Текст книги "Третья мировая война. Можно ли ее остановить?"

Австрия. Комплексы и обиды

Два десятилетия назад я делал телепрограмму о стране, в которой никогда ничего не происходит. Ни забастовок, ни террористических актов, ни политических землетрясений. Здесь люди ни за что не сражаются, а просто живут.

Речь шла об Австрии. О том, что австрийцы не жалуются на то, что в телевизионных программах новостей для них совсем не находится времени. Напротив, австрийцы полагают, что чем меньше о них пишут, тем лучше, потому что это доказывает, что у них дома царят спокойствие и порядок.

Австрия образовалась после первой мировой. Проигравшую войну Австро-Венгерскую империю победители просто поделили. В 1918 году славянские народы и венгры вышли из состава империи, и тогда в Европе высокомерно говорили: Австрия – это то, что осталось от великой державы. От Австро-Венгерской империи осталась маленькая страна Австрия, большинство населения которой родились немцами.

Быть ли этому остатку самостоятельным государством или же присоединиться к Германии, этот вопрос решился не сразу. Тогда некоторые австрийцы думали, что если они действительно немцы, то странно им жить вне Германии. К тому же Австрия казалась маленькой и незавидной страной, случайным и временным образованием на политической карте, и многие австрийцы в промежутке между двумя мировыми войнами не успели полюбить свою страну.

В результате в 1938 году Гитлер легко присоединил Австрию к великогерманскому рейху. Если среди австрийцев и были люди, которые не мыслили жизни вне единой Германии, то жизнь под Гитлером излечила их от этого заблуждения. Судьба подарила австрийцам еще один шанс начать самостоятельную жизнь.

После второй мировой Австрия выбрала политику нейтралитета, демонстрировала внутриполитическое спокойствие, внешнеполитическую стабильность и тщательно обдуманную сдержанность. Она умудрилась поддерживать хорошие отношения и с Западом, и с Востоком. Когда после распада социалистической системы вся Центральная и Восточная Европа выстроилась в очередь, чтобы вступить в НАТО, одна только Австрия продолжала сохранять нейтралитет.

Австрийцы понимали, что им надо рассчитывать только на самих себя. Было и другое чувство: при Гитлере австрийцы многому научились – в частности необходимости быть терпимыми, уважать друг друга, избегать крайностей в политической жизни. Австрийцы избавились от имперского прошлого. И им за исчезнувшую державу совершенно не обидно.

Но в XXI век Австрия вошла иной.

Симпатии избирателей завоевала ультраправая Партия свободы Йорга Хайдера, чей отец рано присоединился к нацистам, вступил в штурмовые отряды и воевал в вермахте. Йорг Хайдер, молодой и красивый, был приятен избирателям своей ненавистью к иностранцам и бюрократии. Хайдера не принимали всерьез, пока он не добился настоящего успеха. Он легко обошел своих политических противников в теледебатах. Ему, как человеку со стороны, легко было обличать своих номенклатурных противников из традиционных партий, которые получают слишком большие зарплаты, но не в состоянии избавить страну от мигрантов.

Хайдер неустанно опровергает свою приверженность идеям нацизма, хотя откровенно восторгался тем, что при Гитлере не было безработицы. Он стал губернатором Каринтии. Но его карьеру прервало дорожно-транспортное происшествие. Он был пьян и не справился с управлением.

Когда-то готовность австрийцев голосовать за Хайдера привела к бойкоту Австрии на европейском континенте. Теперь таких, как он, много. Йорг Хайдер – не единственный знаменитый австриец, чей отец преданно служил Гитлеру.

Арнольд Шварценеггер родился в Австрии сразу после второй мировой. Его мать – домохозяйка, отец – полицейский. Густав Шварценеггер подал заявление в нацистскую партию 4 июля 1938 года, вскоре после включения Австрии в великогерманский рейх. И, как отец Хайдера, присоединился к штурмовикам – боевому отряду партии.

Когда началась война, отец Арнольда служил полицейским в полевой жандармерии. Занимался «наведением порядка» на временно оккупированных советских территориях, то есть боролся с партизанами и уничтожал мирное население под Ленинградом. Судьба его хранила. Он демобилизовался в феврале сорок четвертого по болезни.

Арнольд сочувственно рассказывал о несложившейся судьбе отца:

– Представьте себе, что вам обещают, что вы будете гражданином великой империи, а вместо этого возвращаетесь в страну, которая лежит в руинах. Денег нет, еды не хватает. Страной управляют оккупационные войска.

Но кто в этом виновен? Великая империя, о которой говорит Арнольд, – это третий рейх, преступное государство. И Густав Шварценеггер был среди тех, кто восторженно приветствовал присоединение Австрии к нацистской Германии. Многие австрийцы охотно служили фюреру. Они дали волю своей истеричной и злой ненависти к славянам, евреям и цыганам. Самые мерзкие нацистские убийцы были родом из Австрии, начиная с самого Гитлера. Это и привело австрийцев к полной катастрофе.

После войны союзники колебались. Что делать с австрийцами? Наказать их так же, как и немцев? Ведь они тоже были частью третьего рейха, австрийцы служили в вермахте и СС. Или считать Австрию жертвой Германии, поскольку ее насильственно присоединили к рейху? Выбрали второй вариант. В Австрии решили наказать только больших начальников, рядовые нацисты могли рассчитывать на прощение. Возможно, это была ошибка – австрийцы не осознали, что соучаствовали в мерзких преступлениях.

Теперь появились молодые неонацисты и расисты, которые выглядят совершенно современными. Мартин Зельнер возглавляет австрийское ультраправое движение «Идентичность поколения», которое ведет борьбу против мигрантов: «мультикультурализм убивает». Однажды ночью они подъехали на подъемном кране к памятнику императрицы Марии Терезии в центре Вены, набросили на голову статуи гигантский никаб (мусульманский головной убор) и повесили плакат: «Исламизация? Нет, спасибо!».

Группа Зельнера входит в европейское молодежное движение «Идентификатор», созданное во Франции в 2003 году. Члены движения говорят о «геноциде» белого населения и требуют «реэмиграции» – пусть все приехавшие, «разрушающие европейскую идентичность», отправятся восвояси.

Все они начинали в откровенно неонацистских группах:

– Тогда не было правого патриотического движения.

– Вы расисты? – спрашивают их журналисты.

– Мы консерваторы и патриоты, – важно отвечают они.

На последних выборах в Австрии ультраправая Партия свободы с неонацистскими корнями прибавила мест в парламенте. В Вене каждый четвертый молодой избиратель отдал голос Партии свободы. Ее нынешний лидер Хайнц Кристиан Штрахе в юности состоял в боевых неонацистских организациях. Потом, делая карьеру, дистанцировался от боевых товарищей. Но взглядов не поменял.

В 2000 году президент Австрии Томас Клестиль вычеркнул из списка потенциальных министров двух известных ксенофобскими выходками депутатов от партии свободы. Нынешний глава государства Александр ван дер Беллен позволил Штрахе занять пост вице-канцлера.

А победившая на выборах Партия центра переняла многие лозунги ультраправых. Лидер победившей партии Себастьян Курц был министром иностранных дел в прежней большой коалиции. Он скептически относится к Европейскому союзу.

Франция. Одноглазый вождь и его дочь

Основатель французской партии Национальный фронт Жан-Мари Ле Пен родился в 1928 году в семье рыбака. Семья была очень набожной, что характерно для бретонцев, потомков кельтских племен. Он учился в колледже иезуитов. Рано занялся политикой. Свои аргументы подкреплял кулаками. В конце концов ему в драке выбили левый глаз. Впрочем, врачи изготовили такой удачный протез, что об искусственном глазе многие и не подозревали.

Он возглавил Национальный фронт в 1972 году. Это было прибежище радикальных католиков, монархистов, поклонников профашистского режима Виши и всех, кто ностальгирует по утерянной колониальной империи. И просто неофашистов.

«Фронтовики» обещали покончить с преступностью и прижать нежелательных иностранцев, например, работу, жилье, места в детских садах давать только французам, а иностранцам не давать. А то и просто не пускать их в свои города.

Из-за Ле Пена французы разлюбили знаменитую киноактрису Бриджит Бардо, которую прежде боготворили. Разлюбили из-за того, что ее полюбил Ле Пен. Она вышла замуж за видного члена Национального фронта и друга Ле Пена и стала злобно высказываться против иммигрантов. Бриджит Бардо больше любит животных, чем людей. Когда-то с нее был вылеплен бюст Марианны – фигура, персонифицирующая Францию. И в каждой французской мэрии стоял ее бюст. И один мэр за другим расставались с ее бюстами. Французы разочаровались в своем кумире.

Ле Пену и не удалось бы создать мощное движение, если бы не случайная удача. Ему оставил огромное наследство цементный магнат, алкоголик и полусумасшедший, умерший при загадочных обстоятельствах.

На одном из партийных съездов Ле Пен провозгласил:

– Если я пойду вперед, следуйте за мной! Если я умру, отомстите за меня! Если я начну отступать, убейте меня!

Национальный фронт возник не на пустом месте.

После Первой мировой войны в относительно благополучную Францию хлынуло огромное количество иммигрантов – в основном из Центральной и Восточной Европы. Во Франции обосновались четыреста тысяч русских, которые бежали от большевиков. Париж оказался центром эмиграции в силу давних исторических связей двух стран. Но ситуация изменилась к худшему в конце двадцатых, когда начался экономический кризис, выросла безработица и русские рассматривались как конкуренты в борьбе за рабочие места.

После прихода нацистов к власти из Германии во Францию бежали антифашисты. Со времен Великой французской революции немцам было известно, что они могут найти убежище у соседей. Во Францию уезжали поколения немецких инакомыслящих – от автора «Коммунистического манифеста» Карла Маркса до поэта Генриха Гейне. Левые партии, церкви и благотворительные организации охотно помогали беженцам. Накануне войны симпатии к беженцам и готовность помогать быстро испарились. Иностранцы, бежавшие от нацистов, были интернированы.

22 июня 1940 года Франция капитулировала. Выяснилось, как много французов ненавидят иностранцев и хотят избавиться от чужаков. Подписывая унизительный мир, французы обязались «выдать германскому правительству всех немцев, чьи имена будут названы немецким правительством». Лишь немногим удалось спастись, уйти в подполье, присоединиться к движению Сопротивления. Счастливчики получали американскую или мексиканскую въездную визу, добывали деньги на пароход и уезжали через Испанию и Португалию. Отчаявшиеся спастись кончали жизнь самоубийством, не желая попасть в руки гестапо.

Главой потерпевшей поражение Франции стал престарелый маршал Анри Филипп Петен. Национальное собрание предоставило ему все полномочия. В Виши сложился культ личности маршала. Все префекты, то есть руководители местной власти, дали клятву верности Петену. Он наслаждался ролью вождя нации.

Французская кинохроника тех лет мало чем отличается от того, что показывали в Берлине или Москве. Операторы снимают те же кадры, звучит такой же бодрый дикторский текст: спаситель народа посещает селян, благословляет женщин, встречается с детьми. Французы счастливы и восторженно приветствуют маршала. Дети в галстуках, похожих на пионерские, отдыхают, а отдохнув, рисуют. Устраивается выставка детских рисунков, посвященных маршалу Петену.

Когда маршал приехал в Марсель, одна из местных газет поместила репортаж под заголовком: «Со всей широтой своей души Марсель отдается маршалу Петену, символизирующему обновление Франции».

Да и вообще, судя по кинохронике, разгромленная и оккупированная страна процветает. Люди вдохновенно трудятся под веселую песню. И видно, как над вишистской Францией занимается заря новой жизни.

Католическая церковь поддержала маршала. Кардинал Жерлье радостно восклицал:

– Работа, семья, отечество – эти три девиза Виши являются и нашими девизами. Маршал Петен – это Франция, Франция – это Петен!

Представилась возможность вернуться в старую добрую Францию, такую, какой она была до отделения церкви от государства, до изгнания церкви из школы и общественной жизни. Католический поэт Поль Клодель удовлетворенно писал в те дни: «Франция освобождена от ига анти-католической партии – профессоров, адвокатов, евреев и масонов». Епископ Гренобля произнес проповедь, в которой заклеймил «франк-масонов и другую враждебную, не менее вредоносную силу, – евреев».

Маршал Петен всячески помогал германской военной машине, отправлял в третий рейх стратегически важное сырье и посылал молодых французов работать на немецких заводах. Французские националисты охотно служили немцам. Двадцать тысяч французов вступили добровольцами в дивизию СС «Шарлемань», некоторые из них за свои подвиги на восточном фронте удостоились железного креста. В Виши сформировали «Легион французских волонтеров против большевизма», который отправился в Советский Союз воевать вместе с вермахтом против Красной армии.

Легион возглавил полковник Роже Лабонн. С немецким крестом на кителе он позировал перед кинокамерами:

– Наши дети сражаются за наши, французские, идеалы. Добровольческий легион – это прообраз нашей будущей армии. В нашем легионе молодые французы сражаются против большевизма.

Немцы всячески пропагандировали помощь французов вермахту. В кинохронике показывали, как Гитлер вручает орден французскому летчику, который сбил сотый британский самолет. Окружение маршала Петена призывало сограждан внести свой вклад в борьбу против англо-саксонской агрессии и варварского большевизма.

– Тот, кто приник ухом к микрофонам и слушает лондонское радио, говорит нам: мы не патриоты, потому что мы вместе с Германией и потому что мы признали поражение в войне, – ораторствовал главный пропагандист правительства в Виши. – Но мы реалисты. Мы хотим восстановить Францию. Французскими методами и с французскими лидерами. А вы поете с чужого голоса. Это вы не патриоты!

В Виши господствовали мерзкие настроения – антикоммунизм, антисемитизм, ненависть к республике и атеистам, что трансформировалось в симпатии к фашизму. Французам никогда не хотелось этого признавать, но нацистов во Франции тоже было предостаточно. Антиеврейские законы были приняты во Франции в октябре 1940 года, то есть еще до того, как этого потребовали немцы. Евреям запретили находиться на государственной службе. Маршал Петен, который лично правил текст закона, запретил евреям преподавать в школах и работать в суде.

Молодой писатель Жорж Сименон, которому еще предстояло прославиться своими детективами, работал тогда в газете города Льежа. Он опубликовал серию из восемнадцати статей под общим названием «Еврейская угроза», основанную на печально знаменитой фальшивке «Протоколы сионских мудрецов». После войны Сименон себе такого уже не позволял, но евреи-преступники или вызывающие неприязнь евреи неизменно возникали на страницах его романов о комиссаре Мегрэ…

Жан-Мари Ле Пен назвал маршала Петена «отличным патриотом», сказал, что нацистские газовые камеры – «всего лишь деталь истории». Заявил, что разница между расами очевидна: есть высшие и низшие цивилизации. Тогдашний премьер-министр Ален Жюппе, обычно крайне хладнокровный, назвал Ле Пена «расистом».

«Национальный фронт – крайне правая фашистская организация», – сказал министр внутренних дел. В антилепеновском марше объединились все порядочные граждане Франции – от премьер-министра до коммунистов. Манифестации проходили под лозунгом «Фашизм не пройдет!». Но лозунги Национального фронта возмущали вовсе не всех. Ле Пен побывал в Москве. Он приезжал по приглашению Владимира Вольфовича Жириновского, навестил мастерскую художника Ильи Сергеевича Глазунова.

Ле Пен участвовал в пытках во время алжирской войны, необыкновенно жестокой с обеих сторон. Пленных старались не брать. В Париже в октябре 1961 года во время одной из демонстраций алжирцев, требовавших прекратить войну, полиция убила больше двухсот человек. Тела тайно сбросили в реку. Эту акцию проводил тогдашний начальник полиции Парижа Морис Папон. Через несколько лет выяснится, что в годы нацистской оккупации он помогал гестапо.

Откуда во Франции столько ненавидимых националистами мигрантов? Из Северной Африки, в основном из Алжира. Завоеванный Францией в 1837 году, Алжир стал неотъемлемой частью страны. В середине XX века здесь жили миллионы французских поселенцев. После второй мировой Франция была вынуждена отказаться от заморских владений в Западной Африке и Юго-Восточной Азии. Но она крепко держалась за Алжир.

В ноябре 1954 года в Алжире началось вооруженное восстание против французов. Сохранять за собой Алжир Франции было очень накладно. Ей приходилось держать там полмиллиона солдат. Весь мир осуждал безысходную драму.

На пост президента страны призвали генерала Шарля де Голля в надежде, что он никогда не уйдет из Алжира и железной рукой наведет там порядок. Но де Голль не оправдал надежд армии. Он понял, что сохранить Алжир как колонию невозможно. Он обратился к французам и призвал дать Алжиру независимость:

– Совершенно естественно чувство тоски по былой Империи, подобно тому как можно сожалеть и о мягком свете керосиновых ламп, о величии парусного флота, об очаровании эпохи экипажей. Но что поделаешь? Нет политики, стоящей вне реальности.

Многие его соотечественники, в том числе Жан-Мари Ле Пен, считали уход из Алжира поражением Франции. Будущий президент страны, а тогда министр внутренних дел Франсуа Миттеран говорил в Национальном собрании:

– Алжир – это Франция. Средиземное море разделяет Францию не более, чем Сена разделяет Париж.

Сейчас очевидно, что де Голль спас Францию. Когда-то французы хотели растворить десять миллионов алжирцев-мусульман среди пятидесяти миллионов французов. Де Голль сомневался, что это возможно.

«Мусульманское население, – писал де Голль, – учитывая его этническое происхождение, его религию, его образ жизни и принимая во внимание тот факт, что с ним слишком долго обращались как с низшими существами, не позволит растворить себя или господствовать над собой, особенно в эпоху, когда от одного края вселенной до другого все народы брали свою судьбу в собственные руки…»

Генерал как в воду глядел. Сегодняшняя Франция с испугом наблюдает за своим исламским населением, боится его. Если бы тогда победила точка зрения Жан-Мари Ле Пена и Франция силой сохранила бы за собой Алжир, то сегодня выходцы из Северной Африки составляли бы половину населения страны. И чем дольше Алжир оставался бы французским, тем более воинственными становились бы ненавидящие Францию исламисты.

После Великой Французской революции это была национальная идея – принять всех, кто ищет во Франции убежища. Но получилось так, что несчастливы и арабы, и французы. Французы полагают, что иностранцы занимают их рабочие места и получают квартиры вне очереди, а из-за детей иммигрантов переполнены школы и детские сады.

Франция сделала один шаг вперед в борьбе со своим колониальным наследием, когда президент Эмманюэль Макрон в сентябре 2018 года, выступая, признал систематическое применение пыток военными в алжирской войне. Макрон, первый французский президент, родившийся после войны, продемонстрировал редкую готовность вспоминать об алжирской войне. Это самая чувствительная глава французской истории XX столетия.

Десять лет назад такой человек, как Макрон, показался бы неуместен в коридорах власти, где доминировали государственные деятели старшего поколения. Он лицо французского нового социализма. Технократ, намеренный модернизировать социальную модель государства.

– Франция больна, – говорит Макрон. – И впереди трудные времена. Нет иного выбора, кроме как реформировать страну. Для меня социализм – это не только защита безработных, но и защита бизнесменов, которые хотят создать новую компанию, и тех, кому нужна новая работа.

Париж намерен вести собственный экономический курс, поджав социальные программы, но быстро нарастив конкурентоспособность. Задача – добиться согласия самих французов на новую политику.

– Мы подавлены сознанием нашей слабости, – замечает Макрон. – Это своего рода состояние французского ума.

Макрон изучал философию, потом заинтересовался Макиавелли, что, как он говорит с улыбкой, помогает ориентироваться в политических коридорах Франции. Будущий президент работал в Нью-Йорке – в банковском бизнесе, эта работа сделала его миллионером. Он ищет вдохновения в опыте американской Силиконовой долины, кузнице современных технологий. Он восхищен позитивной ментальностью молодых компьютерщиков: мы – можем!

Президент хочет, чтобы Франция открылась бизнесу и не боялась глобализации, но не утеряла стремления к равенству:

– Уничтожить французскую модель, чтобы в одну минуту появилась британская или американская, – это не решение. Для нашего общества очевидное неравенство невыносимо.

Многие французские президенты брались за реформы и бросали их, когда французы выходили на улицы:

– Реформы – единственный выбор. Это, возможно, будет болезненно. Возможно, мы потерпим неудачу. Но Франция добьется успеха!..

Заявление Макрона о пытках во время алжирской войны напомнило о необходимости искупать грехи прошлого. Другой французский президент Жак Ширак в 1995 году извинился за соучастие Франции в уничтожении евреев в годы второй мировой. Вслед за этим в школах стали откровеннее рассказывать об этой главе истории. По всей стране появились мемориалы, в том числе музей Холокоста в центре Парижа.

Националистам слова президента Макрона сильно не понравились.

Жан-Мари Ле Пен-старший воспринимался как экстремист и получил всего 0,74 % голосов на президентских выборах 1974 года. И на партийном съезде в 2011 году передал бразды правления своей дочери Марин. Она перестала посещать ночные клубы, где ее не раз задерживали за оскорбление сотрудников полиции. Похудела и сменила прическу. А в 2015 году она потребовала, чтобы отец ушел с поста почетного председателя фронта и приостановила его членство в партии, которую он создал.

Жан-Мари Ле Пен обиделся на дочь:

– Она хочет моей смерти. Что же, она более может не рассчитывать на мою поддержку.

Марин старательно дистанцируется от отца и от прошлого ее партии. Однако же Национальный фронт остается ксенофобской и ультранационалистической организацией. Риторика – антиисламская. Но не только. Это национальные социалисты в чистом виде. Они ненавидят евреев, капитализм и демократию. Такие люди окружают Марин Ле Пен, они и определяют климат внутри партии. А каковы ее собственные взгляды?

Она сняла с Франции всю ответственность за депортацию евреев:

– Нашим детям рассказывают только о мрачных эпизодах нашего прошлого. Я хочу, чтобы они вновь гордились Францией!

Марин Ле Пен требует вывести Францию из Европейского союза и из НАТО, отказаться от евро и вернуться к привычному франку. Но сама от евро не отказывается. Она в роли депутата Европейского парламента фиктивно устраивала нужных людей помощниками. Возбудили дело, Ле Пен признали виновной в растрате денег Европейского парламента. Суд потребовал вернуть деньги. И хотел оштрафовать партию. Она получает в год четыре с половиной миллиона евро. Судьи намеревались лишить Ле Пен половины. Марин заявила, что без этих евро «партия умрет». Тогда оштрафовали не на два миллиона, а на один.

Национальный фронт выдвинул план «национальных предпочтений»: преимущество в получении работы, жилья и социальных благ предоставляется только «коренным французам». «Коренные» – это белые католики.

Национальный фронт – единственная политическая партия, открывающая французам доступ к социальным лифтам: «Это машина, распределяющая посты». Правящая социалистическая партия разрешает избираться только дипломированным специалистам, Нацфронт открывает двери для представителей рабочего класса. То, что раньше предлагала некогда сильная, а сегодня почти угасшая коммунистическая партия, стало прерогативой крайне правых.

Вот, что отличает Национальный фронт от других крайне правых партий. За Марин Ле Пен идут те, кому не нравится система в целом. Обычно закрытости хотят избиратели старшего поколения, а молодежь – космополитична. Но не во Франции, и такие настроения молодежи означают, что эти идеи никуда не исчезнут.

Национальный фронт превратился из небольшой организации, вызывавшей презрение и насмешки, в реальную политическую силу. Национальный фронт стучится в каждую голову. За Национальный фронт голосуют люди, которые прежде постеснялись бы это делать. Одна из причин радикализации общества – проблемы, порожденные большим числом иностранцев, обосновавшихся в стране. Франция в принципе открыта для умелого популиста фашистского типа.

Марин Ле Пен, как и ее отец, тоже приезжала в Россию. Поддержала закон о запрете гомосексуальной пропаганды среди несовершеннолетних и запрете усыновления детей однополыми парами. У Марин обнаружились в Москве поклонники и партнеры.

Лидеры Национального фронта предлагают всем националистическим партиям сплотиться в правом интернационале. Платформа для объединения – ненависть к приезжим и неприятие Европейского союза. Второй пункт настолько нравится иным российским идеологам, что они не брезгуют общением с персонажами, которым порядочный человек руки не подаст. Рефлекс, оставленный старыми антифашистскими временами, – не иметь дело с крайне правыми, утрачен. Ненависть к американизму, либерализму и Европейскому союзу берет верх.

Прежний политический раскол на левых и правых в Европе исчез. Риторика новых правых в разных странах очень схожа: они говорят о притеснении простых и честных работяг, выступают за традиционные ценности, против массовой иммиграции и надгосударственных регулирующих институтов.

Ультраправые позаимствовали у левых их риторику. Классовую борьбу, традиционное противостояние левых и правых сменило противостояние националистов и глобалистов. Во Франции регионы, которые двадцать лет назад голосовали за коммунистов, отдают голоса Национальному фронту. Марин Ле Пен обещает защитить рабочих, но только коренных французов, белых христиан!

– Европе угрожает вымирание, – пророчествовал создатель Национального фронта Ле Пен, – а третий мир переживает неслыханный демографический взрыв. Если мы не защитим себя, нас затопят эти массы людей, в основном бедных, прибывших с других континентов. Под этой волной погибнет наша цивилизация.

Во время воскресного ток-шоу популярный французский публицист Эрик Земмур сказал темнокожей ведущей Капсату Си (сенегальско-мавританского происхождения), что это позор, что ее родители не дали ей христианское имя:

– Ваше имя оскорбляет Францию! Франция не вчера появилась. Это земля с историей, с прошлым. И подлинно французские имена воплощают историю нашей страны!

Так начался очередной раунд дебатов о французской национальной идентичности. В своих телевизионных выступлениях, в книгах и газетных статьях Земмур предсказывает новую гражданскую войну, которую вынуждены вести в свою защиту те, кто не желает отказываться от идентичности Франции, то есть ее христианской и белой идентичности:

– Сегодня фактически идет колонизация Франции той частью населения, которая прибывает с юга Средиземноморья и которая навязывает нам (иногда силой) шариат.

Популярность таких взглядов – тревожный признак. Читающая публика не заинтересована в истине. Торжествуют растущее историческое невежество, интеллектуальный регресс и кризис ценностей. Французские крайне правые пока не могут завоевать власть, но в определенном смысле они выигрывают битву идей.

За лидера Национального фронта Марин Ле Пен на последних президентских выборах проголосовала треть французов! Вдвое больше, чем за ее отца пятнадцать лет назад. Французы голосуют за Национальный фронт, даже понимая, что он не победит. Национальный фронт прежде вызывал презрение и насмешки – партия растерянных и озлобленных. Теперь фронту отдают свой голос люди, которые прежде постеснялись бы это делать. Заботясь о своей репутации, Марин Ле Пен взяла заместителем человека с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Но в ее партии заметна мода на бритые затылки и нацистские татуировки.

После выборов другие партии, видя успех Национального фронта, перенимают его лозунги. Голосование за Национальный фронт в любом случае меняет политическую ситуацию в стране.

Марин Ле Пен, которая после отца возглавила Национальный фронт, участвовала в президентских выборах во Франции в 2017 году. Но проиграла. Летом 2018 года переименовала партию в Национальное объединение – в надежде увеличить число своих сторонников и победить в следующий раз.