Текст книги "Голос Незримого. Том 2"

ЭОС (приближается к Селене)

 
Привет сестре моей, вернейшей из невест!
Скажи мне, милая, ужель не надоест
Тебе сидеть вот так над пастухом сонливым,
Когда есть бодрствующих столько? Лишь к оливам,
Что там, в лугах, ступай!
 

СЕЛЕНА

 
Но я люблю его,
Как, Эос, любишь ты Тифона своего.
 

ЭОС (в негодовании)

 
Я? Старца этого, разящего могилой?
 

СЕЛЕНА

 
Не всё ли то равно? Ты любишь.
 

ЭОС

 
Я любила!
И очи застилал мне радужный туман…
Но он рассеялся – и вижу я обман
Той страсти длительной и верности напрасной…
Любовь навек страшна. На миг она прекрасна!
Был юный мил Тифон, а старый – гадок… Что ж,
Есть молодой Кефал! Но, нет, ты не поймешь!
 

СЕЛЕНА

 
Да, не пойму, прости. Навечно быть влюбленной —
Восторг единственный, ничем не омраченный!
 

ЭОС

 
Прощай! Теперь я мчусь на голубой Олимп,
Где пурпур тог и уст, венков и кудрей нимб —
Где я все горести земные позабуду!
 

СЕЛЕНА

 
Ты счастлива, сестра?
 

ЭОС

 
Была. А ты?
 

СЕЛЕНА

 
Я буду!
 

ЭОС

 
И ты готова ждать?
 

СЕЛЕНА кивает головой.

 
И долго?
 

СЕЛЕНА

 
О, века…
 

ЭОС (задумчиво)

 
Да, всё же я тебе завидую слегка:
Я и в богах моих земного вижу много,
А ты и в юноше своем узрела бога!
 

(Быстро удаляется.)

Селена вновь поникает над ЭНДИМИОНОМ. Оба Эрота сходятся впереди.

2-й ЭРОТ (несколько растерянно)

 
Выходит, коль послушать то,
Из нас не выиграл никто.
 

1-й ЭРОТ (примиряюще)

 
И оба мы не проиграли,
Спор не решен, как и в начале!
Но, чтоб не ссориться нам впредь…
 

2-й ЭРОТ

 
Не драться больше, не шуметь…
 

1-й ЭРОТ

 
Не лучше ль луками сменяться?
 

2-й ЭРОТ

 
И, как друзья уже, расстаться?
 

Обмениваются луками и хлопают по рукам.

 
Фью-фью-фью-фью, фью-фью-фью-фью!
Бежим на ловлю мы свою.
 

1-й ЭРОТ

 
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля-ля!
Бежим в светлеющие дали!
 

Убегают обнявшись. Лазурнейшее утро.

СЕЛЕНА (поет одна)

 
Проливает луна
Ониксы рос…
Дремлет под ними он,
Милый Эндимион…
Обвевает весна
Золото роз…
Спит между ними он,
Милый Эндимион…
Испила я вина
Счастья и слез…
Встань, мой Эндимион,
Милый Эндимион…
 

ЗАНАВЕС

Снова к рампе выходит ТОРГОВКА.

ТОРГОВКА

 
Ну, вот, красавицы, и снова я пришла,
Желая от души вам счастья, а не зла.
Что ж, выбрали божка? Которого ж берете?
Того ль, из мрамора? Иль этих, в позолоте,
Из гипса мягкого?
 

Пауза.

 
Но вы молчите? Что ж?
И те не нравятся, и этот нехорош?
Должно быть, были вы к старинной басне чутки
И испугали вас моих эротов шутки.
Так я уйду пока, а как придет любовь,
Лишь кликнете меня, и появлюсь я вновь!
Но поспешите всё ж – вот вам совет мой даром:
Что молодым идет, то не пристанет старым.
 

(Уходит с корзиной)

КРАСНАЯ, ТО БИШЬ ЗЕЛЕНАЯ ГОРКА
^{<праздничный>}[111]111
  Дефект копии. – Сост.


[Закрыть] ^{лубок в 1 действии}

ЛИЗУТКА – крестьянская девка.

ВАНЮШКА – паренек.

ЛИЗЕТТА – барская горничная.

ИОГАНН – барский камердинер.

ДЕД ВАНЮШКИ – деревенский староста.

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ.

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ.

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ.

Действие происходит четверть века тому назад в российской отдаленной деревеньке.

Густо-зеленый лужок между сквозных еще берез. Ранняя весна. Голубой погожий денек.

ЛИЗУТКА – пригожая русая девка – сидит на траве и разбирает цветы, лежащие в подоле. В стороне, под кустиком спит пьяный ДЕД.

ЛИЗУТКА (поет)

 
Ой, дождусь ли красной горки я?
Выйду ль замуж за дружка?
Сиротинушка я горькая —
Ни поневы, ни платка…
 
 
Только мне всего и счастьица,
Что гулять с ним здесь в лугу!
Он, конешно, шибко ластится,
Да о свадьбе ни гу-гу
 
 
Ну, а я, конешно, строгая,
Чтобы глупостев – ни-ни!
До поры, гуляй, не трогая,
Будешь муж – цалуй и мни!
 
 
Ой, цветочки одуванчики!
Погадать мне, што ль, на вас
О моем любезном Ванечке? —
Чтой-то будет промеж нас?
 
 
Коли цветик весь обдуется,
И от дыха одного,
То судьба уж не минуется:
Быть мне ладушкой его!
 

(Как бы приготовляясь, округляет щеки и дует изо всей силы)

Стремительно вбегает ВАНЮШКА и, обнимая, валит ЛИЗУТКУ

ВАНЮШКА.

 
Что вздыхаешь, так натужась, ты?
Аль вздуваешь самовар?
 

ЛИЗУТКА (отбиваясь)

 
Напугал-то как… До ужасти!
Да отстань… Прилип, как вар!
 

ВАНЮШКА (важно)

 
От попа, небось, уж знаем мы:
«Да прилипнет муж к жене».
 

ЛИЗУТКА

 
Дурень! То не нас касаемо.
Оженись сперва на мне!
 

ВАНЮШКА (радостно осклабляясь)

 
Девонька! К тому и гну-то я.
Дай под ярь лишь распахать!
 

ЛИЗУТКА

 
Ведь твоя семейка, лютуя,
Супротивится?
 

ВАНЮШКА

 
Начхать!
 

ЛИЗУТКА

 
Всё ж ты, Ваня, внучек старосте,
Он же страсть чванлив и горд!
 

ВАНЮШКА

 
Вона! Дед дурит от старости.
Не указ мне – пьяный черт!
 

ДЕД (просыпаясь)

 
Ну, народ! Нет дня без ругани…
Про когой-то?.. Невдомек…
Вот просплюсь – телят напуганней
Разбегетесь! Дай лишь срок…
 

(Снова засыпает)

ЛИЗУТКА (жалостно)

 
Нету, друг, за мной приданого,
Окромя любви моей
Да лица мово румяного…
С тем возьмешь ли?
 

ВАНЮШКА (крестясь)

 
Пра! Ей-ей!
Не из нонешних я – с совестью…
Отпахаюсь – и к венцу!
 

ЛИЗУТКА

 
Цельный год ждала, готовясь, я…
К одному бы уж концу!
 

ВАНЮШКА (поет)

 
Горячий я, молоденький,
Ты ж – девка ничаво:
Тут ямочки, тут родинки…
И мне ждать каково?
 
 
Эх! Скоро ль, друг сердешненький,
Ты выйдешь за меня?
Уж птах полны скворешники, —
Там писк и хлопотня…
 
 
Цветут уж молодильники
И испущают дух…
Вовек ни подзатыльника
Не дам тебе, ни плюх!
 
 
Круглей ты, чем горошинки,
Я ж – парень ничаво:
Курчавенький, хорошенький,
А уж люблю как… во!
 

(Бурно обнимает ее и целует)

ДЕД (снова просыпаясь)

 
Ну, народец! Даже в праздники
Нет стыда… Нехорошо!
Чьий-то это безобразники?
И задам я им! Ужо…
 

(Вновь засыпает)

 
Выбегают девки: в малиновом, канареечном и лазоревом.
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ (хохоча и закрываясь рукавом)

 
Гы-ы… Глядите-ка – Ванятка!
 

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ (так же)

 
Гы-ы… Лизутка тоже тут!
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ (так же)

 
Гы-ы… Цалуются так сладко!
 

ВСЕ ТРИ (бросаясь к парочке)

 
Ан, попался с Лизой плут!
Хороводник! Лизоблюд!
 

ВАНЮШКА (ошеломленный, оставляя ЛИЗУТКУ)

 
Штоб вас!.. Вам-то разве жалко?
 

ДЕВКИ

 
Откупись, – тогда голубь!
 

ВАНЮШКА (с важностью)

 
Будет всем по полушалку,
Сверх того на жамки рупь!
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ

 
Маловато!
 

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ

 
Ишь, сквалыга!
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ

 
Да-а… жених!..
 

ВАНЮШКА

 
Прибавки хошь,
В нашу честь попой, попрыгай!
 

ДЕВКИ

 
Ладно уж… Не без того ж!
 

ДЕВКИ отступают и начинают водить хоровод. ЛИЗУТКА и ВАНЮШКА присоединяются к ним и выходят на середку.

ДЕВКИ (поют)

 
Речка в водопольице
Выльется, не вольется…
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 
 
Вдоль плывет и крутится
Серенькая утица…
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 
 
Глядь – под тенью ивистой
Селезень разливистый!
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 
 
Мчит, летит – и с утицей
Рядом как очутится!
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 

ВАРИАНТ

 
От села досюлева,
Девоньки, загуливай!
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 
 
Все мы – в новом ситчике,
Не мордасты личики.
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 
 
К каждой вмиг прицепится
Парень вроде репьица.
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 
 
А порвет он платьице, —
Свадебкой поплатится.
Слева вправо вкруг идет
Наш веселый хоровод.
 

При последних словах появляется ЛИЗЕТТА. Она миловидная девушка, с белокурой челкой, одета по-городскому. ДЕД просыпается и таращит на нее глаза.

ЛИЗЕТТА

 
Чтой-то? Танец хороводный?
Ах, какой народ немодный
В эфтой русской местности!
Нынче пляшут все чардашный —
Кружат, крутят… так что страшно! —
Будто нет телесности…
 

ДЕВКИ застенчиво ухмыляются и разглядывают ЛИЗЕТТУ

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ

 
Вот чудная-то красотка!
 

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ

 
Тулово-то посередке
Узкое, что вершица…
Как в грудях у ней не сперло?
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ

 
Каблучки же ровно сверла.
Как на них и держится?
 

ВАНЮШКА подходит к ЛИЗЕТТЕ и оглядывает ее не без любопытства.

ВАНЮШКА (ЛИЗЕТТЕ)

 
Чья же ты сама, одначе?
 

ЛИЗЕТТА

 
А с господской ближней дачи!
Я зовусь Лизеттою.
Барыню как расфуфырю, —
Моционю на зефире
Авенюшкой этою!
 

ВАНЮШКА (подмигивая девкам)

 
Ишь! Залетная, знать, птица!
 

ЛИЗЕТТА

 
Да, живала в загранице,
Скрозь прошла Европею, —
И не, как вы, аз да буки, —
Изучила все науки,
Пуще ж – гардеропию!
 

ЛИЗУТКА (наивно и робко)

 
Бай, что ж там произошла ты?
 

ЛИЗЕТТА (с гордостью)

 
Всё: как бюст подбить из ваты,
Как вздыхать, бледнеючи,
Как изячней бедокурить,
Волоса как белокурить, —
Мало ли что, неучи!
 

(Пренебрежительно отходит, вертится и что-то мурлыкает)

ДЕД (про себя)

 
Учена, а мало толка…
Из себе худа, и холка
Как у Сивки нашего…
В платье дудкой, пятит грудку, —
А дрянцо перед Лизуткой!
Ту хоть не прикрашивай!
 

ВАНЮШКА (видимо заинтересованный)

 
Ну, а как насчет их жисти?
 

ЛИЗЕТТА (презрительно)

 
Да, уж здешней пофорсистей!
Здесь у вас ведь Азея…
В избах нету продуваров,
Нет в деревнях плитуаров…
Вот прошлась по грязи я —
И загадила баретку!
 

ЛИЗУТКА (таща к себе ВАНЮШКУ)

 
Значит, к нам ходи, да редко!
 

ЛИЗЕТТА

 
Ах, чумичка дерзкая!
 

ДЕД (с восторгом)

 
Ай да Лизка!
 

ВАНЮШКА (отталкивая ЛИЗУТКУ)

 
Цыц, Лизутка!
 

ЛИЗЕТТА (закатывая глаза)

 
Ох, люблю до безрассудка
Чувства кавалерские!
 

(Заигрывает с ВАНЮШКОЙ и указывает на себя и ЛИЗУТКУ)

ЛИЗЕТТА

 
Вот сравни, коль не влюблен уж,
Как субтильна я, миленыш,
Та же – фи! – аляписта!
 

ВАНЮШКА, расставив ноги, смотрит на ЛИЗУТКУ

ДЕД (в сторону)

 
Да зато не белоручка!
Что ж услышим мы от внучка?
 

ВАНЮШКА (после долгого размышления)

 
Точно что. Разлаписта.
 

ДЕД (с сердцем про себя)

 
Уж какая-никакая, —
А с тобой перевенчаю,
Голова тетеречья!
Легко ль, взяв Лизетку в снохи,
Слышать «фи» да «хи» да охи,
К примеру теперича!
 

ЛИЗЕТТА обнимает ВАНЮШКУ

ЛИЗУТКА (девкам)

 
Батюшки! Приколдовала!
 

ЛИЗЕТТА (ВАНЮШКЕ)

 
В аккурат ведь я сказала?
Разница огромная:
Мы хоть обе Лизаветы,
Та – Лизутка, я ж – Лизетта!
 

ЛИЗУТКА (всплескивая руками)

 
Горюшко! Будь Домна я
Али Фекла, Степанида, —
Не видать бы мне обиды!
 

ДЕД (подходя к ней)

 
Полно нюнить загодя!
Вон маячит фрак кофейный…
Ухажер спешит, знать, ейный.
Эх ты, девка-ягода!
 

(Ободряюще хлопает ее по плечу.)

Появляется ИОГАНН, молодой, белобрысый немчик.

ИОГАНН.

 
Где ви, Lieschen, liebe Lieschen?
Поболтаем чуть… ein bisschen!
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ (хватая его за фалды фрака)

 
Стой-ка, котобрыс!
 

Все три рассматривают его.

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ

 
Вот потешный!
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ

 
Ой, умора!
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ

 
Не упустим щелкопера!
Милые, держись!
 

ИОГАНН (вырываясь)

 
Да остафьте ви, кувалды —
Я останусь ohne фалды!
 

(Среди девок высматривает ЛИЗЕТТУ и видит ее, целующейся с ВАНЮШКОЙ)

 
О, mein Gott! Скандаль!
Meine дюшка, сердца Dame
К мужику прильнул устами…
Я как фкопан всталь.
 

ДЕД (ЛИЗУТКЕ)

 
Выгорает дело наше…
 

ЛИЗЕТТА (подходя к ИОГАННУ)

 
Что с тобою, Иогаша? —
Ты совсем бурдов!
 

ИОГАНН (в негодовании)

 
О, позор Gesicht mein залил! —
Поцелюйчиком он салил
Сладенький из ртов!
 

(Грозно ВАНЮШКЕ.)

 
Удались, verrückte Knabe,
Дай свой Küsschen этой бабе,
 

(Указывает на ЛИЗУТКУ).

 
Kammerfrau – моя!
 

ВАНЮШКА

 
Стрикулисту – честь и место.
Аль то будет вам невеста?
 

ИОГАНН (сразу успокоившись)

 
Молодец!.. Ja! Ja!
 

(Поет.)

 
Слюжу я с поклоном
Князьям и баронам —
Всем русским боярам,
Gewiss, не задаром.
Я – обер и камер-лакей,
Но ручку и сердце дал ей.
 

(Указывает на ЛИЗЕТТУ)

 
То с фоткой в Karaffe
Ich stehe при графе,
То с квасом в графине
Ich gehe к графине, —
Я – обер и камер-лакей,
Но в Vaterland рвусь поскорей!
 
 
Скоплю – и nicht wenig
In Russland я денег, —
И в Мюнхен счастливый!
Там – с кружкою пива,
Я – обер и камер-лакей,
Сам граф буду с Lieschen моей!
 

ЛИЗЕТТА (с вызовом)

 
То сказала бабка надвое!
 

ИОГАНН (недоуменно)

 
Ihre Grossmutter? Warum?
 

ЛИЗЕТТА (горячась)

 
Я покуда не жена твоя!
 

ДЕД (внезапно выступая, властно)

 
Что за бунт здесь? что за шум?
Посажу зараз в холодную!
 

ЛИЗЕТТА

 
Воттакндравы! Грубиян!
 

ДЕД (таща ее к ИОГАННУ)

 
Ни к чему нам воломодные…
Вот Яга твоя, Яган!
Убирайтесь в рощи дачные, —
Там вольготнее плясать
Ваши танцыи чердачные!
 

ИОГАНН испуганно влечет за собой ЛИЗЕТТУ

ЛИЗЕТТА (ИОГАННУ)

 
Лыцарь! Нечего сказать.
Ты должон бы с ним дуелиться!
 

ИОГАНН (увиливая)

 
Nicht ein Bursch’, ich bin – лакей…
ДЕД (засучивая рукава)
Да, кулак мой не безделица!
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ (в восторге)

 
Дед, валяй!
 

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ

 
Лупи!
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ

 
Огрей!
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ

 
Неповадно б было барыне!
 

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ

 
Чтобы стала посмирней!
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ

 
Да маленько позамаранней!
 

ЛИЗЕТТА (подбирая юбки и убегая)

 
От стыда уйтить скорей!
 

ИОГАНН плетется за ней.

ВАНЮШКА (вслед)

 
Так-то… Скатертью дороженька!
 

(Робко ЛИЗУТКЕ.)

 
Лиз, а, Лиз! Прости меня!
 

ЛИЗУТКА (обнимая его)

 
Бог простит тебя, пригоженький…
 

ДЕД (ВАНЮШКЕ)

 
Хоть ты, парень, размазня,
И тебя ругнуть бы стоило, —
Не могу… тово… нельзя, —
На весенний лад настроило!
Сам сосватаю вас я!
 

ДЕВКА В МАЛИНОВОМ

 
Их давно пора оженивать!
 

(Лизутке и Ванятке.)

 
В добрый час!
 

ДЕВКА В КАНАРЕЕЧНОМ (им же)

 
Сто лет прожить
И друг другу не изменивать!
 

ДЕВКА В ЛАЗОРЕВОМ

 
Миловаться, не тужить!
 

На заднем плане снова начинают водить хоровод, остальные подходят к рампе.

ЛИЗУТКА

 
Дождалася красной горки я…
Ну, и вы все дождались!
Вместе катимся мы, горькие,
С этой горки вниз да вниз…
 

ДЕД

 
А к Европе или к Азии, —
То по карте вам видней…
Только скоро в дикообразие
Обратимся мы, ей-ей!
 

ВАНЮШКА

 
Да, не в том образование,
Чтоб, сменив на фрак кафтан,
Тот, кто прежде звался Ванею,
Стал отныне бы – Иоганн.
 

ЛИЗУТКА

 
А Лизутка, став одетою
Уж в tailleur, не в сарафан,
Называлась бы Лизеттою
И учила бы канкан.
 

ДЕД

 
Да, родимые, печальные
Времена, не отопрусь! —
Мутью интернациональною…
 

(В сторону: тьфу ты, пропасть – не выговоришь.)

 
Затуманилася Русь…
 

ВАНЮШКА

 
Всё ж когда-нибудь – в то верим мы —
Вновь объявится она
Вроде сказочного терема,
Высока, крепка, ясна!
 

ВСЕ

 
Напоследок же, влюбленные,
Вам даем один совет:
Грезьте горкою зеленою —
Красный цвет не в моде… Нет!
 

ПРИМЕЧАНИЯ

СКАЗКИ И ПОЭМЫ

Сказка о нежной княжне и о княжиче Снегуре. Альциона: [Альм.] Кн. первая. М.: тип. рус. т-ва, 1914. С. 129–146. Помета: «Стрелица». Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 49. Л. 1-10.

Песнь о Золотой Олоне. ЖД. 1917. № 1, 1 янв. С. 3–5; № 2, 15 янв. С. 3–5; № 3, 29 янв. С. 3–5; № 4, 15 февр. С. 3–5; № 5, 1 марта. С. 2–3. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 52. При сверке с машинописью в журнальной публикации выявлены (и исправлены в наст. изд.) следующие погрешности:

1) Глава III. После ст. 92 следует не связанная и не рифмующаяся с другими строка: «Но они не замечали -».

2) Глава IV. Опечатки – ст. 19: «левые» вм. «девии»; ст. 50: «сулила» вм. «судила»; ст. 111: «неутомленно» вм. «неутоленно»; ст. 120: «бедностью» вм. «бледностью».

3) Глава V. Ст. 71 пропущен. Опечатки – ст. 103: «Ели» вм. «Еле»; ст. 141: «хмарый» вм. «хмарный».

4) Глава VI. Опечатка – ст. 72: «вширь» вм. «в ширь».

5) Глава VIII. Ст. 46 и 47 переставлены местами.

6) Глава IX. Последний ст. пропущен. В то же время ст. 127 пропущен в машинописи.

Миф об амазонках привлек внимание Столицы в самом начале ее поэтического творчества (см. диптих «Битва греков с амазонками»). Разработка античных мифов, видимо, не удовлетворила поэтессу, и она создала вымышленный праславянский миф о женщинах-воинах и их правительнице Олоне.

Лебединая родина. Лица: Биографический альманах. 7. М.-СПб.: Феникс; Алетейя, 1996. С. 29–53, по неавторизованному и недатированному рукописному списку – РГАЛИ. Ф. 1346 [Коллекция стихотворений]. Оп. 1. Ед. хр. 386. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 53. Л. 1-33. В первой публикации датировка определялась широко: 1916–1920? гг. По имеющейся на титульном листе списка монограмме «ГЦ.» можно предположить, что он принадлежал знакомому поэтессы Георгию Дмитриевичу Цветкову. В Библиотеке ГЛМ хранится конволют из трех книг Столицы – «Раиня», «Лада», «Русь» – в художественном переплете с дарственной надписью на книге «Раиня»: «Многоуважаемому

Георгию Дмитриевичу Цветкову – Любовь Столица. А все-таки я верю в Русь. 1917 г. Сентября 15 дня». Это позволило скорректировать датировку до 1916–1917 гг. Основанием для следующего уточнения является информация о книгах Столицы в первом отдельном издании романа «Елена Деева» (см. о нем в примечаниях к роману):

Книги Л. Н. Столицы. Имеются на складе книгоиздательства «Виноградье». 1. Раиня. – 2. Лада. – 3. Русь. – 4. Елена Деева. – 5. Лазорев-Остров: Четвертая книга стихов. (Печатается) – 6. Спас: Пятая книга стихов. (Готовится) – 7. Сказки: а) О нежной княжне и о княжиче Снегуре; б) Об Анастасии красе – золотой косе. – 8. Песнь о Золотой Олоне: Поэма. (Печатается) – 9. Зоя и Авенир: Идиллическая повесть. (Готовится). – 10. Лебединая родина: Поэма. (Готовится).

Сказка о молодецкой рукавичке и о нежити-невеличке. ЖД. 1916. № 24, 15 дек. С. 3–5. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 49. Л. 11–14. Сказка основана на русских народных святочных обрядовых действах, сохранявшихся с языческих времен, и поверьях. Святки начинаются с Рождества Христова и продолжаются до крещенского сочельника. В Святые дни происходили народные празднества с пирова-нием, песнями, плясками и ряжением. Главным обрядом было гадание о женихах и невестах. На посиделках происходило высматривание невест. Существовало поверье, что в святочные дни по улицам бегает нечистая сила, поэтому никто поздно не выходил из дома из опасения попасть в лапы чертям.

Сказание о Марии – прекрасной египтыныне. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 49. Л. 15–18. Датируется как предшествующее написанию драмы в стихах «Мириам Египетская».

Лазорь чудный. Столица Л. Голос Незримого: Поэмы: I. Голос Незримого. – II. – III. Лазорь Чудный / С предисл., портр., автографом и биограф. очерком; Обл. работы худ. Е. П. Ващенко. София, 1934. С. 59–111. Сюжет поэмы отчасти опирается на «Послание архиепископа Новгородского Василия к владыке Тверскому Феодору» (1347; см.: Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV в. Т. 6. М.: Худ. лит., 1981. С. 47–48).

Голос Незримого. Столица Л. Голос Незримого. С. 15–56.

ДРАМЫ В СТИХАХ

Голубой ковер. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 51. 95 лл. Машинопись с авт. правкой и пометами А. Я. Таирова (режиссёрский экз.) – РГАЛИ. Ф. 2030 [Московский государственный Камерный театр]. Оп. 1. Ед. хр. 255. 119 лл. Пьеса была поставлена в Камерном театре, премьера состоялась 23–25 января 1917 г. Режиссеры – А.Я. Таиров и СМ. Вермель; художники: по костюмам – П. Г. Узунов, по декорациям – А.Э. Миганаджиан; композитор – Анри Фортер; в ролях: Узбек – К. В. Герт, Мневэр – А. Г. Коонен, Пленник – Н. М. Церетелли. Накануне премьеры Столица писала (Я о своей пьесе//Кулисы. 1917.№ 3. С. 11):

Моя первая пьеса «Голубой ковер», которая ставится сейчас московским Камерным театром, была мною задумана еще три года тому назад, но отложена тогда для работы над стихотворным романом «Елена Деева», – и окончательное свое воплощение замысел мой получил только в этом году, после пребывания моего в Крыму.

Природа внутренней Тавриды, девственной и цветущей, такой несхожей с побережной, дурно-оцивилизованной полосой ее, картины простой и чудесной жизни коренного татарского населения, наконец, сказочные строения старинного ханского дворца в Бахчисарае (к сожалению, сильно испорченного Екатерининской реставрацией в стиле рококо) и нового, но очень выдержанного в арабском духе дворца гр. Сумарокова-Эльстон в маленьком селении Кокозах навеяли на меня то настроение, которое заставило меня вспомнить полузабытую идею и взяться за обработку ее.

Эти фруктовые сады в бело-розовом цветении миндалей и персиков, где четко звучит трещотка от птиц в руках черномазого татарчонка, эти долины, поалелые от дикорастущего мака или нежно-позеленелые от только что рассаженного табака, где пестреют согбенные и закутанные в чадры фигуры работающих татарок, эти роскошные оранжевые розы, примешивающие свой тягуче-сладкий аромат к запаху свежеиспеченных чуреков и обвивающие вплоть до плоских крыш жалкие постройки кебавен и кофеен, этот несказанно-бирюзовый купол небес и нестерпимо-белые конуса минаретов оставляют, действительно, впечатление незабываемое…

Но особенно поразил и пленил меня удивительно сохранившийся тип тамошних юных женщин, женщин-подростков. Это, именно, – женщины, так они полны таинственной прелести и наивной важности в красоте своей. Черные полулуния их бровей как будто о чем-то спрашивают всегда, розовые полулуния их губ как бы хранят в улыбках свою загадку… Образ этот, такой светлый и загадочный, полный таких, если можно так выразиться, местно-восточных и в то же время обще-женских черт, и явился для меня вдохновляющим импульсом.

Тайна женского существа, его извечные достоинства и недостатки, его неизменная изменчивость в сердечных переживаниях и постоянная тоска по новом – высшем и лучшем существовании, его неискоренимое свободолюбие при условиях самого большого подчинения и неисправимое фантазерство в самом жалком житейском состоянии – вот о чем говорит моя пьеса. Как и во всех моих произведениях, главную роль здесь играет героиня – это нищенка – потом ханша – потом гурия… Вокруг нее, как срединной, гибкой и яркой арабески, и развертывается, как узор, действие «Ковра».

К статье приложены две газеллы из пьесы: «И-ах! Весною чародейной жить прекрасно!..», «Что, мой хан, ты смотришь хмурей?..» Критика отмечала (ЖД. 1917. № 3, 29 янв. С. 17. Подпись: Кин):

В Камерном театре с большим успехом прошла пьеса Л. Столицы – «Голубой Ковер».

Как ни расходились мнения среди публики и рецензентов, но в том, что пьеса понравилась, не было сомнений.

Как во всякой первой пьесе, у драматурга есть недочеты, главным образом сценические. Длинноты, в некоторых местах недостаток действия. Режиссер мог бы сгладить их, но он их только подчеркнул. Неясная дикция артистов сильно мешала оценить достоинство стиха, и в самой постановке пьесы заметна несыгранность, отсутствие единства тона.

Последняя декорация немного напоминает уголок «шикарного» ресторана.

Как выиграла бы пьеса при более тщательной постановке.

Всё это не должно, однако, расхолаживать автора, ибо пьеса имела успех, несмотря на недостатки постановки, и, таким образом, весь этот успех можно смело отнести исключительно на его счет. <…> Следует отметить, что Таиров старался избегать продолжительной декламации: в тексте режиссерского экземпляра сделано большое количество купюр, особенно в монологах.

Мириам Египетская. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 57. 85 лл.

Звезда от Востока. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 61. 119 лл. Первоначальный вариант загл. – «Звезда восточная». Эпиграф – из романа «Братья Карамазовы» (Ч. 2. Кн. 6: Из бесед и поучений старца Зосимы. Нечто об иноке русском и о возможном значении его).

Отсылая к этому месту из романа, Столица, по-видимому, выражала свое отношение к событиям в России, пророчески предсказанным в романе: «…Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: "Имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже приумножай” – вот нынешнее учение мира. В этом и видят свободу. И что же выходит из сего права на приумножение потребностей? У богатых уединение и духовное самоубийство, а у бедных – зависть и убийство, ибо права то дали, а средств насытить потребности еще не указали» (Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы. Л.: Худ. лит., 1970. С. 367). Размышления Достоевского о вере, народе, разъединении людей и их спасении легли в основу драмы. В ней Столица также создает образ почитаемого народом старца. Не случаен и детский образ Милуши как существа ангельского, в полной мере выражающего чаяния Достоевского. Несмотря на присутствие в драме исторических личностей – А. И. Герцена и А. С. Хомякова, – главная героиня, Софья Львовна Вьельгорская, скорее всего, не имеет реальных прототипов. Действие происходит летом 1840 г., о чем свидетельствует упоминание о смерти философа и поэта Николая Владимировича Станкевича (25 июня 1840) в Швейцарии. Герцен возвратился из ссылки в Москву в конце марта 1840 г., между 24 марта и 5 апреля посетил П. Я. Чаадаева, тогда же состоялсь его знакомство с Хомяковым. Однако 12 мая он переехал в Петербург и лишь 13 июля 1841 г. получил разрешение на переезд в Москву, тогда же возобновил знакомство с Чаадаевым и Хомяковым, познакомился с П. В. Киреевским, посещал салон А. П. Елагиной.

СЦЕНИЧЕСКИЕ МИНИАТЮРЫ

для театра-кабаре «Летучая мышь»

«Летучая мышь» основана в 1908 г. актером МХТ Никитой Федоровичем Балиевым (наст. имя и фам. Мкртич Асвадурович Балян; 1876/1877 или 1886–1930) как кабаре артистов МХТ; превращена в открытый театр-кабаре, затем – в театр сценических миниатюр. В 1920 г. после гастролей по Кавказу театр выехал за границу. «Летучая мышь» возродилась в Париже. В 1922 г. театр переехал в США (Голливуд, затем Лос-Анджелес).

Зеркало девственниц. И. 1918. № 2/3. С. 3–14. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 56. Л. 1-16. Печ. по машинописи, т. к. в публикации опущены некоторые авторские ремарки. Премьера спектакля в «Летучей мыши» (под названием «Зеркало девственниц: Сказка 1001 ночи») состоялась 24 октября 1917 г. (Рампа и жизнь. 1917. № 31, 22 окт).

Анахорет и красавица. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 54. Л. 1-15.

Московские невесты. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 56. Л. 17–28. Премьера спектакля в «Летучей мыши» состоялась 16 января 1918 г. Критика отмечала особенный успех именно этой пьесы Столицы: «…Очаровательны “Московские невесты” Любовь Столицы, баюкающие “нынешних” москвичей далеким благополучием доброго старого времени, сонной пышностью богатых, белотелых, аппетитных купчих и малиновым звоном не менее аппетитных и богатых рифм. Пьеска безукоризненно разыграна г-жами Фехнер, Барсовой, Гатовой и гг. Бориным, Волковым и Латугиным» (Рампа и жизнь. 1918. № 4. С. 12). Пьеса шла в «Летучей мыши» в Париже в 1920–1921 гг. в декорациях и костюмах С. Ю. Судейкина и Н. В. Ремизова.

На весах судьбы. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 54. Л. 16–22. Премьера спектакля в «Летучей мыши» состоялась 16 января 1918 г. вместе с пьесами «Московские невесты» Столицы, «Рыцарь, проигравший свою жену черту» М. А. Кузмина и др. (Рампа и жизнь. 1918. № 3. С. 5). «Обе вещицы Любовь Столицы "Московские невесты” и особенно китайский гротеск "На весах судьбы” своим несомненным успехом очень обязаны режиссеру и костюмерной мастерской, в работах которой, кстати, всегда так много вкуса и чувства стиля. Что касается самих пьесок, то "Невесты” милы и в меру шаржированы, в гротеске же порою немного режет слух не совсем твердый стихотворный ритм» (Театральная газета. 1918. № 4, 21 янв.). «Сильно, стильно и ярко написан и исполнен г-жой Дейкархановой и гг. Подгорным и Васильевым китайский гротеск “На весах судьбы”, принадлежащий перу <…> даровитого автора» (Рампа и жизнь. 1918. № 4. С. 12).

Под звон кампаниллы, или Проученный ханжа. Машинопись (ко-пия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 60. Л. 9-23. Премьера состоялась на открытие летнего сезона 1918 г. (Театральная газета. 1918. № 22,2 июня). Пьеса шла в «Летучей мыши» в Париже в сезон 1921 г. Декорации и костюмы Н. В. Ремизова (La Chauve – Souris de Moskou de Nikita Balieff au Theatre Femine Troisieme programme mars-avril 1921).

Пояс Афродиты. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 58. Л. 1-16. Премьера спектакля в «Летучей мыши» состоялась на открытие летнего сезона 1(14) мая 1918 г. Как отмечала критика, «премьера оказалась недостаточно легкомысленной для летнего сезона. <…> Даже лучшая вещь программы – мелодичная одноактная оперетта Оффенбаха “Песенка Фартунио” была исполнена недостаточно легко, как-то по-оперному. Обольстительниц теперь изображает г-жа Фехнер. Она была очень красива в "Пляске <так!> Афродиты”, эротическом гротеске Любови Столицы. На премьере была “вся Москва” и приехавшая из Петербурга Тэффи. Талантливая писательница в восторге от московского хлеба (а мы еще жалуемся!), но московскими зрелищами, кажется, не особенно восхищается. <…> На балиевской премьере у нее был скучающий вид…» (Рампа и жизнь. 1918. № 20. С. 11). Другой критик был более резок в своих оценках: «Очень неудачны и других два номера программы – переведенная Т.Л. Щепкиной-Куперник пьеска "О том, как гетера Милитис попала в рай” и оригинальное сочинение Любовь Столицы “Пояс Афродиты”. Что хуже, определить трудно <…> Характерным свойством произведения Любовь Столицы является полное отсутствие оригинальности в сюжете и резко выраженная антихудожественность формы» (Театральная газета. 1918. № 21, 26 мая).

Прелестная зеленщица и фламандский Парис. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 59. Л. 1-16. Миниатюра шла в летний сезон 1918 г. «“Фламандские зеленщицы” – стихотворная миниатюрка Любови Столицы, как всегда у этого автора – хороший, звонкий стих, но содержание – олеография, клевета в красках и на Фламандию, и на здравый смысл, и всегда какие-то неприятные потуги на нравоучение» (Театральная газета. 1918. № 26/29, 21 июля).

Дама в голубом. Машинопись (копия) – РГАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 60. Л. 1–8. «Дама в голубом» (1897–1900 гг.) – картина К. А. Сомова (1869–1939), на которой изображена рано умершая от чахотки художница Елизавета Михайловна Мартынова (1868–1904/05).

Два Эрота. Машинопись (копия) – РТАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 55. Л. 1-39.

Красная, то бишь зеленая горка. Машинопись (копия) – РТАЛИ. Ф. 1345. Оп. 4. Ед. хр. 59. Л. 17–32.