Текст книги "Опознание"

Глава 29

Журналист Амит Гилади быстро шел по больничному коридору. Было всего пять часов пополудни, но вокруг – ни души. Звук шагов отдавался гулким эхом, нагоняя тревогу. Резкий запах дезинфекции напомнил ему день, когда он был здесь: деда положили в больницу с осложнением после гриппа. Спустя три дня после того, как Амит навестил деда, тот умер от пневмонии.

Будь его воля, Гилади повернул бы назад и сбежал отсюда. Он не хотел идти в эту больницу, но Дори настоял. В прошлый раз Гилади сумел кое-как отбрехаться и не пошел брать интервью у Ади Регев сразу после того, как она обратилась в полицию, а позже редактор остыл к этой идее, но в этот раз не удалось отвертеться.

Оад Барэль, занявший место Эли Нахума, рассказал, где найти родителей пострадавшей. Гилади сразу узнал их: они сидели в комнате рядом с реанимационным отделением, прижавшись друг к другу и взявшись за руки.

Дори уверил репортера, что это входит в его обязанности:

«Когда погибает солдат, на следующий день в газете появляются фотографии его родителей. Откуда они берутся, как ты думаешь? Кто стучится в дверь его родного дома?»

Гилади подошел поближе. Отец Даны покосился на него и вновь опустил глаза, будто загипнотизированный однообразным рисунком плитки на полу.

Надо взять себя в руки и просто сделать то, что требуется.

– Прошу прощения, – тихо произнес Гилади.

Супруги подняли на него глаза почти одновременно.

По пути в больницу он планировал изобразить посетителя, чей родственник попал в больницу, и в ходе разговора затронуть нужную тему, чтобы выведать сведения, которые можно опубликовать. Но сейчас, стоя перед этими людьми, он понял, что не может солгать им.

– Меня зовут Амит Гилади, я журналист, – признался он.

Супруги продолжали молча смотреть на него. Может быть, они не понимают иврит? И по фамилии, и по внешнему виду ясно, что родились эти люди не в Израиле.

Он повторил еще раз, чуть медленнее.

– Я настоятельно прошу тебя уйти отсюда, – прервал его отец девушки. У него действительно был сильный акцент, но иврит – безупречный.

Амит не двинулся с места. За недолгие годы репортерской работы ему не раз приходилось стоять перед людьми, которые просили его уйти, исчезнуть, отвалить, глядели на него как на досадную помеху. Но в его обязанности входит остаться и добыть материал.

– Вы знаете, что насильник был недавно арестован полицией и отпущен по ошибке? – попробовал он завоевать доверие родителей потерпевшей. Может, если они поймут, что преступник – их общий враг, то согласятся поговорить с ним?

– Я прошу тебя уйти, – повторил отец Даны. – Мы сейчас не в состоянии беседовать…

– Как себя чувствует ваша дочь? – попробовал он зайти с другой стороны.

Отец и мать Даны отвернулись от него с отвращением, ясно давая понять, что не будут отвечать на вопросы.

– Она очнулась? Что-то говорила? Рассказала вам что-нибудь? – продолжил Амит, выполняя задание Дори.

Молчание.

– Я не враг вам, напротив… – произнес он глупую и бессмысленную фразу.

Мать посмотрела на него с раздражением. Другие журналисты, конечно, знали бы, как поступить в такой ситуации, какими словами заставить супружескую пару разговориться, излить душу. Но он не владеет таким мастерством, а может, просто не хватает опыта. Это задание обречено на провал.

– Можете вы как-то прокомментировать это печальное событие? Или сделать заявление для газеты? – попытался он еще раз.

Мать встала и подошла к Гилади. Отец сказал что-то по-русски. Амиту показалось, он сделал ей замечание.

– Мой муж попросил тебя… Прояви уважение к нашему горю, – укоризненно произнесла она.

– Я уйду, только скажите мне что-нибудь… – заупрямился журналист.

– Мы не хотим говорить с тобой, слышишь? Иди отсюда! Нам нечего сказать! – Она повысила голос, и Амит увидел, что губы ее дрожат.

– Мне нужно что-нибудь… написать читателям… сообщить людям, им это важно… они хотят знать, что вы ощущаете, как себя чувствует Дана, что с ней происходит…

Того, что случилось дальше, он никак не ожидал: внезапно мать с силой влепила ему пощечину.

– Теперь можешь написать им, как ты себя чувствуешь! – крикнула она и разрыдалась, а Амит ошеломленно таращил глаза.

Ее муж встал, обнял жену, прижал к себе.

– Извини… Пойми, мы очень расстроены… Дана в критическом состоянии… – бормотал он, держа плачущую женщину в объятиях.

Амит застыл, щека у него горела, в глазах стояли слезы.

* * *

Едва открыв дверь, Гилади увидел Дори с корректурой номера в руках. Его фигура возвышалась над перегородками, разделяющими рабочие места. Амиту захотелось незаметно выскользнуть из редакции, исчезнуть и вернуться позже: не было ни сил, ни желания общаться с Дори. Но тот его увидел и жестом пригласил зайти.

– Ну что, выполнил задание, парень? – спросил он.

– Они не захотели разговаривать… – промямлил Амит и опустил глаза.

– Что значит «не захотели»?! – взвился Дори.

Амит понял, что сейчас начнутся крики и вопли. Он промолчал, в душе проклиная Дори за это задание и себя – за то, что работает в этой чертовой газетенке. Два дня назад он случайно столкнулся в клубе «Меура» с Амиром Хаснером, с которым вместе учился в университете. Мало того, что Амир состоит в штате «Гаарец», а не трется на птичьих правах в какой-то заштатной местной газетенке, так он еще и намекнул, что работает над сенсационным материалом, который выйдет через пару дней. «Это связано с делишками в кругах, близких к комиссару полиции», – подмигнул он. Амит, конечно, ни слова не сказал, но почувствовал, как кровь пульсирует в висках. Это же тот самый материал, который он прошляпил! Его материал!

– Их дочь лежит в реанимации… – начал объяснять он. – Ну так и что? Я в курсе, что она не на Лазурном берегу прохлаждается, – повысил голос Дори.

– Я пробовал вытащить из них хоть слово. Они ни в какую. А ее мать влепила мне пощечину. Прям-таки реальную пощечину.

– Ай-яй-яй, бедный мальчик! – Дори преисполнился сарказма. – Надеюсь, тебе в больнице оказали неотложную помощь?

Гилади промолчал. Что тут можно сказать?

– Давай, лапусик, подставь мне другую щеку. Может, вторая пощечина уравновесит твое душевное состояние? – глумился Дори.

Гилади как в рот воды набрал. Лучший способ утихомирить редактора – не отвечать ему.

– У меня всегда были насчет тебя сомнения, Гилади. – Дори не собирался оставлять репортера в покое. – Я знал: когда наступит момент истины, выяснится, что ты – плакса и тряпка. Тебе не хватает напора. Ты не создан быть журналистом.

– Приставать к родителям, которые не знают, выживет их дочь или умрет, – это журналистика? – не сдержался Амит.

– Именно так, балбесина. – Дори победно усмехнулся. – Это непременная часть нашей работы. Я уже объяснял тебе. Думал, ты усвоил урок своей тупой башкой.

– Ладно, оставим родителей в покое. – Амит решил сменить тему и забыть обиды. – Это разве материал? Вот история о том, как прокуратура на пару с полицией освободили насильника, который опять взялся за старое, – это материал. Над этим я работаю…

– Ты работаешь над тем, над чем я велю тебе работать! – заорал Дори.

Краем глаза Амит заметил, что все головы в редакции повернулись в их сторону.

– Хватит, надоело! – продолжал надрываться Дори. – Надоели вы все, скопище дармоедов! Я тебе, да и всем, покажу, как это делается… что значит быть настоящим журналистом. Может, тогда начнете хоть что-то понимать!!!

Амит широко открытыми глазами наблюдал за этой вспышкой, запредельной даже для такого бешеного редактора, как Дори.

– Что смотришь на меня как идиот? – гремел голос Дори. – В какой больнице она лежит?

* * *

Гилади сидел возле кабинета и ждал, когда Дори пригласит его войти. Их встреча должна была начаться четверть часа назад, и редактор видел, что он сидит и ждет, но специально заставил его помучиться. Амит был уверен – Дори его уволит, но, как водится, перед этим обрушит на него потоки грязи и наорет на прощание.

– Возьми, прочитай, – бросил Дори, когда Амит наконец вошел в кабинет после получасового ожидания.

Он вопросительно посмотрел на бумагу, которую протягивал Дори: тот предпочитал увольнять людей устно, лицом к лицу, а не в письменном виде.

– Читай-читай, – нетерпеливо буркнул редактор. – Посмотришь, как это делается. Все приходится самому…

Внезапно до Амита дошло, о чем толкует Дори. Когда редактор спрашивал, в какой больнице находится Дана Аронова, у Амита и в мыслях не было, что Дори собирается сам воспользоваться этой информацией. Ему казалось, тот просто лишний раз хочет унизить его перед всей редакцией. Оказывается, он ошибался – напряжение отпустило. Со вчерашнего дня он ходил как в воду опущенный: ему не хотелось потерять место в газете. Несмотря на все издержки, работа журналиста имеет и свои преимущества. У него свободный график, и всегда подогревает надежда наткнуться на сенсацию – тогда впереди успех, блестящая карьера, нужные знакомства.

Гилади быстро пробежал глазами статью: «мать плачет», «отец курит не переставая», «полиция виновна», «Зив Нево», «отпуск с подругой в Эйлате»…

– Это твой последний шанс, Гилади, – похлопал его по плечу Дори. – Больше не будет.

– Я понимаю… конечно… – бормотал Амит, пытаясь сосредоточиться на тексте.

– Хотя ты даже задницу не приподнял и корчил тут из себя святую невинность, ты будешь числиться автором этой статьи, – продолжал Дори.

Амит кивнул: выбора не было. Редакторы, как правило, не подписывают своим именем материалы, даже собственноручно написанные. Если б он только мог, с радостью отказался бы от этой сомнительной чести. Судя по тому, что он успел прочесть, текст Дори представлял собой сентиментальную чепуху самого низкого пошиба – это был именно тот позорный стиль, которого Амит так боялся, пытаясь взять интервью у родителей изнасилованной девушки.

– Мы должны подобрать прозвище этому насильнику, что-нибудь мощное, запоминающееся. У меня предчувствие, что нам еще долго предстоит о нем писать, особенно ввиду полной беспомощности полиции, – прервал Дори его размышления.

– Может, «северный насильник»? – предложил Амит первое, что пришло в голову.

Дори скривился:

– Иди в полицию, поговори с копами, разведай, что они знают о нем, может, эти придурки подадут какую-нибудь идею. Проговорятся о какой-нибудь его особенности: плачет, например, после изнасилования и просит прощения или, наоборот, угрожает? Отрезает на память прядь волос? Забирает с собой их трусики?

Амит видел, что Дори в восторге от своих идей.

– А теперь, Гилади, в сторону сантименты. Надеюсь, ты усвоил урок. Пора уже повзрослеть, пацан! – крикнул Дори вслед Амиту, выходившему из кабинета.

«Да, теперь без сантиментов», – согласился журналист про себя.

Глава 30

Эли Нахум сидел в машине и терпеливо ждал, когда Оад Барэль, его бывший помощник, а ныне – преемник, выйдет из здания полиции. Когда старый сыщик прочел в газете о втором изнасиловании, в душе зародилась надежда, что его вызовут из вынужденного отпуска. Но напрасно. К нему даже за консультацией не обратились. Больше двадцати лет он проработал в полиции, и вдруг о нем забыли – как будто его и не было.

А чему, собственно, удивляться? Ведь Эли с самого начала расследования было ясно, что все стрелы критики будут направлены на него. Да и правильно его обвиняют, он и сам считает, что второе изнасилование лежит на его совести. Если бы он не допустил ошибок при расследовании, если бы не созданная им дурацкая ситуация, из-за которой пришлось отпустить насильника, приговорив всего лишь к условному сроку, второго преступления не случилось бы. «Полиция учла допущенные промахи и сделала соответствующие выводы», – ответил пресс-секретарь полиции на нападки в прессе. Заголовки газет кричали, что из-за бессилия полиции насильник выпущен на улицы города. Амит Гилади был теперь не одинок: на полицию не нападал только ленивый. Никто этого Нахуму прямо не говорил, но он прекрасно понимал: «соответствующие выводы» – это его увольнение, и, стало быть, его карьера подошла к концу.

Один из немногих оставшихся у него в полицейском участке друзей рассказал, что копы бросили все силы на поиски Зива Нево. Никто не сомневался, что освобождение из-под ареста вызвало у того ощущение эйфории и подтолкнуло к совершению еще одного изнасилования. Но пока что попытки копов не увенчались успехом. Нево как сквозь землю провалился.

Эли был согласен с рабочей версией, согласно которой виновен в обоих преступлениях один и тот же человек: изнасилования совершены как под копирку, с особой жестокостью, в одном районе, жертвы походят друг на друга. Второе преступление, конечно, мог совершить насильник-подражатель, такие случаи бывают, но это маловероятно. Подражают обычно серийным преступникам.

Второе изнасилование, как ужасно это ни звучит, может помочь Нахуму исправить свои ошибки и вернуться в полицию. Он раскроет преступление и разыщет Нево. Теперь Нахум сам себе хозяин, не должен ни перед кем отчитываться, подлаживаться под основную линию расследования, оправдываться и объяснять каждый свой шаг начальству. У него появились возможности, которых нет у копа, вынужденного получать разрешение на сверхурочную работу.

Без пяти девять Оад вышел из здания. У входа он остановился поздороваться с двумя хорошо знакомыми Нахуму людьми. Один из них – Яир Бар, репортер криминальной хроники газеты «Маарив», а второй – Амит Гилади.

Нахум глядел на них с отвращением. Он относился к поколению полицейских, которые старались как можно меньше общаться со СМИ и контактировали с журналистами, только если это могло помочь следствию. Но времена изменились. Сейчас такие контакты – часть каждодневной работы. Если бы он понял это вовремя, то не попал бы в такое положение, когда будущее висит на волоске, а сам он находится в вынужденном отпуске.

Нахум подождал, пока все трое уйдут, покинул машину и пошел к входу. Оад хороший полицейский, но у него мало опыта. Ему бы еще пару годиков, чтобы отточить навыки. Возможно, если Нахум прочитает дело внимательно, то заметит детали, ускользнувшие от глаз Оада.

Охранник у барьера посмотрел на него с удивлением.

После двадцати лет работы в полиции мысль о том, что нужно объяснять, зачем он идет в кабинет, разозлила Нахума.

– Забыл одну вещь на столе, – пробормотал он извиняющимся тоном и поторопился пройти к своему бывшему кабинету в надежде, что охранник будет последним, кто потребует от него объяснений.

Нахум включил свет. Прежде, чем он увидел, что папки с документами валяются в беспорядке, кофейные чашки стоят прямо на столе без подставок, а бумаги покрывают ровным слоем все имеющиеся поверхности, его нос уловил незнакомый запах. Кто-то поставил на полку флакончик с ароматизатором, и его родной кабинет, где Нахум провел столько лет, превратился в чужое, неприятно пахнущее пространство.

Эли охватила тоска. Не то чтобы ему нужны были еще какие-то доказательства, что карьера завершена, но любое подтверждение причиняло новую боль. Беспощадность и скорость, с которой его выбросили за борт, оглушили Нахума. Что ему теперь делать? Куда податься? Он уже не молод и всю жизнь проработал в полиции. Быть копом – все, что он умеет.

Как он и ожидал, на его столе, вернее, на столе Оада, лежали материалы дела о новом изнасиловании. Оад всегда отличался небрежностью и сейчас не потрудился убрать бумаги в ящик стола. Нахум быстро читал страницу за страницей, отмечая малейшие подробности. Сходство между двумя случаями бросалось в глаза. Даже ножевые раны под подбородком одной глубины и сделаны под одним и тем же углом. Теперь, когда Нахум ознакомился с делом, у него не осталось сомнений, что второе преступление совершил тоже Зив Нево.

Но все же два отличия имелась. На этот раз жертва была избита до потери сознания. Ади Регев Нево ударил несколько раз, но не с такой силой. Напротив, он хотел, чтобы она была в сознании, участвовала в процессе, чтобы умоляла сохранить ей жизнь. И второе: можно гарантировать, что в процессе последнего изнасилования у нападавшего не произошло эякуляции. В деле Ади Регев этот вопрос остался открытым. С момента нападения до ее прихода в больницу прошло много времени, и никаких следов чужой ДНК не нашли. Судя по ее словам, эякуляция была, но разве можно знать наверняка? Нево отказался отвечать на этот вопрос. Это насторожило Нахума. Если с Регев он кончил, а во втором случае – нет, и одну девушку лишь несколько раз ударил, а другую жестоко избил, то, возможно, испугался, что его заметили. Значит, рядом, вполне вероятно, находилась еще одна Сара Глезер.

Он взглянул на фотоснимки Даны Ароновой. Даже без чтения медицинского отчета было ясно, что насильник сломал ей нос.

Эли поднес фотографии к глазам. Что-то беспокоило его, но он не мог понять что. Выдвинул ящик стола. «Как хорошо, что Оад не успел выкинуть все, что там хранилось», – подумал он, доставая из ящика свою лупу. Вооружившись увеличительным стеклом, инспектор продолжил вглядываться в снимки. Расследование – дело кропотливое. Мелкие и второстепенные детали могут оказаться решающими. Он сложил фотографии в папку и начал читать отчет судмедэкспертизы, но никак не мог сосредоточиться. Что-то его по-прежнему настораживало. Снова вынул снимки и стал внимательно рассматривать. Ничего особенного. А что он, собственно, ищет? Вдруг Нахум застыл. Правая рука жертвы, средний палец. Он поднес лупу к снимку и удостоверился: да, на пальце след от кольца. Ясный, хоть и бледный след на загорелой коже.

Нахум продолжал всматриваться в фотографию. Не исключено, что девушка сама сняла кольцо и это не связано с изнасилованием. Может быть, оно слетело во время борьбы, если они боролись. А может, и нет.

Когда из больницы поступило сообщение об изнасиловании Ади Регев, после преступления прошло три дня. Она поднялась к себе в квартиру, долго мылась, выбросила платье, которое на ней было, и лишь под давлением родителей пошла в больницу и сообщила об изнасиловании. Нахум попробовал припомнить, спрашивал он у Ади, не теряла ли она что-нибудь во время изнасилования, но так и не вспомнил.

Он поискал в кабинете папку с материалами дела Ади Регев, но дело уже закрыто, а небрежности Оада тоже, видимо, есть предел. Эти материалы наверняка собирают пыль в архиве. Если бы его назначили расследовать изнасилование Даны Ароновой, он первым делом затребовал бы предыдущее дело и постарался уловить взаимосвязь между обоими случаями.

Эли Нахум сидел в бывшем своем кресле и задумчиво смотрел в пространство. Раньше он, бывало, сидел так часами напролет. Отсутствие кольца его настораживало. Не относится ли Зив Нево к насильникам, которые собирают сувенирчики на память?

Эли допрашивал Нево несколько раз и подолгу, но ни разу не заметил даже намека на то, что Нево психопат, обставляющий акт насилия как церемонию и любующийся своими действиями. Скорее наоборот.

Нахум наклонил голову и потер виски, пытаясь справиться с приступом головной боли. Действительно ли Нево относится к тому типу сексуальных преступников, которые могут совершить изнасилование сразу после освобождения? Зив Нево человек трусливый и к тому же бесхитростный. Так что вряд ли он рискнет снова, особенно когда над ним нависла угроза длительного реального срока. И уж совершенно точно не так скоро. Он не из тех, кто показывает копам язык, раззадоривая их, и явно не из тех, кто копит сувениры с мест преступления.

Нахум нагуглил тест для оценки психопатических черт характера – хотел удостовериться, что помнит правильно и ничего не упускает. Голова раскалывалась от боли. Он нашел маркеры психопатических черт – Нево не соответствовал ни одному из них. Правда, он разведен, но до того поддерживал длительные устойчивые отношения с женой. Нево был в армии боевым офицером, то есть умеет подчиняться военной дисциплине, эффективно сотрудничать с людьми. Его реакции во время допросов свидетельствовали о чувствительности, а не о равнодушии. Да и в юности он никогда не имел неприятностей с полицией…

Вдруг инспектор насторожился. В конце коридора послышались звук открывающихся дверей лифта и голос Моше Навона, громко говорившего по мобильному телефону. Нахум вскочил из-за стола. Нельзя, чтобы генерал застал его здесь. Ни одна душа в полиции не должна знать о его личном расследовании. Как он объяснит Навону свое присутствие в кабинете, который теперь принадлежит Оаду? В отличие от охранника на входе, Навон не удовлетворится объяснением, что он «забыл одну вещь».

Нахум погасил свет и выскользнул из кабинета. Моше вот-вот свернет за угол и окажется с ним лицом к лицу.

* * *

Он взглянул на свое отражение в большом зеркале на стене женского туалета. Здесь было просторно и чисто и пахло не в пример лучше, чем в мужском. Нахум забежал сюда, потому что женский туалет располагался совсем недалеко от его кабинета. Даже здесь был слышен голос Моше, который как раз кричал на кого-то в телефонную трубку. Как он дошел до такой жизни? Прятаться от начальства в женском туалете! Какой позор…

До той аварии возле Нетании Нахум был уверен, что так и кончит свои дни в интендантстве. Как-то раз он вместе с группой коллег-полицейских ехал в Тель-Монд, как вдруг прямо перед ними случилась жуткая авария – фура влетела в легковушку, та опрокинулась и загорелась. Пламя полыхало у самого топливного бака, всем было ясно, что машина вот-вот взорвется. Нахум услышал крики женщины, которая оказалась заблокирована внутри машины. Все отошли подальше, он – нет. Как и сейчас, тогда он не склонен был отступать, подбежал к горящей машине, разбил лобовое стекло и успел вытащить женщину. «Герой!» – кричали на следующее утро газетные заголовки. Но Нахум не ощущал себя героем. Просто если нужно сделать что-то, что ему по силам, он это делает. На церемонии награждения почетной грамотой Эли решил воспользоваться шансом и сказал командиру округа о своем желании попасть на курсы офицеров. Спустя два месяца его зачислили.

Мысль о кольце продолжала крутиться у него в голове.

Если насильник все же забрал его, то это очень важная деталь, определяющая характер.

Нахум достал мобильник, открыл дверь в одну из кабинок и уселся на унитаз. Теперь он застрял тут до тех пор, пока Навон не уйдет. Просмотрел принятые вызовы в поисках номера Ади Регев. Отлично, ее номер сохранился в памяти телефона. Надо поговорить с ней, спросить, взял ли преступник у нее какую-нибудь вещь – может быть, даже кольцо.

Девушка взяла трубку после нескольких гудков.

– Ади, – тихо сказал он, – говорит Эли Нахум.

* * *

Нахум прислонился щекой к холодному кафелю и поглядел на запертую дверь туалетной кабинки. Его внимание привлекла полусодранная наклейка с телефоном горячей линии для жертв изнасилования. В мужском туалете таких не было. Его опасения, что Ади не захочет с ним говорить, что она все еще злится, оказались напрасны. Девушка даже пыталась связаться с ним, как только услышала про второе изнасилование, но ей ответили, что Нахум в бессрочном отпуске. Она снова и снова извинялась за то, что подвела следствие. «Я запуталась и разозлилась», – призналась она и заверила, что теперь готова еще раз пройти процедуру опознания и указать на Зива Нево как на насильника. Эли терпеливо выслушал Ади и постарался как мог успокоить: он не сердится и все понимает. В коридоре стало тихо. Похоже, Моше Навон наконец ушел.

Поговорив с Ади, Нахум понял, что на его совести еще одна ошибка, возможно, самая серьезная из всех.

Потому что одно из колец Ади Регев пропало в ночь изнасилования. Она обнаружила это, вернувшись домой, но решила, что кольцо соскользнуло с пальца, пока преступник волок ее за изгородь, и побоялась возвращаться во двор на поиски. Она не придала этому значения, поскольку кольцо было недорогое. К тому же когда полиция обыскивала место преступления, кольца не нашли, и Ади решила, что оно просто потерялось.

В этой ошибке – в отличие от ситуации с Сарой Глезер – он не может винить Оада. Ведь он сам допрашивал Ади. Как он мог не спросить, не пропало ли что-нибудь из ее вещей?

Эх, если б он знал об исчезновении кольца! Все расследование пошло бы в другом направлении. Зив Нево совсем не похож на маньяка, коллекционирующего украшения как память о жертвах.

Скорее всего, рассуждал Нахум, я поддался на уверения Ярона Регева, убежденного в виновности Нево. А эта проклятая программа «Компстат»? Она конечно же тоже повлияла на мое мнение, и я, чтобы показать всем, что умею работать быстро и эффективно, сделал поспешные выводы и принял решение – самое простое, но в корне неверное. Я был уверен, что Зив Нево насильник просто потому, что хотел, чтобы он оказался насильником, и услышал в словах Нево то, чего парень не говорил.

Голова болит, кажется, вот-вот лопнет… Если Нево не насильник, то что же он делал ночью на улице Луи Маршала? И он явно испытывал чувство вины. В этом я абсолютно уверен. Зив Нево в чем-то виноват, но в чем? Как, черт возьми, как я позволил себе настолько неаккуратно провести расследование?!

Первым делом сейчас следует найти Зива Нево и проверить, есть ли у него татуировка. Если я ошибаюсь и Зив все-таки преступник, то оба дела об изнасилованиях будут закрыты и мне простят допущенные во время следствия ошибки. Тогда, может быть, еще будет шанс вернуться на службу. Но если, когда Нево найдут, выяснится, что татуировки нет, то я должен буду найти настоящего насильника. Я в долгу перед Нево, перед Ади Регев, Даной Ароновой и, возможно, новыми жертвами насилия. Я в неоплатном долгу перед ними.