Текст книги "Пушкин и Романовы. Великие династии в зеркале эпох"

Великая княгиня Ольга Николаевна (1822–1892)

Вторая дочь императора Николая I и императрицы Александры Фёдоровны родилась в Петербурге в августе 1822 г.

Ольга Николаевна состояла шефом 3-го гусарского Елизаветградского полка русской армии (с 1845 г.).

С июля 1846 г. замужем за наследным принцем Карлом-Фридрихом-Александром, после вступления на престол – королём Вюртембергским Карлом I. С 1864 г. – королева Вюртембергская.

Получила прекрасное домашнее образование благодаря замечательным наставникам: П.А. Плетневу, В.А. Жуковскому, протоиерею Павскому, скульптору И.П. Витали.

Обвенчавшись с наследным принцем, покинула Петербург. Жила в столице королевства Штутгарте, где прославилась благотворительностью: помогала раненым во время франко-прусской войны 1870–1871 гг.; оказывала помощь больным и неимущим. Награждена орденом Ольги, учрежденным в её честь супругом Карлом I. Подданные присвоили своей королеве необычный титул: «Виртуоз благотворительности».

Брак бездетный.

Великая княжна Ольга Николаевна. 1842 г. Художник В.И. Гау

Князь Александр Мещерский как-то заметил: «Государь Николай Павлович мог по справедливости гордиться необыкновенной красотой своих трёх дочерей, они среди всех сияли, как звёзды во всем своём блеске». И всё же самой прекрасной из сестер современники называли великую княжну Ольгу: «Невозможно представить себе более милого лица, на котором выражались бы в такой степени кротость, доброта и снисходительность. Она очень стройна, с прозрачным цветом лица, и в глазах тот необыкновенный блеск, который поэты и влюбленные называют небесным, но который внушает опасения врачам».

Пушкин мог видеть юную княжну (в будущем – свою августейшую поклонницу!) в Царском Селе, в июле 1831-го, на церемониале «Тезоименитства Ея Императорского Высочества Благоверной Государыни Великой Княжны Ольги Николаевны». В день памяти её небесной покровительницы святой княгини Ольги.

Спустя годы, будучи уже королевой Вюртембергской, Ольга Николаевна оставила воспоминания, где имя русского гения упоминается ею с любовью. К слову, её записки «Сон юности», много позже опубликованные в Париже, стали известны в России благодаря блестящему переводу Георгия Воронцова-Вельяминова, парижского праправнука поэта.

Сколь любопытно и поучительно сравнить ныне суждения юной великой княжны и Пушкина на одно, весьма знаменательное, событие в Доме Романовых!

Из воспоминаний Ольги, королевы Вюртембергской (апрель 1834):

«1834 год принес с собой конец нашей совместной детской жизни. Саша стал совершеннолетним (в шестнадцать лет по нашему Семейному закону) и вступил в общественную жизнь, после того, как присягнул, как Наследник. Это была трогательная церемония, когда Саша, сопровождаемый Отцом, встал перед алтарем перед развернутым знаменем и звонким голосом прочёл текст Присяги».

Пушкин, как известно, не счёл для себя возможным явиться в Зимний дворец, где в Георгиевском зале шестнадцатилетний цесаревич Александр Николаевич принёс династическую присягу.

Из дневника Пушкина (16 апреля 1834):

«Праздник совершеннолетия совершился. Я не был свидетелем. Это было вместе торжество государственное и семейственное. Великий Князь был чрезвычайно тронут. Присягу произнёс он твердым и весёлым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться – и залился слезами. Государь и Государыня плакали также. – Наследник, прочитав молитву, кинулся обнимать отца, который расцеловал его в лоб и в очи и в щёки – и потом подвёл сына к Императрице. Все трое обнялися в слезах. Присяга в Георгиевской зале под знаменами была повторением первой – и охолодила действие. Все были в восхищении от необыкновенного действия. Многие плакали, а кто не плакал, тот отирал сухие глаза, силясь выжать несколько слёз».

Из воспоминаний Ольги, королевы Вюртембергской (апрель 1834):

«Этот торжественный день был отпразднован концертом церковной музыки. Вечером у Нарышкиных был бал дворянства… Через открытые окна видна была река с освещёнными лодками; восторженные крики толпы доносились к нам…»

Не был поэт и на великолепном балу у Нарышкиных, но также оставил о нём запись.

Из дневника Пушкина (3 мая 1834):

«Прошедшего апреля 28 был наконец бал, данный Дворянством по случаю совершеннолетия Великого Князя. Он очень удался, как говорят. – Не было суматохи при разъезде, ни несчастия на тесной улице от множества собравшегося народа».

О бале, что прошел в особняке князя Дмитрия Нарышкина на набережной Фонтанки, разговоры долго ещё не стихали. Восторгались петербуржцы и убранством парадного зала, исполненным «под наблюдением» художника Александра Брюллова, брата «Великого Карла», с особым изяществом.

«…Поговорю тебе о бале вчерашнем, о котором весь город говорит и который, сказывают, очень удался, – передает Пушкин светские новости своей Наташе. – Ничего нельзя было видеть великолепнее. Было и не слишком тесно, и много мороженого, так что мне бы очень было хорошо. Но я был в народе, и передо мною весь город проехал в каретах (кроме поэта Кукольника, который проехал в каком-то старом фургоне, с каким-то оборванным мальчишкой на запятках; что было истинное поэтическое явление)».

И ещё одно светское событие – именины Николая I – нашло отражение на страницах дневника поэта и в записках королевы.

Из дневника Пушкина (5 декабря 1834):

«Завтра надобно будет явиться во дворец. – У меня ещё нет мундира. – Ни за что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами, – молокососами 18-летними. Царь рассердится, – да что мне делать?»

(Справедливость сетований поэта подтверждает и тогдашняя дворцовая статистика: среди камер-юнкеров Двора Его Императорского Величества большинство, 69, были моложе поэта, и лишь 23 – старше его.)

В детской памяти великой княжны с фотографической точностью запечатлелись подробности того давнего торжества: «По обычаю в одиннадцать лет я получила русское придворное платье из розового бархата, вышитого лебедями… На некоторых приёмах, а также на большом балу, в честь Ангела Папá, 6 декабря, мне было разрешено появляться в нём в Белом зале… Папá открывал бал полонезом, ведя старшую чином даму дипломатического корпуса. В то время это была прелестная графиня Долли Фикельмон, жена австрийского посланника. За ними шли Мамá с дядей Михаилом, затем я, под руку с графом Литта… В девять часов, когда начинался настоящий бал, я должна была уходить спать… В то время, как я повернулась, чтобы уйти в сопровождении своего пажа (его звали Жерве и он был немногим старше меня), до меня донеслись слова Геккерна, нидерландского посла, обратившегося к Мамá: “Как они прелестны оба! Держу пари, что перед сном они ещё поиграют в куклы!” Я с моим пажом! Эта мысль показалась мне невероятной, стоявшей вне моих представлений. Этот Геккерн был приёмным отцом Дантеса, убившего на дуэли нашего великого Пушкина».

Пушкин своему решению не изменил: на придворном балу, данном в честь венценосного именинника, не был, и встречи с нидерландским посланником Геккерном тогда не случилось.

«Я все-таки не был 6-го во дворце – и рапортовался больным, – признается поэт в своей маленькой хитрости, не столь для него безопасной. – За мной царь хотел прислать фельдъегеря и Арнта (лейб-медика Арендта. – Л. Ч.)».

Зато Натали Пушкина, с сестрами, от души веселилась в тот вечер во дворце, о чем старшая Екатерина и сообщала брату Дмитрию в Полотняный Завод: «Она (Натали) танцевала полонез с императором; он, как всегда, был очень любезен с ней, хотя и немножечко вымыл ей голову из-за мужа, который сказался больным, чтобы не надевать мундира».

И вновь взгляд из дворцовых покоев – записки Ольги Николаевны о трагическом 1837-м: «Воздух был заряжен грозой, и вскоре она разразилась одним событием… По городу уже циркулировали анонимные письма, в которых обвиняли красавицу Пушкину, жену поэта, в том, что она позволяет этому Дантесу ухаживать за собой. Горячая кровь Пушкина закипела. Папá, который видел в Пушкине олицетворение славы и величия России, относился к нему с большим вниманием, и это внимание распространялось и на его жену, которая была в такой же степени добра, как и прекрасна. Он поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на младшей сестре Натали Пушкиной (неточность: на старшей сестре Екатерине Гончаровой. – Л. Ч.), довольно заурядной особе. Но было уже поздно: раз пробудившаяся, ревность продолжала развиваться. Некоторое время спустя после этого бала Дантес стрелялся с Пушкиным на дуэли, и наш великий поэт умер, смертельно раненный его рукой.

Великая княгиня Ольга Николаевна. 1856 г. Художник Ф.К. Винтерхальтер

Папá был совершенно убит и с ним вместе вся Россия, оттого, что смерть Пушкина была всеобщим русским горем. Папá послал умирающему собственноручные слова утешения и обещал ему защиту и заботу о его жене и детях. Он благословлял Папá и умер настоящим христианином на руках своей жены. Мамá плакала…»

Весьма вероятно, что, будучи королевой, Ольга Николаевна могла читать в архиве Министерства иностранных дел Штутгарта дипломатические депеши о тех скорбных событиях.

Из донесений посла Королевства Вюртембергского в Петербурге, князя Гогенлоэ-Кирхберга[19]19
  Князь Христиан-Людвиг Гогенлоэ-Кирхберг – петербургский знакомый поэта. Встречался с Пушкиным при Дворе, а за несколько дней до его гибели – в салоне великой княгини Елены Павловны и 26 января 1837 г. на балу у М.Г. Разумовской. Автор замечательной «Заметки о Пушкине».


[Закрыть]:

«В среду 27 января в 4 часа дня вблизи столицы произошла дуэль на пистолетах между двумя свояками, а именно, между знаменитым поэтом Пушкиным и юным офицером Кавалергардского Её Величества полка бароном Геккерном. Г-н Пушкин был ранен смертельно, пуля пронзила его навылет. ‹…› Россия будет оплакивать его смерть, как утрату своего величайшего поэта…» (30 января 1837).

«…Его Императорское Величество приказал выдать довольно значительную сумму вдове Пушкина…; сверх того ей будет выдаваться пенсия в 10 000 рублей в год, и её четверо детей будут воспитываться на казенный счет. Принадлежавшее Пушкину имение в Псковской губернии совершенно освобождено императором от долгов и останется в качестве неприкосновенного дара его семье… Его Императорское Величество повелел, чтобы за счёт императора было выпущено полное издание сочинений поэта, которое должно продаваться в пользу детей: полагают, что это последнее благодеяние императора принесет семье не менее 200 000 рублей. Эта злополучная дуэль, отнявшая у России наиболее славного из поэтов в возрасте 37 лет, отзовётся неблагоприятно также и на карьере нидерландского посла барона Геккерна, решившего покинуть свой пост» (6 февраля 1837).

«Между тем Пушкин по-прежнему оплакивается своими многочисленными друзьями, и по этому грустному поводу глаз стороннего наблюдателя мог убедиться ещё раз, насколько сильна и могущественна чисто русская партия, к которой принадлежал Пушкин» (9 февраля 1837).

«Утром третьего дня барон Геккерн, посол Его Величества короля Голландии, покинул столицу вместе со своею невесткою, супругою своего приёмного сына, с тем, чтобы вернуться в Голландию. В прощальной аудиенции, которой барон Геккерн добивался у Их Императорских Величеств, ему было отказано. ‹…› Невозможно выразительнее отметить, как мало желают видеть вновь этого посла в Петербурге» (3 апреля 1837).

Достойно удивления, как подробно и с какой любовью к памяти «славного из поэтов» сообщает немецкий посланник о событиях, взволновавших всю Россию!

В мемуарах королевы Вюртембергской имя поэта упоминается не единожды: «Жуковский и Плетнев, наши русские учителя, оба дружные с Пушкиным и члены литературного кружка “Арзамас”, давно уже познакомили нас с сочинениями Пушкина. Мы заучивали его стихи “Полтава”, “Бахчисарайский фонтан” и “Борис Годунов”, мы глотали его последнее произведение “Капитанская дочка”, которое печаталось в “Современнике”. В память погибшего друга Плетнев взял его журнал и продолжал издавать с большим успехом.

Папá освободил Пушкина от всякого контроля цензуры. Он сам читал его рукописи. Ничто не должно было стеснять дух этого гения, в заблуждениях которого Папá никогда не находил ничего иного, как только горение мятущейся души. Все архивы были для него открыты, он как раз собирался писать историю Петра Великого, когда смерть его похитила. Никто не походил на него. Лермонтов, Вяземский, Майков, Тютчев, все это были таланты, но не один из них не достиг величины гения Пушкина».

И ещё одна запись королевы, с упоминанием славного имени, датирована 1842-м годом: «Для офицеров гвардии и других молодых людей стало обычаем принимать участие в войне против кавказских народностей и добывать себе лавры, вплоть до Георгиевского креста. Все дамы, – к которым я причисляла и себя, были от них в восторге и считали героями. Кавказские стихи Пушкина и Лермонтова были у меня в крови…»

Как символично признание Ольги Николаевны: её юность напоена русской поэзией! Пушкинские стихи в крови дочери российского самодержца!

Удивительно, но великой княгине чуть было не пришлось породниться с самим поэтом. В юности Ольга Николаевна, благодаря красоте и прекрасному образованию (она музицировала, пела, увлекалась живописью и ваянием, владела несколькими иностранными языками), считалась одной из самых завидных невест в Европе. Всем претендентам на её руку, в их числе и принцу Фридриху Вюртембергскому, родному брату великой княгини Елены Павловны, Ольга Николаевна отказала. Венценосные родители подыскали для дочери достойного жениха – герцога Адольфа Нассауского. Но наследника знатной европейской фамилии мечтала видеть своим зятем и великая княгиня Елена Павловна. Николай I, дабы сохранить мир в августейшем семействе, предоставил герцогу самому сделать выбор: Адольф Нассауский, как известно, предпочел царской дочери великую княжну Елизавету Михайловну. А его младший брат Николаус, вопреки династическим законам, женился на дочери Пушкина!

…Королева Ольга, «уважаемая и любимая всем вюртембергским народом», мирно почила в октябре 1892 года в замке Фридрихсгафен. Похоронена в Штутгарте.

Память о королеве не исчезла и в современной Германии: её именем названы больница и улица одного из немецких городов – Ольгаштрассе.

Великий князь Константин Николаевич (1827–1892)

Великий князь, второй сын императора Николая I и императрицы Александры Фёдоровны. Родился в сентябре 1827-го в Павловске.

Генерал-адмирал (1831 г.). Управляющий Морским ведомством; вице-адмирал (с 1853 г.). Наместник в Царстве Польском (с 1862 г.). Председатель Государственного совета (с 1865 г.). Председатель Императорского Русского географического общества. Президент Императорского Русского музыкального общества. Почетный член Императорской Академии наук.

Женат с августа 1848 г. на Фредерике-Генриетте-Паулине-Марианне-Елизавете принцессе Саксен-Альтенбургской и герцогине Саксонской, в православии великой княгине Александре Иосифовне.

Дети – великие князья и великие княжны: Николай, Ольга, Вера, Константин, Дмитрий, Вячеслав.

Император Николай I с императрицей и великим князем Константином Николаевичем на прогулке по Неве. Начало 1830-х гг. Художник Д. Доу (Т. Райт?)

С детства великого князя прочили для морской службы: в четырёхлетнем возрасте ему было присвоено высшее флотское звание генерал-адмирала. А с восьми лет он уже бороздил на кораблях холодные Балтийское и Северное моря.

Получил достойное для царского сына образование: помимо обязательных дисциплин, как геометрия, кораблестроение, естествознание, он в совершенстве владел несколькими иностранными языками, прекрасно играл на виолончели и рисовал. На литературные и поэтические пристрастия великого князя большое влияние оказал Василий Жуковский. Но, несмотря на «высокий ум, глубокую доброту сердца и неимоверную любознательность», – отзывалась о нем баронесса Мария Фредерикс, – «был очень плох характером, решителен и своенравен».

Великий князь Константин Николаевич

Как и все дети Николая I, он мог видеть Александра Пушкина во время дворцовых церемоний, на церковных службах. Единственно уцелевшее свидетельство об интересе к наследию русского гения – рисунок Константина Николаевича и сделанная на обороте его же рукой пояснительная надпись: «Сцена из романа Пушкина “Капитанская дочка”, когда Пётр Андреевич Гринев, герой романа, отправляется в Оренбург».

Но есть и косвенное подтверждение любви великого князя к Пушкину: именно в его семействе и появился на свет сын, страстный поклонник поэта и сам поэт Константин Романов. Знаменитый К.Р.!

Словесный портрет Константина Николаевича оставила на страницах своего дневника фрейлина Анна Тютчева: «Один изо всей царской семьи он невысокого роста, у него красивые “романовские” черты лица, а профиль немного напоминает Наполеона в молодости. Он отличается живостью, много говорит и с большой лёгкостью и изяществом выражается на нескольких языках. Чисто и грамотно на русском… Он был европейски просвещён, видел Россию управляемой собственными силами, но в кругу мировой цивилизации».

Великий князь Константин Николаевич музицирует. Фотография

Из письма Николая I – князю И.Ф. Паскевичу (27 ноября 1847):

«Вчера сын мой Константин присягал и поступил на действительную службу. Дай Боже, чтоб он пригодился государству; ума у него довольно».

Надежды августейшего отца оправдались: сын немало порадел для отечества. Огромны заслуги великого князя Константина Николаевича в создании сильного российского флота: взамен устаревших парусников строились новые корабли, в их числе и броненосцы; чугунные пушки на боевых кораблях заменялись стальными нарезными орудиями; были проведены реформы на флоте – срок службы с 25 лет сократился до 10, отменены телесные наказания. Все преобразования привели к блестящему результату: Россия стала вровень с сильнейшими морскими державами – Англией и Францией!

Из дневника фрейлины Анны Тютчевой (24 июня 1854):

«…Прекрасный поступок великого князя Константина. Правительство не соглашалось отпустить сумму в 200 000 руб., нужную для постройки канонерских лодок, ссылаясь на недостаток денег. Великий князь дал эти 200 000 руб., сказав, что всё, что он имеет, по праву принадлежит России. Он хранит этот поступок в полной тайне. О великом князе Константине рассказывают очень много хорошего, говорят, что он очень образован, энергичен и исполнен патриотизма».

Адмирал Романов покровительствовал писателям-маринистам, благодаря его содействию в кругосветное плавание на фрегате «Паллада» отправился Иван Гончаров. И не передалась ли, словно по наследству, эта дружба со знаменитым писателем сыну, великому князю Константину Константиновичу? Ведь именно Иван Александрович Гончаров и «вывел» августейшего поэта на «Пушкинскую тропу»!

Осталось в истории пушкинистики одно благое деяние Константина Николаевича, ныне совсем забытое, – его пожертвование на памятник поэту в Москве!

Великий князь Константин Николаевич. Художник А. Беггров

В супружеской жизни великий князь Константин Николаевич верностью не отличался. На долгие годы его любовницей стала балерина Анна Кузнецова, побочная дочь знаменитого трагика Василия Андреевича Каратыгина (кстати, доброго приятеля Пушкина!). Всем родившимся от этой связи детям Александром III было пожаловано потомственное дворянство, дарована фамилия Князевы и отчество Константиновичи.

Умер великий князь в январе 1892-го в Павловске, на руках своей законной супруги великой княгини Александры Иосифовны, и похоронен в усыпальнице Петропавловского собора.

Постскриптум

С Константином Николаевичем был связан по службе старший сын поэта. В июле 1870-го Александр Пушкин назначен командиром одного из прославленных и старейших российских полков – 13-го гусарского Нарвского, шефствовал над которым великий князь.

В августе 1873-го Александр Александрович едет в Крым с особой миссией: поздравить великого князя с семейным торжеством – «серебряной» свадьбой, а в следующем году в Петербурге Константин Николаевич вновь принимает поздравления от командира полка, уже по иному поводу – «серебряного» юбилея собственного высочайшего шефства.

Вместе со своим полком Александр Пушкин участвовал в героических сражениях Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Пушкинские гусары храбро дрались под Рущуком и под Тырновом, освобождали города Елену и Беброво, сдерживали натиск турок под Сливно. За личную храбрость полковник Пушкин и награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. И жалован золотой георгиевской саблей. Все гусары 13-го Нарвского получили право носить на кокарде почетный знак: «За отличие в турецкой войне…» Так что августейший шеф пушкинского (!) полка вправе был гордиться своими подопечными.

…Некогда юный поэт мечтал о славной гусарской жизни:

 
Что восхитительней, живей
Войны, сражений и пожаров,
Кровавых и пустых полей,
Бивака, рыцарских ударов?
И что завидней кратких дней
Не слишком мудрых усачей,
Но сердцем истинных гусаров?
 

Знать бы ему, что давние мечты обратятся судьбой сына…

Через два года после победного завершения войны Александр Александрович был произведён в генерал-майоры свиты Его Величества. А затем вновь зачислен в «Гусарский Нарвский Его Императорского Высочества великого князя Константина Николаевича полк».

В преклонные годы парадный мундир генерала Пушкина достойно украшали ордена Российской империи и иностранных держав: Белого Орла, Св. Станислава 1-й степени, Св. Анны 1-й степени, Св. Анны 2-й степени с императорской короной, Св. Владимира 2-й степени; австрийский – Франца-Иосифа 1-й степени, итальянский – Короны Большого Креста, черногорский – князя Даниила 1-й степени.

Генерал Александр Пушкин. Москва. 1910-е гг. Фотография

Не зря все-таки так нежно любил Пушкин своего «Сашку рыжего»!

В августе 1891-го генерал-майор Александр Пушкин «за отличие по службе произведен в генерал-лейтенанты с зачислением в запас армейской артиллерии». Вскоре вышел в отставку «с мундиром и с пенсией».

Скончался Александр Александрович 19 июля 1914 года, в день объявления Россией войны Германии. Служить в армии в столь преклонные лета он был не в силах, но и оставаться равнодушным созерцателем грозных грядущих событий тоже не мог. Смерть разом разрешила все тревоги и сомнения старого генерала.