Текст книги "Волшебник в мире"

Глава 6

Орогору, крадучись, продвигался по заросшим травой проходам между домами, то и дело оглядывался и восхищался тем, как сверкали в лучах закатного солнца камни, из которых были сложены стены построек – одни белые, другие – голубоватые, некоторые – розовые, но большей частью – серые. Там, где крыши были невысоки, на них выросли трава и деревца, причем местами так густо, что наверняка растения облюбовали эти крыши лет сто назад, если не раньше. Время от времени Орогору приходилось обходить обломки рухнувших зданий, лежавшие поперек дороги – широкой, настоящей дороги посреди города! Но обрушившихся зданий было немного. В основном они сохранились, стояли гордые, неприкосновенные.

Было здесь что-то необычное, неземное, дикое и волшебное. Ведь этот город наверняка строили сотни людей, а теперь не было ни души. Пока Орогору не встретилось ни единого живого существа крупнее лисицы. Время от времени он кричал:

– Эй! Я Орогору, принц Приммер! Неужели никто не выйдет поприветствовать меня?

Он знал, что примерно так должны были бы требовать к себе внимания особы королевской крови, но, увы, никто ему не отвечал.

Миновало несколько часов, и Орогору стало не по себе. Сгущались сумерки, и на душе у юноши стало тоскливо. Он насобирал щепок покрупнее и решил было сложить костер прямо рядом со стеной, но потом подумал, что дым закоптит камни. Он собрал щепки и, обойдя вокруг дома, нашел место, где стена загораживала его от ветра. Там он сложил щепки на землю в нескольких футах от стены, достал кремень и огниво и разжег огонь. Глядя на пламя, Орогору немного приободрился, тем более что оно приятно согревало его – с приближением ночи становилось все холоднее. Орогору уселся, подвернув ноги под себя, и уставился на огонь. На душе у него было печально и одиноко. Значит, здесь не было никаких блестящих дам и кавалеров! Но если их не было здесь, то где же они? Он ведь знал, что он – один из них! И откуда тогда исходили те звуки, что слышал дровосек?

Призраки...

Орогору зябко поежился и огляделся по сторонам, ощущая, как надвигается страх. Он уговаривал себя, старался внушить себе, что призраки, которые смеются и играют на музыкальных инструментах, не могут причинить никому зла, но внушение действовало слабо.

И вдруг из темноты возникла маленькая серая фигурка и потянулась к нему. У Орогору чуть сердце из груди не выскочило. Призраки...

Но вот фигурку озарил свет костра. Она пробежала мимо, и Орогору проводил ее взглядом. Всего-навсего кролик! При виде зверька юноша ощутил, как сильно проголодался. Пальцы его сомкнулись, сжав первый попавшийся камень... но он никогда в жизни не убивал зверей и с отвращением отбросил камень в сторону. Чтобы принц охотился на кроликов? Поедал слабых и беззащитных? Никогда! Убить медведя – может быть, волка – определенно, но такого маленького, безвредного зверька – ни за что. Орогору следил взглядом за удаляющимся в ночную тьму кроликом, а собственный желудок распекал его на все лады. Орогору понимал: какой-то еды ему все равно нужно раздобыть. Он с тяжким вздохом поднялся и отправился на поиски пропитания. Пошарив по углам, куда за годы ветром нанесло земли, он нащупал листья знакомых растений, разрыл землю, выкопал коренья и клубни. Набрав пару пригоршней, отнес коренья к костру, нанизал на тонкую щепку и положил на угли, а те, что можно было есть сырыми, отобрал. Хрустя дикой морковью, Орогору с тоской думал о том, что вряд ли принцу гоже вот так ковыряться в земле в поисках пищи, но что он мог поделать? Ведь даже принцы должны есть. Орогору помнил древнее сказание о короле, который прятался от врагов в крестьянской хижине из-за того, что только что проиграл сражение. Воображение юноши тут же нарисовало захватывающую развязку этой истории: король откинул капюшон, сбросил плащ лесничего и предстал во всей красе и величии – в парчовой мантии, отделанной горностаем...

И снова что-то шевельнулось во тьме...

Орогору дернулся, обернулся, выронил морковку. Сердце его отчаянно колотилось.

Они появились из арки между кучами обрушившихся камней – высокие и стройные, грациозные и статные, в одеждах из дорогих тканей – парчи и муара, шелка и батиста. Темно-синие, серебристые, изумрудные платья были украшены рубинами, аметистами и золотом, на головах прекрасных незнакомцев и незнакомок сверкали короны и тиары. Между тем одежды отличались изяществом покроя, в них не было ничего лишнего – так и подобает одеваться особам благородного происхождения. Впереди десятка дам и господ шествовал высокий мужчина с гордой осанкой в герцогской короне. Орогору не верил своим глазам, он не мог представить, что этому наконец суждено было случиться, что он слышит долгожданные слова:

– Добро пожаловать, высокородный юноша. Добро пожаловать, благородный господин. Я – герцог Дарамбэй. Не будешь ли ты любезен назвать нам свое имя и титул?

* * *

– Ну, теперь видите? Вот как полезно иметь длинные волосы! – Дирк пригладил фальшивые усы Майлза и отступил, чтобы полюбоваться делом своих рук. – Не будь у тебя таких патл, мы бы ни за что не смогли снабдить тебя такими роскошными усищами!

– Искусно сработано, – кивнул Гар. – Теперь с такими усами тебя вряд ли кто признает, особенно если учесть, что раньше ты гулял с волосами до плеч. Даже если ваш магистрат разошлет гонцов по всем близлежащим деревням с описанием твоей внешности, на тебя никто и внимания не обратит.

– А одежка? – возразил Майлз.

Гар кашлянул в кулак, а Дирк тактично объяснил:

– Не хотелось бы напоминать тебе об этом, Майлз, но вынужден заметить: твоя рубаха и штаны не представляют собой уникальных образцов.

Майлз непонимающе нахмурился и спросил у Гара:

– Это он о чем?

– Это он о том, что все мужчины твоего возраста одеваются примерно одинаково, – ответил Гар. – Боюсь, в тебе и правда нет ничего такого особенного, Майлз.

– А-а-а... – Майлз оглядел себя с головы до ног, искренне изумленный тем, что прежде такая мысль ему в голову не приходила. – Ну, так это же здорово, правда?

– Еще бы! – усмехнулся Дирк и сел верхом на свою лошадь. – Давай, Майлз, садись позади меня. Теперь можно и в город въезжать.

Майлз ухватился за протянутую руку Дирка и вспрыгнул на круп лошади. Он все еще немного побаивался ездить верхом. Не то чтобы он боялся лошадей – нет, ему приходилось кормить и чистить рабочих лошадей почти всю жизнь. Он даже порой ездил на них верхом – тайком, когда магистрат не видел. Но кавалерийские лошади были совсем другими – они были гораздо выше тех, что в деревнях впрягали в плуг. Дирк прищелкнул языком, и Майлз крепко обхватил его за пояс.

– Лучше бы нам объехать город стороной, – дрожащим голосом проговорил он.

– Лучше-то оно, может, и лучше, да только если мы так сделали, это было бы все равно что взять в руки флаг, на котором черным по белому было бы написано: «Нам есть, что скрывать!» – отметил Дирк. – А как раз это нам и надо скрыть.

Городок больше был похож на деревню: с полдесятка улиц по обе стороны от проезжей дороги, невысокая ратуша, полдюжины лавчонок, гостиница. Заслышав стук копыт, люди оборачивались, но тут же отводили взгляд.

Дирк нахмурился.

– Чего они боятся?

– Нас, – ответил Майлз. – Вернее – вас.

Ему в очередной раз пришлось побороть удивление – как эти двое неглупых людей ничегошеньки не соображают в самых обыденных вещах?

– Это из-за того, что на нас – солдатская форма? Ага... глядите-ка – начальство. Осторожно.

Из ворот здания суда вышел мужчина в балахоне до бедер и поднял вверх трость. Майлз понадеялся, что это был знак приветствия. Жители деревеньки, завидев его, поспешно расходились, пугливо уступая дорогу.

– Бейлиф... – прошептал Майлз.

– Привет вам, гвардейцы! – воскликнул бейлиф. Маленькие глазки, круглая физиономия. Вот только круглой она явно стала на почве стараний ее обладателя. Правда, на взгляд Дирка, здешний бейлиф был не то чтобы толстяком, а скорее – здоровяком.

– Привет и тебе, бейлиф, – отозвался Дирк и опустил поводья. – Надеюсь, тут у вас все тихо-мирно?

– Так и есть, гвардейцы. – И бейлиф протянул руку. – Однако вам известны законы Защитника. Я должен взглянуть на ваши пропуска.

– Ясное дело, – кивнул Дирк и подал бейлифу бумагу. Гар последовал его примеру.

Бейлиф нахмурился и перевел взгляд с одного на другого.

– Не по форме, – заметил он недовольно.

– Не наше дело интересоваться – по форме или нет, – ответил Дирк, а Гар только изобразил довольно-таки зловещую полуулыбку.

– Я тебе по секрету скажу: наверное, наш шериф жутко злился из-за того, что теряет сразу двоих людей.

– Это понятно, и думаю, все будет в порядке, – кивнул бейлиф, но когда оторвал свои маленькие глазки от бумаг, они неприятно сверкнули. – Только я все-таки отнесу ваши пропуска нашему магистрату. – И он махнул рукой в сторону двухэтажного здания, стоявшего в сотне ярдов от ратуши. – А вы пока перекусите в нашем кабачке, господа. Попотчуют вас там за счет Защитника. Пока вы кушать будете, магистрат как раз ваши бумаги поглядеть успеет. А быстрее не получится – он сейчас над книгами сидит, какой-то заковыристый закон разбирает.

– Да уж, не повезло так не повезло, – сочувственно проговорил Гар.

Бейлиф резко глянул на него. Юмора он явно не понял – видимо, и помыслить не мог, что на такую тему вообще можно шутить.

– Нет-нет, кабачок у нас очень даже приличный, господа, и гостиница хорошая. Отдохните пока. – Бейлиф развернулся и зашагал к ратуше, но вдруг его внимание привлекли две женщины, стоявшие посреди улицы и болтавшие друг с дружкой. Бейлиф остановился, угрюмо сдвинул брови и, изменив направление, тронулся к деревенским сплетницам.

– Это что еще такое? Вы что же это делаете? Солнце еще высоко, а они тут языками молотят! А ну-ка, живо по домам, да принимайтесь за работу!

Женщины, не мешкая, поспешили прочь, пугливо опустив головы.

Гар нахмурился.

– А пожалуй, пообедать в кабачке будет очень даже не дурно, что скажешь? – спросил Дирк не без намека.

– Несомненно, – кивнул Гар и, ударив лошадь каблуками в бока, направил к гостинице. Однако он не спускал глаз с бейлифа, торопливо шагавшего к ратуше.

Вскоре они нагнали одну из женщин, получивших от бейлифа выговор за болтовню. К ней подошел мужчина и злобно выкрикнул:

– Говорил я тебе: не сплетничай средь бела дня там, где тебя бейлиф может увидеть!

– А он в это время с приезжими разбирался, – огрызнулась женщина. – Будь ты муж как муж, так ты бы подошел к нему, да спросил бы о чем-нибудь, мы бы тогда хоть распрощаться успели!

– Вот как? А если бы ты была хорошей женой, то не стала бы меня позорить, навлекая на себя гнев бейлифа!

Гар с каменным лицом проехал мимо.

– А чего ты мне только не сулил, когда я за тебя выходила! – разорялась другая женщина, вышедшая из лавчонки вместе с дородным мужчиной. – Собирался грамоте выучиться! В бейлифы метил, не меньше! А то – и в магистраты!

– Да когда мне было грамоте учиться? – рявкнул мужчина. – С тех пор как я на тебе женился, я только и делал, что плясал возле тебя, как только ты в очередной раз брюхатела!

– Так я теперь и в том виновата, что родила тебе детей, да?!

– И что же, все ваши семейные пары вот так базарят? – поинтересовался Дирк, когда они проехали мимо скандалящих супругов.

Майлз пожал плечами.

– Большинство, господин.

– А чего тут еще ждать, если жениться приходится на той женщине, на которую судья пальцем укажет? – хмыкнул Дирк. Гар это замечание друга пропустил мимо ушей и спросил Майлза:

– А как насчет супружеской неверности? Небось полным-полно случаев, когда кто-то приударит за чужой женой или чужого мужа соблазнит?

– О нет, нет, господин! – в ужасе воскликнул Майлз.

– Удивительно, – покачал головой Гар.

– Так ведь за это как наказывают-то, господин!

– И как же?

– Отрубают кое-что.

– Что именно? – спросил Гар, но тут же поспешно поднял руку. – Нет-нет, не отвечай. Пожалуй, мне это не интересно. То же самое, как я догадываюсь, ожидает и неженатых?

– Нет – если только они потом поженятся, – успокоил Гара Майлз.

– Восхитительно, – кисло буркнул Дирк. – Получается, что девице только и нужно – заманить мужика в постель, и он обязан будет на ней жениться, а потом они всю оставшуюся жизнь будут друг дружку ненавидеть и колотить. Ну, или наоборот: хочет, скажем, какой-нибудь малый жениться на приглянувшейся девушке – так тоже все просто: поит ее допьяна и затаскивает в кровать. Тогда им всенепременно придется пожениться, и они тоже будут потом друг дружку всю жизнь мучить. Вот система – просто восторг!

– Не знаю, не знаю... – сокрушенно покачал головой Гар. – Не исключено, что столь же часто бранятся и те, кто избирает себе супругов по любви.

Майлз в искреннем изумлении глянул на него. Чтобы люди могли сами себе избирать супругов? Да еще по любви? Да, изредка так случалось, что магистрат велел пожениться возлюбленной паре, но только изредка.

– Да, говорят ведь, что, когда женишься или замуж выходишь, покупаешь вроде как поросенка в мешке, – проворчал Дирк. – А кого купил – тощего доходягу или чемпиона породы, узнаешь только тогда, когда домой придешь да мешок развяжешь.

– И я слыхал такие разговоры, – задумчиво проговорил Гар. – Слышал, как некоторые делились опытом – дескать, на ком женился, понимаешь только после свадьбы, когда супругам уже не надо друг перед другом выпендриваться, производить хорошее впечатление, притворяться. Думаю, наверняка это происходит сразу же после медового месяца.

– А я слыхал, что такое может произойти и прямо в первую брачную ночь, – сказал Дирк и покачал головой. – Да-а... Если такова семейная жизнь, лучше уж я всю жизнь проживу холостым!

Майлз пристально посмотрел на Дирка – ошарашенный, зачарованный. Вот это мысль так мысль – вообще не жениться!

Они привязали лошадей и вошли в кабачок. Тут было темновато после освещенной ярким солнцем улицы. Гар и Дирк немного постояли, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Майлза обволокли приятные ароматы, он вожделенно принюхивался. Пахло соломой, вощеным деревом, элем и... о божественный запах жареной свинины! Неплохо они жили, эти гвардейцы, если каждый день ели мясо! Бывал Майлз и раньше в кабачках, но только тогда, когда дела приводили его в окружной город, а было такое всего четыре раза в жизни. И обо всех этих посещениях Майлз потом вспоминал, как о сказочных чудесах.

– Чего изволите, господа гвардейцы?

Майлз вздрогнул. Кабатчик оказался ростом выше Дирка, с едва наметившимся животиком. Его большую лысину окружал венчик соломенно-желтых волос. Он вытирал руки фартуком.

– Эля и мяса, почтенный, – распорядился Дирк, – и столик у окошка.

Кабатчик кивнул:

– Сейчас-сейчас, я вам мигом принесу по кружечке, господа стражники! – И он махнул рукой в сторону зала. – Выбирайте себе стол, какой вам больше понравится. – Затем он повернулся к кухне и крикнул:

– У нас гости, дорогуша! Приготовь мяса господам гвардейцам и их слуге!

– Сию минутку, любимый! – проворковал из кухни женский голосок. – Вот-вот подрумянится!

– Рот закрой, – посоветовал другу Гар.

– Что-что? Ой! – Дирк смутился, покраснел и отвернулся. – Извини. Просто... Уж как-то непривычно было услышать такие словечки, как «дорогуша» и «любимый», после тех скандалов на улице.

Занятыми оказались только два столика. Выбирать было из чего, но почему Гар и Дирк выбрали самый дальний столик от двери? Верно, он стоял у окна, но почему они уселись не лицом к стене? Мало того: усевшись, они продолжали разговаривать как ни в чем не бывало – вроде бы и не задумывались над тем, что делают. Вот уж поистине странно!

Вскоре появился кабатчик с подносом, на котором стояли три кружки.

– Ваш эль, господа стражники! Прошу прощения, сварен давненько, но окружной магистрат не прислал мне пока свежего ячменя и хмеля. Урожай, оно конечно, в прошлом году был плоховатый, но писарь магистратов говорит, что, того и гляди, подошлют и ячменя и хмеля, прямо на днях. А насчет мяса – это женушка моя сию минуточку...

– Ваше мясо, господа стражники! Посторонись, муженек!

Кабатчик поспешно отошел в сторону, взял с подноса, который держала жена, тарелки, и расставил их на столе. Обернувшись, он чмокнул супругу в щеку, развернулся и поспешил к двери – в кабачок вошли еще двое посетителей. Дирк изумленно вытаращил глаза, а Гар сказал:

– Вы, похоже, счастливы в супружестве, почтенная?

– Это верно, господин, – слегка зардевшись, отвечала пухлая кабатчица, весьма недурная собой, невзирая на возраст – ей явно было за сорок. – Мы уж двадцать семь годков как женаты, и все это время он был мне хорошим мужем, спасибо судьбе, что так распорядилась.

– Наверное, вы просто хорошая пара. Вы, видно, его тоже любите.

– А как же мне его не любить, когда он такой нежный и пылкий? – смущенно потупилась кабатчица.

– Не много мне встречалось супружеских пар, чтобы были так счастливы, как вы, – заметил Дирк. – А если совсем честно – ни одной.

– Странно... – покачала головой кабатчица. – Мы ведь люди простые совсем. Правда, как послушаю, как другие маются, понимаю, как нам повезло.

– И как же это у вас вышло? – полюбопытствовал Гар. Жена кабатчика пожала плечами.

– Да просто старались мы во всем друг дружке угождать, добрый господин, только это было и нетрудно вовсе. Мне повезло: я полюбила мужчину, которого для меня выбрал шериф, да еще и в том повезло, что и он меня полюбил.

– А может, и шериф знал про это, и потому сделал такой правильный выбор? – предположил Дирк.

– Нет, такого быть не могло. Мы нашего шерифа не так-то уж и часто видим, только по праздникам. Он нас осматривает в семь лет, а потом – в четырнадцать, чтобы удостовериться, значит, что мы здоровы, что не голодаем, а писарь шерифов все в своих книгах помечает. А тот шериф, что нам повелел жениться, уж четвертый по счету был на нашей памяти.

Дирк поежился. «Чему он дивится? – подумал Майлз. – Неужели он не знает про эти обряды?» Таков был закон.

– Но все равно знает все-все про всякого, кто у него в округе живет, – продолжала кабатчица. – И нас он друг за друга правильно выдал, спасибо ему, а уж нам-то как повезло! А вот я вам еще хлебца принесла, господа стражники. Кушайте на здоровье.

– Спасибо, – поблагодарил женщину Гар и взял из ее рук каравай черного хлеба.

– О, я ведь так люблю смотреть, когда кому нравится моя стряпня! – призналась кабатчица. – Если что еще надо будет – позовите.

Она развернулась и ушла в кухню.

– Вот два очень удачливых человека, – задумчиво проговорил Гар, провожая женщину взглядом.

– И ты считаешь, что тут дело всего-навсего в удаче? – прищурился Дирк. – Но наверняка дело может быть и в прозорливости шерифа, и в дотошном ведении записей.

– Но почему же тогда столь многие несчастны в супружестве? – Гар устремил взгляд на стол и пожал плечами. – Сеть вероятности порой приносит со дна затонувшее сокровище. И если некоторые браки совершенно несчастны, на их долю приходится ровно столько же заключенных на небесах.

– Но большая часть браков представляет собой различной концентрации смеси плохого с хорошим? Да, пожалуй, что так, – согласился Дирк. – Надеюсь, мне повезет, и я заполучу ту смесь, в которой хорошего будет побольше. – Его лицо неожиданно помрачнело. – По-другому я жениться не собираюсь.

– А ведь это ты сказал, что мы можем только гадать на этот счет! – печально улыбнувшись, проговорил Гар. Дирк пожал плечами.

– Знаешь, когда двое по уши влюблены, начинается всегда волшебно, но только тогда, когда и он и она честны друг с другом до конца.

– И даже тогда это рискованная игра, – возразил Гар.

– Знаю, но по крайней мере козырей больше. Нет, ни на что иное, кроме как взаимная влюбленность по уши, я не согласен.

Майлз во все уши слушал их разговор и решил, что Дирк никогда в жизни не женится, но мысль о том, что кто-то способен рассуждать о том, что может сам выбрать себе супругу, пугала Майлза. Неужели он странствует с парочкой умалишенных?

– Итак, их счастливый брак – всего-навсего везение, – подытожил Гар.

– Ты не совсем прав. Тут не обошлось без обоюдных стараний, – поправил друга Дирк. – Ты же слышал ее рассказ: они оба изо всех сил старались угодить друг дружке.

– Они – добрые люди, – смущенно пробормотал Майлз, сам напугавшись того, что дерзнул вмешаться в беседу. Дирк кивнул:

– Да. Бывает, это помогает. И все же больше тут удачи – или милости провидения.

Гар нахмурился. Взгляд его неожиданно стал острым.

– Послушай, а ведь о провидении ни он, ни она и словом не обмолвились, верно? Ни о святых, ни о Боге...

Майлз гадал – что значат эти незнакомые ему слова.

– Нет... – задумчиво протянул Дирк. – Вот ты сказал об этом, и я вспомнил, что мы здесь пока не видели ничего, хотя бы отдаленно напоминающего церковь. – Он обернулся к Майлзу. – Не видели, верно?

Майлз, не мигая, уставился на него.

– А что такое «церковь»? – растерянно спросил он.