Текст книги "Тонкая нить судьбы"

Глава 24

Нянечка все-таки нашла военное одеяло, в которое была завернута моя мама и подкинута в детский дом. На нем был штамп, обычный на казенных вещах. На штампе был номер, состоящий из букв и цифр. Мама в своих мыслях представляла, что она дочь какого-нибудь военачальника, который ушел на войну, Она верила, очень верила, что он ее обязательно найдет, когда кончится война. Она также верила и в то, что ее мать тоже ушла на фронт вместе с отцом. Но прошла война, шли годы, а ее никто не искал. Она пробовала найти по штампу, кому принадлежало это одеяло. Но куда бы мама не обращалась везде получала поворот-отворот.

Мама с Анастасией закончили восьмой класс общеобразовательной школы и стали жить самостоятельно. Они поступили в педагогическое училище им. Н. А. Некрасова. Как студенткам им дали общежитие. И вот однажды в дверь комнаты, где они жили, постучали. На пороге стояла женщина, одетая в черную фуфайку, волосы собраны в платок серого цвета, на ногах грубые ботинки. В руках она держала холщовый мешок, завязанный как рюкзак. Лицо женщины может быть когда-то и было красивым, но сейчас его скорее можно было назвать ужасным, если бы не глаза. Цвет лица был землисто-серым, нос распухший то ли от постоянного насморка, то ли от частого физического насилия, подбородок немного выпирал влево. При разговоре видно было отсутствие передних зубов, что делало ее речь слегка шепелявой. Но глаза, глаза были прекрасны. Небесно-голубые, они выражали глубокий ум, интеллигентность, доброту и страдание одновременно.

– Здравствуйте. Меня зовут Екатерина Буйновская» – обратилась женщина к девочкам.

Ее внимательные глаза перебегали от лица мамы к лицу Анастасии.

– Вы не бойтесь. Извините за мой вид. Понимаю, он страшный. Но другими оттуда, откуда я пришла, не приходят. Кто из вас Варвара? Подождите, это вы – женщина указала на мою маму.

– Разрешите войти и все объяснить – попросила она у остолбеневших девушек.

Мама и Анастасия пригласили гостью в комнату, сбегали к коменданту общежития и уговорили его разрешить помыться гостье. За это разрешение девушки потом неделю мыли все этажи общежития. Они напоили женщину чаем с сушками и стали внимательно слушать ее рассказ.

Екатерина происходила из мелкопоместной дворянской семьи Буйновских. Жила вместе с родителями в квартире на Невском проспекте. Эта квартира еще до революции принадлежала деду Екатерины. Но потом им пришлось потесниться и отдать несколько комнат подселенным к ним соседям. Одним из таких соседей был Угловатый Степан Митрофанович.

– Угловатый? – разом крикнули сестры.

Надя ничего не ответила, только опустила голову и спросила:

– Мне можно продолжать?

– Да, да, конечно – в замешательстве ответила Дарья.

С появлением Угловатого в их квартире для Екатерины начались мучения. Он не давал ей прохода. То зажмет в коридоре, пытаясь поцеловать, то зайдет в ванную комнату, увидев, что она только что туда вошла. Екатерина постоянно боролась за свою девичью честь. Причем, приставания совершались в отсутствии родителей и второго соседа. При них Угловатый вел себя весьма странно. Он изображал великого деятеля революции. Любил разглагольствовать о роли рабочего класса в развитии страны и загнивании интеллигенции. При этом Угловатый требовал, чтобы родители и Екатерина сидели на кухне за столом, а он вышагивал перед ними и, размахивая руками, вел свои разглагольствования. Речь его была бедна, так как книг он не читал, образование имел церковноприходское. Однако, обладая природным умом, Степан умел выхватывать из услышанного в автобусе, на работе, собраниях ключевые моменты, вокруг которых обычно и вел разговор. Как-то отец Екатерины сделал ему замечание по поводу скудности его словарного запаса и указал на необходимость читать книги. Это страшно разозлило Угловатого. Он схватил пожилого человека за грудки, приблизил его лицо к своему, хотел было ударить своей головой отца по носу, но, видимо, передумал. Отпустил, побагровев лицом, и прошипел:

– Не указывай, что мне делать, недобитая вражина.

Потом резко повернулся и вышел из кухни..

После этого вечера жить всей семье Екатерины стало в квартире невозможно. Угловатый мог без спроса войти в их комнаты в грязных сапогах, сесть без приглашения за стол и требовать угощения. Мать Екатерины была слегка слеповата. Так Угловатый однажды подставил ей свою ногу, когда та шла с горячим чайником, его же и поить чаем. Бедная женщина, не заметив выставленную ногу, грохнулась на пол, и кипяток обжег ей правую руку, которая долго потом не заживала. А через месяца три после того памятного дня, когда бедный отец имел неосторожность сделать замечание Угловатому, родители Екатерины были арестованы. Что с ними стало, Катя так и не узнала. Она ходила в органы, пыталась получить хоть какую-то информацию, но все указывали на Угловатого. Мол, если он разрешит, то, возможно, она получит свидание с родителями.

Однажды Угловатый пришел навеселе… Он не стал, как обычно, ломиться в дверь к Екатерине. Настроение у него было приподнятым. Закрывшись в своей комнате, Степан орал песни своим противным гнусавым голосом, а потом Катя услышала как он разговаривал сам с собой.

– Молодец, Степан! Добился своего! Так держать! Ничего, сама потом приползет, когда дитя, мое дитя под сердцем будет чувствовать. Знаю, мое семя крепкое! После этого его тело повалилось на кровать, и он заснул. Екатерина еще долго прислушивалась к разным шорохам и звукам, доносившимся из комнаты Угловатого, пока не услышала его храп. Только тогда девушка успокоилась немного и прилегла на кровать.

Утром Катя услышала стук в свою дверь, которую она стала постоянно запирать.

– Эй, ты, открой, кому говорю! – раздался сердитый голос Угловатого.

– Чего шумишь, Степа? – спросил сосед, вернувшийся накануне из командировки. Это был средних лет мужчина. Работа инженера была сопряжена с частыми поездками по стране.

– А, вернулся, Иван? Как съездил?

За дверью послышались уходящие шаги. Екатерина, забившаяся под одеяло, боялась пошевелиться. Ей шел тогда девятнадцатый год, она училась в педагогическом институте на втором курсе. Через час начинались ее занятия, а Катя боялась выйти из комнаты, чтобы не встретиться с Угловатым. Хлопнула входная дверь. Девушка решила, что ушел ненавистный ей сосед, он в это время всегда уходил на работу. Она быстро оделась, схватила сумку с тетрадями и учебниками и осторожно вышла из комнаты. Но на подходе к выходу из квартиры ее кто-то схватил за руку.

– Что, девочка, в институт намылилась? – услышала она гнусавый голос Угловатого. – А побаловаться со мной не хочешь?

Он потянул ее в свою комнату, на ходу стягивая с нее пальто.

– Степан Митрофанович, что вы делаете? – горькие слезы полились из глаз невинной девушки.

Она сопротивлялась как могла, била его своей сумкой, кричала, надеясь, что кто-нибудь услышит, изворачивала свое тело, желая выскользнуть из цепких рук соседа. Но у него, действительно, были цепкие руки, которые никогда не выпускали то, что они желали держать. Угловатый затащил Катю в свою комнату, бросил ее на пол, закрыл дверь ключом, а ключ спрятал. Бедная девушка стала отползать от него в угол, а он смотрел на нее, и в глазах стали мелькать похотливые огоньки.

– Вчера меня сама княжна, княжна Ухтомская захотела. Я ее осеменил. Надеюсь, удачно. А сегодня я хочу тебя, интеллигенточку. Ты в моей власти. Что захочу, то и сделаю.

Говоря эти слова, он сбрасывал с себя рубашку, брюки, швыряя их прямо на девушку. Потом как зверь прыгнул на нее и начал сдирать с нее платье, чулки, комбинацию, пока она не осталась в одном бюстгальтере и трусах. Все это время Катя находилась как будто в прострации. Страх ее сковал полностью. Она не то, что кричать, говорить не могла, двигать руками и ногами не могла. Ее как парализовало. Сосед поднял девушку на руки и перенес на свою кровать, заправленную кое-как грязным постельным бельем. Положив Катю на кровать, Угловатый стал смотреть на нее.

– А ты красивая… И вся это красота отныне принадлежит мне. – Дьявольский смех раздался из уст Степана.

Он начал издеваться над Екатериной. Привязав ее руки и ноги к спинкам кровати, и тем самым сломав сопротивление девушки, Угловатый сорвал с нее оставшуюся одежду, обнажившись сам, лег своим тяжелым телом на нее, губами впившись в ее губы. Со стороны казалось, что дьявол в человеческом обличье пытается высосать из бедной девушки все ее жизненные соки. Насладившись поцелуем, Угловатый стал блуждать руками по прекрасному девичью телу. Двумя ручищами он стиснул маленькие груди, причинив неимоверную боль. Но Катя не издала ни звука, только на прикушенных губах появились капельки крови. Руки Степана опускались все ниже. Достигнув живота, они стали мять его как тесто. Потом руки поползли дальше в девичье лоно. Екатерина не издавала ни звука, не производила ни движения, она была парализована страхом. Вдруг толстый упругий член Угловатого пронзил ее тело, острая боль внизу живота отрезвила девушку и она закричала. Насильник тут же стал закрывать ей рот своей лапищей. Катя не переставала кричать. Она кусала пальцы Угловатого и кричала. Сильный удар в челюсть отключил сознание девушки.

Очнулась она вечером. Руки и ноги, привязанные к кровати, затекли. Она лежала голая, накрытая каким-то коричневого цвета казенным одеялом. В комнате слабо горела лампочка на потолке. За столом сидел ее насильник и в упор смотрел на нее. В его глазах Катя прочитала себе приговор.

– Ну, что интеллигенточка, теперь вот здесь, в этой комнате ты будешь жить. Это твое постоянное местопребывания. Ты поняла? – со злой усмешкой произнес Угловатый. – Когда я буду дома, ты будешь в кровати вот в таком виде, как сейчас, чтобы удовлетворять мои желания постоянно.

В его глазах вновь зажегся похотливый огонек.

– Когда я буду уходить на работу, ты будешь прикована к кровати наручниками – он издевательски помотал наручниками перед ее носом. – Я буду тебя кормить едой из нашей столовой. Там, кстати неплохо готовят.

Катя закричала, но Угловатый вновь ударил наотмашь ее по лицу. Ее голова откинулась влево и острая боль в подбородке вывела ее из сознания. Угловатый забеспокоился. Он сбегал на кухню, схватил первую попавшуюся кастрюлю, налил холодной воды в нее и опрокинул воду на бедную девушку.

Катя зашевелилась, медленно открыла глаза, челюсть ныла. Тут она услышала сатанинский смех Угловатого.

– А такой ты мне тоже нравишься. Челюсть правда вбок ушла. Рука у меня тяжелая. Пора привыкнуть, интеллигенточка. Еще раз откроешь свой рот, убью. Запомни, ты теперь моя и только моя. А теперь, давай побалуемся еще раз…

Екатерина превратилась в пленницу. На улицу Угловатый выводил ее раз в неделю, при этом он всегда держал ее под руку, а на лицо натягивал платок, который сильно сдавливал район рта. И каждый раз напоминал о своей угрозе убить, если она закричит. Дома он истязал ее и физически, и психологически. В квартире они жили одни. Соседа Ивана Угловатый через свою контору переселил в другую квартиру на противоположной стороне города. Он не поленился сходить в институт. Представившись мужем, забрал ее документы, заявив, что Катя уезжает в другой город ухаживать за его престарелыми родителями. Никто никогда не приходил в квартиру. Катя похудела, она мучилась постоянными головными болями, невправленный вывих челюсти закостенел, изуродовав красивое лицо девушки. Она часто стала думать о смерти. В мыслях обращалась к Богу и своим родителям. Катя была уверена, что родителей давно нет в живых. Угловатый постарался. Ее мучили страшные боли во время месячных. Угловатый, не имевший женщин долгие годы в силу своей любви к онанизму, которым он занимался с отроческих лет постоянно, как с цепи сорвался. Он насиловал девушку целыми ночами. А утром довольный уходил на работу, предварительно пристегнув наручниками Катю к кровати.

Прошло несколько месяцев. Как-то вечером Катю после ужина, который притащил Угловатый со столовой, стало рвать. Она решила, что отравилась столовской едой. Но на следующий день перед каждым приемом пищи девушку начинало мутить, а после приема открывалась рвота. Катя испугалась, а Угловатый обрадовался.

– Ну наконец-то, понесла от меня интеллигенточка. А я было испугался, что слабым оказался. А да молодец, Степан!

После этого дня отношение Угловатого к Екатерине несколько улучшилось. Он уже не истязал ее по ночам, приносил фрукты и сладости. Раньше стал приходить с работы и тут же одевал Катю и выводил гулять на улицу.

– Вам, тебе и малышу, нужен свежий воздух и движение – говорил Угловатый с ехидной улыбкой.

Время до родов прошло быстро. За всю беременность Катя ни разу не была у врача. Лишь однажды, когда она простудилась и лежала с высокой температурой и бредом, Угловатый привел какую-то бабку, которая несколько дней жила у них, лечила больную отварами трав и заговорами. И ведь помогло. Через два дня температура упала, и Катя пошла на поправку. Бабка все делала молча, как будто была немой. На девушку она старалась не смотреть. На четвертый день бабка посмотрела все-таки на Екатерину добрым, сердобольным взглядом и сказала:

– Все, девонька, в моей помощи ты уже не нуждаешься. Пойду я.

Екатерина хотела ответить знахарке, но та опередила:

– Молчи. Я тебя не знаю и никогда не видела.

Потом помолчав немного тихо произнесла:

– Удачи тебе, девонька. Ее у тебя что-то невидно пока.

Быстро повернулась и вышла из квартиры.

Стоял теплый майский день. Угловатый уехал на работу. Катя встала, оделась. Халат на ней уже не застегивался. Она его подпоясала веревкой и поковыляла на кухню. Живот был настолько большим, что Екатерина, при отсутствии особых движений, что так необходимы женщине при беременности, еле передвигала ноги. Вдруг резкая боль внизу живота заставила ее присесть. Из нее хлынули воды. Катя испугалась. Схватив полотенце, что всегда висело у нее на спинке кровати, подоткнула его между ног и на коленях поползла к стенке, соединяющей ее квартиру с другой. Что было мочи Екатерина стала стучать по стене. Потом подползла к батареям и стала стучать по ним. Минут через пятнадцать позвонили в дверь. Она закричала. Собрав силы поднялась и буквально пролетела к двери. С той стороны женский голос кричал, чтобы она открыла дверь.

– Не могу, дверь закрыта снаружи. У меня ключей нет. Помогите. У меня воды отошли. Помогите. – кричала Катя осипшим голосом.

– Надо ломать дверь. Колька, сбегай-ка за молотком и пилой и позови дядю Петю из одиннадцатой квартиры – раздался деловой женский голос.

Потом этот же голос, но более мягко сказал:

– Не беспокойся, сейчас поможем тебе.

А потом, спохватившись, женщина крикнула:

– Колька, и скорую вызови!

Через три часа Екатерина лежала в послеродовой палате. Родилась девочка, очень слабенькая. Когда Катя лежала уже в палате, а девочку приводили в порядок, пришла врач, женщина пятидесяти лет со строгим лицом.

– Что ж вы, мамаша, ни за собой, ни за своим малышом не следите. Слабенькая девочка очень, питались вы, видимо, не ахти как, да и на свежем воздухе, видно, мало бывали.

Врач хотела еще что-то сказать, но осеклась. Екатерина вдруг разрыдалась. За всё время, что она была в заточении, девушка ни разу не заплакала. Ее сердце как будто окаменело, оно ничего не чувствовало. Даже своего ребенка, развивающегося у нее в утробе, Катя не чувствовала как своего, она его не ненавидела. Но сейчас, когда Катя произвела на свет дитя, и оно было ее кровиночкой, хоть и рожденное от ненавистного человека, она поняла всю трагедию своей жизни и жизни ребенка. Горючие слезы лились из ее глаз. Екатерина даже не старалась их вытирать. Она только периодически шмыгала носом и плакала, плакала навзрыд. Врач села рядом с молодой женщиной, обняла ее, вытерла глаза своим носовым платком и по-матерински тепло и проникновенно тихо произнесла:

– Рассказывай, Катюша, все рассказывай. Видно, тяжело тебе. У меня времени много. Я обход закончила. Ты у меня последняя пациентка. Я тебя слушаю.

– Вот мерзавец! – в сердцах крикнула врач, когда Екатерина закончила рассказ о своей жизни – Я так не оставлю. Сообщу куда надо.

– Нет, нет, что вы! Он меня убьет. Это страшный человек. Для него ничего святого нет. Прошу вас – испугалась Катя.

Она вся побледнела, ее стала бить нервная дрожь. Врач сочувственно посмотрела на Екатерину:

– Я дам тебе сейчас успокоительного. Отдохнешь, поспишь. Я пойду проверю твою малышку и вернусь. Не беспокойся, все будет хорошо.

Молодая женщина поверила врачу, приняв успокоительное Катя впервые за много месяцев заснула спокойным сном.

Вечером в больницу примчался Угловатый. Екатерина его не узнала. В руках он держал огромный букет сирени, в авоське находились коробка шоколадных конфет фабрики «Красный Октябрь» и бутылка какого-то вина. Степан был улыбчивым, в прекрасном расположении духа.

– Ну, Катюха, молодец. Дочь мне родила. Спасибо говорю. Рад. – с нотками гордости в сладком голосе произнес Угловатый.

А потом жестким, низким и тихим голосом спросил:

– Ты, надеюсь, никому не рассказывала о своей жизни? А то смотри у меня!

Катя вся съежилась на кровати, в глазах отражался страх, появились слезы. Такой ее застала врач, вошедшая незаметно в палату и слышавшая последние слова Угловатого.

– Здравствуйте, вы, наверное, муж Екатерины? – как ни в чем не бывало спросила врач Степана, посмотрев на Катю и, уловив ее благодарный взгляд, подмигнула ей.

Степан, не ожидавший кого-либо видеть и слышать в палате, вздрогнул и обернулся на голос. Его жесткое лицо изменилось на добродушное и подобострастное.

– Здравствуйте, спасибо за …жену, за дочку. Это вам – произнес Угловатый, передавая врачу авоську с подарками.

– Нет, нет. Не надо, товарищ Угловатый. Лучше сохраните это, отметите появление нового члена семьи, когда мы выпишем вашу жену и дочь. – с улыбкой при жестких глазах ответила врач. – А сейчас позвольте проверить Екатерину. Выйдите, пожалуйста.

Через три дня, когда Катя готова была к выписке, в палату вошла врач с ребенком на руках.

– Катюша, у тебя начинается новая жизнь. Ты – мама. Девочка у тебя просто прелесть. Запомни, она твое продолжение. Люби ее. Думаю, что у тебя все наладится. – голос врача был по-отечески ласковым. – И еще, Катюша. Прости, но я все-таки доложила в органы о поведении Угловатого. Они обещали принять меры.

Сердце у Екатерины тревожно забилось.

– Что вы наделали? Жизни мне теперь не будет.

– Да не беспокойся, моя девочка. Все у тебя будет хорошо. Запомни это.

Но Екатерина ничего не ответила. Она быстро пошла к выходу. Врач пошла за ней. На крыльце стоял Угловатый со цветами. Он передал цветы врачу и со зловещей улыбкой произнес:

– Спасибо, товарищ врач за всё, за помощь, за советы, за беспокойство.

От этой улыбки врачу стало не по себе. Она поблагодарила за цветы и быстро ушла.

– Дай мне ребенка, Катюха – только и сказал молодой матери Угловатый.

Прошло недели три после возвращения Екатерины из роддома. Она стала потихоньку приходить в себя. Угловатый вел с ней предупредительно-вежливо. Приносил продукты, необходимые для нормального питания, часто брал малышку на руки и играл с ней. Одно тревожило Катю. Голос Степана всегда звучал злорадно, а глаза излучали ненависть. Однажды, когда она собиралась приложить малышку к груди, в квартиру позвонили. Открыв дверь, Екатерина увидела троих мужчин, одетых в штатское.

– Гражданка Буйновская Екатерина Владиславовна? – спросил один из них.

– Да… – недоуменно ответила она.

– Пройдемте с нами.

Катя попятилась назад в комнату, схватила дочку, закружилась ней по комнате.

– Вы, вы не имеете права. Мне надо кормить. Она маленькая…

Один из мужчин подошел к ней, вырвал ребенка из рук, положил в кроватку.

– О ней побеспокоятся. Пошли – быстро произнес он и схватил ее под руки.

Она закричала. Тогда второй мужчина подошел к ней, приблизил свое лицо к ее лицу и, смрадно дыша, сказал:

– Замолчи, сука продажная.

Она была арестована как дочь предателей Родины. После побоев и пыток, Катю обессиленную и окровавленную, выволокли из подвала здания НКВД и бросили в машину, где находились другие арестованные. Кто-то взял ее голову и положил к себе на колени. Катя почувствовала мягкую добрую руку, убиравшую ей волосы с лица.

– Катюша, это ты? – услышала она знакомый, но очень слабый голос врача.

– И тебя, гад, не пожалел! Прости меня, моя хорошая. Я ведь думала, что делаю все правильно, восстанавливаю справедливость. Подлец должен быть наказан. А в результате…

Врач, стойкая женщина, никогда не плакавшая до сих пор, даже тогда, когда потеряла мужа и сына, арестованных и расстрелянных три года назад, разрыдалась. Она плакала от обиды и безысходности.

В лагерях Екатерина провела в общей сложности пятнадцать лет. Получив свободу стала разыскивать свою дочь. В квартире, где она жила с родителями, и где находилась в заточении у Угловатого, жили другие люди. Они ничего не знали о бывших жильцах. Удрученная, Екатерина при выходе из подъезда столкнулась с соседкой, которая помогла ей в свое время. Как известно, соседи знают всё друг о друге и даже больше. Она – то и рассказала Екатерине о том, как Угловатый подбросил дочку в детдом, и о том, что его уже нет в живых. А дальше узнать адрес дочки было уже делом техники.

– А я называла тебя как мою маму – Василисой. Но Варвара тоже красивое имя, гордое – закончила свой рассказ женщина, пытаясь погладить Варвару по голове.

– Так, выходит твоя мама – дочь Угловатого. Но ведь для Анастасии Угловатый тоже является родным отцом – воскликнула Джейн в удивлении.

– Да, девочки, действительно, моя мама и Анастасия были больше чем подругами, они были сестрами. Но Анастасию воспитывали в семье, по крайней мере, до трех лет у нее были мама и папа, пусть не родные. Ухтомские Алексей и Полина стали для нее настоящими родителями и других она не знала.

– А что дальше стало с Екатериной? – тихо спросил Надежду Владимир.

Надя посмотрела долгим взглядом на юношу, тряхнула головой и продолжила.

Екатерина Буйновская и моя мама долго привыкали друг к другу. Варваре тяжело было расстаться с мыслью, что ее отец и ее мать не были героями войны, что отец позорно, по своей халатности подорвался на мине, а в жизни оказался подлецом. К Екатерине, она относилась предвзято. Варвара во всем обвиняла Катю, и в том, что отец у нее не герой войны, и что она росла без семьи, и что сама Екатерина большую половину своей жизни провела в лагерях. Ей, Варваре, совершенно не было жаль свою мать. Она к ней ничего не испытывала. Екатерина это почувствовала. По своей натуре, по своему воспитанию Катя была представителем той интеллигенции, для которой на первом плане в человеке стояла его духовность. Родители привили ей чувство собственного достоинства, добросердечность, порядочность, правдивость, чуткость. Екатерина не обиделась на свою дочь, уловив ее отчужденность. Она понимала, что иного и не могло быть. «Девочка никогда не знала родителей, привыкла жить, полагаясь только на себя.

Пусть привыкнет к мысли, что я есть, я жива и нахожусь рядом.» – решила Катя. – «А там сердце дочери потихоньку отогреется и примет ее. как мать».

Екатерина сумела довольно быстро восстановить свои документы в институт, закончила его экстерном за два года и стала преподавать в школе математику. Сначала она жила у соседки по старому дому, потерявшей во время войны мужа. Сын Колька, который к тому времени стал геологом, практически не бывал дома. Ефросинья, так звали соседку, с удовольствием приняла Екатерину. Со временем Катя получила однокомнатную квартиру от гороно.

Варвара к тому времени закончила педучилище и стала работать в детском садике. Анастасия пошла дальше. Ее привлекала геология. Она поступила в университет. Связь между лучшими подругами стала немного затухать. Сначала они встречались раз в неделю и делились своими новостями и проблемами. Потом встречи происходили с периодичностью раз в месяц, а потом и вообще при случае, по звонку одной из них.

Екатерина предпринимала попытки сблизиться с Варварой. Она часто стояла у садика, поджидая дочь. Но Варвара, по натуре веселая и общительная, увидев Катю, тут же превращалась в свернутого ежа, выпустившего иголки наружу. Не удостоив матери взгляда, дочь всегда проходила мимо с непроницаемым лицом. Катя решила обратиться за помощью к Анастасии. В один из воскресных дней, когда Настя, вернувшись накануне из экспедиции, отдыхала, лежа на диване и читая книгу, в дверь позвонили. На пороге стояла Екатерина. Анастасия не видела женщину с того памятного дня, когда они впервые познакомились. Сейчас Екатерина была совсем другим человеком. Ее физический недостаток, приобретенный после удара Угловатым, уже не портил внешность женщины. Кожа лица излучала свежесть и ухоженность, глаза сияли внутренней силой. Извинившись за непрошенный, приход, Екатерина попросила Анастасию уделить ей немного внимания. Разговор между ними был долгий и серьезный. Девушка пообещала Екатерине, что поговорит с Варварой.

– Екатерина Владиславовна, помните, в первый раз, когда рассказывали свою историю, вы упомянули имя княжны Ухтомской. – обратилась Анастасия к своей гостье – Скажите, пожалуйста, вы не помните, как звали эту княжну?

Катя внимательно посмотрела на девушку, закрыла глаза, опустив голову. Прошло несколько секунд, которые для Насти показались вечностью. Наконец гостья медленно и тихо произнесла:

– Княжну Ухтомскую звали Софья. Угловатый, часто произносил ее имя, хвастаясь, что она сама отдалась ему.

Анастасия побледнела от этих слов.

– Что, с вами, Настя!? – обратилась к ней Екатерина.

Девушка рассказала гостье историю своей жизни до детдома, которую услышала от нянечки. Екатерина подошла к Насте, взяла ее лицо в свои руки, посмотрела своими глубокими глазами в глаза девушки и убежденно произнесла:

– Не думай ничего плохого о Софье. Она великая женщина. Я знаю эту историю, наслышана о ней от Лидии, двоюродной сестры Софьи. Я вместе с ней сидела в лагере.

Анастасия в удивлении посмотрела на Катю.

– У меня есть тетя? Я думала, что я одна на свете. – с нотками радости произнесла девушка.

– Нет, к сожалению, Лида погибла в лагере, несчастный случай. Но у нее была дочь Анна. Правда, я не знаю, где она.

Екатерина сделала небольшую паузу, заметив, как глаза Насти увлажнились.

– Так, что рассказала Лида о Софье? – медленно, тихим голосом спросила девушка. Катя предложила Насте приготовить вновь чай. После того, как чай был заварен и налит в чашки, женщина стала рассказывать историю Софьи вплоть до ее преждевременной кончины. Когда она закончила, лицо Насти было мокрым от слез.