Текст книги "Лекарство"

– Здесь не Диснейленд. Это Застенье, и если ты думаешь, что твой статус позволяет тебе все, можешь катиться на все четыре стороны. Мне не нужна обуза.

По коже прокатывается волна холода. Не только от его слов, но и оттого что его лицо приобретает неестественный оттенок серого. Или у него всегда такой цвет кожи? Благо это длится недолго. Блэквуд уходит быстрее, чем я успеваю сделать вдох, но горький привкус ненависти еще долго остается во рту. В полутьме залажу в спальник и застегиваю молнию до самой шеи, подальше от чужих глаз и Блэквуда. Сон накатывает, стоит только закрыть глаза. Как же я устала. Тело расслабляется до такой степени, что становится ватным. Но не успеваю насладиться спокойствием, как шум возвращает меня к реальности. Что это было? Сажусь на спальнике, прислушиваюсь. Ничего. Но ведь я что-то слышала. Это не могло мне присниться. Или… Вот! Снова этот звук. Треск. Будто камнем по дереву. В темноте вылавливаю лицо Марены.

– Ты слышала? Что это было?

– Будь здесь.

Марена проскальзывает наружу. Место Лима тоже пустует. Может, повода для волнения нет. Вполне возможно, что это какой-то зверь, но предчувствие упорно твердит об обратном. Не нравится мне это. Проходит пара минут. Почему она до сих пор не вернулась? Почему не слышно Лима? Ничего не слышно. Я так больше не могу. Отодвигаю край палатки. Сперва не вижу ничего, кроме ночной мглы. Потом замечаю: темноте мелькают силуэты. Один за кустами, второй – среди деревьев. Вероятно, это Лим и Марена проверяют территорию. Выхожу к ним, но тут же останавливаюсь. Что-то не так. Они совсем не двигаются.

– Марена?

Тишина. Будто и не слышит меня.

– Лим?

Тень справа зашевелилась, рука изогнулась, плечи повернулись, шея… вывернулась назад? Господи! Это не Марена! Бросаюсь в сторону – запоздалая реакция. Тварь уже мчит прямо на меня. Что это?! Бегу в лес, но она опережает меня. Такая быстрая. Мне одной не справиться. И куда только все подевались? Словно почуяв мой страх, за спиной вырастает Лим. Отталкивает меня в сторону и рассекает воздух мачете. Удар – и тварь, извиваясь, валится на землю. Боковым зрением вижу Блэквуда. С клинком в руках он отбивается еще от двоих.

Лим протягивает руку.

– Не ушиблась?

– Что это за твари?

Не успевают его пальцы коснуться моей ладони, как тень сзади тащит его за спину. Лим поднимается и жестом велит убираться. Я не сопротивляюсь. Это именно то, чего я больше всего хочу в настоящий момент. Прячусь за деревьями, пытаюсь обуздать дыхание. Что происходит? Что это за существа? Ведь Кристиан сказал, что на Другой стороне безопасно. Он сказал… и тут понимание накрывает с головой. Кристиан сказал, что, по его предположениям, все моровы вымерли еще столетие назад. Предположениям… Предположениям?! Какие еще, черт возьми, предположения? Речь идет о наших жизнях! Нужна полная уверенность! Значит, это они. Моровы. Вернее, то, что от них осталось. Но ведь этого не может быть! Как они смогли продержаться так долго без еды, крови? Все мое сознание кричит, что это невозможно, но звуки борьбы говорят об обратном. Нужно все выяснить, подтвердить. Нужно, нужно… Что, черт возьми, мне нужно? Не могу дышать, думать и оставаться здесь не могу. Замечаю Блэквуда. Он бежит к лагерю, хватает снаряжение, приготовленное Лимом с вечера. Теперь понимаю зачем. Бегу к нему. Ноги путаются в грудах листья. Боюсь споткнуться, но времени медлить нет. Я и так легкая добыча. Чувствую, как кто-то хватает меня за локоть. Пытаюсь вырваться, но вдруг осознаю, что это не моров, а Марена.

– Сюда!

Она пихает меня в сторону, противоположную лагерю. Не успеваю даже мысленно задать вопрос, как фигура Блэквуда оказывается рядом с нами.

– Где Лим?

– Он за нами.

Взбираюсь на склон и оглядываюсь. Вижу фигуру Лима на фоне костра с веткой в руках. От ветки полыхает шар искр. Твари окружили его. Давай, Лим. Догоняй! Удар, взрыв искр. Удар, моровы отпрыгивают на землю. Еще удар, и Лим бежит к нам. Он прорвался! Сюда! Мы здесь! Десять метров – он мчит по чаще. Восемь метров – лавирует меж стволами-близнецами. Пять – увиливает от клыков. Три – взвывает от впивающихся в плечо когтей. Два – роняет горящую ветку. Один – падает на землю… Нет!

– Лим! – вопль Марены заглушает подступающий к горлу ужас.

События развиваются так быстро, слишком быстро для обычного человека. Один, три, шесть – шесть тварей набрасываются на безоружного Лима. Извивающаяся масса тел покрывает его с головой, не оставляя ни единого шанса. Искры вспыхивают на сухой земле. Все кончено. Его уже не спасти. Дальше все очень смутно, будто не со мной. Где-то далеко слышу крик Марены. Она порывается вниз, но Блэквуд удерживает ее. Что-то говорит, указывает на лес, а я ничего не слышу. В голове белый шум. Хочу кричать, но не могу. Хочу бежать, не могу. Хочу упасть, не могу. Ничего не могу. Просто смотрю на полыхающий огонь. Что со мной? Руки не поднимаются, ноги не слушаются. Перед глазами только огонь. Огонь, и рука мелькает перед лицом, волочет за собой, вырывая вросшие в землю ноги-корневища. Иду. Чувство слабости ломает мышцы. Волочусь. Кто-то тащит меня, как куклу. Бегу. Кто-то велит мне бежать быстрее. Бегу. Кто-то говорит остановиться, но я бегу. Потому что не могу по-другому. Стоп-кран не работает: и если я только нажму на тормоза, то скачусь по холму. Внутри все кипит, вены разрывает от страха, но рычание за спиной толкает вперед. Почему они не оставят нас? Отстаньте, слышите?! Но они не отстанут. Пока мы живы, пока дышим и топчемся по их земле. Мы – пища, сочная, манящая, единственная за последнюю сотню лет.

Вижу перед собой тень. Марена. Слышу ее тяжелое дыхание. Держись, не сдавайся! Ради себя, лекарства, ради Лима. Фигура Блэквуда растворяется за стволами. Похоже, я последняя. Страх напороться на ветку вспыхивает внутри, хотя там уже и так не осталось живого места. Все выгорело от нахлынувшего шока. Нужно бежать. Не отвлекайся на лишние мысли. Они мешают. Горло разъедает кислотой. Кажется, я сейчас задохнусь, но не перестану бежать. Если перестану – умру. Рычание отдаляется, но не исчезает. Оно словно притаилось в самом густом пятнышке темноты, в ожидании пока кто-то из нас не свалится с ног от недомогания. Не дождетесь. Лучше умру от разрыва легких. Тени впереди отдаляются, а позже и вовсе исчезают. Нет! Не оставляйте меня одну!

Ни Марена, ни Блэквуд даже не обернулись. Они меня потеряли. Я пропала. И хоть за спиной не слышно скрежета, чувствую – они там. Они все еще преследуют меня. В момент, когда я уже готова свалиться без сил, что-то хватает меня за ноги. Вот и все. Сейчас когти вопьются в кожу, вырвут клок еще теплой плоти и проглотят его. Но не переживай. Ты умрешь от ужаса быстрее, чем истечешь кровью.

День 2

Я слетаю со склона. Чувствую, как что-то волочет меня за ноги. Секунда, и все пожирает темнота. Лишь крохотные проблески мелькают где-то в глубине пещеры. Улавливаю какое-то движение. Но вместо изуродованной морды в темноте выныривает знакомое лицо с пирсингом. Марена! Раскрываю рот, но она прикрывает его рукой. Дважды повторять не нужно. Я и сама поняла, что лучше не делать резких движений. Темнота в противоположном углу зашевелилась. Блэквуд тоже здесь, жив, правда не могу сказать, что меня это радует. Вряд ли он вообще заметил, что я отстала. Когда мы выбираемся наружу, в лесу уже совсем темно. Приходится выждать немало времени, пока шум наверху рассеется.

Мышцы, горло, легкие – все пылает огнем, будто вместо воздуха я наглоталась раскаленных углей. Нечем дышать. Весь организм протестует против движения, и только мозг заставляет его двигаться вперед. Моровы еще могут быть поблизости. Нужно отдалиться так далеко, насколько возможно. Кажется, Блэквуд совсем не устал, хоть мы не спали и не ели уже целый день. Готова поспорить, он готов бежать так хоть до самого утра. Правда, ни я, ни Марена не готовы на подобные подвиги. Первая не выдерживаю. Больше не могу. Бежать, дышать, думать. В голове мечется только одна мысль – трое. Первый день, а нас уже осталось трое. Из дюжины стражей, сильных, тренированных воинов, за стену добралось всего трое калек. Блэквуд – уставший, но не раненый. Марена – раздавленная, с грузом утраты на плечах. И я – ни на что не годный в условиях выживания человек. Каковы наши шансы найти лекарство и выжить?

Марена с трудом держится на ногах.

– Этого не может быть…

Ее трясет. Она обхватывает себя руками, чтоб унять дрожь, только это не помогает. Блэквуд разбирает вещи. Ее будто не замечает. Как он может быть таким бесчувственным?

– Они живы… твари. За сотню лет. Как?

Вопрос предназначается кое-кому повыше званием, только этот «кто-то» не обращает на нее внимания.

– Как они могли выжить без крови?! Вы ведь говорили, что они вымерли? А они живы! Живее нас всех!

– Вероятно, они нашли источник крови.

– Где?! В этой глуши? Это невозможно!

Блэквуд медленно поворачивается. Наконец-то заметил, в каком она состоянии.

– Как видишь, возможно.

– Что теперь делать?

– То, ради чего пришли: искать лекарство.

– А как же твари?! Как же Лим? Как… Как же падшие? Вдруг они тоже выжили?

– Это неизвестно.

– Но вдруг? Что нам тогда делать?!

Блэквуд выпускает из рук сумку. Его тяжелый вздох не предвещает ничего хорошего.

– Сражаться. Разве стражей этому не обучали?

– Мы не готовы к такому сопротивлению!

– Если не можешь удержать в руках клинок, оставайся здесь. Ничто не должно мешать первоначальной цели.

И тут вмешиваюсь я.

– Тебе нужно отдохнуть, – обхватываю ее за плечи. – Давай я помогу.

Нужно увести ее, пока мистер «сострадание» не добил ее своим «сочувствием». Усаживаю ее на поваленное дерево. Вернее, стараюсь не уронить, потому что она буквально выскальзывает из рук. Ее всхлип глушит все звуки леса. От этого зрелища сердце обливается кровью. Потеря близкого человека – всегда удар ножом в сердце. То, что они прожили вместе сотню лет, только заостряет лезвие.

В голове вертятся обрывки дня, когда я лишилась родителей. У всех есть дни, которые они хотели бы забыть. Мой самый ужасный день преследует меня во снах. Стоит закрыть глаза, и я снова вижу ее – маму. Слышу стук в дверь, звон стекла. Перед глазами ее испуганное лицо и пальцы, обхватывающие мои маленькие ручки. Ее глаза проскальзывают в щелочку двери чердака перед тем, как она захлопывается. А потом лишь крики и шум. Плач и стук, один, второй. Десятый, после которого все стихает. «Бытовое ограбление, – говорили полицейские. – Такое случается сплошь и рядом». Вот только кто это был и куда пропал папа после нападения, никто так и не смог сказать. Тогда мне казалось, что весь мир рухнул, но на помощь пришел дядя Ник. Он помог мне справиться с горем. Может, поэтому он стал мне так близок, потому что смог заменить отца, которого я так мало знала и так рано лишилась. Но потом не стало и его, и жизнь снова стала черно-белой. Я понимаю, каково сейчас Марене, и именно поэтому знаю, что ей сейчас ничем не помочь.

– Мне очень жаль. Лим этого не заслуживал.

Сквозь размытые глазницы на меня смотрят два глаза. Их зелень не сравнится со всей зеленью леса.

– Пойду за хворостом.

На самом деле хворост нам не нужен. Да и костер разводить нельзя. Свет привлекает моровов, и Марена это понимает. Просто ищет повод сбежать в свое горе. Я сама до сих пор не могу поверить, что моровы живы. Как они только выживали все эти годы? Прошел ведь не один десяток лет! Подумать только. Во что только может превратить человека голод и безысходность? В бездушных тварей с выцветшей от сырости кожей, выбеленными глазами и покрученными конечностями. Тонкими, как еловые ветки. Они с трудом на двух ногах стоят. Это просто… ужасно. Эти монстры совсем не похожи на моровов, которых я видела. Если те выглядели более-менее цивилизовано, то эти – твари с большой буквы. Озлобленные, жадные. Они разорвали Лима как кусок сырого мяса. Их поведение можно описать только одним словом – дикие. Ходьба на четвереньках, вой, рычание, запах – все кричит о столкновении со зверем. Это больше не люди.

Понимаю, почему Марена сорвалась. Все наши планы теперь идут под откос. Как искать лекарство, когда лес кишит одичавшими моровами, готовыми растерзать все, что двигается? Экспедиция превращается в игру на выживание, в которой вряд ли победят все игроки. Правда, Блэквуд этим совсем не встревожен. Ни тревоги, ни волнения, ни капли нормального человеческого переживания на его лице нет. Он спокоен и сосредоточен. Выкладывает вещи, будто что-то ищет. На уход Марены не обращает внимания. Кто бы сомневался. Будто он знает, что такое слезы и откуда они берутся. Наконец, выпотрошив содержимое рюкзаков, он находит то, что искал: странный предмет с острыми краями, похожий на… щипцы?

Только сейчас замечаю, что он как-то странно ходит – левое плечо спущено, рука согнута в локте, будто она весит тонну. Да он ранен! За горем Марены я даже не заметила приличную рану на плече. А ведь выглядит она совсем не безобидно. Ему срочно нужна медицинская помощь или хотя бы перевязка. Наблюдаю, как он не без усилий сдирает с себя куртку и верхнюю часть тренировочного костюма. Вначале я не сообразила – зачем ему вообще щипцы? Только когда блестящие щупальца впиваются в спину, я содрогаюсь от догадки. Видимо, в коже застрял кусок когтя. По плечу побежала струйка крови. Боже… Я не готова к такому зрелищу. Не уверена, что вообще буду когда-нибудь готова. Рана сзади на предплечье. Ему ни за что не достать. Еще одна попытка – очередная алая струя. С таким успехом он истечет кровью быстрее, чем доберется до заклятого когтя.

– Что ты делаешь?

Беру опущенные щипцы.

– Пытаюсь не дать тебе истечь кровью.

– Я сам.

Не успеваю поднести щипцы к коже, как он отбрасывает мою руку. Что за дикость?

– Я сказал, что справлюсь сам.

Да что с ним? Можно подумать, я ему хуже хочу сделать. Я ведь пытаюсь ему жизнь спасти! В этот момент меня охватывает такая злоба, что хочется бросить ему эти щипцы прямо в лицо.

– Ладно, можешь и дальше расцарапывать себе плечо. Мешать не буду.

Сажусь обратно у ствола. Пускай делает что хочет. Пусть он хоть руку себе отрежет. Мне все равно. Блэквуд протирает щипцы раствором и вновь пускает их в ход. Пытаюсь отвлечься от звуков рвущейся плоти. Думаю о Марене. Куда она пропала? Научилась справляться со своим горем? Глупый вопрос. Конечно, нет. На это уходят годы. С момента гибели Лима прошло полдня. Скрежет щипцов так и отдается в висках. Боковым зрением замечаю, как увеличивается пятно на плече. Господи, как он может так себя мучить? Ладно, это не твое дело. Плевать, забыла? Смотрю по сторонам, верчу в руках прутик, пытаюсь оттереть засохшее пятно грязи с колена. Но в голове только Блэквуд и его рана. Когда он уже прекратит? От звуков чавкающей плоти передергивает все тело. Стоит только представить, какую боль приносит каждое движение, и хочется кричать. Смотреть на подобное – уже пытка. Сам же Блэквуд на удивление мужественно держится. Не кричит, не вздрагивает. Только рот сжимает, так что челюсть выступает вперед. Не знаю, что больше ужасает, его рана или его непреклонное лицо. Нельзя же так запросто терпеть боль. Даже при бетонной силе воли. Только… если до этого ты не терпел ее постоянно. Изо дня в день. Настолько часто, что уже привык к этому ощущению, как к покалыванию пальцев при затекании мышц. Что же пришлось пережить этому парню, чтоб боль вошла в привычку?

Наконец терзания щипцами окончены. Кусок когтя извлечен. Теперь измученной коже нужен отдых, а ране перевязка. Наблюдаю, как он закидывает за плечо кусок ткани, чтоб остановить кровотечение. Он заметно побледнел за это время. Очевидно, сказывается потеря крови. Шорох слева сообщает о возвращении Марены. Вид у нее неважный, но все же получше, чем у Блэквуда. Конечно, после инъекции рана заживет. Кристиан рассказывал, что инъекции запускают регенерацию тканей, в результате чего сиринити быстро восстанавливаются. Но это не означает, что не нужна обработка.

Чувствую, как терпение трещит по швам. Пускай я его ненавижу, но не могу сидеть и смотреть, как он истекает кровью. В конце концов, я не изверг. Вырываю ткань у него из рук.

– Заткнись и повернись.

На удивление он даже не сопротивляется. Видимо, боль сильнее, чем я думала.

– Надень перчатки.

Какие перчатки? Ах, эти, в наборе аптечки. Неудобно будет орудовать в перчатках, но все же не возражаю. Морально готовлю себя к худшему, но зря. Все гораздо хуже. На левой лопатке нет живого места. Все предплечье залито кровью. В центре виднеется открытая рана. Ничего ужаснее в жизни не видела. Даже моровы с их кровожадными пастями вызывают меньше отвращения. Соберись, не думай о ране. Думай о парне, который сейчас корчился бы от боли, если б был нормальным, как все. Подумай, как сильно он нуждается в помощи, которую попросить не может. Беру бинт, раствор и пытаюсь сообразить, что с этим делать. Что первое, прижигание, дезинфекция? Внутри эхом раздается шепот мамы.

– … перед обработкой нужно продезинфицировать инструменты…

Закрываю глаза и ныряю в воспоминания, вижу ее. Она стоит в центре амфитеатра.

– Первый этап – остановка кровотечения. При глубоких ранах потребуется наложить давящую повязку.

В руке сам собой оказывается флакон спиртового раствора. Замечаю, как много у него шрамов. Ими усыпана добрая часть спины, пара на плечах, еще один глубокий на шее. Сколько же раз он сражался с тварями? Жидкость омывает кровоточащую жижу, переливается на лоскут, который я прижимаю к плечу. Стоит ткани притронуться к плечу, как Блэквуд заметно напрягается. Наверное, это до жути больно. Но что-то мне подсказывает, что не в боли дело. Просто он не привык, что к нему кто-то прикасается. Сомневаюсь, что раньше вообще кто-то позволял себе подобное.

Голос прошлого продолжает шептать:

– Обработка краев – второй этап. Материал – спиртовой раствор. Не допускается лить жидкость на рану. Обрабатываются только края, поверхностно.

И снова мамин голос ведет мои руки. Они делают все за меня. Берут флакон, обрабатывают края раны, вернее, месиво после манипуляций Блэквуда со щипцами. И каким только уровнем садомазохизма нужно обладать, чтоб сотворить с собой такое?

– Третий этап – сопоставление краев при помощи повязки. Первичные материалы – бинт. Повязка налаживается от узкого места к широкому. Давление на рану отсутствует.

Пока обвязываю Блэквуда бинтом, украдкой замечаю следы на его руках. Метки сангвинаров. Остались после инъекций. Ужасное зрелище. Синие пятна от запястья до предплечья. Больше похоже на побои, чем на метки. С каждым мотком мамин голос слабеет, словно я обматываю тканью не рану, а ее – молодого доктора, знающего все о колото-резаных ранах и так мало о собственной дочери. Как только последний узел затянут, по душе растекается приятное тепло. Наверное, так себя чувствует Эми, помогая больным. Теперь понимаю, почему она так любит свою работу.

– Готово, можешь не благодарить.

Да никто, в общем-то, и не собирался. Он натягивает верх тренировочного костюма, как-то странно на меня поглядывая. Словно ждет, что я воткну ему нож в спину. И как можно быть таким недоверчивым? Впрочем, меня это не касается. Я свое дело сделала – не дала ему умереть.

После нападения моровов на Марене нет лица. Она сидит под деревом и даже не двигается. За все время она моргнула только дважды. Видеть ее такой невыносимо. Представляю, что у нее творится в голове. Хотя нет. Не имею понятия. Я сама еле пережила смерть дяди и родителей. У меня есть только Эми, и именно поэтому я пойду на все, чтобы вернуть ее. Блэквуд стал более предусмотрительным. Вместо костра он разжигает угли в углублении земли. Света мало, зато они выделяют тепло целую ночь. Но Марена этого не замечает. Она даже не замечает, как засыпает возле палатки. И что мне с ней делать? Накрываю ее спальником, но она вскакивает с криками. Приходится потратить немало времени, чтоб успокоить ее.

Теперь остались только мистер «чуткость» и я. Правда, что делать с ним наедине, понятия не имею. За последнюю пару часов он проронил от силы три слова, и то чтоб дать очередное поручение. Это явно не тот человек, с которым можно поговорить по душам. Жаль, что я не поняла этого до того, как подошла к нему в кафетерии. И чем я только думала? Почему, ради всего святого, никто не остановил меня, не вразумил, не дал, в конце концов, подносом по голове? Иногда мне кажется, только так можно привести меня в чувства.

Закончив с ужином, Блэквуд поднимает и направляется к… палатке? Что он делает?

– А где буду спать я?

– Видишь здесь другую палатку?

– Нет.

– Тогда не задавай глупых вопросов.

Ну нет. Я не буду спать с ним рядом. Уж кто-кто, а Блэквуд явно не тот человек, с которым можно лежать рядом с закрытыми глазами. Еще, чего доброго, заколет меня ночью.

– Я с тобой в одну палатку не лягу.

– Будешь дежурить первой.

– Стой!

– Моровы нападают без предупреждения. Увидишь тень – не мешкай.

Стою, беззвучно хлопая ртом, в то время как Блэквуд скрывается в палатке.

– Эй! Блэквуд… Слышишь?

Глухо. Видимо, выбора нет. Придется дежурить первой. Сажусь возле Марены. Кинжал Уилла в моей миниатюрной руке, не державшей ничего тяжелее кисти, выглядит дико. Будто сабля в хоботе слона. Смогу ли я им воспользоваться? Боже. А что, если мне придется им воспользоваться? Что, если моровы застанут меня врасплох? Тогда мне придется защищаться. Это уже вопрос смерти и жизни. Одно дело с Уиллом в тренировочном центре. Другое – с моровами. Натягиваю куртку до ушей, мысленно молясь, чтоб подобного не произошло. По крайней мере не сегодня. Я не готова. Но хуже, что я не знаю, буду ли вообще готова к такому. Час, два. По моим меркам прошла не одна ночь, хотя на самом деле еще даже не начало светать. Не уверена, что вообще начнет. На Другой стороне нет рассвета, нет заката. Это я подметила еще в первый день. Все постоянно утопает в дымке. Нет ни солнца, ни луны. Наверное, из-за стены, нависающей над этими землями. Единственный ориентир – густота небосвода. Только ночь клонится к концу, на горизонте появляется еле заметный серебряный ореол – предвестник утра. Но пока его не видно. Только темнота и лес режут тишину на части. Марена даже не шевелится. Не могу себя заставить ее разбудить, хоть и чувствую, что глаза закрываются. Несколько часов отдыха мне бы не помешали. Решаю будить Блэквуда.

В палатке темно, как в склепе, и так же сыро. Но все же лучше, чем спать земле. Нахожу контуры спального мешка, а вместе с ними и Блэквуда. Лежит на боку, не двигается. Интересно, спит? Я не замечала, чтоб он когда-то спал. Тянусь к плечу и вздрагиваю потому, что в ту же секунду возле моего горла оказывается нож. Не двигаюсь и не дышу. Один неосторожный вдох может стоить мне жизни.

– Твоя смена.

Рука с ножом опускается. Он вылезает из палатки, а я еще какое-то время не могу прийти в себя. Все-таки в одном я была права. Блэквуд всегда начеку. Еще он никогда не спит и ложится с ножом под подушкой – нужно добавить это в список на всякий случай, чтоб в будущем не наткнуться на этот самый нож. Залажу в спальник, когда боковым зрением ловлю движение слева. Марена.

– Не спишь?

Мотает головой.

– Тяжелая ночь для всех нас.

– Не для него.

По взгляду понимаю, кого она имеет в виду.

– Ему всегда все дается легко, потому что ему все равно. На все, – ее голос, тихий, усталый, тает с каждым словом. – Кроме жидкости на дне флакона. Это все, чего он хочет.

– А ты?

– Не уверена. Я больше ни в чем не уверена…

Голос стихает, будто каждое слово выкачивает из нее силы. Тут бы утешить, но единственное, о чем я могу думать, это слова Лима. «Он никого не почитает, особенно Блумов».

– Марена?

Слышу ее тихий вздох.

– Что Лим имел в виду, говоря об особом отношении Блэквуда к Блумам?

– Какое это имеет значение.

– Для меня имеет.

– Это не мне решать. Я могу лишь сказать, что вражда между Блэквудами и Блумами имеет давнее начало… – голос стихает. – Много лет, десятков… а может, и…

Она засыпает, а я остаюсь без ответов. Снова. С каждым ответом больше вопросов. О какой вражде идет речь? Что значит давнее начало? И почему… нет. Все, хватит. Достаточно ломать себе голову. Она и без того трещит по швам. Пожалуй, для одного дня достаточно. Постарайся поспать. До прихода так называемого «рассвета» мне удалось вздремнуть пару часов, и этого оказалось достаточно, чтоб снова встать на ноги. После сна двигаться легче, знать бы еще куда и чего ожидать впереди. Сон оставил положительный отпечаток и на Марене. Она выглядит лучше, даже щеки румянее (возможно, это последствие пролитых за день слез), чего не скажешь о Блэквуде, чья кожа цвета расплавленного воска усиливает желание держаться от него подальше.

Я выросла в Уинтер Парке, со всех сторон окруженном лесами, и неплохо ориентируюсь в лесистой местности, но природа Другой стороны отличается от всего, к чему привыкла. Не могу объяснить, но это так. Какое-то странное ощущение витает в воздухе. Будто земля рыхлее и небо ниже, а сырость въелась в каждый миллиметр древесной коры. Ели выше и растения другие. Даже мох какой-то не такой. Некоторые растения я никогда не видела. Как странно: смотреть на все словно в первый раз. Будто и не была в лесу никогда. Хорошо, что у нас есть компас. Звуки леса пронизывают приглушенные всхлипы. Это Марена никак не может заставить свое сердце биться ровнее. Блэквуд то и дело фыркает на нее. Я понимаю, она создает много шума, а шум нам ни к чему. Кто знает, сколько еще этих тварей водится в лесах? Но от того, как он это делает, тело съеживается каждый раз, когда его голова поворачивается назад. Будто затыкает старую дрянную кошку, а не человека, потерявшего брата. В нем сочувствия не больше, чем в камне, хотя и того меньше.

До того как туман начал оседать на наши головы, мы преодолели три-четыре холма. С каждым шагом атмосфера угнетает сильнее. Ветки хрустят под ногами, как обугленные кости, добавляя густоты и без того мрачной атмосфере. Пора бы заняться поиском места для ночлега, но коннетабль ведет нас вглубь леса. Внезапно спина Блэквуда вырастает прямо передо мной. От неожиданности чуть не натыкаюсь на него, но все же успеваю вовремя притормозить.

– Что такое?

Не отвечает. Садится на корточки, смотрит на землю. Что там? Следы? Только когда подхожу ближе, замечаю размытые очертания. Линия спины, вскинутая набок голова. Тело. И не просто тело – моров.

– Его убили?

Блэквуд переворачивает кусок мертвой плоти. На лице грязь, на подбородке запекшиеся потеки крови. От подобного зрелища желудок скручивается в узел. При одном прикосновении к нему меня бы уже раза два стошнило, но Блэквуд не из брезгливых. Он ныряет рукой за шиворот и достает из него еловую иголку, затем подносит к губам, пробуя на вкус.

– Отравлено, – швыряет иголку на землю. Только сейчас понимаю, что это не иголка, а умело заточенный дротик.

– Падшие?

Оборачиваюсь на голос. Это первое слово, которое Марена произнесла со вчерашнего вечера. Значит ли это, что она идет на поправку, раз начинает интересоваться происходящим?

– Не вижу другого варианта.

– Самозащита?

– Скорее, естественный отбор. Чем больше моровов убьют, тем меньше останется.

Марена кивает.

– Тело не захолодело, он умер недавно, – он оглядывается по сторонам. – Уходим по одному.

Стоит мне только сделать шаг, как Блэквуд останавливает меня рукой.

– Нет, – он кивает в сторону Марены, – сначала ты.

Удивительно. Его рука меня даже не коснулась, но я буквально ощутила пинок в живот. Как ему это удается? Марена выступает вперед. Как только она отходит достаточно далеко, рука Блэквуда испаряется в темноте вместе с ним. Я иду последняя. Метр, три. Все спокойно. Не похоже, чтоб нас поджидали, но на всякий случай придерживаюсь указаний главнокомандующего. Треск ветки отдается гулом в висках. Что это? Я ни на что не наступала. Это не я. Шелест, скрип, звук рассекающегося воздуха и крик. Что происходит?!

– Назад!

Кто-то отталкивает меня, и я валюсь на землю. В воздухе то и дело хлыщет свист, словно над головой пролетает сотня стрел. Что это? На нас напали моровы? Падшие выбрались на охоту? Или это деревья валятся нам прямо на голову? Свист стихает так же резко, как и начинается. Похоже, все закончилось. Если бы еще понять, что это было. Пытаюсь подняться, но мир опасливо покачивается перед глазами. Кляксы сливаются в сплошную тень, которая, к моему удивлению, начинает двигаться. Извиваться, тянуться, будто коряги упавшего дерева. На секунду мне так и кажется, пока я не замечаю два зияющих на его фоне глаза.

– Марена!

Не замечаю, как оказываюсь на коленях. Теперь ее лицо уже не кажется расплывчатым, но лучше от этого не становится. Кровь на щеках, обезумевшие глаза и десятки иголок, изрешетивших ее кожу. Уж лучше я бы ничего не видела.

– На помощь!

Каким-то образом рядом оказывается Блэквуд (а может, он уже здесь был). Он приподнимает ее и вытягивает иголку. Точно такую же, какая был в спине у морова.

– Это не смертельно? – опускаю ее голову на колени. – Она не умрет?

Не отвечает. Молча вытягивает из плеча второй дротик, третий. На пятом он останавливается. Надежда, зародившаяся внутри, вянет, не успев пустить ростки. Марена жадно хватает ртом воздух, будто пытается ухватиться за саму жизнь. Губы потрескались, кожа приобрела бумажный оттенок. Она иссыхает на глазах!

– Скажи, что мне сделать?

– Яд просочился в артерии. Слишком поздно.

Внутри что-то треснуло и рассыпалось, ударив в грудь. Наверное, так умирает надежда.

– Но должен быть шанс…

– Сил…р, – из ее горла вырывается хрип, – пер…й. Ки…

Наклоняюсь ближе, чтоб разобрать слова.

– Передай Кити, что я…

Хрип скрутил горло, не дав ей договорить. Рука соскальзывает на землю. Только не плачь. Не сейчас. Блэквуд дергает меня за рукав.

– Уходим.

– Нельзя ее здесь бросать!

– Ей уже не помочь.

Из зарослей слышится шорох. Наверное, он появился раньше, но я не обратила внимания. Моровы. Понимаю это по треску когтей и по тому, как резко обрывается нить живой природы. Блэквуд тащит меня за собой, как соломенную куклу. Не помню, как мы пересекли опушку, как спустились по склону. Я даже не понимаю, как оказалась на земле. Еще минуту назад мое тело безвольно волоклось по лесу, а сейчас каким-то образом сидит у ствола. Наконец-то отдых, но вместо расслабления приходит боль. Проникает в самую глубь, переламывает кости по кусочкам. И дело здесь не только в Марене. Отчаяние выкручивает вдоль и поперек, заставляя все надежды вытечь из глаз соленым потоком. Мы пропали! Нам никогда не найти лекарство! Несколько дней в Застенье, а мы уже лишились половины стражей. Эти земли пожирают жизни. У них не было шансов. А есть ли они у нас? Нас всего лишь двое. Сколько мы продержимся, пока не сойдем с ума от голода и жажды?