Текст книги "Лекарство"

Чувствую, как в горле образуется ком.

– Что с тобой? Вся эта жестокость… Это не ты. Что стало с Сильвер, которая выпускала из окна мотыльков, потому что ей было жалко их убивать?

– Она изменилась.

Ее слова бьют по сердцу, хоть она того и не понимает. Если бы она только знала, если бы понимала, через что мне пришлось пройти, чтоб стоять сейчас здесь, рядом с ней.

– Детка, это было что-то! – Майкл приобнимает меня за плечо. – Вся академия о тебе говорит! Ты знаменитость. Знаменитость!

– Заглохни ты, – отпихивает его Изи. – Совсем сбрендил?

– Это правда! Это самое крутое, что я когда-либо видел. Ты просто супергерой. Наконец-то наша скромная девочка превратилась в Халка.

Он не перестает сверкать улыбкой. Похоже, тот факт, что я полчаса назад чуть не разбила челюсть Стейси, его не особо волнует.

– Ты что не понимаешь? Директриса в бешенстве! Она рвет и мечет. Сив могут исключить за такое, а ты веселишься!

– Успокойся. Никто ее не выгонит. Ведь скоро конец учебного года. Сив – лучшая студентка! Чьи работы они тогда будут показывать на выставках? Котят акварелью Эбигейл Майерс?

Щеки Изи постепенно наливаются красным.

– Ты… ты просто невыносимый!

Майкл мне подмигивает. Я начинаю смеяться вместе с ним. Его энтузиазм просто не может не поднимать настроения.

– О, прекрасно! Давайте делать вид, что ничего не произошло. Подумаешь, моя лучшая подруга чуть не размазала физиономию Маллоу по коридору. Смехота-то какая.

Она краснеет еще сильнее, но чем больше она выходит из себя, тем лучше становится настроение Майкла. Он любит ее поддевать.

– Хватит дуться, Изи, а то лопнешь, как помидор. Ты ведь видела лицо Маллоу. Туш потекла, волосы растрепались, губы дрожали. Она была готова просить прощения даже за Гражданскую войну. Ее помада до сих пор украшает стол.

Изи не сдает позиций, но я замечаю, как дергаются краешки ее губ.

– Это не смешно.

– Ты засмеялась.

– Неправда!

– Засмеялась, точно.

– Иди к черту, Нэш.

Майкл бросает взгляд на футболистов, которые маршируют в спортивный зал.

– Пожалуй, туда и отправлюсь, только форму прихвачу. Еще увидимся, Баффи.

Шлепок по спине, и он растворяется в коридоре. До чего позитивный парень, и откуда у него столько оптимизма?

– Ну так как, – возвращается к теме Изи, – расскажешь, что с тобой творится?

Похоже, разговор не окончен, но с каждым вопросом он все больше заходит в тупик.

– Нет? Класс. И с чего это я вдруг решила, что лучшие подруги должны всем между собой делиться?

– Изи, подожди! – догоняю ее. – Пожалуйста, пойми. Я хочу тебе рассказать, но… не могу. Боюсь, если сделаю это, ты подумаешь, что я спятила.

– Именно это я сейчас и думаю!

– Я обязательно тебе все расскажу, обещаю, но не сейчас. Мне нужно время во всем разобраться.

Смотрю на нее и вижу двенадцатилетнюю девочку с кексами, которая подошла ко мне в школьной столовой. То же кукольное лицо, те же сияющие оливковые глаза. За шесть лет она почти не изменилась. Кто, как не она, должна меня понять? Ее поддержка сейчас мне нужна как никогда.

– Ладно, – звучит победный вздох, – но учти, парой предложений не отделаешься. Мне нужны подробности.

– Слово скаута.

– Пойдем, подкину тебя домой, Баффи.

Автомобиль миссис Хилтон подъезжает к голубому дому. Изи глушит мотор, но я продолжаю сидеть на месте. Рука не поднимается открыть дверцу. Не потому, что не хочу домой, а оттого, что я боюсь оставаться одна. Снова.

– Переночуешь у меня?

– С чего это вдруг?

– Я…

Мнусь на месте, но все же решаю сказать правду. Хотя бы раз, чтоб не забывать, какая она на вкус.

– Не хочу сегодня оставаться одна.

Одного взгляда Изи достаточно, чтоб понять: она уловила, что именно я имею в виду.

– Только заскочу за вещами.

Вечер проходит тихо и скучно, чему я искренне радуюсь. Мне так не хватало рутины. И хоть Изи больше не заикается о сегодняшнем, ее слова не выходят у меня из головы. «Что с тобой произошло?» И вправду, что? Разве это я? Была ли я собой, когда всаживала в морова нож? Осталась ли собой после того, как твари разрывали меня на куски? То, с какой жестокостью я вдавила Стейси… Я могла остановиться, но не хотела. Все, чего я хотела, это чтоб ее лицо расплющилось по столешнице, а кровь разлилась по полу. Что со мной не так? Неужели это действительно я? Ведь я такой не была. Неужели неделя выживания среди тварей сделала меня такой? Или… я такой и была, но глубоко внутри. Настолько глубоко, что даже сама не подозревала о существовании этой стороны себя. Если бы я знала. Если бы она знала. В одном Изи оказалась права – это больше не Сильвер. Она изменилась. Я изменилась.

Этой ночью я наконец-то смогла выспаться, даже несмотря на храп Изи. Непривычно просыпаться полной сил. Словно другой человек. Кто ты, энергичная Сильвер, и что сделала с той унылой кляксой, которая таскалась за всеми, словно тень? Блинчики в микроволновке, джем на столе, кофеварка – свистит на плите. Кофе в одну чашку, блинчики по тарелкам на раз, два, три. Боже, как давно я себя так хорошо не чувствовала! Учебный день пролетает перед глазами, как осенний лист. Впервые за долгое время я могу сказать, что время не было потрачено зря. Я была как никогда активна. Успела записать все лекции и даже дополнила чертежи проекта по рисованию. Жаль, я единственная, кто что-то делает. У Изи, как всегда, в голове одни вечеринки. Ну, еще парни. Вернее, парень, Эш. Тащу ее за руку в кафетерий, пока она без умолку болтает о своем новом парне-футболисте, когда вдруг замечаю тень в дальнем углу. Блэквуд. Сердце опускается ниже пояса. Не то чтоб я не ожидала его здесь увидеть. Только то, с каким видом он на меня смотрит, заставляет не на шутку насторожиться.

– Все нормально?

Изи прослеживает за моим взглядом и замолкает.

– Я догоню, ладно?

Ухожу, не дожидаясь ответа. В голове только одна мысль – Даниил. Наверное, он узнал что-то насчет него. То, что может подтвердить мои догадки.

– Что случилось?

– С чего ты взяла?

– У тебя такой вид, словно у тебя в руках судьба всего человечества.

– Демонстрация сегодня.

Ком в горле попускает. Ложный вызов.

– Нужно выезжать.

– Сейчас? Я не могу. Я не одна.

– Избавься от нее.

– Мы сейчас, вообще-то, говорим о моей подруге, а не о мешке мусора.

Хотя вряд ли он знает, что такое друг. Откуда, у него ведь друзей нет.

– Жду на парковке после занятий, – он поворачивается. – Не задерживайся.

– Можно, я хотя бы заскочу домой переодеться?

– Нет.

Прежде чем успеваю что-либо добавить, его тень уже скрывается за углом. Занимательная беседа. Кто-кто, а Блэквуд слова на ветер точно не бросает. И почему я еще не додумалась носить сменную одежду в рюкзаке?

* * *

Ныряю под одеяло прямо в вечернем платье. Нет сил переодеваться. После шестичасового пребывания в вертикальном положении спина ноет немыслимо. За последнюю неделю я порядком устала. Что уж там, я буквально разрывалась на части между делами насущными и второстепенными. Учеба, друзья, репетиции, контрольные – бесконечный сценарий каждого дня, к концу которого я валилась с ног. Если к пятнице у меня оставались какие-то запасы сил, то произошедшее на Демонстрации выбило у меня и их. Я подозревала, что что-то может пойти не так, но даже мое чутье не уберегло меня от неминуемого.

– Сильвер! – руки Мирилин оплетают мою шею. – Ты жива, ты цела и ты… здесь!

– Я тоже рада тебя видеть.

– Ты только посмотри на себя! На тебе ни царапины!

– Да, знаю.

А еще я знаю, что это все благодаря моей способности к самоисцелению. Но не думаю, что об этом стоит сейчас упоминать.

– То, что ты сделала… Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна. Все мы.

То, как искрятся от радости ее глаза, меня почти растрогало, если бы не одно «но»:

– Это не только моя заслуга, но и твоего брата тоже.

При упоминании о Блэквуде блеск в ее глазах испаряется. Она поворачивается к шкафу, слишком резко для того, кто еще секунду назад висел у меня на шее.

– Насчет этого… я должна тебе кое-что рассказать.

– Расскажешь после Демонстрации.

– Но я…

– Сейчас это не важно, – она усаживает меня на кресло возле кровати, – лучше расскажи, как ты.

Может, это и к лучшему. Не уверена, есть ли у меня право рассказывать о смерти ее семьи, но, с другой стороны, если не я, то кто? Рано или поздно она должна узнать всю правду.

– Ладно.

Пока я рассказываю о том, как пережила неделю на Другой стороне, в голове всплывает одна важная деталь, которую я хотела уточнить.

– Это правда, что у вас с Блэквудом был еще один брат?

Вопрос звучит неуместно, особенно после рассказов об ужасах Другой стороны и длительной паузы со стороны Мирилин, но она все же находит в себе силы ответить.

– Да, правда.

– Расскажи о нем.

Думала, подобная наглость возмутит Мирилин, но она отвечает с ностальгической улыбкой.

– Его звали Сидриан. Ему было девять, когда… все случилось.

– Каким он был?

– О, – улыбается она, – он был замечательным. Таким смышленым в свои годы. Парни из соседних домов часто дразнили его из-за цвета глаз, но он никогда не давал себя в обиду. Всегда находил, как обернуть ситуацию в свою сторону и выставить их идиотами.

– А что не так было с его глазами?

– Они были разного цвета.

– Как это?

– Правый глаз – карий, а левый – серый, – поясняет она. – Это называется гетерохрония, дефект окраса глаз. Хоть она почти всегда передается по наследству, у нас с Блэквудом почему-то глаза получились нормального цвета, а вот Сидриану повезло меньше. Хотя я никогда не считала это недостатком. Напротив, это была его особенность.

Чувствую, как во мне разгорается интерес. Внезапно у меня появляется желание узнать об их семье еще больше, так, словно она для меня что-то значит.

– Как часто встречается подобный дефект?

– Вероятность развития гетерохронии один к ста тысячам, – она делает долгую паузу, затем продолжает. – Это правда интересная особенность. Жалею, что не унаследовала ее. Знаешь, – она пододвигается ближе, будто хочет поведать мне строжайший секрет. – Иногда я… я представляю, что было бы, если бы Сидриан… был жив. Каким бы он был… как себя вел… кем бы стал.

В глазах Мирилин появляется отблеск слез. Она делает паузы между словами, хватает воздух, как рыба, выброшенная на берег, и по этим коротким вздохам становится ясно, как тяжело ей об этом говорить. Жестоко ее так мучать.

– Извини, что спросила. – Да нет, все нормально, – она стряхивает каплю с глаз. – Давай позже об этом поговорим, ладно? Время поджимает, а нам еще нужно так много сделать. – Что сделать?

– Подготовиться.

Она распахивает дверь в комнату, полностью заставленную одеждой. Это же целый зал! И повсюду вешалки с платьями, юбками, брючными ансамблями, пеньюарами. Внутри закрадывается странное предчувствие. Надеюсь, мне не придется все это примерять.

– Кстати, это тебе, – она указывает на подарочный пакет на кровати.

– Что это?

– Откроешь дома.

Ее многозначительное подмигивание дает понять, это «что-то» мне явно понравится. Мирилин оставляет выбор наряда за мной, пока она бегает в поисках аксессуаров. И вот мы уже спускаемся по парадной лестнице, я в черном платье с открытой спиной, Мирилин – в юбке и шикарном бордовом бюстье. Когда мы появляемся в банкетном зале, он уже до потолка забит людьми. Не думала, что столько народа захочет увидеть лекарство в действии. В моей голове это представлялось скорее как собрание, а не торжественный вечер. А тут даже живой оркестр и столы с закусками. Официанты лавируют в толпе с бокалами красного вина. Прохожу за Мирилин в самую «гущу» и замечаю, как взгляды окружающих прилипают ко мне один за другим.

– Почему все так на меня смотрят?

– Как почему? Ты ведь, можно сказать, знаменитость. Последняя из Двенадцатых. Не хочу хвастаться, но половина гостей собралась, только чтоб на тебя посмотреть.

Посмотреть на меня? Что за чушь. Я ведь обычная девушка из провинциального городка. У меня даже машины нет. На что тут смотреть? Но, ввиду того, как на меня поглядывает ползала, посмотреть есть на что.

– А еще, думаю, твой наряд сыграл в этом роль. Просто…

– Мирилин! – к нам подлетает женщина с яркой до неприличия помадой. – Ты, как всегда, прекрасна!

– Здравствуй, Бренда.

Они обмениваются поцелуями в обе щеки.

– Неужели слухи не врут? Это на самом деле она?

Рассматривает меня с ног до головы, словно меня здесь нет. Теперь понимаю, откуда эта привычка Блэквуда. Видимо, для сиринити это нормально.

– Да.

Женщина в ярком платье устремляется ко мне. Такой дивный цвет. Не уверена, что знаю его название. Что-то среднее между коралловым и розовым.

– Бренда Ливингстоун, безумно рада знакомству.

Она выглядит немного… сумасшедшей. Слишком активная, возбужденная. Да и кто в здравом уме разрисовал бы себе лицо оранжевой помадой. Мирилин пихает меня локтем. Мол, не стой как статуя.

– Взаимно.

– Я вас именно такой и представляла.

Смотрю на Мирилин. Почти что молю взглядом увести меня, но она не двигается с места. Похоже, это только начало.

– Спасибо.

– Такая милая, не так ли? Но наряд…

– Дорогая, я так рад с вами познакомиться, – в следующую секунду мужчина в бордовом костюме уже пожимает мне руку.

– Мне сказали, что вы целую неделю пробыли на диких землях. Представить не могу, какой ужас вы пережили.

– Восемь дней.

– Кошмар. Должно быть, это было ужасно?

– Так и есть.

Тогда я еще не подозревала, что скрывается за этими милыми улыбками, но позже пойму, что ни восхищения, ни искренности в них нет. Только фальшь, которой я обязана подыгрывать. Прохожу вглубь зала, пытаюсь разглядеть в этом водовороте Кристиана. Мне нужно с ним поговорить. Он до сих пор не знает, что падшие живы. Мужчины в бордовом, женщины в алом. Обступили меня со всех сторон, словно коршуны умирающего. Ищу взглядом Мирилин. Тщетно. Толпа отрезала ее от меня стеной. Одна среди акул. Ладно. Веди себя естественно, иначе они учуют запах страха. Обмениваюсь любезностями с девушкой в коротком платье, стараюсь не обделить вниманием джентльмена в ализариновом фраке. А что делать? Хорошо, что это ненадолго. Только этот вечер.

Музыка, шум и цвета. Так много оттенков красного. Повсюду. От такого изобилия алого у меня начинают щемить глаза. И почему именно этот цвет? И хоть костюмы у всех разные, иногда мне кажется, что все одеты одинаково. Похожий фасон, оттенок, даже длина рукавов у всех одинакова. До запястья. Наверное, так положено по этикету сиринити, чтоб скрыть отметины на руках. Среди искрящихся костюмов вылавливаю знакомую вишневую копну волос. Пейшенс.

– Надо же, ты вернулась. Кто бы мог подумать.

Уж явно не ты.

– Вижу, Мирилин поделилась с тобой платьем. Вынуждена признать, ее вкус оставляет желать лучшего. – Она обходит меня вокруг. – Черный цвет не для праздников, фасон «рыбий хвост» устарел лет двадцать назад. И кто вообще носит платье с рукавами? Это же званый вечер, а не поминки.

Еще слово, и я засуну ее малиновый клатч в глотку.

– Декольте должно быть спереди, а не сзади. Хотя это не декольте. Даже не знаю, как это назвать…

– Это называется скромность. Хотя вряд ли тебе известно, что это такое.

Она впивается ногтями мне в руку. Я сжимаю ее локоть. Наконец-то я смогу заткнуть этот разрисованный рот, но не успеваю и шагу сделать, как чья-то рука опускается на мою спину.

– Эй, все в порядке?

Оборачиваюсь и чуть не вскрикиваю от радости. Это же Уилл!

– Уилл!

– Он самый, а ты, по-моему, Сильвер, – он поворачивается к Пейшенс. – А тебя я раньше не встречал. Ты, должно быть, новенькая?

Пейшенс оборачивается так резко, что поднимает шлейф волос у рядом стоящих женщин. Вот у кого точно нет терпения. И кто ее только так назвал? Сама не замечаю, как оказываюсь у Уилла на шее. Я столько раз представляла нашу встречу, что когда это наконец-то происходит, не знаю, что сказать.

– Рад, что ты выжила.

– Не без твоей помощи: твой кинжал очень помог.

– Рад, что ты нашла ему применение, хоть и не то, что предполагалось.

Прослеживаю за его взглядом и замечаю Блэквуда на другом конце зала. Рядом с ним мужчина с бакенбардами. Понимаю, что имел в виду Уилл. Он дал мне кинжал, чтоб я могла защититься от Блэквуда, потому как не доверял ему и не зря, ведь в итоге от него пострадала Марена. Но мне он не навредил, да и не собирался. Просто запугивал. Манера общения у него такая. И мне удалось выяснить на Другой стороне, что он не такой плохой, каким кажется. Он просто немного… дикий.

– Все прошло нормально? С коннетаблем? Он тебя не обидел?

– Честно говоря, если бы не он, меня бы здесь не было.

– Правда? Это… хорошо.

Во взгляде Уилла проскальзывает удивление. Еще бы. Поверить, что Верховный Жрец, который ни с кем не считается, помог мне вернуться живой.

– Я слышал насчет Лима и Марены. Ты как?

– Нормально.

– Послушай, если я могу чем-нибудь помочь…

– Это мило, но я вправду в порядке.

Он кивает, но руку с плеча не убирает. Не знаю, что еще добавить. Я просто рада его видеть. Соскучилась ли я? Еще бы. Но это не то чувство предвкушения, которое испытываешь перед свиданием. Скорее, как перед возвращением брата, которого не видела месяц.

– Расскажи, как ты…

Только открываю рот, как к нему подходит парень в багровом костюме и шепчет что-то на ухо.

– Извини, нужно идти. Ты тут справишься?

– Конечно.

– Не дай этим акулам себя сожрать.

Ну вот, я снова сама за себя. Уилла и след простыл, Мирилин не видно. Зато видно кое-кого другого. Блэквуд. До сих пор не сводит с меня глаз, но почему-то не подходит. Наверное, этот мужчина какая-то шишка, раз он не отходит от него ни на секунду. Должна признать, в костюме он выглядит просто… идеально. Словно в нем родился. И он в черном, как и я. Мы единственные в зале, кто надел черное. Разве это не странно? Двигаюсь вглубь зала, чувствуя, как удивленные взгляды щекочут затылок. За спиной тянется волна шепота.

– Одна из Двенадцатых? Откуда она появилась? Что за платье?

Все так и хотят подойти ко мне, пожать руку, обменяться парой фраз. Да просто потрогать! Это так раздражает. Не имею ничего против общения, но в умеренных дозировках. Когда человек выливает на тебя поток слов, большинство из которых ты даже не успеваешь услышать, это уже не общение. Это террор.

Прохожу мимо улыбающейся пары, увиливаю от разговора с пышногрудой дамой, отмахиваюсь от предложенного официантом бокал вина. Я и так на ногах еле стою в этих дьявольских туфлях. Если выпью, мне точно отсюда не выбраться. Продвигаюсь в конец зала и вдруг замечаю знакомый силуэт. Кристиан! Вот кто мне нужен!

– Извините, – пробираюсь мимо женщин с бокалами.

Мне нужно с ним поговорить. Он должен знать насчет падших. Ведь я обещала Двойке, что вернусь за ней.

– Кристиан! – ловлю на себе пораженные взгляды собеседников. Ах да, Старейшину ведь не принято звать по имени. Будь поприличнее, Блум.

– А, Сильвер. Ты выглядишь… – он странно на меня смотрит, но говорит: – прелестно.

И почему все смотрят на мое платье так, словно его нет?

– Прошу прощения, Старейшина. Мы можем поговорить с глазу на глаз? Это касается падших.

Улыбка вмиг испаряется с его лица. Он кивает своим собеседникам, и те растворяются в зале.

– Они живы! Все это время вы считали их мертвыми, а они были там, за стеной.

– О чем ты?

– Они надеются на вашу помощь. Вы обязаны им помочь.

– Об этом не может быть и речи.

– То есть как?

– Миссия выполнена. Мы добыли лекарство.

– Нет, не выполнена. Нужно вернуться и помочь им.

– Риск слишком велик. Я не стану рисковать стражами ради иллюзорного блага.

Он даже бровью не повел, когда я сказала, что они живы.

– Вы не особо удивлены.

– Проблема падших затрагивает меня не в первый раз.

– То есть вы знали. До того как мы туда отправились. Знали, что есть выжившие, и все равно ничего не предприняли.

– Спасение падших не моя прерогатива. Моя задача – поддерживать коммуну. Равновесие – вот что важно для нашего общества. Падшие с их претензиями могут запросто его нарушить, а я не могу допустить подобного.

– Значит, это правда? Вы начали войну, а не моровы?

Его рука сжимает мое плечо.

– Какой вздор! Это падшие тебе поведали? Надеюсь, ты не веришь в россказни пересытившихся гневом и отчаянием людей.

– Как знать.

– Сильвер, их словам нельзя верить. Долгие годы они таили ненависть лишь за то, что нам удалось спастись, а им нет. Их злоба беспочвенна, хоть и прискорбная.

– А как же моя сестра? Она тоже не стоит стараний?

– Я дал тебе свое слово и намерен его сдержать. Мои люди уже ищут ее. Ты будешь осведомлена, как только появятся новости. Что касается падших, – он берет меня за руку, – это давняя история. Пора забыть об этом. Уверен, они давно смирились со своей участью.

– Как вы? Именно поэтому вы послали меня туда, потому что смирились?

Его рука сжимается. Чувствую, что хожу по лезвию.

– Старейшина, сцена подготовлена. Доброволец ждет указаний.

Блэквуд появляется из ниоткуда и буквально перетягивает внимание Кристиана на себя. Зачем он это делает? Я ведь почти у цели.

– Превосходно.

Кристиан удаляется вместе со своей свитой.

– Нет! Под…

Блэквуд хватает меня за плечо.

– Что ты творишь?

– Я должна с ним поговорить!

– Будешь кричать, тебя выведут из зала.

– Но падшие…

– Падшим твой крик не поможет.

– И что ты предлагаешь? Молчать?

– Хочешь им помочь? Будь умнее. Требовать что-либо безрассудно. Помни, сейчас ты им больше не нужна.

Раньше у меня не возникало сомнений в сиринити, но после встречи с Даниилом и падшими не знаю, чему верить. Конечно, Даниилу верить нельзя, ведь он скажет что угодно, чтоб сбить меня с верного пути, но падшие… У них нет повода врать. Это заставляет меня всерьез задуматься, настолько ли невинны сиринити, как пытаются казаться?

– Вот ты где! Оставила тебя на пару минут, и ты уже успела переполошить ползала.

Мирилин выныривает из алой массы, и в тот же момент Блэквуд в ней растворяется. Они никогда не остаются в одной комнате дольше пяти минут. Я давно это подметила. Если появляется один, другой исчезает, даже когда его присутствие необходимо. Пока Мирилин пробирается ко мне, я уже на полпути к балкону. По пути беру бокал у официанта и выпиваю залпом. Пошло оно все. Сиринити, Кристиан и лекарство вместе с ними. Меня все равно никто не слушает. Такое ощущение, что я здесь только для украшения. Чтоб гости «могли полюбоваться добытой сиринити редкостью». А меня уже тошнит от этих светских бесед. В конце концов, я ведь не музейный экспонат. Выискиваю место поспокойнее. Только облегченно вздыхаю, как голос за спиной рушит сложившуюся идиллию.

– Сильвер, я полагаю?

За спиной мужчина лет за пятьдесят.

– Здравствуй, дорогуша, – он приобнимает меня за плечо, будто мы старые друзья. – Как Другая сторона? Слышал, вы там немало времени провели.

Замечаю у него в руках пустой бокал. Да он пьян! Ужасное дыхание и заплетающийся язык тому в подтверждение.

– Ну так как? Вы на славу повеселились? Должно быть, это было забавно попасть на дикие земли после цивилизованного мира.

Убираю его руку со своего плеча. Забавно – это явно неподходящее слово для Другой стороны. Весь тот ужас, голод, страх, которые я пережила. Искалеченные тела, кости, пепел… Это явно не было забавным.

– Если вы имеете в виду искалеченные тела и кости на усыпанной пеплом земле – то, да. Это было весело.

Ухмылка, колебание и свист утопают в потоке смеха.

– А вы у нас шутница, я погляжу?

Выдавливаю из себя улыбку и ныряю в зал, хотя на самом деле хочу нырнуть куда-то поглубже, где меня никто не найдет и не станет сыпать вопросами, вроде «как дела?», «как ты?». Никак. Мы незнакомы. Я вас не знаю. Никого из вас, разодетых аристократов, и не нужно делать вид, что мы друзья. Это раздражает. Даже больше, чем ваше неестественное восхищение. От публичности хочется выть волком. Меня буквально тошнит от милых лиц и улыбок. Я глотаю бокал за бокалом, хоть и чувствую приличное головокружение. Может, хоть это поможет расслабиться. Блуждаю по залу и вдруг натыкаюсь на дверь, ведущую на балкон. Она прикрыта шторой так, что ее сложно заметить. На балконной площадке темно и тихо. Идеально. Чувствую, как зимний воздух холодит кожу. Так приятно и совсем не холодно. Наверное, из-за алкоголя.

– Прячешься от гостей?

Чуть не роняю бокал, но вовремя сжимаю ножку. Ну почему он всегда так подкрадывается?

– Вышла подышать свежим воздухом, пока моя голова не взорвалась от трепа.

Блэквуд подходит к балюстраде. И снова этот взгляд, который я сегодня ловила постоянно.

– Что? Сегодня все на меня смотрят, как на падшего идола.

– Это из-за одежды.

– Слишком открыто?

– Нет, из-за цвета.

Платье черное, и что с того?

– По традициям сиринити праздничным цветом считается красный. Черный ассоциируется с отречением и трауром. Гости могут неправильно воспринять.

– Но ты тоже в черном.

– Я Верховный Жрец. Я всегда в черном.

Всегда в черном… Означает ли это, что Блэквуд добровольно отрекается от всего ради блага сиринити? Я не раз замечала, что его одежда, мягко говоря, не блещет разнообразием цветов, но никогда не задумывалась об этом с такой стороны.

– Нужно было надеть красное.

– Какая разница, – делаю глоток вина, – черный, красный… Мы ведь не для демонстрации нарядов собрались.

Он поворачивается. Смотрит на меня неприлично долго, словно заметил что-то, чего раньше никогда не видел.

– Ты что, пьяна?

– Нет.

Поспешно сглатываю, но вино застревает в горле.

– Немного.

Он устало потирает переносицу, и я впервые вижу, как Блэквуд закатывает глаза. Закатывает глаза! Надо же. Не думала, что он способен на такие сложные мимические жесты. До этого единственным его проявлением эмоций было сдвигание бровей и сжимание губ.

– Этого не хватало.

– И ты туда же? Будешь отчитывать меня?

– Ты ведешь себя как ребенок.

– Ну и что? – сажусь на балюстраду. – Может, я и есть ребенок. В мире не все идет правилам. Разве ты всегда поступаешь как нужно?

– Да.

– И тебе никогда не хотелось поступить как хочется тебе?

– Слезь.

– Что?

– Слезай оттуда.

Чувствую, как вырастает на моем лице улыбка.

– Ты что, за меня переживаешь?

– Просто не хочу портить всем вечер новостью о твоей скоропостижной кончине.

– Конечно, – специально наклоняюсь назад, чтоб он поволновался. – Но ты можешь не волноваться. Я уже большая девочка и сама могу о себе поз…

Рука соскальзывает. Я валюсь назад и оказываюсь снова на балконе, в объятиях Блэквуда. Его руки крепко держат меня за талию. Воздух становится тяжелым, как гранит, но не потому, что я была на волоске от смерти, а оттого, что он рядом, так близко, слишком близко. Как тогда в пещере. От ощущения пальцев на спине расползаются сотни мурашек. Так необычно, словно крохотный электрический заряд. Так происходит каждый раз, когда он хотя бы мельком ко мне прикасается. Интересно, он чувствует то же? Он не отодвигается, хоть опасность уже и миновала. Просто смотрит на меня так пронзительно, словно впервые увидел кого-то так близко. Внутри все закипает от неловкости и бурлящего по венам вина. Нет, не могу. Это слишком.

– Мне… нужно идти.

Направляюсь к двери, когда в спину вдруг врезается тихое:

– Спасибо.

Застываю на месте. Мне не послышалось?

– Что ты сказал?

– За помощь на Другой стороне. Я бы не справился один.

Не могу поверить ушам. Это действительно происходит? В голове всплывают слова Мирилин: «Не знает слов благодарности, никого не щадит, не ценит. Ему все одинаково безразличны». Может, и так. Но лишь потому, что никто раньше не проявлял благодарности ему.

– Не за что.

Проскальзываю сквозь занавесь, мимо столов, сквозь толпу и ловлю себя на мысли, что не перестаю улыбаться. Пятнышко тепла разливается по грудной клетке. Меня поблагодарил сам Дориан Блэквуд! Вы понимаете, что это значит? Он меня ценит, а это уже большее, на что можно было рассчитывать. Замечаю, что что-то изменилось. Гости больше не бродят по залу в поисках мишени для сплетен. Они собрались кругом, обнажив кусочек зала. Вижу, как машет мне Мирилин. Она стоит прямо перед сценой.

– Быстрее, начинается!

Шепот зала стихает, как только в центре появляется Кристиан.

– Благодарю всех за присутствие. Сегодня знаменательный день. День, который положит конец столетней войне и заложит начало новой эры – эры сиринити, – он обходит сцену по кругу. – Многие годы нас считали слабыми. Нас презирали, подавляли, уничтожали те, кого мы считали братьями, с кем боролись, кого боялись. Те, от имени которых стынет кровь в венах. Моровы.

По залу пробегает волна вздохов.

– Жестокие, кровожадные… Они провозгласили себя выше людей, выше богов, выше нас, но на самом деле хотели лишь одного – власти. Долгие годы они угнетали нас, заставляли жить на улице, как крыс, но сегодня…

Он останавливается передо мной, будто я должна продолжить. Все смотрят на меня. Чувствую себя некомфортно.

– …сегодня все наконец закончится.

Он идет в центр, а я вздыхаю с облегчением.

– Благодаря мужеству наших стражей, не побоявшихся положить на кон свои жизни, я со всей гордостью могу представить вашему взору то, ради чего мы сражались и умирали, умирали и воскресали, воскресали и возрождались из пепла, – он достает из кармана флакон. – Лекарство.

Вздохи восторга, удивления, неверия проносятся мимо ушей, как вой ветра. Кристиан любуется, как свет лампы отражается в хрустале, затем берет бокал, который подносит ему страж.

– Лиана, отважный и верный страж, взяла на себя смелость стать первой, кто испробует на себе действие лекарства, – из толпы выходит низенькая девушка с короткой стрижкой. Даже я со своим полутораметровым ростом выше.

– Коммуна благодарна тебе за твою жертву, Лиана.

– Для меня это большая честь, – она склоняет лоб над его ладонью, словно почитает Папу Римского.

– За знаменательный день в истории сиринити, и пусть твоя жертва будет ненапрасной.

Все с замиранием сердца наблюдают, как Кристиан открывает флакон и капает в бокал Лианы одну каплю.

– Благоденствия дать!

Тост хором проносится по залу, правда, я не понимаю, что это значит. И почему традиции сиринити такие странные? Эхо голосов, звон хрусталя и тишина. Мертвая, пустынная, будто все звуки отключились по щелчку переключателя. Оркестр молчит, стихают стуки каблуков, и даже дыхание в зале замирает. Все в напряжении, словно натянуты на одну острую леску, балансируя на грани помешательства. Стрелка часов перекатилась далеко за полночь. За окном вьюга вступает в права с затишьем, распахивая ставни. Но никого это не волнует. Никто не замечает снегопада за окном, дребезжания ламп. Будь в зале пожар, его бы тоже не заметили, потому как все что сейчас важно – это Лиана. Все глаза прикованы к ней. Смотрят, не отрываясь, не закрываясь, не моргая, пытаясь уловить малейшие изменения. Но их нет. Минута, две проходит, как предыдущая.

– Лиана, – не выдерживает Кристиан. – Как ты себя чувствуешь?