Текст книги "Лекарство"

День 8

Мы здесь умрем. Я поняла это, когда впервые ступила на обугленную землю. Мы умрем, уже умираем. Куда бежать, где прятаться? Теперь все это неважно. Мы навечно заперты в мире кромешной тьмы, смерти, страдания, мире, где правят моровы. Точка отсчета превратилась в точку невозврата. Как же трудно. Кажется, даже воздух давит на грудь своим весом. Не помню, как оказалась под упавшим стволом. Не замечаю, как вокруг вырастают ели. Ничего не помню и не уверена, что хочу. Чувствую, как одежда промокает от стекающего по стволу дождя. Но мне плевать, на дождь, ствол. На все. Молча сижу, разглядывая руки. Свои испачканные в крови руки. Они ужасны, как и я. По щекам продолжают литься слезы. Или это капли крови скатываются вниз, напоминая о том, какая же я жалкая. Сложно сказать, где начинаются слезы, а заканчивается кровь. Кажется, она везде.

Я никчемная – это правда. Я всегда позволяла себя попрекать, не защищала тех, кто в этом нуждался, и позволяла опускать себя еще ниже. Я слабая, податливая. Да, но я никогда не думала, что стану жестокой. То, что я сделала с моровом… это была не я. Словно кто-то другой управлял ножом, всаживал его еще глубже, пока кончик не коснется костей. Все глубже и сильнее, сильнее и быстрее. Ужаснее всего, что я не могла остановиться, не оттого, что страшно, а потому что мне это… нравилось. Нравилось ощущение, когда нож впивается в плоть. Господи, что со мной?! Я не хочу быть такой! Это не я! Скатываюсь по стволу на землю. Рядом слышится шум воды, мы вернулись к ручью. Не могу перестать плакать, словно все, что я сдерживала, вдруг прорвалось наружу. Все обиды, унижения, предательство, смерть родителей, убийство дяди, пропажа Эми… Кто-нибудь остановите это! Слишком много, слишком больно. Воздух вдруг становится таким сухим и тяжелым. Не смогу… дышать…

Тело от рыдания сжалось в крохотную точку. Хочется сжаться еще сильнее и исчезнуть. Раствориться в луже дождя, срастись со стволом, улететь с опавшими листьями. Не знаю, как надолго меня еще хватит. Кажется, рыдания и так выкрутили меня наизнанку. От мысли, что я больше никогда не увижу Изи и Майкла, булавка в груди сильнее впивается в кожу. А Эми? Как она без меня? Ведь кроме меня ей некому помочь! Никто не знает, кем стала. Теперь она до конца жизни останется монстром. Или еще хуже. Ее выследят и застрелят, как животное. А я обречена на вечные скитания в мире кошмаров, как падшие. О господи. Я падшая! Брошена за стеной, как и они… Чувствую, как на мое плечо ложится что-то тяжелое. Убираю ладони от лица и вижу Блэквуда.

– Пей, – он протягивает мне флягу.

При виде него по спине разливается приятное тепло. Он жив и он здесь! Я не одна. У нас нет ни еды, ни запасов, но у нас до сих пор есть мы. Как я могла о нем забыть? Резко выпрямляю спину. Какая же я только эгоистка! Уже вечер. Третий день подбегает к концу, а значит, вскоре у него случится приступ. Ему нужна инъекция, которую он не сможет получить. Нет… Блэквуд не умрет. Ведь он не оставит меня одну, правда?

– Инъекция… – с трудом шепчу, – шприц… У нас нет… ничего нет.

Он отводит глаза, но не отвечает. Он прекрасно понимает, что его ждет, только поделать с этим ничего не в силах. Нет, ты не можешь сделать это со мной! Все то отчаяние и беспомощность, которую я пережила. Я больше не смогу такое выдержать! Достаю под воротом кулон и показываю ему.

– Лекарство, ты можешь его выпить. Оно поможет…

Он мотает головой.

– Возьми! – буквально сую ему в руку кулон.

– Я не намерен тратить лекарство попусту.

– Но ведь тогда ты умрешь!

Хочу еще что-то добавить, но замолкаю. Он все равно не послушает. Смотрю на свои руки, отчаянно стараюсь что-то придумать, но все без толку. Я так устала. Выливаю немного воды в ладонь и обрызгиваю лицо. Может, хоть это поможет прийти в себя. Блэквуд сует мне в руку ягоды, но я не беру. Не могу я есть сейчас. Я должна придумать способ его спасти. Должна найти выход, ведь он есть, правда? Ничего не кончено. Кручу флягу в руках, наблюдая, как блики отбиваются от металлической поверхности. Придумать… почему я не могу ничего придумать? В голове сплошная каша. Черт! Бросаю фляжку и отворачиваюсь. Без толку. Пинаю ее ногой, но все же решаю поднять. Зачем портить вещи, от которых может зависеть моя жизнь? Это еще глупее, чем сидеть без дела. Подтягиваю ее к себе и… вдруг замираю. Моя левая щека, на которой моров оставил след от клыков. Его нет. Разорванной кожи, шрама. Ничего нет! Только крохотная царапина. Не могу поверить. Значит, это правда? Я действительно самоисцеляюсь. Особая способность двенадцатой группы. Вот о чем умолчала Тара. Это объясняет, почему мне не нужны инъекции, хоть я и сиринити. Они нужны, но мой организм сам излечивается. Самоисцеление. Вот – это решение!

– Щека, – бросаюсь к Блэквуду, – моя кровь… она может тебе помочь.

Он странно на меня смотрит. Очевидно, прикидывает, не спятила ли я.

– Я ведь исцеляюсь. Моя кровь может тебе помочь? Она подойдет для инъекции?

– Может сработать.

– Тогда чего мы ждем?

Достаю пустой шприц из сумки. Меняю сломанную иголку на новую и уже готовлюсь пустить ее в свою руку.

– Стой. Ты уверена?

Он серьезно? Он же умрет, если не получит инъекцию! Какие могут быть сомнения?

– Конечно!

Игла вонзается в руку, локоть больно сжимается. Неприятно, но можно потерпеть. Когда шприц наполняется, вынимаю иголку из кожи. Стараюсь делать все медленно, боюсь, что дрожь в пальцах могут сыграть злую шутку.

– Вот, – протягиваю ему шприц, – попробуй.

То, как он на меня смотрит, заставляет ком в горле провалиться куда-то в живот. Никогда не видела, чтоб он так на меня смотрел. Так, словно я вручаю ему не ампулу, а что-то куда более важное. Свою жизнь. Он берет шприц и не глядя втыкает в руку, словно по памяти знает, где у него синяк, а где вена.

– Ну как, сработало?

– Время покажет.

Время… Это значит, что мне еще пару часов жить как на иголках! А может, и целую ночь. Ложусь возле упавшего ствола, складываю руки под головой. Влага просачивается под куртку, но я даже не удосуживаюсь взять одеяло, хотя знаю, что оно у нас есть. Поворачиваю голову так, чтоб видеть Блэквуда. Он все сидит у ствола, сумка на коленях, пустой шприц в руке. Смотрит на меня, будто до сих пор не верит, что я так просто дала свою драгоценную кровь. Не буду сводить с него глаз. Просто не могу. Боюсь, только закрою глаза хоть на секунду, он умрет или исчезнет куда-нибудь. И я снова останусь одна. Ни за что. Я больше никогда не буду одна. Так и лежу, пока усталость не склеивает глаза. Ловлю себя на том, что уснула, и вскакиваю. Сколько я проспала? Где Блэквуд? У ствола только его сумка. А где же он? Паника заглатывает меня целиком, но послабляет хватку, как только я замечаю темное пятно в нескольких шагах. С груди словно целая гора свалилась.

Он все еще здесь, он жив и он… спит. Привстаю и аккуратно дотрагиваюсь до него рукой. Веки слегка вздрагивают, голова поворачивается набок. Впервые вижу, чтоб он спал. Очевидно, сон неглубокий, раз он не мечется на земле в кровавом поту. Судя по черноте неба уже глубокая ночь, а он все еще жив. Значит, инъекция подействовала! Я не буду одна! От радости не могу надышаться. Воздух вновь наполняется прохладой и без проблем проходит по легким. Теперь могу наконец отдохнуть, ведь я так устала. Ложусь возле Блэквуда, прижимаюсь к нему спиной и засыпаю. Иногда просыпаюсь и тянусь к нему рукой, чтоб убедиться, что он еще здесь. Но вскоре перестаю. Сознание отключается.

Перед глазами возникают картинки. Вижу улицу с перекрестком, границу леса и наш дом. Дом, в котором мы с Эми выросли, провели лучшие и худшие моменты жизни. Только теперь он не светло-голубой, а серый. Вернее, то, что от него осталось. Выгоревшие обломки, почерневшие от времени стены. Крыша давно развалилась, три из четырех стен сгнили, ступени разрушены, камни на стене выцвели. Я стою там, где когда-то была подъездная дорожка. Теперь лишь трава. Все поросло травой, даже стены. Посреди гостиной выросли деревья. Ничего не осталось. Одни руины, как те, на которые я приходила смотреть в лесу. Границы между Уинтер Парком и нашим домом уже не существует. Она давно стерлась, как и мы. Нет родителей и Эми. Никто не вспомнит, что когда-то на этом месте стоял голубой дом. Нет больше нашего дома и меня нет. Вскакиваю так резко, что перед глазами все белеет. Это всего лишь сон. Успокойся. Вот так, вдох, выдох. Тянусь рукой по земле и вскакиваю. Блэквуда нет! Где он? Уже готова бежать на его поиски, но хруст веток меня останавливает.

– Блэквуд?

Перед глазами все еще мелькают пятна, но это не мешает мне разглядеть темную фигуру напротив ствола.

– Ожидала увидеть кого-то еще?

– Ты почему ушел?!

– Собрать ветки.

– Посреди ночи?!

– Тебе нужно успокоиться.

– Я спокойна! – говорю это, а у самой дрожат руки. – Зачем тебе ветки?

– Для укрытия от снега.

– Снега?

– Оглянись.

Широко раскрываю глаза, но белые пятна не проходят. Закрываю глаза, потираю и вдруг понимаю, что это не пятна, это снег. Все от веток до земли покрыто белым покрывалом. Но как? Ведь вчера земля была влажная от дождя.

– Холодный циклон надвигается раньше, чем предполагалось.

Дыхание постепенно успокаивается, руки перестают трястись. Он здесь. Ты не одна. Все в порядке.

– То есть зима?

– Да.

Отлично. Мало того что мы утратили последнюю возможность вернуться домой, так еще и природа решила, что мы тут слишком расслабляемся. Чего уж там, пускай померзнут в сугробах без еды, крыши и огня. Скидываю снег с куртки и поднимаюсь. Не так быстро. Ноги затекли, почти не чувствую бедра. Обычный среднестатистический человек уже бы умер от воспаления легких, но только не я. Я особенная, ведь так? Только сейчас замечаю, какая у меня грязная одежда. Штаны стерты, куртка тоже. Грудь, низ, ботинки – все буквально залито кровью, словно я принимала в ней ванную. Мои руки… смотрю на них и не могу поверить. Еще вчера они жадно сжимали нож. Не могу на это смотреть. Скидываю куртку и иду на шум воды. Оказывается, это не ручей, а целая река. Значит, мы отодвинулись в лес гораздо дальше, чем в прошлый раз. А впрочем, неважно. Ведь мы все равно никогда не вернемся домой. Бросаю куртку в воду и принимаюсь отмываться. Засохшая кровь смывается куда сложнее. Местами приходится тереть так сильно, пока кожа не становится красной. Каждую минуту осматриваюсь по сторонам. Кто знает, чего ожидать или кого? Вот и я не знаю. Чего ожидать, чего бояться. Могу только стиснуть зубы и… Хотела сказать надеяться, но вряд ли это уместное слово. Не уверена, что в этом ужасном месте найдется хоть крохотный уголок для надежды.

Руки постепенно белеют, но этого все равно недостаточно. Скидываю обувь, снимаю свитер, кофту – все, на чем остались хоть небольшие кровавые пятна. Остаюсь в майке и штанах. Хочу снять и их, но боюсь, что тогда замерзну быстрее, чем отстираю кровь. Бросаю все в воду и усиленно тру. Чувствую, как пальцы начинают дрожать, но не перестаю тереть. Холод обхватывает за плечи, спускается по спине. Тру. Перестаю ощущать руки, но все равно тру. До тех пор, пока совсем не выбиваюсь из сил. Только тогда достаю все, что когда-то служило мне одеждой и возвращаюсь. Вид меня в одной майке вызывает у Блэквуда неопределенную реакцию.

– Что ты делала?

– Стирку.

Подхожу к упавшему стволу и разглаживаю на нем одежду. Губа начинает дрожать. Пытаюсь сдержать дрожь, сжав губы, но они только сильнее трескаются. Чувствую солоновато-горький привкус во рту.

– У тебя нет запасной одежды.

– Какая разница.

– И это твой выход? Просто опустить руки?

Не знаю, что сказать, да и вряд ли смогу. Губы уже почти не двигаются.

– Так поступают слабые.

– Я и есть слабая, разве не так?

– Считаешь, слабый смог бы проделать такой путь? Выжить самосильно в живом лесу, отыскать Нору, заполучить лекарство. Все стражи давно мертвы. Осталась только ты. Разве слабый смог бы выжить?

В груди странно покалывает, и это не от холода. Неожиданно для себя понимаю, что Блэквуд прав. Я здесь и все еще жива, тогда как стражи уже давно сложили головы.

– Я спрашиваю, слабый смог бы выжить?

– Нет.

– Верно, – он хватает сумку, – значит, перестань ныть и возьми себя в руки. Предстоит много работы.

Он достает из рюкзака одеяло и бросает мне. Мысль, что Блэквуд считает меня сильной, внушает в меня надежду. Неужели я заслужила каплю уважения? Много работы? Значит, не все еще потеряно? Возможно, у него есть план, как нам выбраться! Следую за ним. Рот так и печет расспросить, но сейчас неподходящий момент. Я замерзла, а он вряд ли захочет сейчас это обсуждать. И пока я пытаюсь отогреть занемевшие руки, он собирает хворост. Затем целые бревна. Складывает в кучу, берет кусок дерева и… роет землю? Зачем? Везде снег, земля, наверное, мерзлая. Но его это останавливает, а значит, он знает, что делает. Пока я просматриваю содержимое рюкзака, по правое плечо появляется углубление, глубиной в пару ладоней. Любопытство так и ползает по спине. Наблюдаю, как он втыкает две палки в землю, сверху прикрепляет другую, горизонтальную. Такое себе сооружение в форме буквы «П». Остальные ставит на землю, упирая на горизонтальную палку, пока они полностью не покрывают сооружение. Не успеваю отвернуться, как на верхних балках уже зеленеет мох, будто кровля для крыши. Эй! Да это же дом! Небольшой домик, чтоб укрыться от вьюги. Пока я все ломаю, Блэквуд пытается хоть что-то построить. И снова мысль о том, что мне без него не выжить, проскальзывает в голове. И как я только до сих пор жива?

– Собери еще хвороста.

Иду в лес, правда, недалеко, чтоб не потерять его из виду. Боюсь, если уйду далеко, он растает вместе с первым снегом. И тогда я снова останусь одна, а для меня ничего нет хуже, чем остаться в этой глуши в одиночестве. Нет, никогда. Замечаю, как быстро меняется погода. Ветер дует прямо в лицо. Такой сильный, северный. Ветки опасливо трещат над головой. Некоторые обламываются от резкого порыва. Похоже, надвигается ураган. Возвращаюсь со стопкой в руках. Блэквуд внутри шалаша укрепляет крышу.

– Что будем делать дальше?

– Укрытие на ночь.

– Я не об этом. У тебя ведь есть запасной план?

Пожалуйста, скажи, что он у тебя есть.

– Он в стадии разработки.

Отлично. И на что я только надеялась, что Блэквуд взмахнет волшебной палочкой и переправит нас через стену? Только сейчас замечаю белую крупу над головой. Снег идет.

– Почему они не пришли за нами? Думаешь, они мертвы?

– Это один из возможных вариантов.

– А есть другие?

– Несколько.

– И? – опускаюсь на корточки. – Какие?

– Задержка могла возникнуть по причине неисправности механизма врат.

Он резко замолчал, но я успела уловить в его голосе нотку недосказанности.

– Или?

– Или они не увидели ракетницу из-за недостаточной высоты взлета и смога над стеной.

Не смогли увидеть? Как так? Ведь мы все это время только и жили, что надеждой на них. Значит, мы истратили патрон зря?

– И что нам сделать, чтоб они нас увидели?

– Взобраться выше.

– Скалы! – соображаю. – Мы можем вернуться к скалам и послать сигнал с вершины.

– Слишком далеко. Нужно выше, а не дальше.

– Выше? Но здесь ведь только лес.

– В этом и затруднение, выше ничего нет.

Он расстилает прутья внутри шалаша. Похоже, пол почти готов и очень кстати. Ветер становится все сильнее. Как же только… холодно… Ветер сдувает с ног.

– Внутрь!

Только проскальзываю внутрь, как Блэквуд заваливает проход бревнами. Отлично придумано. Так снегопад точно до нас не доберется. Внутри довольно уютно, не считая, что места едва ли хватает для двоих. Но выбирать не приходится. Крыша над головой опасливо трещит. Похоже, вьюга достигла своего апогея. Надеюсь, бревна выдержат давление. В глаза бросается свечение возле прохода. Костер? Разве это не опасно? Но выражение лица Блэквуда дает понять – опасности нет. Огонь… наконец-то. Правда, совсем маленький. Все потому, что Блэквуд развел костер в яме. Очевидно, чтоб его свечение не было так заметно. Придвигаюсь к костру и замечаю небольшой тоннель, ведущий за пределы шалаша. По нему выходит дым. Значит, он не будет скапливаться внутри, что значительно уменьшает вероятность возгорания. Блэквуд накрывает яму сырыми палками, сверху выкладывает рыбу.

Он все продумал, черт возьми. Это никогда не перестанет меня поражать – его готовность ко всему. «Умеет строить дома из веток», – добавляю пункт в списке фактов о Дориане Блэквуде, между «умеет выживать в диких условиях» и «отличает съедобные ягоды от ядовитых». А еще в нем есть «владеет боевыми искусствами», «держит нож под подушкой», «разбирается в целебных травах» и «способен укокошить змею с закрытыми глазами». Но этого все равно недостаточно. Я почти ничего не знаю о человеке, с которым провожу бок о бок больше времени, чем с собственной сестрой. Он почти всегда молчит, а я не спрашиваю, потому как знаю, что он не ответит. Это… немного настораживает. Откуда он? Сколько ему лет? И как вообще оказался во всей этой истории с сиринити?

Что, если он убийца? Может, он загубил десятки жизней. А я спокойно подаю ему воду, ведь он Верховный Жрец. Не знаю точно, что это значит, но вряд ли что-нибудь хорошее. А как же слухи о его семье? Что, если он действительно убил своих родных потому, что те мешали ему жить? Как сидеть рядом с человеком, который на такое способен? Раньше я об этом не задумывалась. Вернее, старалась отгонять подобные мысли, так как была уверена, что это неважно. Мы ведь все равно отсюда выберемся, и я забуду об этом месте, сотру из памяти. Но мы не выбрались. Дни перерастают в ночи, ночи – в дни, а мы все никуда не движемся. Мы застряли, рядом, вдвоем. Конечно, он ничего плохого мне не сделал. Он не раз спасал меня, хоть я и не знаю почему, но как знать, что это было бескорыстно? По всей видимости, никак.

Воспоминания о той ночи еще проскальзывают в голове. Тогда он казался совсем другим, таким уставшим и уязвимым. Настоящим. Может, падшие были правы насчет его двуликой природы? Забавно получается, ведь с ним произошло то же, что и с ними. Его бросили за стеной так же, как и он их когда-то. Что это: случайность или рок судьбы? Только теперь с ним оказалась я. Видимо, карма – существо ненасытное. Ветер никак не утихомирится. Блэквуд давно уже повернулся ко мне спиной. Пытается уснуть или делает вид, чтоб не говорить со мной. А я все не могу заставить свои мысли заткнуться. Они будто хотят меня быстрее добить, чтоб я не мучилась. И у них это получается. Я не могу сомкнуть глаз. Не потому, что не устала, а потому что боюсь. Да, именно. Мне страшно. По-настоящему, честно. Раньше я старалась держаться, откидывала мысли о смерти, игнорировала голод и боль, но всему есть предел и моим силам тоже. Теперь, после всего произошедшего, я могу честно признаться – мне страшно. Хотя бы себе. Блэквуд не поймет мои чувства. Едва ли он знает, что это такое. Мы вдвоем, но я наедине с собой храню свои секреты. Как надолго нас хватит?

– Блэквуд?

– Что?

– Не оставляй меня больше одну.

Ожидаю услышать что-то вроде «я коннетабль и делаю, что хочу», но он отвечает лишь тихое:

– Не буду.

Как-то Блэквуд сказал, что я выжила оттого, что сильная, но это не так. Я слабая, потому что, несмотря на все, через что прошла, я все еще хочу умереть.

* * *

Вторая половина дня ничем не лучше первой. Во время бури мы старались разработать план. К сожалению, тщетно. Единственным более-менее реальным вариантом было бы послать другой сигнал стражам, который они точно заметят на высоте птичьего полета, но какой и как – нам придумать не удалось. Но, если наши попытки снова потерпят провал, мы обязаны будем смириться с поражением. Тогда у нас только два варианта – вернуться в Нору или выживать самостоятельно. Первый вариант откидываем сразу. Вряд ли после того, что мы натворили, падшие погладят нас по головке. Допустим, меня они принять смогут, но не Блэквуда. Он ведь Предатель. Они не оставят это просто так. Пока что у нас связаны руки. По крайней мере пока мы не придумаем ничего стоящего. И я сижу у огня, пожевываю рыбий хвост вместо того, чтоб что-либо делать. Снова. Эта беспомощность меня убивает. Ненавижу чувство, когда ты хочешь что-либо изменить, но не можешь. Еще и Блэквуд делает вид, что все нормально, хотя на самом деле ничего не нормально. Или здесь только меня волнует, что мы совершенно ничего не знаем друг о друге?

– Спрашивай.

– Что?

– Я вижу, что тебе не терпится. Избавь меня от этого.

Откуда он знает, о чем я думаю? Неужели я настолько предсказуемая? Вопрос так и крутится на языке. Спросить или нет?

– Ладно. Это правда, что ты убил своих родителей?

– А ты как считаешь?

– Думаю, ты на это неспособен.

Он смотрит на меня так долго и пристально, что я начинаю сомневаться в своих словах.

– Почему?

– Мне кажется, ты не настолько сумасшедший.

– Напрасно ты так думаешь.

Он поднимается и выходит из шалаша.

– Это правда! – следую за ним. – Ты всех держишь в стороне, заставляешь себя бояться, но когда Мирилин нуждается в помощи, ты всегда оказываешься рядом. Это ведь ты подсунул ей сумку со шприцами. Я права?

– Нет.

– Я тебе не верю.

– Чего ты хочешь? – он резко оборачивается. – Почему ты постоянно достаешь меня?

– Я не пытаюсь тебя достать. Я просто спрашиваю.

– Лучше бы ты с таким напором искала выход отсюда.

Молча сглатываю обиду. Он не смеет винить меня в том, что мы застряли здесь. Я достаточно пожертвовала ради этого проклятого лекарства!

– Ты прав, может, это было бы и лучше, но знаешь что? Мне плевать, потому что сейчас это не главное. Главное то, что я провожу двадцать четыре часа в сутки с совершенно незнакомым человеком, чье поведение меня иногда пугает.

– И чего ты хочешь?

– Хочу узнать тебя получше.

– Зачем? Это поможет вернуться к границе?

– Нет…

– Это облегчит выживание?

– Но…

– Поможет спастись от моровов?

– Да послушай же ты!

– Нет, ты послушай. Я здесь не для того, чтоб развлекать тебя. Мое задание – раздобыть лекарство и доставить его в поместье. Второстепенные цели важны для исполнения, но они не должны отвлекать.

Я настораживаюсь.

– Какие еще цели?

Блэквуд едва заметно поджимает губы.

– Это несущественно.

– В этом и дело. Для тебя ничего не важно! Ты ничего не объясняешь, только приказываешь. Как я могу тебе доверять?

– Ты не должна мне доверять. Ты должна слушаться.

– Как я могу слушать того, о ком ничего не знаю?

– Чтоб выполнять приказы, не нужно знать биографию командира.

– Но ведь я не солдат! – голос срывается на хрип. – Не страж, не сиринити. Я обычный человек и я так не могу.

– Это так важно?

– Да! – понижаю голос. – Просто… похоже, ты единственный человек, кого мне суждено видеть. Не хочу остаток жизни провести… так.

Он не спускает с меня глаз, но, похоже, не понимает ни единого слова. Конечно, это все для него бессмысленно. Доверять друг другу. Действительно, зачем? Мы всего лишь отрезаны от мира с кучей ненасытных тварей, и жить нам осталось считаные дни. Но ведь я явно преувеличиваю. В конце концов, зачем что-то знать о том, с кем спишь бок о бок? Нет, он не поймет. Оборачиваюсь и иду к ручью.

– Моя семья родом из Нью Дампфор, ныне известный как графство Гранд.

Застываю на месте.

– У меня британские корни со стороны матери. Отец был часовщиком. Мать – дворянкой из состоятельной семьи. Я ношу ее фамилию, не отца.

Не верю своим ушам.

– Я обучался в закрытой школе в Боулдере на медицинском отделении, хирургия. После пандемии испанского гриппа школа была закрыта, а ученики отправлены по домам. Отец заставил меня приучиться к ремеслу. У меня был младший брат, Сидриан. Фамильный особняк династии Блэквудов располагался в лесистой местности, между Хот Салфер Спрингс и Грэнби, в десяти километрах от Фрейзер. Дальнейшая судьба моей семьи тебе известна.

Он смолкает, но продолжает смотреть на меня. Во взгляде так и читается: «Еще что-то?», только я не знаю, что спросить, поэтому говорю первое, что приходит в голову.

– Что случилось с твоим братом?

– Погиб при пожаре.

– Сколько ему было до того, как…

– Девять.

Он так спокоен, будто мы не о его умершем брате говорим, а о меню на воскресный ланч.

– Ты по ним скучаешь?

Блэквуд задерживает дыхание, и на секунду мне даже кажется, что он сейчас скажет что-то трогательное. Но все, что он говорит, лишь:

– Зачем скучать по тому, чего нельзя изменить?

Присаживаюсь у ручья, чувствуя, как вода холодит ноги. Удивительно. Как в одном человеке может уместиться столько безразличия? Я думала, это смертельно жить без сердца. Оказываются, нет. Неужели он действительно мог убить свою семью? Так просто. Не верю, что такое бывает. Что-то подсказывает, что даже Блэквуд с его каменным характером на это не способен. Ведь, чтоб решиться на такое, нужно быть либо полным психом, либо… Стоп. Что он сказал? Фамильный особняк между Хот Салфер Спрингс и Грэнби. Десять километров. Это же… Я знаю это место! Руины! Именно туда я приходила после аварии. Поверить не могу. Значит, когда-то эти куски камней были его домом? Это объясняет, почему он тогда оказался в лесу. Он пришел на место, где когда-то был его дом. Что это, ностальгия или угрызения совести? А может, и то и другое. В любом случае это означает одно – в нем все-таки есть частичка человечности. Хоть и маленькая.

Что ж, кое-что я о нем все-таки узнала. Только легче от этого не стало. Мы до сих пор взаперти и, похоже, уже не выберемся. Конечно, нельзя отчаиваться, но и за реальность нужно держаться двумя руками. Вот если бы я нашла способ послать сигнал, это был бы маленький шанс на спасение. Я готова на что угодно, но, похоже, такого способа нет. Иначе Блэквуд бы уже его нашел. Видит бог, нам может помочь только магия…

Точно! Сажусь так быстро, что перед глазами темнеет. Как я могла о нем забыть. Ныряю рукой во внутренний карман куртки. Зернышко, которое мне дала Тара. Оно до сих пор здесь! Это чудо, что я его не потеряла. Она сказала, что я с его помощью я смогу узнать правду. Все, что захочу. С чего же начать? В голове так много вопросов. Моя кровь, кто мои настоящие родители и где сейчас Эми? Но главное – как отсюда выбраться. Сможет ли оно подсказать, как вернуться домой? Да, думаю, может. В любом случае я обязана это проверить. Верчу крупицу в руке, уже готова проглотить ее, но что-то меня останавливает. Слова Тары. Что она сказала, когда я хотела съесть его в прошлый раз? Съешь перед сном и попроси, о чем хочешь узнать. Хорошо, не нужно спешить. У тебя одна попытка, ты не можешь позволить себе все испортить. «Нужно дождаться ночи», – повторяю про себя, возвращаясь в лагерь. Блэквуд здесь, точит нож.

Когда я возвращаюсь, он едва замечает меня. Я отвечаю тем же. Мне порядком надоело пытаться наладить с ним контакт. Хочет играть в «несуществование»? Хорошо, я в игре. Только в следующий раз пусть даже не думает, что я позволю снова гладить свою щеку. После ужина мы снова молчим. Каждый занят своим, он пересчетом запасов, я – ожиданием. Долгим и от этого еще более мучительным. И хоть надежда на то, что зернышко сработает, есть, я все же не перестаю искать варианты. Правда, в голову ничего не приходит. Только вернуться в скалы или взобраться повыше на елку. Будь от этого толк, я бы забралась на самую высокую ель, какой бы тонкой и дряхлой она ни была. И это не было бы лишено смысла, будь вокруг те десятиметровые ели, которые мы видели в середине пути. Но, увы, все не так просто, и ели-гиганты остались в самом сердце живого леса.

Сердце, лес… в голове проскальзывает воспоминание о том, как мы с Эми ходили за грибами. Мне всегда попадались необычные грибы. Пестрые, утонченные, красивые, но, к сожалению, всегда ядовитые. Зато Эми каким-то образом всегда вытуривала дождевиков или лисичек. Никогда не понимала, как ей это удавалось. Находить хорошее среди плохого. Делать вид, что все отлично, когда все хуже некуда. В этом она преуспела лучше всех. Сама надежда и позитив в хрустальном флаконе. Сейчас она одна, ранена, возможно, до смерти напугана и не знает, что делать. Как и я. Хотя у меня все же есть небольшое преимущество – я не одна. По крайней мере в буквальном смысле.

Шалаш прекрасно пережил снегопад и, учитывая толщину бревен, прослужит еще долго. Когда Блэквуд наконец скрывается внутри, лезу за ним и выжидаю. Долго ждать не приходится. Как только из-за спины слышится беспокойный шепот, достаю зернышко и глотаю. Руки дрожат от предвкушения. Как там говорила Тара? Думать о том, что хочу узнать. Ракетница, стена, граница, врата. Ракетница, стена, граница, врата. Блэквуд беспокойно мечется на земле. Говорит во сне. Что-то об испытании и медальоне. Не могу разобрать. Все бы отдала за то, чтоб узнать, кому принадлежал этот медальон и какие страшные тайны скрывает прошлое Блэквуда. Но сейчас не это главное. Сейчас главное – найти выход. А значит… ракетница, стена, граница, врата. Ракетница, стена, граница. Ракетница, стена… Врата… Ракетница…

Где я? Откуда этот свет и почему на мне бальное платье? Вокруг кусты живой изгороди, впереди проход. Виден силуэт фонтана. Это сад? Больше похоже на лабиринт. Как я здесь оказалась? Ступаю на свет и оказываюсь в квадрате лабиринта. Вечнозеленые стены окружают со всех сторон и почти достигают моего роста. За одной из них виднеется силуэт особняка. Ни в одном из окон не горит свет. Значит, сейчас ночь. Поднимаю голову и подтверждаю свою догадку. Над небосводом полным шаром сияет луна. Смотрю на нее и не могу отвести глаз. Как же я давно не видела луны? Вроде бы это было не так давно, но когда не могу вспомнить. Все в голове расплывается, как только начинаю о чем-то думать. Это очень… неприятно. И как этот сад поможет мне найти выход из Другой стороны? Прохожу к трехъярусному фонтану. Какая красота. Белый мрамор, фигурные изгибы. Вода такая чистая, что хочется окунуться в нее. Провожу рукой по воде, но шум заставляет меня оторвать руку.

Шелест листьев, шарканье ботинок. Кто-то идет сюда! В голове проскальзывает мысль бежать, но что-то ее сдерживает. Что-то движет мной, заставляет подбежать к изгороди и спрятаться за поворотом. Что-то приковывает меня к месту и не дает вдохнуть, когда перед лицом вырастает фигура. Сердце бьется о ребра, но не так, как при страхе. Это скорее похоже на… предвкушение. Фигура делает шаг вперед и застывает прямо возле выступа, за которым я стою. Не вижу лица, но почему-то этот силуэт кажется мне до боли знакомым. Может…

– Попалась!

Чьи-то руки обхватывают меня за талию и тянут вперед. Сердце врезается в горло, будто готово выпрыгнуть наружу. Кажется, я задыхаюсь, но спустя время понимаю, что это не одышка, а смех. Почему я смеюсь? Фигура тянет меня к фонтану. Свет постепенно озаряет лицо, но как только черты становятся различимыми, я не верю своим глазам. Это же…