Текст книги "Опознание"

Глава 23

Солнечный свет ослепил Зива Нево, когда он вышел из здания тель-авивского суда. Полчаса назад завершилось слушание по его делу, и судья Шпиглер утвердила процессуальную сделку. Розен предупредил его, что не исключены сложности, но, к счастью, все было гладко. Спектакль прошел без сучка без задоринки: прокуратура представила обвинительное заключение, содержащее вымышленную историю о том, как он напал на Ади Регев и причинил ей телесные повреждения. И он, и его адвокат подтвердили эту ложь. Затем судья устало спросила его (было видно, что эти формулировки она давно знает наизусть), признает ли он указанные факты, понятен ли ему текст соглашения о признании вины, осведомлен ли он о том, что у суда нет обязательств перед ним. Он ответил «да», «да» и «да», как велел ему Розен. Судья едва взглянула на Зива. Она признала его виновным в нападении при отягчающих обстоятельствах на основании собственных показаний, а затем, скучая, выслушала прокурора и адвоката, которые, играя пустопорожними фразами, объяснили, почему надо утвердить эту сделку. Пока они говорили, судья механически кивала, а затем подписала соглашение.

– Все, ты можешь идти. Береги себя. – Розен пожал Зиву руку и поспешил продолжить беседу с Галит Лави, очаровательной молодой женщиной с густыми длинными каштановыми волосами и зелеными глазами.

Все было кончено меньше чем за полчаса.

Розен предупредил, что в зале суда будут присутствовать журналисты, и посоветовал не разговаривать с ними. «Я сам пообщаюсь с прессой», – пообещал он. Но явился только один корреспондент какой-то районной газеты, чье лицо показалось Нево знакомым – он видел этого парня на первом слушании дела. От вопросов репортера по поводу процессуальной сделки демонстративно отмахнулись и адвокат, и прокурор. Как видно, изнасилование, о котором поначалу кричали все заголовки, уже забылось.

Усталая и сонная публика полулежала на длинных коричневых деревянных скамьях. Зив спросил адвоката, видит ли он среди присутствующих потерпевшую, тот отрицательно покачал головой. Зив попробовал представить, о чем она думает сейчас. Что заставило ее согласиться на весь этот цирк? Кто мешал Ади Регев подняться и закричать: да что же это происходит?! Насильник будет обвинен в преступлении с дурацким названием «нападение при отягчающих обстоятельствах» и получит всего два года условно?! Зиву стало жаль девушку.

Включив на выходе из тюремной камеры мобильный, он, к своему великому разочарованию, убедился, что никто не звонил. И никто не пришел встретить его и не присутствовал на слушании по делу. Он так соскучился по Гили, так хотел его увидеть, но все-таки не стал просить Мейрав, чтобы она привезла сюда ребенка. Сама она, конечно, не предложила.

Он позвонил ей. Номер занят. Зиву хотелось обнять Гили, поцеловать, вдохнуть его аромат. Он перезвонил – Мейрав не отвечала. Наверно, она внесла его номер в черный список.

Зив вышел из зала суда, отделавшись гораздо более легким наказанием, чем ожидал, однако никакой радости не испытывал. К чувству страшного одиночества теперь прибавилась злость. Он злился на Мейрав – за то, что она не может простить ему одну-единственную за все годы их брака ошибку; на брата, которого у него теперь как будто и нет, и на Шимона и Мешулама, которые отнеслись к нему как к пешке, которой можно с легкостью пожертвовать. Ведь если б не странная милость со стороны прокуратуры, ему пришлось бы долгие годы томиться в тюрьме за преступление, которого он не совершал.

Нево надоело, что все топчут его ногами, смотрят на него, будто он пустое место. Он должен изменить свою жизнь к лучшему, а для этого надо что-то сделать. Только вот что?

Погруженный в свои мысли, Нево не заметил, что за ним следят. Он собирался перейти дорогу, но тут рядом остановилась черная машина. У Нево екнуло сердце. Внутри сидел Меир, тот самый здоровяк в наколках, который чуть не задушил его в Абу-Кабире. Меир высунул голову в окно и тихо приказал:

– Садись.

Зив Нево уселся рядом с водителем и увидел на заднем сиденье Мешулама. Они не виделись с тех пор, как тот отправил Зива закладывать взрывное устройство, теперь он показался ему еще более крупным и угрожающим.

– Тебя, значит, освободили… – со скрытой угрозой произнес Мешулам.

Зив не знал, что ответить.

– Это что же, насильников перестали сажать в тюрьму?

Лишь теперь Нево сообразил, в чем дело. Шимон, ну и Мешулам тоже, конечно, были уверены, что он донес на них в обмен на смягчение приговора, пошел на сделку с полицией. Какое еще объяснение можно придумать, если Нево удалось избежать долгого заключения?

Вот идиот! Как он не подумал об этом раньше? Когда Асаф Розен сообщил ему о процессуальной сделке, Зив обрадовался. Подумал, что все уладилось: и не выдал никого, и получил условный срок. Оказывается, не всё.

– Я сказал адвокату, что признаюсь в изнасиловании. – Он посмотрел на Мешулама в зеркало заднего вида. – Но в прокуратуре наверняка поняли, что дело разваливается, и согласились скостить… Я в этом участия не принимал… Это мой адвокат уладил… – Нево сбился и замолк под ледяным взглядом Мешулама.

Меир тоже молчал. Тишина становилась зловещей.

Главное – не позволить страху овладеть тобой, приказал себе Зив. Он вспомнил, что его мама всегда говорила: «Единственная вещь, которой надо бояться, – это сам страх».

– Никто не знает, что я делал той ночью на улице Луи Маршала… Никто… Вам не о чем волноваться, – добавил он, но его спутники продолжали угрюмо молчать.

Нево перевел взгляд на окно, провожая глазами проносящиеся мимо улицы.

– Чего Шимон от меня хочет? – спросил он, хотя знал, что ответа не получит.

Мешулам промолчал, Меир его будто вообще не видел.

Вдруг Зив заметил, что они едут не к офису Шимона, а в обратную сторону.

– Куда мы едем? – спросил он.

– Хватит вопросов, помолчи, – сухо приказал Мешулам с заднего сиденья.

Холодный пот выступил у Зива на лбу. Они не верят ему. Они собираются допросить, а затем убить его. Может, даже приступят сразу ко второму пункту. Как ему убедить их, что он не предатель? Ведь он и сам не понимал, что произошло на встрече адвоката с той дамой из прокуратуры.

Нево был слишком измучен, чтобы выдержать еще один допрос. Да и кто это выдержит?! Когда Эли Нахум его допрашивал, Зив чуть не раскололся, хотя полицейский до него пальцем не дотронулся. А эти не ограничатся разговорами, будут бить, пока он не скажет им то, что они хотят услышать. Его не ждет ни суд, ни адвокат, они просто пустят его в расход.

– Вот, смотрите. – Нево достал из кармана приговор суда, который дал ему Розен в конце судебного заседания. – Я признан виновным в нападении на девушку. Судья согласилась на условный срок из-за того, что прокуратура уступила… Я не знаю почему… Я им ничего не говорил… Мой адвокат тоже не знает.

Мешулам глянул на мятую бумажку в руках Зива и презрительно фыркнул.

– Смотри, смотри, тут написано… – Нево попытался сунуть приговор в руку Мешуламу, но тот отвернулся и уставился в окно.

«Конечно, не верят, – размышлял Зив, – иначе вели бы себя дружелюбнее». Но лица громил сурово застыли. Что пользы обращаться к ним, убеждать, умолять? Они все равно будут смотреть недоверчивыми холодными глазами: да разве может человек, обвиненный в изнасиловании, выйти на свободу с условным сроком в два года?

Он должен бежать. Если останется в машине, они убьют его. А может, и на этом не успокоятся и выполнят угрозу насчет Гили. Покажут остальным, что бывает с теми, кто, как считает Шимон, предал его. У Нево нет влиятельных друзей, из него легко сделать козла отпущения. Он должен предупредить Мейрав, что надо хватать Гили и бежать.

Машина остановилась в пробке. Он увидел рядом полицейский автомобиль. Если сейчас выскочить, вряд ли Мешулам и Меир будут преследовать его. Они наверняка направляются в Петах-Тикву, на заброшенный склад, где смогут допросить его, а после – уничтожить так, что никто не узнает. Пройдет немало месяцев, прежде чем найдут его тело. Да никто и искать особо не будет. Кто вообще заметит его отсутствие?

Нево снова посмотрел на полицейскую машину. Может, это знак и удача наконец смилостивилась над ним?

Но как выйти? Он даже не стал проверять дверь, был уверен, что она заблокирована.

«Думай, думай», – приказал он себе.

Начал кашлять. Никакой реакции. Зашелся в кашле, наклонился, уткнувшись в приборную панель.

– Что такое? – спросил наконец Меир.

– Похоже, меня сейчас вырвет, – сказал Зив сдавленным голосом.

– Только не вздумай наблевать тут в машине, – предупредил Мешулам сзади.

– Не могу… не могу больше терпеть… – Нево изобразил позыв к рвоте.

– Я тебе руки-ноги переломаю, если наблюешь, – пригрозил Меир.

Нево продолжал хрипеть, так что его чуть в самом деле не вырвало. Надо продержаться еще несколько секунд, пока они сами не откроют дверь.

– Открой ему, пусть блюет на дорогу, – скомандовал Мешулам Меиру.

Меир повернулся к нему в нерешительности.

– Ты хочешь нюхать лужу блевотины в салоне? – спросил Мешулам, и Зив, чтобы не возникло сомнений, еще раз изобразил рвотный позыв.

Щелкнула разблокировка дверей.

– Иди блевать на тротуар, сука, – услышал Нево голос Мешулама.

Зив открыл дверь, ступил на землю и обернулся:

– Я никому ничего не рассказывал, я вас не выдал. Скажите это Шимону.

Они смотрели на него с удивлением. Нево хотел еще что-то добавить, но не стал, захлопнул дверцу и побежал между машинами, застывшими в пробке. Он бежал изо всех сил: нужно оторваться от них, позвонить Мейрав, предупредить ее.

Метров через сто Зив оглянулся. Мешулам стоял возле машины и смотрел ему вслед. Его не стали преследовать. Нево смешался с толпой пешеходов на тротуаре.

Глава 24

Эли Нахум вышел из кабинета своего начальника, суперинтенданта Моше Навона, и прислонился к стене, пытаясь успокоить бушевавшие эмоции. Без крепкой стены за спиной он может не выдержать, сорваться, а это ни к чему. Эли всегда старался сдерживать чувства, особенно когда речь шла о работе. В течение многих лет он выстраивал имидж жесткого полицейского, который не жалеет ни себя, ни сотрудников, ни задержанных.

Полицейский, проходивший мимо, с удивлением взглянул на него, наверняка любопытствуя, с чего это он застыл тут как памятник самому себе. Эли ответил вежливой полуулыбкой, давая понять, что смотреть тут совершенно не на что.

– Все нормально? – Полицейский все-таки подошел к нем у.

– Да, да, – кивнул Эли, проявляя признаки нетерпения.

Полицейский еще раз окинул его взором и пошел своей дорогой. Нужно уйти отсюда. Очень скоро все будут знать, что произошло там, в кабинете. Злые языки работают без обеда и выходных. Пусть к этой истории не прибавится хотя бы описание его драматичного выхода из кабинета: бледный как полотно, инспектор Нахум стоит, бессильно прислонившись к стене. Нахум знал, что ему придется заплатить за провал дела Ади Регев. Он, правда, надеялся, что Галит Лави не раскроет его роль в этой истории, но понимал, что шансы невелики, и был готов к выговору с занесением в личное дело, даже к чему-то более серьезному.

Но не к такому. Моше Навон, которого он знал уже много лет, сообщил, что принято решение отстранить его на два месяца от работы. В течение этого времени будет решено, предстанет ли он перед дисциплинарным судом. «Отдел внутренних расследований уже в курсе, а ты ведь знаешь, они своего не упустят», – добавил он извиняющимся голосом.

Нахум побледнел и попытался объяснить Моше, что поступил так, предполагая, что действует в интересах следствия, что это поможет исправить ситуацию, в которой виноват отец потерпевшей…

Моше молча кивал. По его застывшему взгляду Нахум понял, что слова не имеют никакого значения. Их разговор – лишь дань протоколу. Решение уже принято.

У Нахума пересохло во рту. Он хорошо знал, как работает система, и ощутил прилив ярости. Такое отстранение от работы означает конец карьеры. После стольких лет верной службы Нахум заслуживает большего и так просто не сдастся. Он не готов к тому, чтобы его просто взяли и вышвырнули ко всем чертям.

Но не успел он открыть рот, как распахнулась дверь и в самый неудачный момент (пожалуй, даже в подозрительно неудачный момент) в кабинет вошла секретарша Моше и сообщила, что суперинтенданта вызывают на срочное совещание к окружному комиссару. Моше, похоже, ждал ее, вскочил с кресла со словами:

– Не переживай! – и похлопал Нахума по плечу, прежде чем они расстались. – Если в прессе не поднимется шум из-за статеек этого Гилади, я сделаю все возможное, чтобы избежать дисциплинарного суда.

– А если не получится? – спросил Эли.

– Ну ты же знаешь, что существуют творческие способы решения проблемы, – ответил Моше почти шепотом.

Нахум не нуждался в пояснениях, намек был ясен: он всегда может досрочно выйти на пенсию.

– Моше, все это неправильно, – сердито сказал Нахум. – Я принимал решения, как всегда, на благо дела. Меня поставили в безвыходное положение, что требовало особого подхода.

Молчание босса еще сильнее разозлило Нахума. Начальство, когда хотело, очень хорошо умело закрывать глаза на проступки своих подчиненных и прикрывать их от отдела внутренних расследований. Когда-то он тоже пользовался расположением начальства. Теперь, увы, похоже, нет.

– Все будет хорошо, не волнуйся. Я не дам тебя в обиду, – пробормотал Моше, подталкивая Нахума к двери.

Нахум брел по коридору – только бы подальше от кабинета. Ноги словно налились свинцом. Несмотря на бодрые прощальные слова Моше, инспектор – теперь уже бывший инспектор – чувствовал себя раздавленным: он отлично научился читать между строк.

Что он скажет жене? Детям? Нахум много работал и думал о работе даже дома, но они всегда знали, что могут положиться на него, что он сильный, он их обеспечит. А что теперь? Он будет безработным? Будет сидеть дома и смотреть телевизор?

Он должен подумать. Полиция для него – больше чем просто место службы. Эли вложил в свою работу всю душу, отдал ей лучшие годы. Он ее любил. Неужели все кончено?

Нет! Он не собирался сдаваться и сидеть сложа руки. Если нужно, пройдет в любую дверь, а если его вышвырнут, влезет в окно. В системе не так уж мало людей, которые поймут, почему он поступил именно так. Людей, которые помнят его с давних пор. От таких мыслей он взбодрился и, спускаясь по лестнице, почувствовал себя лучше. Все еще впереди. Последнее слово останется за ним.

Он решил заглянуть в свой кабинет – убедиться, что ничего не забыл. Проходя мимо двери своего помощника Оада, Эли остановился. Оад сидел за столом, широко улыбаясь, а вокруг него столпились сотрудники, еще пять минут назад работавшие под руководством Нахума. Лица у всех были праздничные, как будто они собрались на вечеринку. Известие об отстранении Нахума распространилось с невероятной скоростью. Его коллеги узнали об этом раньше, чем он сам.

Ему показалось, будто его пнули ногой в живот. Через месяц к нему придут и скажут, что, к сожалению, принято решение предать его дисциплинарному суду, а может, придумают что-нибудь похуже. И с этим пистолетом, приставленным к виску, ему предложат досрочно выйти на пенсию.

Нахум отступил на несколько шагов назад, не желая, чтоб его увидели таким – сердитым, обиженным и оскорбленным. Надо уйти отсюда как можно быстрее.

Он начал спускаться по ступенькам в сторону выхода, и тут сзади раздался голос Оада:

– Эли, подожди минутку, я хочу поговорить с тобой.

Нахум припустил вниз по лестнице, сделав вид, что не услышал.

Глава 25

Мейрав стояла за салатом в сэндвич-баре неподалеку от своей работы и напряженно торопила взглядом еле ползущую очередь. В половине пятого она должна забрать Гили из садика. Опаздывать нельзя. Ведь она одна. Никто ее не заменит, не разделит с ней заботы. Сегодня, как и всегда, ей придется обедать быстро, прямо за компьютером.

Услышав голос Зива, окликающий ее по имени, Мейрав, конечно, решила, что ей мерещится, что она ошиблась. Ведь он в тюрьме. Арестован по подозрению в изнасиловании. Как ей сказали знакомые знакомых, чей приятель служил в полиции, обвинение ему предъявлено серьезное и нет никаких шансов, что он выйдет на свободу в ближайшее время. Весть об аресте Зива потрясла ее. Пусть люди и твердят, что невозможно по-настоящему узнать душу и сердце другого – даже самого близкого – человека, что каждый человек – шкатулка с секретами, но Мейрав ни на минуту не поверила, будто Зив мог кого-то изнасиловать. Да, она не раз думала о нем гадости, она позволила себе вспылить во время последнего разговора, но была уверена, что Зив на такое не способен. Кто угодно, только не Зив.

– Мейрав, – снова услышала она его тихий голос, быстро оглянулась и увидела, что он стоит в очереди у нее за спиной. Как он попал сюда?!

– Что ты здесь делаешь? – отпрянув, спросила она испуганным шепотом. Они давно не оказывались так близко друг от друга.

– Меня освободили, – тихо ответил он, – поняли, что это сделал не я, что они ошиблись.

После ареста Зива адвокат Мейрав объяснил, что теперь любой суд присудит ей все, чего она только захочет: единоличное право опеки, дозволение отцу видеться с ребенком не чаще раза в неделю, без ночевки, в присутствии работницы социальной службы, возможность увеличения алиментов. «Этот арест – настоящая атомная бомба в войне между вами», – сообщил адвокат не без злорадства. Несмотря на это, Мейрав была рада узнать, что его выпустили и больше не подозревают в изнасиловании. Не только из-за Гили, которому иначе придется всю жизнь нести на себе печать сына насильника, и не только из-за самого Зива, а еще и потому, что в глубине души она знала – Зив неплохой человек и никому не способен нанести вред намеренно. Она злилась и до сих пор злится на него за то, что он изменил ей и в течение долгих месяцев врал про истинную причину своего увольнения. Это он разрушил их брак. Она до сих пор выплачивала долги, накопившиеся за то время, пока он не работал, что уж говорить об алиментах. Зив платил ей жалкие крохи.

Нанять адвокатом Гая Бернштейна ей предложила подруга. Мейрав не колебалась ни секунды. Гай был известен как воин, который не берет пленных. Он объяснил Мейрав следующее: раввинские суды всегда становятся на сторону мужчин. Так что, если она желает хоть что-то получить при разводе, а не наблюдать, как ее неверный муж загребет себе все их совместно нажитое имущество, ей придется быть безжалостной. «У тебя нет другого выбора», – повторял адвокат, стоило Мейрав проявить малейшие признаки слабости или начать колебаться, прежде чем решиться на тот или иной шаг. И поскольку Мейрав верила в опыт адвоката, а на Зива гневалась и хотела отомстить, сделать ему больно, то соглашалась на все предложения. Подала на мужа жалобу в полицию. Он толкнул ее, это правда, и Мейрав была поражена и напугана, но даже тогда она понимала – это просто минутная вспышка, за которую Зив не переставал себя казнить.

* * *

– Нам надо поговорить, – сказал Зив и сделал шаг, стремясь сократить созданную ею дистанцию.

Мейрав молча смотрела на него, не зная, как ответить. Они познакомились в армии. Она была секретарем командира батальона, а он – офицером саперной службы в том же батальоне. Нево пришел в штаб поговорить с командиром, чтобы убедить его не отдавать под суд солдата из его роты, удравшего в самоволку. Командир был занят, и Зив ждал в приемной и рассказывал ей про солдата, который после смерти отца время от времени убегал из части, но всегда возвращался. Мейрав слушала его не перебивая, и была очарована красивым офицером, который отечески заботится о своих солдатах. Выйдя после встречи с командиром, он улыбнулся ей и сказал, что ему удалось уговорить того не давать ход делу. Она поразилась. Командир был известен своей непримиримостью к самовольщикам. «Как тебе это удалось?» – спросила она. Зив подмигнул ей и ответил: «Сиротское братство помогло». Сначала она решила, что он подшучивает над ней, и даже обиделась, но позже узнала, что он потерял обоих родителей в автокатастрофе.

Несколько месяцев спустя Мейрав встретила Зива на вечеринке в Тель-Авиве. Она не ожидала, что он запомнит ее, но Зив подошел к ней поболтать. В гражданской одежде он был еще привлекательнее, чем в военной форме. Ночь после вечеринки они провели вместе. Мейрав сама себе удивлялась: никогда в жизни она так себя не вела.

Их отношения развивались стремительно. Зив ухаживал за ней, заботился, баловал. Она была счастлива. Очень скоро познакомила его с родителями, и семья Мейрав приняла его как родного сына. А он полностью посвятил себя ей и семье…

– Чего ты хочешь? – спросила она наконец недовольным тоном.

– Мне надо поговорить с тобой, – настойчиво повторил Зив.

– Не о чем нам разговаривать, – огрызнулась Мейрав. Хотя гнев со временем улегся, она все еще не могла простить его. Она так любила его, а он ее предал!

– Мейрав… Прошу тебя, это важно, – мягко попросил он, тронув ее руку.

Зив похудел. Килограммов на пять, а может, и больше, с тех пор как они в последний раз виделись. Выглядит ослабевшим, уставшим и каким-то затравленным. Сердце Мейрав дрогнуло от жалости, но она не знала, как выйти из ставшей уже привычной боевой стойки.

– Ладно, говори, – сухо сказала она.

– Не здесь. – Он кивнул в сторону скамейки, стоявшей поодаль от бара.

Мейрав взглянула на часы. Если она уйдет из очереди, то останется голодной и Гили будет забирать не в лучшем расположении духа. И все же, хотя адвокат запретил ей общаться с бывшим мужем без диктофона, она пошла за ним: ее убедила непривычная настойчивость в его голосе.

Зив уже не был похож на того стройного, спортивного красавца офицера, вскружившего ей голову. Он казался встревоженным, беспокойно озирался по сторонам, словно боялся погони. Мейрав испугалась: вдруг его не освободили, а он сбежал из тюрьмы?

– Тебе с Гили нужно исчезнуть из Тель-Авива на несколько дней, – заговорил он наконец.

– О чем ты? – отозвалась она, а про себя подумала: «Что за бред он несет?»

– Мейрав… Я наделал много ошибок… и в отношении тебя… и… – Он с трудом выговаривал слова.

Ее терпение лопнуло, и она поднялась со скамейки. Он тоже встал, глядя на нее серьезно и мрачно:

– Из-за меня Гили угрожает опасность, люди из преступного мира могут причинить ему зло…

– Что? – Мейрав ничего не понимала, но ее охватил страх. – Какой еще «преступный мир»? – Она-то считала, что Зив был арестован за изнасилование!

– Прости меня… – попросил он, не поднимая глаз.

Мейрав почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

Сердце выпрыгивало из груди.

– Что значит «причинить ему зло»? – еле выговорила Мейрав, ноги у нее подкосились, и она осела на скамейку.

– Я подумал, ты можешь отвезти его к Орит, твоей подруге, которая живет в долине Арава. Всего на несколько дней, пока я не улажу свои дела… – Нево не ответил на ее вопрос.

– Почему я должна куда-то его везти? – словно очнувшись, сердито спросила Мейрав. Она вскочила со скамейки. – Я в полицию, – и быстро пошла, стараясь как можно дальше уйти от Зива и от сказанных им слов.

Он догнал, взял за руку:

– Мейрав… прошу тебя… не надо в полицию… я бы сам туда пошел, если б это могло помочь… Эти люди, у них нет ничего святого… они не остановятся ни перед чем.

Мейрав растерянно смотрела на него. Она не сомневалась, что ребенок для него дороже жизни, что Зив любит Гили всем сердцем и никогда не сделает ему ничего плохого.

– Что ты натворил, Зив? – спросила она дрожащим голосом. – Это как-то связано с тем изнасилованием? – Тут голос поднялся почти до крика. – Как ты мог подставить под удар собственного ребенка?!

– Ты права… я… я запутался… – Он растерянно смотрел на Мейрав. – Дай бог, чтоб мне удалось исправить то, что я наделал. Я пытаюсь, но это займет время. А пока Гили в опасности. Единственный способ защитить его – спрятать на несколько дней…

Мейрав хотелось устроить ему сцену, сделать ему больно, но она сдержалась. В глазах Зива она увидела настоящий ужас. Гили действительно в опасности.

– Обещай мне, что отвезешь его куда-нибудь, – прошептал он.

Мейрав не ответила.

Зив нарушил молчание:

– Мне надо идти, – и, сгорбившись, пошел прочь.

Внезапно она окликнула его. Он обернулся.

– Береги себя, – неожиданно для себя попросила Мейрав.