Текст книги "Мошка в зенице Господней"

Бакман отпустил руку Стейли. Глаза его стали пустыми, как будто его душа затерялась в огромном темном полотнище, озаренном багровым сиянием.

– Впрочем, мы справимся. Мошкиты должны были вести наблюдения за Угольным Мешком всю свою историю: десятки тысяч лет. Особенно если у них развита такая псевдонаука, как астрология. Если нам удастся войти в ними в контакт… – Он замолчал.

– Кстати, а почему вы хотели сопровождать нас? – спросил Стейли.

– Думаете, я отправился с вами, чтобы просто полюбоваться обломками астероидов? Стейли, меня не волнует, что делала мошкита в открытом космосе. Но мне надо выяснить, почему захламлены троянские точки!

– Думаете найти там разгадку?

– Полагаю, ее подскажет состав астероида. Надеюсь.

– А я смогу вам помочь, – произнес Стейли. – У Саурона – моей родины – есть пояс астероидов и горная промышленность. Мой дядя научил меня разбираться в горных породах. Думаю, когда-нибудь и я стану горняком. – Он вдруг осекся, ожидая, что Бакман сболтнет что-нибудь лишнее.

Но Бакман спросил:

– А что капитан надеется найти здесь?

– Он говорил мне. Могу сказать вам одно: нам известно, что астероидом интересовалась мошкита. Значит, все дело в ней. Но кое-что сейчас разведать мы можем.

– Маловато информации, – пробурчал Бакман.

Стейли успокоился. То ли Бакман не знал, почему у Саурона дурная слава, то ли проявил тактичность. Хотя возможно ли такое? Едва ли.

Отпрыск мошкитов родился через пять часов после того, как катер «Макартура» ушел к астероиду. Роды напоминали щенение, хотя мать не имела с собаками ничего общего, да и родился у нее всего один-единственный детеныш размером с крысу.

Бывшая кают-компания в тот день была весьма популярна у экипажа, офицеров и ученых. Даже капитан нашел причину заглянуть в приемную.

– Какая крошечная у него левая нижняя ручка! – воскликнула Салли. – Мы стали свидетелями появления на свет новой жизни! Инопланетной, между прочим!

Кому-то из ученых пришло в голову привести с собой и крупную мошкиту. Она даже не взглянула на новорожденного и обратилась к мелким особям. Одна из них вытащила из-под подушки часы Горация Бери и передала главной мошките.

Род, когда имел такую возможность, наблюдал за детенышем. Тот выглядел очень развитым для новорожденного. Через час он уже грыз капусту и мог ходить, хотя мать предпочитала носить его на руках. Двигалась она стремительно, и, казалось, малыш вовсе не мешает ей.

Тем временем корабль чужаков подлетал все ближе, и если в его ускорении и происходили изменения, то компьютер «Макартура» пока их не зафиксировал – в отличие от других параметров.

– Они будут здесь через семьдесят часов, – сказал Род Каргиллу, который появился на экране. – Вы должны вернуться через шестьдесят. Не позволяйте Бакману встревать в наши дела. Если столкнетесь с чужаками, немедленно сообщите… И без необходимости не пытайтесь с ними контактировать.

– Слушаюсь, капитан.

– Это не мой приказ, Джек, а Кутузова. Ему не понравилась наша вылазка, поэтому взгляните на астероид и сразу возвращайтесь.

Астероид отделяло от «Макартура» тридцать миллионов километров: около двадцати пяти часов пути в каждую сторону при одном g. Четыре g сокращали время наполовину.

«Вряд ли следует терпеть из-за этого четыре g», – подумал Стейли.

– Можно идти на полутора g, сэр, – предложил он Каргиллу. – При четырех не только дорога будет короче, но и мы сразу вымотаемся.

– Великолепное предложение, мистер Стейли, – произнес Каргилл.

– Значит, полтора?

– Нет.

– Но… почему, сэр?

– Не люблю добавочные g. Это требует топлива, а если мы израсходуем слишком много, «Макартуру», чтобы доставить нас домой, придется залезть в газовый гигант. Никогда не расходуйте топливо впустую, мистер Стейли, – оно может понадобиться. Кроме того, идея наивная.

– Да, сэр.

– Подобные мысли хороши в безвыходных положениях, когда уже нет выбора. Если они приносят успех, то попадают в «Книгу». Я имею в виду огромную коллекцию собранных идей, которые сгодятся для любого придурка, – он улыбнулся, посмотрев на изумленное лицо Стейли. – Давайте расскажу, как я попал в «Книгу»…

Для гардемарина служба оказалась процессом непрерывного обучения. Стейли сможет получить и звание повыше, чем остальные, если он покажет, на что способен… и выживет.

Закончив свой рассказ, Каргилл взглянул на часы.

– Вздремните, Стейли. На обратном пути пилотом будете вы.

Издалека астероид казался темным, шершавым и пористым. Один оборот он совершал за тридцать один час. «На редкость медленно», – подумал Бакман. Никаких признаков активности там вроде бы не имелось: ни излучения, ни аномалий нейтрино. Хорст Стейли исследовал изменения суточной температуры, но ничего не обнаружил.

– Он необитаем, – заявил он. – Формам жизни, которые развились на Мошке-1, требуется тепло, верно, сэр?

– Да.

Катер двинулся к астероиду. Сыпь, которая делала глыбу камней похожей на пористый обломок, превратилась в оспины, а затем в разнокалиберные ямки. Определенно следы метеоритов. Но сколько же их?

– Я же говорил, что в троянских точках яблоку негде упасть, – радостно затараторил Бакман. – Вероятно, астероид регулярно проходит через троянские группы… Хотя дайте-ка мне крупным планом вон ту яму!

Каргилл увеличил изображение вдвое, и половину экрана заполнила черная выбоина. Вокруг виднелись более мелкие.

– Никаких следов кратерного обода, – пробормотал Каргилл.

– Вот-вот! Проклятая глыба внутри пуста. Поэтому у нее настолько низкая плотность! Да, сейчас он необитаем, но я полагаю, что раньше здесь жили! Пожалуй, пришельцы даже сумели изменить орбиту астероида. – Бакман заерзал в кресле. – Каргилл, я должен его изучить… и поскорее!

– Да, но сейчас им займетесь не вы, док. На астероид высадятся флотские.

– Черт побери! Но это же моя профессиональная область!

– Забота о вашей безопасности лежит на мне, док. Лафферти, взглянем на него повнимательнее.

Обратная сторона астероида представляла собой громадный чашеобразный кратер.

– Он усеян настоящими мелкими кратерами, и не ямами, – произнес Каргилл. – Как вы думаете, док, почему?

– Ну… если они не имеют естественного происхождения, то…

– Астероидом действительно управляли! – перебил его Стейли.

– Конечно! – оживился Каргилл. – Астероидом управляли с помощью термоядерных приспособлений, взрывая бомбу в одном и том же кратере, но это было очень давно. Данные о радиации, гардемарин!

– Слушаюсь, сэр. – Гардемарин вышел и вернулся через минуту. – Ничего, сэр. Камень холоден.

– Правда? – Каргилл отправился проверить сам. Закончив, он взглянул на приборы и нахмурился. – Холоден, как сердце пирата! Если они пользовались бомбами, то дьявольски чистыми. Удивительно.

Катер продолжал кружить около астероида.

– Похоже на воздушный шлюз! – Стейли указал на выступающий каменный колпак, окаймленный блекло-оранжевыми узорами.

– Сомневаюсь, что мы сможем его открыть! Мы войдем внутрь через одно из метеоритных отверстий. А пока посмотрим на него сверху. Лафферти, летим туда.

В донесениях они называли астероид Ульем. Каменную глыбу пронизывали многогранные ячейки без пола, соединенные слишком узкими для человека проходами, заполненными высохшими асимметричными мумиями. Какие бы чудеса ни творили строители, искусственная гравитация в их число явно не входила. Коридоры тянулись во всех направлениях: круглые комнатки и складские помещения усеивали выступы, служившие подпорками. Здесь же имелись и скобы, необходимые для привязывания веревок, и маленькие ниши.

Мумии были повсюду, худощавые и высохшие, с раскрытыми ртами, ростом от одного до полутора метров. Стейли выбрал несколько и отнес на катер.

Там были и машины, совершенно загадочные для Стейли и его людей. Механизмы полностью замерзли в вакууме. Стейли с усилием оторвал один из агрегатов от стены: он показался ему самым странным. К сожалению, ни одна из машин не сохранилась в целости.

– Металла нет, – доложил Стейли. – Каменные штурвалы и то, что смахивает на них, могут содержать интегральные схемы – нечто вроде керамики с разными примесями. Но металла крайне мало, сэр.

Они двигались наугад и, наконец, набрели на главный зал. Он был просторным, но почти все свободное пространство помещения занимала гигантская машина. Из развалин ветвились кабели – возможно, сверхпроводники, – и это убедило Стейли в том, что перед ними находится источник питания астероида. Однако и тут они не обнаружили никаких следов радиации.

Продвигаясь в проходах между непонятными каменными блоками, они набрели на большой металлический ящик.

– Вскройте! – приказал Стейли.

Лафферти воспользовался лазером. Они сгрудились вокруг, глядя на зеленый луч, который ничего не мог сделать с серебристой обшивкой. «Куда уходит энергия? – задумался Стейли. – Может, мы просто закачиваем ее внутрь?» Тепло, бившее ему в лицо, подсказало ответ.

Стейли измерил температуру ящика. Она была чуть ниже, чем у раскаленного металла. Когда Лафферти выключил лазер, обшивка тотчас остыла. Температура во всех точках объекта стала одинаковой.

Сверхпроводник тепла. Стейли присвистнул во встроенный микрофон и решил, что неплохо было бы принести на борт хотя бы кусок ящика в качестве образца. Стейли попробовал воспользоваться щипцами, и металл уступил: он стал мягким, словно олово.

Спустя некоторое время им удалось оторвать от ящика полосу.

Картографировать Улей с его лабиринтом петляющих коридоров оказалось невозможно. С трудом определяя свое положение, астронавты помечали пройденный путь и использовали протонно-лучевые приборы для определения расстояния сквозь стены.

Сами же стены многочисленных коридоров напоминали яичную скорлупу. Наружные – чуть толще. Вряд ли астероид являлся комфортным и безопасным для проживания. Зато стены под кратером оказались многометровой толщины.

«В Улье должна быть остаточная радиация, – размышлял Стейли, – но ее нет. Иначе они срезали бы и эти стены, как поступили с остальными, освобождая для себя место. Вероятно, у них произошел демографический взрыв. А затем что-то их уничтожило. Итак, радиации нет. Почему? И еще один вопрос? Когда случилась катастрофа, в которой они погибли?»

Стейли взглянул на тяжелый предмет, который тащили по коридору Лафферти и Сол. Вакуумная цементация и движение частиц через границу раздела – вот что могло дать ответ на вопрос, связанный с превращением астероида в Улей.

Впрочем, Стейли не сомневался в том, астероид очень стар.

19
Второй по популярности канал

Священник Дэвид Харди разглядывал мелких пришельцев только на экранах связи: он не хотел принимать участия в бесконечных спорах о том, что они собой представляют. Это был вопрос из области научных интересов доктора Хорвата и его людей, а священник Харди ставил на кон нечто большее, чем любопытство. Он пытался понять мошкитов и соотнести их с людьми, тогда как ученых Хорвата интересовало, разумны ли чужаки.

Разумеется, Харди задействовал и логику. Невозможно поверить, что бог наделил каких-то существ душами, но не дал им разума, однако вполне вероятно, он создал мыслящих существ без души… или существ, чье спасение в корне отличалось от спасения человечества. Они могли даже оказаться кем-то вроде ангелов, хотя трудно представить ангелов с подобной наружностью. Харди улыбнулся и снова принялся изучать маленьких чужаков. Крупная мошкита крепко спала.

И хотя они не делали ничего интересного, Харди приходилось следить за ними непрерывно. Конечно, все записывалось камерами, и священника-лингвиста Харди сразу же должны были уведомить в том случае, если что-то произойдет. Но он был практически уверен в том, что мелкие мошкиты – неразумные существа и, конечно, не люди.

Харди глубоко вздохнул. «Что есть человек, о Господи? Почему Ты постоянно печешься о нас? И почему моя задача – узнать, какое место занимают мошкиты в Твоих Божественных планах?» По крайней мере, это честно. «Угадай-ка» была старинной забавой. Ну а сам Харди считался лучшим специалистом и наверняка лучшим в Трансугольном секторе.

Харди пятнадцать лет как был рукоположен и двенадцать лет прослужил во флоте, но только недавно начал думать об этом как о своей профессии. В тридцать пять лет он, доктор Дэвид Харди, полноправный профессор Имперского университета Спарты, эксперт по древним и современным человеческим языкам и в понятной лишь немногим сфере под названием «лингвистическая археология», был вполне счастлив. Харди изучал недавно обнаруженные колонии, с которыми веками не поддерживалась связь, и ощущал себя при деле. Изучив их языки, Харди мог точно указать ту часть космоса, откуда вели свое происхождение колонисты. Обычно ему удавалось не только определить планету, но даже город.

Харди нравилось все, связанное с университетом, кроме студентов. Он не отличался особой религиозностью до тех пор, пока его жена не погибла при посадке космического корабля. Тогда – хотя он не помнил, как это вышло, – его навестил епископ. Харди долго анализировал свою жизнь – и поступил в семинарию. Его первым заданием после принятия сана стало чудовищное путешествие в качестве капеллана. Харди следовало сопровождать студентов. Он ничего не добился и понял, что не годится в приходские священники. Но в то время флот нуждался в священниках, к тому же там всегда можно было заниматься лингвистикой…

Сейчас он, пятидесятидвухлетний, сидел перед экраном общей связи, глядя на четырехруких монстров, играющих кочаном капусты. На столе лежал латинский кроссворд, и Харди лениво поглядывал в него – Domine… господин… Non – sum… не быть…

Конечно, dignis, достойный! Харди усмехнулся себе под нос. Слово в кроссворде связано с тем, что он сказал, когда кардинал поручил ему сопровождать экспедицию к Мошке.

– Господи, я недостоин…

– Как и все мы, Харди, – ответил кардинал. – Но тогда мы недостойны иметь приходы, ибо это большая самонадеянность, чем отправиться в космос и взглянуть на пришельцев.

– Да, сударь.

Харди склонился над кроссвордом. В данную минуту тот казался ему интереснее, чем чужаки.

У капитана Рода Блейна, в отличие от священника, было меньше возможностей наблюдать за чужаками. Работы ему хватало… но сейчас ею можно было пренебречь. Общая связь в каюте настойчиво зажужжала, и малышки исчезли с экрана, а вместо них появилось круглое, гладкое лицо клерка.

– Доктор Хорват хочет поговорить с вами.

– Давайте его, – сказал Род.

Как обычно, Хорват был сама сердечность. Он не мог позволить себе грубить человеку, от которого зависел.

– Доброе утро, капитан! Мы получили первые снимки корабля, и я подумал, что следует ввести вас в курс дела.

– Спасибо, доктор. Данные закодированы?

– Пока нет. И они у меня.

Изображение разделилось: левую половину экрана занимало лицо Хорвата, а правую – размазанная полупрозрачная тень. Длинная и узкая, она расширялась к одному краю и была полупрозрачной. Узкий конец оканчивался острым шипом.

– Мы сделали снимок, когда он разворачивался на середине пути. Увеличение и устранение помех дали средненькое качество. Надо подождать, пока он не приблизится к «Макартуру».

«Разумеется, – подумал Род. – А сейчас корабль чужаков мчится к «Макартуру» на всех парах».

– Шип, вероятно, служит мошкитам двигателем. – Луч указки протянулся через снимок. – А образования на переднем плане… Позвольте показать вам плоскостную диаграмму.

Плоскостная диаграмма изображала серую карандашную тень, окруженную рядом блеклых и широких тороидов.

– Жесткое внутреннее ядро используют для запуска. Можно предположить, что на нем есть двигатель, воздух и водная регенерационная камера для экипажа. Мы полагаем, что именно эту секцию линейный ускоритель запустил резким толчком.

– А кольца?

– Мы думаем, что они являются надувными топливными баками. И сейчас некоторые их них абсолютно пусты. А вот эти могут служить отсеками, пригодными для временного обитания. Остальные, несомненно, сброшены.

– Угу… – Род изучал снимок, а Хорват следил за ним с экрана. Наконец Род сказал:

– Доктор, баки не могли быть на корабле, когда он стартовал.

– Да. Их могли запустить позже. Без пассажиров их можно настроить на максимальное ускорение.

– При помощи линейного ускорителя? Но баки не похожи на металлические!

– Верно, капитан.

– Топливо, должно быть, водород, да? Но каким же образом их запустили?

– Мы… не знаем, – замялся Хорват. – Может, у них была металлическая сердцевина, тоже сброшенная?

– Хорошо, спасибо.

Немного поразмыслив, Род ввел снимок в корабельный компьютер. Почти все делалось с помощью корабельного компьютера, который служил в пределах «Макартура» библиотекой, развлекательным центром и центром связи. В промежутках между сражениями один из каналов интеркома мог показывать что угодно: приемы в Каннах, шахматные турниры, матчи по бильярду между чемпионами вахт и другие игры, если у экипажа было на них время, – причем ставкой служили дежурства.

Главной темой разговоров в офицерской кают-компании был, разумеется, чужой корабль.

– А в этих маленьких пончиках мельтешат тени, – заметил Синклер.

– Пассажиры. Или мебель на колесиках, – предположил Реннер. – Значит, первые четыре секции используют как жилые помещения. Там наверняка полным-полно мошкитов.

– Особенно, если они скучены так же, как и на первом корабле, – заявил Род, входя в кают-компанию. – Садитесь, джентльмены. Продолжайте. – Он сделал стюарду знак принести кофе.

– По одной чужачке на каждого мужчину «Макартура», – сказал Реннер. – Может, скоро нам понадобится дополнительная площадь?

Блейн вздрогнул. Синклер выглядел так, словно следующим репортажем по общей связи станет схватка между старшим механиком и штурманом. Раундов на пятнадцать…

– Сэнди, что вы думаете об идее Хорвата? – спросил Реннер. – Я не придаю значения его теориям о запуске топливных баков с металлическим сердечником. Не лучше ли металлическая оболочка вокруг резервуара? Структурная поддержка выше. Конечно, если не…

– Да? – вскинулся Синклер, но Реннер молчал.

– Что еще, Реннер? – требовательно спросил Блейн.

– Ничего, сэр. Праздные мечтания. Мне только предстоит научить дисциплине свой разум.

– Тогда поторопитесь, мистер Реннер.

Реннер был на флоте недавно, но уже познакомился с такими капитанскими интонациями.

– Да, сэр. Мне взбрело в голову, что при определенной температуре и давлении водород похож на металл. Если баки действительно заполнялись под давлением, водород должен проводить ток… но в таком случае нужно давление, которое бывает на газовых гигантах.

– Реннер, неужели вы всерьез считаете…

– Нет, капитан. Просто в голову пришло.

Идея Реннера беспокоила Сэнди Синклера всю следующую вахту. Обычно механики не выстаивали вахты на мостике, но техники Синклера как раз закончили ремонт систем жизнеобеспечения, и Синклер решил проверить их. Чтобы избавить вахтенного офицера от необходимости облачаться в полевое обмундирование, пока на мостике будет вакуум, Сэнди сам заступил на вахту.

Все работало превосходно, впрочем, как и всегда. Сняв вакуумный скафандр, Синклер расслабился в командирском кресле, глядя на мошкитов. «Мошкит-шоу» было чрезвычайно популярно на корабле: внимание зрительской аудитории разделилось между крупной особью, которую держали в каюте Кроуфорда, и тремя мелкими мошкитами. Большая мошкита уже закончила переделывать лампу в своей каюте. Теперь та горела красным рассеянным светом. Синклер восхищенно следил за мошкитой. Она оказалась весьма искусна и на редкость уверена в себе – ничего подобного Синклер никогда прежде не видел. «Пусть ученые спорят, – подумал Сэнди, – но инопланетные бестии разумны».

По второму каналу показывали играющих малышек. Гардемарины и офицеры глазели на них, явно предпочитая мелким пришельцам деловитую чужачку, и Бери, украдкой наблюдавший за зрителями, частенько улыбался.

Второй канал привлек внимание Синклера. Внезапно Синклер резко выпрямился. Мошкиты спаривались.

– Выключить интерком! – приказал Синклер.

Рядовой, сидевший рядом, поморщился, но послушался. Немного погодя на мостике показался Реннер.

– Что с интеркомом, Сэнди? – спросил он.

– Ничего плохого, – чопорно ответил Синклер.

– Вот и у тебя второй канал не работает.

– Да, мистер Реннер. Его отключили по моему приказу.

Реннер усмехнулся.

– А что ты думаешь о сегодняшней… э… программе? – произнес он.

– Мы не будем показывать на борту корабля никаких грязных сцен! С нами священник! Я не говорю о даме.

Упомянутая дама тоже смотрела второй канал. Когда изображение погасло, Салли Фаулер бросила вилку и выскочила из кают-компании. Она бежала по коридорам, игнорируя удивленные взгляды экипажа. Добравшись до кают-компании (мелкие мошкиты по-прежнему оставались in flagrante delicto), она совсем запыхалась. Почти минуту она стояла на пороге, а потом пробормотала, ни к кому не обращаясь:

– Когда их видели в последний раз, обе были самками.

Никто не ответил ей.

– Они изменили пол! – воскликнула Салли. – Держу пари, сверху наша бывшая беременная! Доктор Хорват, что скажете?

– Вполне вероятно… Фактически… – промямлил Хорват. – Я почти уверен, что тот, кто сверху, был… была матерью новорожденного, – министр с трудом справлялся с заиканием и багрово покраснел.

– О небеса! – вымолвила Салли.

Ей только теперь пришло в голову, как выглядит она сама. Выскочила из кают-компании через секунду после того, как погас интерком, и примчалась сюда. А ведь трансугольные культуры, как правило, прививали в своих сообществах излишнюю щепетильность… А она, имперская леди, торопится увидеть двух чужаков, занимающихся любовью!

Она хотела крикнуть, объяснить, что сделала важное открытие. Перемена пола, вероятно, свойственна мошкитам. Таков их образ жизни, таковы их личности, их истории. Значит, новорожденные мошкиты быстро перестают зависеть от родителей, уплачивая за это фантастически низкую цену… Интересно, детеныш уже отлучен от груди или у «матери» – теперь самца – молоко вырабатывается даже после смены пола? Вот оно – воздействие среды обитания мошкитов, причем ВСЕЙ. Это поэтому я так спешила.

Но она просто повернулась и ушла.