Текст книги "Третья мировая война. Можно ли ее остановить?"

Словакия. Как я был чешским жандармом

По мнению словаков, они простые, открытые, непосредственные люди. А вот их соседи – чехи – с хитрецой, в них ощущается германский элемент:

– Чехи более деловые люди, прагматичные, а мы более эмоциональные.

Когда наша съемочная группа приехала в деревню Лаб, под Братиславой, в гости к Франтишке и Йозефу Осусски, во дворе резали корову. Когда я пришел, шкуру уже содрали, а кровь слили в таз и унесли. Крупный мужчина в синем халате ловко орудовал большим ножом, разделывая тушу. Остальные с удовольствием наблюдали за его работой.

Хозяйка принесла хлеб в плетеной корзиночке с белой салфеткой, сало, маринованный лук и перец – все свое. Оживившийся хозяин в свитере и синих ватных штанах полез за бутылкой. Редкий случай, когда можно пропустить стопочку с утра, и жена ничего не скажет, потому что гость из Москвы, святое дело. Хозяин выставил виски – покупное. Поправил очки, виновато объяснил:

– Самогона нет.

– Не разрешают?

– Раньше запрещалось, теперь можно. Но по привычке гонят подпольно.

– Сливовицу?

– У нас сливовицы нет, слива здесь не растет. Из репы гонят. Но мне некогда – хозяйство большое.

Порозовевший после двух стопок хозяин закусывать не стал, снисходительно и сочувственно посмотрел на меня:

– Ты что все пишешь, как чешский жандарм?

И засмеялся:

– Это у нас поговорка такая. В первой Чехо-Словакии, созданной после распада Австро-Венгрии, жандармами были чехи. Они шастали по округе, зайдут в дом, выспросят хозяев обо всем и чего-то пишут, пишут. А чего пишут, непонятно…

Самостоятельное словацкое государство появилось на свет в 1993 году после распада единой Чехословакии. Многие считают, что страна распалась из-за национализма словацких политиков. Чехи считают, что распад-это разъединение сиамских близнецов, причем восточное дитя (Словакия) попало в бедную семью.

Сожалели словаки, что остались одни?

Ян Чарногурский, председатель Христианско-демократической партии, бывший премьер-министр, политик с европейским именем, ответил мне:

– Один процент голосов получила на выборах партия, которая выступала за восстановление федерации с чехами. После первой мировой союз между нами был необходим. Иначе чехи и словаки не смогли бы освободиться от Австрии и Венгрии. Сегодня Чехословакия – пройденный этап. И ностальгии у нас нет.

Седобородый физик Йозеф Прокеш, почетный председатель Словацкой национальной партии, твердо сказал:

– Мы были, как маленькие дети, которые живут в одной комнате. Чехословакия спасла чехов от германизации, а нас от мадьяризации. Но когда дети выросли, каждому понадобилась своя комната. Лучше быть хорошими братьями в разных комнатах, чем плохими в одной.

Голубоглазый, подвижный Ян Люптак, руководитель Объединения рабочих Словакии, отрезал по-рабочему коротко и ясно:

– Один народ указывал другому, как жить. Это не годится.

Ян Люптак, в прошлом строитель, стал заместителем председателя парламента. Ему выделили апартаменты с комнатой отдыха и кухней. На его письменном столе стояла мощная черная коробка телефона фирмы «Моторолла» с именным ключом сбоку, который нужно вставить в аппарат, чтобы позвонить. Это аппарат правительственной спецсвязи.

– Чехи относились к нам покровительственно, – говорил мне Душан Слободник, председатель парламентского комитета по международным делам. – В едином государстве Словакия всегда была второстепенной частью – во всех отношениях.

Поэт и переводчик Душан Слободник очень обижен на «некоторых чешских политиков и журналистов»:

– Они, к сожалению, не поняли, что словаки – такие же умные, как и они сами. Мы не умнее, но и не глупее чехов.

Словакия сразу попросилась в НАТО.

Депутат Павел Канис, бывший министр обороны, был со мной откровенен:

– Главное, чтобы Венгрию не приняли в НАТО раньше нас. Если Венгрию примут, а нас нет, это будет плохо. Важна ситуация у соседа, а не собственная.

Многие словацкие интеллектуалы исходят из того, что словаки отличаются от чехов мягкостью, глубиной и силой чувств.

– Считается, что чехи пьют пиво, а словаки – вино, это и определяет различия национальных характеров, – сказал мне, улыбаясь, Душан Слободник.

В академическом Институте мировой литературы в Москве помнят галантного и любезного коллегу из Словакии Душана Слободника. Он приезжал в Москву обсудить, как лучше изучать общее и особенное в расцветающих литературах социалистических стран. Прекрасно говорил по-русски и много переводил с русского.

Московские литературоведы сочувственно шептались, что у словацкого гостя были в молодости неприятности и он будто бы даже сидел. Но спрашивать об этом не полагалось. Когда в Чехословакии рухнул социалистический режим, галантный поэт и переводчик Душан Слободник стал главным пропагандистом словацкой национальной идеи. Тогда же он сам рассказал историю своей жизни.

В апреле 1945 года, когда советские войска вошли в Словакию, будущий министр был арестован органами НКВД и вывезен в СССР, где просидел девять лет в лагерях в Коми. Душана Слободника, которому было семнадцать лет, обвинили в принадлежности к организации «глинковская молодежь».

Это малоизвестная страница истории. Священник Андрей Глинка был основателем партии, которая выступала за создание независимого государства. После смерти Глинки в 1938 году лидером партии стал католический священник Йозеф Тисо, которому Гитлер, оккупировав Чехословакию, предложил создать собственное государство под протекторатом Германии.

В благодарность Тисо отправил словацкий легион на помощь гитлеровским войскам в Россию. Словацкие фашисты – так называемая «глинковская гвардия» – издевались над чехами и над евреями, которых вывозили на смерть, таким постыдным образом, что папа римский, старавшийся не портить отношения с Гитлером и его сателлитами, осудил Тисо.

Священник Тисо ответил папе дерзко:

«Наша единственная вина состоит в нашей благодарности немцам, которые не только допускают и признают естественное право нашего народа на существование, независимость и национальную свободу, но и поддерживают нас в борьбе против чехов и евреев, врагов нашего народа».

Йозефа Тисо судили и повесили в 1947 году.

Но теперь мнения словаков разделились. Одни осуждают Тисо за постыдное сотрудничество с Гитлером, другие считают, что он все-таки сумел создать первое словацкое государство.

Душана Слободника после смерти Сталина амнистировали.

– В декабре 1953 года я вернулся домой, – рассказывал он мне в Братиславе. – Военная коллегия Верховного Суда СССР реабилитировала меня из-за отсутствия состава преступления. Я действительно ничего не сделал…

Седовласый, с крупными чертами лица, Душан Слободник говорил веско, как и положено государственному деятелю.

Второе словацкое государство возникло в 1993 году, после распада Чехословакии.

Словацких политиков подозревают в том, что они наследники Тисо, в том, что они националисты и обижают национальные меньшинства – венгров и цыган.

– Как вы сейчас относитесь к первому словацкому государству? – спросил я Душана Слободника.

– Мы не преемники того государства, – жестко ответил он. – Отправная точка нашей истории – антифашистское восстание 1944 года, которым мы гордимся. Но, с другой стороны, в марте 1939 года у тогдашних политиков иного выбора не было. Гитлер сказал им: или вы создадите самостоятельное государство, или я разделю вашу территорию между Венгрией и Польшей. Не могу представить себе политика, который сказал бы: делите нашу землю, мы не хотим своего государства…

В марте 2000 года парламент Словакии отказался принять резолюцию, осуждающую существование профашистского «Словацкого государства». И вот результаты. В Словакии в Банска-Бистрицком крае, где когда-то вспыхнуло антифашистское партизанское восстание, на губернаторских выборах в 2013 году победил ультранационалист и неонацист Мариан Котлеба, который щеголял в форме глинковской гвардии.

В 1941 году правительство Словакии согласилось платить Германии по пятьсот рейхсмарок за каждого словацкого еврея, которого депортируют в концлагеря. Семьдесят пять тысяч словацких евреев погибли в лагерях уничтожения.

Мариан Котлеба восхищается режимом епископа Тисо:

– Тогда была райская жизнь.

Его сторонники требуют изгнания венгров, цыган и евреев. Мариан Котлеба устраивал марши в честь служившего Гитлеру президента марионеточного словацкого государства епископа Йозефа Тисо, который в 1947 году закончил свои дни на виселице. В 2016 году Котлеба провел в парламент тридцать депутатов от своей ультранационалистической Народной партии «Наша Словакия». Но на следующий год потерпел поражение.

В ноябре 2017 года жители Словакии выбирали глав регионов и депутатов местных парламентов. Президент страны Андрей Киска призвал сограждан «воспользоваться своим правом голоса, чтобы современные фашисты ничего не получили». И Мариан Котлеба потерял пост главы Банска-Бистрицкого края, самого крупного региона страны.

Кровь и почва

В 1990 году президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер прозорливо заметил:

– Холодная война закончилась. Свобода и демократия скоро утвердятся во всех странах. Для народов Европы открывается новая глава их истории. Цель заключается в общеевропейском единении. Мы можем ее достичь. Но можем и промахнуться. Перед нами альтернатива: объединить Европу или согласно горестным историческим примерам снова скатиться в болото национализма.

Распад социалистической системы совпал с учреждением Европейского союза – в соответствии с Маастрихтским договором, подписанным 7 февраля 1992 года. Цель – политическое объединение Европы, валютный союз и общая внешняя политика.

Тогдашний канцлер ФРГ Гельмут Коль был сторонником европейского единства:

– У нас больше границ и соседей, потому что наша страна – в центре континента. Будущее нашего народа в большей степени, чем будущее других народов, зависит от развития Европы. Поэтому нас не может оставить равнодушными вопрос о том, какой путь изберет Европа. Поставит ли она перед собой цель политического и экономического объединения или же вернется к соперничеству наций, как это было в прошлые времена.

После падения берлинской стены и краха социалистических режимов восточные европейцы настойчиво стучались в двери Европейского союза. Они хотели встроиться в успешно работающий экономический механизм, который обеспечивает стремительные темпы развития, высокие стандарты и завидный уровень жизни. Вступление в Европейский союз гарантировало быстрое движение вперед.

Казалось, вступление в НАТО и Европейский союз пойдет восточноевропейским странам на пользу. Они обретут ощущение безопасности и смогут интегрироваться в европейскую жизнь.

Но европейцами не становятся, вступив в Евросоюз. Объединяют общие ценности, принципы, включающие в себя если не одинаковое, то все-таки схожее представление о человеке, об отношениях между государством и обществом. Европейцы знают, какие ценности имеют для них значение. Это общество, ориентированное на законность и справедливость.

Европейская политика – это исторически обусловленный отказ от державной политики, самоограничение суверенитета, передача полномочий от национальных государств к общеевропейским объединениям, развитие интеграции, а не упорное отстаивание национальных интересов.

Армия всегда считалась важнейшим атрибутом государства. Члены НАТО отказались от права распоряжаться собственными вооруженными силами, и это было зримым проявлением отказа от суверенитета. Сотрудничество в военной области привело к удивительному результату – на территории Европейского союза не воюют.

Важнейшее место в современной европейской политике занимает строгое соблюдение прав человека. Новичкам, разумеется, об этом рассказывали. Они кивали и охотно соглашались. Но они жаждали европейских денег, а не европейских ценностей!

Казалось, эти страны быстро освободятся от тирании и присоединятся к клубу процветающих государств. Но все недооценили определяющую роль истории, культуры и ментальности. Восточноевропейские политики родились и выросли в однопартийных диктатурах, и это определяет их представления о жизни.

В Венгрии и Польше удивительным образом соединились католицизм и пост-сталинский патриотизм. Автократические вожди не только не верят в демократические принципы, но даже и не делают вид, что их ценят. Разве что, когда обращаются в Брюссель за субсидиями и дотациями.

В штаб-квартире Европейского союза они красиво рассуждают о подлинно демократических ценностях. Но сами в них не верят. Президент Польши пренебрежительно назвал Европейский союз «иллюзорным сообществом, которое мало что нам дает».

А получив деньги, гордо говорят:

– Брюссель нам не указ, нам нужно сменить модель, нам нужна нелиберальная демократия.

Они жаждут единоличной власти, потому и твердят о возвращении к исконным ценностям, о возрождении «традиционной» Европы, консервативной. Европейские морально-нравственные принципы раздражают:

– Запад экспортирует свои ценности, объявляя их универсальными. Но исторический путь западной цивилизации был прискорбным, а ее сегодняшнее духовное состояние плачевно.

Им не нравится открытость современной Европы, глобализация, либерализм, отказ делить общество на «коренных» и «пришлых», равноправие всех этнических групп. Они вступили в единую Европу, но не стали ее частью.

Да, внутри Европейского союза правительства лишились важнейших прерогатив. Они не могут печатать деньги, даже если у них дыра в бюджете. И кажется, что создание единого центра управления Европой опасно. С какой стати все должны подчиняться международной бюрократии? Приказам, которые приходят из-за границы?

Но Европейский союз взял на себя координирующие функции и помогает найти правильные пути решения проблем, корректируя национальную близорукость и ограниченность отдельных правительств. Европейский союз в годы недавнего экономического кризиса вытащил из беды страны, которые стояли на пороге краха.

Западные инвестиции обеспечили восточноевропейским странам завидные темпы экономического роста. Если Западная Европа потеряет интерес к Восточной, то последуют спад, крушение банковской системы, всплеск безработицы и, возможно, социальный взрыв. Ультраправых это не пугает. Напротив, кризис сулит им победу на выборах.

Потому и вспоминают старые обиды. Польские политики разжигают ненависть к Европейскому союзу, доказывая, что в Брюсселе тон задают немцы, которые ненавидят поляков. Правительства Венгрии и Польши ощущают свою чуждость в либеральном сообществе. Они боятся слишком тесного сближения Парижа и Берлина и внушают своим гражданам, что Западная Европа превращает их во второсортных граждан:

– Выбор такой: или догонять эту ось, или остаться на вторых ролях. Или ты за столом, или ты в меню.

На выборах в Чехии популистское движение «Акция недовольных граждан», созданное в 2011 году миллиардером и медиамагнатом Андреем Бабишем, получило тридцать процентов голосов. За четверть века после распада Чехословакии многие разочаровались в традиционных политических партиях, погрязших в коррупционных скандалах. Андрей Бабиш, который занимает второе место в списке самых богатых людей страны, обещает навести порядок. Политиков он называет идиотами, а журналистов – болванами.

В Чехии существует и откровенно расистская праворадикальная партия «Свобода и прямая демократия». Ее лидер – предприниматель Томно Окамура. Его сравнивают с нидерландским политиком Тертом Вилдерсом, также выступающим против миграции. Правда, между ними есть одно существенное различие: Окамура родился в Токио, потом переехал в Чехию, что не мешает ему выступать против иммигрантов…

Болгары плакали, когда умер царь Борис, и плакали, когда умер вождь коммунистов Георгий Димитров, сказал один из моих софийских собеседников. Те, кто недавно совершенно искренне кричал: «С Советским Союзом на вечные времена!», с тем же воодушевлением повторял: «Да здравствуют Соединенные Штаты!».

Во вторую мировую Болгария союзничала с нацистской Германией. В конце войны в войсках СС из добровольцев сформировали болгарскую противотанковую бригаду. Но Гиммлеру удалось завербовать в нее всего лишь семьсот болгар.

В Болгарии приняли закон о защите нации (антисемитский), в 1942 году образовали комиссариат по еврейским вопросам. Но православная церковь выступила против депортации. Болгария передала немцам только евреев с так называемых новых территорий (из Эгейской Фракии, Вардарской Македонии и Пироты), которые присоединила во время войны. Гитлер окончательно не решил, оставлять ли эти территории Болгарии, поэтому в Софии спешили проявить благонадежность. Что касается евреев – подданных болгарской короны, то их высылали из городов в провинцию, отправляли в трудовые лагеря. Но все-таки не отдали на уничтожение.

Перед зданием парламента стоит памятник Александру II, русскому царю, который помог болгарам освободиться от оттоманского ига. Памятник, поставленный в самом центре Софии, чудесным образом пережил и коммунистическое правление.

«Курица не птица, Болгария не заграница», – глупо шутили в прежние времена номенклатурные выездные люди. В любой шутке только доля шутки, остальное – правда.

После 1945 года московские лидеры были уверены, что вправе распоряжаться Болгарией по собственному усмотрению. В 1947 году Сталин был готов и вовсе убрать Болгарию с политической карты мира, включив ее в Балканскую федерацию вместе с Югославией и Албанией. О превращении Болгарии в шестнадцатую советскую республику позже заговорил уже сам генеральный секретарь ЦК компартии Тодор Живков, понимая, сколь приятно обсуждение этой темы в Москве. Коллеги по советскому политбюро такую возможность не исключали. Остановка возникла из-за частностей, так сказать, технического свойства.

С кремлевских высот Болгария, верно, казалась маленькой и не самостоятельной страной, коей следует повелевать и наставлять на путь истинный. У болгар на сей счет другое мнение. Прежнее их вынужденное молчание никак не следовало понимать как знак согласия.

Депутат парламента Милан Дренчев в свое время провел в тюрьмах и лагерях семнадцать лет. С седыми усами, великолепной шевелюрой, он, несмотря на семнадцать лет лагерной жизни, оказался жизнелюбом. При двух высших образованиях – юридическом и экономическом – Милан Дренчев, выйдя на свободу, работал маляром. Видимо, в этом деле он преуспел, поскольку его пригласили красить виллу члена политбюро Петра Младенова. Когда после свержения Живкова Младенов на короткое время стал президентом страны, он вновь пригласил к себе Дренчева. На сей раз он предлагал бывшему маляру портфель министра. Красить виллу Дренчев согласился, а от министерского кресла в правительстве Младенова благоразумно отказался.

– Коммунисты были верны Москве, и это оказало плохое влияние на наше отношение к России, – сказал Дренчев. – Скажем, бульвар маршала Толбухина переименовали, а улицы, названные в честь русских генералов, помогавших нашему народу освободиться от турецкого ига, – нет.

Политик нового поколения Филип Димитров, председатель координационного совета Союза демократических сил, был нарочито холоден. Опустив в маленькую чашечку кофе три ложки сахара – для поддержания напряженной мозговой деятельности, чернобородый Димитров, бывший адвокат, занимавшийся еще и психотерапией, объяснял мне:

– Мы не хотим прежней зависимости от Москвы. И союзнические отношения нам тоже не нужны. Сохранение военного союза с Москвой будет означать, что нам не избавиться от прежнего страха перед большим братом, который в любую минуту может пожелать вновь «помочь» своим союзникам. Мы же помним, как это произошло с Чехословакией.

В августе 1991 года прекратил свое действие договор, закреплявший особые отношения народной Болгарии и Советского Союза. Одни были рады: София продемонстрировала отказ от односторонней ориентации на Москву. Других это обеспокоило: некому защитить Болгарию, если возникнет военная угроза.

Кто может быть источником такой угрозы? Турция. В Болгарии любят турок так же, как в Армении. И дело не только в том, что из национального сознания не уходят воспоминания об оттоманском иге.

Турецкая проблема не была неизбежностью, но с годами превратилась в геостратегический фактор. Начальник генерального штаба болгарской армии Радню Минчев говорил о том, что «мощное военное присутствие Турции в районе Фракии» беспокоит народ Болгарии.

Болгары помнят 500-летнее господство Оттоманской империи. Болгарское руководство опасалось своего турецкого меньшинства. Хозяин социалистического государства Тодор Живков решил насильственно ассимилировать своих турок. С 1984 года в Софии перестали говорить о турецком меньшинстве, возникло понятие «болгарские мусульмане», дескать, это те же болгары, которых в годы османского ига исламизировали. Теперь пытались их крестить и всем дать славянские имена. История эта довела болгарское общество почти до истерики.

В Софии я спросил заместителя министра культуры Ивана Маразова:

– Зачем Живков создал проблему болгарских турок? Неужели он совсем не понимал, какую бомбу подкладывал под будущее своего народа?

– Он просто хотел направить растущее в обществе социальное напряжение против турок, – ответил Маразов.

– Так примитивно?

Иван Маразов, крупный ученый, читавший лекции в европейских университетах, тихо заметил:

– Не думаю, что политики отличаются особой изощренностью.

«Почему демократия объявила войну либерализму в Восточной Европе? – задается вопросом болгарский философ Иван Крастев. – Потому что наиболее образованные и либеральные восточноевропейцы покинули свои страны.

Это подготовило почву для националистического, антилиберального восстания…

Венгрия потеряла почти три процента своего населения за последние десять лет. Только в Великобритании сейчас около миллиона поляков. Молодые и талантливые эмигрируют из стран, где низкий уровень рождаемости и население стареет. Это усиливает демографическую панику. Так что рост националистического популизма – результат массового исхода собственной молодежи и страх перед иммиграцией чужих».

Главным мотивом интеграции Европы было желание избежать новой войны. Ради этого европейцы согласились, что важнейшие решения будут приниматься на наднациональном уровне на основе совместно разработанных правовых норм. Потом стало ясно, что европейские страны в одиночку не смогут обеспечить благосостояние, занятость населения и стабильность своих валют.

Но глобализация и массовая миграция вызвали тоску по прежним национальным государствам. Национализм «крови и почвы» расцветает в старой Европе, издавна бывшей оплотом того, что считается европейскими ценностями.

Тут есть традиция. Во времена печально знаменитого антисемитского «дела Дрейфуса» депутат французского парламента и один из основателей «Лиги патриотов» Морис Барррес писал, что мигранты хотят навязать Франции свой образ жизни и «они разрушат нашу родину». Он писал в 1900 году: «Они – враги нашей цивилизации». Он считал французами только тех, в ком текла французская кровь.

Так и сегодня: носители чужой крови не должны получать наши паспорта.

В восточной части континента национализм еще яростнее.

В просвещенном венгерском обществе существовало чувство вины за венгерских евреев, которых Венгрия позволила отправить в концлагеря, и за нападение на Югославию. В социалистические годы антисемитизм или ненависть к цыганам считались чем-то позорным. Сразу после крушения социализма тогдашний премьер-министр Дьюла Хорн счел необходимым заявить, что «мы должны принести извинение венгерским евреям».

Многим эти слова Хорна не понравились: уничтожение евреев – естественная часть ужасов войны, значительно важнее говорить о тяжкой участи венгров… Словно Венгрия во вторую мировую стала невинной жертвой агрессоров, а не вступила в войну на стороне нацистской Германии.

Два начала – западническое и почвенническое, либеральное и консервативное – всегда боролись в общественной жизни Восточной Европы. Любители почвенничества, национальной идеи в годы второй мировой выродились в сторонников немецких нацистов. После развала социалистической системы поклонники этих идей вновь ожили.

– Мы хотим сохранить наш цвет кожи, наши традиции и нашу национальную культуру, – говорит Виктор Орбан. – Мы не хотим ни с кем смешиваться.

Идея этнически чистого государства связывает расу и государство. Право гражданства – только главному этносу. Остальные – гости, которых в лучшем случае соглашаются терпеть.

Либеральная демократия противопоставляет расовой идее принцип гражданства. Все, кто постоянно живет в стране, являются ее полноправными гражданами.

В Восточной Европе эта либеральная идея отвергается. Мигрантов рисуют цивилизационным врагом, возбуждая ненависть ко всем, кого не считают своим. Беженцы – «захватчики и оккупанты».

На Западе националисты исходят из того, что недостаточно получить австрийский или германский паспорт, чтобы стать немцем или австрийцем, – надо еще усвоить и принять доминирующую на этой территории культуру. На Востоке для националистов все проще: ты не станешь гражданином, если в твоих жилах не течет наша кровь.

Принадлежность к большинству создает ощущение своего величия. Только мы полноправные граждане страны, меньшинства здесь гости: «Мы – голос нации, а оставшиеся в меньшинстве должны смириться. Безопасность большинства важнее прихотей меньшинства, а сильная нация важнее мультикультурности».

Подъем националистических настроений стал предвестьем общего антидемократического поворота во внутренней политике Польши и Венгрии – пугающий пример того, как авторитаризм возникает внутри формально демократической системы. Демократические институты, созданные для того, чтобы спасти граждан от всевластия начальства, перестают служить интересам граждан, хотя и сохраняется право голосовать.

Западные ценности создавали ощущение единства. Но многие потеряли в них веру. Это привело к подъему политиков, которые не только не верят в демократические принципы, но даже и не делают вид, что верят в них и ценят их. Мы вступаем в эпоху сильных вождей, чей идеал – диктатура. Страны возвращаются к прежним моделям мафиозных государств, где все принадлежит кланам. Эти режимы неустойчивы и опасны.

Авторитарные лидеры на подъеме. Либеральная демократия в осаде. Система, которая создавалась после второй мировой и которая должна предупреждать возникновение опасных ситуаций, перестает работать.

Новые правые сделали ставку на борьбу против европейской интеграции, которую в эпоху кризиса представляют причиной всех бед. Даже в Германии, локомотиве Европейского союза, крайне правые против:

– Европейская интеграция угрожает национальному государству! Европейский союз ведет к созданию наднациональной Европы, в которой мы утратим свой суверенитет!

Ультраправые возмущаются: воспоминания о нацистских преступлениях настолько напугали немцев, что они вообще не хотят быть немцами, желают быть просто европейцами. Ультраправые призывают соплеменников:

– Хватить корить себя за преступления времен второй мировой, русские и американцы сами совершали преступления во время войны! Германии необходимо порвать с Западом и вспомнить о своей военной славе! Германии не нужен ни капитализм, ни коммунизм, Германии нужен особый, национальный путь!

И в этот сложный для Европы исторический момент рвется теснейшее сотрудничество с Соединенными Штатами. Канцлер ФРГ Ангела Меркель после встречи с президентом США Дональдом Трампом констатировала:

– Времена, когда мы могли положиться на других, миновали. Европейцы должны взять собственную судьбу в свои руки.