Текст книги "Тонкая нить судьбы"

Глава 17

– Дарья, Джейн, в этих папках содержатся документы, касающиеся семей Леонида и Алексея Ухтомских. Мы с Владимиром собирали их в разных инстанциях. Почитайте. Я и Владимир поможем вам с переводом – Надежда протянула четыре объемных папки девушкам.

Сестры с волнением взяли их. Все сели за овальный стол, что стоял в гостиной. Дрожащими руками Дарья открыла первую папку, на которой было написано «Ухтомский Алексей Николаевич. Том первый». Листая документы, девушки наткнулись на свидетельство о смерти Алексея. В нем говорилось, что Алексей Николаевич Ухтомский был приговорен к расстрелу как агент империализма. Документ был датирован сентябрем 1944 года. Рядом находился другой документ, свидетельствующий о расстреле его жены Полины как пособницы агента империализма.

– Не понимаю, что значит агент империализма? Расстреляли… разве так можно?.. – у Дарьи не находилось слов от возмущения.

До нее не доходил смысл этих документов.

– Давай посмотрим дальше, сестра. Может что-то прояснится? – тихо попросила Джейн.

Эту первую папку молодые люди изучали до глубокой ночи, пока Дарья и Джейн не взмолились:

– Всё, мы устали, голова идет кругом. Надо отдохнуть и переварить узнанное.

Девушки проводили Владимира и стали готовиться ко сну.

– Сестренки, а вы знаете, что у Полины и Алексея был ребенок? Только я не знаю кто. – расстилая постель для Дарьи и Джейн, сказала Надя.

– Ребенок? Если он выжил, то это означает, что семья Алексея Ухтомского имеет свое продолжение. Может быть кто-то из его потомков жив? – с надеждой произнесла Дарья.

Она подошла к окну. Машин практически не было, город давно спал. Девушка посмотрела на часы. Было половина четвертого утра.

– Джейн, ты что молчишь? Уснула уже?

– Нет, Дарья. Думаю об Алексее. Интересно, был ли он счастлив в своей жизни. Что ценил, что любил? Какую выбрал подругу для себя? Мы знаем только ее имя – Полина. А кто она? За что Алексей полюбил ее?

– Думаю, что точные ответы на эти вопросы мы вряд ли найдем. Но, если внимательно читать не только то, что написано в документах, но и за строчками документов, можно понять многое – утвердительно произнесла Дарья.

Следующие несколько дней сестры вместе с Надей и Владимиром изучили все четыре папки. Дарья с Джейн отказались от экскурсий, вечеринок, ночных клубов и других развлекательных мероприятий. Они были настолько захвачены событиями, отраженными в документах, что эмоционально проживали вместе с героями этих папок их жизнь – плакали, радовались, злились, удивлялись, переживали, ужасались. Постепенно у молодых людей сложилась картина жизни семей братьев Ухтомских.

Софья проснулась поздно. Спала она неспокойно. Все тело болело, сильно тянул низ живота. Ее мучил кошмар. Во сне она видела Угловатого, который хохотал ей в лицо. Его рот издавал противные звуки, они были вначале непонятны, но постепенно сложились в слова:

– Что, княжна, горюешь? Не надо… Я тебя осчастливил, как и ты меня. В твоем чреве будет развиваться мое семя. Ха-ха-ха. Я счастлив. А ты, моя дорогая?

Руки Угловатого вдруг вытянулись, дотянулись до Софьи и стали обнимать ее. Девушке стало противно, она закричала.

– Софья, Софьюшка, что с тобой? – сквозь пелену сна услышала та голос Полины. Софья открыла глаза. Сестра стояла на коленях у дивана и тормошила ее. – Сон плохой приснился? Ты кричала.

– Да, кошмар какой-то… Ничего, сейчас все пройдет. Сколько времени?.

– спросила взволнованно Софья.

– Уже почти полдень.

– Алексей не возвращался?

– Нет.

И тут неожиданно резкий звонок раздался в дверь. Девушки бросились открывать. На пороге стоял Алексей.

«Сдержал Угловатый свое слово, все-таки» – подумала Софья, глядя с тихой радостной улыбкой на Алексея, обнимающего Полину.

После шумного приветствия все прошли в кухню, где давно остыл завтрак, приготовленный Полиной для Софьи. Хозяйка дома быстро убрала его, поставила свежие тарелки, приборы, бокалы для вина. Достала из шкафа давно купленную бутылку красного сухого, которая ждала своего часа, нарезала хлеб, сыр, колбасу, открыла рыбные консервы. Алексей откупорил бутылку и налил в бокалы вино.

– Дорогие мои, как же я вас люблю. Полюшка, родная, я соскучился, страшно соскучился по тебе.

Алексей замолчал, что-то обдумывая. Девушки молчали. Через несколько минут Ухтомский продолжил:

– Сидя в камере, я понял, насколько краткотечна наша жизнь. Когда ожидаешь смерть, поневоле начинаешь вспоминать и анализировать свою жизнь. Я пытался понять, не зря ли жил и согласился с Мишелем Монтенем. Помните, в своих «Опытах» он писал, что жизнь сама по себе ни благо, ни зло. Она – вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее. Я очень надеялся и надеюсь сейчас, что моя жизнь вмещает больше добра, чем зла. А иначе и жить не стоит. Я поднимаю этот бокал за вас мои дорогие. Хочу, чтобы жизнь наша была полна благими делами, чтобы она была прожита не зря. Перефразируя слова Кафки, скажу, что только тот, кто познал полноту жизни не знает страха смерти. Боязнь смерти есть результат неосуществившейся жизни…

Андрей опять замолчал на некоторое время. Потом тряхнул головой, как бы отгоняя непрошенные мысли и произнес:

– Полюшка, Сонечка, что-то я расфилософствовался. Простите. Накипело. Давайте выпьем за радость и полноту жизни.

– Алеша, давай вечером пригласим Ольгу и Лидочку. – тихо попросила Полина.

– Конечно, моя дорогая. А сейчас пойдем отдохнем вместе.

Они ушли. Софья проводила их печальным взглядом и принялась убирать. Потом она прошла в свою комнату, села на диван, взяла своего любимого Достоевского и стала читать. Всегда, когда Софье было плохо, она читала Достоевского. Его произведения уводили девушку в мир, где ее мысли и тревоги заменялись сопререживанием героям. С ними, с героями, она как бы срасталась в одно целое, они заставляли ее думать, искать пути решения проблем, рефлексировать. Небольшой рассказ «Маленький герой» был прочитан до середины, как Софья услышала стук в дверь своей комнаты. Это был Алексей.

– Можно войти.? – спросил он.

Софья покраснела и пригласила его в комнату. Алексей подошел к девушке, взял ее руки в свои и проникновенно сказал:

– Спасибо Софьюшка.

«Неужели Угловатый рассказал все ему» – с ужасом подумала девушка.

– За что спасибо говоришь, Алеша? – с волнением в голосе спросила Софья.

– Ну как же, за поддержку Полины спасибо. Она рассказала мне, как ты ее подбадривала, уверяла, что я вернусь. Ведь Полина, хоть и старше тебя гораздо, очень ранима и впечатлительна. Ты более сильный духом человек. Я рад, что ты живешь вместе с нами.

Софья улыбнулась, но ничего не сказала. Алексей заговорил вновь:

– Знаешь, Угловатый как-то странно вел себя, когда отпускал меня. Он выглядел счастливым и довольным. И разговаривал со мной нагло и самоуверенно.

Софья продолжала молчать.

– А мне жаль его. – продолжил Ухтомский. – Он как волк-одиночка, на всех рычит и всех боится одновременно. И этот страх прячет под своей жестокостью.

– Не жалей Угловатого, Алексей. Он этого не стоит – тихо сказала Софья. – Он был и остается подлецом… Я не хочу о нем говорить.

Лицо девушки исказилось болью.

– Извини, но я хотела бы остаться одна сейчас.

Алексей хотел еще что-то сказать Софье, но последние слова ее побудили уйти. Когда дверь за Алексеем закрылась, девушка села на диван, обхватила свою голову руками и тихо заплакала.

Через три недели Софья поняла, что беременна. Вначале она испытала ужас. Первой ее мыслью было срочно сделать аборт. Ей претило, что отцом зарождающейся в ее чреве жизни был Угловатый. Его она ненавидела и презирала.

– Что же делать, что делать? – задавала себе вопрос Софья. – Как я могу убить невинное дитя? Я, врач, давала клятву Гиппократа. Пусть это еще не родившийся ребенок, но он живой, он чувствует… Нет, я не могу совершить убийство. – лихорадочно рассуждала девушка.

«Да, это ребенок Угловатого, но это и мой ребенок тоже. Как же я смогу его убить? Может быть этот ребенок станет мне самым большим утешением в жизни» – думала она – «Полюбить кого-нибудь я больше не смогу. Но я женщина, я полна любви и нежности. И всю эту любовь и нежность я отдам ему, моему ребенку». Софья решила оставить дитя.

Сознание того, что в ней зародилась и развивается жизнь, изменили девушку. Она стала более мягкой, уютной, светящейся спокойным внутренним светом. Первым это заметил Алексей. Как-то вечером за ужином он отметил, что Софью как будто подменили. Ее красота стала более женственной и гордой.

– С чего бы это, Соня? Ты влюбилась в кого-то? – спросил ее Алеша.

Девушка покраснела, но ничего не ответила. Алексей продолжал приставать:

– Скажи нам, кто он, твой избранник? Когда ты нас с ним познакомишь?

Софья встала из-за стола, сухо извинилась, поблагодарила Полину за ужин и пошла в свою комнату. Алексей удивился такому поведению своей свояченицы и спросил у жены:

– Полина, может ты мне расскажешь, что происходит с Соней.

Полина сидела, задумавшись. Она тоже заметила перемену в сестре и связывала ее с тем, что та влюбилась. Но поведение Софьи за ужином ввергло Полину в смятение. Она усомнилась в своих прежних предположениях. Смутная догадка заставила ее задуматься.

– Алеша, пойду-ка я поговорю с Софьей. Что-то у меня душа не на месте.

Полина нашла сестру, сидящей на диване и читающей книгу.

– Софьюшка, что читаешь? – спросила она, думая постепенно вывести Соню на откровенный разговор.

Та посмотрела на Полину и сказала, как отрезала:

– Извини, я не в духе. Оставь меня, пожалуйста.

Когда сестра ушла, девушка подошла к окну и стала смотреть в него. Весна набирала силу. Апрель в Ленинграде все еще холодный, мокрый, промозглый. Но солнышко все чаще выходит из-за туч и его животворящие лучи пробуждают природу. На деревьях набухшие почки разрождаются салатовыми маленькими листочками, все больше слышно пение птиц, вернувшихся из далеких странствий… Созерцание проснувшихся деревьев под окнами своего дома и дома напротив, пешеходов, торопящихся куда-то, маленькой птички, пытавшейся устроить свое гнездышко на одной из веток раскидистого клена, успокоили Софью. Ее рука машинально легла на живот.

«Вот и у меня новая жизнь, во мне растет маленький, мое продолжение.»

Софья вдруг вспомнила слова Фейербаха, которого она любила за точность выражения мыслей: «Первая твоя обязанность заключается в том, чтобы сделать счастливым самого себя. Если ты счастлив, то ты сделаешь счастливыми и других. Счастливый может видеть только счастливых кругом себя».

– Я буду счастливой и сделаю счастливым моего ребенка. Я сильная. Я смогу – решила Софья.

От этих мыслей ей стало легко, она улыбнулась, потом засмеялась и стала тихо напевать песню юного Роберта из фильма «Дети капитана Гранта», который девушка смотрела, наверное, раз десять.

Через три месяца беременность Софьи стала очевидна. Как-то вечером за ужином Софья решила рассказать сестре и Алексею о том, что беременна. К ее удивлению родные приняли известие с восторгом.

– Софьюшка, хорошая моя, как я рада! Ты не представляешь! – говорила Полина – Ты знаешь, Бог нам с Алешей не дает детей. Я долго плакала от этого. Потом смирилась. И вот наконец-то в нашей квартире будет звучать детский голосок, бегать малыш, баловаться, шуметь. Жизнь станет полной.

Говоря это, Полина перевела взгляд на мужа, который с улыбкой смотрел на нее.

– А кто отец ребенка? – озабоченно спросил Алексей – Почему ты не знакомишь нас с ним? Почему не связываешь с ним свою судьбу, замуж не выходишь? Софья опустила голову, помолчала, лихорадочно обдумывая ответ. Сестра и зять смотрели на нее, напряженно ожидая, что она скажет.

– Вы его не знаете. Это, …это, … это мой коллега, врач из Новосибирска. Он приезжал сюда на курсы повышения квалификации. Там мы с ним встретились. Он был очень обаятелен, деликатен, внимателен ко мне. И я не устояла. – произнося эти слова Софья вдруг заплакала.

Перед глазами стояло наглое, издевательски смеющееся лицо Угловатого. Девушка закрыла лицо.

– И где он сейчас? Почему не с тобой? – жестко спросил Ухтомский.

– У него,…у него… семья. Он женат. Он уехал, … он в Новосибирске – голос Софьи стал более твердый. – Мне он не нужен. Я вообще не хочу ни за кого выходить, я никогда никого не полюблю…. Я это знаю. Ребенка я подниму сама, воспитаю его в любви, сделаю его счастливым. Не беспокойтесь – закончила Софья.

Полина с Алексеем переглянулись. Через несколько минут Полина сказала, обращаясь к сестре:

– Софьюшка, неужели ты думаешь, что мы тебя бросим?. Нет, никогда. Этот ребенок будет не только твоим, он будет нашим тоже. И поверь мне, он будет самым счастливым ребенком на свете. Правда, Алешенька?.

Шесть оставшихся до родов месяцев протекли незаметно. Софья расцвела. Беременность ее красила. По вечерам она с Полиной обсуждала, как устроить детский уголок в своей комнате, что надо купить, как назвать ребенка.

– Если родится мальчик, то я хочу, чтобы он носил имя Михаил. В переводе с древнееврейского оно означает богоподобный. Недаром говорят, как назовешь корабль, так он и поплывет. Поэтому мой сын Михаил будет справедливым, честным, добрым и порядочным человеком. Я воспитаю его таким.

– Ну, а если родится девочка. Как ты ее назовешь? – улыбаясь спросила Полина. Софья немного подумала, перебирая в уме знакомые женские имена.

– Поль, я как-то не думала о девочке. Мне сына хочется. Ну, а если родится девочка, то я бы назвала ее Анастасией, Настенькой, как в наших русских сказках. И будет она самой красивой, самой умной, самой нежной девочкой. Это гордое имя даст ей счастье и любовь. Я в этом уверена.

Частыми гостями в их доме стали Ольга и Лида. Однажды во время ужина Ольга спросила Софью:

– Соня, ты знаешь, что Леонид Николаевич относился к тебе не просто как к сестре жены своего брата. Ты для него была чем-то большим.

Девушка удивленно посмотрела на гостью.

– «Не понимаю, что вы имеете ввиду, Ольга Петровна. – голос Софьи был слегка взволнован.

– Софьюшка, ты неправильно меня поняла, наверное. – со смехом сказала Ольга. – Просто Леня часто говорил мне, что ты вызываешь у него более глубокие родственные чувства, чем вообще-то должна согласно действительному родству. Ты же знаешь, что у Алексея и Леонида была сестра, которую они не видели практически со дня ее свадьбы. Так вот Леонид Николаевич считал, что ты очень похожа на нее.

Софья напряглась и посмотрела на Полину, незаметно покачав головой из стороны в сторону. Потом пожав плечами ответила глухим голосом, выдававшим ее чрезмерное волнение:

– Вот как?… Похожих людей много…. А у меня среднестатистическая внешность русской женщины. Таких большинство в нашей стране, тем более здесь, в Ленинграде. – в конце произнесенного предложения голос Софьи приобрел нотки сарказма.

Полина с Лидой сидели молча и наблюдали за этой своеобразной словесной дуэлью. При этом Лида всем своим видом выражала заинтересованность. Полина же сидела как на иголках, сдерживая себя, чтобы не рассказать всю правду. Ольга опять улыбнулась, погладила Софью по спине и сказала:

– Не волнуйся, Сонечка. Просто Ленечка, то есть Леонид Николаевич, очень любил сестру, искал ее долго, но не получил никаких известий. Знаешь что, в следующий раз принесу фотографию Лизоньки. На ней она чуть моложе, чем ты сейчас. И ты увидишь, что, действительно походишь на нее. А еще, думаю, вам интересна будет фотография, где запечатлены все братья Ухтомские с их женами и детьми.

– Мы видели эту фотографию. Она есть у Алеши – в ответ сказала Полина. Софья промолчала.

Когда гостьи ушли, Полина спросила сестру:

– Ну, скажи на милость, почему ты заставляешь меня скрывать все? Это равносильно вранью. А врать я не люблю.

– Полечка, прошу тебя, не сейчас. Мы все скажем, но не сейчас. Поверь мне. Так лучше. Мы не говорили ничего столько времени. И вдруг все расскажем. Нелепо будет все выглядеть. Сейчас все хорошо, все устоялось. Не надо ничего менять. Софья была взволнованна. Ее лицо покраснело, глаза невольно стали часто моргать, в руках кухонное полотенце, которое девушка взяла, чтобы вытирать посуду, превратилось в смятый комочек.

– Давай договоримся, Поля, что Алексей и Ольга узнают всю правду от меня. Я сама расскажу им все, но только тогда, когда сочту нужным …..

Софья подумала немного и добавила:

– Всему свое время. Договорились?

– Что с тобой делать, сестренка? Договорились…. Хотя я считаю, что ты не права… Ну да ладно… Как хочешь? – Полина обняла сестру и поцеловала – Не волнуйся. Все будет хорошо. Скажешь, когда посчитаешь необходимым. В конце концов, это твоя правда.

– Поля!!! Поля!!! Помоги мне!!! – встревоженный голос Софьи разбудил хозяйку квартиры.

Полина соскочила с кровати, машинально посмотрела на часы. Было половина пятого утра. Она быстро прошла в комнату сестры. Софья лежала на диване вся бледная и руками держалась за живот.

– Что? Что с тобой? Где болит? – Полина беспомощно хлопотала около сестры.

– Поля. Поля, вызывай скорую. – голос Софьи стал слабеть, на лбу появилась испарина. – Поля, я… я…

Софья потеряла сознание. Полина в несколько прыжков очутилась в коридоре, где находился телефон и позвонила в скорую. Потом она позвонила Ольге и попросила приехать. Побежала в ванную комнату, схватила первое попавшееся полотенце, намочила в холодной воде и поторопилась в комнату Софьи. Софья лежала бледная, дыхание ее стало прерывистым, со лба стекали капли пота. Полина быстро стала протирать лицо, руки грудь сестры влажным полотенцем. Вспомнила о нашатыре, побежала и взяла его в аптечке. Лихорадочно накапала нашатырь на ватку, провела ею по лбу, вискам и под носом Софьи. Та дернулась и открыла глаза.

– Поля, что-то не так. – слабым голосом сказала она. – Ты вызвала скорую?

– Да, да, моя хорошая. Она сейчас приедет. Давай я тебя оботру всю. Ты лежи, не шевелись…

– Поля, я боюсь… – с придыханием тихо произнесла Софья и вновь потеряла сознание.

Скорая приехала минут через пятнадцать. Пожилая врач, еще старой формации, быстро взглянув на Софью, приказала нести носилки.

– Мы ее госпитализируем. Не уверена, что все будет нормально. Да у нее кровотечение открылось! – воскликнула врач, когда санитар и Полина перекладывали Софью на носилки. – Вся простынь в крови. Вы ей кто будете? – обратилась врач к Полине.

– Сестра. Я сестра. – поспешно ответила та.

– Вам надо с нами проехать. Поможете… Подождёте… Что стоите? Помогайте… Быстро в машину. Сейчас промедление смерти подобно! – крикнула врач Полине. Скорая отвезла их в ближайший роддом.

– Как тянется время… Боже, помоги! Прошу тебя, помоги! Не дай умереть ни Софье, ни ребенку! – тихо шептала Полина, скрестив руки на груди.

Шел второй час, как скорая доставила их сюда. Софью тут же увезли в операционную, а ей наказали ожидать здесь, в приемном покое.

«Почему никто не идет?… Что-то случилось… Я чувствую, что-то случилось…» – внутренний страх стал одолевать Полиной.

Она села на стул, закрыла голову руками и тихо заплакала. Потом откинула голову назад, закрыла глаза и забылась.

– Вы сестра Софьи Хулевой? Женщина, очнитесь. Я спрашиваю, вы сестра Софьи Хулевой? Ее за плечо теребила медсестра.

– Что? Что случилось?» – вышла из забытья Полина. – Да, Соня моя сестра. Что с ней? Что с ребенком?

Медсестра, не глядя на Полину, сказала:

– Пройдите в кабинет врача. Он на втором этаже. Врач хочет с вами поговорить. Извините, я должна идти.

Медсестра спешно удалилась. Ноги у Полины вдруг стали ватными, перестали ее слушать. Ей стоило больших усилий подняться по лестнице на второй этаж и дойти до кабинета врача. Отдышавшись, Полина тихо постучала в дверь и, не ожидая ответа, открыла ее. За небольшим письменным столом сидел молодой мужчина, лет тридцати пяти, в медицинском халате и шапочке, и что-то писал. Подняв голову и увидев входящую Полину, он резко спросил:

– Вы кто? Что тут делаете?

– Я,… мне,… мне сказали, что вы меня ожидаете. – робко ответила Полина.

– А-а-а. Вы родственница Хулевой, не так ли?

– Да-да. Я ее сестра. Что с Сонечкой? Как ребенок?

Врач предложил Полине сесть, а сам отошел к окну.

– Погода меняется. Небо все тучами заволокло. Вон как потемнело. Сейчас дождь хлынет – голос врача был тихим и тягучим.

Он медленно закрыл форточку. Повернулся спиной к окну и посмотрел на Полину. Та сидела, боясь пошевелиться, и неотрывно наблюдала за действиями врача. Врач медленно вернулся на свое место за столом, зачем-то переложил несколько папок с одного места на другое и вновь посмотрел на Полину долгим взглядом. Наконец мужчина произнес:

– Мы сделали все возможное, поверьте нам. Но спасти вашу сестру не смогли. Она…. она умерла. А ребенок жив, слабенький, правда. Девочка. За ней сейчас присматривают. Она у нас пробудет с неделю. Потом отец может ее забрать.

Врач смотрел на Полину и не мог понять, слышит она его или нет. Женщина смотрела на него широко открытыми глазами, не моргая. Лицо превратилось в маску, оно побледнело, но ни один мускул на нем не дрогнул. Пальцы рук были переплетены и сжаты так, что проступила синева на их коже. Полина сидела прямо, слишком прямо. Казалось, что она окаменела и никогда не сможет выйти из охватившего её ступора. Врач крикнул медсестру. Но Полина вдруг поднялась и дрожащим голосом произнесла:

– Спасибо… не надо никого звать. Я поняла…. Когда…, когда я могу забрать сестру?