Текст книги "Голос Незримого. Том 2"
Автор книги: Любовь Столица
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
АРСЕНИЙ как раз быстрыми шагами входит в комнату. Лицо его сияет тихой торжественностью, в очах – некая светлая решимость.
АРСЕНИИ
Мне должно нечто вам сказать.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Мой Бог!
Да нынче день какой-то объяснений.
АРСЕНИИ (наклоняясь, чтобы поцеловать ее руку)
Поверьте, друг мой, ежели б я мог…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (целуя его в лоб)
Чем от чела у вас так пахнет?
АРСЕНИИ
Миром.
Сейчас лишь у Николы-Красный-Звон
Я был за всенощной.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (всматриваясь в него)
Чудесным миром
Ваш взор, всегда мятежный, просветлен…
И полн как бы решимостью.
АРСЕНИИ
Да, принял
Там, в церкви, важное решенье я.
Всё лицемерье от души отринул, —
Преображенным зрите вы меня!
(Глубоко и блаженно вздыхая)
Не надышался ароматом роз бы
И яблоков вон тех, – так хорошо!..
(Помолчав.)
София Львовна! Вот моя к вам просьба:
Не объявляйте два, три дня еще
О… нашей свадьбе.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (с изумлением)
Но всего дня на три
Мы и приехали сюда в Москву!
Послушайте… Ведь мы не на театре
Играем и не грезим наяву?!
Что за фантазии?
АРСЕНИИ (с трогательной мольбой)
Ну лишь сегодня…
В сей вечер что-то да произойдет.
Я верю в чудо чудное Господне!
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (в сторону)
Иль он узнал?..
(Ему.)
Какой вы сумасброд!
Ну день, извольте.
АРСЕНИИ (благодарит ее молчаливым наклонением головы и подходит к стеклянной двери. Глядя в сад, с тем же затаенным волнением)
Сколь прекрасна осень!
В ней хмель отрад земных и неземных…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (не желая поддаваться его настроению)
Всё ж странно мне… Иль вы, как Подколесин,
Сбежать хотите, милый мой жених?
АРСЕНИИ (мгновенно поворачиваясь к ней)
Ваш?..
(Бросается к ней)
Ваш?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (быстро встав и отступая от него)
Pardon… Я вас должна оставить.
(Уходит.)
АРСЕНИИ (простирая руки вслед)
О, милая… Да, да, зови же так!
(Раздумчиво.)
И Лизу жаль… Но это ж навсегда ведь!
И был ли б таинством подобный брак?!
(Глубоко задумывается, затем, махнув рукой, решительно направляется к двери направо и сталкивается с мчащейся и бешено прыгающей МИЛУШЕЙ.)
Вбегает МИЛУША.
МИЛУША
Вот радость-то! К нам едет крестный! крестный!
(АРСЕНИЮ)
Вы к Lise? Нельзя. У ней сейчас мигрень.
Да, да, и вас не пустит, фат несносный!
Из входной двери медленно входит ХОМЯКОВ. Он – человек лет под сорок, крепкого телосложения, чернокудрый с умными косящими глазками.
МИЛУША с визгом бросается ему на шею.
ХОМЯКОВ
Здорово, крестница! Когда б не лень, —
Вплавь по Москве-реке, не то что сушей
Я к вам в Усладное давно б примчал,
Так стосковался по тебе…
(Видит АРСЕНИЯ)
Арсюша?
АРСЕНИИ (кланяясь, тоже обрадованный)
Я, Алексей Степанович.
ХОМЯКОВ (обнимает и трижды лобызается с ним)
Ишь, стал
Каким ты молодцом!.. Надолго ль прибыл
Из града, то бишь бурга царь-Петра?
АРСЕНИИ
Да мыслю – навсегда.
ХОМЯКОВ
То – в стан наш прибыль.
За Русь поборемся… Пора! пора!
АРСЕНИИ
Я с радостью великой… Да сгожусь ли?
ХОМЯКОВ
Есть вера? Есть любовь?
АРСЕНИЙ кивает.
А дело есть.
У нас тот меч кует, то ладит гусли,
А тот взялся хоругвь святую несть…
Аксаковы, Киреевские… Много!
И мало всё ж! – Враги со всех сторон.
(Помолчав.)
А помнится – не веровал ты в Бога?
И в жизнь?.. Да ни во что! Ни в чох, ни в сон!
Ведь я знавал тебя и малолетком, —
Покайся же!
Садятся.
АРСЕНИИ
Да я и не таюсь.
Благодаря житью в деревне, предкам,
Всегда неистово любил я Русь.
(Понизив голос)
А во Христа не верил… И, безмерный
Во всем, как истый русский, я – не лгу —
Нарочно сам впадал в соблазны, скверны,
А особливо очутясь в полку.
Былой гусар, вы знаете… Va-банки,
Дебоши, кутежи… И я дарил
Перл с ризы Богородицы цыганке
И, лист Евангелья скрутив, курил.
Да что! Мне ныне даже вспомнить страшно…
ХОМЯКОВ
С чего же вдруг переменился ты?
Такой вот…
(Заминается.)
АРСЕНИИ (со слабой усмешкою)
Что? Безбожный, бесшабашный?
Не от раскаянья иль простоты.
О нет! Я нравен и неглуп. Тут – чудо!
Узрел, узнал, поверил. Вот с чего!
(Помолчав.)
Сказать ли?
ХОМЯКОВ
Друг, я благодарен буду.
АРСЕНИИ (осматриваясь)
А кроме нас здесь нету никого?
МИЛУША (приютившаяся на диване, робко)
Я…
АРСЕНИИ
Вы, дружок, не высмеете подло.
Во время его рассказа входит НАУМОВНА, чтобы зажечь канделябры на столе, и, заслушавшись, остается. Мгновение спустя, из входной двери тихо, чтобы не мешать, появляются ГЕРЦЕН и РИТТЕР. Увлеченный рассказом своим АРСЕНИЙ и заинтересованные слушатели его не замечают их.
АРСЕНИИ
Судьбой я был заброшен в Арзамас,
Чтоб закупить для эскадрона седла.
Ну, глушь и сплин, снегов и карт атлас
И некий лже-барон… Всё слишком просто!
Я проиграл ему в пять, шесть ночей
Казенные все деньги… тысяч до ста.
Пришел к себе. И при одной свече,
В унылой зале, в полночи метельной,
Столь ощутил свой ужас, свой порок,
Что в отвращенье и тоске смертельной
Взял пистолет и взвел уже курок…
(Останавливается, ибо от великого волнения у него перехватило на миг дыхание… Затем, проникновенно)
Вдруг вижу, возле, вот как вы, голубчик,
Сидит седой согбенный старичок,
Одет в худой мерлушечий тулупчик,
Косматобров, но дивно светлоок.
Грозит перстом, а сам букетец ягод
С улыбкой близит пред мои уста…
«Вкуси-ка, – шепчет, – скорби-то отлягут…
Да помолись… Да памятуй Христа!»
И я вкусил… И с этой земляникой,
Сладчайшей и пахучейшей, как мед,
Исполнился я жалости великой
К себе… ко всем… И жить остался вот!
МИЛУША
А старичок?
АРСЕНИИ
Как облачко растаял…
Я ж вдруг уснул, как с детства уж не спал…
НАУМОВНА (умиленно)
Вот Бог-то! Подсобит, когда не чаял…
АРСЕНИИ (продолжая)
С зарей проснулся. Камень с сердца спал!..
Восторг – в душе моей, улыбка – в лике…
Гляжу – окно заиндевел мороз,
А… на столе алеют земляники, —
И в зале их уханье разлилось!..
Чрез день же мне случилось быть в Сарове, —
И вот в портрете старца, что там чтим,
Узнал вдруг тот же стан я, очи, брови…
Мой гость был он… усопший Серафим!..
С тех пор я взял священную привычку
Хранить его наивно-мудрый дар.
Вот он, при мне.
(Вынимает из кармана на груди увядший букетик.)
РИТТЕР
Да-с, любишь ты клубничку.
Смышленый был монашек, хоть и стар!
Неописуемое волнение. АРСЕНИЙ вскакивает в высшей степени негодования, подымается и ХОМЯКОВ. МИЛУША и НАУМОВНА смотрят в недоумении, смутно чуя, что в их настроение вторглось что-то нехорошее.
Затем, качая головой, НАУМОВНА уходит.
АРСЕНИИ (РИТТЕРУ, голосом, прерывающимся от гнева, и почти сжимая кулаки)
Вы… Вы… Гнусны!
ГЕРЦЕН (ему же, холодно-учительно)
Нет, хуже: некультурны.
РИТТЕР (смутясь)
Как, Герцен? С ними – вы?
(Указывает на ЗВЯГИНЦЕВА и ХОМЯКОВА.)
Не может быть!
ГЕРЦЕН
Не уважать чужие культы дурно
Не менее, чем изувером быть.
(АРСЕНИЮ.)
Я даже вам завидую немного.
Сам я не верю. Да… Мне не дано.
Ведь это дар особый – верить в Бога!
Как сочинять стихи… Высоко, но…
РИТТЕР (ему)
Досель иным идеям вы служили…
Рациональным-с! Романтизм вам чужд.
ГЕРЦЕН
Однако мой поэт любимый – Шиллер.
Да, кажется, и ваш?..
РИТТЕР (не унимаясь)
Но это ж чушь!
Декабрь и ягоды? Гм…
АРСЕНИИ (отводя его в сторону, тихо, но грозно)
Встав к барьеру,
Заутра мы решим наш спор о том.
РИТТЕР (опешив, но не сдаваясь)
Угодно драться?.. Но за что-с? За веру?
Есть Бог иль нет? За сей пустяк, фантом?
(С ударением, понизив голос.)
Иль за наш общий чернокудрый фатум?!
АРСЕНИИ (пренебрежительно)
В уме ль вы, сударь?
РИТТЕР (с циничной усмешечкой, тем же шипящим шепотом)
Ипоболе вас!
Не чтусь славянофилом я и… фатом.
А-а, фатум – у дверей?.. Так завтра. Да-с.
Расходятся.
У двери, действительно, стоит СОФЬЯ ЛЬВОВНА. Мгновение медлит, как бы наблюдая РИТТЕРА и ЗВЯГИНЦЕВА, затем с выражением особенной радости идет к гостям.
МИЛУША (тоже обрадовавшаяся ей)
Вот и maman!
ХОМЯКОВ (досель беседовавший тихо с Герценом, идя ввстречу СОФЬЕ ЛЬВОВНЕ и с благородной барственной откровенностью любуясь ею)
Еще вы стали краше!
Уж, подлинно, «во лбу звезда горит»!
ГЕРЦЕН (также приблизившись к ней)
Добры ж всё так же… Мне писали наши,
Как на чужбине им благотворит
Une étoile[64]64
звезда
[Закрыть]…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (протягивая руку тому и другому)
Ах, Александр Иваныч!
Я так вам рада… Сколько лет и зим!
И вам – спасибо, Алексей Степаныч!
(Окинув их обоих взором, несколько удивленно.)
Но… разве ж не враждуете вы с ним?
ХОМЯКОВ
Дьяк встарь сказал уж: «Овии к востоку,
А овии зрят к западу…» Вот так
И мы с ним. Враждовать какого проку
Коль оба родине желаем благ?
ГЕРЦЕН
Конечно!.. Знаете ли, Софья Львовна,
Как ныне мы зовем их? «Nos amis
Les ennemis».[65]65
«Наши друзья-противники».
[Закрыть] Мы спорим, но любовно,
Не расходясь с семи и до семи.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
У любомудров?
ГЕРЦЕН
Нет. Их круг, растаяв,
Исчез, как и Станкевича кружок.
Вот – у Чаадаева…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Да, что Чаадаев?
ХОМЯКОВ
Умом блестящ, как нож, как он, – жесток.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Как он писал: «Растем мы, но не зреем!»
ХОМЯКОВ
Зари не видит, что уж занялась!
ГЕРЦЕН (лукаво СОФЬЕ ЛЬВОВНЕ)
Спросите, как живется на заре им?
Цензура не щадит их, как и нас!
Входят НАУМОВНА и лакей с большими лакированными подносами. На первом – чайный сервиз сине-золотого фарфора, на другом – граненый хрусталь с вареньями, бокалы и бутылка шампанского. Поставив всё это на стол, прислуга уходит.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (подымаясь с места)
Вот чай. Прошу… Не скрещивайте копий!
Все переходят к круглому столу, садятся и на мгновение умолкают.
ГЕРЦЕН (с горькой иронией)
Заря? В России?.. Мрак, как в ноябре!
Как прежде, как и впредь… А что в Европе?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (уклончиво и равнодушнее, чем обычно)
Там? Многое… Социализм Фурье…
РИТТЕР (напротив, с горячностию)
Он всех зажег! Все жаждут фаланстера!
И революция уж невдали…
ГЕРЦЕН (тоже горячо, но горестно)
Там – мысль и действенность! Здесь – сон и… вера.
Что ж медлим мы, мы, соль своей земли?!
(ХОМЯКОВУ)
Вот вы… С самодержавьем, православьем
Дотерпитесь, покуда смерть придет!
РИТТЕР (ему, но явно желая задеть ХОМЯКОВА)
Да… Признаюсь, могильным чем-то, навьим
От ихнего ученья отдает!
ХОМЯКОВ (ему прямо, тонко прищурив косой свой глазок)
Скажите… А от ваших революций
Благоухает очень хорошо?
(Сразу серьезно и энергически)
Нет!.. Токи крови ими в жизнь вольются,
А кровь… она смердит! И как еще!
ГЕРЦЕН
Власть деспотизма иль социализма —
Иного выбора, поверьте, нет!
ХОМЯКОВ
А ежели иными задались мы, —
И нечто новое приносим в свет?
ГЕРЦЕН (с искренней скорбью)
Что ж? Балалайку, лестовку да бармы?
РИТТЕР (с язвительной улыбочкой)
Иль самовар-с?
АРСЕНИИ
Не гильотину всё ж!
ГЕРЦЕН
Мы правду сеем – рыщут вкруг жандармы!
ХОМЯКОВ
Пусть! Не потопчут всю златую рожь.
Пожнут ее…
ГЕРЦЕН
Да кто же? Внуки? дети?
ХОМЯКОВ
Да. Лишь не съела б чуждых новшеств тля.
РИТТЕР
К старинке-с? К временам кнута и плети?
АРСЕНИИ
А днесь – шпицрутены и фухтеля!
ХОМЯКОВ (с величайшим спокойствием и тончайшей насмешливостью)
Цари московские пеклись неплохо
О родине. Всё зло нанес ей Петр.
Коль вновь придет, не дай Бог, смут эпоха,
Потомки скажут, сделавши нам смотр,
Кто был правей!
РИТТЕР (запальчиво)
Не вы ль, звонарь и постник?
ГЕРЦЕН
Да, чем дорога ваша-то права,
Ответьте-ка нам, мира совопросник?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (внезапно поднимаясь с места)
Даст вам и им ответ… сама Москва!
(Взволнованно и вдохновенно)
Москву, на ней не бывши давно уж, – вечность целую! —
Увидела намедни я с Воробьевых гор
Столь сказочно-прекрасной – и яркою, и белою,
Что замерло дыханье, слезой застлался взор!..
Уж августа ли солнце не хладно ли, не скупо ли?
Она же вся сияла! Там – шпилем, там – крестом,
И золотом потусклым, что на Успенском куполе,
И мрамором ротонды, вершащей Пашков дом…
Как бархат кармазинный, плыл звон Иван-Великого,
Куранты Спасской башни играли серебром…
Ах!.. Пушкина родившей, взлелеявшей Языкова,
Москве ль страшиться ломки, содеянной Петром?!
Москва на стенах мшистых растит сирень цветущую,
Москва, как птица-Феникс, встает, сгорев дотла…
В ней – вольность и заветы! Былое и грядущее!
В тот миг, о незабвенный! я это поняла.
А что я? Шалый листик, оторванный от дерева…
Страны своей беглянка… Вы ж, русские волхвы
Востока и заката, и веря, и не веря, вы
Все тайно единитесь под сению Москвы!
Всё общество – в сильнейшем и, действительно, объединившем всех волне —
нии… Кое-кто поднимается с места, другие же, наоборот, словно прикованы
к нему, не движутся.
АРСЕНИИ (в апогее, восторге)
Чудесно молвили вы, Софья Львовна!
ХОМЯКОВ (просто, но с внутренним жаром)
В первопрестольной каждый дом и двор
Мне дорог, словно я слагал их бревна!
ГЕРЦЕН (с хорошей мечтательностью)
И я, быв юным, с Воробьевых гор
Ей любовался… И пылал, как кратер!
Да, и в реакции вольней здесь дух!
Здесь – университет наш…
РИТТЕР (вскакивая с молодой сердечностью)
Alma mater!
(Внезапно АРСЕНИЮ)
А что, не помириться ли нам, друг?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
А вы поссорились?..
РИТТЕР (ей)
Слегка. С любовью.
(АРСЕНИЮ)
Что ж, извинишь ли?
АРСЕНИИ
От души готов.
Жмут друг другу руки.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (подымая бокал)
Так за Москву!
ХОМЯКОВ (поднимая свой)
За третий Рим!
ГЕРЦЕН
Московью!
Все чокаются. К тонкому звону хрусталя примешивается густой колокольный звон.
ХОМЯКОВ
Ишь, как распелись сорок сороков!
МИЛУША (спрыгнувшая с дивана, на котором досель дремала)
Вот весело!.. Сплясать бы…
(Робко, матери)
Неприлично?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (светло улыбаясь)
Нет, душенька.
МИЛУША (таща ХОМЯКОВА к клавесинам)
Играйте ж, крестный… Ну!
ХОМЯКОВ (идя с ней, СОФЬЕ ЛЬВОВНЕ)
Страх как она у вас своеобычна!
(Садится за клавесин.)
МИЛУША (ему и ЗВЯГИНЦЕВУ)
Чур, подпевать мне!
ХОМЯКОВ
Ладно. Подтяну.
(Играет мелодию русской песни, удалой и нежной)
МИЛУША (поет, приплясывая, АРСЕНИЙ и ХОМЯКОВ подпевают)
Уродилась я вольным-вольна,
Словно синя Окиян-моря волна!
Шлет сватов к нам старый стольничий…
«Как ты, батюшка, ни вольничай, —
Не пойду я в тесный терем под замок,
Где лишь видят красно-солнце да Бог!»
(Пляшет всё бойчее и задорнее, сохраняя при этом всю плавность и подлинность русских плясовых движений)
Уродилась я вольным-вольна,
Словно ласковая Ладушка-весна!
Шлет сватов младой сокольничий…
Тут, как я сама ни вольничай,
А пошла в его цветистый теремок,
Где нас видят лишь злат-месяц да Бог!
(Останавливается, разрумяненная и запыхавшаяся)
РИТТЕР (хлопая в ладоши)
Да-с… Вот так барышня!
ХОМЯКОВ (с отеческой гордостью)
Что? Царь-девица!
АРСЕНИИ
Вся русская!
ГЕРЦЕН
И голосок какой!
МИЛУША, застыдясь, убегает.
Однако не пора ли расходиться?
ХОМЯКОВ
Да, надо и хозяйке дать покой.
Все, кроме АРСЕНИЯ, незаметно удалившегося в оставшийся неосвещенным кабинет, целуют руку СОФЬИ ЛЬВОВНЫ и удаляются. Она провожает их до дверей. Затем возвращается, медленно, полная затаенной светлой думы, берет из вазы розу, вдыхает долго аромат ее и прикалывает к груди своей.
Потом вынимает из канделябра свечу, направившись в кабинет, видит АРСЕНИЯ, стоящего, скрестив руки, у колонны и освященного ярким сиянием месяца.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (с удивлением и как бы страхом)
Как? Вы всё здесь?..
(Нахмуриваясь)
Зачем вы здесь? Вы видите – устала я…
АРСЕНИИ (тихо, но властно)
Отдайте вашу розу мне!
Та медлит, растерявшись.
Да, эту вот, мой друг.
Такая она томная, и тяжкая, и алая,
Как сердце, что исполнилось до края страстных мук…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА покорно подает ему цветок и, пройдя мимо, ставит свечу на стол.
(Тем же тоном)
Свечу ж задуйте! Что она при этом властном месяце?..
СОФЬЯ ЛЬВОВНА столь же покорно гасит свечу.
И сядьте тут!
(Указывает на диван)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА садится, он опускается подле.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (пытаясь принять свой легко-насмешливый тон)
Поэзия… Совсем Жорж Занд с Мюссэ!
АРСЕНИИ (значительно)
И скажемте то, важное…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (перебивая его и намеренно не поддаваясь его настроению)
Ах, да… немножко бесится,
От счастья, видно, Лизанька, ma fille и votre fiancée.[66]66
моя дочь… ваша невеста.
[Закрыть]
АРСЕНИИ
Не то! не то! С Lise кончено, о Lise ни слова более.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА смотрит на него пронзительным взглядом.
(Твердо.)
Да, да, теперь я вынужден, обязан с ней порвать.
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (терзаемая противоположными чувствами – радости и благородной жалости – и с трудом овладевая собой)
Арсений Александрович! То слышу, верьте, с болью я…
Успела оценить я вас и полюбить, как мать.
АРСЕНИИ
Как мать, графиня? Только-то?.. Мне ж верится, мне ж грезится,
Что большей удостоен я и… иной любви!
Сколь нежное лицо у вас в сиянье дымном месяца!
Сколь жажду я вас, милая… любимая… Sophie!
(Приближает к ней лицо свое)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Безумец! Что сказали вы?
Он внезапно целует ее в уста.
Что делаете?.. Боже мой!
Оставьте же… Да можно ли?..
АРСЕНИИ
А отчего нельзя?
Когда мы оба дерзкие?.. Когда хотим того же мы?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Но оба и столь разные!.. Я Вам чужая… Вся.
АРСЕНИИ
Неправда! Путь один у нас… И вера та же самая
От нынешнего вечера!
(Стремительно берет ее за плечи и поворачивает к себе)
Ах, что за красота!
Ну отвечай, прелестная, надменная, упрямая, —
Ужель всё ненавидишь ты?.. Иль любишь?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (закрывая лицо руками, как бы против воли)
Да и да…
АРСЕНИЙ с силой отнимает ее руки от лица и длительно целует их, тогда она говорит с горькой иронией на себя и даже гневом.
(АРСЕНИЮ)
А вы-то, вы-то! – Розою пленяючись осеннею,
Презрели вешний ландыш вы, чуть глянувший из мха!..
Зачем, зачем?
АРСЕНИИ (пожимая плечами)
Влекусь я к вам… А почему? Не ведаю.
Вы мне по слову русскому – «желанная», она ж…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (с горькой усмешкой)
Гордиться, верно, сладостней нелегкою победою?
АРСЕНИИ (с пламенным укором)
Не грех ли вам, любовь моя? А я-то, я не ваш?..
Ах, ежели бы знали вы, как много аромата вы
В себе таите женского, блестя умом мужским!
Вы, чьи уста – малиновы, а плечи – млечно-матовы,
Вы – роза, впрямь!.. Куда ж до вас и Lise. и всем другим?
(Горячо обнимает ее)
Но Вы, Sophie, дрожите вся… Колеблетесь? Не верите?
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Нет… Чувство, что во мне самой, мне странно и ново.
Такая страсть!.. Что ждет меня?
АРСЕНИИ (увлекает ее с собой к двери)
Взгляните, друг мой, в двери те:
Не Кремль ли то белеется?.. Так вот в виду его
Я, как царице, в верности великой присягаю вам,
Своей подруге в будущем и… бывшему врагу.
Клянусь! Подобно мантиям пурпурно-горностаевым,
Вас обожаньем пламенным навек я облеку…
(Привлекает ее на грудь к себе и нежнейше целует)
СОФЬЯ ЛЬВОВНА
Да, этим вот мгновением вся жизнь моя искуплена.
Во мне – одно лишь счастие… Нет воли, нет ума…
Арсений, друг сердечный мой, противник и возлюбленный,
Смотри: тебя целую я, я, гордая, сама!
Из двери во внутренние комнаты выходит LISE со свечой в руке, в белом капоте, с косами, убранными на ночь. Осматривается, как бы ища кого, затем, слыша в кабинете шорох, направляется туда.
LISE
Я к Вам, maman, с решеньем.
(Видит СОФЬЮ ЛЬВОВНУ в объятиях ЗВЯГИНЦЕВА)
Ах!.. Простите…
СОФЬЯ ЛЬВОВНА (мгновенно загораясь стыдом и благородным гневом на себя и АРСЕНИЯ)
Тебя ли ангел мой, прощать?!. И мне ль?
(С холодным отчаянием, указывая АРСЕНИЮ на дверь)
Уйдите, сударь… Навсегда уйдите!
Да, да, мой дом закрыт для вас отсель!..
АРСЕНИЙ на миг словно остолбенел… Затем лик его сперва ярко вспыхивает, потом смертельно бледнеет, – и с глубоким, но вместе с тем и надменнейшим поклоном он покидает комнату. LISE с плачем бросается в объятья СОФЬИ ЛЬВОВНЫ.
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ 4Тот же удаленный угол усладненского парка у беседки «Золотой Грозд».
Круглый фонарь из алой бумаги, повешенный в зелени над статуей Вакха, светом, колеблющимся и фантастическим, освещает листву ближних дерев, ставшую уже оранжевой и багряной по-осеннему, и странным образом живит лицо мраморного бога… Порой сюда долетают звуки Ланнеровских вальсов, кажущиеся издали еще более мелодичными и печальными.
Прекрасная, бесчисленно-звездная ночь начала сентября.
Появляются, прогуливаясь, ДАМА в палевом кринолине и ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР.
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
О, что за ночь! И сень дерев! и звезды!
ДАМА В ПАЛЕВОМ
Да… И, n’est-ce pas, monsieur?[68]68
не так ли, месье?
[Закрыть] какой раут!
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
О! Я не видывал блестящей съезда!
ДАМА В ПАЛЕВОМ
Mais… vous savez?[69]69
Но… Вы знаете?
[Закрыть] невесело всё ж тут…
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
Немудрено. Престранная помолвка! —
Невеста – Геба, Хлоя! А жених…
ДАМА В ПАЛЕВОМ (хихикнув)
Un vieux satyre?!.[70]70
Старый сатир?!.
[Закрыть]
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
А почему размолвка
С тем кирасиром вышла вдруг у них?
ДАМА В ПАЛЕВОМ (прижав веер к устам)
Тсс!..
(Совсем тихо)
Чувств к нему исполнилась горячих
Сама графиня…
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР (с изумлением)
О!
ДАМА В ПАЛЕВОМ
Да… C’estundrame![71]71
Какая драма!
[Закрыть]
С великодушьем, редкостным у мачех,
Хоть сей красавец уж пылал к ней сам,
Она навек прости ему сказала, —
И вот страдает… Зрели, – как бледна?
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
Как лебедь! лилия!.. Скользит средь зала
С улыбкой умирающей!..
ДАМА В ПАЛЕВОМ
Она
Злосчастнее всех Индиан и Лелий…
И я боюсь…
(Вновь прижимает веер к устам)
Чу! вальс… Угодно вам?
(Подает руку)
ОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР (принимая ее)
Ах, эти губы пламенней камелий!
Зачем не ваш я веер, о madame?!
Уходят к дому.
Входят ДАМА в голубом кринолине и РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР.
ДАМА В ГОЛУБОМ
О, что за ночь! И сень дерев… И звезды…
Мне, сударь, свет несносен!
РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР (пренебрежительно)
Здесь – и свет?
Всё львы да львицы нашего уезда…
Томительно!
(Притворно зевая)
Не правда ли?
ДАМА В ГОЛУБОМ (нервно оглядываясь)
Ах, нет!
Скорей здесь как-то жутко…
РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
Да, пожалуй.
Трагическое в воздухе…
ДАМА В ГОЛУБОМ (содрогаясь плечиками)
Он – стар,
Она ж – вся младость!
РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР (иронической улыбкой скривив уста)
Мох и розан алый?..
ДАМА В ГОЛУБОМ
Где ж юный друг?
РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
О, c’est une histoire![72]72
О, это целая история!
[Закрыть]
Ведь он уж руку предложил девице,
Но увидал belle-mère[73]73
тещу
[Закрыть] и… и погиб.
Из благородства должен был сокрыться
И… ежели вы зреть его могли б!
Взор дик и мутен, разговор несвязен,
Нестриженые кудри и… кафтан.
ДАМА В ГОЛУБОМ (всплеснув руками)
Мой Бог!
РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
Он, как Валим иль Стенька Разин,
В окрестностях с толпой своих крестьян
Безумствует… И, мыслю, кончит дурно.
ДАМА В ГОЛУБОМ (возводя очи к небесам)
Сколь бурны страсти на земле! А там…
РАЗОЧАРОВАННЫЙ КАВАЛЕР
Когда бы мне горел ваш взор лазурный,
И к небу ревновал бы я, madame!..
Удаляются вглубь парка.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
