человечества, а не только в анналы этой планеты. Я надеялся, что они изобретут собственную систему правления, принципиально новую.

Дирк пожал плечами.

– Ясно. А они вместо этого взяли и выбрали всевозможные кусочки и обрывки, которые пришлись им по душе, и, собрав их воедино, сотворили нечто новое для себя, но покуда им это нравится, кому какое дело?

– Мне, – простонал Гар.

Несколько минут Дирк изучающе смотрел на приятеля, сдвинув брови, а потом сказал:

– Нет ничего дурного в том, что ты идешь по стопам отца, Гар, – особенно если учесть, что занимаешься ты этим только время от времени.

* * *

Выборы состоялись вовремя. Все избирательные бюллетени и отчеты были отправлены Хранителю для сверки и утверждения. Компьютер объявил выборы легитимными, и вся страна дружно вскричала «ура!». Правда, к всеобщему ликованию примешалось недовольство десятка-другого шерифов, которых не переизбрали на новый срок, зато как радовались те, кто занял их посты! Выигравшие и проигравшие поменялись местами. Победившие в выборах отправились в столицу, а проигравшие заняли посты в провинциях и немедленно развили бурную подготовку к следующей избирательной кампании. А Майлз наконец вздохнул с облегчением и посвятил ночь тому, что отпраздновал радостное событие с Килетой – ведь он остался на посту председательствующего в Совете.

А через несколько недель состоялась первая инаугурация. Зрелище было волнующее и торжественное, хотя и отдавало определенной импровизацией. Гар и Дирк наблюдали за происходящим, довольно улыбаясь.

А потом осталось только подождать, когда новоизбранный Совет Шерифов утвердит Хартию Правления. С этой процедурой управились быстро, поскольку детали исподволь отрабатывали целых пять лет. Документ включал все поправки и ограничения, присоветованные Майлзу Гаром. Гара также несказанно порадовал тот факт, что шерифы совершенно независимо, но не без давления со стороны дам, излеченных им от мании величия, создали Совет Женщин, призванный ратифицировать все документы, утвержденные Советом Шерифов. Кроме того, Совет Женщин мог и сам отправлять билли на утверждение оных шерифами. Словом, Гар был просто в восторге от этой затеи, пока не осознал, что с появлением Совета Женщин в стране утвердился двухпалатный парламент.

Наконец, когда была принята Хартия и новое правительство окончательно закрепило свои права на пребывание у власти, Майлз покинул торжество победителей. Выйдя вместе с Килстой на площадь, озаренную звездами, он взял ее за руки и сказал:

– Сражениям и распрям конец, Килета. Новое правительство заняло свое место, а мы все еще живы, целы и невредимы.

– Да, дорогой мой, это так, – прошептала Килета.

Не отрывая глаз от любимой, Майлз опустился на колени и спросил:

– Ты станешь моей женой?

– Да, любовь моя, – ответила она. Губы ее дрогнули, она склонилась к возлюбленному и подарила ему долгий-долгий поцелуй.

* * *

День выдался чудесный. Яркое солнце прогнало утреннюю осеннюю прохладу, озарило разноцветную листву деревьев. Хор распевал победную песнь, подозрительно смахивающую на гимн. Жених и невеста взошли на возвышение и предстали перед главой Совета Шерифов, чтобы произнести клятву супружеской верности. А потом, когда толпа, заполнившая городскую площадь, радостно взревела, Майлз повел свою новобрачную к широким дверям замка, поднял на руки и перенес через порог.

Двери закрылись за ними, но Майлз не опустил возлюбленную – ему было не до того: он целовал ее. Наконец она оторвалась от его губ и нежно прошептала:

– Ты весь дрожишь, любимый.

– Это дрожь желания, – возразил Майлз.

– И все-таки, пожалуйста, опусти меня, – попросила Килета. – Нам ведь надо попрощаться с нашими гостями.

С превеликой неохотой (хотя руки у него и в самом деле устали) Майлз опустил жену на пол и обернулся к самым дорогим гостям. Он пожал руку Гара, потом – Дирка и сказал:

– Я так благодарен вам, друзья мои. Мы с Килетой ни за что бы не поженились, не повстречайся вы на нашем пути.

– Ясное дело. Только ты забыл приплюсовать к этой счастливой случайности такие милые пустяковины, как свержение диктатуры и завоевание свободы, – с усмешкой заметил Дирк, – не говоря уже о том, что в процессе свержения и завоевания оных вы остались живы. Но что значат такие мелочи в сравнении с тем, что вы обрели друг друга, верно?

– Верно! – воскликнули новобрачные в унисон.

– Мы были только рады оказать вам посильную помощь, – сказал Гар. – И конечно, еще больше нас радует то, что все закончилось как нельзя лучше. Желаю вам жить долго и счастливо.

– И пусть все ваши печали будут маленькими, а радости большими, – присоединился к пожеланиям друга Дирк. Майлз на миг погрустнел.

– Увидимся ли мы еще?

– Может быть, и нет, – покачал головой Дирк.

– Только если завтра вы проснетесь ни свет ни заря, – поправил его Гар. – Да это не так уж важно. Теперь вы тут и без нас управитесь. Мы вам больше не нужны.

– Но мы всегда будем рады встрече с вами, – сказала Килета и протянула друзьям руку на прощание.

– Как знать? Быть может, судьба и сведет нас вместе вновь, – пожал плечами Гар. На миг его глаза затуманились тоской, но только на миг.

* * *

В предрассветных сумерках друзья взобрались на вершину холма в окрестностях Мильтона и остановились, глядя в вышину. Дирк задумчиво проговорил:

– Наверное, они и в самом деле поднялись рано, а теперь смотрят в окно, чтобы проводить нас взглядом.

– Скорее всего они вовсе не спали, – возразил Гар. – Но если тебя это не слишком заденет, то я бы предположил, что сейчас у них есть дела поважнее, чем проводы двоих отбывающих друзей.

– Хочешь сказать, что они слишком заняты друг дружкой? Не стану спорить. – Дирк искоса глянул на друга-великана, заметил, как печален его взгляд, и, почувствовав, как и к нему самому подкрадывается печаль, решительно прогнал ее. Чтобы отвлечь Гара от тоскливых раздумий, Дирк сказал:

– А знаешь, для человека, преданного самоопределению, ты оставляешь после себя просто кошмарное количество новорожденных демократических режимов.

Гар безмятежно улыбнулся.

– Боюсь, что так, Дюлейн. Когда-нибудь я разберусь в том, почему это происходит.

– Только не сейчас, ладно? – И Дирк ткнул пальцем в небо. – Вот и наша... колесница!

Гар запрокинул голову и радостно улыбнулся. Над холмом, плавно снижаясь, парил золотистый диск.