Текст книги "Мошка в зенице Господней"

17
Выселение мистера Кроуфорда

Гардемарин Уитбрид добрался до гамака быстрее, чем ожидал. Он блаженно повалился на сетку, смежил веки… и тотчас открыл один глаз, ощутив на себе чей-то пристальный взгляд.

– Да, мистер Поттер, – пробормотал он.

– Мистер Уитбрид, я буду вам весьма признателен, если вы побеседуете с мистером Стейли.

Уитбрид вздохнул и открыл второй глаз.

– Что еще?

– С ним что-то неладно. Вы знаете, каков он – скорее умрет, чем пожалуется. В последнее время он ходит как робот и почти не разговаривает, только вежливо отвечает на вопросы. И ест в одиночку… Вы знаете его дольше меня, и я подумал, что вы могли бы выяснить причину.

– Хорошо, Поттер, попробую. Когда проснусь, – он закрыл глаза. Поттер был еще здесь. – В восемь часов, Поттер. Это не может быть настолько важно.

В другой части «Макартура» штурман Реннер сидел в тесной каюте размером чуть больше, чем его койка. Раньше здесь отдыхал и ночевал третий помощник, но двое ученых заняли каюту Реннера. В итоге помощник был вынужден переехать к офицеру из космодесанта.

Реннер сидел в темноте, а его рассудок судорожно пытался расслабиться. В конце концов Реннер включил свет и нащупал панель громкой связи. Ответивший ему рядовой проявил чудеса самоконтроля: он не выругался и проявил восхитительную вежливость.

– Дайте мне мисс Салли Фаулер, – велел Реннер.

Рядовой без комментариев послушался. «Робот он, что ли?» – подумал Реннер и потер лоб рукой.

Салли не спала. Она вместе с доктором Хорватом только что закончила устраивать пришельцев в каюте офицера-артиллериста.

– Да, мистер Реннер? – невозмутимо произнесла Салли.

Однако по выражению ее лица штурман понял, как плачевно он выглядит. Наверное, он смахивал на помесь человека с кротом. Но Салли совершила настоящий подвиг немногословного общения!

Реннер вскочил.

– Я кое-что вспомнил! Ваш карманный компьютер при вас?

– Конечно. – Она вытащила устройство из кармана.

– Пожалуйста, проверьте его для меня.

Изумленная Салли настрочила что-то на мониторе и быстро стерла, после чего небрежно написала простенькое уравнение, а затем – посложнее: для решения явно требовалась помощь корабельного компьютера. Девушка вызвала из памяти корабля произвольные личные данные и подняла взгляд.

– Он прекрасно работает.

– Или я спятил, или… Вы сами видели, как мошкита разобрала его на части и собрала снова?

– Она сделала то же самое и с вашим оружием.

– Но карманный компьютер? – Реннер вылупил глаза. – Вам известно, что это невозможно?

Салли решила, что он шутит.

– Разве?

– А между тем это так. Спросите у доктора Хорвата. – Реннер отключился и лег.

Салли поймала доктора Хорвата, когда тот возвращался в свою каюту.

– Компьютеры соединяются в огромную интегральную схему. Мы даже не пытаемся их чинить, – и Хорват забормотал что-то себе под нос.

Пока Реннер спал, Хорват и Салли разбудили ученых-физиков, и никто из них в ту ночь уже не ложился.

«Утро» на военном крейсере – вещь относительная. Утренняя вахта длится от четырех до восьми – в такие часы люди обычно крепко спят, – хотя космосу, пожалуй, нет дела до таких условностей. Независимо от времени суток на мостике и в машинном отделении должны находиться члены экипажа. Вахтенного офицера Уитбрида ожидало два дежурства, но после ремонта четкий график «Макартура» исчез в вакууме. В результате Джонатона освободили от утренней и предполуденной вахт, дав ему восемь часов великолепного сна.

Когда он проснулся, часы показывали девять.

– Ничего со мной не случилось, – запротестовал Хорст Стейли. – И откуда у тебя взялась эта мысль. Забудь.

– Лады, – мягко сказал Уитбрид и поставил на свой поднос сок и овсянку. В очереди в кафе он стоял сразу за Стейли.

– Впрочем, я ценю твой интерес, – равнодушно произнес Стейли.

Уитбрид согласно кивнул. Он взял поднос и пошел дальше, глядя на неестественно прямую спину Стейли. Разумеется, Хорст выбрал свободный столик. Уитбрид присоединился к нему.

В состав Империи входило множество миров, где главенствовала белая раса. Парни с плакатов, зазывающих в военно-космический флот, все как один смахивали на Хорста Стейли. Квадратный подбородок, холодные голубые глаза, идеально симметричное лицо не выражает никаких чувств, широкие плечи, живот плоский и твердый, с рельефно выступающими мышцами. Внешне Стейли разительно отличался от Уитбрида, которому предстояло остаток жизни бороться с лишним весом.

Они поглощали завтрак в молчании. Наконец, как будто случайно, лишь бы что-то спросить, Стейли сказал:

– Как прошло?

Но у Уитбрида уже был наготове ответ.

– С переменным успехом. Худшие полтора часа я провел, пока мошкита глазела на меня. – Уитбрид встал, согнул колени и ссутулил плечи, как будто решил залезть в невидимый гроб высотой метр тридцать. – Полтора часа в такой позе! – Он снова сел. – Настоящая пытка! Я-то надеялся, что выберут тебя.

Стейли покраснел.

– Я тоже вызвался добровольцем.

– Вот что меня потрясло! Ты же принял капитуляцию «Дерзкого»!

– И позволил тому маньяку украсть мою бомбу!

Уитбрид опустил вилку.

– Ого!

– Ты не курсе?

– Конечно, нет. Думаешь, Блейн рассказал об этом экипажу? Ты был в шоке, когда вернулся с задания, и мы толком не понимали – почему.

– Теперь ты знаешь. Какой-то болван пытался отказаться от своих слов, но капитан «Дерзкого» не позволил ему, хотя и мог. – Стейли сжал кулаки. – Он буквально вырвал у меня бомбу! А я позволил! Я бы отдал все за возможность… – Стейли внезапно поднялся, но Уитбрид схватил его за руку.

– Сядь, – приказал он. – Я могу объяснить, почему тебя не выбрали.

– Ты умеешь читать мысли капитана? – По молчаливому соглашению оба говорили вполголоса.

Внутренние переборки на «Макартуре» поглощали звук, но в некоторых помещениях голоса всегда звучали четко, и любой мог услышать их диалог.

– Угадай-ка – хорошая практика для гардемарина, – буркнул Уитбрид.

– Но почему? Из-за той бомбы?

– В определенном смысле да. Ты стремился проверить себя, но и без того в тебе слишком много от героя, Хорст. Совершенная физическая форма, здоровые легкие – и ни следа чувства юмора.

– У меня есть чувство юмора.

– Неправда.

– Ты хочешь сказать, что его нет?

– Ни тени. Ситуация не требовала героя, Хорст. Нужен был человек, который не будет заморачиваться по поводу того, что выглядит нелепо в тех или иных обстоятельствах.

– Ты смеешься надо мной! Проклятье, никогда не могу понять, когда ты говоришь серьезно, а когда нет!

– Сейчас не самое подходящее время для шуток, Хорст. Я не могу объяснить. Ты и сам видел, верно? Салли говорит, я появился на экранах интеркомов – во всей красе – и вдобавок объемный.

– Да, – Стейли улыбнулся. – И мы увидели твою физиономию, когда ты начал ругаться. Но ты не застал нас врасплох. Изображение слегка дернулось, потом ты заорал на чужака, и аппаратура вышла из строя.

– А что бы сделал ты?

– Ну… что-нибудь другое. Полагаю, выполнил бы приказ, – ледяные глаза сузились. – Но точно не стал бы кричать.

– А как насчет выстрела из лазера в пульт управления? Чтобы обезопасить себя?

– Только после приказа.

– А может, ты бы прибегнул к языку жестов? Я несколько минут размахивал руками и надеялся, что меня поймут, но ничего не добился.

– Вот этого мы не видели.

– Ясно, – сказал Уитбрид, – Значит, требовался тот, кто будет выглядеть идиотом в любой ситуации. Вспомни, сколько раз ты слышал смех, пока я летел с мошкитом на «Макартур».

Стейли кивнул.

– Проехали, приятель. И вообще, лучше подумай о мошкитах. У нее есть чувство юмора, как ты думаешь? А понравится ли тебе, если мошкиты станут смеяться над тобой? Ты даже не можешь быть уверен, радуется она или нет: ты не представляешь, как звучит ее смех…

– А ты выглядел действительно нелепо.

– Для первого контакта было необходимо послать человека, способного узнать, смогут ли чужаки общаться с нами. Здесь не требовалось защищать честь Империи. Пройдет еще немало времени, прежде чем мы поймем, с кем мы столкнулись. Еще будет место героям, Хорст. Как бывает всегда.

– Угу, – промычал Стейли.

Он доел овсянку, встал и ушел, держась все так же прямо и оставив изумленного Уитбрида сидеть за столиком.

«Ладно, – подумал Уитбрид, – я честно старался. И, может быть…»

Комфорт на военном крейсере – относительная вещь. Каюта офицера-артиллериста Кроуфорда была размером с его откидную койку: когда та поднималась, в распоряжении хозяина оказывалась каморка и крошечная раковина, пригодная разве что для чистки зубов. Раскладывая койку перед сном, Кроуфорд был вынужден открывать дверь каюты. А еще, будучи человеком высоким, Кроуфорд научился спать, свернувшись клубком.

Но узкая койка и дверь с замком – вместо гамака или ряда из трех дюжин коек – это все же подобие комфорта. Кроуфорд пытался сохранить его, но был выселен. Сейчас он водворился на катере «Макартура», а его помещение заняла чужачка.

– Она чуть выше метра, – рассудительно вымолвила Салли Фаулер. – И она у вас поместится. Хотя… в какой же вы ютитесь маленькой комнатушке! Вы думаете, ей действительно будет уютно? Может, оставить ее в бывшей кают-компании?

– Я видел кабину ее корабля – ничуть не больше. Ей будет удобно, – сказал Уитбрид.

Было уже поздно, но он предпочел поговорить с Салли обо всем, что знал. Теперь, по крайней мере, у него будет отмазка, если Каргилл спросит, зачем он надоедает Салли.

– Полагаю, кто-то постоянно следит за ней по общей связи?

– Да, – подтверила Салли и пошла в кают-компанию ученых.

Уитбрид пошел за ней.

Часть помещения оказалась отгорожена сеткой, за которую поместили обеих малышек. Одна грызла кочан капусты, держа его четырьмя руками сразу, другая, беременная, с раздувшимся животом, играла с карманным фонариком.

«Прямо как обезьяны», – подумал Уитбрид. Он впервые получил возможность разглядеть этих крошек. Их густой мех испещряли желтые пятна, а у крупной чужачки шкура имела однородный коричневый оттенок. Четыре руки были почти одинаковыми (включая и количество суставов): пять пальцев – на левых руках и шесть – на правых. Верхние конечности отличались удивительной гибкостью, не свойственной людям. Да, и еще одна подробность: мышцы внешней левой руки крепились к темени. Зачем, если не для увеличения усилия при подъеме тяжестей?

Когда он насмотрелся на малышек, Салли отвела его к угловому столику, где громко о чем-то спорили биологи. Уитбрид взял кофе себе и Салли и спросил у девушки, что она думает о странной мускулатуре пришельцев. Не то чтобы это его заинтриговало, но следовало с чего-то начать…

– Мы считаем, что это рудимент, – произнесла она. – Они вроде бы не нуждаются в ней: их левые руки не приспособлены для тяжелой физической работы.

– Значит, они не обезьяны! Они отпрыски той большой мошкиты.

– Или кого-то еще. Джонатон, у нас есть две классификации, – Салли повернулась к экрану общей связи, и на нем появилось изображение мошкиты.

– Она выглядит веселой, – сказал Уитбрид и усмехнулся. – А мистеру Кроуфорду не понравится то, что она сделала с его койкой.

– Доктор Хорват не позволил никому ей мешать. Она может делать что угодно и с чем угодно, кроме интеркома.

Койка Кроуфорда была укорочена и оконтурена. Сами контуры оказались чрезвычайно странными – вероятно, потому, что мошкита спала на правом боку. Матрас она разрезала и сшила заново, нижнюю стальную раму согнула и перекрутила. Там появились два углубления для двух правых рук, ямка для бедра и высокий гребень, служащий подушкой.

– Почему она спит только на правом боку? – спросил Уитбрид.

– Она может защититься левой рукой, если ее потревожат во сне. Та верхняя конечность гораздо сильнее.

– Бедняга Кроуфорд! Возможно, она боится, что он попытается ночью перерезать ей горло. – Он поглядел, как мошкита трудится над потолочной лампой. – У нее однобокое мышление, верно? Надо извлечь из этого пользу. Она способна усовершенствовать любую вещь!

– Не исключено. Джонатон, вы изучали зарисовки вскрытия первого чужака?

Салли говорила, как школьная учительница. Она была достаточно взрослой для этого, но слишком хорошенькой, решил Уитбрид.

– Да, мадам, – сказал он вслух.

– Вы видите какие-нибудь отличия?

– Цвет меха. Но ведь тот чужак провел в анабиозе сотню лет!

– А еще?

– Наша, по-моему, выше. Впрочем, не поручусь.

– Взгляните на ее голову.

Уитбрид нахмурился.

– Я ничего особенного не вижу.

Салли достала карманный компьютер. Тот секунду помедлил, предупредив, что данные содержатся в памяти главного корабельного компьютера. Где-то в глубинах «Макартура» луч лазера двинулся по голографическим линиям. Корабельная память содержала все пока еще скудные знания человечества о мошкитах. Найдя запрошенную Салли информацию, машина направила ее в карманный компьютер, и на мониторе возник рисунок.

Уитбрид изучил его, затем взглянул на экран и мошкиту.

– Ее лоб! Он покатый!

– Так же считаем и мы с доктором Хорватом.

– Это нелегко обнаружить – голова у мошкиты кривоватая.

– Да, но лоб покатый. Мы считаем, что отличаются и руки, правда, незначительно.

На переносице Салли появились три морщинки. Отправляясь в космос, девушка коротко подстриглась, и все это вместе с хмурым лицом и непроницаемыми карими глазами придавало ей весьма ученый облик.

Уитбриду это не нравилось.

– Получается, у нас есть три различных вида мошкитов, – резюмировала Салли. – Итак, всего мы изучили четыре мошкита. Высокий темп мутаций, вам не кажется?

– Неудивительно, – Уитбрид вспомнил лекции по истории, которые священник Харди читал гардемаринам во время полета. – Они в своей системе – как в ловушке, и, если у них была атомная война, им приходится жить дальше и как-то приспосабливаться, верно? – он подумал о Земле и содрогнулся.

– Мы не видим никаких признаков, связанных с последствиями атомной войны.

– За исключением мутаций.

Салли рассмеялась.

– Ваши доводы идут по кругу. Ладно! Никто из трех типов не калека, Джонатон. Они прекрасно приспосабливаются к новым условиям, они здоровы… конечно, за исключением мертвеца, но его можно не считать. Вряд ли на зонде послали бы калеку.

– Конечно, нет. Но в чем же вопрос?

– Вы столкнулись с ними первым, Джонатон. Назовем существо в зонде «тип A». Каковы отношения между типами Б и В?

– Понятия не имею.

– Но вы видели их вместе.

– Какая-то ерунда получается! Малышки держались отдельно от крупной особи, и та ничего не имела против. Потом я намекнул главной чужачке, что хочу увезти ее на «Макартур». Она тотчас поймала первых попавшихся двух малюток, прихватила их с собой и ни с того ни с сего убила всех остальных!

Уитбрид примолк, думая о вихре, который вышвырнул его из воздушного шлюза корабля мошкиты.

– А теперь скажите вы: кем являются эти мелкие… твари? Домашние зверьки? Дети? Но ведь она убила их! Паразиты? Тогда зачем двоих она спасла? Животные, употребляемые в пищу? Вы не пытались их… попробовать?

Салли скорчила гримасу. На ее хорошеньком личике отразились смешанные чувства.

– Поджарить одну из маленьких бестий и предложить главной мошките в качестве десерта? Будьте благоразумны.

Чужачка в каюте Кроуфорда набрала пригоршню каких-то зерен и съела.

– Жареная кукуруза, – объяснила Салли. – Мы сперва угостили маленьких. Может, для этого они и нужны? Пробуют пищу?

– Вероятно.

– Она и капусту ест. Хорошо, что она не умрет с голоду, но она может заболеть от недостатка витаминов. Мы можем только наблюдать и ждать… Надеюсь, вскоре мы отправимся к их родной планете. А пока, Джонатон, вы единственный, кто видел корабль мошкитов изнутри. Было ли оконтурено сиденье пилота? Я успела разглядеть лишь мельком, через камеру на вашем шлеме.

– Было. Фактически оно облегало ее, как перчатка. Я заметил и кое-что еще: пульт управления располагался справа от сиденья. Только для правых рук…

Оказывается, он обнаружил на чужом корабле множество подробностей, что позволило ему до самой вахты наслаждаться приятным обществом Салли. Однако ничто из этого нельзя было использовать. Пока.

Уитбрид еще не успел занять свое место на мостике, когда доктор Бакман вызвал капитана.

– Корабль, Блейн, – сказал Бакман. – С обитаемой планеты, с Мошки-1. До сих пор мы не могли его засечь. Нам мешал проклятый лазерный сигнал.

Блейн кивнул. Его собственные мониторы показали судно мошкитов еще девять минут назад. Команда Шаттака не хотела, чтобы гражданские хвастались, будто они внимательнее военных.

– Он подойдет к нам через восемьдесят один час, – добавил Бакман. – Его ускорение составляет ноль целых восемьдесят сотых g, что соответствует гравитации на поверхности Мошки-1. Странное совпадение! В целом он похож на первый корабль, только гораздо массивнее. Я дам вам знать, если мы получим еще какие-нибудь данные.

– Хорошо. Продолжайте наблюдение, доктор.

Уитбрид отключил связь. Капитан повернулся к помощнику.

– Сравните наши данные с полученными Бакманом, номер первый.

– Так точно, сэр, – Каргилл пару минут возился с клавиатурой компьютера. – Капитан?

– Да?

– Взгляните на время старта. Чужой корабль взлетел с планеты не позднее чем через час после нашего перехода.

Блейн присвистнул.

– Вы уверены? Скажем, двадцать минут, чтобы обнаружить нас, и сорок, чтобы подготовиться и стартовать. Джек, какой корабль способен стартовать через сорок минут?

Каргилл насупился.

– Никогда не слышал о таком. Крейсер военно-космического флота может, если весь экипаж на местах и готов.

– Похоже, к нам летит военный корабль, номер первый. Сообщите об этом адмиралу, затем Хорвату. Уитбрид, дайте Бакмана.

– Да? – астрофизик казался встревоженным.

– Доктор, мне нужно все, что ваши люди могут дать о корабле пришельцев. И немедленно. Кстати, что вы можете сказать о его странном ускорении?

– Разве не очевидно? Они стартовали с Мошки-1 или с расположенного рядом спутника спустя сорок минут после нашего прибытия сюда. В чем проблема?

– Если они взлетели настолько быстро, то это почти наверняка военный корабль.

Бакман стоял на своем.

– Думайте что хотите, но математика неумолима, капитан. Либо они стартовали через сорок минут, либо… Сейчас корабль мошкитов находится примерно в двух миллионах километров по нашу сторону Мошки-1… что дает им больше времени… Но я не верю.

– Я тоже. Но я хочу, чтобы вы меня поняли, доктор Бакман. Что заставляет вас предполагать, будто у них было больше времени для старта?

– Капитан, мне трудно размышлять, используя ракетную терминологию. Моя область – гравитационное ускорение. Но… – Глаза Бакмана остекленели, и на мгновение он стал похож на идиота. – Можно предположить движение по инерции и значительное стартовое ускорение. Действительно значительное, капитан!

– Долго ли продолжалось движение по инерции?

– Несколько часов. Капитан, а что вас в принципе волнует? Почему бы им не запустить за сорок минут научно-исследовательский корабль? Почему обязательно военный? В конце концов, «Макартур» совмещает в себе обе функции, и все это требует от вас чрезмерно долгого старта. Кстати, я-то был готов еще задолго до взлета.

Блейн выключил экран. «Я еще сверну тебе костлявую шею, – подумал он. – Пусть меня судит Верховный суд, я буду настаивать на том, что мне было необходимо совершить убийство. Я вызову в суд всех до единого, кто знал его, и меня оправдают».

Он коснулся переключателей.

– Номер первый, что произошло?

– Они запустили корабль через сорок минут.

– Значит, это военный корабль.

– Так думает и адмирал. Доктор Хорват сомневается.

– Я тоже, но надо быть готовыми к любым неприятностям. И узнать о мошкитах все, что только можно. Надо перегнать людей Хорвата, которые заняты нашими новыми пассажирами. Номер первый, возьмите катер и отправляйтесь на астероид, с которого прибыла мошкита. Там нет никаких признаков активности и наверняка безопасно. Я хочу знать, что мошкита там делала. Это будет наш ключ к разгадке!

18
Каменный Улей

Гораций Бери разглядывал малышку, играющую за проволочной сеткой.

– А они кусаются? – спросил он.

– Нет, – ответил Хорват. – Даже когда биологи брали у них пробы крови.

Бери пристально посмотрел на Хорвата. Министр Хорват считал себя знатоком людей – однажды он оставил науку, пошел в политику и быстро там освоился, – но не мог проникнуть в глубину мыслительных процессов Бери. Доброжелательная улыбка торговца была лишь маской. Прикрываясь ею, он разглядывал мошкиту с высоты своего роста – подобно богу, который судит слабых в вере.

«До чего же они безобразны! – подумал Бери. – Жаль! Их нельзя держать в качестве домашних любимцев, если…» – Он шагнул вперед и просунул руку в отверстие в загородке, слишком маленькое, чтобы малышки могли выбраться на свободу.

– За ухом, – подсказал Хорват.

– Спасибо. – Бери стало интересно, подойдет ли кто-нибудь из малышек поближе, чтобы познакомиться с ним.

Подбежала худощавая. Бери почесал ее за ухом. Он был осторожен, поскольку ухо казалось чрезвычайно хрупким. Малышке как будто бы понравилось.

Это будет бомба! Таких домашних зверюшек можно продавать по несколько тысяч в месяц, – решил Бери. – В первое время. Пока не пройдет ощущение новизны. Лучше бросить их на рынки всех планет сразу. Если разводить их в неволе и если удастся кормить их и продавать, пока людям не надоест покупать…

– Аллах! Она стащила мои часы!

– Они любят механизмы. Видите карманный фонарик, который мы им дали?

– Неважно, Хорват. Как мне получить часы обратно?

– Протяните руку и заберите. Или позвольте мне.

Однако Хорват не сумел дотянуться до мошкиты, которая забивалась в самый дальний угол. Она не хотела расставаться с часами, и Хорват задрожал от волнения.

– Я бы не хотел тревожить их!

– Хорват, мои часы стоят восемьсот крон! Они не только показывают время и дату, но… – Бери выдержал паузу. – Они еще и противоударные. Производители утверждают, что удар, который расколет их, должен быть смертельным и для владельца. Вряд ли ей удастся повредить их.

Мошкита внимательно изучала браслет часов, и Бери удивился, почему ее манеры кажутся ученым очаровательными. Ни один домашний зверек не ведет себя подобным образом. Даже кошки.

– Вы снимаете их на камеру?

– Конечно, – ответил Хорват.

– Моя фирма, возможно, захочет купить эти кадры. Для рекламных целей. – «В том числе», – добавил про себя Бери.

Сейчас к ним приближался корабль мошкитов, и Каргилл отправился куда-то на катере. Бери никогда не общался с Каргиллом, но оставался Бакман. В конце концов, должен же выпитый астрофизиком кофе принести дивиденды.

Эта мысль наполнила его печалью.

Катер оказался самым крупным летательным аппаратом на ангарной палубе «Макартура». На его корпусе была специальная плоская поверхность, иногда выполняющая роль площадки: в данный момент катер прижимался ею прямо к стене ангара. Кроме того, катер оснастили входными «туннелями»: они соединяли воздушный шлюз с жилыми отсеками «Макартура», поскольку обычно в ангаре царил вакуум.

Ни генератора поля Лэнгстона, ни движителя Олдерсона на борту катера не было, зато имелся эффективный и мощный двигатель и запас топлива, довольно значительный даже без отделяющихся резервуаров. Защитное покрытие на носу обеспечивало одно вхождение в земную атмосферу на скорости двадцать километров в секунду – или несколько больше, конечно, на меньших скоростях. Рассчитанный на шестерых, катер мог взять на борт и больше пассажиров и лететь от планеты к планете, но не курсировать между звездами. В былые времена историю делали и совсем маленькие космолеты – катер «Макартура» относился к их числу.

Сейчас на его борту спали полдюжины человек. Одного выселили с «Макартура», дабы освободить место для Кроуфорда, которого тоже выставили из отдельной каюты, предоставив ее трехрукой чужачке.

Каргилл ухмыльнулся.

– Возьму Кроуфорда с собой, – решил он. – Не вышвыривать же его еще раз. Лафферти пойдет штурманом. Трое космодесантников… – он проглядел список команды, – и Стейли гардемарином. Его обрадует возможность показать свои навыки, и он продемонстрирует образцовую исполнительность.

Внутри катер был вычищен и надраен, но и тут виднелись следы переделок Синклера – к примеру, вдоль левого борта, где лазеры «Дерзкого» пробили защитный слой. Хотя катер находился на значительном расстоянии, повреждения оказались серьезными.

Каргилл разместил свои вещи в единственном огороженном углу кабины и изучил план предполагаемого перелета. Полет должен проходить с ускорением в три g, хотя на практике это могло означать одно g по дороге туда и пять – на обратном пути. У астероида, естественно, не было ядерного реактора, но это не означало, что он необитаем.

Джек Каргилл вспомнил скорость, с какой чужачка заново собрала кофейник, ничего не зная о вкусе кофе! Может, на ее планете уже миновали стадию ядерной энергии? Джек разделся и облачился в вакуумный скафандр – плотно облегающий, но пористый, чтобы пропускать микроскопические капли пота наружу. В скафандре имелся саморегулирующийся температурный переключатель, а благодаря особому материалу кожа человека могла выдерживать холод космического пространства. Шлем плотно прикреплялся к воротнику. В бою он не мог защитить от тяжелого оружия, но отлично подходил для осмотров и проверок.

Снаружи катера нельзя было заметить никаких следов повреждений или ремонта. Правда, часть жаропрочного покрытия немного отслоилась и висела у него под носом, точно огромная лопата, выставляя напоказ пузырь рулевой рубки, иллюминаторы и дуло главного оружия катера – лазерную пушку.

В сражении главными задачами катера были наблюдение и разведка, но иногда ему удавалось подобраться к ослепленному вражескому кораблю на расстояние пуска торпеды. Против корабля мошкитов, у которого не было поля Лэнгстона, лазерной пушки хватило бы с лихвой.

Каргилл осмотрел оружие с необычной тщательностью. Он побаивался мошкитов. Пока он в этом почти одинок, но вряд ли надолго.

Второй корабль чужаков оказался побольше первого, а оценка его массы была весьма ненадежна: она зависела от ускорения (известного), потребления топлива (можно рассчитать по температуре привода), рабочей температуры (по спектру излучения, который лежал в мягкой области рентгеновских лучей) и эффективности (чисто предполагаемой). Когда параметры свели воедино, масса оказалась куда меньше ожидаемой и равной примерно массе трехместного корабля людей.

– Но они – не люди, – заметил Реннер. – Четыре мошкита весят как два человека, но им не требуется столько места. Мы не представляем, какое у них оборудование, вооружение, защита. Тонкие стены, похоже, не пугают их, что позволяет им строить кабины под свои размеры…

– Ладно, – перебил Род. – Если блуждаете в потемках, так и скажите.

– Блуждаю.

– Спасибо, – терпеливо ответил Род. – А есть что-нибудь, в чем вы уверены?

– Ускорение, сэр. С тех пор как мы обнаружили корабль, оно постоянно с точностью до трех значащих цифр. Вот что непонятно, – признался Реннер. – Обычно мы, заставляя двигатель работать на полную мощность, вносим мелкие поправки в курс… а если оставить его без присмотра, погрешности неизбежны. Поддерживая подобное постоянное ускорение, они попусту теряют время.

Род потер переносицу.

– А если они подают своего рода сигнал? И указывают нам, куда направляются?

– Да, сэр. Прямиком сюда. И просят подождать их, – Реннер свирепо усмехнулся. – Да, мы узнали кое-что еще, капитан. Профиль корабля чужаков стал более узким после того, как мы заметили его. Вероятно, они сбросили топливные баки.

– Что?.. Вы не ошиблись? Для того чтобы быть в этом уверенным, надо наблюдать за объектом уже после того, как он проскочит солнце!

– Вы правы, сэр. Но нам помогает Угольный Мешок – его свет дает отличную возможность оценить площадь сечения корабля. Неужели вы не обратили внимания, что разные части Угольного Мешка имеют различные цвета, капитан?

– Нет, – Блейн снова потер нос. – Военный крейсер не стал бы сбрасывать топливные баки, верно? Но гарантии нет. Наверняка мы можем утверждать лишь то, что чужаки летят к нам.

Стейли и Бакман заняли задние сиденья в треугольной кабине катера. Катер рванулся вперед на одном g, и Стейли увидел поле «Макартура», сомкнувшееся за ними. На фоне черноты Угольного Мешка военный корабль превратился в невидимку.

Они были в открытом космосе.

Половину неба занимал Угольный Мешок – беззвездный, за исключением яркой розовой точки в нескольких градусах от края. Будто Вселенная там заканчивалась. «Как стена», – подумал Хорст.

– Посмотрите-ка, – сказал Бакман, и Хорст вздрогнул. – На Новой Шотландии есть люди, называющие это Ликом Господа. Суеверные болваны!

– Угу, – пробормотал Хорст.

Он считал суеверия глупостью.

– Отсюда он и вовсе не похож на человеческое лицо, но как же он величественен! Хотел бы я, чтобы это увидел муж моей сестры. Он прихожанин Церкви Его Имени.

Хорст кивнул в полутьме.

Со всех заселенных людьми планет Угольный Мешок казался черной дырой в небе: можно было ожидать, что и сейчас он будет совершенно непроницаемым. Однако глаза Хорста различили в Угольном Мешке красноватое свечение: туманность напоминала многослойный газовый занавес или струи крови, растекающиеся в воде. Зрелище завораживало. Вихревые газовые завитки и узоры космической пыли, собирающиеся в вакууме, формировались здесь миллионы световых лет.

– Представьте наши с зятем споры! – воскликнул Бакман. – Я пытался образумить глупца, но он и слушать не желал!

– А я, если честно, никогда не видел неба прекраснее! Доктор Бакман, этот свет идет от Глаза Мёрчисона?

– Казалось бы, невозможно, да? Мы хотели найти иные источники излучения… ультрафиолетовые звезды в глубине пыли. Будь там крупные объекты, их обнаружили бы индикаторы массы. Знаете, Стейли, Глаз расположен не так уж и далеко от Угольного Мешка.

– Два световых года!

– И что? Свет стремителен и не знает преград! – Зубы Бакмана сверкнули в мягком разноцветном свете, шедшем от пульта управления. – Мёрчисон упустил великолепную возможность изучить Угольный Мешок, хотя у него был шанс! Конечно, он находился не с той стороны Глаза и, вероятно, не рискнул чересчур удалиться от точки перехода… Но нам повезло, Стейли! Судите сами! Густая межзвездная масса и красный сверхгигант у ее края для освещения! Смотрите, куда я указываю, Стейли! Видите, как поток буквально влечет к этому завитку. Похоже на водоворот, да? Если бы наш капитан перестал критиковать меня по любому поводу и пустил к корабельному компьютеру, я бы доказал, что завиток является как раз протозвездой в процессе сгущения! Или нет?..

Бакмана временно назначили на должность повыше, чем у самого Стейли, но он оставался гражданским. И вообще ему не следовало говорить о капитане подобным образом.

– Мы пользуемся компьютером для других целей, доктор Бакман.